Направит тебя к миру (гет)

За три недели процесса обмена заложниками Кита почти каждый день проводила несколько часов слушая, как Мадара разрабатывает условия, которые он хотел включить во всеобъемлющий официальный договор с Сенджу, регулярно задавая ему вопросы и напоминая мужу о важности четкого прописывания всех деталей. После ее разговора с Тобирамой о культуре чакры Мадара снова просмотрел весь документ, почти вдвое увеличив его длину, включив все мелкие детали, которые член клана Учиха воспринял бы как должное, но о которых мог не знать Сенджу.

Кто отвечает за разрешение межличностных споров. Какая поддержка доступна для вдов, сирот, калек или стариков, и кто в ответе за ее предоставление. Сколько пахотных земель должно быть прикреплено к жилой недвижимости в зависимости от ее размера и количества проживающих. Обязанности ремесленника по отношению к своим ученикам вне зависимости от того, являются ли они его детьми или нет. Родительские права, условия, при которых их лишаются, и кому они по умолчанию передаются в таких случаях.

Единственной вещью, которую ее муж просматривал за разом, была часть проекта договора, содержащая ограничения по возрасту для изучения внешних манипуляций чакрой, чакротехник, ориентированных на бой, и тренировок с оружием, а также ограничения по возрасту для взятия миссий шиноби. Кита наблюдала, как он мучился над этими требованиями, дорабатывая формулировки в разных местах в перерывах между вычеркиванием целых секций и их переписыванием.

Затем в договор были включены все детали будущей деревни от планов схемы канализации и сети дорог на прозрачной васи, которую можно было наложить на более плотную топографическую карту предполагаемой территории, до правил по содержанию определенных ремесленных мастерских на оговоренной дистанции от берегов реки и правил по обеспечению того, чтобы кузнецы ставили свою кузни с подветренной стороны от центра деревни.

В договоре было немного всего в плане фактического расположения зданий в деревне: Мадара признавал, что люди должны решить сами, когда они хотят переехать в деревню, так что это было больше вопросом установления основных правил и обеспечения того, чтобы люди им следовали, когда они въедут. Все люди добавляют личные штрихи к зданию, чтобы превратить его в настоящий дом, так что правила в основном обеспечивали то, чтобы риск пожаров оставался минимальным, предупреждали возникновение болезней из-за неправильного обращения с отходами и оговаривали то, что считается отбросами и как от них надо избавляться.

Однако сейчас Изуна снова был дома и было решено, что договор будет заключен, так что Мадаре вместе с главой Домашней Стражи и старейшинами пришлось снова просмотреть те условия, которые повлияют на внутреннее устройство клана. Так как этот договор был значительно более сложным, чем простое обещание не нападать друг на друга, было много чего, что надо было обсудить. Кита провела неделю совершенствуя печати «руки прочь» и работая над плащом с композицией рисунков для Мидори, так как ее младшая сестра теперь была наследницей рода Тоётама, и в перерывах она читала больше свитков о Мангекьё Тоётама и вела вежливые беседы с Эчиго-оджи, бывшим главой ее рода, и довольно более остро обсуждала договор с бабушкой.

Бабушка сменила бабулю Фудзи в качестве старейшины рода Тоётама (сейчас ни у одного рода не осталось больше одного старейшины, в клане было просто недостаточно взрослых, а род Кодзин был представлен доверенным лицом), и она привносила в проводимую работу свою перспективу ремесленницы и дочери мужчины, который не родился членом клана. Она была полностью согласна с некоторыми предложениями Мадары по поводу мира, яростно споря в их защиту, и была категорически против других. Например против предложения разрешить ремесленникам брать учеников вне клана — после двух дней дебатов и переговоров Мадара все же переделал этот пункт и причислил некоторые ремесла и техники к «клановым секретам», и, следовательно, они стали закрытыми для чужаков.

На ткачество бабушки это, конечно, не распространялось, однако сюда были включены плащи с композициями рисунков, а также и учиховские уголь, чернила, сталь, лакированные доспехи и проволока. В других ремеслах только касающиеся их чакротехники были официально классифицированы как «скрытые»: в конце концов, сами сюрикены и лезвия по сути делались так же, как и гражданские, и такая же ситуация была с керамикой.

Была попытка классифицировать как секретную клановую технику созданные Китой нити с чакрой, но она ясно дала понять, что это ее личное умение, связанное с работой с печатями, а не особенность клана. Она очень хорошо знала, что Тобирама не будет молчать о ее вышитых печатях, и она предпочла бы учить других этой дисциплине, а не быть вынужденной мириться с нервотрепкой и рисками попыток шпионажа и саботажа. В конце концов, это не была высшая математика, не больше чем вливание в чернила крови, чтобы улучшить чакропроводимость.

Ей также было по-озорному любопытно, будет ли Тобирама достаточно заинтересован, чтобы научиться вышивать. Эта идея очень ее забавляла.

А что касалось Мангекьё… она научится его использовать, а потом оставит без внимания. Только когда ее зрение начнет ухудшаться, она будет вынуждена задуматься о возможности трансплантации, а до этого момента это было спорным моментом. Она не была фронтовым шиноби, как ее муж, она даже вообще не была шиноби. Она не будет регулярно использовать свой Мангекьё (или вообще, скорее всего), так что было маловероятно, что ухудшение зрения в ближайшее время станет проблемой, особенно с учетом Ёри, присматривающей за ее тренировками и лечащей повреждения, прежде чем они могли укорениться.

Свитки рода были удивительно многочисленны и очень подробны. Кита узнала, что до нее было только три Тоётамы с Мангекьё и что только один из них (единственный мужчина) вступил во Внешнюю Стражу. Он прожил относительно короткую жизнь, но двое других дожили до семидесяти. Преимущества быть женщиной и мамой, очевидно: легче жить дольше, когда от тебя не ожидают, что ты будешь брать миссии или сражаться на поле боя.

По-видимому, трансформация в вани, которую она испытала, была неполной манифестацией техники Мангекьё: размер отражает духовную зрелость, так что увеличится с возрастом, но если она трансформируется, вытягивая чакру Инь, а не просто позволяя изменению утянуть ее за собой, она получит полную трансформацию в дракона, а затем сможет производить более маленькие и частичные изменения. Такие как кости, стальная кожа или зубы: хвост тоже был возможен. Это была защитная манифестация. У рода существовали другие названные техники (точно так же как Аматерасу владели не только их главным огнем, но и Цукуёми и Сусаноо), но это было то, с чего она должна была начать.

Ее предок Ибуки, который состоял во Внешней Страже, являлся тем, кто в наибольшей мере исследовал возможности, даруемые частичным изменением — его заметки были написаны маленькими аккуратными кандзи на длинных свитках, явно сборник, который регулярно пополнялся, как только он был уверен в каждом аспекте, который открыл. Вообще Ибуки был тем, кто в прошлом открыл истинную силу защиты Тоётамы-химэ от пронзающей раны в живот, наносимой пользователем мокутона: трансформация в форму дракона или из нее позволяла носителю регенерировать травмы. Это явно была дорогая техника в плане чакры и вреда глазам (Ибуки отметил, что после этого его зрение заметно ухудшилось), но он пережил ту битву. Несмотря на потерю большей части содержания брюшной полости и участка позвоночника из-за деревянного копья шириной в ладонь.

Кита сделала заметку о необходимой ментальной концентрации и убрала эту мысль на периферию сознания. Пока что она не имела дело с большим количеством покушений на убийство, но когда этот альянс будет создан, существовала большая вероятность, что это изменится. Кланы Учиха и Сенджу были самыми могущественными в Стране Огня и даже в окружающих странах, но так как они постоянно грызлись друг с другом, единственным человеком с хоть какой-то силой, которого волновало, чем они занимаются, был даймё, потому что этот конфликт подрывал его власть и сопутствующий ущерб ландшафту уменьшал налоговые поступления, прибывающие в его казну. Однако Учихи и Сенджу, связанные альянсом, как этого хотели и Хаширама, и Мадара… тогда они будут силой, с которой придется считаться в международном масштабе. Даймё Огня будет доволен, но другие даймё наверняка насторожатся.

Вот почему сосредоточение на торговле и демилитаризации было так необходимо, если они хотели, чтобы мир продлился. Он все равно мог не стать долгим, но так они минимизировали риски тем, что казались меньшей угрозой другим кланам шиноби, чтобы они не чувствовали себя обязанными присоединиться к деревне, просто чтобы избежать судьбы быть раздавленными объединенной мощью Учих и Сенджу.

* * *

Через неделю после возвращения Изуны Мадара убедил старейшин клана и глав родов согласиться с его слегка переработанным планом договора. Это, к сожалению, оставило ему неделю для переживаний о деталях, прежде чем они должны были отправиться в селение Акимичи, и он прикладывал все силы, чтобы отвлечься от этого разными способами.

Он брал своих ястребов на вылеты несколько дней подряд. Он спарринговался с Изуной, что было довольно увлекательнее сейчас, когда зрение их обоих полностью восстановилось. Он тренировал Сакурадзиму и Сахоро с помощью Изуны и Хикаку. Он попросил Киту очень подробно объяснить ему печать «руки прочь», а также детали ее связывающей чакру печати, которая оказалась вовсе не связывающей печатью. Он также позволил взять с себя обещание хранить эту конкретную деталь в секрете: Кита была права, что лучше не давать другим узнать эту информацию. У людей появятся идеи. Эта печать не была той, которую можно обсуждать или продавать, как ее более прикладные бытовые печати: существовали и другие, которые они тоже будут хранить в секрете, например печати для регуляции температуры, которые они использовали в печах, чтобы сохранить их преимущество на рынке керамики.

