Что ты видишь за моей гримасой? (гет)

Примечания:

*Глава отредактирована и в некоторых моментах незначительно переделана 25.12.2023

Злой взгляд чёрных глаз из-под опущенных век… Оливию это даже не напугало. Не насторожило, а ведь должно было. По крайней мере, Он на это рассчитывал. Ей было все равно. Фиолетово. Уже…

Она снова не оправдала его надежд… как комично звучит. Единственная дочь, на которую были положены все надежды отца-бизнесмена снова разочаровала его.

Но нельзя было ничего изменить — никакие деньги не смоют такой позор с семьи Эссен, потомков шведских аристократов в России.

* * *

Всю жизнь Оливию Эссен жестко контролировали. Родители беспокоились о наследнице, пытались сделать идеальной, самой умной и самой послушной. И, стоит признать, у них почти получилось.

До четырнадцати Оливия была прямо-таки золотым ребёнком, которым можно хвастаться перед коллегами и друзьями — отличная успеваемость в частной британской школе, в Лондоне, где она жила с пяти лет, не с родителями, конечно — у них дела в Санкт-Петербурге, а в пансионе, ангельский характер и, к слову, прекрасная внешность.

Но потом Лив что-то ударило в голову (гормоны, видимо), и в начале двенадцатого класса, когда ей было семнадцать, её исключили из школы за неуспеваемость, причин которой как таковых не было. Просто ей надоело.

Надоело быть идеальной. Надоело жить ради родителей, а не ради себя.

Не помогли ни деньги, ни связи Эрика Эссена, и тому пришлось принять решение о переезде дочери в северную столицу России.

В октябре девочка прилетела домой, в Петербург, хотя ей сложно было привыкнуть называть мрачный серый город «домом». Лондон, конечно, не сильно солнечный, но там её окружали знакомые с детства и уже ставшие родными люди, а в России она была одинока.

Мать и отец, возможно, любили Лив, но внимания не уделяли, привыкли, что дочь все время в Британии, или же просто не умели выражать чувства, за что их тоже нельзя было винить.

В школе, куда была помещена Оливия благодаря фамилии отца и хорошим деньгам, девочка не нашла друзей — те не могли принять ее в свой «истинно британский» коллектив.

Ещё сыграл свою роль и характер Оливии — всё-таки ангелом та быть перестала, и стала резкой и прямолинейной, высказывала своё мнение честно, не скрывая ничего, а ещё она не любила терпеть.

Поэтому и в школе, и дома, Оливия часто ругалась с одноклассниками и родителями. И им это, конечно, не нравилось.

Лишь Кэти знала подход к девушке, и этим помогла ей обзавестись хоть какими-то знакомствами, даже найти любовь.

Грустно, но Лив не много потеряла.

Она продолжала общаться лондонскими друзьями — но интернет не мог дать ей то, чего та хотела — дружеских объятий Кэти, улыбчивой брюнетки, поцелуев с любимым человеком, оставшимся в Британии… теперь внутри была густая чёрная пустота, которую Лив была не в состоянии заполнить.

Но могла притупить боль.

Не рассчитывая на чью-либо компанию, Лив начала зависать в барах или гуляла по улицам Петербурга, постепенно привыкая к городу и проникаясь его атмосферой. И вместо школы (на учебу она все так же забивала), и ночами. Родителям это не нравилось, но поделать они ничего не могли — ругаться с дочкой устали, и поэтому, взяв с неё честное слово возвращаться домой до часа ночи (про школу они не знали), отстали.

* * *

Все началось в январе. В буквальном смысле — в самом начале января. Первого числа.

Весь декабрь прошёл спокойно — Лив лишь несколько раз заходила в бары, и то до появления основной аудитории (не то чтобы боялась, просто не было желания), а все остальное время гуляла (несмотря на холод) или коротала дни в кофейнях в компании хороших книг. Читать девушка любила больше жизни.

