Доброе железо остается (джен)

— Эй, не спать! Пламя само себя не разожжет! Качай меха, качай!

Старый мастер Варгбен, бросив в жерло горна добрую пригоршню угля, несколько раз качнул сшитые из шкур горных козлов меха, раздувая огонь.

— Давай, Ваннез, качай! Огонь должен гореть ярко!

Ваннез, ученик Варгбена — юноша девятнадцати лет — взялся за рукоять мехов, несколько раз качнул воздух, потом остановился, чтобы перевести дух — и снова продолжил накачивать воздух в горн. Второй ученик, Арегбед, дремал на лежанке в глубине кузни. В небольшое окошечко у потолка проникали лучи вечернего солнца.

Пламя в горне разгоралось все ярче. Его отсветы выхватывали из сумрака кузни высокую, жилистую фигуру старого мастера и его лицо, обрамленное растрепанными седыми космами. В руке Варгбен держал клещи с заготовкой. Заготовка была собрана из железных пластин, тщательно прокованных и выдержанных сначала в горном источнике, потом в горячем уксусе и напоследок в растворе щелока.

— Ржа ест слабое, гнилое железо, — объяснил мастер, — но сильное, доброе железо остается! Эти заготовки выковал мой учитель, когда мне было столько же годовых кругов, сколько тебе сейчас. Много лет они выдерживались в ледяной воде; теперь настало их время! — С этими словами Варгбен всунул металл в пылающий горн.

Ваннез снова схватился за рукоять мехов. Некоторое время в кузнице не было слышно ничего, кроме пыхтения и гула. Наконец кузнец вытащил из печи раскаленную добела заготовку и бросил ее на каменную наковальню.

— Следи за тем, как светится раскаленный метал! — громко произнес он, беря молот. — Недогреешь или перегреешь — и не сумеешь выковать из этой стали даже кетмень!

Сказав это, он взмахнул молотом и ударил по заготовке — однако ударил не с полной силы, чтобы выбить из заготовки шлаки.

— Никогда не бей сразу наотмашь, — объяснил Варгбен, обращаясь к Ваннезу. — Неопытные кузнецы часто думают, что чем сильнее удар, тем лучше. А в итоге растрачивают силы и переводят добрый металл… Лучше бить не в полную силу, но с толком!

Село Аствадпогпат лежало в узкой долине между двумя горными грядами. Люди пришли сюда тысячи годовых кругов назад, спасаясь от захватчиков. В далекой Середине Мира царь царей Шам-Марум мечом и огнем расширял свои владения. Одни решались противостоять захватчику — и в итоге конница Шам-Марума втаптывала в кровавую грязь их тела, вместе с телами их жен и детей. Другие склонялись перед владыкой, надеясь обрести его покровительство, но в итоге обретали лишь рабские ошейники, каковые и становились их единственным имуществом на весь остаток жизни. Говорят, что и дети этих предателей рождались с ошейниками на шеях.

А третьи… третьи бежали. Становились бродягами, которых ветер судьбы нес, словно песок. На новых землях в них видели только чужаков, которых следует прогнать прочь; впрочем, они и сами не питали иллюзий. И снова звенели мечи, стучали конские копыта, кричали погибающие под этими копытами люди, и дым от сгоревших поселений поднимался к небесам, унося с собой души погибших. А спустя какое-то время приходили воины Шам-Марума, и те, кому посчастливилось выжить под волнами былых захватчиков — вспоминали их едва не с радостью.

Легенда говорит, что одному из племен явился чернокрылый джинн. Он сказал, что его послали боги — даровать людям спасение и надежду. Джинн увел людей в глубины Серых Гор, в долину, где почва оказалась достаточно плодородной, чтобы растить на ней злаки и овощи для прокорма. Но главное сокровище, которое джинн открыл людям, скрывалось не здесь.

Когда на Солнечной Земле еще не было людей, да и сама Солнечная Земля только-только была поднята из вод темного первобытного океана — она стала полем битвы между богами и демонами. Битва была ожесточенной, никто не просил пощады, и до последнего не было ясно, кто в итоге победит. Говорят, что Бог-Светоносец, почитаемый в Середине Мира, решил исход битвы одним мощным ударом, повергнув демонические орды во прах; и Серые Горы — след от того удара. Плоть божественных воинов стала камнем, кровь — киноварью, доспехи — рудой. А под всем этим скрылись осколки божественных мечей и секир, что были выкованы из мифридия — божественного металла.

