Любое место, любое время, любой человек... (гет)

Моя подруга Машка в нашу скучную компанию, состоящую сплошь из скучных корпоративных юристов, вносила некоторую долю, как мы это называли, «мракобесия» — она умудрялась увлекаться фэн-шуем, аюрведой, йогой, африканской магией вуду и славянскими гаданиями то одновременно, то попеременно. Если ее захватывала какая-то очередная духовная практика, то она становилась ее страстным адептом на некоторое, иногда довольно продолжительное, время. При этом Машка всегда хотела, чтоб ее увлечения разделили все ее подруги, включая меня.

Вот и сейчас она сидела на моей кухне, которую я продолжала отмывать после мучительно долгого ремонта, ела яблоки и с чувством рассказывала мне об осознанных сновидениях. Я слушала ее, что называется, в пол-уха, потому что Машке нужно было дать высказаться, а потом она и сама охладевала к идее вербовки новых последователей. Мне нужно было только вовремя кивать или говорить неопределенное «угу», когда она делала паузы или говорила с вопросительной интонацией.

— Нет, ты только подумай! Любое место, любое время, любые люди! Все тебе доступно! — убеждала меня Машка. — Можно путешествовать, можно говорить с кем угодно, можно даже с кем угодно сексом заняться!

— Угу. Во сне, — отозвалась я, протирая последнюю полочку.

— Ну, да, во сне! А что такого-то? Быстро, безопасно…

— И бесполезно, — перебила я Машку с ее восторгами очередной сомнительной практикой.

— Ну, почему бесполезно-то?! Это же тоже опыт! Вот, я тебе тут книжки принесла, — Машка никогда не сдавалась на первом этапе своего нового увлечения.

— Я обязательно почитаю. Потом, — пообещала я ей тогда, чтоб не спорить о пустой трате времени.

В этот момент пришел курьер и принес заказанную нами пиццу. Машка уже успокоилась, и остаток вечера мы провели как обычно — ели пиццу, пили красное вино, вспоминали университет, обсуждали знакомых и не очень знакомых мужчин, а потом, как это обычно бывает в беседе двух юристов, переключились на разговор о тонкостях законодательства и тенденциях судебной практики.

Машка ушла около десяти часов вечера, и я от нечего делать решила все-таки почитать те книги по осознанным сновидениям, которые она мне принесла. Через некоторое время я поняла, что что-то в этом всем было — любые места, любое время, любые люди… Полная свобода и никаких ограничений.

Техника осознанного сновидения в книгах была описана подробно и в целом была довольно сложной. Требовалось несколько месяцев особых тренировок и упражнений, и я решила попробовать.

Сначала следовало учиться запоминать свои сны: после пробуждения надо было думать о сне, потом его записать в специальную тетрадь, пытаясь не упустить все подробности. Затем надо было учиться осознавать себя во сне — смотреть на свои руки, читать книги, гулять по хорошо знакомым местам. После этого нужно было уже учиться программировать свой сон и создавать нужные ситуации в нем.

Впрочем, времени у меня было мало, а забот много, и тренировки у меня получались не особо эффективными и не очень систематическими, хотя сама идея осознанного сновидения захватила меня почти так же, как и Машку вначале (сейчас Машка увлекалась уже чем-то другим).

* * *

Прошло почти три месяца. Ко мне приехала моя подруга Ольга из Новосибирска, которая была в командировке в моем городе и которая до этого никогда у меня в гостях не была. Разглядывая картинки на стене в моей спальне, она увидела портрет Дэвида Теннанта в роли Доктора, который я когда-то распечатала на цветном принтере и поместила в рамочку под стекло. Доктор в синем костюме, стоящий ночью возле синей же ТАРДИС хорошо гармонировал с моими бледно-голубыми обоями.

— Ой, а это кто? Твой муж? — спросила Ольга, которая была настолько же далека от британских телесериалов, как я от китайской оперы.

— Нет, конечно, — хмыкнула я, — это британский актер Дэвид Теннант.

— Красивый, — оценила Ольга.

— Ага, — согласилась я.

— Ты что, влюблена в него? — задала Ольга вопрос, который я от нее никак не ожидала, потому что она была весьма практичной особой, и все эти фанатские страсти были ей, как мне казалось, непонятны.

Я задумалась. С одной стороны, за творчеством Дэвида я следила уже шесть лет — посмотрела все фильмы и спектакли с его участием, прослушала кучу интервью, прочитала множество самых разных статей о нем и просмотрела невероятное количество его фотографий, рисунков и шаржей. Понятно, что он был мне интересен. С другой же стороны, я прекрасно понимала, что встретиться с ним в реальности, и уж тем более завести хоть какие-то отношения, мне было явно не суждено. Даже мечты об этом мне казались глупостью.

