Кольцо и монетка (гет)

Северус никогда не скрывал, что ненавидит Рождество. Сложно любить самый главный семейный праздник в году, когда у тебя практически всю жизнь не было даже подобия нормальной семьи. Наверное, лет до пяти или шести — именно с этого возраста Северус помнил себя и начал осознавать, что у папы с мамой не всё ладится, — он ещё относился к Рождеству как другие дети: обожал и не мог дождаться. После окончательно спившийся отец стал колотить их с мамой, и все праздники просто умерли, нет, даже хуже, ведь тогда Тобиас заливался алкоголем куда больше обычного. Знакомство с Лили показало бездонную пропасть между тем, какими отвратительными были двадцать четвёртое и двадцать пятое декабря в семье Снейпов, и какими — у любящих друг друга людей. Школьные годы несмываемо изгадили Мародёры, а когда Северус повзрослел... вышло, что праздновать ему было нечего и не с кем. После падения лорда, правда, появилась обязанность встречать Рождество в Хогвартсе по требованию Альбуса, составляя компанию тем детишкам, которые не могли вернуться домой на каникулы. Ещё иногда Малфой присылал приглашения к себе в мэнор. Первое Северус не любил, потому что своим желанием повеселить всех, вернее, неуклюжим исполнением этого желания Альбус частенько превращал праздничный ужин в такой фарс, что несчастные ученики не знали, куда глаза девать. Второе — потому что Малфой действовал исключительно по политическим причинам: прощупывал почву в отношении Дамблдора и поддерживал важную связь с будущим деканом сына.

Однако даже при всей своей нелюбви он не посмел возразить, когда Минерва в самом начале декабря объявила, что традиционной встречи Рождества в Хогвартсе не будет.

— Прошлый год был очень трудным для нас всех. Мы храбро сражались, а потом упорно трудились, чтобы и восстановить нашу школу, и вернуть наши жизни в нормальное русло. Я считаю, каждый должен встретить этот праздник с самыми близкими ему людьми, со своей семьёй. Тем, кто хотел бы провести Рождество в замке, хочу сказать: не торопитесь отделяться от родных. Всему своё время. Вы ещё очень юны, и многим из вас посчастливилось не познать ещё, насколько хрупка жизнь, и что человека, с которым вы общались утром, к вечеру может и не стать. Вернитесь домой, обнимите своих близких и будьте счастливы в это Рождество.

Примолкшие студенты, слушавшие директора в настороженном и недоумённом молчании, разразились бурными аплодисментами, стоило Минерве сесть на своё место за преподавательским столом. Даже немногочисленные слизеринцы хлопали наравне со всеми, но тут же прекратили, заметив, что Северус смотрел на них. Напрасно, он не собирался ругать их не соответствующее духу факультета поведение. У большинства детей, находившихся в Большом зале, в прошлом остался год жестоких мучений, террора и страха, закончившийся кровавой битвой и разрушением Хогвартса. Все они были искалечены, пусть не физически, но духовно, и Северус считал, что Минерва приняла наилучшее решение, велев всем отправляться по домам, чтобы дети могли побыть со своими семьями и немного отрешиться от духа той трагедии, что ещё нёс в себе Хогвартс. Рождество неспроста называют днём на полпути от мрака к свету. Эти слова имели в себе особый, практически сакральный смысл.

— Прекрасная речь, Минерва, — искренне заметил он, на что женщина только отмахнулась. — Я серьёзно.

— Я знаю, что ты серьёзен, Северус, просто я ожидала несколько иного отношения от наших учеников. Пожалуй, что меньшей солидарности.

— Почему? — Северус окинул зал взглядом. — Только не говори мне, что из-за слов Альбуса.

Портрет бывшего директора, появившейся среди галереи других таких же, категорически не согласился с решением Минервы. Альбус утверждал, что традицию отмечать Рождество в Хогвартсе, наоборот, нельзя прерывать, что она сплотит всех, и учеников, и преподавателей, и создаст ту самую ниточку к прошлому Хогвартсу, который не знал Пожирателей смерти, пыток и смерти. Возможно, отчасти он и был прав, однако все деканы (и Северус в том числе, хотя он по давней привычке не стал выражать своё согласие открыто) настояли, чтобы дети встречали Рождество по домам. Год под властью лорда и освобождение от неё сплотили всех английских магов как никогда прежде. Примером этому мог служить тот факт, что после такого кровопролития — а остатки верных лорду волшебников всё лето пытались атаковать то Министерство, то Хогсмид, — не осталось ни одного сироты. Нет, то есть, были дети, лишившиеся обоих родителей, но их всех взяли на воспитание родственники или просто неравнодушные маги. Хотел лорд того или нет, однако он заставил всех и каждого осознать ценность и хрупкость жизни.

