Ремус Люпин - опекун Гарри Поттера. Конфликты (джен)

Вот уже три месяца, как Гарри Поттер не жил с Дурслями. Его взял под опеку друг отца — Ремус Люпин. Все началось с того, что Гарри поднял Дадли в воздух и Дурсли заперли его в чулане под лестницей на три дня. Откуда это стало известно волшебникам — неизвестно, но его у Дурслей забрали. Десятилетний Гарри узнал, что он волшебник, и что таких, как он, много. Ему назначили опекуна, друга отца, Ремуса Люпина. Вначале Гарри относился к опекуну с настороженностью, но вскоре расслабился и даже, кажется, полюбил этого нового взрослого. Гарри даже хотел называть его папой, но стеснялся, и называл дядя Ремус. Они с дядей Ремусом жили в домике в лесу, в отдалении от других домов.

К ним частенько приходила Тонкс — девушка дяди Ремуса. Гарри считал Тонкс классной — она умела изменять внешность. Однажды она приняла внешность мамы Гарри (сличила по фотографии). Гарри расплакался и назвал утешающую его в объятиях Тонкс — мамочкой. Теперь, приходя домой к Люпину и Гарри, Тонкс частенько принимала внешность мамы Гарри. Дядя Ремус на это ругался, ему нравилась естественная внешность Тонкс.

Дядя Ремус добрый, но иногда психует, особенно, когда скоро полнолуние. Тогда дядя Ремус становился раздражительным и делал острые замечания, например, когда Гарри не доедал кашу. Пару раз Гарри даже нарвался на наказание углом. А когда он без спросу вышел за ограду и полдня провел в ближайшем поселке — дядя Ремус долго ругался и пригрозил ему ремнем за то, что он еще раз вытворит что-нибудь опасное.

Гарри не знал, что такое порка. Только в далеком детстве, когда ему было года четыре, дядя Вернон замахнулся на него ремнем, но даже не ударил — ремень рассыпался в воздухе. С тех пор Дурсли применяли к нему только наказание чуланом.

Гарри знал, что дядя Ремус — оборотень. Каждое полнолуние к ним приходила Тонкс с ночевкой и запирала дядю Ремуса в бытовке на территории участка. Всю ночь оттуда доносился леденящий душу вой. Гарри сильно пугался и засыпал только в обнимку с семнадцатилетней мамочкой.

Прошло три месяца с тех пор, как Люпин взял опеку над Гарри, и мальчик уже меньше пугался. Ему очень сильно захотелось узнать, как выглядит оборотень. Мамочка Тонкс говорила, что оборотень похож на крупного волка. Гарри хотелось увидеть его воочию, но в бытовке не было окон, да и Тонкс не отпускала в полнолуние на улицу.

Настало очередное полнолуние. К ним опять пришла Тонкс, закрыла оборотня на задвижку на ночь, усыпляя Гарри, почитала ему книжку и уставшая после курсов авроров уснула в постели мальчика.

Поттер, стараясь не разбудить мамочку, осторожно выбрался из кровати. Открыл входную дверь, вышел на улицу и решительно направился к бытовке. Подошел к задвижке и почти не слышно ее открыл. Ночь еще не настала и дядя Ремус был еще человеком, в бытовке слышалось похрапывание.

Гарри не дурак, если бы в бытовке слышался вой — он никогда бы ее не открыл. Но дядя Ремус был еще человеком, звук открытия задвижки он не слышал. Гарри бросился бегом в дом. Дома он прошел в гостиную — там панорамные окна с видом на сад и бытовку. Осталось только дождаться, как оборотень выйдет из бытовки.

Ждал Поттер не долго. И вот вой, дверь бытовки открывается, выпуская во двор оборотня. Оборотень заметаться по саду, перепрыгивая грядки. Попробовал перепрыгнуть через забор, безуспешно — забор был трехметровый, видимо как раз для таких случаев. Гарри с испугом и одновременно упоением следил, как громадный волк мечется по участку. В какой-то момент волк заметил Гарри и бросился к панорамным окнам.

На звук воя проснулась Тонкс, она появилась в дверях гостиной, когда волк бросился в окно. Раздался звук разбитого стекла.

— Ступефай! — выкрикнула Тонкс.

Волк упал обездвиженным телом на осколки.

— Гарри, иди в комнату, — быстро сказала Тонкс. — Репаро — окно восстановилось. — Вингардиум Левиоса, — Тонкс неторопливо левитировала оборотня к бытовке. Поместив его туда, закрыла задвижку.

Гарри ждал Тонкс в своей комнате. Вскоре мамочка вошла в комнату.

— Испугался? Все позади. Он заперт. Я слишком устала сегодня и, видимо, забыла его закрыть, — сказала Тонкс.

