Бог поневоле (джен)

Что, если бы кто-то сказал вам, что ваша сущность станет проявляться ярче в тысячи или миллионы раз? Что вы точно узнаете, какова она, каково ваше истинное предназначение и цель в этом мире? Это ведь хорошо — знать своё место.

Он когда-то тоже думал, что хорошо. И теперь точно знал его. Повелитель Ветров, Повелитель Небес и куча разных других имён. Читающий в душах, Высший судья — так его тоже называли.

Да, он мог заглянуть в душу и сердце любого человека, узнать его самые сокровенные мысли и желания. Но всё равно не ему было выносить приговор. Не ему было судить. Лишь рассказывать о том, что он видит. Увы, он понял это слишком поздно. Тогда, когда не просто стал богом — ему начали поклоняться как богу.

Власть была прекрасна. Повелевать ветрами, легко перемещаться на любые расстояния лишь по своему желанию, парить в облаках или спать прямо на них, как виделось в далёком детстве.

Сыновья, мечтающие убить отцов. Отцы, насилующие своих детей. Жёны, вынашивающие планы о том, как избавиться от мужей, и мужи, убивающие жён. Обман, подлость, предательство. Не было ни одного безгрешного человека. И каждый хоть раз желал чего-то плохого даже тем, кого он любит.

Нет, мир не был идеален. И всё чаще Разиэлю приходило в голову, что единственным решением было бы сжечь всё. Да, сначала он приходил к правителям, обличал их, выживал после того, как его пытались убить — ведь невозможно убить бога. Он сажал на трон праведников, но лишь для того, чтобы увидеть, как через некоторое время всё снова рассыпается в прах. Раз, другой, третий. Но мир, который он пытался создать, идеальный мир, был подобен карточному домику. Рано или поздно развалится. И Разиэль плюнул. Он больше не хотел вмешиваться в судьбы людей. Не желал помогать им. В его глазах это просто не имело смысла.

Некоторое время он ещё посещал возведённые в его честь святилища, он защищал монахов, что решили отречься от этого мира и служить ему. Они писали подлинные исторические хроники без домыслов и искажений. Они призывали его, чтобы узнать, что было на самом деле. Они были чисты и давали ему надежду. Но всё-таки в нём было слишком много от человека. Он уставал. От своего предназначения, от мерзости окружающего мира.

Что за ирония — позволить идеалисту увидеть, как на самом деле грязны и порочны люди изнутри!

Читающий в чужих душах — такова была его сущность. Таково было его призвание. И он принял его вместе с властью над воздухом. Когда-нибудь лишь ему будет дано разглядеть истину сквозь плотные покровы лжи. Когда-нибудь дар окажется действительно полезен.

* * *

Его товарищу, казалось, было проще. С рождения пробивавшийся вверх любой ценой, выросший в многочисленной семье, когда царствовали голод и мор, выросший вопреки всему. Он всегда считал, что сильнейший получит всё. И стал сильным. Настолько, насколько это возможно. Бог Войны. Бог Жизни. Он наделял тех, кого пожелал, слабостью или невероятной силой. Он пил полной чашей и ел на пирах, не отказывая себе ни в чём. Он брал женщин без числа. И мешал Разиэлю, который пытался создать мир, что зиждется на справедливости и чести. Но справедливость одна — выживает сильнейший. И бог Воздуха сделал то, что мог. Он вселил страх в сердца воинов, преданных Доуме. Иллюзии, мороки, знамения. Смерчи, опустошавшие военные лагеря. Но бог Огня ответил. И много храмов и библиотек, где хранились единственные правдивые записи об истории мира, пали жертвой его воинов.

Разиэль сдался. Но вскоре увидел, что и Доуме божественная власть перестала приносить удовольствие. Слишком много трусов просили о силе. Слишком многие хотели возвыситься за чужой счёт, манипулируя другими и посылая их на убой. И вот тут бы Богу Войны и Богу Справедливости помириться. Но Разиэль не забыл сожжённых библиотек и убитых служителей. Он вообще, как оказалось, не мог больше забывать. А оттого было сложнее прощать.

