Исчезнувшие (джен)

Для Геуста боль давно стала обыденностью, незримой спутницей по жизни. Иногда едва уловимая, иногда капризная к любому малейшему дискомфорту или неосторожному шагу, иногда жестокая и безжалостная.

Сегодняшней ночью она решила пожаловать именно в третьей ипостаси.

Геуст, неудачно повернувшись во сне, резко распахнул глаза, в подсознательном приступе ничем не обоснованного ужаса дёрнувшись всем телом и чуть не взвыв, зато проснувшись.

Он дома (это ничего не гарантирует, он-то знает). Он один. Всё в порядке.

Геуст вздохнул и сел, и боль отдалась ещё и в спину, заставив стиснуть зубы, зато полностью развеивая возможность каких-то кошмаров. Нет, такое мерзкое состояние только здесь и сейчас возможно. Как хорошо, что завтра не надо никуда идти, но вот только он и Джека отпустил так невовремя, и Арис куда-то свалил, да даже Катрина только утром забежит: у всех образовались внезапные срочные дела именно сейчас.

Обыденность, сейчас пугающая больше любого кошмара — поскольку те являлись лишь последствиями пережитого (не считая очень уж чрезвычайных обстоятельств), а вот травмы с ним навсегда, и каждое обострение пугало тем, что оно — то последнее, что больше не уйдёт. Что он окажется прикованным к дому навсегда, что должен будет бросить все дела, потеряв свою жизнь, которую он так старательно строил вопреки всему.

Надо было бы уже догадаться оставлять обезболивающее где-то под рукой, только вот он нарочно этого не делал, чтобы не искушаться лишний раз, а сейчас и на помощь-то позвать некого, и винить, кроме себя, тоже некого!

Геуст, тяжело вздохнув, встал: медленно, равномерно планируя каждое движение, сначала полноценно сев, потом свесив ноги с кровати и потянувшись за тростью, так же осторожно встать, опираясь, семь болезненных шагов до стола, казавшихся немыслимым расстоянием. Он выдвинул второй ящик и нашарил там затерявшийся среди кучи бумаг пузырёк. Не стоит брать работу в спальню… Накапал жидкость прямо в крышку от пузырька и так и выпил.

Он — свой собственный подопытный. Лекарств нужной силы и эффекта не существует, большинство полагается на магию, но магией ему и без того кости чуть ли не по осколкам сращивали, а полагаться на неё как на решение всех проблем Геуст не считал целесообразным. Приглушение ощущений или, более того, усыпление, явно погоды не делают, а потому он стал разбираться и разрабатывать сам.

Экспериментировал, правда, только на самом себе, и один раз не совсем этично рискнул, предложив со всеми рисками и без того безнадёжному пациенту — тот согласился, и хуже не стало, но случай все равно морально не очень хорош.

Да и магия слишком часто ходит по грани. От того, чтобы сломать чинимое отделяет лишь намерение.

Уснуть Геуст этой ночью уже не смог, но до рассвета честно пролежал, закрыв глаза и молясь, чтобы к завтрашнему дню стало легче (чтобы не навсегда), пытаясь понять, на что вообще хватит сил сегодня.

Рассвет, справедливости ради, сейчас наступал поздно — холодный сезон в самом разгаре, так что, вставая и одеваясь, Геуст взглядом отметил на часах половину девятого. Боль немного отступила, и ноги более-менее слушались, но он мысленно похвалил себя за то, что живёт на первом этаже. Детская его комната была на втором этаже (доставшаяся в итоге Арису), но слишком уж суровым испытанием стала лестница, да и его внутри периодически иррационально передёргивало от любого вида из окон на какой-никакой, но высоте.

Он побрёл к кухне, размышляя, стоит ли позавтракать, как полагается, или, пока никто не видит, побаловать себя и принять пищу в собственной комнате, но не дошёл, отмечая неплотно прикрытую дверь в столовую и только сейчас невыспавшейся головой понимая, что он постоянно упускает из виду новую жилицу.

Он не сильно задумывался, но она-то, кажется, тоже ранняя пташка. Просто вечно бегает где-то с Арисом, ну и пусть бегает… Геуст просто смирился и предоставил их друг другу, свыкнувшись с мыслью, что неугомонных детей стало в два раза больше. Даже если они не совсем дети…

Геуст вздохнул и толкнул дверь в столовую, решив начать отсюда. Какой-то этикет тогда уж нужно соблюдать.

— Доброе утро, — монотонно поздоровался он раньше, чем поднял глаза на девчонку.

Кирка вместо ответа чуть оладьями не подавилась, возмущённо помахав на него ладонями и быстро прожевав и проглотив еду, пока Геуст на пороге философски размышлял о том, что оказание первой помощи в его планы точно на сегодня не входило.

— Я думала, все свалили! — возмущённо заявила она, вскакивая и проворно преодолев столовую, чтобы проскочить мимо него в сторону кухни: — Сейчас, я принесу ещё…

Геуст и возразить не успел, что он сам справится, потому, уже привычно вздохнув, прошествовал к своему месту и рухнул на спасительный стул, подсознательно позавидовав чужой прыти.

