Necessity (гет)

Хоуп пятнадцать.

Её возвращение из Нового Орлеана в школу Сальваторе поначалу остаётся всеми незамеченным (а может, и проигнорированным). Единственный, кто встречает трибрида, — Аларик, делающий это по большей части из-за своей должности и возложенных на него обязательств; и немного, совсем чуть-чуть, потому что и вправду рад, что она нашла в себе силы вернуться.

Аларик Зальцман для Хоуп — чуть больше чем незнакомец, поэтому Майклсон угрюмо смотрит на директора школы, равнодушно кивает на его приветствие и уходит, бросая сухое «пока» тёте. Фрея провожает племянницу грустным взглядом, и Зальцман обещает ей, что Хоуп будет в порядке. Фрея верит Аларику, обещая звонить как можно чаще.

Вторым человеком, с кем сталкивается Майклсон, оказывается Эмма, хотя Аларик был против: возможно, стоило дать Хоуп время, чтобы свыкнуться с самим фактом возвращения в школу? Эмма считает, что лучше не оттягивать, ей проще начать работать с трибридом прямо сейчас. Рик ни черта не смыслит в психологии, поэтому уступает.

~~~

Все замечают возвращение Хоуп Майклсон, когда она за первую неделю обучения отправляет двух учеников в больничное крыло.

Посттравматическое стрессовое расстройство, чувство вины выжившего, почти полная потеря социальных контактов, частые конфликты, агрессия к окружающим. Эмма осыпает диагнозами и симптомами, как конфетти. Аларик слушает и молчит, понятия не имея, что ему делать. Да и что он сделает? Он ведь чуть больше чем незнакомец для Хоуп. Впрочем, как и она для него, наверное. Рик немного знал маленькую девочку, которую сюда привезла Хейли. Но той маленькой девочки, Хоуп Маршалл, чьё происхождение долго держалось в секрете, уже давно нет. Нынешнюю Хоуп — Хоуп Майклсон — Рик не знает совсем.

— У Хоуп серьёзные проблемы, — заключает психолог. Это так же очевидно, как то, что луна светит только ночью. — Ей нужна помощь.

Тоже факт довольно очевидный.

Аларик смотрит на Тиг, как бы спрашивая: «Разве помочь ей — не твоя задача?» — в глубине души понимая, что она и так делает всё возможное. С Хоуп тяжело, и ей нужен не психолог. В школе Сальваторе невозможно найти ученика с пустотой в графе «клинический диагноз», но Хоуп — иная история. В Хоуп психологических травм больше, чем себя самой, и те, что озвучила Эмма, — вероятно, лишь малая часть.

Рик думает позвонить Фрее. Проблема в том, что Хоуп игнорирует все попытки тёти поговорить с ней на протяжении месяца. Почти полная потеря социальных контактов? По-видимому, слово «почти» лишнее.

— Я не психотерапевт. Разговоры со мной ей мало чем могут помочь. — Эмма обречённо вздыхает, признавая свою бесполезность. — Знаю, Хоуп отказывается говорить и видеться с семьёй, но ей это нужно. Ей нужен кто-то. Хоуп нужен человек, который будет рядом, которому она сможет довериться.

Аларик разводит руками:

— Я не могу заставить её говорить с семьёй, если она этого не хочет. Как и подружиться с кем-то.

Самоотчуждение Хоуп приводит к результату, которого она отчаянно добивалась довольно продолжительное время: однажды её оставляют в покое, предоставив самой себе. Однако с тех пор, как она вернулась из Нового Орлеана, её не только старательно обходят стороной, её по-настоящему боятся, потому как глупая шутка о злодейской стороне истории Майклсонов едва не обернулась реальным убийством одного из учеников, что послужило поучительным уроком для остальных.

— Не надо её заставлять. Нужно помочь, подтолкнуть, — тихо бормочет Тиг, из-за чего Аларик задаётся вопросом: она всё ещё говорит с ним или размышляет вслух?

Напоследок Эмма упоминает синдром эмоциональной депривации и социального отвержения, о котором Зальцман слышит впервые, но он и без того знает, что у них серьёзные проблемы с Хоуп Майклсон, что она нуждается в помощи, что она становится угрозой для окружающих, да и для себя тоже. Рик почти не вслушивается в симптомы некоего СЭДСО; он думает, как помочь Хоуп. А потом Эмма неожиданно говорит о том, что вновь заставляет Аларика сосредоточиться на психологе, — о чувстве ненужности.

— Прости, подожди, что? — прерывает Эмму Рик, пытаясь совладать с охватившим его неприятным удивлением. — Чувство ненужности?

Замолкнувшая Тиг вздыхает, озадаченность в её взгляде сменяют искренние беспокойство и сострадание.

— Хоуп потеряла родителей. Её отношения с семьёй в подвешенном состоянии, она отказывается общаться с ними, потому что чувствует себя ненужной.

И опасной.

— Но она нужна, — тихо говорит Аларик.

Эмма знает это, и не только.

Хоуп нужен человек, который будет рядом, которому она сможет довериться.

Хоуп нужен человек, который протянет ей руку, а не убежит, испугавшись уничтожающего взгляда.

Хоуп нужен друг.

В глазах Эммы застывает немая просьба о помощи: она не справляется, она не может прорабатывать травмы Хоуп одна. Аларик ничего не обещает — ни Эмме, ни себе, — и всё же чувствует странную, необъяснимую необходимость помочь.

Другом он не станет — вряд ли нужно, вряд ли удастся. Когда придёт время, Хоуп сама найдёт себе друга, может быть, не одного. А Рик… Он будет рядом, попробует. В конце концов, роль участливого наставника, заботливого и понимающего учителя ему достаётся не впервые.

