Постоялый двор «Пристанище ветра» (гет)

Заброшенный дом в полудикой чащобе,

Где призраки ночи тебя, путник, ждут,

Открыл свои двери в безмолвном отсчете

Последних безжалостных, ярких минут.

Так жаждешь богатства, дурманящей славы

Ты — вечный бродяга и знатный шельмец!

Вся жизнь: приключения, игры, забавы.

Ты молод и дерзок, дурак и мудрец…

Кровавое пиршество вороны чуя,

Кружили над кучей тряпья у костра.

Предвестники эти, годами кочуя,

Ты выучил твердо — не жди в них добра.

Причина проста: там, еще на подходе

К проклятому дому, лежал чей-то труп.

В ночной темноте, опасаясь восхода,

Ты мимо прошел. Ты же, верно, не глуп.

Вдали от дороги, сокрытый от света

Густою листвой вечно хмурых дубов,

Тебя ждал унылый, пустой дом аскета,

Отличный от всех постоялых дворов.

Сироты несчастные двор содержали,

Где путник найти мог и пищу, и кров.

А все их богатство: опал на кинжале,

Да несколько старых пустых сундуков.

Мир красок, контрастов — в них все было вместе:

Проклятье со светом, и буря и штиль.

И самые твердые взгляды о чести

И вере, наверно, на несколько миль.

Спесив и заносчив был старший при этом:

На шельм и плутов он смотрел сверху вниз.

В холодной земле он однажды с рассветом

Исчез. Потерялся. Их бросил одних.

Хозяйка пристанища — юная дева —

Нежна, как подснежник; кротка и тиха…

Но глубже всмотрись! Там в пламени гнева

Кипит море страха и боли, греха!

«Мы мало знакомы, отчаянный путник,

Вот только я мир знаю лучше, чем вы.

Ведь мнит королем себя беглый преступник

И все, кто наивен — давно уж мертвы.

Здесь темная чаща, пещеры глухие,

Здесь рай для разбойников разных мастей.

И в двор постоялый не ходят "чужие":

Считают грабители землю своей».

Душой она жрица двуликой Иреды:

Вулкан, притворившийся мирной горой!

От женщин таких у мужчин одни беды,

Ведь их позабыть невозможно порой.

В них крайность, стихия, в них дикая буря,

Но в них же и хрупкость, и ласка зари,

И грация ветра. Едва брови хмуря,

Ты жест каждый ловишь ее, посмотри!

Люси уверяешь, что ты просто странник,

Ты авантюрист и искусный боец,

Ты бард, офицер, провиденья избранник...

И робко смолчал, что отчасти ты лжец.

Налив пинту эля, она рассказала,

Что три постояльца остались в дворе:

«Увы, дом в лесу — далеко для привала,

И путники чаще ночуют в седле».

Ты вспомнил про труп — Люси рассмеялась:

«Вы, верно, устали с дороги совсем.

А может, вам в драке так крепко досталось?

Кто станет следы оставлять и зачем?»

Ты выглядишь плохо, хоть битвы не помня,

Оружие, золото — все на виду.

Ты комнату просишь. «У нас очень скромно», —

Тебе заявляет Люси на ходу.

Двенадцать ступенек. Направо. И словно,

Ты видел дорогу однажды во сне.

Вот тот же портрет! Он повешен неровно,

И смотрит с мольбой, будто сам в западне!

Все странно знакомо: и место, и лица,

Как будто весь мир поместился в руке.

Как будто чужая, немая страница

Возникла в твоем путевом дневнике.

Ты падаешь прямо на жесткую койку,

А после полночи ты бьешься в бреду.

Тебя душит воздух отчаянно горький,

И жар лижет щеки, вещая беду.

Глаза открывая, ты чувствуешь ужас:

Вокруг все пылает, объято огнем…

И стены со стоном безумнейшим рушась,

Тебя под собой погребают живьем!

Бросая пожитки, кидаешься в пекло —

Двенадцать ступенек по краю судьбы.

И видишь внизу ты правление пепла,

И черного дыма густые клубы.

Наружу, на волю ты рвешься скорее,

Спасайся, кто может! Быстрее, беги!

Достигнул пожар своего апогея…

…Вот только вокруг уж не видно ни зги.

Постой! Оглянись! Там остались руины,

Где дом, полыхав, предавал темноту.

И остов холодный, пустая долина —

Все кажется мороком, будто в бреду.

Как странно, как сложно, как необъяснимо.

А был ли пожар, и была ли Люси?

От чувства потери болит нестерпимо

Застывшее сердце и молит: «Спаси!»

Зачем оставаться, смотреть на кострище?

Бредешь, спотыкаясь, по мокрой траве.

Наверно, ты проще стать должен и чище:

Ты сжег свое «я» в погребальной канве.