Доума попытался найти другое применение своей силе. Но, хоть он и мог даровать жизнь, его энергия была слишком неуправляемой, чтобы пригодиться мирным крестьянам. Они не мечтали о растениях, что отращивают толстые ядовитые шипы, и о животных, что слишком полны энергии и жизни, чтобы из них получилось хорошее, не жилистое мясо.

Нет, Доума по-прежнему участвовал в битвах, пировал и спал с женщинами. Но больше он не вёл вперёд армии и очень редко являлся, если кто-то просил его благословения.

Выжить любой ценой. Когда-нибудь именно его потомки смогут выжить и продолжить человеческий род. Когда-нибудь…

* * *

Всевидящий. Бог Солнца и Луны. Коварный, изменчивый бог снов. Таким его считали смертные. И почти никто из них не помнил его настоящего имени. Зефон.

Обречённый видеть и слышать всё, что происходит в мире. Знающий всё. Ведь именно к этому он стремился всю жизнь — знать всё про всех, ничего не упускать из виду. И вот теперь он мог это сделать. Но какой ценой?

Он видел всё — кроме самого себя и собственного тела. Даже так — он не чувствовал собственное тело. Он забыл о том, что такое движение, дыхание, еда и сон. Он мог насылать людям вещие сны, и так они узнали о нём. Но цена оказалась ещё выше, чем просто отсутствие тела.

Зефон… Зефон сошёл с ума. Насылаемые им видения всё чаще обманывали и превращались в кошмары. Знаки Всевидящего могли указать на неверный путь. Люди разочаровались в тех, кого считали богами. Ведь как они могли верить им всем, если доверие предал хотя бы один?

Разиэль с содроганием ждал дня, предсказанного в пророчестве. Дня, когда ему будет нужно найти Всевидящего и получить от него ответы. Его воплощением считались небесные светила, но где на самом деле тело? И как общаться с ним, как говорить? Как увидеть истину в искажённом разуме падшего бога?

«Когда будет пора — ты узнаешь. Ты будешь искать ответа у мёртвых. Ты будешь искать ответ у того, кто видит весь мир. Ты будешь искать ответа у того, за кем приходит смерть. Ты будешь искать ответ у того, кто борется с нею. И наконец, ты снова придёшь ко мне. И, когда ответ будет найден, мы обретём свободу».

Это были последние слова, что Разиэль слышал от Турэла. Стремящегося ко всему тщательно подготовиться и предвидеть любую ситуацию Турэла. Турэла, который стремился разобрать любую ошибку, чтобы убедиться в том, что более она не повторится. И звание Бога Земли дало ему подобную силу. Смотреть сквозь время и путешествовать в его потоках. Разиэль так и не узнал, что же значило то пророчество. Иногда Турэл являлся в мир в то же время, что и Разиэль, но ненадолго. И каждый раз — разным, старше или моложе. Иной раз — говорящим бессвязные вещи и жуткие пророчества, иной раз — здравомыслящим богом, что учил людей. Но никогда Разиэль не успевал поговорить с ним. Возможно, бог Времени просто избегал этой встречи. Только Зефон знал, где он сейчас находится. Зефон… от которого было так непросто получить ответы.

Иногда явление Турэла сопровождалось жуткими громами и землетрясениями. Предугадать было невозможно. И Разиэль не был уверен, что его бывший помощник полностью контролирует свою силу.

Сначала — ответ у мёртвых. Потом — у того, кто видит всё. Потом — у того, за кем приходит смерть.

Вернее было бы сказать — перед кем она идёт, устилая землю белым покрывалом.