Джинн показал предкам нынешних горцев скрытые в горах залежи меди и железа, аурипигмента и киновари… А немногим избранным даже среди горцев он открыл главный секрет — местонахождение жил, содержащих мифридий. Даже в этих жилах мифридия сущие крохи — но и этого достаточно, чтобы превратить обычное кованое железо в «небесную сталь», гибкую, словно шелк, упругую, как свежий хлеб и твердую, как скалы. Так началась история Аствадпогпата — села кузнецов и горняков.

Так говорила легенда…

Шло время… Один годовой круг сменялся другим. Слава клинков «небесной стали» шла по всей Империи Середины Мира и за ее пределы. Даже Шам-Марум ничего не мог с этим поделать — лучшие во всей Солнечной Земле клинки были нужны и ему. Говорили, что некий хан, живущий по ту сторону Серых Гор, без колебаний отдал за «небесный клинок» четыре больших стада овец и верблюдов, плюс триста рабов и рабынь — и все равно многие считали, что это была еще невысокая цена за клинок.

Горняки Аствадпогпата трудились, не покладая рук. По веревочным лестницам они спускались на дно горных ущелий и там при свете масляных коптилок кайлами из камня и бронзы добывали драгоценную руду. Добытое складывали в корзины и на веревках поднимали наверх. Здесь руду сортировали и затем отправляли в печи. Выплавленный в печах металл передавали кузнецам. С восхода и до поздних сумерек над долиной разносился звон молотков из кузниц.

Выкованное оружие отдавали приезжим купцам — в обмен на древесный уголь для печей и кое-какую еду. Впрочем, горцам вполне хватало и того, что они выращивали на своих грядках. Жизнь в горах приучила их к скромности. Своим трудом они добывали для себя кое-что другое, то, что для них было дороже денег — славу создателей «небесной стали». Эта слава хранила их от захватчиков лучше всякой армии — заодно с горами, через которые войску Шам-Марума не так-то просто пройти, ибо здесь никогда не бывает прямых путей.

Так было… Но теперь все изменилось — месяц назад эмиссары Шам-Марума явились в Аствадпогпат.

…Свет в окне давно погас. На дворе стояли глубокие сумерки. Варгбен продолжал ковать постепенно превращающуюся в будущий клинок заготовку. Ваннез спал на лежанке; Арегбед же, позевывая, качал меха, раздувал огонь. Молот в руке кузнеца то обрушивался на заготовку со всей силой, разбрызгивая искры, то наносил короткие, легкие удары; затем кузнец отправлял заготовку в горн и через некоторое время доставал ее, сияющую ярко-желтым светом. Его лицо, плечи, грудь блестели от пота.

Наконец Варгбен опустил поковку в кадку с темной жидкостью. Раздалось шипение, по кузне поплыл резкий запах.

Клинок был почти готов. Его еще предстояло отпустить в остывающей печи, затем начистить, наточить и слегка протравить купоросным маслом. И тогда невзрачный кусок металла станет «небесным клинком», гибким и прочным, с характерным узором, похожим на летящие по небу облака. За такой клинок какой-нибудь шейх или хан отдаст лучших своих жеребцов — и это будет достойная цена…

«А может быть, этот клинок достанется кому-нибудь из слуг Шам-Марума, да пожрут мглистые демоны его смрадную душу… — устало подумал Варгбен. — Доброе железо обагрится кровью невинных, навеки окажется связано со смертью и мукой, гнусностью и предательством. А потом этот слуга чем-нибудь не угодит своему господину, и тот подошлет к ему убийц, или просто казнит позорной смертью… Клинок попадет в руки челяди, выслужившей себе знатность всякими мерзостями, и будет ржаветь в их сокровищнице, пока кто-нибудь на него не наткнется. Но не будет уже в нем доброго железа — только ржа, гнусная, как души царя царей и его слуг, будь они прокляты во все времена, прошлые и будущие…»

Варгбен скрипнул зубами. Ему мучительно захотелось сломать клинок. Надеясь обрести успокоение, он вышел из кузницы на свежий воздух.

