Сангрия (гет)

Мартиника во многом похожа на Сент-Мари, за исключением одного маленького нюанса: на этом острове говорят по-французски. Невиллу об этом хорошо известно, и едва они сходят с парома, как он начинает копаться в телефоне в поисках навигатора и переводчика. Однако Флоренс знакома с ним не первый день, и потому успевает остановить его прежде, чем он уронит в воду сумку или, что ещё хуже, упадёт сам.

— Мы же на отдыхе, расслабься!

— Но ты ведь не будешь рядом постоянно, — удивляется Невилл, на что она только пожимает плечами.

— Просто слушай местных и впитывай язык.

На Мартинике говорят по-французски, но по вечерам этот остров уже мало чем отличается от Сент-Мари. Особенно там, где подают алкоголь, громко играет музыка, и люди слишком разгорячены танцами, чтобы думать о том, на каком языке они говорят.

— Два пива, силь ву пле, — язык Невилла после пары бокалов слегка заплетается, а половина фраз, которым Флоренс успела его научить, с успехом вылетели у него из головы. Но привыкшему к туристам бармену всё равно: он только понимающе ухмыляется и забирает протянутую купюру.

Они выпивают ещё по одной. Говорить легко, находиться в компании друг друга привычно. Вдали от Сент-Мари, в компании слишком-англичанина Невилла Флоренс неожиданно чувствует себя как дома, будто и не уезжала никуда.

На танцполе вдруг раздаются крики, перерастающие в довольный визг, который даже громкая музыка не в силах заглушить.

— Кажется, я староват для таких мест, — посмеивается Невилл и прячет взгляд в своём почти опустевшем бокале.

— Всё потому, что ты приклеился к стулу, — Флоренс слегка хлопает ладонью по столешнице, встаёт и решительно тянет Невилла на танцпол. Она сомневается, смогут ли они долго продержаться, но быстрая ритмичная песня как по заказу заканчивается, а следом начинает играть медленная мелодия. — Вот теперь, сэр, вы точно не отвертитесь.

Невилл и не собирается, идёт следом и без колебаний кладёт руки ей на талию. Сила трёх бокалов пива действительно велика. Под томное женское пение они медленно покачиваются из стороны в сторону, даже не пытаясь танцевать.

Ей хочется, чтобы он слегка взбодрился. Слишком много плохого случилось с ним за те два года, что её не было рядом. Сам Невилл ничего ей не рассказывал, но невозможно ступить на порог бара Кэтрин и не узнать все возможные новости и сплетни. Поэтому Флоренс знала обо всём: и об обвинении в убийстве, и о трёх ночах, проведённых им за решёткой, и о девушке, которая обманула его и попыталась подставить.

Она надеется, что когда-нибудь он всё же откроется ей. А пока достаточно и того, что миссия кажется выполненной. На лице Невилла застыла милая полуулыбка, глаза пьяно прищурены, вокруг них появились тонкие морщинки. Он выглядит таким расслабленным, и это не может не радовать.

Внизу живота сами собой появляются предательские мурашки. Два года назад они тоже появлялись, но она старалась не придавать им значения. Боль от потери Патриса притупилась, но не достаточно, чтобы впускать в свою жизнь кого-то другого. Пойти на ничего не обязывающее свидание было сродни подвигу, что уж говорить о чём-то серьёзном. А с Невиллом несерьёзно нельзя.

Прошло два года. Она помнит Патриса, любит его и скорбит. Часть её, вероятно, умерла вместе с ним и никогда уже не вернётся. Но жизнь продолжается, рядом с Невиллом спокойно и хорошо, и ей хочется прижаться ближе, устроить голову у него на плече, так, чтобы услышать от его рубашки слабый запах лавандового кондиционера.

Сила трёх бокалов велика, но не настолько, чтобы забыться. Когда Флоренс, поддавшись порыву, приподнимается на носочки, чтобы его поцеловать, Невилл её останавливает:

— Ты знала, что слово «сангрия» с португальского переводится как «кровотечение»?

Момент упущен. Она решает подыграть, будто он просто зацепился за строчку припева, но замечает, как тяжело даются ему слова, с какой тоской он на неё смотрит и как его пальцы сжимаются чуть сильнее на её спине.

Не только её сердце изранено. Не она одна заслужила счастье и покой. Но если Невилл стал ассоциироваться для неё с домом, то она для него — с неизвестностью. Не знающая, чего хочет, не уверенная даже, готова ли открыться другому мужчине после смерти Патриса. Даже теперь она не знает верного ответа ни на один из этих вопросов.

Три бокала выпивки — для храбрости или для безрассудства? Флоренс решается и всё-таки целует его в щёку, рядом с уголком губ.

— Мы пьяны, — качает он головой.

— Состояние алкогольного опьянения смягчает ответственность.

— Только если опьянение настолько сильно, что прямой умысел преступника исключается.

— Хорошо, что мы не преступники.

Она столько раз подталкивала Невилла пробовать нечто новое. Теперь, наконец, и сама следует собственному совету. Обнимая его за шею и целуясь, Флоренс понимает, что напрасно боялась.

* * *

Сухость во рту, ноющая боль в голове и вчерашняя одежда, аккуратно свисающая со спинки стула, красноречивее любых воспоминаний, но и они не заставляют себя долго ждать. Ни стыда, ни разочарования, к счастью, она не испытывает. Хороший признак.

Одеваться лень, поэтому Флоренс набрасывает на себя оставленную Невиллом рубашку, умывается и шлёпает босыми ступнями на кухню, ведомая шкварчанием сковородки и запахом сытного завтрака, одновременно аппетитным и вызывающим лёгкую тошноту.

В одних майке и трусах Невилл стоит у плиты и переворачивает жарящийся с яичницей бекон. Заметив её, он тут же откладывает деревянную лопатку, подхватывает бокал с каким-то пойлом и протягивает ей.

— Доброе утро. Не спрашивай, просто пей.

Она и не спрашивает, в два глотка осушает бокал и морщится. Вкус не такой уж неприятный, но кислый, сладкий и острый одновременно, а жидкость немного вязкая. Явно не то, что она рассчитывала пить наутро после похода в бар.

— Теперь я могу спросить, что это?

— Желток, лимонный сок, вустерский соус и немного перца, — перечисляет Невилл, снова вернув всё внимание яичнице. — Лучшее лекарство от похмелья.

— Где ты нашёл вустерский соус? — удивляется Флоренс. — Только не говори, что повсюду его с собой возишь.

— Главное, сунуть бутылку поглубже в чемодан и запастись гипотермическими пакетами.

Пользуясь тем, что он отвернулся к плите, Флоренс прячет улыбку за ладонью и качает головой. Будь то Сент-Мари или Мартиника, или любой другой остров, меняйся вокруг природа и языки, на которых говорят люди, Невилл Паркер везде останется всё тем же слишком-англичанином. И, кажется, её это устраивает.