Он также проводил время играя с девочками и занимался живописью тушью, а еще немного повеселился, украшая различные керамические предметы перед отправкой на следующий цикл обжига в печи. У него давно не было столько свободного времени, и, договор или нет, скорее всего, такого еще долго не повторится.

Мадара взял за правило выделять несколько часов в день для Киты и оставлять свои вечера свободными. Сидеть с ней, пока она заканчивала плащ Сакурадзимы между работой над композицией рисунков для Мидори, и тихо обсуждать клановые вещи и ее мечты на будущее было очень умиротворяюще.

Их вечера, после того как девочки уходили спать, были немного менее спокойными, но физическая нагрузка была частью удовольствия. Мадара не мог отрицать, что он действительно наслаждается жизнью в браке. Тренировки с женой также были невероятно захватывающими: у нее шел большой прогресс с Мангекьё, и между тренировочными сессиями Ёри удавалось держать отеки глаз и ухудшение зрения на абсолютном минимуме. Мадара был просто рад, что Ките не понадобилось много времени, чтобы понять, как оставаться одетой во время смены форм, хотя и ни она сама, ни Мадара, ни Ёри понятия не имели, как это работает. Мадаре было все равно как, он чувствовал облегчение, что ему больше не придется волноваться, что люди увидят его жену неодетой, так что теперь она могла тренироваться вместе с другими, кого он обучал техникам Мангекьё. Она все равно была вынуждена тренироваться на улице (ее трансформация не была маленькой), но хотя бы ее благопристойность была сохранена.

Затем передышка закончилась, и пришло время ехать к Акимичи с запланированной свитой для переговоров с Сенджу о мире. Мадара был просто рад, что старейшины согласились, что фактический процесс переговоров является вопросом чисто Внешней Стражи — единственным человеком, кто не был членов Внешней Стражи и кого он брал с собой, была Кита, и это потому что она была настолько же частью организации всех условий, насколько и он сам, и он хотел знать ее мнение по поводу встречных предложений Сенджу без необходимости ждать писем.

Он также брал с собой Хикаку, потому что Хикаку был дипломатичен, и двух его подчиненных с недавно приобретенным Мангекьё, потому что их обучение было его обязанностью; то, что это также предоставляло прикрытие для тренировок Киты, было бонусом. Они все нуждались в этом обучении и тренировках, от этого зависело их зрение, и он отказывался пренебрегать этим. Он был уверен, что Акимичи Чотай будет готов предоставить им незаметное тренировочное поле.

Конечно, так как это были полные формальные дипломатические переговоры с бывшей вражеской стороной, тут будет много обменов подарками и, скорее всего, ожиданий дальнейшего обмена заложниками. Как правило, в таких ситуациях «заложниками» были женщины, отдаваемые для брака с высокопоставленными членами клана, но Учихи не отдавали невест. Никогда. Исторические документы, которые Кита каким-то образом выманила у Мурасаки-сама, указывали на то, что Сенджу за все время обменивались невестами только с Узумаки, так что хотя бы здесь тоже не будет ожиданий — однако хоть какой-то обмен заложниками, тем не менее, обязан будет пройти.

Мадара не хотел доверить Хашираме ребенка для принятия в свою семью: описание Изуны того, как его друг пренебрегает своим сыном, отнюдь не обнадеживало. Однако высокопоставленного воина? Главу рода? Это продемонстрирует доверие, одновременно обеспечивая то, что заложник сможет защитить себя, если это будет необходимо.

Хикаку придется стать этим заложником, не так ли. Он не мог предложить другого обладателя Мангекьё (Осики был молод и зол, а Сахоро и Сакурадзима еще не были полностью обучены), так как Сенджу не поймут, почему он предложит маленького сироту, который не является его близким родственником, и они воспримут это как оскорбление.

Между тем, Хикаку был его двоюродным братом, в очереди на управление кланом после Изуны, его самым доверенным человеком во Внешней Страже, и он был уже хорошо известен Сенджу с поля боя. Он также был сдержанным, внимательным и давно оставил в прошлом бездумную ненависть к другому клану.

Что было более прагматично, Ёри должна была родить меньше чем через три месяца, так что даже если все рухнет самым ужасным способом, его род на нем не закончится. Хидзири ухаживал за девушкой, так что наверняка скоро женится и дополнительно стабилизирует род Ятагарасу, а еще был Хидака: он даже был полностью обучен и тренирован, как не был Хидзири.

Мадара ненавидел такие решения, но как глава Внешней Стражи он был вынужден их принимать. Он подозревал, что Хаширама (или, что более реалистично, Тобирама) в данный момент мучился над такими же выборами. Клан Учиха, скорее всего, получит женщину, которая была заместительницей Тобирамы — Изуна упоминал, что ее зовут Тока. Третьи люди после главы от каждого клана были неплохим обменом, учитывая все вещи: достаточно высокопоставленные, чтобы знать, что на кону, и иметь политическую подготовку, но не настолько высоко стоящие, что без них кланы рухнут. Это продемонстрирует приверженность к миру, и позже их можно будет снова обменять, как только будут построены и станут некоторое время функционировать общие форпосты. Может быть, через шесть месяцев? Или хотя бы согласиться пересмотреть договоренность через шесть месяцев, да, этого будет достаточно. Это произойдет около Нового года или примерно так, что будет хорошим временем для обновления обещаний и всего подобного.

К счастью, должность главы Внешней Стражи означала, что он мог сделать новые и улучшенные печати Киты «руки прочь» условием вступления, так что все его воины теперь были защищены от грубейших способов кражи кеккей генкая. Сенджу не скатывались так низко несколько веков (даже Буцума не заходил так далеко, выучив уроки из истории о том, что было сделано с Сенджу, которые на это осмелились), но другие были менее добросовестными, особенно более маленькие кланы, с которыми иногда сталкивались на миссиях в более отдаленные страны. Для них Учихи не были непосредственной угрозой, просто возможностью для продвижения в их собственных местных стычках и войнах.

Мадару успокаивало это знание, что он больше никогда не отправится на миссию по охоте после того, как члена клана принесут домой без одного или обоих глаз, либо живого, либо оскверненный труп. Он делал подобное только дважды, один раз в Стране Воды и один раз в Стране Молнии, и оба раза он демонстративно наносил значительный сопутствующий ущерб. Теперь хотя бы его воины были в безопасности от такого насилия, пусть и не от козней женщин, надеющихся украсть кеккей генкай более изощренными способами.

Существовали основания, из-за которых женщин клана Учиха поощряли приводить мужей в клан, а не наоборот: у женщины не могли украсть нерожденного ребенка без ее смерти.

Кстати об этом, Мадара задумался, могла ли Кита предотвратить другие виды кражи кеккей генкая. Что-то, о чем надо будет спросить ее позже, как только договор будет заключен и она будет полностью обучена в использовании своего Мангекьё. Все изменения последних недель вывели ее из равновесия, и из-за стресса она была немного резче, чем обычно.

Он отложил в сторону свитки, которые намеревался взять (на случай, если придется махать ими перед лицом Хаширамы, чтобы поддержать некоторые пункты договора), и направился сделать чай. Чашка чая и перерыв в сборах помогут его жене прийти в себя и успокоиться. Она не была довольна вынужденной необходимостью оставить близняшек с Изуной, пока они будут навещать Акимичи, но они не могли взять девочек с собой. Это будет небезопасно.

Однако она была права: оставлять их позади, когда, может, их не будет дома месяц или больше, было далеко от идеала. Но если они достигнут мира, длительного мира, это будет того стоить. Даже если мир продлится только несколько лет: однажды заключенный мир будет проще восстановить.

Вот только если бы он мог придумать подходящий аргумент не надевать сокутай. Но опять же, ему придется носить его только на первоначальном официальном представления, и Кита хотя бы будет страдать вместе с ним в дзюни-хитоэ. После этого он сможет вернуться к формальному хитатарэ. Кита, конечно, будет в различных формальных кимоно (плюс учикакэ, которое она носила в день их свадьбы), и Хикаку и другим сможет сойти с рук ношение формальных хитатарэ на протяжении всех переговоров, так как они не будут частью официального представления, а только свидетелями. Вдовы клана усердно работали, чтобы облачить всех надлежащим образом, так что вся делегация будет одета так, как подобало положению членов клана Учиха.

Дипломатические переговоры, к сожалению, были слишком формальны, чтобы дворянин его ранга носил просто хитатарэ или кимоно с хакама: клан Учиха предшествовал созданию Страны Огня и технически был такого же ранга, как и семья даймё, как старый имперский род, так что клан был вынужден одеваться соответствующим образом на официальные аудиенции и дипломатические поездки. Они были кугэ, а не буси, как Акимичи, и это несло с собой определенную ответственность и обязанности вместе со связанными с этим статусом привилегиями.

Такими привилегиями, как платить налоги только на тот шелк, который они продавали, а не на весь, который они делали для собственного пользования, но такими обязанностями, как соответствующе одеваться. Поэтому и неловкие, но хотя бы недавно сделанные многослойные придворные одежды, которые он вскоре наденет: его четвертый ранг означал, что одежды должны быть черными, и то, что он был признанным военачальником, позволяло ему носить одежду с разрезами для большей легкости движений.

И он определенно собирался воспользоваться этим преимуществом.