— Ну, он был очень убедителен. В какой-то момент я сама засомневалась.

— Не вздумай сомневаться. Альбус забывает одну важную вещь: эти дети прошли через такие испытания, которые не каждому по плечу. Они взрослее, чем кажутся. Поэтому, если разговаривать с ними, как со взрослыми, они понимают всё и понимают правильно.

Ему пришлось ждать добрых три минуты, прежде чем потрясённая Минерва смогла произнести:

— Никогда не думала, что услышу, как ты гордишься нашими учениками, Северус Снейп.

Он поморщился и неосознанно (глупая, неистребимая пока что привычка) коснулся пальцами бугристого шрама на горле. Еле-еле зажившее месиво на горле и множество нитей седины, появившихся в волосах, были его платой за то, чтобы по-прежнему находиться здесь, в Хогвартсе, возглавлять Слизерин, носить звание заместителя директора школы, обладателя Ордена Мерлина первой степени... Нет, не то. Просто жить. Наконец-то жить спокойно.

— Я бы предпочёл, чтобы всё оставалось так же, как до прошлого года, — лаконично сказал он, давая понять, что дальнейший разговор затронет слишком уж болезненные темы.

Минерва кивнула. Удивительно всё-таки, как поменялись люди после перенесённого испытания и открывшейся им правды. Сначала, очнувшись в Мунго и узнав, что Поттер предоставил Визенгамоту его воспоминания, Северус пришёл в ярость. Потом смирился, понимая, что заработать оправдательный вердикт иным способом было невозможно, а уж осознание, насколько верно поступил мальчишка, пришло совсем недавно, и об этом Северус точно никому и никогда не скажет. Когда-то он смел быть недовольным, что выжил... теперь же видел, как прежде несгибаемая, упрямая и резкая Минерва МакГонагалл смягчала углы в их общении. Воспоминания о том, как она извинялась за недоверие и слепоту, Северус надёжно хранил в самых потаённых закоулках сознания. Он тоже старался, как мог, усмиряя едкий язык и собственный далеко не сахарный характер. Пережитая клиническая смерть и его заставила многое осознать и переосмыслить, не только того же Поттера. Северус прежде искренне полагал, что был абсолютно один, но нет. Все те люди, что сидели с ним за одним столом сейчас и мирно ужинали, были... ну, не то чтобы семьёй, а в какой-то степени его близкими. В конце концов, у него не осталось никого, кроме них... Рассеянно скользя взглядом по Большому залу, он нашёл Гермиону, сидевшую по привычке рядом с младшей Уизли, но всё-таки быстро переключил внимание на своих слизеринцев, до того, как девушка посмотрела на него в ответ.

Прежде чем Северус осознал проблему — придётся встречать Рождество в Коукворте одному, потому что Минерва выгоняла из замка и преподавателей, — храбрый неубиваемый сопляк по фамилии Поттер всучил ему приглашение в Блэк-хаус на рождественский ужин.

— Я буду очень рад, если вы придёте, сэр, — заявил он, не подозревая (а может, и подозревая), что был в шаге от какого-нибудь заковыристого проклятия. Северус изменился, конечно, но не настолько, чтобы с радостью принимать приглашение на практически семейный вечер в стиле Поттера и Уизли.

— Хотите сэкономить на еде?

Мальчишка не понял издевки и озадаченно нахмурился.

— Я имею в виду, что, узнав о моём присутствии, ваши гости просто откажутся прийти, — вздохнув, разъяснил Северус этому идиоту.

— Сэр, не говорите ерунды, — внезапно улыбнулся парень. Очевидно, победа над лордом и обучение в аврорском корпусе выбили из отмеченной шрамом головы последние крохи инстинкта самосохранения, раз Поттер позволял себе подобное поведение. — Я уже не раз говорил, скольким вам обязан. К тому же, у меня будут лишь те, кто мне дорог, а уж они точно предубеждениями не страдают.