~~~

Спустя три дня Аларик терпеливо ждёт Хоуп на маленькой пристани. Майклсон опаздывает на восемь минут. Когда Рик уже готов смириться с тем, что она не появится, её фигура наконец маячит среди деревьев.

Директор школы Сальваторе скрывает своё неподдельное удивление — он успевает убедить себя в глупости собственной затеи, — пока выжидающе смотрит на не особо спешащую к нему Майклсон.

— Это что, какой-то оригинальный способ сообщить мне, что я отчислена? — язвительно усмехается трибрид, в привычном жесте складывая руки на груди.

Аларик смотрит ей в глаза, в которых плещутся гнев и магия. Хоуп — разрушительный шторм, ураган, способный смести любого на своём пути; вовсе не удивительно, что её избегают.

— Ты этого хочешь? — Зальцман невозмутимо пожимает плечами.

Хоуп переводит взгляд на озеро, жмурится от ярких солнечных лучей и раздражающих бликов на воде.

— Зачем я здесь?

Рик протягивает ей тренировочные перчатки.

— Ты получишь ответ на свой вопрос, когда мы закончим.

Майклсон недовольно хмурится, когда берёт перчатки, затем снова усмехается.

— Вы собираетесь учить меня, — она озадаченно смотрит на Зальцмана, — драться?

У Аларика вырывается лёгкий смешок. Учить махать кулаками того, кто может любого стереть в порошок, не прилагая ровным счётом никаких усилий, наверное, весьма занимательно, но, стоит полагать, совершенно бесполезно.

— Я знаю, гнев тяжело обуздать. Но всегда можно попытаться это сделать, не причиняя никому вред. Этому полезно поучиться, как считаешь?

Хоуп на его вопрос отвечает сардоническим смехом, склоняет голову набок и пристально смотрит. Рик ощущает касание её магии на коже.

Зальцман выясняет, что трибрид не любит слушать, — ей бы сразу к практике, к действиям, а нудные лекции об элементарных правилах безопасности и технике он, видимо, может оставить при себе. У Хоуп вид самого скучающего человека в мире держится до момента, пока Рик всё же не позволяет ей пустить кулаки в ход.