Гарри в ответ только покивал. Ком застрял в горле, нельзя было ничего сказать. Гарри почувствовал, что от пережитого шока хочет плакать. Он всхлипнул.

Мамочка подошла его обнимать. Улеглась рядом в кровать. Мурлыча колыбельную, она гладила Гарри по голове.

* * *

Утром Гарри проснулся от звуков ссоры. Дядя Ремус психовал.

— Как можно было забыть меня запереть? Инфантильность и безответственность!

— Тссс, Рем, ну не ругайся, извини меня, — Тонкс полезла к Люпину с поцелуями.

— Отстань, — дядя Ремус вывернулся из объятий Тонкс.

— Я больше никогда, буду по десять раз проверять, — жалобно сказала Тонкс.

— Не верю! Снова повторится!

— Не ругайся, пожалуйста. Не повторится. Извини. Я тебя люблю.

— Не верю! Если бы любила, я бы вчера не вырвался на улицу.

— Нет! Я очень люблю тебя. Тебя и Гарри.

— Не верю!

— Люблю! Давай я обработаю твои раны — Ремус порезался стеклом.

Гарри бросился к взрослым.

— Дядя Ремус, не ругайся! — воскликнул мальчик и обнял мамочку.

— Выйди отсюда, — приказал дядя Ремус.

Гарри только сильнее прижался к мамочке.

Нужно было сказать дяде Ремусу, что Тонкс не виновата, что это он умышленно открыл задвижку, но у Поттера отнялся язык — он сильно боялся дядю Ремуса.

Дядя Ремус не дал мамочке обработать свои раны, уворачивался от ее объятий и не слышал извинений. Понурая Тонкс ушла на курсы авроров. Дядя Ремус сам начал обрабатывать свои раны.

— Помоги обработать раны на голове, — сказал опекун мальчику все еще раздраженным тоном.

Гарри принялся за работу. “Надо сказать, надо сказать” — вертелось в его голове. Но у Гарри словно отнялся язык.

* * *

Тонкс вечером не пришла. И на следующий день. И на послеследующий. Дядя Ремус сказал Гарри, что им нужно отдохнуть друг от друга. Он так и не простил ей инцидент. Гарри было плохо без мамочки. А вдруг она больше не придет? Нужно, чтобы дядя Ремус простил ее. А прощать-то и не за что — Гарри мучился чувством вины. Но признаться? Совершенно невозможно!

Когда мамочка не пришла и на четвертый день, Гарри решился. Он на ватных ногах подошел к дяде Ремусу. Опекун читал газету.

— Эмм. Дядя Ремус? — не своим голосом обратился Гарри.

— Слушаю тебя, — дядя Ремус улыбнулся.

— Я… в общем… такое дело...эмм… — лепетал Гарри.

Люпин осматривал мальчика оценивающим взглядом.

— Опять вышел за ограду, — сурово постановил опекун.

— Нет! В общем… я не знаю… прости Тонкс! — выдавил из себя Гарри.

— Это наше дело. Ты выглядишь виноватым. Что случилось? — спросил Люпин.

— Я… это не Тонкс… это я… открыл задвижку, — не своим голосом пролепетал Гарри.

От взгляда опекуна Поттеру захотелось провалиться сквозь землю.

— Врешь? — спросил дядя Ремус.

— Нет! Это я! Не Тонкс. Я хотел увидеть тебя — оборотня! — вскричал Гарри. — Мамочка уснула, а я вышел на улицу и открыл задвижку. Хотел посмотреть на оборотня из окна.

Люпин крепко взял Гарри за плечо.

— Ты понимаешь, что я мог вас убить? Или вырваться за ограду и убить кого-нибудь в поселке?

— Я не думал… — Поттер всхлипнул.

— Ты заслужил ремень, — строго постановил дядя Ремус.

Гарри еще раз всхлипнул.

— Пойдем, — Люпин повел Гарри в его комнату.

— Ложись на кровать, спусти штаны и трусы, — сказал дядя Ремус.

Гарри знал, что такое порка, из книги Том Сойер. Но там учитель не говорил спустить штаны и трусы. Как же стыдно!

— Не надо, — попросил Гарри.

Тонкс легко извинялась, еще и по нескольку раз, но у Гарри слова извинений застряли в горле. Гарри никогда не извинялся перед Дурслями — из гордости. Гордость и сейчас не позволяла извиниться. И тем более гордость не позволяла спустить штаны и трусы.

— Спускай, я должен видеть, что бью, — сказал дядя Ремус.

— Нет, — твердо ответил Гарри.

— Тогда я тебе помогу, — сказал дядя Ремус и сделал движение поймать мальчика.

