Слухи (джен)

Позже поговаривали, что от него стоило чего-то подобного ожидать. Ведь он верный последователь Тёмного Лорда, один из самых жестоких Пожирателей Смерти, хладнокровный убийца. Сам же Рудольфус пропускал эти шепотки мимо ушей. И не потому, что считал себя выше всех этих слухов — он просто не слышал их. Вернее, был не в состоянии фокусироваться ещё и на этом. Все силы уходили на то, чтобы сохранить остатки разума, защитить его хотя бы во время бодрствования. Ведь сон теперь был изощрённой пыткой, к которой, как ни старайся, подготовиться не сможешь.

Он бы и вовсе не спал, но не было ни заклинаний, ни зелий, которые бы позволили так существовать без непоправимых последствий. О последних, правда, он думал всё чаще, но пока не позволял себе идти на поводу у этой слабости. Зато, как выяснилось, у него появились другие. И, как бы ни перекручивали его соратники тот инцидент с ног на голову, сам он понимал — это было не чем иным, как проявлением слабости.

Сказать, что оборотни в последнее время распоясались, значило бы значительно приуменьшить возникшую совершенно неожиданно проблему. Их наглость теперь проявлялась не только во взглядах и брошенных в спину нелестных словах. Последние угрозы Тёмного Лорда в адрес Пожирателей будто развеяли незримые цепи, на которых сидели эти безродные шавки. Они чувствовали некое превосходство над другими слугами их общего хозяина, словно не понимали, что таким образом он не возвышает оборотней, а лишает остатков гордости своих когда-то верных соратников.

Как это нередко бывает, они видели лишь то, что хотели видеть. И вольготно разгуливая по некогда начищенным до зеркального блеска полам Малфой-мэнора, с видимым удовольствием оставляли грязь со своих подошв, иронично поглядывая на притихших хозяев особняка. Возможно, будь у Люциуса палочка, он бы поддался эмоциям, и первая же провокация со стороны зубастого отребья стала бы концом и для него самого, и для его близких.

Тот же печальный конец ждал бы Малфоев, будь Нарцисса хоть отчасти так темпераментна, как её сестра. Ведь именно их семье и достался основной удар. Остальным Пожирателям попросту не приходилось столько времени проводить взаперти с полулюдьми. Да и сами оборотни предпочитали так сильно не рисковать — всё же Тёмный Лорд не отличался постоянством. Кто знает, как он отреагирует на прямое столкновение в своих рядах.

Но был ещё один волшебник, который так удачно впал в немилость Лорда — собственно, с него всё и началось. Однако, в отличие от Малфоя, он остался при оружии. И слава у него была даже по меркам тёмной стороны довольно пугающей. Потому первое время Рудольфусу Лестрейнджу удавалось избегать откровенных нападок со стороны зубастых союзников их организации.

Это, конечно, не значило, что когда-нибудь инстинкт самосохранения не изменит своим обладателям. Напротив, непристойные комментарии и развратные фантазии должны были однажды выплеснуться наружу, хотя бы потому, что им уже было тесно в узком кругу стаи Грейбека. Вероятно, Рудольфус и на этот выпад не обратил бы внимания, пребывая где-то глубоко в собственных мыслях. Но, приняв безразличие за слабость, оборотни почувствовали безнаказанность, не разглядели черты, которую никому не стоит пересекать.

Тот вечер ничем не выбивался из череды таких же унылых промозгло-серых и до зубного стука холодных осенних вечеров. Проводить его в палаточном лагере на окраине поместья было бы глупо, когда в распоряжении имелся такой роскошный особняк и его соблазнительная хозяйка. Нарцисса Малфой выглядела именно так, как и приличествует ведьме благородных кровей — стройная, изящная, холодная. Оборотни не раз между собой обсуждали, а так ли она холодна или это лишь маска, которую она сама охотно отбросит в сторону, оказавшись в умелых руках.

Проверять никто не решался вовсе не из-за её мужа, чьё мнение теперь мало кого интересовало, но из-за скверного характера и непредсказуемости её бешеной сестры. Связываться с Беллатрисой Лестрейндж было чревато последствиями: если с ней и удастся справиться, то Лорд точно не спустит такого непозволительного отношения к своей любимице.