* * *

Холодный и замкнутый. Даже врагов он убивал на расстоянии. Всегда на расстоянии. Немногим было позволено его касаться. Разиэлю — было. Но сейчас он не мог. Потому что больше никто, даже бог, не мог прикоснуться к Рахабу. Все, кто был рядом с ним, слишком близко, были обречены на смерть или жуткую боль.

Когда он шёл, земля перед ним превращалась в ледяную пустошь. Он пытался сам создавать жизнь, и у него даже получилось. И эти создания были все, как одно, прекрасны, словно произведения искусства. Но каждое — наполнено смертельным ядом.

Отец прекрасных чудовищ. Тот, из-за кого красота стала символом коварства и смерти. Ведь поистине прекрасная девушка могла оказаться монстром, что высосет твою жизнь по капле, и никогда нельзя было быть уверенным в том, что именно скрывается за этой красотой.

Красоту начали бояться. Уничтожать. И Рахаб заточил себя где-то в высокогорных холодных пещерах, лишь иногда по известным ему одному причинам выходя в мир. Он отказывался от разговоров. Не позволял приблизиться к себе, даже когда Разиэль этого хотел. Он смог лишь один раз… Как оказалось, бог мог потерять сознание от боли. Но он так и не смог коснуться Рахаба. И пришёл в себя снаружи его ледяных покоев, на белом колючем снегу.

Рахаб стремился изменить этот мир. И его приход означал перемены. Но эти перемены несли смерть всему живому.

Когда-нибудь мир будет увядать. И тогда тот, кто несёт смерть, станет вестником жизни и нового рождения. Но пока — он должен будет наблюдать, как по его же собственной вине страдает всё, что ему дорого. Потому что теперь он слишком холоден.

* * *

И последний. «Ответ у мёртвых». Он любил повторять, тогда ещё в шутку, что мёртвые не лгут. Слишком безжизненный. Обеспокоенный судьбой души больше, чем судьбой бренного тела. Что ж… теперь он был последним исповедником. Последним пастырем для всех заблудших душ. Они все приходили к нему. И лучше не знать, во что именно превратилось тело, которое он так презирал.

Непризнанный бог — повелитель мёртвых. Понимающий, что, не имея влияния на живых, он не спасёт их души, а после смерти уже может быть слишком поздно. Из-за него к живым приходили духи и призраки. Потому что лишь так он мог влиять на людей. Возвращая в их мир то, чего там быть не должно.

Когда-нибудь его память о прошлом поможет создать иной, лучший мир. Когда-нибудь он вырвется из плена мира призраков. Когда-нибудь Бог Войны создаст для него новое тело, и они придут к согласию и гармонии, вместе найдут баланс между плотью и душой. Так гласило одно из пророчеств Турэла. Когда-нибудь… но когда?

Об этом точно не было смысла спрашивать мёртвых — о грядущем они знали не больше самого Разиэля. И Всевидящего тоже тревожить не стоило — ему было открыто лишь настоящее. Рахаб не даст ответа ни на один вопрос. Да и Доума вряд ли станет с ним говорить.

И лишь Турэл… Но знает ли он сам, в каком времени находится?

Что за вопрос, на который Разиэль будет так отчаянно искать ответ? Что за вопрос, который принесёт всем им спасение?

* * *

Шестеро, что прикоснулись к запретному знанию. Шестеро, что согласились принять силу, не понимая последствий. Мелкайя, священник, принявший аскезу. Зефон, королевский шпион, чья биография достоверно была известна только ему одному. Рахаб, талантливый лучник, отец которого был известным ценителем изящных искусств и меценатом. Доума, великий воин, пробившийся с самых низов и привыкший не отказывать себе ни в чём и всегда получать своё. Турэл, великий полководец, стратег и тактик, увлечённый историей. И Разиэль, наследник престола, чьим главным умением всегда было разбираться в людях, и который так жаждал понять причину и мотив каждого поступка прежде, чем выносить приговор. Его ведь не могли отпустить в заинтересовавшую его экспедицию без сопровождения… И чудо, что вообще отпустили.

