Волки и Овцы (джен)

Вопреки сложившемуся в последние годы мнению, Люциус Малфой отличался удивительной стойкостью и силой характера. А ещё он был предан своей семье. Не идеям чистой крови, как с присущей всем магглолюбам самоуверенностью утверждали сторонники Дамблдора.

Безусловно, в понимании такого высокородного уважаемого мага именно чистокровные волшебники должны занимать высокое положении в обществе, диктовать и направлять не блещущих знаниями обывателей. Что может дать волшебному миру недалёкий отпрыск магглов, которому не нашлось тёплого места среди себе подобных и теперь он жаждет получить то, что ему никак принадлежать не может. Люциус был достоин занимать это самое место по праву рождения, по праву сильного, как его отец, как его дед, как и его сын однажды будет.

Видеть, как грязнокровки лезут в их мир со всех щелей, не зная даже простейших вещей, не желая восполнять эти пробелы, навязывая свои неуместные, бестолковые правила и нормы, для Малфоя было невыносимо. Они расшатывали вековые устои, рушили возведённые благородными предками чистокровных семейств законы, подтачивали репутацию самих этих древних родов. Они уничтожали всё, что для Люциуса Малфоя имело ценность. Но наивысшую ценность для него всегда имела семья. Ради неё он мог пойти на любые жертвы, вытерпеть любую боль, перенести унижения и даже отдать жизнь. Этого не видели все эти крикливые бравые грифиндорцы. Этого не видел и Тёмный Лорд.

Разубеждать последнего было бы самоубийственной затеей. Он не признавал самой сути преданности, пусть и требовал этого от своих некогда сторонников, теперь же просто слуг. Когда-то Люциус, будучи ещё школьником, видел в нём харизматичного лидера, амбициозного политика, по-настоящему сильного мага. Но уже тогда, до первого падения, он осознал, что юношеский максимализм и личное непринятие новых веяний привели его к зацикленному на собственном могуществе властолюбцу.

После рождения Драко он и вовсе разуверился в своём кумире. Тёмный Лорд не просто не защищал интересы чистокровных — он рисковал их жизнями так легко, словно те были домашними эльфами. Как бы не скандалили тогда Светлые, видя свободно разгуливающего по Министерским коридорам Пожирателя Смерти, сам Люциус был честен с собой — он был счастлив, что вся эта история закончилась именно так, и его семья отделалась лёгкими потерями.

В те годы он жил и наслаждался жизнью. Старался перестраивать волшебный мир аккуратно, почти незаметно, добиваясь поставленных целей бескровными методами. Да, это был долгий путь, но действенный и результативный. А главное, эти самые результаты такой деликатной работы крайне сложно впоследствии вытравить, не разрушив уже отлаженную систему. Разве не такова должна быть деятельность грамотного стратега?

Но с воскрешением Лорда все многолетние труды Малфоя пошли прахом. Первое время ему ещё удавалось быть достаточно убедительным. Он старался донести до изменившегося до неузнаваемости теперь уже точно Хозяина, что открытое противостояние не приведёт их организацию к намеченным целям. Но очень скоро осознал, насколько Тёмный Лорд теперь далёк от них. Самих же Пожирателей он низвёл до живых кукол, на которых можно отрабатывать тёмные заклятья. Последние события лишь подчеркнули аналогию.

Сказать, что угроза в адрес старшего Лестрейнджа в исполнении Лорда повергла в шок самого Люциуса — не сказать ровным счётом ничего. Они, конечно, не приятельствовали. О каких дружеских отношения может идти речь, если один из них провёл почти полтора десятилетия в Азкабане? Но Люциус ценил странноватого Руди за силу, характер, глубокие познания в магии. В конце концов, он видел в нём интересного собеседника и такого же преданного семье, как и он сам, главу чистокровного рода. Но в тот день Лорд одной фразой, брошенной повелительным шелестящим тоном, превратил Рудольфуса Лестрейнджа в простую игрушку.

Руди всегда был внешне похож на красивую фарфоровую куклу. Отрицать это было попросту невозможно. Однажды осознав, что тело, доставшееся ему от далёких французских предков, никогда не приобретёт желанной брутальности, Рудольфус стал всячески подчёркивать фамильные черты. Но до этого случая ни Малфой, ни любой другой вменяемый волшебник не рискнул бы упрекнуть молодого Лорда Лестрейнджа в недостаточной мужественности.

Руди был силён. Не телом, нет, но магией и духом. Последнее вызывало особое уважение у всех, кто был знаком с ним хотя бы пять минут. Он действовал на людей так, что за тонкокостным бледным телом невысокого юноши виделся уверенный в себе и своих силах могущественный маг. Он им всегда и был, пока Тёмный Лорд не решил на его примере в очередной раз указать своим последователям на их место.