— И кто же, позвольте спросить, входит в список приглашённых, кроме меня? — Северус постарался скрыть любопытство, с деланным пренебрежением рассматривая приглашение в своих руках. На самом деле, слышать, что он входил в, вероятно, узкий круг небезразличных Поттеру людей, было лестно. Северус всё-таки слизеринец, он мог бы потом воспользоваться этим крайне полезным обстоятельством. Другой вопрос — захочет ли он. Северус знал, что нет.

— Ну, семья Уизли, разумеется, Гермиона. Кингсли, возможно, забежит ненадолго. Андромеда передала, что её не будет, очень извинялась. Ещё я думал пригласить Невилла, но он планирует провести Рождество со своей невестой. А, и профессор МакГонагалл, но я её не застал в кабинете, а мне уже пора обратно в Лондон.

Северус закатил глаза и требовательно протянул руку:

— Давайте ваше приглашение, я передам Минерве.

— О, спасибо! — мальчишка просиял так, будто ему было не восемнадцать, а одиннадцать, и он впервые столкнулся с волшебством. — Значит, вы придёте, профессор?

Северус не собирался, абсолютно точно нет, даже если бы ему за это пообещали рукописи самого Салазара Слизерина. Однако едва прозвучало имя Гермионы, он и сам не понял, как категоричное «нет» превратилось в согласие. Правда, перед мальчишкой пришлось держать лицо.

— Раз уж вы так настаиваете, Поттер.

Минерва обрадовалась и обещала непременно прийти, но ещё больше она обрадовалась, узнав, что Северус тоже был в числе приглашённых.

— Северус, тебе это очень нужно, обязательно сходи, развейся.

— Благодарю покорно, я предпочитаю другие способы отдыха. Это чистая формальность. Мальчишка спас мне жизнь, его нужно уважить. Слизеринцы не остаются в долгу.

— Я надеюсь, это только слова, чтобы прикрыть твои истинные мысли, иначе я буду очень расстроена. Мне казалось, с возвращения в Хогвартс ты полюбил жизнь и даже стал чуточку... — Северус так зыркнул на неё, что Минерва мгновенно перестроилась: — Свободнее, я хотела сказать, свободнее. В самом деле, Северус, война закончилась, а мирное время всегда другое. Я понимаю, тебе тяжело перестроиться после того, как ты столько лет ходил по лезвию ножа, и в этом есть и наша с коллегами вина...

— Минерва, пожалуйста, не начинай. Я не хочу больше касаться этой темы. Ещё раз кто-нибудь попытается извиниться за то, что вы мне в прошлом году не помогли, и я всё-таки напишу заявление на увольнение.

— Прости. Я только хочу сказать, что за тобой же больше не следят твои... — она запнулась, не зная, как правильно обозначить Пожирателей смерти, — бывшие товарищи. А Гарри — добрый, смелый и живой сердцем юноша. Я не удивлена этому приглашению, он тебя действительно ценит. Постарайся не испортить всё, хорошо?

Она ему что, дружить с Поттером предлагала? О, нет, нет-нет-нет. Северус был согласен терпеть его, как неизбежное зло, потому что Гермиона общалась с этим оболтусом, а в свете поступления в Аврорат, ещё и беспокоилась. Но дружба с Поттером — это нечто из разряда столь же невероятного, как чёрный единорог, например. Раньше Северус приглядывал за этим ребёнком, потому что того хотел Альбус и из-за данного обещания Лили, но Поттер лорда прикончил, вырос, а восемнадцатилетний парень вряд ли нуждался в присмотре. В его возрасте Северус был уже учеником в гильдии. Словом, он бы с огромным удовольствием отдохнул от компании Поттера, только сама судьба этим приглашением показала ему, что это невозможно.

Декабрь прошёл просто феерически. Все словно с цепей сорвались, подготавливая замок к Рождеству, словно никто и не собирался уезжать. Филиус, кажется, освоил науку магловского клонирования или раздобыл где-то хроноворот, потому что его постоянно видели в разных частях Хогвартса зачаровывающим доспехи, картины и лестницы или наколдовывающим всяческие украшения. Но Флитвик был один, его сил однозначно не хватило бы на всю школу, поэтому через несколько дней к нему неожиданно присоединились семикурсники и, так сказать, восьмикурсники всех факультетов. Были даже слизеринцы, которые держались отдельно от остальных, но тоже наколдовывали волшебный снег и заставляли статуи распевать рождественские гимны. Получалось красиво, нечего сказать. Недаром Флитвик столько лет руководил хором жаб, оживлённые статуи не фальшивили.