* * *

Вечер, костёр и скабрезные шутки. Поначалу Зефон и Доума опасались отпускать пошлости в присутствии принца. Но сейчас даже он махал рукой, когда Мелкайя пытался начать читать лекцию о нравственности. Надо было как-то развлекаться. Потому что дорога, которой они пришли сюда, в эти древние руины, исчезла. И теперь идти можно было только вперёд. Хотя они уже не были уверены, куда именно идут — дорога всё время изменялась, не было ни единого ориентира. Древние здания словно водили хоровод, желая посмотреть на тех, кто нарушил их долгий покой. Некоторое время они шестеро стояли кругом, и каждый смотрел в свою сторону. Пока они не моргали, здания оставались на своих местах. Но, стоило хоть одному из них на секунду отвлечься, как участок, который видел только он, становился иным. И создавалось ощущение, что они теперь вечно будут гостями этого места.

Разиэль оглядывал своих спутников. Сейчас, в полумраке их силуэты были с трудом различимы, но память помогала восстановить то, что было не в силах ухватить зрение. Высокая широкоплечая фигура, стоящая на самой грани освещённого круга — Турэл. Длинные угольно-чёрные волосы, которые, на зависть многим, практически никогда не путались и, кажется, всегда лежали идеально, были собраны в низкий хвост, заканчивающийся на пояснице. Свет костра резко очерчивал строгие черты лица. Плавный излом густых чёрных бровей, чисто-зелёные глаза… многие художники были готовы на всё, чтобы написать его портрет, особенно с оружием или в боевой экипировке. Хотя большинство из них просто не знало, что кроется под одеждой, иначе они скорее захотели бы нарисовать его без неё. Турэл был воплощением мужества и благородства, а вместе с тем — уверенности в себе. Но сейчас он был мрачно-задумчив и почти не смотрел на остальных. Он словно чувствовал что-то… Но никому не говорил, что именно.

Доума был немного ниже Турэла, но шире в плечах. По-своему красив, хотя и иной красотой — с точки зрения Разиэля, в нём было больше чего-то первозданно-дикого, как в тигре. Тёмно-каштановые волосы и карие глаза сейчас отливали красным, привнося в его облик нечто зловещее. Тонкие губы, казалось, были готовы вот-вот исказиться в зловещем оскале, а пальцы немного нервно поглаживали древко любимого оружия — алебарды. Они не встретили ни единой живой души в этом городе, и от этого воин нервничал только больше. Ему всюду мерещились тени тех, кто жил тут когда-то, их голоса, шум ветра в деревьях и звуки текущей воды. Но сейчас здесь были лишь мёртвые камни и песок.

Рахаб тоже был не очень-то разговорчив. Разиэль невольно задержал взгляд на тонкой фигуре. Не считая него самого, Рахаб был самым низким из всех присутствующих. Казалось, ему вообще нечего делать здесь — тонкие длинные пальцы аристократа, такие же тонкие черты лица, чуть полноватые губы и глубокие синие глаза. Облик довершали тёмно-русые волнистые волосы, обрамляющие лицо, как рама — изысканную картину. Но внешность была очень обманчива — в целом мире не было более меткого стрелка, чем Рахаб. И из всех, кто сейчас находился здесь, только он на первый взгляд не выглядел подавленным. Казалось, ему было просто всё равно — он делал свою работу, защищая наследника престола.

Впрочем, здесь был и ещё один человек, чья внешность была крайне обманчивой. Если Рахаб выглядел просто тонким, то Зефон — хрупким, словно эльф. Тронешь одним пальцем — и сломается. Но вот только скорее он бы сломал кого-то другого. Или пронзил бы одним из острых ножей, которыми поигрывал сейчас. Миндалевидные серые глаза были насмешливо сощурены, и, казалось, королевский тайный агент был совершенно расслаблен. Лишь то, как он стискивал рукояти ножей и иногда запускал пальцы в короткие рыжие волосы, выдавало его волнение.