— Да нет, что ты, — ответила я на вопрос Ольги, — мне просто нравится на него смотреть. Это примерно как любоваться закатом или звездным небом. Прекрасно, но недостижимо.

— Он бы, наверное, обиделся, если бы узнал, что он интересен так же, как закат, а не как мужчина, — сказала задумчиво Ольга.

— Мне так не кажется, — ответила я, — по-моему, фанатки его уже настолько достали, что он был бы рад просто так поговорить, например, о погоде или природе. А то, что он шикарный мужчина, я думаю, он и так прекрасно знает.

— А, по-моему, любому мужчине приятно слышать, что он «шикарный», даже этому твоему Дэвиду…

— Теннанту, — подсказала я, — но мы никогда не узнаем, что ему приятно слышать, а что — нет.

— Муж-то не ревнует? — спросила Ольга.

— К кому? К картинке на стене? — спросила я вместо ответа и предложила: — Пойдем обедать.

После обеда мы еще долго разговаривали, а потом Ольга уехала в Новосибирск ночным поездом.

Сегодня была пятница, завтра утром мне никуда не было нужно, муж еще позавчера уехал на рыбалку с друзьями и должен был вернуться только послезавтра, и я решила снова потренироваться в осознанном сновидении.

Задание по книге было таким: сначала нужно было представить себя в каком-нибудь месте, в котором я уже раньше бывала, но недолго, например, проводила отпуск, после погрузиться в осознанный сон, а потом в этом самом месте нужно было сделать что-то, чего я раньше там не делала.

Не знаю, почему, но мне вспомнилась Венеция. В Венеции я провела всего один день — это была самая обычная экскурсия в самом обычном автобусном туре по Италии. Этот город, конечно, достоин самых восторженных эпитетов, но мне в тот самый день в нем было не очень хорошо.

Во-первых, было очень, нестерпимо жарко. Солнце светило, казалось, отовсюду — его лучи отражались от воды каналов, от всех этих каменных тротуаров, от светлых каменных фасадов домов и вообще от всего. Воздух в городе был словно прогретым в духовке, вода в каналах выглядела тяжелой и маслянистой, а тротуары были раскалены, казалось, добела.

Во-вторых, к этому дню путешествия у меня закончились деньги. Их и так было не очень много, и в предыдущие дни тура мне не удалось сэкономить. Так я и гуляла почти восемь часов по одному из самых роскошных городов Европы среди гламурных магазинов и ресторанов с тремя евро в кошельке. Какие-то люди в ювелирном бутике рассматривали колье с бриллиантами, а я не могла даже купить на улице сэндвич — он стоил четыре евро. В общем, мне оставалось только шататься по узким улочкам и фотографировать все подряд — за это пока что в Венеции денег никто не брал.

Вспомнив все это, ночью для своей тренировки в осознанном сновидении я решила посетить этот город. Сначала я вспомнила причал со специальными корабликами, перевозящими туристов, потом вспомнила набережную, залитую солнцем, и наглых голубей, гуляющих везде и постоянно попрошайничающих у туристов. Кажется, мне удалось погрузиться в сон и осознать себя именно в Венеции.

Погода была абсолютно комфортной — было примерно двадцать два — двадцать четыре градуса тепла, солнце светило мягко сквозь небольшую пелену легких облаков, с воды дул ветерок с легким привкусом моря. Было радостное, чистое утро — людей на набережной было совсем немного, гондольеры улыбались прохожим, уличные торговцы сувенирами раскладывали на лотках свой пестрый товар, и откуда-то пахло свежеиспеченным хлебом и свежезаваренным кофе.

Впрочем, у меня же во сне было задание — я должна была что-то сделать, чего не делала в Венеции раньше. Я сняла с плеча свой дорожный рюкзачок, достала из него кошелек и пересчитала деньги — ровной пачкой в кошельке лежали три тысячи евро купюрами по сто. Настроение у меня улучшилось: мой осознанный сон складывался пока очень удачно.

Я пошла по набережной и через некоторое время зашла в шикарный бутик «Гуччи» и купила там сумку моей мечты из крокодильей кожи за тысячу евро. На пару мгновений я засомневалась — производит ли «Гуччи» сумки именно что из крокодильей кожи и продает ли именно за тысячу евро, но потом вспомнила, что я нахожусь во сне, и что «Гуччи» здесь может производить что угодно и продавать по каким угодно ценам.

Я вышла из бутика и снова двинулась по набережной. Настроение оставалось хорошим, задание было выполненным, но чувствовался какой-то неправильный осадок — вроде бы я гуляю по Венеции, но сделала только то, что купила сумку, да еще и несуществующую в реальности.