* * *

Тобирама устало сгорбился над столом, пока Тока любезно делала ему чайник чая. Это вполне могло быть мирным договором, о котором Хаширама мечтал с тех пор, как ему было одиннадцать, но это не означало, что его брат так уж многое делал, чтобы к нему подготовиться. Да, его брат знал, как писать всевозможные виды мирных договоров, примеры которых находились в архивах клана (за что он был благодарен), но у них никогда раньше не было фактического договора с Учихами. Не полноценного и формального. Ну, не за последние пятьсот лет с того момента, когда глава клана Сенджу глупо решил опуститься до воровства кеккей генкая: это было меньше договором и больше «пожалуйста, не вырезайте нас всех, мы не знали, что он такой псих», который соорудили немногие выжившие после альянса Учиха-Хьюга-Инузука, который быстро сокрушил идиота, как ярость мстительного бога, в процессе стерев три четверти клана с лица земли.

Достаточно будет сказать, что с тех пор Сенджу подчеркивали важность табу кражи кеккей генкая.

Однако, к сожалению, это было примером единственного официального договора, который у них был, так что Тобирама читал и перечитывал его в поисках руководства. Он был одним из, может, четырех людей в клане, который мог читать архаичные кандзи (его бабушка Узумаки была единственным другим человеком, которому он доверял дать ему точную интерпретацию значения), и некоторые термины были довольно туманными. В том плане, что он не полностью понимал, что означали эти поэтические титулы и аллюзии.

Хаширама прочитал этот договор (ну, он внимательно послушал, когда Тобирама прочитал его ему и сделал копию на современных кандзи и катакане), но прямо сейчас его интересовали именно мелкие детали прецедентов и обращений. Потому что да, то, что Учихи были безусловными победителями (хотя и неожиданно милосердными после своей победы) в той ситуации, действительно оправдывало часть витиеватой поэзии, но не все. И то, что единственной Сенджу, оставшейся руководить кланом, была младшая племянница давно покойного главы, частично объясняло, почему ее титулов было так мало по сравнению, но если учесть титулы, записанные у Хьюга (очень похожие на Учих) и Инузука (в основном хвалящие их верность и силу, но вообще без каких-либо упоминаний дворянства), нарисованная картина была немного другой. Она подразумевала значительную разницу в социальном статусе между кланами Учиха и Сенджу, и Тобирама был обеспокоен.

Сравнение этого договора с несколькими современными документами, которые были у Сенджу, показало похожую тему в обращениях к даймё того времени и упоминаниях о нем (который был одним из ранних даймё, так как Страна Огня тогда была создана недавно и была намного меньше, однако одновременно значительно более воинственной), а также в упоминаниях главы клана Учиха. Что могло быть торжественной гиперболой, но также могло и не быть: не то чтобы Сенджу что-то знали об истории их клана-противника. Они сражались друг с другом дольше, чем они вели записи, и было очевидно, что никого не волновало уточнить почему.

Тобирама знал, что Хьюга — старый благородный клан, достаточно древний, что они были правителями части Страны Огня, в которой они до сих пор жили сегодня, пока любезно не отдали гражданское управление даймё Страны Огня в обмен на разрешение продолжать жить здесь и беспрепятственно вести свой традиционный образ жизни. Дочери даймё выходили замуж за Хьюга, а их дочери без кеккей генкая в ответ выходили замуж за сыновей даймё. Не в последнее время, но такое происходило. И все же, из того факта, что в документах подразумевалось, что Хьюга менее благородные, чем Учихи, в том, что определяет подобные вещи, можно было сделать неприятные выводы.

Что означало, что было полностью возможно, что переговоры по поводу этого договора будут такими придворно-официальными, которые Хаширама регулярно не признавал как что-то, в чем он должен участвовать и что должен уважать — Тобирама правда надеялся, что это будет не так. Честно, Тобирама был благодарен за продолжающуюся войну, так как это означало, что от его брата не требовалось ездить в столицу и говорить с даймё. Да, по каким-то причинам правитель Страны Огня пока что, кажется, находил радостные нарушения протокола Хаширамой забавными, но это не было чем-то, на что клан мог продолжать полагаться теперь, когда его брат стал главой. У наследников обладали большей свободой действий, но считалось, что главы более благоразумные, так что оскорбления с их стороны воспринимались более значительными.

На данном этапе он ничего не мог со всем этим поделать, кроме как надеяться на лучшее: они должны были прибыть во владения Акимичи через два дня, и Тобирама был просто вынужден молиться, что у Мадары достаточно серьезные намерения по поводу мира, что он закроет глаза на неизбежную бездумность Хаширамы. Он даже не был уверен, что его брат действительно слушал его, когда он объяснял различия в лечении, которое доступно Учихам, или о потерях гражданских, которые создали Сенджу — да, Хаширама выглядел серьезным и согласился добавить к договору предложение обучения медицине, но у Тобирамы не было впечатления, что его брат воспринял детали настолько близко к сердцу, насколько надо было.

При всем его грандиозном идеализме у Хаширамы никогда не было большого воображения или эмпатии в том, что касалось отдельных людей.

Ему хотелось, чтобы он мог быть уверен, что его брат полностью обдумал все специфические особенности мира. Да, его брат неоднократно говорил о многих моментах, которые он хочет включить в договор, но Тобирама все еще не знал, какие из них Хаширама считает самыми важными, или какие Мадара считает самыми важными, или будут ли их идеи хорошо сочетаться друг с другом. Переговоры могут затянуться надолго в зависимости от поднятых вопросов, и всегда была возможность, что все может плохо закончиться.

Куда бы все ни зашло, он просто хотел, чтобы переговоры не закончились оскорблениями и кровью. Что прямо сейчас казалось слишком вероятным, к сожалению.

— Выпей чаю, — твердым голосом и настойчиво посоветовала ему Тока, — и перестань рвать на себе волосы: это ничему не поможет.

— Я просто хочу, чтобы анидзя был немного более откровенным о деталях договора, — проворчал Тобирама, взяв чашку и сделав глоток: чай был идеальным. Тока делала отличный чай, когда хотела. — Обычно он слишком сильно хочет, чтобы я писал за него черновики, так что изменилось на этот раз?

Его брат настаивал, что он все будет писать сам — Хаширама даже не говорил ему о том, что сочиняет в черновиках! Через несколько дней они будут защищать свои требования, а Тобирама даже не знал, в чем они все состоят! Ему придется прочитать все после того, как они прибудут, без каких-либо справочных документов, потому что Хаширама наверняка забудет их упаковать! Даже Мито полностью не знала, что там, хотя она вытащила несколько деталей из мужа — однако ничего из этого четко не указывало на то, какие документы взять, при всем при том что он очень ценил ее усилия. Она тоже волновалась по этому поводу.

— Ну, это его мечта, не так ли? — ироничным тоном напомнила Тока, усевшись напротив него с собственной чашкой. — Конечно, он хочет убедиться, чтобы все моменты, воплощения которых он хочет, будут включены.

— До тех пор, пока кропотливая проработка деталей не станет слишком для него слишком скучной, чтобы обличать ее в слова, — раздраженно пробормотал Тобирама, а затем тряхнул головой. — Не обращай на меня внимания: я не очень хорошо спал.

У него были неспокойные сны с момента его возвращения, что было немного странно, так как его сон в селении Учиха был абсолютно безмятежным. Да, иногда сны были чуть-чуть странными, но у него не было ни единого кошмара и он даже не просыпался в холодном поту от флешбэков.

Если подумать об этом, те три недели были полны лучшего сна за последние годы. Это, возможно, было немного подозрительно.

Существовали ли печати для спокойного сна? Ему надо будет спросить Мито. Как ты вообще начнешь создавать дизайн для такой печати, в любом случае?

Но, может быть, этим вопросам тоже придется подождать до подписания договора. Хотя бы его разговор с Юта-оба и баа-сан прояснил ценность его плаща (без учета печатей, незаметно вышитых на подкладке), и его бабушка помогла ему в выборе надлежаще ценного подарка, чтобы отдать Ките в ответ за ее щедрость. Узумаки чаще имели дело с аристократией, чем Сенджу, так что у нее был опыт, чтобы делать такие выборы, несмотря на то, что она была менее уверена в должном протоколе для переговоров, кроме как «настолько формально, насколько и встреча с даймё», что было не особо полезно.

Это был не купленный подарок (в конце концов, она не покупала плащ), но небольшая клановая реликвия, которую, как Тобирама надеялся, Кита оценит. Его бабушка заверила его, что дарить эту вещь жене главы другого клана не будет неуместно с его стороны, так как, технически, подарок будет от имени клана Сенджу в благодарность за внимание и гостеприимство, проявленное к нему, пока он был в ее власти.

Тобирама все еще полностью не был уверен, что делать с мучительным осознанием того факта, что он был причиной смерти ее отца. Это не было чем-то, за что он мог предложить компенсацию, не без того чтобы не подвергнуть Сенджу сокрушительным финансовым репарациям за все гражданские жизни, которые они уничтожили, но он все равно хотел убедиться, что Кита узнает о его вине за преступление. Он не позволит ее милости к нему быть основанной на незнании: она заслуживала того, чтобы знать и иметь свободу соответственно говорить и действовать. Он должен был ей свою жизнь (долг, который он не мог надеяться отплатить), и это чувство камнем лежало на его душе вместе со знанием его ответственности за ее потерю.