Северус руку к украшательству не приложил. Не до того было. Праздник праздником, но болезни никто не отменял, и Перечное зелье Поппи заказывала галлонами, хотя казалось, что всеобщее воодушевление и настрой должны держать учеников в тонусе. Так что редизайном подземелий и факультетской гостиной занимались исключительно его студенты и довольно успешно: всё было сдержанно, прилично и минималистично, в цветах Слизерина, само собой. Больше никто в здравом уме на его территорию не сунулся бы, разве что, наверное, Поттер, но он сейчас осваивал трудную науку блюстителя магического правопорядка, и пикси с ним.

Поэтому в очередную среду, отправив в Больничное крыло новую порцию лекарств, Северус вышел из лаборатории и был очень удивлён, застав в классе зелий Гермиону.

— Мисс Грейнджер? Что-то произошло?

По доброй воле студенты никогда не приходили в подземелья, хотя назвать подругу Поттера студенткой у Северуса не поворачивался язык. Всё же восьмой год обучения в Хогвартсе не был предусмотрен, а за то время, что они вместе готовили зелье для родителей Гермионы, а потом и другие снадобья, то и общаться незаметно стали... иначе. По крайней мере, Северус всё чаще замечал её особые, долгие взгляды на уроках и в Большом зале и сам непонятно почему частенько искал Гермиону глазами.

— О, нет, сэр, — девушка чуть улыбнулась, — просто ребята на уроке чар сегодня вспоминали, сколько ещё осталось не украшенных к Рождеству мест. Знаете, профессор, даже ваши подопечные не рискнули наводить тут порядок.

— Само собой, мисс Грейнджер, потому что я не верю, что эта малообразованная амёбная масса способна на продолжительную по времени трансфигурацию и чары вечного приклеивания. А упавший в котёл с кипящим зельем рождественский венок — это не совсем то, что бы мне хотелось получить на уроке.

Он надеялся смутить Гермиону (она всегда делала это весьма очаровательно), однако её улыбка стала ещё шире.

— Поэтому я и вызвалась. Я знаю, как можно украсить ваш класс, чтобы не нарушить технику безопасности.

— Вы настолько в себе уверены? Думаете, я разрешу?

Вздохнув, она посмотрела на него чуточку снизу вверх.

— Пожалуйста, сэр, не делайте вид, будто вы не заслуживаете праздника. Мы все идём вперёд, а то, что позади, надо, наконец, оставить позади.

— Ради Мерлина, избавьте меня от этих философствований! — махнув рукой, почти прорычал Северус и замолк, заметив, как потускнели её глаза.

Мордред знает, что с ним происходило, но почему-то, когда кто-нибудь заводил шарманку о прошлом, которое нужно отпустить, иначе не будет будущего, Северус сразу же вспоминал Лили. Сам виноват, конечно, что передал Поттеру воспоминания, но балбеса позарез требовалось предупредить о последнем крестраже Волдеморта, а в том состоянии Северусу было не до переговоров. Да, следовало подготовиться заранее, однако тот год был сплошным кошмаром, Северус силился успеть всё и ничего не успевал. С информацией о крестраже дотянул до последнего, не зная, как лучше сделать, а когда не оставалось уже ни времени, ни сил умирающее сознание, вернее, подсознание выдало полный сумбур, почему-то сосредоточенный на Лили. Реакцию Поттера Северус ещё мог понять. Выросший в нехватке заботы мальчишка благоговел перед памятью о родителях, и то, что из хаоса воспоминаний он сделал вывод, будто Северус пронёс первую любовь сквозь года... Поттер никогда не отличался особым интеллектом. Но, ради Мерлина, он же продвинул эту идею в массы, и Пожиратель смерти, шпион и убийца Дамблдора теперь каким-то образом носил плащ Ромео и одновременно Орфея! Отчасти благодаря этому Северус мог жить спокойно, потому что в нём перестали видеть бессердечного ублюдка, однако имелись же и другие последствия. Он уже имел не один разговор с Поттером по этому поводу, что да, Лили он любил, но в юношестве, и что от того чувства если что-то и осталось, то лишь вина за гибель подруги детства. Только всех было не переубедить, более того, Северусу постоянно казалось, что, рассуждая о нём (вроде того спича, что выдала сейчас Гермиона) волшебники непременно вспоминали вечную и безответную любовь к Лили, которой не было. Это и злило, и нервировало, и толкало к срыву, и... Северус медленно выдохнул, сбавляя обороты. Меньше всего он хотел напугать Гермиону своей грубостью. Она-то как раз не виновата, что Северус излишне болезненно принимал всё на свой счёт.