Но ужасный Новый Год в кругу ненавистных родственников, высокомерных и жутко лицемерных, думающих лишь о выгоде, как и мать с отцом, окончательно вывел Лив из себя.

То Анна, тетушка, то Жанна, мать отца, ругали Оливию за безалаберность, плохую учебу и отвратное, неподобающее леди, поведение.

— Милая, — ласково начала тетушка Энн, как она просила себя называть, разрезая дорогой ростбиф из ресторана, — не хочешь перед Новым годом поговорить с нами о своём поведении?

Эрик и Елена, мать Лив, напряглись, ведь знали, что дочь обязательно что-то да выкинет. Так и произошло.

— А что с ним не так, дорогая тетушка? — вполне спокойно поинтересовалась Лив, отпивая из хрустального бокала шампанское, хотя внутри неё взрывалась огненными всполохами лава.

— Как что?! Ты… Она и не понимает ещё?! — Энн возмущённо стала хватать ртом воздух, а к экзекуции присоединились мать Эрика, ее муж Виктор и старшая сестра материи, Дарья…

Все они стали сетовать на неподобающее поведение родственницы, но Лив терпела.

Терпела две, три, пять, десять минут. А потом подорвалась с места, и, как была в шелковом чёрном платье и такого же цвета лодочках, пулей вылетела на улицу.

За своей спиной Оливия слышала возгласы родственников, копошащихся, чтобы догнать ее, визгливые крики Жанны о том, что не надо догонять пигалицу, остынет и вернется, как миленькая, что скоро праздник, и не стоит покидать квартиру… от такого отношения к своей персоне у Оливии почему-то навернулись слезы… ей всегда было наплевать на родных, так как те так же относились к ней, но почему-то эта невнимательность и равнодушие ранили.

Пребывая в упадническом состоянии, Оливия шла, не разбирая дороги, по центру Петербурга —их квартира находилась чуть дальше Невского. Сворачивала с главных улиц, потом возвращалась. Петляла, словно заяц, прячущийся от лисицы.

Люди, гуляющие по праздничному городу, недоуменно оглядывались вслед сумасшедшей девушке, одетой в одно только платье в мороз, с чёрным от растекшейся туши лицом.

Оливии было до чертиков неприятно, хотелось умереть… но разум у неё был сильнее сердца, и она не позволила себе броситься с моста в реку. Или все же могла?

Слезы застилали глаза, тело не чувствовано холода, и она все шла и шла, и так бы и не остановилась и замёрзла до смерти или, что ещё хуже, все-таки решила бы прекратить своё существование на Земле, если бы не кто-то, кто схватил ее за плечи и куда-то поволок.

Но девушке было глубоко наплевать на то, что с ней происходит. Инстинкт самосохранения отключился ещё в момент выхода из квартиры, поэтому сейчас она безвольной куклой висела в объятиях мужчины (вроде бы мужчины, она даже не разглядела), и позволяла тому нести себя, а потом и завести в тёплое светлое помещение. Разговоры, явно витавшие до их появления в воздухе, почти стихли.

— Эй, Сань, принеси-ка плед, будь другом! — крикнул мужчина кому-то. Он не выпускал девушку из объятий, а та постепенно согревалась, но истерика не проходила. Слезы все так же медленно текли по щекам, смывая макияж и делая лицо непривлекательным. Оливия не пыталась успокоиться, а лишь сильнее зарылась носом в свитер спасителя- глаза слепил яркий свет. Лив почувствовала приятный запах сигарет…

Музыка оглушала. Где они? Не важно. Странное чувство отрешенности поселилось в голове Эссен.

Через минуту вернулся «Саня», и мужчина в свитере мягко отцепил Лив от себя, набросил на хрупкие плечи мягкий плед и повёл ее куда-то вглубь помещения, оставляя позади них музыку и вновь начавшиеся разговоры.

