Ведьма по обмену (гет)

Кот Матроскин вышел из комнаты, подошёл к перилам и заглянул вниз:

— Эй, толстый, ты посуду вымыл?

— Вымыл! — из кухни выглянул испуганный кузен Дадлик.

— Хорошо. Начинай избу подметать!

— …Эх, неправильно ты, Гарри Поттер, дурней своих воспитываешь, — проворчал полосатый котяра, возвращаясь в комнату на втором этаже домика номер четыре по Тисовой улице городка Литтл-Уингинг в пригороде Лондона.

— Не дурней, а Дурслей, — поправил его очкастый герой магической Британии.

— Всё равно, неправильно: ты их в чулане держишь, а надо к полезному труду привлекать!

Дядя Вернон и тётя Петунья дрожали, прижимаясь друг к другу в тесной каморке под лестницей и с замиранием сердца ловили каждое слово, доносящееся сверху. Скорей бы сентябрь, и тогда Гарри Поттер уедет наконец-то в свой Хогвартс, а вместе с ним исчезнут и эти чёртовы гости из России. И кто только придумал этот треклятый международный студенческий обмен?!

— Хах! Ушастый, ещё два щелбана, — подставляй череп! — Шарик отодвинул нарды в сторону и довольно потёр лапы. Добби покорно склонил голову и приблизился... Щёлк! Щёлк!

Бах! В оконную раму врезалась серая сова с лицом почтальона Печкина.

— Ну чего там у нас ещё? — Матроскин раскрыл окошко, отвязал письмо от совиной лапки, передав его Поттеру, ласково потрепал птицу по голове и сунул ей в рот беломорину: — Держи, заслужила.

— Это же письмо от Гермионы! — Гарри Поттер заплясал по комнате, размахивая над головою исписанным тетрадным листком. Услыхав знакомое имя, эльф Добби вскочил из-за столика, пулей залетел под кровать и забился в самый дальний угол.

— Читай уже, чего тянешь?

«Здравствуй, дорогой Гарри! Я живу хорошо, просто замечательно! Только вот у Живоглота частенько то лапы ломит, то хвост отваливается. Но я его лечу экстрактом бадьяна и приклеивающим заклинанием. Правда, после этого он становится сам не свой и начинает гоняться за галчонком. Дядя Фёдор говорит, что лечить надо валерьянкой, но для меня бадьян привычнее. Тут прекрасная экология: свежий воздух и здоровое питание. От него мои волосы стали расти чистые и шелковистые. Так что лохматость у меня повысилась.

Милый Гарри, ты должен за меня порадоваться: здесь, в Простоквашино, я нашла свою судьбу, я встретила самую большую и светлую любовь всей моей жизни. Уверена, что с Дядей Фёдором мы проживём долго и счастливо и нарожаем кучу маленьких волшебников. Так что в Англию я не вернусь, а останусь в России на ПМЖ. Тебя же, мой дорогой Гарри, я всегда буду вспоминать с нежностью, как самое приятное моё увлечение. Не скучай! Да, хотя скучать тебе не придётся: ведь с тобой остаются Шарик и Матроскин, а таких друзей, как говорит Дядя Фёдор, ещё нужно поискать. Прощай, мой незабываемый, мой хороший, уже бывший любимый Гарри!

Твоя Гермиона.»

— Это что же получается? Меня Гермиона бросила? — Гарри Поттер в растерянности опустил руки. Шарик и Матроскин с сочувствием посмотрели на друга.

— Меня бросила Гермиона… — продолжал соображать Поттер. — И как же я теперь? Я что же, свободен? Я больше не увижу моего бобрёнка? И мною больше никто не будет командовать?! Ура!! Матроскин, представляешь, я свободен!!! И мы вместе поедем в Хогвартс!!

Он сгрёб в охапку ошарашенного кота и закружил с ним по комнате, вальсируя.

— Это как же получается? — выпучил глаза Матроскин, высвободившись из объятий очкарика. — Это мы здесь, а они — там? А моё хозяйство?? А моя Мурка?! Это что, теперь всё Криволапу достанется?!

— Он не Криволап, он Живоглот.

— Да какая разница?! Нет, я здесь оставаться несогласный! Погостили, как говориться, и будет. Отправляйте нас взад!

— А мне здесь нравится, — подал голос Шарик, — особенно на двухэтажных автобусах кататься нравится.

— Тебе, Шариков, везде нравится, где кормят. У тебя, где тепло — там и Родина, а я не согласный оставаться!