Люциус всё смотрел на уставившуюся в пол фигуру в чёрной мантии и старательно отгонял от себя образы, навеянные словами жестокого кукловода. Выходило откровенно плохо. Ему всё виделась стая голодных оборотней, дорвавшихся до такой желанной и по воле хозяина совершенно беззащитной жертвы. Взгляды, что бросал довольный Грейбек, делали картинки в голове лишь ярче. С трудом Люциус удержал в себе ужин до конца собрания.

Последующие несколько дней он старался по возможности с Рудольфусом не пересекаться, ведь каждая такая случайная встреча превращалась в пытку: против воли он представлял это хрупкое тело во власти грязных полуживотных, и в любой момент оно могло превратиться в изящное и такое родное тело его Нарциссы или даже Драко. Лестрейндж же будто не замечал изменений в отношении к себе. Похоже было, что он вообще ничего вокруг не видел.

Так казалось, пока он не убил оборотней, по-хозяйски облюбовавших малую гостиную Малфой-Мэнора. С одной стороны, Люциус был благодарен — эти тёмные твари откровенно засматривались на его жену. Но с другой — он отчётливо понимал, что Руди так поступил не в чужих интересах. Это значило, что на месте тех оборотней мог оказаться кто угодно. За жену и сына в этом плане он совсем не переживал: комплекс старшего брата, как шутил Антонин, заставлял Рудольфуса оберегать тех, кого он считал близкими. К счастью, в Малфоях он видел родню, что было даже иронично, ведь собственную жену, которая их и связывала, он частью семьи никогда не считал. Хотя, если учесть характер самой Беллатрисы и её отношение к супругу, это неудивительно.

В любом случае такая позиция Рудольфуса была выгодна Малфою, но его самого это могло и не защитить. Он не мог не видеть, каких усилий стоило Лестрейнджу не кидаться Авадами в каждого мужчину, который на него косо посмотрит.

И будто мало было существующих проблем, Тёмный Лорд участил совместные с оборотнями акции устрашения и ясно дал понять, чего от них ждёт. Люциус не мог найти себе места, отпуская Драко на очередную операцию, понимая, что та при любом раскладе может оказаться последней для его сына. Но, к счастью, стая Грейбека не нуждалась в активной поддержке школьников, и наследнику Малфоев пока не довелось замарать свои руки в крови магглов и их защитников. Но, видя каждый раз ужас на зеленоватом лице, Люциус боялся даже предположить, как скажется на душевном здоровье сына увиденное в рейдах.

Как бы он хотел иметь маховик времени, чтобы вернуться в тот злополучный день, когда он с непоколебимой решимостью, которой могут обладать только самоуверенные подростки, вознамерился примкнуть к рядам таких же блюстителей идей Чистой крови, как он сам. Но смог бы он что-то изменить? Большой вопрос. В молодости он был ослеплён величием Тёмного Лорда, хотя теперь, с высоты прожитых лет, Люциус не мог разглядеть, в чём, собственно, заключалось это самое величие. Но что уж об этом всём думать? Маховика у него не было в любом случае, а посыпать голову пеплом ему и так приходилось по пять раз на дню.

Так бы Малфой и пребывал в страхе и самобичевании, если бы Рудольфус однажды не достиг своего предела. Что их, взрослых сознательных колдунов, дёрнуло пойти на столь безответственный и откровенно глупый шаг, Люциус и сам себе ответить не мог. Это же надо было ещё до такого додуматься — усыпить мага, подлив ему зелье сна без сновидений в чай. И кого? Надо было самого Лорда или Дамблдора попробовать опоить. Пусть Лестрейндж и был в последнее время не в себе, но навыков-то своих он не растерял. Он прочёл их помыслы даже не как открытую книгу, а как тот нелепый тонкий журнал, что печатает сумасбродный Лавгуд.

Страшно представить, чем всё могло закончиться. Но даже так вряд ли Руди всё просто забудет. А иметь такого врага, тем более, находясь в опале, Малфой совершенно не хотел. Следовало дать понять Рудольфусу, что эта ошибка была допущена лишь по недоразумению, из благородных побуждений. Однако, когда Люциус оказался у дверей в гостевые покои, застал там не только самого Лестрейнджа, но и Долохова, который всегда как-то ненавязчиво присматривал за своенравными братьями.