* * *

Когда Оливия очнулась, она не помнила ничего, что было после прибытия в помещение — она попросту отключилась, ещё тогда, когда мужчина вёл её куда-то по темным коридорам.

Девушка обнаружила себя лежащей на мягком кожаном диване. Кто-то (хотя вполне ясно кто — тот самый мужчина в свитере, приятно пахнувшим сигаретным дымом) заботливо укрыл её пледом и вместо туфель натянул на ноги смешные шерстяные носки с котами. Чёрные промокшие насквозь лодочки были обнаружены на полу, у дивана.

Было тепло. И спокойно. Оливия вдруг почувствовала себя очень умиротворенно.

То ли выплакала все обиды, то ли шампанское начало действовать — непонятно, но теперь плечи не дрожали от беззвучного плача, и сердце не колотилось в груди.

Осмотрев себя Оливия начала изучать помещение. Это было что-то вроде кабинета- кожаный диван, на котором она лежала, располагался напротив деревянного письменного стола, слева были два зашторенных окна, справа — темная дверь. И за ней слышались приближающиеся голоса.

Девушка прислушалась.

— Погоди, Вань, что ты сделал?!

— Успокойся! — Лив распознала в этом голосе вчерашнего мужчину, так значит его зовут Ваня.- Что я должен был сделать? Оставить её на улице? Да она б умерла — ты не видел её состояния вчера. Так бы и ходила по Питеру, пока не замёрзла до смерти! — последние фразу Ваня почти кричал, видимо, пытаясь объяснить ничего не понимающему собеседнику правоту своих действий.

— Да не сдохла бы твоя Жоан, Равик недоделанный… *

Оливия сначала хмыкнула. Литературные отсылочки, умный, что ли, а потом чуть не вскрикнула от досады — не сдохла бы?!

— Полегче, Мир! Не будь мудаком. —жестко парировал мужчине Ваня. — Она не понимала, что делает, я и тебя в таком состоянии видел! — после этих слов Ваня резко смолк. Пауза длилась всего пару секунд, но она была заметна. — Помог бы хоть вчера, а не ебался с очередной шмарой в туалете…

— Не мы такие — жизнь такая. — дрогнувшим голосом ответил собеседник Вани. — Ладно, показывай свою Маду.

— Хватит! Веди себя прилично, прошу, возможно она ещё не оправилась…

С этими словами дверь в кабинет распахнулась.

Лив боязливо укуталась в плед, оставив на виду лишь карие глаза и темную макушку. Не понимая почему, она опасалась «Мира».

В комнату вошли двое — Оливия не знала внешность своего спасителя, поэтому не могла различить их. Сначала.

Первый был высоким, худым, волосы блондинистые, лицо доброе, а зеленые глаза излучали тепло. Это явно был Ваня, просто потому что не могла Лив представить себе обладателя того голоса, что защищал ее, другим.

Второй, как уже определила Оливия, Мир (что за странное имечко), был лысым. Горбатый нос, скулы, холодные голубые глаза — он ей определенно не нравился. От него несло холодом и равнодушием. А уж если помнить о недавно сказанных им словах… Нет, Лив не настаивала на хорошем к себе отношении — все же она даже не знакома с этими людьми, но и быть мудаком не стоило…

— Очнулась уже? Ты как? — заботливо поинтересовался Ваня.

Девушка даже опешила от такого мягкого тона, не могла понять — почему он так добр к ней?

— Все… все хорошо. — Слегка осипший (простудилась ночью, сто процентов) голос Лив чуть дрогнул от пойманного взгляда голубых глаз. Мир смотрел с неприязнью, так, будто девушка что-то сделала неправильно, и теперь мужчина злился на неё. Но она же ничего не совершала.

— Да ты напугал ее, идиотина! — Ваня обернулся к другу, на лице которого отразилось недоумение.