— Оставайтесь, Матроскин, — умоляюще произнёс Гарри Поттер, — вместе в Хогвартс поедем, там прикольно! Я тебя с миссис Норрис познакомлю. Она старовата, правда, но глядишь, на что-то да сгодится — других-то кошек там всё равно нету.

— И не упрашивай, — Матроскин уселся на табурет и крепко о чём-то задумался.

Бж-ж-ж, — раздалось с улицы, и напротив окна, постреливая газом из выхлопной трубы, завис потрёпанный зелёный автомобильчик, судьбой и формой кузова напоминающий полугорбатый Москвич — 410, такой же, как и у папы Дяди Фёдора. За рулём, встряхивая рыжей шевелюрой в такт пукам глушителя, маячила рожа Рональда Уизли. Рядом, из-за плеча младшего братца, выглядывал довольный Фред. Матроскин бросил на прибывших недобрый взгляд:

— Вы к Гаррику?

— Нет, мы к Шарику.

— Это ко мне, — ответственно заявил вислоухий кобель, важно проследовав мимо Матроскина к окну. Шарик был одет в патронташ, шляпу и болотные сапоги, на плече висело фоторужьё, а в руках была лопата.

— Ты куда собрался? — вцепился в него полосатый друг.

— Куда-куда, никуда! Мы с ребятами едем клад искать! Они место знают, — там кладов — во! — Шарик провёл лапой себе по горлу. — Завались!

Рыжие Уизелы дружно закивали, демонстрируя полное согласие с этими словами.

— Привет, Рон! — махнул рукой Гарри Поттер — Ты представляешь, меня Гермиона бросила!

— Да ну ты! Ну, поздравляю. Как ты смог такое провернуть?

— Это не я, это она сама. Она решила остаться в России и возвращаться не собирается.

— Не может быть! Это что же, теперь она не сможет заставлять нас списывать у неё домашку?

— Ага! И мы наконец-то сможем учиться сами!

— И стать умными!

— Урра-а-а-а!!!

— И все домашние эльфы выберутся из Г.А.В.Н.Э. и смогут служить своим хозяевам! Ура-а-а! — заверещал из-под кровати Добби.

* * *

А в это время где-то в российской глубинке…

Дзинь-звяк-бах! — из сарая вылетело ведро. Новенькое, блестящее, оцинкованное. Вслед за ведром из того же сарая вылетела Гермиона Грейнджер. Умная, начитанная, волосатая. Она подобрала ведро и повернула обратно. В сарай.

— Ну, Мурочка, ну, хорошая, что же ты не слушаешься? Что же ты нам молочка не хочешь давать? Тебе что, жалко? — Гермиона достала волшебную палочку, направила её на корову и произнесла заклинание: — «Доись, доись и больше не дерись!»

— Му-у-у-у! — ответила Мурка и пнула подставленную ёмкость. Ведро вылетело из сарая.

— Ну что же мне с тобой делать? На тебя даже заклинания неправильно действуют! Эх, опять всё самой да самой… — Гермиона снова принесла ведро, поставила его под вымя, присела рядом на табуреточку и, засучив рукава, вцепилась в коровьи соски. Мурка страдала, закатывая глаза, но решила на этот раз стойко пережить все мучения убийственной дойки лишь из соображений гостеприимства и из уважения к Дяде Фёдору, приютившему на лето эту криворукую иностранку. «Эх, врезать бы ей копытом!»

Подошёл Дядя Фёдор. Он пару минут понаблюдал, заглянул в глаза четвероногой мученице, потом глянул на Гермиону и покачал головой:

— Ты что же так их дёргаешь? А ну-ка пусти, — отстранив Гермиону, он уселся на табуретку и погладил коровье вымя. Мурка снова закатила глаза, теперь уже блаженствуя.

— Вот как надо, это же животное, оно ласку любит; соски нужно мацать нежно, как девушкам, — приговаривал Дядя Фёдор, выжимая молоко из коровьей сиськи.

Гермиона с восхищением наблюдала за этой картиной. Нежно мацать соски девушкам она не умела. Ну, то есть вообще не умела… девушкам.

— Ой, Феденька! Ты у меня такой квалифицированный!

— Чего?

— Ну, я говорю, такой сноровистый, такой ловкий, прямо мастер золотые руки! Всё можешь!

— Это точно, — согласился Дядя Фёдор, поднимаясь с табурета и передавая Гермионе ведро с молоком.