Из услышанного он сделал крайне неприятные выводы. По всему выходило, что опасность, на которую Люциус так старательно закрывал глаза, не просто реальна: она зависла в непозволительной близости над ними. И если не принять никаких мер, в скором времени она обрушится и погребёт под собой всех и каждого. Другие могли обманывать себя сколько им угодно, но Малфой отдавал себе отчёт, что Руди — лишь яркий пример.

Тёмный Лорд планировал уничтожить одного из самых значимых своих людей, сломив его, втоптав в грязь, чтобы наглядно продемонстрировать остальным, кто хозяин их жизней. Ему было мало страха и безоговорочного подчинения. Он будто жаждал пробраться в саму суть каждого из своих слуг, поработить разум, поглотить душу. Словно дементор. Он и был теперь похож на дементора. Каково это — жить четырнадцать лет в окружении этих тварей?

Люциус напоследок снова глянул на медленно жующего сэндвич Рудольфуса. В этот момент он видел его настоящим: тонкие подрагивающие пальцы, которые без зажатой в них волшебной палочки выглядели непозволительно хрупкими, острый измождённый профиль. Руди совсем не выглядел на свои годы. Люциус неосознанно вновь провёл параллель со своим сыном. Сердце неприятно сжалось, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, что перед ним взрослый мужчина, тёмный маг, убийца, а не невинное дитя.

Но, увидев раз, он уже не мог отделаться от этого образа. И сами собой в голове стали всплывать картинки из прошлого, где сам Люциус был подростком, а Рудольфус … Рудольфус тоже. Или нет? Собственно, сколько тогда было старшему из братьев? У Лестрейнджей разница в два года, это он знал наверняка. Но как они тогда сдали ТРИТОНы в один год? Кажется, они тогда уже учились на дому и сдавали досрочно, экстерном. Руди в то лето вроде женился на Белле… Нет, нет. Свадьба была раньше. Сам Люциус уже давно окончил Хогвартс и женился.

Какая-то путаница. Не могли же они загреметь в Азкабан ещё детьми? Как тогда быть с пытками над Лонгботтомами и всеми теми убийствами? Да и Белла, она ведь старше Нарциссы. Не мог Лорд Лестрейндж попрать все общепринятые нормы и традиции, женив своего наследника на девушке, что старше его сына? Хотя, это же Лестрейнджы. Каких только союзов не было в их роду, тут всего и не упомнишь. А сколько осталось за закрытыми дверьми фамильного замка?

И всё же, могло ли Министерство посадить в Азкабан несовершеннолетних? Крауч, безусловно, мог. Он от одного вида черепа со змеёй готов был призвать дементоров. Но ведь это никак не должно было затронуть их законодательные акты. Этого даже Кручу бы не простили. Бюрократы подобного не спустили бы с рук даже в военное время.

Малфой не заметил, как несвязные размышления переросли в азарт. Он, словно гончая, взял след. Это чувство, такое знакомое, такое для него привычное, будоражило. Даже без палочки оно вызывало слабое покалывание в кончиках пальцев. И как же это было приятно! Словно сбросить с себя чужое проклятье одной только силой воли.

По пути в свой кабинет он заглянул в библиотеку и, прихватив пару нужных фолиантов, ускорил шаг: не хватало ещё кого-нибудь встретить и позволить себя отвлечь от столь заинтриговавшей идеи. То, что ему было нужно, отыскалось в книгах сразу. Это совсем несложно, если знаешь, что ищешь. Вернее, как оказалось, если понимаешь, что в этих поисках есть необходимость. В «Полном справочнике чистокровных семей» Малфой первым делом отыскал годы рождения братьев Лестрейндж и, утвердившись в своей гипотезе, стараясь пока не анализировать полученную информацию, тут же раскрыл сборник магических законов за нужный период. Так же попытался отыскать ссылки на все известные схожие прецеденты.

Выходило, что Люциус в своих домыслах был прав, и Министерство действительно нарушило закон, поместив несовершеннолетних в Азкабан. Какой громкий это мог быть скандал! И сколько голов полетит, если об этом станет известно британской общественности. Разумеется, если подать это под правильным соусом. Необходимо было показать Лестрейнджей в нужном свете. Это значило в первую очередь убедить их самих в необходимости такого шага. А ещё следовало выяснить, какие скелеты хранятся в шкафу Рудольфуса, как самого ярого последователя Тёмного Лорда. И есть ли вообще этот шкаф?

Как было бы славно разыграть эту карту. И как же при этом мешает сам Лорд. Если бы только Люциус мог заставить их всех делать то, что ему нужно, он бы не просто обелил ряд Пожирателей, включая себя самого и нужных ему людей, но и смог продвинуть так необходимые их миру идеи, избежав гибели волшебников, которых и без того осталось слишком мало.