— Каким образом? — голос надменный, холодный, отметила Оливия. — Я просто посмотрел на нашу гостью. Я не виноват, что… девочка, — после паузы произнёс Мир, — так впечатлительна. Странно, что на шею не вешается, как все те, кто был вчера в баре.

— Янович, не все тут твои фанатки! — Откуда-то из-за спины послышался веселый женский голос, и в кабинет протиснулась девушка лет двадцати пяти, с короткими каштановыми волосами и лучезарными глазами, она Лив понравилась, даже очень. — Привет! — обратилась она к Оливии, чуть приобняв Ваню. — Я Женя, пришла спасать твою голову от ворчания этого деда, — Женя, подмигнул, кивнула головой на Мира, чем вызвала улыбку у девушки и раздражённый стон мужчины.

— Что ж вы все так носитесь с этой…- Но ни Оливия, ни Ваня с Женей не услышали окончания фразы — Мир вылетел ил комнаты, громко хлопнув дверью.

Ваня закатил глаза, прошептал Жене что-то, и та ушла, оставив девушку наедине с блондинлм, и крикнув на прощание, что скоро вернётся. Не в первой, что ли, этого психа успокаивать?

— А тебя-то как зовут, принцесса? — вовремя… Ваня присел на стул, стоящий около стола, и стал внимательно разглядывать Лив.

— Оливия. Оливия Эссен.

— Прекрасно, меня — Ваня Евстигнеев, я вроде как музыкант, та девушка — наша менеджерка, способная из любой жопы вытянуть, Женька Муродшоева, а того психа, — он изобразил гримасу Мира, отчего Лив улыбнулась, — зовут Мирон Фёдоров.

После того, как он назвал имя, Ваня сделал небольшую паузу. Ждал чего-то?

— Хмм, странно.

— Что? — недоумевая, спросила Оливия, уже не кутавшаяся в тёплый плед, который она положила себе на колени. Что она сделала не так?

— Ты его не знаешь? И нас с Женьком тоже не знаешь?

— А я должна? — резко спросила девушка, но потом поняла, что не стоило в таком тоне говорить с вполне приятным человеком, и тихо извинилась.

Ваня лишь рассмеялся и встал со стула.

— Нет, просто спросил, — врет, — не кипешуй. Кстати, — он поспешно стал рыться в карманах клетчатой рубашки (стоп, он же был в свитере… подумалось Оливии. И только спустя пару секунд до неё дошло — одета она была в его свитер, пахнущий сигаретами и ещё чём-то…кофе? Возможно. Стоп?! А кто ее…). —Вот, выпей, заболеть можешь. — Ваня прервал ее мысли, протягивая пакетик Терафлю и непонятно откуда взявшуюся чашку с тёплой водой. Потом ещё раз посмотрел на Оливию, и сам размешал порошок.

Да уж, подумала девушка, неважно я наверное выгляжу…

После чашки лекарства и получасового разговора с Евстигнеевым — общаться с ним было легко и приятно, и, даже не заметив, Оливия выдала новому знакомому все подробности вчерашней ситуации, на что тот возмущённо хмыкал и рвался проучить родственничков — Оливия вновь заснула — начал действовать Терафлю, да и настрадалась она за ночь… Ваня укрыл девушку пледом и вышел из кабинета с твёрдым намерением изменить ее жизнь.

В общем и целом Евстигнеев сам и не понял, почему вдруг решил помочь Оливии. Может, просто увидел в ней Мира — иногда тот тоже не понимал, что творит, и, Ваня прекрасно это знал, бывал способен на многое.

Ваня сидел за баром, потягивая утренний кофе. И думал, что делать дальше.

С одной стороны — зачем ему помогать малознакомой девушке? С другой — совесть нашептывала ему, что если она вернётся к своим родственничкам — ничего хорошего не выйдет.

Через минут тридцать к Ване тихо подошла Женя и села на соседний стул.

Их большая компания праздновала Новый Год в семнашке, и поэтому вокруг, кто на диванах, кто даже на полу, спали люди — и друзья, и незнакомцы. В большей мере — незнакомки.

