Танатос (джен)

Динь-Динь любит чинить всё на свете.

Приделать ручку к кастрюльке, склеить разбитую чашку, подлатать одёжки, прикрутить колесо к тележке, а то и разобраться с прохудившейся крышей — это всё к Динь. Не осталось в Долине фей ни одной вещи, которую не могла бы починить эта прыткая мастерица. Сколько раз благодарили её феи и эльфы за помощь — не счесть.

Своим даром Динь научилась гордиться. Да, ей не под силу управлять водой, заставить бутон распуститься, лучом света сквозь облако нарисовать в небе дивную радугу, обучить несмышлёных птенцов полёту. Зато Динь умеет изобретать всякое-разное, находить потеряшки и, конечно же, восстанавливать сломанное. Выбросить? Ни за что. Каждая сломанная вещь заслуживает быть починенной.

Динь-Динь очень грустно, когда чинить больше нечего. Другим в таких случаях — только радость, а у Динь так и чешутся незанятые делом руки. Как только сходят с этих нежных ручек мозоли — она не чувствует себя полезной. Поэтому Динь снова и снова летает по окрестностям в поисках разрушений, ждущих починки.

Однажды, на самой границе Долины, Динь-Динь привлекает необычный звук: кто-то играет на тростниковой дудочке. Да так ладно играет — заслушаешься! Птицы и те бросили свои привычные трели, принявшись подпевать точно в такт.

Ей бы послушать да полететь дальше по своим делам, но Динь — фея любопытная. Ей хочется взглянуть на таинственного барда, и так Динь-Динь встречает Питера Пэна.

Она никогда раньше не видела в Нетландии детей. Взрослые ей попадались, и тех нельзя было назвать хорошими людьми. А тут — рыжий мальчишка в зелёной тунике, с ушами острыми, как у эльфа. Но явно не эльф — скорее всё же земной ребёнок. Который — невероятно — понимает её речь как свою!

Так они и знакомятся; Питер Пэн называет своё имя и отвечает Динь, для кого играл на дудочке. Мелодией он пытался завлечь троих детей, совсем ещё маленьких, никак не желавших пересекать ручей. Скорее целую реку — для крошечной-то Динь-Динь, как и для этих малюток. Один из них не умеет даже толком ходить. Таким детям, думает Динь, полагается мирно сопеть в кроватках где-то на континенте, под звуки материнской колыбельной, но уж никак не находиться тут без присмотра. Когда один из малышей всё же решается ступить в студёную проточную воду, Динь живо представляет, как его уносит течением. Тут же подлетает, окутывает всех троих своей сияющей пыльцой и под звонкий детский хохот помогает по воздуху достичь противоположного берега.

Питер Пэн хлопает в ладоши от восторга.

Динь-Динь предлагает вернуть малюток на континент, но он объясняет, что эти дети потерялись навсегда и больше не вернутся домой.

«Потеряшки? Как все эти чудесные забытые вещицы, что морские волны приносят к берегу? Драгоценные бусины, булавки да игрушки?»

Динь почему-то верит ему на слово. Её с первого мгновения влечёт к этому мальчику, словно мотылька на огонёк. Она не замечает, что факел в руке мальчика давно погас.

Кажется, что у них с Пэном много общего. А ещё — что ему и его потерянным мальчишкам она будет очень полезна. Скучать им точно не придётся! Динь-Динь сплетёт малышам уютный гамак из листьев и веточек, принесёт им кое-что из еды фей — сытный мышиный сыр и воздушный ежевичный рулет, — убаюкает колокольчика звоном, а затем, когда они уснут мирным сном, попросит Питера снова сыграть на дудочке.

Возможно, она останется рядом на денёк-другой. Подруги в Долине фей не успеют и заскучать. А здесь она нужна. Здесь ей всегда найдётся что починить.

Дни превращаются в недели, недели — в месяца. Скоро Динь перестаёт считать. Рядом с Пэном это кажется самым ненужным делом на свете, ведь каждый новый день — сегодняшний. Детей на острове — всё больше, джунгли Нетландии — всё глубже, а Долина фей забывается и остаётся где-то далеко позади.

Динь-Динь теперь — фея Питера Пэна.

Вокруг — пираты, индейцы и дикие звери. Вокруг нет больше других фей. Иногда Динь кажется: она забрела на край света. Или всегда была тут, как и он?

Здесь мир неподвижен, как лунная дорожка на водной глади ночью. Здесь не взрослеют дети. Здесь завтра никогда не наступит: просыпаешься — и вновь сегодня. Здесь Динь по-настоящему счастлива — пока счастлив Питер.

Но однажды появится она. Другая, чужая, не место ей здесь, но всё же — смутно знакомая. Похожая на весну, что феи каждый год приносят на континент. Это воспоминание Динь почему-то пугает: здесь, рядом с Пэном, не существует времён года. Весна сюда не приходит, чтобы внезапно разбудить от сладкого, крепкого сна. Так не должно быть. Динь пытается предупредить, но Пэн не слушает. А потом становится поздно. Она вернётся на континент, забрав с собой всех детей.

И тогда впервые наступит завтра. По-настоящему несчастливое. Горше сока полыни. Лучше бы завтра не наступало вовсе.

Так думает Динь-Динь, сидя на плече у горько плачущего Питера Пэна.

Не все сломанные вещи можно починить.