Он вышел из сарая, взглянул на покосившееся крыльцо дома и почесал затылок:

— Надо бы мне крыльцо починить, а то скоро совсем развалится.

— Не беспокойся, Феденька, — проворковала Гермиона, — я дом заклинаниями укрепила, теперь ничего не развалится!

«Да, толковая ведьма — в хозяйстве штука полезная», — подумал Дядя Фёдор и притянул её к себе.

— Хорошая ты баба, Гермионка, — он ласково потрепал подругу по голове. Та прижалась к нему, уткнувшись носом в рубашку, и расплылась в улыбке.

…- Вот только заросла маленько, — он подёргал за торчащие во все стороны лохмы. — Надо бы тебя подстричь, а то ты уже на какого-то дикобраза похожа. Или на бобра.

За два с лишним летних месяца, пока Гермиона гостила в Простоквашино, подстригали её уже восемь раз. Вот только не было в деревне ни салона красоты, ни даже простой парикмахерской, посему процедуру эту Дядя Фёдор всегда проводил самолично.

— А подстригаться будем как всегда, Феденька? «Под горшочек»?

— «Под горшочек», «под горшочек». Скачи скорее в дом! — и он ущипнул её пониже спины.

— Хи-хи, — пискнула Гермиона и вприпрыжку побежала к крыльцу.

Дядя Фёдор вошёл следом и двинулся на кухню, с трудом пробираясь через горы книг, которые привезла с собой иностранная гостья и которые теперь пылились в огромных стопках, загромождая большую часть жилого пространства. Но Дядя Фёдор не жаловался: проводить время с Гермионой ему было интересно. Ну и само собой, приятно, конечно. Войдя на кухню, он вдруг вспомнил, что в доме не осталось ни одного целого горшка: все их расколотил Живоглот, когда в приступах кошачьей шизофрении гонялся по хате за бедным галчонком. Дядя Фёдор огляделся вокруг, достал с полки средних размеров кастрюльку и протянул подруге:

— Держи, вместо горшка прокатит.

Гермиона, радостно улыбаясь во все свои тридцать два неровных зуба, уселась на стул и надела кастрюлю на голову. Дядя Фёдор вытащил из ящика с инструментами большие, слегка прихваченные ржавчиной ножницы, которыми обычно стригут овец, и работа закипела.

Спустя полчаса стрижка была закончена, а ещё через час юный домовладелец вышел во двор и вдруг заметил прислонённый к забору велосипед без седла.

— О! Гермиона, смотри, Печкин приехал. Да он ещё и седло от велика где-то потерял! Непорядок.

С этими словами Дядя Фёдор двинулся в сарай, откуда через пару минут вышел, неся в руках старенькое, но ещё вполне пригодное для использования велосипедное седло. Подойдя к почтальонскому транспорту, он быстро приладил его на положенное место и довольно потёр руками:

— Вот теперь порядок. Ну, Печкин! А сам-то он где? Странно: велик есть, а Печкина нет.

На крыльце появилась Гермиона. Она сладко потягивалась и цвела, как майская роза.

— А я, Феденька, его в Англию с письмом отправила.

— Ого! В Англию? Это когда он теперь вернётся-то?

— Не переживай, милый, он очень скоро вернётся. Я же его в сову превратила.

— Печкина? В сову? За что ты его так?

— А зачем он хотел Живоглотика в поликлинику сдать?

Дядя Фёдор только пожал плечами:

— Не знаю. Для опытов, наверное. Он всех туда хочет сдать. Такой вот он вредный.

Во двор влетела большая серая сова с усатым человеческим лицом и беломориной в зубах.

— А вот он и вернулся! — Гермиона достала волшебную палочку, прицелилась из неё, как из ружья, и грянул выстрел. На землю посыпались перья и почтальон Печкин, уже в человечьем виде. Упав, он быстро вскочил и бросился к своему транспорту.

— Не надо меня из ружья щёлкать!… Ух ты! — он присвистнул, разглядывая отремонтированный велосипед. — Ну, и на том спасибо, недобрые люди.

— Он такой вредный! — шепнул Дядя Фёдор Гермионе.

— Извините, я ведь почему вредный был? Потому, что у меня седла на велосипеде не было! А теперь я сразу добреть начну, — почтальон крутанул педали и быстро скрылся из виду.

— Феденька! Ты у меня такой хороший, ты Печкина от вредности вылечил! Я так рада, что остаюсь с тобой! — Гермиона вытянулась на носочках и чмокнула парня в губы.