Он все еще никому не упомянул о ее вариации шарингана или о печатях в его плаще: если им удастся заключить мир, тогда это знание будет бессмысленным, а если нет, то он может проинформировать своих соклановцев позже. Не то чтобы эта информация что-то поменяет в том договоре, черновик которого писал его брат.

* * *

Ее ежемесячные кровотечения опоздали. Они должны были начаться примерно к возвращению Изуны, и Кита честно тогда их ожидала с учетом ее вспыльчивости, касающейся той попытки убийства и обнаружения ее Мангекьё, но они не пришли. Ни тогда, ни почти две недели спустя от них не было и следа.

Ее цикл всегда был очень регулярным, не считая нескольких месяцев после смерти ее матери, так что Кита сомневалась, что задержка связана со стрессом: он всегда приносил кровотечения раньше, а не задерживал их. Нет — она была беременна. Зачатие, должно быть, произошло примерно через день после ранения Изуны, что означало, что сейчас она была беременна уже почти пять недель. Ну, шесть недель, считая с конца ее последнего цикла.

Это пока что не чувствовалось полностью реальным. Единственным четким признаком изменения было прекращение ее ежемесячных кровотечений, что ее муж либо не заметил, либо посчитал, что пропустил, с учетом того, как он был занят сразу после безопасного возвращения Изуны.

Кита не была уверена, хочет ли она уже делиться новостью. У нее еще мог случиться выкидыш (хотя она потратила время, чтобы снять печати со своей ночной одежды и той одежды, которую брала на переговоры), и она бы хотела оградить Мадару от разочарования, если ее тело отвергнет эмбрион до окончания третьего месяца.

Что касается чакры, Тобирама может заметить изменения в ее сигнатуре чакры во время переговоров, но опять же, может, он и не заметит, так как она фактически была беременна в течение последних трех недель все более тесного знакомства. Может, он полностью упустит это из виду, пока ее тело не перестроится в начале четвертого месяца, когда начнет накапливать ее чакру вокруг матки, чтобы защищать и питать ребенка, и живот не начнет расти.

Дети не развивают собственную чакру до примерно недели после рождения, что было одной из причин, по которой культура шиноби (или, как минимум, культура Учих) не признавала ребенка отдельным человеком до этого времени: клан Учиха вносил имена детей в храмовые записи только через две недели их жизни. Пока они не были действительно независимыми от своих матерей и не обладали чакрой, чтобы это доказать, и нерожденные, и младенцы считались продолжением тел их матерей, сосудами, которые еще не наполнены собственными душами.

Кита хотела детей. Она хотела выносить детей своего мужа, воспитывать и любить их, узнать, какими они станут взрослыми. Однако… она неоднозначно относилась к перспективе сыновей. Мадара был старшим из пяти мальчиков, так что рождение сыновей было вероятным, и как от главы Внешней Стражи от ее мужа ожидали, что у него будут сыновья и что он обучит одного из них, чтобы тот стал его преемником, но…

Кита хотела дочерей. Девочек, которых она сможет научить прясть и вышивать, рисовать и красить, читать и писать, петь и играть на музыкальных инструментах, работать с проволокой, бросать сюрикены или владеть нагинатой. Девочек с теплой улыбкой ее мужа и необычным чувством юмора, малышек, которых ее муж сможет обожать и от кого сможет радоваться, как с Тоши и Азами. Но сыновья были более вероятными, и с ее стороны было бы неправильно настраиваться на разочарование, особенно когда ребенок наверняка воспримет ее неудовлетворение как свой личный недостаток. Любой ребенок ее мужа будет счастьем вне зависимости от пола, и она обязана была этого придерживаться. Она не очень хорошо знала своих младших братьев (к сожалению), но она действительно крепко их любила, и она очень хорошо ладила с Хидзири и Хидакой, когда они были маленькими, так что в чем была ее проблема с мальчиками?

Осознание пришло к ней, когда она передала свой багаж Сакурадзиме и последовала за своим мужем вместе с Ёко, двоюродной сестрой Инеми, которая будет сопровождающей Киты и медицинским специалистом их делегации. Ёко-чан только-только исполнилось пятнадцать, и она выглядела на свой возраст, но она была умной, серьезной, очень способной в фармацевтике и обладала навыками отходить на второй план. Ее чакроконтроль также был отличным: она уже могла вышивать все медицинские печати Киты и владела медицинской техникой с чакрой Инь, хотя и могла поддерживать ее только в течение коротких периодов времени.

Кита уже взяла с девочки клятву хранить ее беременность в секрете и знала, что обещание будет сдержано, но она чуть не споткнулась о собственные ноги, когда ее мозг наконец передал ей недостающие кусочки пазла, касающиеся ее нежелания иметь сыновей. Кусочки пазла: ее страхи были двоякими.

— Жена? — спросил Мадара, бросив взгляд через плечо, когда они покидали селение.

— Просто неожиданное открытие, муж, — успокоила его она, и они ускорились. Он улыбнулся (он наверняка предположил, что ее рассеянность связана с проектом по печатям), прежде чем сосредоточиться на деревьях впереди. Все шестеро из них теперь бежали на полной скорости, так как теперь были надлежаще натренированы для этого (теперь это было стандартом, и от всех Учих ожидали, что в возрасте тринадцати лет они научатся бегать на скорости для миссий), так что им не потребуется даже полдня, чтобы достичь земель Акимичи даже с учетом того, что и Сахоро, и Сакурадзима несли сундуки с вещами на плечах.

Направив половину внимания на следование по следам мужа сквозь лесистую местность, Кита обдумывала свое открытие. Во-первых, она боялась начать подражать собственной матери и пренебрегать Тоши и Азами ради новорожденного сына. Хотя она и была дома только в первый год жизни Дзонена и в этот период поведение мамы, кажется, было обычной сосредоточенностью на хрупком нуждающемся младенце, у Киты была только мама как пример того, как надо быть родителем.

Она знала, что она не ее мать, но все равно было тяжело. Она не помнила, чтобы у нее были сыновья в предыдущей жизни (хотя то, что она помнила о своей фактической жизни, примерно совпадало с ее возрастом, так что, может, она просто вышла замуж позже в той жизни), так что у нее не было других примеров для подражания.

Ее другой страх заключался в том, что Мадара будет подражать своему отцу, если у него родится сын. Что было глупо (ее муж очень отличался от Таджимы-сама как по темпераменту, так и по поведению, и усердно работал над тем, чтобы продолжать отличаться) и одновременно нет, потому что у Мадары было не больше каких-то других примеров по воспитанию сыновей, чем у нее — ну, если не считать Ниниджи-сама, но она не знала, как часто ее муж видел Ниниджи-сама, когда был ребенком. С точки зрения эмоций ее страхи имели смысл.

С точки зрения логики и практики, то, как Мадара выносил решения о готовности к миссиям для членов Внешней Стражи и мучился над договором, очень ясно давало понять, что он не развернется и не станет задавать собственному ребенку другие стандарты. Ей надо было верить. Верить в себя, что она не начнет пренебрегать своими девочками в пользу сына, а также что она не начнет холодно обращаться с сыном из-за чего-то такого случайного, как пол. Она пообещала, что она не позволит полу своего ребенка помешать ей воспринимать его или ее как личность.

И ей также надо будет верить в мужа, что рождение сына окажется возможностью для роста и изменения к лучшему. Почему-то было проще верить в Мадару: она видела, как он учился быть родителем для ее младших сестер, заботился о Тоши и Азами с открытой душой и мягкой дисциплиной, так что она знала, что он сможет это сделать.

Она расскажет ему о беременности, как только переговоры будут завершены, не важно, насколько хорошо или плохо все пройдет или насколько много или мало они потребуют времени. Если она потеряет плод до этого, ну. Может быть. Ей наверняка потребуется утешение.

Тобирама не поднял взгляд ни от небрежного черновика договора, написанного его братом, ни от собственных заметок, когда шесть учиховских сигнатур чакры, все из них более-менее знакомые, устремились по дороге, ведущей к тому месту, где он сейчас находился. Акимичи уже заметили скорое прибытие гостей: глава клана и несколько других людей собирались у передних ворот селения клана, и тройка Ино-Шика-Чо уже двигалась вперед к границе, где их земли граничили с главной дорогой.

Хашираме не надо было знать. Он только снова обидит их хозяев. Было и так плохо, что он настоял на прибытии на день раньше: быть раньше хуже, чем опоздать, так как твои хозяева могут быть еще не полностью готовы к тому, чтобы тебя принять. Учихи отправились в путь в надлежащее время, прибыв через час после полудня в назначенный день, чтобы дать Акимичи несколько часов для надлежащего протокола и обмена подарками без необходимости откладывать прием пищи, чтобы это сделать.

В отличие от Сенджу, которые прибыли вчера прямо перед обедом и задержали его больше чем на час. Не то чтобы Акимичи проявили что-то кроме любезности и гостеприимства, но Тобирама знал, что энтузиазм его брата не так высоко оценили, как могли бы.

В данный момент Хаширама находился в саду, пил саке и мечтал, вот почему у Тобирамы наконец-то было пространство для того, чтобы просмотреть потенциальный договор и немного заполнить дыры. Некоторые из идей его брата можно было бы вежливо назвать непрактичными, другие были очень хороши, но в них не было необходимой четкости и структуры, чтобы быть вполне реализуемыми, а остальные выглядели обманчиво прямолинейными с точки зрения Сенджу, но Тобирама уже мог сказать, что Учихи их не оценят: например, то, что Хаширама сам построит деревню за минуты. Информация от Токи об отказе Изуны даже на секунду вступать в здания, сделанные Хаширамой, не говоря уже о том, чтобы спать в них, была своевременным напоминанием о том, что клан Учиха посчитают постоянное тихое гудение чакры его брата угрожающим, а не успокаивающим.