— Лучше бы вам вновь потребовалось зелье для ваших родителей, мисс, — пробормотал он, злясь теперь уже на то, что гордость не позволяла принести извинения. — Дело не в том, что я думаю, а в том, что мой предмет — самый травмоопасный в Хогвартсе. Я не могу допустить, чтобы поводов для травм стало ещё больше.

После его объяснений Гермиона расстроилась ещё больше. Уголки губ опустились, взгляд потух, даже роскошная копна волос, казалось, поблёкла и стала чуточку меньше. Северус вдруг почувствовал себя последней сволочью. Не то чтобы он не знал, как к нему на самом деле все относились, но конкретно сейчас это ощущалось особенно остро.

— Простите, сэр.

— Хорошо, — произнёс он, потерев переносицу, одновременно с девушкой. — Делайте, мисс Грейнджер, но в пределах разумного.

Хотя какое может быть у гриффиндорки понимание разумного? Мысль ускользнула, не успев оформиться во что-то более конкретное, потому что Гермиона вновь засияла улыбкой.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, сэр.

Если ещё и из-за этого волноваться, то всех запасов Умиротворяющего бальзама в замке не хватит! Нет, наверное, всё-таки стоило, потому что прежде никогда в жизни Северус не сходил с ума настолько, чтобы отдавать на растерзание праздничному настроению свою территорию, но лучше уж Грейнджер, всё понимающая и какая-то... родн... бывшая с ним порой на одной волне, чем та же Минерва или кто-то ещё из коллег с их желанием обязательно облагодетельствовать Северуса Снейпа.

Решив не нервировать девушку своим кислым лицом, Северус спрятался обратно в лабораторию. Гермиона позвала его обратно где-то через полчаса, он как раз поставил настаиваться основу для Костероста, так что мог отвлечься. Внутренне Северус был готов ко всему, что к изобилию истинно гриффиндорских цветов, что к равенству и дружбе факультетов в оттенках украшений, но, увидев изменившийся класс, был приятно удивлён.

Кабинет зельеварения преобразился от изумрудного и серебряного, традиционных цветов Слизерина. Впрочем, всё было пристойно и ненавязчиво: бумажные гирлянды, ленты под потолком, присыпанная заколдованным снегом елочка в углу возле камина, венки из еловых ветвей и шариков поверх классной доски. Разве что исчезла его любимая коллекция заспиртованных страшилок, которую Северус выставлял на видное место для поддержания нужной атмосферы и запугивания особо впечатлительных детей. Её место заняла ещё одна маленькая ёлочка, чисто белая в изумрудных шариках.

— Я убрала их в шкаф, — выпалила Гермиона, заметив, как он задержался взглядом на этом месте. — Они не очень вписывались в обстановку.

Ещё раз оглядевшись, Северус вынужден был согласиться: сохранённые для истории монстрики действительно не подходили под новый антураж кабинета. Не только под рождественский, а в принципе. Возможно, давно следовало убрать эти колбы с глаз долой, они и ему-то больше не приносили удовольствия после того, как Северус вернулся в родные пенаты этой осенью. Да, решено, так он и поступит. Нужно же с чего-то начинать.

— Если хотите, я могу вернуть на место...

— Спасибо, что не сделали всё в других цветах. Я ожидал...

— Худшего? — переспросила та с грустной улыбкой.

— Другого, — поправился Северус, которому совсем не хотелось всё же обижать её.

Ему до сих пор было странно, что она, Поттер и вообще все ученики, пережившие май этого года, спокойно относились к Слизерину. Северус вернулся на факультет в какой-то степени для того, чтобы не допустить сведения счётов. Подростки жестоки, а те, кто лишился семьи или пострадал как-то иначе, жестоки вдвойне, однако слизеринцев так и не превратили в исчадия ада. Попытки были, но Кингсли с одной стороны и Минерва с Северусом с другой пресекли это быстро. Гермиона же относилась к числу тех, кто сам по себе не гнушался общаться с теми немногочисленными студентами Слизерина, что рискнули остаться в школе, и с самим Северусом.

— А… значит, здесь когда-то уже делали что-то такое?