Гарри отступил к двери, выскочил в коридор, побежал к входной двери, надеясь спрятаться от дяди в бытовке.

Дядя Ремус изловил его и потащил за ухо назад в комнату. Гарри вырывался и пинал опекуна по ногам.

В комнате борьба продолжилась. Гарри уворачивался и отбивался.

— Пусти! Я тебя не люблю!

— Полюбишь!

Как Гарри ни пытался вырваться, опекун вскоре разместил его на кровати со спущенными штанами и трусами. Гарри запутался в них ногами, спущенные штаны мешали вырываться. Дядя Ремус легко удерживал его за спину. Гарри услышал звук вытаскиваемого ремня.

Лежать с голой попой. Стыдно. Очень стыдно. Гарри был весь красным то ли от стыда, то ли от борьбы. Ухо болело. И сейчас будет порка. Ненавижу! Гарри даже испугался от мелькнувшего слова. Дядю Ремуса он любил.

Но не сейчас!

— Я тебя не люблю! — снова пропыхтел Гарри.

В ответ он услышал свист ремня.

Поттера оглушила боль. Он вскрикнул.

— Я дам тебе двадцать, — сказал дядя Ремус и вновь ударил.

Гарри засучил ногами, пытаясь пережить боль. Дядя Ремус одной рукой придерживал его за спину, а другой порол. Гарри елозил по кровати, пытаясь увернуться от ударов. Один удар пришел по верхней части бедер, Гарри заверещал.

— Лежи спокойно, ты нарываешься, чтобы я бил больнее, — сказал дядя Ремус.

Гарри не считал удары. Сколько уже: восемнадцать? Девятнадцать? Скоро порка закончится?

— Еще десять, — постановил дядя Ремус.

— Не надо, — жалобно попросил Поттер, — и тут же разозлился на себя за эту просьбу. Его не сломаешь! Гарри закусил руку, чтобы даже не кричать.

Но как же больно!

Дядя Ремус начал выговаривать, припечатывая каждую фразу ремнем.

— За то, что открыл задвижку!

— За то, что молчал!

— За вранье!

— За то, что подставил Тонкс!

— За то, что вырывался!

Попа Поттера была ярко красного цвета со вздувшимися полосами. Сам виновник торжества виновато мычал в подушку и сучил ногами.

На этот раз он считал: девятнадцать, двадцать, все!

Порка закончилась. Поттер плакал. Он вскочил и быстро натянул штаны с трусами, мельком ощупав горячую задницу. Вот она какая порка!

Ужасно.

Гарри зло вытер слезы. Очень больно. Как можно быть таким жестоким? На языке вертелась фраза:

— Я хотел называть тебя папой, но теперь не хочу.

— Мне все равно, — ответил Люпин.

Злой! Какой же он злой! Выпорол. Не приглашает Тонкс домой. Гарри подумал, что лучше бы дядя Ремус выпорол не его, а Тонкс ремнем, чем устраивать паузу в отношениях, и тут же устыдился этой эгоистичной мысли. Он заслужил. Но лучше был бы скандал, чем порка. Какой же он злой! Вдруг отправит назад к Дурслям? Гарри отчаянно испугался этой мысли. Все эти три месяца было хорошо жить с новым опекуном, Гарри даже подумал, что полюбил дядю Ремуса, хотел назвать папой. Нужно извиниться. Но Гарри не умел извиняться. Ему было неприятно смотреть, как мамочка недавно извинялась перед дядей Ремусом. Перед папой. Гарри иногда мысленно называл опекуна так. И в разговорах с Тонкс называл.

“Прости меня, папа”, — в голове застучала мысль. Но совершенно невозможно такое сказать.

— Я дурак, — вместо этого сказал Гарри.

Опекун усмехнулся.

— Рад, что ты понял.

Вдруг все таки отправит к Дурслям? Он больше не увидит ни дядю Ремуса, ни мамочку. Гарри инстинктивно бросился к опекуну и обнял его. Ремус Люпин задумчиво стал гладить Поттера по голове.

Гарри плакал. В голове стучал страх, что дядя Ремус отправит его к Дурслям.

— Прости, — выдавил из себя невозможную фразу плачущий Гарри Поттер.

— Сегодня же извинишься и перед Тонкс, — строго сказал опекун.

Сегодня он увидит мамочку! Гарри накрыло волной радости. Тонкс — мамочка, а дядя Ремус — папа. Гарри почувствовал, что может сказать и вторую невозможную фразу.

— Будь моим папой, — прорыдал Поттер в грудь Ремуса Люпина.

Гарри было слышно, что опекун усмехнулся.

— Ты не отправишь меня к Дурслям? — спросил Гарри еще одну остро волновавшую его фразу.

— Нет, сын.