К сожалению, его брат никогда не был хорош в том, чтобы видеть мир с перспективы других людей, так что обязанность заполнять пробелы и убеждать Хашираму в других вариантах падала на Тобираму. Ну, обязанность пытаться это делать: Хаширама мог проигнорировать его советы. Опять. Хотя бы Тока была той, кто остался дома, чтобы управляться с кланом в их отсутствие: она удержит всех в узде, и Мито без вопросов ее поддержит. Тобирама хотел бы поддержку своей двоюродной сестры здесь, но она была единственным другим человеком, который обладал силой и знаниями, чтобы руководить, а остальной клан глупо не признавал навыки Мито достаточными.

Тобирама также хотел бы, чтобы Мито была здесь, но Хаширама отверг эту идею, так что хотя с ними и были сильные воины, ни у кого другого в делегации Сенджу не было никакого понимания политики, связанной с подобными переговорами. У Узумаки было больше опыта с протоколами для разных рангов, и они могли дать представление о том, как подкорректировать уровень формальности до необходимого, но Хаширама решил не брать Мито, и клан Сенджу подчинился.

Судя по ощущениям теперь знакомых сигнатур чакры, Мадара оставил своего брата дома, чтобы руководить кланом в его отсутствие, но взял с собой жену и обычного противника Токи (Хикаку, его звали Хикаку, и он был двоюродным братом Мадары, а также мужем Ёри-сан. Он несколько раз приходил на ужин, когда Тобирама оставался у Учих) вместе с тремя другими менее знакомыми членами клана. Тобирама был уверен, что он несколько раз чувствовал этих конкретных людей в селении Учиха, но он не мог вспомнить их лица: Учихи действительно были сбивающе с толку похожи в плане чакры. Он мог узнать Киту только благодаря тому, что провел три недели в ее компании со связывающей его печатью, которую она создала. Сила Мадары была неповторима, и Хикаку примелькался ему за десятилетие стычек на поле боя.

Учихи остановились на несколько минут, встретившись с тройкой, посланной поприветствовать их, а затем обе группы продолжили двигаться вместе в более спокойном темпе. В это время на дальней стороне селения от гостевого дома Сенджу продолжалась лихорадочная подготовка в последнюю минуту под присмотром знающих людей.

Тобирама продолжил притворяться, что не знает о суете, и сосредоточился на своих заметках, не сводя внутреннего глаза с главы клана Акимичи и лидеров других вассальных кланов шиноби. Кажется, это был намного более формальный прием, чем то, как приветствовали Сенджу. Может, их раннее прибытие исключило подходящее приветствие, но Тобирама подозревал, что дело в другом. Акимичи были благородным кланом, происходя из уважаемого самурайского рода, к которому прислушивался даймё и который не забросил свое владение чакрой, когда Страна Огня перестала расширяться и война с окружающими странами стала делом наемников и превратилась в прокси-конфликты по поводу торговли (что сделала большая часть других семей буси из Элементальных Наций, оставив ниндзюцу в погоне за богатством), но Тобирама был в курсе, что он очень мало знает о тонкостях положения людей при дворе и о том, как идет градация рангов у аристократов. Его отец был намного более сосредоточен на битвах и на том, какие кланы в хороших отношениях с Сенджу, чем на конкретных рангах этих союзников, не считая очевидной необходимости надлежаще вежливых обращений.

Надлежаще вежливые обращения для Учих, конечно, никогда не считались важными до сегодняшнего дня.

Хаширама в конце концов узнал о прибытии представителей клана Учиха за ужином, который устраивали Акимичи Чоко и его новая невеста, а не его отец Чотай-сама. Такое понижение было подозрительным — но Акимичи, устраивающие два отдельных ужина для двух сторон переговоров, не были.

Конечно, его брат упустил из виду первый момент и надулся из-за второго:

— Тобирама, ты должен был сказать мне, что Мадара прибыл! Я хочу с ним поговорить! Это был мой первый шанс на нормальный разговор с тех пор, как мы оба были детьми!

— Анидзя, как наши хозяева и посредники для этого договора, Акимичи вынуждены следовать одобренному протоколу для подобных вещей, — терпеливо начал объяснять Тобирама. — Вмешиваться в это было бы неуместно.

— Но Мадара не стал бы ссориться со мной за ужином!

Почему его брат был таким легкомысленным в том, что касалось последствий?

— Мы хотим, чтобы другие кланы признали действительность этого договора, не так ли, анидзя? — напомнил ему Тобирама. — Чтобы это произошло, мы должны следовать формальным правилам, созданным для подобных вещей.

Хаширама быстро затих.

— Конечно, я хочу подать пример! Это важно! — он просиял. — Мои извинения, Акимичи-сан! Я так рад слышать, что Мадара прибыл!

Тобирама приложил все усилия, чтобы открыто не поморщиться: их хозяева постоянно говорили о Мадаре как «Учиха-сама». К счастью, наследник Акимичи закрыл глаза на явное неуважение его брата. По крайней мере, в этот раз: как только переговоры начнутся, это вполне может измениться.

* * *

Дипломатия — это медленное дело, включающее множество поклонов и очень вежливую речь. Мадара поприветствовал Акимичи Чотая с надлежащей формулировкой, которая признавала самурайское происхождение мужчины и его связи с даймё, и его поприветствовали в ответ длинной и намного более смиренной формулировкой, признающей специфический дворянский ранг клана Учиха и исторические имперские связи. Империя была мертва и не существовала уже около восьми сотен лет из-за Кьюби, уничтожившего столицу и потопившего ее в море вместе с императором, всем его двором и большей частью окружающей территории, но несколько старых благородных родов пережили катастрофу, и Учихи были одним из самых высокопоставленных кланов среди оставшихся: определенно самым высокоранговым в Стране Огня.

Затем подарок был предложен, отвергнут дважды и наконец принят, и даритель призвал получателя открыть его. Мадара сделал это, затем похвалил подарок, позволил его хозяину сделать вежливую оговорку и аккуратно передал предмет (очень изысканно сделанный набор шоги, вырезанных из оленьего рога) Хикаку, чтобы он мог предложить собственный подарок хозяину, чтобы выразить благодарность за гостеприимство клана Акимичи.

Затем вся процедура повторилась, но наоборот, с дополнительными оговорками Акимичи-доно, утверждающего, что его дом скромен и совсем не подходит для таких престижных гостей, пока другой глава клана не принял, не открыл и обильно не похвалил полученный подарок (набор фарфоровых тарелок, которые Мадара расписал сам), и Мадара высказал собственные неодобрительные комментарии об их качестве. Затем Учихам наконец можно было показать гостевой дом Акимичи, что включало больше политического смирения, но также сладостей, а затем их наконец-то оставили одних, чтобы привести себя в порядок перед ужином.

Мадара заваривал чай, пока Хикаку контролировал распаковку мужчин, а Кита — женщин. То, что делегация клана Учиха состояла наполовину из мужчин и наполовину из женщин означало, что Хикаку и Сахоро могли поделить одну комнату, Ёко и Сакурадзима другую, а он мог спать с Китой: у всех был сосед, чтобы прикрывать соседа, и никому не было слишком тесно.

Все оценили чай. Затем Кита оставила последнюю часть распаковки на Ёко-чан и осталась сидеть с ним, смотря сквозь сёдзи на маленький, но очень симпатичный садик, рассеянно обхватив чашку руками.

— Ну, вот мы здесь, — в конце концов сказала она, и ее тон был слегка удивленным.

Мадара абсолютно ее понимал. Он тоже едва мог в это поверить.

— Это происходит, — согласился он. — Мы заключаем мир с Сенджу. Настоящий официальный мир, не просто бессрочное прекращение огня — договор с ощутимыми пунктами и реституцией за нарушения, который будет засвидетельствован третьей стороной и чьи копии будут посланы даймё, чтобы он мог следить за его соблюдением.

Это было несбыточной мечтой, когда он был ребенком, воздушным замком, и вот он строил его.

Его мечты прошли долгий путь за последние пятнадцать лет. Он надеялся, что Хаширама не потребует слишком много модификаций к новым деталям, которые он положит на стол переговоров, потому что Мадара не был уверен, что готов идти на компромисс по многим из них. Он посеял несколько более дерзких требований, по которым он был готов идти на уступки (это было важно и являлось частью того, чтобы казаться благоразумным), но по некоторым он не будет. Он не мог. Он надеялся, что Хаширама поймет.

Кита подвинулась поближе и положила голову ему на плечо:

— Что ты думаешь о делегации Сенджу?

Мадара издал задумчивый звук, возвращаясь мыслями к тому, что сказал Акимичи-доно о том, кого Хаширама взял с собой. Своего брата, конечно (Тобирама наверняка будет активно участвовать в процессе переговоров), но не Току или Мито, что было немного странно: брать с собой женщин на дипломатические переговоры, особенно жен, считалось уместным, чтобы помогать в оказании гостеприимства и в качестве демонстрации приверженности и добрых намерений. Ну, может быть, у Хаширамы (или, скорее, Тобирамы) было очень мало людей, которым он доверял с благополучием клана в его отсутствие, и что эти двое лучше всего подходили для того, чтобы держать воинов Сенджу под контролем, но все же. У Хаширамы несомненно была тетя или кто-то подобный, кто все еще был жив? Мадара знал, что мать Буцумы происходила из клана Узумаки, так что она наверняка все еще жила (долгожительство Узумаки было хорошо известно) и была бы идеально адекватной заменой. Даже лучше, будучи уважаемой старейшиной.