Поэтому Ваня и Женя, проснувшиеся раньше всех — в двенадцать — вели себя тихо. Исключением был Мирон, который некоторое время назад психовал по поводу Оливии, но, каким-то волшебным образом, он никого не разбудил. А потом и вовсе вылетел из бара. Женя пыталась его остановить — да что толку. Теперь волновалась за него — пьяный был, куда пошёл — непонятно, лишь бы к себе домой, но там была Эмма, его девушка, и вряд ли она обрадуется озлобленному возлюбленному.

— Кто она хоть? — спросила Женя, беспокойно размешивая сахар в кофе, который только что сделала.

— Оливия Эссен, вроде так.- Ваня задумчиво смотрел в одну точку перед собой. Что же с ней делать…

— Эссен? Дочь Эрика Эссена?

— Не знаю… Кто это? — задумчиво почесал макушку Евстигнеев.

— Один из генеральных директоров компании по добыче нефти. — ответила девушка, и, заметив удивленный взгляд друга, пояснила — Да о нем все твердят в последнее время — говорят, ворует, все знают, но никто ничего не делает. — Женя горько усмехнулась. — Как обычно. Ладно! — Девушка резко вскочила на ноги, чем испугала Ваню и помешала сну Порчи (тот заворчал и перевернулся на другой бок). — Пойду к Эмме, проверю, как она там… — шепотом закончила Муродшоева, и, накинув парку, тихо вышла из бара.

Ваня кивнул. Вообще, он не понимал, как такая девушка, как Эмма, уживается с Мироном.

Он ничего против друга не имел, но знал его сложный характер, и не раз предупреждал девушку о нем. Но та так искренне любила мужчину, что ни Евстигнеев, ни Женя, не смогли переменить её мнение о Фёдорове.

Уже пару лет эти двое жили вместе, и Ваня был уверен — ссорились они чуть ли не каждый день (это он понимал по гневным твитам друга и частым посещениям Женьки Эммы). И мирились долго. Не умел Мирон нормально строить отношения, ой как не умел.

Но все же он видел, что другу необходимы были эти отношения — благодаря Эмме Мир стал меньше истерить…

Да, он изменял девушке, но та смирилась. Слишком сильно любила. Ваня не понимал ее логики, но искренне сочувствовал.

Эмма не согласилась идти праздновать Новый год в семнашку, но Ваня не считал это странным. Ему бы тоже не хотелось видеть любимого человека, трахающего кого-то…

А теперь парню надо было понять, что делать с Оливией.

Тем временем Лив уже успела подремать и проснуться, и она чувствовала себя намного лучше (Терафлю помог, спасибо Ване). При мысли о своём «спасителе» девушке стало тепло. Никто так не заботился о ней… давно.

Девушка встала с мягкого дивана и, не надеваясь туфель, подошла к двери. Прислушалась. Было тихо.

Лив мягко нажала на дверную ручку и через секунду очутилась уже в слабо освещённом коридоре.

Но потом она все же решила пока посидеть в кабинете — там было тепло и уютно, а от коридора веяло холодом…

Надо было решать, что делать дальше — возвращаться домой вовсе не хотелось.

Подтянув колени к груди, Оливия задумалась…

В таком положении её увидел Ваня, вошедший в кабинет.

— Ты как?

— Все… вроде хорошо. — дрогнувший голос девушки заставил Ваню усомниться в том, что все действительно хорошо.

— У меня к тебе деловое предложение.

Евстигнеев снова присел на кресло и серьезно взглянул на новую знакомую.

— Ты же не хочешь возвращаться домой?

Девушка отрицательно замотала головой. В глазах горела надежда.

Примечания:

*Главные герои произведения Ремарка «Триумфальная арка»

Вот и выложила это! Писала где-то три месяца назад, только сейчас откопала.

Как вам начало?