На востоке над горами занимался свет. Варгбен отметил, что этот свет становился все ярче — видать, до восхода солнца уже недалеко. На плато, где располагались кузницы, царила тишина. «А ведь было время, — подумал старый мастер, — когда в этот час в каждой второй кузне горел огонь и стучал молот… Сегодня люди все меньше желают трудиться, ибо не знают, чем обернутся их труды завтра, и есть ли в них вообще какой-то смысл…»

Свежий горный воздух казался особенно сладким после жаркой кузни, пропахшей гарью и горячим железом. Однако этот воздух не приносил Варгбену желаемого успокоения. Ему казалось, что ветер с гор несет с собой запах бивачных костров и пота — конского и человеческого. Старый кузнец чувствовал — зло совсем рядом.

…В свое время на единственной большой дороге, что связывала Аствадпогпат со внешним миром, горцы выстроили оборонительные заслоны — для защиты от бандитов-кочевников, как они всем говорили. Бандиты и впрямь неоднократно наведывались село, надеясь чем-нибудь поживиться — однако справиться с ними было нетрудно. Нет, эти заслоны предназначались для иного, по-настоящему опасного врага — того, о котором даже думать боялись, чтобы не привлечь его внимание.

Однажды роковой день настал — возле первого из оборонительных рубежей появилась группа всадников. То были эмиссары Шам-Марума, прибывшие в Аствадпогпат для переговоров.

Варгбен, будучи старейшиной кузнецов, лично явился к эмиссарам для переговоров, омывшись в горном ручье и надев чистую рубаху из волокон горной крапивы — чтобы, когда с ним расправятся, предстать перед душами предков чистым телесно и душевно. В том, что назад ему уже не вернуться живым, Варгбен не сомневался.

Эмиссар ни капли не напоминал посланца земного зла. На нем даже доспехов не было, за исключением скрытой под халатом кольчуги. За его спиной, правда, стояли воины в доспехах, вооруженные пиками и мечами — однако эмиссар знаком велел им отойти, как только Варгбен вышел к нему навстречу.

Эмиссар объявил, что «светлейший из светлейших, Шам-Марум, да хранит его Бог-Светоносец» (при этих словах Варгбен едва удержал себя от желания тут же, на месте, придушить эмиссара) уважает и ценит труд кузнецов Аствадпогпата (при этом он не сразу сумел выговорить название села) и в качестве знака этого уважения просит принять ценный подарок — после чего стянул с пальца перстень и протянул его Варгбену.

— Зачем мне твой перстень? — произнес Варгбен глухим тоном. — Толку от него никакого; пара мешков угля была бы для нас куда полезнее.

Он намеренно дерзил посланцу, рассчитывая, что тот не стерпит оскорблений и прервет его жизненный путь. Но посланец был не так прост.

— Хм, возможно… — Он взглянул на перстень в своей руке и принялся надевать его обратно. — Возможно, для большинства это всего лишь красивая безделушка… хоть и дорогая, конечно. Но я рассчитывал, что она будет символом… чего-то важного… союза…

— Какого союза? Уж не с вашим ли царем?

— Да, наш Светлый и Сильный царь считает, что сокровище, которое вы храните… оно должно принадлежать достойным. Вы добываете в этих горах мифридий — волшебный металл, придающий «небесной стали» ее удивительные свойства. Мы предлагаем вам передать добычу мифридия людям империи Середины Мира — в обмен на защиту и покровительство.

Вот оно что… А ведь Варгбен едва не поверил в благородные намеренья посланника империи — но на поверку и он оказался из того же теста, что и все остальные. Обмануть, обольстить сладкими речами; наложить лапу на то, что им не принадлежит и принадлежать не должно — а потом истребить тех, кто им поверил! Они всегда такие и никогда не изменятся.