От Мелкаи было видно одну только лысину, которая была самой приметной частью тела священника. Разиэль вообще с трудом мог вспомнить его лицо даже сейчас, обретя идеальную память. Его облик словно стирался из памяти, будто Мелкая был призраком ещё тогда, когда ходил среди живых. Но он знал многое о демонах и проклятьях и потому на всякий случай отправился с ними.

Ну, и сам Разиэль. Он не отличался ни выдающимся ростом, ни комплекцией. Сложенный гармонично, но не более того. Он сдул с лица прядь чёрных, чуть отливающих шоколадом волос, и снова посмотрел в огонь. Сам Разиэль не считал себя особенно красивым и не так уж нравился себе на портретах. Слишком резкие, словно скальпелем вырезанные черты лица, слишком сильный излом тёмных бровей. Ему казалось, что в нём всё было или слишком, или недостаточно, но никогда — так, как надо. Он был доволен лишь своими глазами — серо-голубыми, сильно меняющими оттенок в зависимости от освещения. Однако поклонниц у него было хоть отбавляй, но он не мог понять, из-за внешности или статуса. Он никогда не мог понять, стоит ли чего-то сам по себе. И поэтому каким-то образом смог уговорить отца отпустить его сюда, чтобы доказать себе, что да, чего-то он стоит.

И вот он здесь, в этом постоянно меняющемся городе. И с ним — ещё пять человек, которых он привёл на смерть. Может, оно и к лучшему. Погибнут только эти пятеро и он сам. А так… кто знает, сколько человек он погубил бы, если бы стал королём?

— Мы не вернёмся отсюда, — словно прочитав его мысли, негромко сказал Рахаб, глядя в огонь.

— Вернёмся, — так же тихо ответил Турэл. Доума и Зефон почему-то замолчали. — Но это будем уже не мы.

Они легли спать, и Разиэль, подвинувшись чуть ближе, ободряюще сжал руку Рахаба в своей. Он и сам не верил, что они вернутся, но должен был до последнего поддерживать тех, кого вёл за собой.

Это было последнее прикосновение. Последнее, что было дано ощутить будущему богу Зимы…

Разиэлю снилась эпоха расцвета этого древнего города. Парки, сады, дорожки. Пышные растения и пёстрые цветы размером с его ладонь, названия которых он не знал. Одни напоминали тюльпаны, другие, напротив, были широко раскрыты. Всюду буйная растительность, за которой терялись сложенные из светлого камня дома. Разглядеть их было действительно непросто, ведь весь облик города мгновенно менялся, как в сказке, стоило лишь пожелать. Вот перед Разиэлем стена, но на её месте мгновенно возникла выложенная крупными плоскими камнями светло-серая дорожка, сверху укрытая рядом арок, обвитых плющом.

— Красиво, не правда ли? — прозвучал сильный, глубокий голос у него за спиной.

— Да… Но почему всё меняется?

— Потому что люди этого хотят. Но что, если они хотят разного, и желания каждого исполняются? Как отличить правду от лжи, одну реальность от другой, если у каждого она — своя?

— Я не понимаю…

Послышался смех.

— Я не удивлён. Эта утопия была прекрасной лишь в мечтах. Как, впрочем, и все утопии. Скажи, — внезапно спросил незнакомец, — ты бы хотел точно знать, зачем ты в этом мире?

— Но я и так знаю. Я принц, и я должен буду… править.

Ответом снова стал смех.

— И это всё? Просто… принц?

— Я не знаю. Все говорят, что у меня талант читать души людей, но я… не знаю.

— Хочешь узнать? Хочешь, чтобы твоя сущность раскрылась полностью?

— Конечно, — Разиэль закивал.