— Остаёшься? Навсегда?

— Ага!

— Это хорошо, — заулыбался Дядя Фёдор, — Матроскину ты понравишься, и Шарику тоже. Эх, заживём!

— Конечно, понравлюсь, Феденька, вот только они не вернутся.

— Как не вернутся?

— Очень просто: мы же приехали по студенческому обмену. Поэтому, пока мы с Живоглотиком здесь, Шарик и Матроскин останутся там. Но ты не переживай, милый, — добавила Гермиона, увидев, как Дядя Фёдор сразу погрустнел и о чём-то задумался. — У них всё будет хорошо, они же не одни, а с Гарри. Шарик будет Хогвартс охранять, а Матроскин на миссис Норрис поженится, а я на тебе, а Гарри… на ком-нибудь тоже поженится… наверное. И мы все будем счастливы! Правда, я здорово придумала?

— Ну да, — помолчав минуту, произнёс Дядя Фёдор, — а вот расскажи, как вы там у себя в Англиях с места на место оперируете?

— Это называется «аппарировать», Феденька. Надо заклинание сказать и вокруг себя покрутиться. Только на очень большие расстояния это не действует. Но можно ещё на метле улететь или через камин.

— Прогрессивные вы, — отметил Дядя Фёдор. — А вот наши ведьмы всё по старинке, в ступах летают. А через камин, это как?

— Ну, надо залезть в камин, насыпать летучего пороха, а потом — бабах! — и ты уже в нужном месте.

— Ага, понятно, — Дядя Фёдор опять задумался. Камина в доме не было, зато была печка, а это ведь лучше, чем камин? Или нет?

— Я скоро вернусь, подожди меня, любимая, — Дядя Фёдор чмокнул подругу в лоб, встал и направился в дом. Гермиона присела на крылечко и мечтательно заулыбалась.

— Живоглот, ты где? — Дядя Фёдор поймал за шкирку пушистого кота, открыл печную вьюшку и запихал Живоглота в трубу.

— Гермиона! — позвал он. — Тут твой кот в печку забрался и вылазить не хочет, а я достать не могу — места мало, попробуй ты!

— А что делать-то надо, Феденька? — бодро поинтересовалась вбежавшая Гермиона.

— В печку полезай и попробуй достать его.

— Ага! — и она шустро нырнула в остывшее горнило. — Ой, Феденька, а я до него не дотянусь никак.

— Погодь! На вот, метлой пошуруди там, глядишь, он и выскочит, — Дядя Фёдор протянул ей метлу, которой подметали пол в избе.

«Ну, вот и ладно», — подумал он и закрыл заслонку.

— Ой, Феденька, а чего это так темно вдруг стало? — послышалось из печи.

— Это, наверное, солнечное затмение случилось. Ты посиди там, оно само скоро пройдёт.

Дядя Фёдор открыл сундук, в котором Шарик хранил свои охотничьи припасы, и достал оттуда увесистый мешок. «Интересно, этот порох летучий или нет? — он задумался. — Будем рассуждать логически: порох называется «Сокол», а сокол — это птица, а раз так, то значит порох летучий. Вот и хорошо». Он высыпал половину из мешка в топку, приготовил спички и прислушался.

— Гермиона, ты там как?

— Я в порядке, любимый! Жду, когда затмение пройдёт.

— Ага, жди. Держись за метлу крепче!

— Что?

— Метлу, говорю, крепче держи! Держишь?

— Держу!

Бабабах!!!

* * *

Дядя Фёдор стоял на крыльце и смотрел в бинокль на небо.

— Думаешь, долетит? — поинтересовался сидящий у него на плече галчонок.

— Конечно, долетит. Тут ведь главное — высоту набрать. А потом она на метлу перелезет… О, уже перелезла. Молодец, Гермионка! Эх, хорошая девчонка… Жаль. У нас бы с ней сложилось… Но ведь мы друзей на бабу не меняем?! — он обернулся и кивнул галчонку. — Верно говорю, птица?

ЭПИЛОГ

— А книжки еёные мы продадим или в печке стопим? — стоя на подоконнике, интересовался галчонок.

— Книжки не трожь! Они ещё хозяйке сгодятся! — отрезал Дядя Фёдор и тихо, про себя добавил: — Я за нею на поезде съезжу, чтоб без обмена. Вот вернутся Шарик с Матроскиным, и сразу рвану.