И кто тут ещё пугаться должен… На самом деле, надо признать, что лицо девочки, постоянно суетившейся то тут, то там, ему за эти месяцы примелькалось. Причём совершенно незаметно — просто схожесть с болезненными воспоминаниями размывалась, заменяясь новыми. Не настолько же она копия, да и Кирка, свыкнувшись и немного, эм, перебесившись после произошедшего, была в целом обычной девочкой. Озорной, диковатой, но наивной. И в глазах Геуста именно это как-то стало выходить на первый план. Не считая, конечно, случаев, когда та умудрялась резко выскакивать как из неоткуда, когда страх срабатывал первым… Но Геуст честно начал принимать, что это его проблемы, а не её вина.

— Катрина сказала, что она с внучками сегодня, поэтому сразу убежала, — Кирка ворвалась с подносом так резко, что почти проиллюстрировала его последнюю мысль, но из-за рефлексии в момент у неё всё-таки не вышло того сделать. — Я её едва застала…

— Да, она предупреждала, — Геуст поморщился. — Благодарю.

Кирка закатила глаза и, играючи переставив магией еду с подноса на стол, сам поднос отправила на свободный конец стола, вернувшись на своё место к оладьям.

— А я думал, что ты уехала с Арисом, — рассеянно сообщил через какое-то время Геуст, решив, что стоит всё-таки прокомментировать обоюдное удивление.

Кусок в горло не шёл, но не выбрасывать же уже начатую порцию, так что он невольно отступился от правила во время еды не разговаривать. Кирка-то уже почти закончила. Да и надо же какой-то интерес проявлять. Он её всё-таки не намеренно игнорировал, а неловкость сохранялась слишком уж большая для тех, кто живёт буквально в одном доме.

— Он же в Орден… Мне там делать нечего, — философски пожала плечами Кирка, отпивая чай.

— Разумно, если по делам, там всё-таки навыки нужны, — по привычке отметил Геуст, по слишком громкому стуку кружки о стол запоздало поняв, что для попыток стену между ними преодолеть справедливые замечания — не то, что подходит.

На них даже Арис умудрялся обижаться, в конце концов. Небось восприняла как-то на свой счёт…

Кирка сердито зыркнула на него, стиснув кружку, и Геуст, подавив трагический вздох, перефразировал:

— Это же защитный отряд… Они там годами тренируются, там и первая степень магии, как у меня, сама по себе бесполезна будет, — так, наверное, нормально?

На счастье, поскольку Кирка была прямой как стрела, все эмоции у неё на лице написаны — и сейчас девочка заметно смягчилась, вернувшись к чаю, а Геуст понял, что его навыки дипломатии находятся примерно на нуле, так что без Ариса под боком можно и не пытаться общаться, и вяло вернулся к еде.

— У вас от меня проблемы?

Геуст поднял глаза на Кирку, задумчиво болтавшую ложечкой в уже пустой чашке.

— В каком смысле? — предпочёл уточнить он.

— Ну, у вас. У Ариса в Ордене, у тебя в Совете. Вы мне ничего не говорите… Разве на таких должностях не должно быть чего-то вроде отсутствия проблемных членов семьи? — непривычно серьёзно поинтересовалась она.

Геуст тщательно задумался перед ответом: он не знал, откуда она успела этого набраться, но частично она права, спорных ситуаций-то всегда стараются избежать. И после произошедшего в лесном замке бюрократии было много. Саму Кирку посчитали невиновной, но так-то за это время одного члена Совета успели убить, второй умер сам, пожар в замке уничтожил почти все следы их противостояния мёртвой принцессе, в сам дух честно поверили не все, а вдобавок — беглой королевы и след простыл. Расплести всё максимально незаметно для общества, конечно, не удалось, и официальная версия отличалась ужасной обтекаемостью, слухи же все равно просачивались… В итоге всё было записано на счёт неизвестных монархистов. А Кирка…

— Кирка Лилиум — это Кирка Лилиум, — флегматично пожал плечами Геуст. — У неё спорного прошлого нет. Тебя лет восемнадцать вообще не существовало — невелика беда для сиротки, в деревнях вообще никто людей не считал раньше. Госпожа Алтисс — ты её видела, невысокая такая женщина, — как раз с этим борется…

— Не существовало, — эхом повторила Кирка, звякнув ложечкой о стенку чашки.

Он и не предполагал, что она может о таком задумываться. Правда, откровенно невовремя — адекватно формулировать в таком состоянии серьёзные вещи было сложновато.

— Проще говоря, нет, к тебе претензий нет, — закруглил Геуст. — Так что и говорить нечего.

В принципе, конечно, предъявлять лично претензии девочке, умудрившейся от обиды, совершенно не ориентируясь на местности, ворваться в охраняемую тюрьму и вывести оттуда заключённую, было ну явно неразумно! Со знаниями может и похлеще что выкинуть.

— Ну ладно, — с сомнением согласилась Кирка.

Окинув взглядом стол, она притянула к себе поднос и сгрудила на него свою использованную посуду, ловко его подхватив.

— Приятного, — помахала она свободной рукой.

— Благодарю, — привычно сухо отозвался Геуст.

Только когда Кирка подошла к выходу из столовой он запоздало сообразил, что, раз уж выдался случай, то мог бы проявить и побольше инициативы — стену всё-таки вокруг себя он и возводил.

— Погоди, — неловко остановил он Кирку уже на самом пороге.

Она обернулась, вопросительно вздёрнув брови.

— В шахматы играть умеешь?

Кирка растерянно похлопала глазами, а потом хмыкнула:

— Ну, в общем-то, да.