Сначала — как бы удивительно это ни было — движения Майклсон порывистые, однако несильные и отчасти робкие; но позже, когда в её взгляде всё-таки вспыхивает нечто похожее на интерес, Хоуп становится куда более уверенной.

У Аларика появляется навязчивое чувство дежавю. Зальцман на миг перемещается во времени — и вот он, молодой учитель истории, охотник на вампиров, перед ним — Елена Гилберт, а не Хоуп, которую он когда-то тоже тренировал. Сколько минуло? Пятнадцать лет, двадцать?..

Чувство дежавю исчезает быстро. Хоуп совсем не Елена. Хоуп — трибрид: она ловчее, сильнее, быстрее. Всё тело Майклсон, каждый напряженный мускул, каждое движение излучают смерть.

— В самом деле считаете, что это, — Хоуп оглядывается, в голубых глазах снова плещутся гнев да магия, — как-то поможет мне?

Зальцман не отвечает, лишь с интересом наблюдает за ней.

— Глупо, — холодно бросает Хоуп, тяжело вздыхая. Только вот во взгляде мелькает боль.

— Если тебе протягивают руку, не кусай её, Хоуп. Это приведёт к тому, что руку перестанут протягивать. — В нравоучительно-сдержанном тоне директора школы проскальзывает снисходительность, выдавая его искреннее, твёрдое желание помочь.

На мгновение маска ледяного безразличия идёт сколами, за которыми проглядывается настоящая Хоуп — сломленная, беспомощная, опустошённая и испуганная девочка, которую обстоятельства вынудили повзрослеть слишком рано.

Но кто сказал, что сломанное однажды уже никогда не починить?

— Жду тебя завтра здесь же, — заключает Зальцман.

Хоуп приходит на следующее занятие, и на последующие — тоже.

~~~

Это оказывается весьма просто — учить её владеть силой и собой. Так же просто, как и принять решение помочь, быть рядом, как будто это нормально и правильно — человеку учить трибрида.

Майклсон всё схватывает на лету. Рик понимает, что так и должно быть — у неё превосходные инстинкты, — но ещё долго не может перестать удивляться тому, насколько с ней легко.

Хоуп обычно предпочитает молча слушать, причём довольно внимательно: она мгновенно понимает указания Аларика и исправляет собственные ошибки, на которые он ей указывает, с первого раза.

— Мы можем увеличить количество занятий?

Зальцман, успев привыкнуть к тому, что Хоуп уходит, всё так же сохраняя молчание, оборачивается и изумлённо смотрит на неё.

— М-м, конечно, — слегка неуверенно отвечает он, всё ещё не справившись с удивлением и не думая о том, что Лиззи с Джози не обрадуются отнятому у него времени, которое он мог бы провести с ними.

Майклсон как-то облегчённо вздыхает, спешно благодарит, затем, пряча глаза, хватает спортивную сумку и уходит. Нет, сбегает.

Спустя несколько месяцев Эмма говорит о прекратившихся неконтролируемых всплесках магии у Хоуп. Аларик искренне рад — всё же попробовать стоило, и риск попасть под горячую руку дочери Клауса оказался оправдан, — но он ничего не говорит, ограничиваясь коротким удовлетворённым кивком.

~~~

До каникул остаётся всего ничего. Рик пытается вписать в график, где верхние строчки занимают поиск нового учителя по астрономии и заполнение кипы бумаг по случаю окончания учебного года и начала следующего, небольшой отпуск с дочерьми.

У Аларика все мысли исчезают из головы, когда его спина внезапно касается грубого дерева; от удара из лёгких вышибает кислород.

Яркое июньское солнце на миг ослепляет, пока Хоуп не закрывает его собой: посмеиваясь, она протягивает ладонь Рику. Зальцман не знает, чему удивляется больше: смеху Хоуп или же тому, что позволил девчонке каким-то образом уложить его на лопатки, пусть та даже и трибрид!

Смех Майклсон стихает. Аларик на миг сомневается, слышал ли он его, ведь смех никак не вяжется с мрачной Хоуп.

— Мухлюешь, — догадывается Аларик.