И в этот момент я подумала, что, если у меня все в моем сне получается, то я могу быть более смелой в своих желаниях, несмотря на то, что мои тренировки до этой стадии еще не дошли.

Я дошла до площади Сан-Марко, села в плетеное кресло летнего кафе и сосредоточилась. Любое место, любое время, любой человек… Я знаю, какой именно это будет человек!

Я переложила кошелек из рюкзачка в мою новую сумку, рюкзачок выкинула в мусорный бак, решительно встала и, пройдя по площади метров пятьдесят, свернула за угол. Это был тихий итальянский переулок, который вел на небольшую площадку для посадки на гондолы. На площадке было несколько простых деревянных скамеек. Я села на одну из них и стала ждать, когда придет тот самый человек.

Дэвид пришел почти сразу. Как же он был красив! Ослепительно белый летний льняной костюм, ярко-голубая рубашка, легкие белые замшевые туфли — все это сидело на нем абсолютно идеально. Идеально подстриженные волосы были уложены в идеальную «докторскую» прическу. Он сел рядом со мной на скамейку, но почему-то смотрел не на меня, а на воду.

— Здравствуй, — сказал он, лишь мельком взглянув мне в глаза и снова отворачиваясь.

— Здравствуйте, мистер МакДональд, — смутившись, поздоровалась я.

— «Гарри Поттер и Кубок огня» или сразу «Доктор Кто»? — спросил он.

— Конечно, «Доктор Кто», — ответила я, решив, что он спрашивает, откуда я его знаю, — понимаете, у вас в «Кубке огня» такая маленькая роль, что вы с первого раза там почти не запоминаетесь, — почему-то мне захотелось объясниться.

— Понятно, — ответил Дэвид и замолчал.

Мне стало обидно — это же мой сон с «самыми смелыми желаниями», а он не хочет мне помочь в их осуществлении. Я решила быть поактивнее.

— Меня зовут Наталья, я из России, — сказала я, а потом добавила, — Я тебя обожаю.

— ОК, — отозвался Дэвид.

Я придвинулась к нему почти вплотную и взяла его за руку. Само собой, у него была идеальная ладонь — длинные сильные пальцы с ухоженными ногтями, которые мне сразу же захотелось поцеловать, но я пока что сдержалась.

— Можно, я буду называть тебя «Дэвид»? — спросила я.

— Пожалуйста. Можешь даже звать меня «Доктор», — так же бесцветно ответил Дэвид.

— Почему «Доктор»? — не поняла я. — Ты же вроде не в образе сейчас.

— Да? А это тогда что? — спросил он, показывая на свою прическу. — Думаешь, мне нравится так ходить?! Я потом вечером в ванной каждый раз по три часа пытаюсь этот гель смыть!

Я представила Дэвида в ванной, стоящего под горячими струями душа и намыливающего свои прекрасные волосы, и мне стало жарко.

— Не обижайся, пожалуйста. Ты очень красивый, и такая прическа тебе очень идет. Ты гениальный актер, ты огромный талант, ты настоящий бриллиант и самый-самый-самый лучший Доктор! — горячо проговорила я, обняла его одной рукой за плечи, а потом поцеловала в шершавую, с небольшой щетиной, щеку и погладила по волосам. На ощупь они вовсе не казались покрытыми каким-то гелем, а были очень мягкими и шелковистыми, как говорилось в одном известном рекламном ролике.

— Пойдем, погуляем, а потом посидим где-нибудь, — предложила я, решив пока что придерживаться романтически-платонической линии своего сна.

— Пойдем, — согласился Дэвид, у которого заметно улучшилось настроение.

Он взял меня за руку, и мы побрели по венецианским улочкам. Он улыбался своей идеально белозубой улыбкой и мне, и всем встречающимся прохожим, и торговцам сувенирами, и даже, кажется, голубям.

— Дэвид, скажи, пожалуйста, ты бы обиделся, если бы я сравнила тебя с закатом? Ну, в том смысле, что смотреть на тебя приятно, но ты в этой своей красоте абсолютно недостижим? — спросила я, когда мы шли по небольшому каменному мостику через очередной канал.

Он остановился, повернулся ко мне, взял меня за руки, заглянул прямо в глаза и хрипло проговорил:

— Нет, не обиделся бы.

Я тоже заглянула в его безупречные карие глаза, встала на цыпочки и легко поцеловала в губы. Он притянул меня к себе, и наш поцелуй становился все менее и менее целомудренным. Естественно, его губы тоже были безупречными, и целоваться он умел просто божественно. Я запустила ладонь в волосы на его затылке и подумала о том, что все слишком идеально — Дэвид, Венеция и поцелуй на мосту. Я отстранилась и, отдышавшись, проговорила:

— Мы же хотели где-нибудь посидеть.