— Значит, так и будет.

«Странный сон. Впрочем, в таком-то месте…»

Разиэль открыл глаза и посмотрел на стоящего на страже Турэла. Тот не заметил, что принц уже проснулся.

…если они вернутся все — будет, конечно, хорошо. Но, наверное, всё-таки потеря Разиэля — не смертельна. Да, неприятно будет, но…

— Турэл? — позвал Разиэль.

— Что? — тот обернулся.

Раздражение. Он негодовал из-за того, что Разиэль уже не спит, хотя ещё должен. И вообще нелогичное, безрассудное поведение принца, то, как часто тот полагался на интуицию… Как можно доверяться такому правителю?

— Плевать я хотел на твоё мнение, — прошипел Разиэль.

— Чего?

— Злишься, что я не стремлюсь всё просчитать так же скрупулёзно, как ты? Считаешь, что так неправильно? Давай, умник! Просчитай эту ситуацию! Выведи нас. Куда идти? Ну? Ты знаешь?

— Ваше… Разиэль, что с тобой?

С ума сошёл.

— Не сошёл!

А вот это было уже странно. Турэл ведь с ним… почти не разговаривал. Разиэль чувствовал что-то ещё. Проснулись другие. Недоумение, мысли о том, что он свихнулся. Что от такого лидера пора бы избавиться. На всякий случай. Тем более, что это он их сюда завёл.

— Да пожалуйста! Больно надо!

Он кинулся прочь, не разбирая дороги. Что с ним?!

Читать в душах людей… так вот каково это?

— Заберите… — прошептал Разиэль. — Не хочу…

— Слишком поздно, — прозвучал голос рядом с ним. Разиэль повернул голову. Рядом стоял высокий беловолосый мужчина и пристально смотрел на него. На губах была улыбка. Почти… сочувствующая.

— Что?

— Этот город долго ждал тех, кто заберёт силу его хранителей. И вот ты здесь, — улыбка стала чуть шире. — Вы здесь. И ты — первый. Читающий в душах. Повелитель Ветров. Лишь когда сила покинет этот город, руины успокоятся.

— Кто ты?! — Разиэль кинулся к незнакомцу, но тот просто исчез. Словно и не был.

— Я схожу с ума… Этот город свёл меня с ума… — прошептал Разиэль, опускаясь на колени.

— Разиэль! — оклик. Рахаб.

Разиэль повернул к нему голову. Лучник стоял чуть в отдалении, не зная, стоит ли приближаться.

— В чём дело? — спросил он. — Вернись к остальным.

— Не знаю. Я… Рахаб, я, кажется, с ума схожу. Этот город… У меня начались видения.

— Идём, — Рахаб подошёл к нему и протянул руку. Но не коснулся. Разиэль посмотрел ему в глаза.

Сомнение, недоверие, жалость. А стоит ли приближаться, или лучше просто уйти?

— Вали уже, если хочешь, — процедил Разиэль сквозь зубы. — Так не хочешь, чтобы к тебе прикасались? Или сам не хочешь прикасататься к кому-то? И не надо.

— Разиэль…

— Я всё чувствую. Я думал, что по крайней мере с тобой мы близки. Или эти улыбки и тёплые слова — лишь потому, что так положено? Да? Раз так, то лучше вовсе их не видеть!

Смятение.

— Пош-шёл ты, — практически прошипел Рахаб и побежал прочь. А Разиэль снова опустился на колени.

Позже он попытался найти своих. И не смог. Город снова изменился. И Разиэль не заметил, как его сморил сон.

Перед ним стоял Зефон.

— Разиэль, где ты? — спросил он.

— В проклятом городе. А вы где?

— Они, Разиэль. Они…

— То есть?

— Я больше не знаю, где я. Я вижу всё… Весь мир. Даже те его уголки, о существовании которых мы не подозревали. Он больше, чем мы думали… намного больше… И так прекрасен…