— У вас сегодня что-то не так с концентрацией внимания, доктор Зальцман, — замечает Хоуп. Она ловит на себе испытующий взгляд и выпрямляется неестественно прямо, гордо вскинув голову. — Я ведьма, какой смысл запрещать мне использовать магию?..

— Ты можешь лишиться её после обращения, — говорит Аларик, протягивая Майклсон бутылку воды.

— А могу не лишиться, — возражает трибрид. — Никто этого не знает.

— Вот именно.

Больше Хоуп в этот день ничего не говорит. Уходит она так же молча, как и обычно.

~~~

Эмма отмечает положительные результаты Хоуп: из списка исчезают частые конфликты и агрессия к окружающим. Майклсон вправду становится более уступчивой, спокойной, избегая всякого рода ссор, и Рик больше не ощущает её гнев на тренировках.

Майклсон демонстрирует отличные успехи в учёбе; однако вместо того, чтобы попытаться наладить отношения с одноклассниками, Хоуп зарывается в книги, продолжает досконально изучать магию, за что получает не первый выговор от Аларика — ничего не изменилось, тёмная магия в школе под строгим запретом, тем более для неё, — а ещё снова начинает рисовать.

Окружающие сторонятся Хоуп, что, как замечает Зальцман, её саму вполне устраивает. И Рик не просит дочерей проявить к Хоуп лояльность, просто намекает — из этого, ожидаемо, ничего не выходит.

У Лиззи личная неприязнь к Майклсон. Аларик уже пытался решить эту проблему, тоже не удалось, и его личные тренировки с трибридом всё только усугубили. Джози, не единожды пытавшаяся подружиться с Хоуп и потерпевшая поражение, говорит отцу прямо: Хоуп не нужны друзья; поэтому она поддерживает решение сестры держаться от Майклсон на расстоянии.

Аларик принимает выбор двойняшек: они вправе сами выбирать, с кем им дружить, а с кем — нет. Правда, он думает, что сейчас, если бы они дали Хоуп ещё шанс, то из этого что-то могло получиться. Рик осознаёт свою ошибку чуть позже.

~~~

— Ты остаёшься на каникулах в школе? — Зальцман уворачивается от кулака, едва не прилетевшего ему в челюсть.

Хоуп кивает, вновь выбирая молчание. Аларика это не радует: он надеялся, что Майклсон вернётся домой, попробует наладить отношения с семьёй, что бы между ними ни случилось. Звонки Фреи сократились до пары в месяц, которые Хоуп всё равно продолжает игнорировать.

— Это проблема? — интересуется Хоуп, всё активнее атакуя.

Рик блокирует её удары.

— Нет.

Это действительно не проблема. На лето в школе остаётся довольно много учеников, и причина у каждого своя: кому-то некуда ехать, кто-то боится покидать место, где он в безопасности и сам не может причинить вред другим…

— Может, тебе удастся завести хотя бы одного друга, — по-доброму усмехается Аларик.

Знакомое покалывающее ощущение прикосновения магии. Трибрид резким боковым ударом сбивает ногу Рика в сторону, лишая его равновесия.

— Сомневаюсь, — бросает Майклсон, глядя на директора школы сверху, и, помедлив, протягивает ему руку. — Так, — нерешительно продолжает она, — вы уезжаете?

— Ненадолго, — поднимаясь на ноги, отвечает Аларик.

Хоуп хмурится.

— Вы были правы, — тихо говорит она и, опуская глаза, рассматривает свои руки, выглядя неожиданно уязвимой. — Это помогает.

Зальцман кивает — одобрительно и понимающе.

— В спортивном зале есть груши, если что. На пару недель тебе хватит, — шутит он.

Хоуп поднимает взгляд — разрушительность, своенравность и замкнутость на миг пропадают, — и Рик замечает, что глаза у неё ясно-голубые.

— Спасибо. — Майклсон улыбается: смущённо и робко, осторожно так, будто позабыла, как это делается.

Похоже, они больше не незнакомцы.