Другие три Сенджу не были людьми, которых Мадара знал по имени, но Хикаку наверняка их узнает, когда увидит: его правая рука был более осведомлен о том, кто находится в высших эшелонах иерархии Сенджу, так как неоднократно сражался с большинством из них, пока Мадара с Изуной были заняты борьбой с Хаширамой и Тобирамой. Его знания были одной из причин, почему именно Хикаку стал его правой рукой, а не Изуна: Мадаре было нужно, чтобы его заместитель обладал более всесторонним пониманием сил Сенджу и профессиональных навыков их воинов.

Однако эта ситуация действительно заставляла Мадару задумываться, кто же конкретно был у Хаширамы на уме для обмена заложниками. У него должен был быть кто-то на уме, хоть и на данном этапе процесса это было только возможностью, а не определенностью. Он намеревался провести обмен позже, после того как все будет подписано?

Он вообще уже попросил кого-нибудь согласиться на это? Приложит ли он свои усилия в этот раз, когда он не делал этого раньше?

— Я подозреваю, что Хаширама не уделял много внимания своему брату в том, что касается формальностей, — сказал он жене. — Что может быть увлеченной забывчивостью или откровенным невежеством, но ни то, ни другое, не идеально.

— Он снова будет грубым, не так ли? — вздохнула Кита. — Ну, он хотя бы честно стремится к миру, так что мы знаем, что он не саботирует процесс намеренно.

— Нам придется решать проблемы по мере их поступления, — согласился Мадара, — и я попытаюсь не кричать на него во время официального процесса переговоров.

За пределами этого, за неформальным чаем или саке… ну, может, это изменит ситуацию, может, нет, но Хаширама время от времени хотя бы пытался слушать. Пока Мадара говорил те вещи, которые его друг хотел слышать.

Хаширама был ужасным другом, но он хотя бы был глубоко искренним. Он обладал достаточной личной силой, чтобы это себе позволить.

— Досадная необходимость хотя бы казаться благоразумным, — с лукавой улыбкой посочувствовала его жена.

— Ты намекаешь, что я не благоразумный, дорогая?

Кита ухмыльнулась.

— Я совершенно не могу публично критиковать моего мужа, — сказала она с притворной добродетельностью, положив руку на сердце. — Это было бы наиболее неподобающе с моей стороны.

Мадара фыркнул. Он знал, что он импульсивный: это было распространенным недостатком у Учих, следовать велениям сердца, а не головы. Кита знала, что он никогда не пытался скрыть этот конкретный изъян — она просто его дразнила.

— Моя жена так плохо думает обо мне, — скорбно пробормотал он, раскрыв глаза шире и надув губы. — Я никогда не оправлюсь.

Кита дернулась, подняв руку, чтобы скрыть лукавую улыбку, расплывающуюся на лице. Мадара поймал ее руку и решительно опустил ее.

— Моя жена прекрасна, когда она улыбается, — нежно заверил ее он.

Улыбка смягчилась, как и ее взгляд — тепло в ее глазах заставило его сердце затрепетать.

— Мой муж тоже самый красивый, когда улыбается, — пробормотала Кита, решительно встретившись с ним взглядом. — И он очень очаровательно краснеет.

Мадара почувствовал, как его лицо потеплело, и ему пришлось приложить усилия, чтобы не дать своему взгляду упасть: как он могла такое с ним делать, даже сейчас?! Они были женаты больше двух лет, и она до сих пор приводила его в смятение!

Он проиграл битву со зрительным контактом: его внимание упало на многослойное декольте ее кимоно. Оно слегка отличалось от обычного: Мадара нахмурился и разгладил ворот, пытаясь выяснить различие.

— Муж?

Кончики его пальцев сказали ему то, что его глаза не могли полностью расшифровать без шарингана.

— У тебя нет печатей на воротнике, — заметил он, взглянув на нее с любопытством. У нее не было времени добавить их с учетом того, как они были заняты. Он знал, что ей приходилось иметь дело со множеством одежды за очень короткий промежуток времени для подготовки к переговорам. Несколько ее более старых кимоно также были переданы ее младшим сестрам, чтобы они могли быть надлежащим образом одеты для их нового положения в роду.

Кожа его жены слегка порозовела, и ее глаза потемнели.

— Нет, — тихо призналась она.

То, как она это сказала… это было специально?

— Будет ли моя жена настолько любезна, чтобы сказать почему?

Кита сделала очень осторожный вдох:

— Я хочу родить тебе ребенка, муж.

Мадара не мог дышать. Он не мог вспомнить как. Все, что он мог видеть — это осторожная надежда на лице Киты, ее желание и…

… она хотела этого, и он хотел этого, о, вот что для нее означал мир…

— Я люблю тебя.

Ему было плевать, что он сказал это вслух, он имел это в виду, и то, как дыхание Киты перехватило, как она задрожала и ее глаза распахнулись, говорило о том, что его слова имели для нее огромное значение.

— Мадара? — это было больше выдохом, чем вопросом.

— Да, — сказал он ей, и радость ярко горела в его крови, когда он взял ее чашку и отставил ее в сторону, прежде чем встать и поднять ее на ноги вместе с собой. — Это была бы честь для меня, любимая. Кита, ты позволишь мне?

Кого волновало, что была середина дня? В любом случае, у них было несколько часов до время ужина.

Ее ответная улыбка сияла как солнце, поднимающееся зимним утром, лучистое, не важно насколько сдержанное.

— Ничего не порадовало бы меня больше, — призналась она, почти стеснительно опустив глаза, и ее чакра задрожала в ожидании.

Решительно выставить Ёко из их спальни было делом нескольких секунд: то малое количество вещей, которые остались неразобранными, могло подождать до вечера.

* * *

Первая встреча должна была произойти следующим утром: у Тобирамы было очень плохое предчувствие. Все Сенджу были одеты в одинаковые хаори и хакама, те же самые, как когда они наносили визиты к даймё, но мужчины Акимичи надели формальные серые шелковые камисимо с их гербом, вышитым на красных кимоно, и большинство из них держали веера. Присутствующие женщины (и их было несколько) были одеты в черные томэсодэ с разными узорами, а на жене Чотая Масу даже было утикакэ, свидетельствующее о том, что это мероприятие было в наивысшей степени формальным.

Главы кланов Нара и Яманака сидели за Чотаем-сама в обычных кимоно и хакама в цветах их кланов, дополненных многочисленными гербами, но, тем не менее, они выглядели слишком неподобающе просто одетыми. Как и Сенджу, только у Сенджу все было хуже, потому что то, во что они были одеты, и близко не было настолько изысканным, и у их хакама клановый герб находился только сзади, а не сзади и спереди, и узоры были всего лишь нарисованы, а не вышиты.

Затем два Акимичи в полном церемониальном доспехе распахнули двойные двери у входа в холл:

— Учиха Мадара-сама, Глава клана Учиха, Найдайдзин Императора по праву наследования с Учиха О-Китой-сама, его женой, Учихой Хикаку-сама, Учиха Сакурадзимой-сама и Учихой Сахоро-сама, его генералами, и Учихой Ёко-сама, все четвертого ранга додзё кугэ!

Все присутствующие Акимичи мгновенно поднялись на ноги. Тобирама незамедлительно сделал то же самое, и остальные его соклановцы поднялись вместе с ним. Он узнал едва половину из этих титулов, и они наполнили его ужасным чувством страха. Несомненно, Учихи не были…

Мысль улетучилась незаконченной, когда делегация клана Учиха вступила в комнату. Мадара был одет в многослойные формальные придворные одежды черного цвета с прорезями для лучшей мобильности, и его обычно буйные волосы были уложены в элегантный пучок, что значительно усиливало впечатление строгой формальности. Кита была одета в дзюни-хитоэ, множество слоев были видны у манжетов рукавов и нижнего края ее одежд, и она несла большой веер. Сбоку и отставая на несколько шагов, за парой шли Учиха Хикаку и женщина, которая, должно быть, была Сакурадзимой, и они оба были в шелковых хитатарэ, вышитых большими гербами своего клана, а на их ногах были латные поножи. Чуть дальше шел еще один мужчина в хитатарэ и женщина в слегка менее экстравагантном дзюни-хитоэ, и они были расположены так, что он был виден между Хикаку и Мадарой, а она — между Китой и Сакурадзимой.

Тобирама никогда не видел, чтобы кто-то кроме даймё и его жены одевались так формально, и то только на официальные церемонии: и даже тогда сокутай даймё был красным, а не черным! Он сталкивался с черной дворцовой одеждой только на исторических картинах имперского периода, и она была предназначена только для самых высокоранговых родов императорского двора!

Учихи были более благородными, чем даймё?!

Судя по очень глубоким поклонам, которые делали Акимичи (а главы Нара и Яманака пали ниц), ответ на это был «да».

Тобирама почувствовал, как у него закружилась голова. Проблема с тем, что вы не воюете, заключается в том, что тебе надо уважать социальный статус своего бывшего врага, и Сенджу были абсолютно не благородным кланом, что означало, что надлежаще вежливым приветствием на этом этапе по сути был сайкэйрэй, самый уважительный поклон, выполняемый на коленях. Который, он уже знал, его брат не собирался выполнять.