Удивившись про себя её проницательности, Северус всё же ответил:

— Директор Дамблдор. В один год ему приспичило укреплять межфакультетскую дружбу, так что он украсил тут всё по-гриффиндорски, — он вздохнул, припоминая то безобразие. Северус уважал золотой, как цвет, алый или бордовый тоже был неплох иногда, но вместе и в таком количестве... — Ещё и дополнительно зачаровал, чтобы не удалось уничтожить Эванеско или просто убрать. Минерва с ним месяц не разговаривала, пожив в филиале Слизерина, как она выразилась.

Что с ним самим было после ударной дозы Гриффиндора тут и в покоях, лучше не упоминать в приличном обществе.

— Красный — тяжёлый цвет, — произнесла Гермиона. Задумавшись, она будто не замечала, как покачивалась с пятки на носок и обратно. Очень мило, Северус с трудом переборол улыбку. — Его изобилие действует на психику очень... очень подавляюще.

— О да. После того, как Гриффиндор лишился трёх сотен баллов всего за неделю, Альбус зарёкся проповедовать свои идеи дальше и всё убрал.

Правда, Минерва после этого не разговаривала с ним ещё дольше, чем с Альбусом, но тогда Северус был настолько глуп, что посчитал это за благо. Сейчас же, прожив мучительный и полный одиночества год среди людей, каждый из которых искренне ненавидел его, Северус бы не выдержал такого ещё раз. Он чувствовал, что стал гораздо слабее, чуть не отправившись за Грань после укуса Нагини, что действительно не способен больше на те сумасбродные подвиги, какими грешил до гибели лорда и своей почти что смерти, зато… зато думал, что, возможно, мог бы приобрести нечто новое.

— Могу представить, сэр.

В этот момент, случайно или нарочно, одна из лент, висевших под потолком класса, соскользнула вниз и повисла у Северуса на плече. Гермиона осеклась, глядя на изумрудную полоску ткани расширившимися от удивления глазами.

— Не может быть, — пробормотала она растерянно. — Я ведь закрепила всё, точно.

Гермиона взмахнула палочкой, чтобы приманить ленту, но Северус успел первым и ухватил её за свободный конец.

— Вот поэтому я и не одобряю украшение кабинетов учениками: никогда не знаешь, когда чары выдохнутся. Это всё-таки старинный замок, — пояснил он, переведя взгляд с добычи в своей руке на расстроившуюся девушку, — здесь много веков колдовали сотни волшебников, плюс защита Основателей. Без опаски творить что-то с Хогвартсом может только директор.

— Или деканы?

— Да, но полномочий у нас меньше.

— Значит, все старания учеников — зря? — ещё больше огорчилась та.

— Почему же? — Северус достал свою волшебную палочку и наколдовал закрепляющие чары на остававшиеся гирлянды. Не чары вечного приклеивания, но для того, чтобы продержаться несколько недель до Рождества, сойдёт. — Нужно немного доработать и только.

Следующими закреплению подверглись ёлочки и украшения над доской. Помедлив немного, Северус хулигански ухмыльнулся и добавил на саму доску изморозь, заставив её в по контуру изгибаться в форме крошечных змеек. Мелочь, а приятно. Судя по улыбке, скользнувшей по губам девушки, наблюдавшей за его действиями, она это ребячество заметила, но раз ничего не сказала, значит, значит… одобряла. Почему-то ей доверить такой секрет было легко, гораздо легче, чем той же Минерве, как бы Северус ни уважал свою коллегу-соперницу.

— Ну... тогда я пойду, сэр? — неловко, как ему показалось, произнесла девушка, словно хотела сказать что-то ещё или что-то другое, но передумала в последний момент. Северус всё-таки столько лет преподавал, и столько же лет его жизнь зависела от того, правильно ли он распознавал мысли и настроения повелителя и «коллег» по метке, так что в оценке невербальных символов редко ошибался. Хотелось бы узнать, о чём именно она умолчала, однако Северус отдавал себе отчёт, что он не тот человек, чтобы с ним откровенничать, особенно молодой девушке.

— Если вы закончили, то да, конечно. Сегодня помощь в лаборатории не нужна, отдыхайте. Хотя, наверное, я буду прав, если скажу, что у вас в планах дальнейшие дизайнерские работы, верно?

— Это же для нас всех.