При мысли об этой буйной женщине на ум тут же приходило имя её странноватого муженька. Вот уж кто бы стал достойной добычей. Даже Грейбек признавал, что этот спесивый человек — один из самых желанных трофеев. А уж после показательного наказания Лорда даже слепой оборотень учуял бы в нём обещанное наслаждение. В последние дни он выглядел замкнутым, отстранённым и каким-то дёрганным — точно овечка, отбившаяся от стада. Как тут удержаться?

— О, смотрите, кого это к нам принесло! Это, случаем, не лорд ли Лестрейндж собственной персоной? — Вольготно раскинувшийся в глубоком кресле обросший оборотень перекинул ногу через подлокотник, намеренно задев грязным ботинком золотисто-молочную обивку.

— И правда, какая удача!

Четверо оборотней загоготали, будто за их словами скрывалось что-то забавное, понятное только им. Малфой, Эйвери и Яксли, которые тихо беседовали в другом конце гостиной, их веселья не разделяли.

Рудольфус слова оборотней то ли проигнорировал, то ли не услышал. И уже почти дошёл до ожидающих его Пожирателей, когда его вновь окликнули:

— Что-то наш благородный лорд не выказывает желания общаться с соратниками. Чем это мы не угодили Вашему Сиятельству?

— Может, ты мордой не вышел? А как насчёт меня? Ничего так, в твоём вкусе? — Оборотни вновь покатились со смеху, но, увидев, что их так и не удостоили вниманием, сразу сменили язвительные улыбки на злой оскал.

— Да я смотрю, Лестрейндж-то глуховат.

— Нет, что ты — видно же, что наша прелесть смущается.

— Не стесняйся, куколка. Иди лучше к нам. — Небритый здоровяк — явно главный заводила этой небольшой компании — недвусмысленно похлопал себя по колену.

Пальцы Рудольфуса добела сжались на спинке стула, который он едва успел отодвинуть, когда, наконец, обратил внимание на сальные намёки в свою сторону. Пожиратели лишь молча смотрели на него, не решаясь что-то предпринять. А что тут сделаешь, чтобы окончательно не раздавить и без того растоптанную гордость замершего в отвращении мужчины? Оборотни же почувствовали некий азарт, глядя на напряжённую спину Лестрейнджа.

— И ведь точно, давай к нам, прелесть. Зачем тебе эта тухлая компашка? С нами веселее.

— Мы тебя столькому научим.

— Узнаешь, зачем тебе эти пухлые губки.

— И не только они. — Новая волна смеха заполнила помещение до краёв.

Пружина внутри Рудольфуса сжалась ещё плотнее. Он медленно выдохнул, прикрыв глаза. Сосредоточившись на собственном дыхании, Лестрейндж уже забыл, зачем вообще сюда пришёл. Он не слышал и не видел ничего вокруг и больше всего желал, чтобы в реальности всё так и было — ни звуков, ни людей, никого, только он в пустой комнате.

Силясь унять гнев, Рудольфус пропустил тот момент, когда один из оборотней подошёл к нему со спины.

— Что же ты, сучка, такая строптивая? Не волнуйся, я тебя быстро приручу — станешь послушной куколкой. А будешь хорошо себя вести, будет не так уж и больно. — Огромные ладони жадно ухватили Рудольфуса за тощие бёдра и плотно прижали к недвусмысленно выпирающему достоинству рослого оборотня.

Понадобилось всего мгновение, чтобы волшебная палочка оказалась в тонких, слегка подрагивающих пальцах, а оборотень отлетел на несколько метров ещё до того, как горящие яростью глаза распахнулись. Лестрейндж не произнёс ни слова, палочка же совершила всего одно молниеносное движение, и комната утонула в зелёном свете. Всего одна вспышка, а на персидском малфоевском ковре валяется четыре неподвижных тела.

Пожиратели, проводив взглядом вылетевшего из комнаты Рудольфуса, лишь нервно переглянулись. Лестрейндж всегда отличался высоким магическим потенциалом, но то, что происходило с ним в последнее время, выбивалось из привычной картины мира. Такой Рудольфус представлял опасность для каждого. Нет ничего удивительного в том, что уже на следующий день от него стали шарахаться не только оборотни, но и Пожиратели Смерти, а слухи за его спиной стремительно приобретали всё больше деталей и красок.