— Да-да, пойдем, — согласился он и улыбнулся своей самой знаменитой улыбкой.

Через некоторое время мы сидели в уютном, явно очень дорогом ресторанчике, пили французское шампанское и ели душистую и сладкую клубнику. Сначала я даже немного боялась, что он капнет красным соком на свой белый пиджак, но он был совершенно безупречен в своих манерах, и почти сразу стало понятно, что мои опасения абсолютно беспочвенны.

Казалось бы, счастья не может быть слишком много, но я чувствовала, что буквально им захлебнусь. Вот сейчас мы допьем шампанское, потом еще немного погуляем, потом снимем номер в каком-нибудь старом отельчике в тихом переулке и сначала проверим, насколько трудно смыть гель с его волос, а потом будем почти всю ночь заниматься страстным сексом без каких-либо ограничений. И то, что я обычный юрист «с Урала», а он — всемирно известный актер, не будет иметь никакого значения. Также будет неважно и то, что он женат, а я замужем, и что мы никогда бы в обычной жизни не встретились.

К Дэвиду подходили какие-то девушки, просили автограф и фотографировались. Он всем улыбался и никому не отказывал. Некоторые из этих девушек бросали на меня вопросительные взгляды, и мне это льстило. Он что-то им говорил, шутил, подмигивал, но я знала, что он именно в этот день и в эту ночь будет только и исключительно со мной.

Мы вышли из ресторана и снова, взявшись за руки, пошли гулять. Мы ходили по венецианским улочкам, сидели возле фонтанов, слушая уличных музыкантов, ели какие-то сэндвичи прямо на улице, кормили голубей и примеряли в каком-то магазинчике знаменитые венецианские маски. Дэвид почти все время что-то рассказывал — про театр, про сериалы, в которых он снимался, и про то, как он любит итальянскую кухню. Я слушала его и слушала, наслаждаясь его голосом и улыбкой.

Потом наступил тихий, спокойный вечер. Все было залито закатными лучами. Мы сели на скамейку, я снова взяла его за руку и в этот раз, уже никого не стесняясь, поцеловала в запястье, туда, где бился его пульс. Он шумно выдохнул.

И вдруг что-то изменилось.

— Скажи, пожалуйста, ты не устала? — спросил Дэвид, уже почему-то не улыбаясь.

— От чего? — ответила я вопросом на вопрос.

— От своей фантазии, — сказал Дэвид и продолжил: — Венеция, я, мой костюм, моя прическа, улицы, поцелуй, ресторан и все остальное — это же все ты придумала.

— Я, — сказала я с гордостью.

— А предстоит-то придумать намного, намного больше! — воскликнул он. — Отель! Душ! Секс всех видов!

— Ну, — осторожно согласилась я, не понимая, куда он клонит.

— Ну и все. Конец. У тебя на это фантазии уже не хватит, — сказал Дэвид и встал со скамейки, разглаживая невидимые складки на своих идеальных брюках.

И тут я поняла, что, действительно, он прав, фантазия моя иссякает. Я же не Рассел Т. Дэвис, чтоб такие сцены придумывать, пора бы и честь знать.

— Вот всегда так, — процедил сквозь зубы Дэвид, — много вас тут ходит, а фантазии ни у кого до конца не хватает!

Он, не глядя на меня, пошел по улице, и закатное солнце светило ему вслед.

— Дэвид… — тихо и сквозь спазм в горле позвала я, понимая, что он уже не вернется.

В этот момент я и проснулась. Звонил городской телефон. Я посмотрела на часы — утро в самом разгаре — было почти одиннадцать. Мне стало смешно — мой собственный сон обидел меня до слез!

Я сняла трубку. Это была Машка, которая хотела что-то рассказать. Я ее перебила и сказала, чтоб она забрала у меня все эти книги про осознанные сновидения. Машка сначала долго не могла понять, про какие именно книги я говорю, а потом принялась рассказывать про какое-то холотропное дыхание, но я ее уже почти не слушала, потому что в воздухе до сих пор витало что-то венецианское.

Вечером я включила «Би-Би-Си Радио» — сны снами, а интервью Дэвида в реальности все-таки стоило послушать.

Ведущий обсуждал с Дэвидом его роль Гамлета, а потом они заговорили о том, какими качествами должен обладать настоящий актер. В какой-то момент Дэвид сказал, что у актера должна быть хорошая фантазия и богатое воображение с детства.

Ведущий спросил:

— Скажите, пожалуйста, вы видите, наверное, очень яркие и красочные сны?

— Не то слово! — с жаром согласился Дэвид. — Вот даже сегодня, например, мне снилась Венеция. Там, знаете ли, была шикарная клубника и, я бы даже сказал, недостижимо прекрасный для Великобритании закат…