Все, что он мог делать, — это молиться, что оба других благородных клана в комнате не оскорбятся от того, что Хаширама полностью игнорировал оказываемое социальное давление. Он быстро сам встал на колени, тем самым побуждая его нижестоящих соклановцев последовать его примеру.

Хаширама, как и ожидалось, не уловил намек: глубина его поклона была бессмысленной, когда он стоял на ногах. Тобирама уставился на пол и впал в отчаяние.

Чудесным образом, Мадара не оскорбился и не прекратил процесс переговоров, что имел полное право сделать. Вместо этого он проигнорировал откровенное неуважение Хаширамы, проигнорировал то, что Сенджу были значительно неподобающе просто одеты для такого формального события, и после коротких поклонов Акимичи и Сенджу в подтверждение приветствий он воспользовался веером, который держал в руке (у которого были заточенные стальные спицы), чтобы дать знать всем стоящим на коленях, что можно встать, дополнив движение надлежащей словесной формулировкой.

Тобирама встал, затем незаметно схватил за рукав брата, чтобы тот снова не сел до тех пор, пока вся делегация клана Учиха не обоснуется напротив них. Затем сели Акимичи, и как только они сидели, Тобирама отпустил Хашираму, и Сенджу тоже устроились лицом к лицу с Учихами на предоставленных подушках.

Теперь пришло время для речей и обмена подарками. Главы Нара и Яманака передвинулись, чтобы сесть в углах, где группа Акимичи находилась рядом с группами Учих и Сенджу соответственно, и Тобираме, к счастью, не пришлось побуждать своих соклановцев вставать каждый раз, когда член клана Учиха поднимался, чтобы положить подарок на поднос. Это было очень дипломатично со стороны их хозяев, и он был чрезвычайно благодарен за их предусмотрительность.

Он надеялся, что таким образом его брат сможет ограничиться всего лишь двумя или тремя смертельными оскорблениями за одно заседание: он уже знал, что Хаширама не будет обращаться к Мадаре «Учиха-сама», и это будет вторым за сегодня. Он не хотел думать о том, сколько еще накопится, прежде чем переговоры по миру будут закончены.

Речь Акимичи-сама была очень содержательной, он говорил о том, какое это знаменательное событие, что два таких могущественных клана наконец-то заключают мир, и о стабильности, которую этот договор принесет Стране Огня. В речи Хаширамы было больше энтузиазма, но меньше структуры. Речь Мадары, напротив, была выверенной, любезной, и он сумел передать свое сильное стремление к миру, одновременно сохраняя значительную неоднозначность в том, что он считает необходимым для его достижения.

Краем глаза Тобирама заметил писцов, записывающих каждое слово: эта ситуация обладала потенциалом стать очень неловкой для Хаширама в будущем. Ему придется начать помогать брату писать речи заранее.

Затем наступило время подарков. К счастью, оценивать подарок чисто по его денежной стоимости считалось грубым — вместо этого ценились оригинальность и продуманность, и уникальные предметы клана, особенно ручной работы, были наиболее приятны. Тобирама активно участвовал в этой части процесса, нуждаясь в том, чтобы делать что-то полезное, раз Хаширама не позволял ему устанавливать условия для договора, и он надеялся, что это и перерывы после дарения подарков помогут сгладить оплошности его брата.

Первым подарком для Учих был набор цельных деревянных брусочных панелей, которые предполагалось ставить над сёдзи или фусума, вырезанных в такой форме, чтобы создать впечатление журавлей, сосен и бамбука или драконов и волн. Их хорошо приняли — Тобирама издал тихий выдох облегчения. Ему пришлось быть очень настойчивым, чтобы убедить отца Токи, его дядю Токоному, их сделать, но, очевидно, их высоко оценили. Может, Мадара даже решит поставить их в главном доме клана Учиха, что было бы значительным комплиментом.

Первым подарком от Учих была одна мастерски сделанная керамическая чайная чаша, глянцево черная с белым узором, каким-то образом расположенным под глазурью. Хаширама сумел выразить надлежаще теплые благодарности без того, чтобы быть чрезмерным: слезы, блестящие на глазах его брата, говорили о личной отсылке, на которую намекнул Мадара, что обнадеживало. В конце концов, существовала разница между вежливыми подарками и индивидуальными.

Вторым раундом подарков были куклы: они были призваны символизировать желания мира каждой делегации, так что были в форме младенцев и одеты по стилям их кланов. Тобирама попытался не чувствовать стыд от того, что кукла Сенджу носила миниатюрную версию их торжественного наряда, несомненно вырезанной из чьей-то старой одежды, в отличие от замысловато вышитого миниатюрного шелкового хитатарэ, которое носила кукла Учиха, дополненногго крохотными стальными поножами с гравировкой. Он больше ничего не мог сделать: у его клана не было средств.

Третий подарок должен был показать приверженность к процессу переговоров — следовательно, Сенджу одарили Учих чернильным камнем. Более того, это был чернильный камень, который шел с письменным набором, который Хаширама проиграл Изуне: Тобирама был неособо к нему привязан, и он был достаточно высокого качества, чтобы стать очень хорошим подарком. Учихи одарили Сенджу набором прекрасно сформированных чернильных палочек, которые явно сделали они сами: Тобирама решил убедиться, что его брат воспользуется одной, как только они подойдут к официальному подписанию договора.

К этому моменту дело шло к обеду, так что после еще нескольких речей и выражений приверженности встреча подошла к концу, Тобирама потянул брата встать, когда Мадара поднялся и протянул руку своей жене. Кита тихонько обмахивала себя веером на протяжении всей встречи: должно быть, ей было очень жарко во всех этих шелковых слоях.

Как только Учихи ушли, Тобирама загнал Акимичи Чотая в угол настолько вежливо, насколько смог, и спросил, будут ли все обсуждения договора такими формальными. Акимичи-сама великодушно заверил его, что нет, это был единственный раз, когда поддерживалась полная придворная формальность, и на будущих встречах будет позволена большая свобода слова. А также менее строгие стандарты одежды.

Тобирама поклонился в благодарность: он сомневался, что хоть на каком-то этапе Учихи оденутся менее формально настолько, насколько были одеты Сенджу. Кажется, более вероятным будет то, что Мадара наденет такое же шелковое хитатарэ, как и его генералы. Кстати об этом, это был настоящий официальный ранг или что-то другое? Он определенно никогда не слышал, чтобы кто-то обращался к Хикаку как «генерал» на поле боя. Он также был довольно сильно уверен, что самый младший «генерал» был всего лишь подростком.

Однако в этих троих явно было что-то особенное, так как другую женщину представили вообще без титула. Ну, юную девушку: ее лицо все еще было по-детски округлым, и у нее была такая незавершенная внешность, от которой дети не избавлялись, пока не заканчивали расти.

Это не было его проблемой: он всегда сможет спросить позже, если он действительно не сможет выдерживать неизвестности. А пока что у него был обед, который надо было посетить, вопросы к брату о чайной чаше и подарки, которые надо было положить в надежное место, чтобы они не повредились. Это было бы чрезвычайно неуважительно.

* * *

— Что думаешь, Кита? — спросил Мадара, как только они сняли свою ограничивающую и душащую придворную одежду и сели за столик для обеда.

— Хаширама умышленно проигнорировал половину надлежащих формальностей, потому что он не признает их ценность, Тобирама испытывал неловкость от каждой оплошности своего брата, и они оба абсолютно по-своему привержены к тому, чтобы сделать все, чтобы все получилось, — твердо сказала Кита. — Проблема в том, что Хаширама привык добиваться своего, потому что никто не смеет бросать ему вызов, так что он ожидает, что все продолжит работать на социальном и межличностном уровне. Тобирама между тем больше склонен к компромиссам, так что признает, что формальность и манеры необходимы для политического взаимопонимания, однако у него нет власти над братом, с помощью которой он мог бы привлечь его внимание.

Плечи ее мужа опустились.

— Весь план Хаширамы для мира, когда мы были младше, заключался в том, что вместе наши кланы были бы слишком сильными, чтобы выступать против нас, так что все остальные тоже перестанут сражаться, — признался он.

— Только они не перестанут, потому что тогда наши кланы были бы непосредственной угрозой всему их суверенитету, так что они либо попытаются стать нашими союзниками, либо объединятся против нас, — заметила Кита.

— Я знаю это сейчас, — пробормотал Мадара. — Мне было одиннадцать, Кита: ото-сама еще не начал учить меня придворной политике.

Кита задумалась, как долго понадобилось Сенджу Буцуме, чтобы бросить учить Хашираму чему-то, чему он не хотел учиться, потому что было весьма очевидно, что именно Тобирама был тем, кто обладал взвешенным и глубоким пониманием межличностных и политических взаимоотношений.

— Ну, хотя бы не было никаких невоспитанных моментов, которые ты не мог вежливо проигнорировать? — предложила она.

— Маленькие радости, — ироничным тоном согласился ее муж. — На поклоны можно закрыть глаза (это был только Хаширама, и он лично действительно достаточно силен, чтобы быть со мной на одном уровне), то же самое с менее чем формальными обращениями. Тобирама держал остальных членов их клана в узде и убедился, что Хаширама не выразит неуважение Акимичи, сев слишком рано, и все подарки были хорошо подобранными и чрезвычайно вежливыми.