— Не забудьте только передать Минерве или профессору Флитвику, чтобы закрепили ваши чары, — серьёзно кивнул Северус. — Не хотелось бы, чтобы ваш труд пропал напрасно, мисс Грейнджер.

— Обязательно, — Гермиона наградила его неожиданно широкой улыбкой, от которой уже Северусу стало неловко. В арсенале тех улыбок, какие он получал все последние годы, были, как правило, полные издевки, презрения, превосходства и насмешки, но никак не искренние. Северус понял, что, наверное, пора уже заканчивать эту встречу, и дело было не в зелье, которое ожидало его в лаборатории, — непонятно, до чего ещё они с Гермионой могли договориться и додуматься дальше. Девчонка же просто пыталась быть милой, чтобы не вызвать гнев склочного профессора зелий, только и всего.

Когда девушка, пожелав хорошего вечера, направилась к выходу из класса, он всё же испытал смутное разочарование. За то время, что они вместе занимались зельями, Гермиона показала себя интересным собеседником, тактичным, понимающим, который ещё вдобавок, в отличие от многих людей, которых Северус знал, не лез к нему в душу. А ведь именно она, пожалуй, и имела полное право на это, точнее, её бы Северус вряд ли заткнул, не посмел бы. Гермиона была той, кто вспомнил про него. Да, Кричера в Визжащую хижину отправил Поттер, но лишь после того, как она его дёрнула и заставила. С Гермионой было... спокойно, приятно находиться рядом, говорить. Северус никогда не ценил гриффиндорско-активный образ жизни, а после пережитого спокойствие особенно полюбил, так что, за исключением Минервы, Помоны, Филиуса и Поппи, которые знали его ещё ребёнком, Гермиона была единственной, с которой Северус себя чувствовал вполне комфортно. Не в этот раз, правда.

На самом пороге кабинета она вдруг обернулась и, ожесточённо покусывая нижнюю губу, сказала:

— Знаете, сэр, я думаю, вам бы пошло.

— Что пошло? — опешил Северус, как-то не ожидавший ещё чего-то, тем более, таких непонятных слов.

— Лента, — и девушка указала на ленточку, которую Северус до сих пор держал в руке. — Очень символично получилось бы, почти по-слизерински: чёрный, как ваш цвет, изумрудный и... — Гермиона запнулась и заметно покраснела. — Простите, не стоит внимания.

Она выскользнула в коридор, прежде чем Северус потребовал нормальных объяснений. С минуту, наверное, если не больше, смотрел на дурацкое украшение, пока не осознал, на что именно намекала девушка. Подумал ещё и, стянув волосы этой самой лентой в низкий хвост на затылке, наколдовал зеркало с помощью Имаго. Вопреки распространённому среди студентов мнению, Северус всегда убирал волосы, когда варил зелья, но на людях с подобной причёской не показывался и даже не думал, что кто-то будет фантазировать на этот счёт.

О, зато сейчас он понимал Гермиону. Чёрный — его цвет, появившаяся после пережитого седина — серебро, в самом деле, только изумрудного и не хватало. Выглядело впечатляюще. Раньше Северусу казалось, что любой другой оттенок, кроме чёрного, сделает его похожим на свежеподнятого инфери, но оказалось, что нет. Или дело было в том, что идея принадлежала Гермионе?

Ленту он оставил в своём новом образе и на следующий день любовался искренним изумлением и смущением на её лице. Поймав его взгляд, Гермиона быстро потупилась, а Северус убрал с губ непривычную для себя улыбку, не обращая внимания на удивлённые шепотки коллег. В другое время болезненное самолюбие просто выжгло бы его подобно едкому соку магической разновидности борщевика, сейчас же вопросы, слухи и перетолки не ранили совсем. В конце концов, Хогвартс переживал настоящую вакханалию с предстоящими праздниками, и кто такой Северус Снейп, чтобы выбиваться из основной массы? На крайний случай, всегда можно было сказать, что клиническая смерть ослабила его разум, но что-то Северусу подсказывало, что с вопросами к нему не полезут.