— Покровительство, говоришь? Отказ! Вот такой наш ответ…

Он приготовился к смерти… но царский эмиссар, вместо того чтобы казнить наглеца, повернулся и пошел прочь. Некоторое время старейшина кузнецов стоял на месте, затем махнул рукой и направился к калитке в устроенном на тропе оборонительном вале.

…Когда спустя несколько дней войска Шам-Марума вышли на дорогу, ведущую в Аствадпогпат, они увидели, что горцы уже были готовы к осаде, завалив калитку камнями. Попытки перелезть через вал не увенчались успехом — вал сверху оказался утыкан шипами и лезвиями, вымазанными в испражнениях; при этом горцы-лучники без устали обстреливали воинов. Войско отступило — но все понимали, что оно еще вернется.

Так началась осада Аствадпогпата. Осада, что шла уже целый месяц. После нескольких неудачных попыток взять укрепления, воины Шам-Марума встали лагерем на перевале, неподалеку от ведущей в горы дороги. Они рассчитывали взять горцев измором — но не учли, что в горах не бывает прямых дорог.

…Несмотря на месячную осаду, жизнь в Аствадпогпате шла своим чередом. В горах нет прямых дорог — горцы хорошо знали эту истину; хоть основная дорога и была перекрыта, оставались тайные горные тропы, по которым люди выходили во внешний мир.

Жизнь продолжалась — но все слишком хорошо понимали, что это не навсегда. О том, как относится царь царей к людям, не пожелавшим перед ним склониться, ходило немало жутких историй. Говорили, что Шам-Марум уничтожал целые города только потому, что их жители помнили — восстать против бессмертного владыки возможно.

Горцы жили, точно больные смертельной болезнью — когда стараешься не загадывать дальше сегодняшнего дня, ибо завтра может и не наступить. Горняки ушли из шахт; кузнецы покинули свои кузни; лишь немногие (и старейшина кузнецов Варгбен был одним из них) продолжали делать прежнее дело — не потому, что видели в нем смысл, а потому, что иначе не могли.

Войдя в кузню, Варгбен первым делом достал огниво и разжег светильник. Ваннез и Арегбед спали праведным сном, словно и не было висящей над их селом смертельной угрозы. Темно-красным светилось в полумраке остывающее жерло горна; Варгбен взял клещи и вытащил оттуда клинок, тот самый, который он, остудив, сам туда засунул для отпуска. Закалка делает клинок хрупким; чтобы превратиться в настоящую «небесную сталь», он должен постепенно остыть вместе с печью…

Вытащив клинок, Варгбен положил его на наковальню и занес молот. На мгновение у него защемило сердце — ведь ему предстояло уничтожить собственное детище! Но в следующее мгновение перед его внутренним взором встало лицо царского посланца. Кузнецу представилось, как этот посланец восседает в роскошном паланкине и взирает на несчастных, что стоят перед ним на коленях, до последнего надеясь на милость… Напрасно — не видать мухам пощады от паука! Воины обнажают сабли и заносят их над обреченными; взмах ладони — и головы людские сыплются, подобно перезрелым плодам с дерева, а кровь льется горными ручьями из обрубков шей тех, кто еще мгновение назад истерически верил, что смерть обойдет их… И вот посланец довольно взирает на груду мертвых тел — да, царь царей, вне сомнения, будет доволен своим слугой и щедро его наградит! А усталые воины сидят в сторонке, вытирают кровь с клинков…

Кто знает, может, среди этих клинков есть и те, что выковал он, кузнец Варгбен?.. Ах, если бы он знал, кому они достанутся!

Мастер застонал и с размаху ударил молотом по лежащему на наковальне клинку. Раздался звон — клинок сломался.

— Что случилось?.. — донесся из глубины кузни сонный голос Ваннеза. — Варгбен… Ты что, сломал клинок?

— Да, сломал… — Старый мастер собрал обломки и бросил их в угол, туда, где уже набралась заметная куча таких же обломков. — Клинок не удался. Хрупкий больно… Так всегда и бывает — негодная сталь ломается, доброе железо остается. Ты спи, спи… рано еще…

Выйдя из кузницы, мастер направился в сторону села. Предрассветный ветер ерошил его бороду.

— Зло… — бормотал кузнец под нос. — Зло близко…