— Их одежда могла бы посчитаться неуважительной, но учитывая то, в какой ступор впал Тобирама, когда мы вошли, я подозреваю, что дело в том, что у них не было чего-то более формального, чтобы надеть, — продолжила Кита, постукивая кончиками пальцев по чашке. — Скорее всего, они не осознавали огромной разнице в социальном статусе, и я знаю, что это та же самая одежда, которую они носили, когда мы все вместе были в столице, и справедливо было бы предположить, что то, что достаточно хорошо для даймё, будет достаточно хорошо и здесь. Только, конечно, даймё позвал нас на фестиваль, а не на официальное мероприятие, так что одежда была адекватной как для любования листьями, так и для Сити-Го-Сана.

— И вполне вероятно, что даймё никогда не проводил официальную встречу с Сенджу, так как-то, что они, очевидно, не благородные, означает, что он не видел в этом нужды, — со вздохом сделал вывод Мадара. — Ну, это неловко.

Опустилась тишина, пока они оба ели, обдумывая эту ситуацию.

— Если они не благородные, они не владеют землей, на которой живут, — начала размышлять вслух Кита после того, как закончила и отложила палочки. — Что может объяснить наблюдение Изуны, что их фермеры не зовут себя Сенджу: если им не позволено использовать имя клана, тогда клан не обязан платить даймё десятину на еду за обработку своей земли, и независимые фермеры платят меньше, так как предполагается, что у них нет защиты и поддержки. Что означает, что клан Сенджу фактически исключительно наемнический клан и у него, технически, вообще нет владений: следовательно, их жилые строения по закону считаются временными, что, опять же, означает более низкие налоги.

Что также могло объяснить, почему Хаширама построил некоторые из них своим мокутоном.

— Только они самовольно поселились и жили совсем рядом с границами клана Учиха последние шесть сотен лет, — проворчал Мадара, прожигая взглядом остатки своего чая.

— Верно, — лукаво согласилась Кита, — но теперь они заключают с нами мир и хотят организовать официальное поселение, что означает, что они будут постоянными жителями по закону, не так ли? Что в свою очередь означает подачу ходатайства даймё о земле и организацию соответствующе официальных отношений. Соответствующе подчиненных отношений, если только они не согласятся поселиться на землях Учих. Что, конечно, сделает их нашими вассалами, но они также не будут предметом более строгого надзора даймё благодаря уже существующим отношениям между нашим кланом и родом даймё.

Мадара уставился на нее, его глаза были распахнуты, и его челюсть на секунду отпала, прежде чем он широко и очаровательно зло улыбнулся.

— Жена, ты императрица среди женщин, — промурлыкал он, поставив чашку на стол и поднимаясь на ноги. — Давай я принесу земельные документы: я знаю, я их упаковал.

Кита помыла посуду и стала ждать возвращения своего мужа с подборкой необходимых свитков. Фактическое владение землей было только для аристократии, а все остальные платили налоги даймё за привилегию его защиты. Благородные кланы сами занимались своей защитой, но все равно платили даймё, которому присягнули на верность, в качестве демонстрации уважения и чтобы получить доступ к таким услугам, как строительство дорог, урегулирование споров и так далее. Однако это были значительно более низкие налоги.

Ну, Учихи платили более низкие налоги, потому что их благородное происхождение и собственность появились еще до Страны Огня. Акимичи, самурайский клан, который стал благородным и получил землю под эгидой даймё, вполне могли платить больше. Налоги на конкретные товары слегка отличались, так как тогда налог был на привилегию продажи товаров внутри Страны Огня: Учихи не платили никакие налоги на то, что потребляли сами.

Кита добавила еще немного угля в жаровню и сделала еще один чайник чая, который все еще заваривался, когда ее муж вернулся с охапкой отдельных страниц и свитков, и за ним следовал Сахоро, неся низкий столик. Мадара подождал, пока не поставили стол, после чего отпустил Сахоро и уселся рядом со столиком, открыв три разных свитка и разложив остальные документы на татами.

— Вот, — сказал он, указывая на бумаги. Кита придвинулась поближе, чтобы изучить слегка стилизованную карту. — Наша граница — Нака, так что клан Учиха действительно фактически владеют половиной земли, на которой мы с Хаширамой собирались разместить деревню. Сторона, включающая скалы, видишь? — он провел линию от реки, дальше на юг, вокруг западного изгиба за скалами из песчаника и к краю карты; отмеченная красным граница продолжалась обратно на север и восток, вокруг дальнего края маленькой горного хребта, и снова соединялась с рекой. — Если мы уступим даймё что-нибудь другое, он может согласится расширить наши владения, чтобы они включали часть восточного берега. С налогами определенно все будет проще, если наше поселение не будет располагаться по обе стороны границы.

— Он также оценит твою предусмотрительность в улаживании вопросов заранее, без вынуждения его идти на компромиссы позже, — сухим тоном согласилась Кита.

— Так чем пожертвовать, — пробормотал ее муж, вытащив карту с намного более крупным масштабом, которая включала все более маленькие территории клана, разбросанные по Стране Огня, остатки исторических сделок и вассальных договоренностей. Клан все еще использовал их как путевые точки на миссиях, безопасные места для хранения оружия и припасов и как информационные точки для писем, но только два из этих мест были обитаемы: ферма, которая была абсолютно непримечательной за исключением того что владелец платил ежегодную десятину на рис Учихам, а не даймё, и Сора-ку.

Сора-ку был имперским остатком, и Учихи владели им в силу того, что первыми объявили его своим после падения. Это было не то чтобы прибыльное владение, но оно приносило стабильный доход благодаря тому, что технически находилось вне власти даймё и, следовательно, являлось идеальным местом для черного рынка. В теории Учихи это не одобряли, но на практике это было отличным местом, чтобы залечь на дно или купить вещи, которые сложно найти где-то еще, и местные преступники были не против отдавать скромную плату, чтобы клан в основном смотрел на все сквозь пальцы.

Сенджу отрезали большую часть водоснабжения города около века назад с помощью специалистов по печатям Узумаки, нарушили ток грунтовых вод и истощили их естественные резервуары, но дождь все еще шел и искусственные резервуары все еще удерживали влагу, так что здесь оставалось несколько упрямцев. Однако это место выглядело ужасно заброшенным: ничего кроме цемента и стальных высотных зданий, перемежающихся камнями и пылью. У Учих всегда были смутные планы обратить вспять то, что сделали Узумаки, если это вообще было возможным, и у них были собственные специалисты по печатям, но с учетом того, как много ее учеников умерли за последние годы, в данный момент эта надежда была отложена на будущее. Легкое нарушение работы печатей должно было хотя бы позволить зелени вернуться на землю, так что город будет по крайней мере менее мрачным и пустынным. Клан держался за него, потому что он находился рядом с естественным входом в дом кошачьих призывов, так что здесь всегда жил кто-то с контрактом с кошками. В данный момент это была Учиха Сэн: до этого этим занимался ее двоюродный брат Митаке, но теперь он был женат и хотел воспитывать своих будущих детей в селении, а не в глуши с одними кошками в качестве компании.

Кита была вполне уверена, что Митаке женился на бывшей гейше, но она не собиралась комментировать это. Не когда ее возлюбленный с энтузиазмом представил Казуэ-сан как самоучку специалиста по ядам: кроме того, это было бы грубо. Учихи не часто приводили женщин в клан (обычно именно женщины Учиха приводили мужчин не из клана), но когда они это делали, это обычно были женщины как Казуэ, которые не хотели возвращаться туда, откуда они пришли.

Не то чтобы радостное представления Митаке своей новой невесты избавило Казуэ от мягкого, но очень глубокого допроса с шаринганом, чтобы убедиться, что она не была медовой ловушкой, чтобы украсть кеккей генкай клана.

Кита постучала по одному углу карты, ниже у побережья, рядом с речными землями:

— Кажется, я помню, что это просто руины сторожевой башни с чистым колодцем, но это стратегически важное место, чтобы приглядывать за Страной Ветра.

Это было немного не по пути, но колодец означал, что Учихи обычно проходили это место по дороге в Страну Ветра и оттуда, несмотря на продолжительность, которую это добавляло к путешествию, и сложность, связанную с пересечением дельты речных земель.

— «Гнездо скопы»? — Мадара пробежался пальцами по другому свитку, лежащему рядом с ним, прежде чем взять его. — Да, и прилегающая земля достаточно большая, так что мы также можем потребовать приличный кусок равнин за рекой: хотя бы хороших сельскохозяйственных угодий, но также достаточно места для расширения позже. Даймё заинтересуется (я сомневаюсь, что он в курсе, что мы этим владеем, хотя и во дворце где-нибудь найдутся записи), и это хорошее расположение для маленького форта, чтобы бороться с пиратами. Также прилично близкое к Стране Волн, так что, может быть, он позже аннексирует ее каким-нибудь соответственно вежливым и незаметным образом. Надеюсь, мы сможем оставить права на доступ к колодцу: вода драгоценна.

— Ты собираешься предложить это на переговорах с Сенджу или сделать это в частном порядке позже? — спокойным тоном спросила Кита. В конце концов, подобные вещи требовали личной встречи с даймё, так как являлись слишком важными, чтобы организовывать их через письма.

Мадара ухмыльнулся:

— Ну, если Сенджу поднимут вопрос владения землей или налогов, я, конечно, поделюсь информацией, но если нет…

Кита хохотнула, прикрыв рот рукавом, и налила чай. Она правда сомневалась, что даже Тобирама учел здесь последствия: это не было чем-то, что его учили принимать во внимание.