Видно, когда студенты очень сильно чего-то хотели, они умели превращаться из неорганизованной и бестолковой биомассы в разумных и рационально мыслящих существ. Считать их за людей Северус пока был не готов. То, что в декабре, по сравнению со всеми предыдущими месяцами в разы повысилась успеваемость, а количество отработок устремилось к нулю, он считал лишь разовой акцией. Но всё равно Северус, как и другие его коллеги, поддался праздничному настроению. Сложно сопротивляться, особенно, когда знаешь, как сильно все соскучились по ощущению искренней радости и счастья, насколько отвыкли просто и беззаботно веселиться. А Северус, пожалуй, вообще первый раз в жизни мог позволить себе отдохнуть в эти дни, не лавируя вечно между приключениями Поттера, планами Альбуса и интригами Малфоя. Оставалось только пережить ужин в Блэк-хаусе, и ещё ужин преподавателей перед каникулами, который Минерва решила устроить взамен традиционного праздничного пира на Рождество. Мерлин, помоги.

С Гермионой они не то чтобы не пересекались... пересекались и очень даже: на уроках, в Большом зале, она по-прежнему приходила в лабораторию, интересуясь, не нужна ли помощь с зельями, хотя все необходимые лекарства для её родителей и её самой Северус сварил, наверное, первыми, как только вернулся в Хогвартс и Поппи разрешила ему встать к котлу.

Причин ненавидеть Беллатрикс, бессердечную и безумную суку, и так было достаточно, а когда ему сказали, что эта тварь ещё оставила молодой девушке шрам с самым ненавистным для него словом... Северус готов был растоптать свою гордость и первым принести ей мазь, которая бы за пару месяцев свела на нет мерзкую надпись, и плевать, что бы потом говорили про его «благородство», но так получилось, что Гермиона пришла и попросила о помощи сама. Он смолчал, не сказал, что мазь была уже давно готова к моменту, как только девушка нерешительно произнесла свою просьбу, и потом чуть самого себя не съел за трусость. Это привело к тому, что Северус не стал дожидаться, когда же Гермиона заговорит о своих родителях. То, что ей не удалось вернуть им память, секретом не было ни для кого, даже вездесущая Рита Скиттер упоминала об этом со страниц «Ежедневного пророка» В преподавательской тоже обсуждалось её несчастье, так что Северус волей-неволей был в курсе. Что показательно, сама Гермиона напоказ не страдала и помощи в этот раз просить не торопилась. Понятно почему: хотела справиться собственными силами, сама же ведь и натворила дел. Северус не сомневался, что при любых других условиях у неё однозначно получилось бы, если бы не одно «но». Грейнджеры были стопроцентными маглами, а на них Обливиейт действовал специфически. Что-то экстраординарное, на самом деле, не требовалось, всего лишь одно зелье, которое смог бы сварить каждый квалифицированный зельевар, обладавший достаточным терпением и сноровкой. Проблемой были некоторые ингредиенты, относившиеся либо к условно-разрешённым, либо и вовсе подпадавшие под недавний запрет Министерством кровной магии. Скорее всего, Гермиона прекрасно понимала, что ей, героине войны, не сделают скидку, а по полной программе осудят за кровную магию, даже знакомство с Кингсли не поможет, поэтому и не пробовала обращаться в Мунго. Северус знал, Минерва как-то делилась в учительской, что девушка исправно и искренне благодарила за сочувствие и расспросы, но предложения помощи отвергала категорически. Никого не хотела подставлять.

Северус предлагать не стал. Он просто велел ей задержаться после очередного сдвоенного зельеварения, завёл в свою личную лабораторию, примыкавшую к кабинету и показал разложенные на столе ингредиенты. Он угадал, Гермиона перерыла всю возможную литературу и докопалась до существования этого зелья, потому что мигом узнала и набор ингредиентов, и инструменты, и сразу же предложила помощь. Северус прекрасно себя чувствовал и мог стоять у котла целые сутки, как в старые-добрые времена, не то что каких-то пять-шесть часов, но всё же принял её в качестве ассистентки, понимая, как важно Гермионе приложить руку к излечению своих родителей. После так сложилось, что девушка приходила и дальше по доброй воле, помогая с зельями для Больничного крыла. Ей это ничего не стоило, кроме потерянного времени, а ему... Мордреда за ногу, ему это льстило. Северус даже иногда ловил себя на мысли, что жалел, что два остолопа, Поттер и Уизли, не стали возвращаться в Хогвартс, а потому понятия не имели, что их подруга плотно и часто общается с самым ненавистным их преподавателем и некогда врагом. Впрочем, ему хватило сиявшей от радости девушки, когда зелье помогло вернуть память её родителям, и донельзя удивлённой Минервы, когда та намекнула, что неплохо бы помочь мисс Грейнджер, а Северус её огорошил, что всё уже давно решено.