Непослушание - спасение обреченных (джен)

Джекейрис ощущал как его разрывает на части.

С того мига, как пришло то письмо на Стену, где он был в компании лорда Старка, и он узнал, что младший брат, нежный и хрупкий Люцерис, погиб из-за проклятого Эймонда вблизи Штормового Предела, он чувствовал себя как разбитая на части ваза, котором кое-как склеили. И теперь части не сходились, причиняя ему адскую боли и не давали нормально дышать. Джекейрис ощущал огромную вину, что давила на грудь, ведь это он уговорил отправить их посланниками, хотя Люцерис не хотел этого. Его брат желал остаться подле матери, к которой он всегда цепко цеплялся. Тогда он насмехался над этим, думал, что Люцерису пора повзрослеть и отцепиться от юбки их матери, которая, став королевой, не могла бы находить еще и время на то, чтобы нянчиться с ним.

А теперь он мертв.

Вхагар заглотила его бедного брата, а быть может растерзала на куски. Все, что мать нашла, когда рискнула и отправилась в бухту, так это крыло Арракса и куски плаща Люцериса. И больше ничего. От его брата больше ничего не осталось, кроме клочков мокрой заляпанной кровью и тиной тряпки, как будто он был ничем. Это было жестоко, и это было несправедливо. Его брату едва исполнилось четырнадцать, а теперь ему никогда не станет старше. Люцерису будет вечно четырнадцать, он никогда не жениться на Рейне, не заведет своих детей и не сядет на Морской трон Высокого Прилива, которым ему хотел передать лорд Корлис даже несмотря на то, что знал… знал…

Знал, что они не дети сира Лейнора.

Не по крови.

Хотя Джекейрис знал, что тот их любил как своих. Еще хранил воспоминания о том, как он учил их рыбачить, как простых людей, учил ходит под парусом и как тайком приносил им пирожные в ночь перед их именинами, который они съедали только втроем, прямо в ночной одежде, прямо в кровати. А потом клятвенно уверяли мать, что ничего этого не было, даже несмотря на оставшиеся на одеялах крошки и варенье на ночных рубашках. Это были хорошие времена, которые теперь казались всего лишь туманным видением, как и вся его жизнь до того мига, когда Эйегон и его семья узурпировала трон его матери еще до того, как тело его деда успело остыть, не говоря уже о том, чтобы оно было предано огню. Весь покой ушел вместе с дедом, вся радость ушла со смертью Висеньи, даже не успевший сделать вздоха, а вся уверенность, что войны можно было избежать исчезла с гибелью, убийством, Люцериса.

Он не понимал, почему мать все еще продолжала думать, что может быть иначе.

Зеленые, Эймонд, убил ее сына, его брата. Кончилась война пергамента, чернил и слов. Им нужно было действовать решительно, твердо и безжалостно. Нужно было показать им, показать из союзникам, что они не будут принимать такие удары и искать после этого мира. Мира, который невозможен после убийства невинного посланника. И не менее невинного сына тети Хелейны, единственной, кого их Зеленых Джекейрис не хотел губить. Ее и ее дочь. Они просто заложники ситуации и никому вреда не сделали. Он был уверен, что Хелейна не способна на месть и даже не поднимется в воздух на своем драконе, чтобы сжигать врагов.

Она слишком… другая.

Светлая, нежная, и не от мира сего. Кто-то назвал бы ее просто слабоумной, но Джекейрис так не считал. И когда-то впрямь надеялся, что матери удастся добить их брака. Не от большой любви, а просто от того, что он знал, что любой другой мужчина будет ее обижать и считать чокнутой. Он бы не стал. Не стал ее звать чокнутой, запрещать ей собирать ее драгоценных насекомых, и уж точно не стал бы заставлять так рано рожать детей, как это сделала королева Алисента и ее пьяница сын. Джекейрис не был глухим или слепым. Он слышал, как мать однажды тихо говорила с Деймоном, как раз тогда, когда Хелейну и Эйегона только поженили, что с леди Фелл, все еще живущей при дворе, и с которой мать держала связь через письма, что великий мейстер опаивал его тетю маковым молоком, чтобы та легла в постель к мужа-брату и зачала ребенка, так как в ином случае начинала кричать, едва ее трогали.

Это было отвратительно.

Как и все то, что случилось с ней позже. С ней, и с ними. Мерзко и ужасно, но не настолько, чтобы сейчас они могли отступить. И Джекейрис не понимал, почему мать медлит. С каждым часом Коль собирает все больше войск и союзников, их Черный совет все больше бунтует. Не только потому, что нет никаких действий, но и потому, что в их главе оставили двух по их мнению детей. Они хотели видеть королеву, хотели видеть принца-консорта, хотели битвы и почестей, которыми их осыпят за верность.

А не детей.

Джекейрис себя таковым не считал, как и Бейла, но у этих взрослых мужей было иное мнение. Даже прибытие принцессы Рейнис не помогло, пока не появился лорд Корлис и наконец не явилась мать, объявившая, что она хотела окончательно убедиться в том, что мира словами не добиться. Ему так и хотелось закричать, что мира в этой войне не будет, пока жив Эйегон и Эймонд, пока жив Коль. Хотелось от злости ударить кулаком по столу, язвительно напомнив, что Деймон до сих пор не прислал весточки, кажется, впрямь бросив их на растерзание врагам и союзникам, который стали косо на них смотреть из-за его же действий.

Он не был глуп.

И точно знал, что смерть Джейхериса дело рук его отчима. Он был уверен, что мать тоже это поняла, и принцесса Рейнис. Джекейрис по праву восхищался этим мужчиной и даже в чем-то хотел быть на него похожим, но не был слеп к его недостаткам. К тому, что тот был слишком вспыльчив, слишком кровожаден, слишком импульсивен и порой даже жесток. Даже со своими родными. Его не было с матерью, когда на свет раньше срока появилась Висенья, и Бейла ни раз выражала недовольство и злилась на то, как Деймон мог быть далек от нее и Рейны, даже резок.

Или безразличен.

Часть из этих пороков были бы сейчас очень полезны. Если бы он был здесь! С ними. С советом. С матерью. Со своей семьей, часть из которой, а Деймон даже и не знал, была отправлена в Долину ради безопасности, которую как консорт тот должен был бы обеспечивать. А не сидел и не дулся в Харренхолле в одной из своих вспышек злости, оставляя их в подвешенном состояние от неизвестности того, что происходит в Речных землях. Они их? Или лорды этого королевства уже взяли в руки штандарты с золотым трехглавым драконом на зеленом поле?..

К счастью, мать кажется впрямь поняла, что пора действовать.

Джекейрис был почти готов выдохнуть от облегчения, что наконец что-то сдвинется с мертвой точки. Он вызвался быть тем, кто сожжет войска Коля, идущие к Грачиному приюту, надеясь, что в этот раз она поймет, что не может вечно его оберегать. Не сможет укрыть под своим крылом, как не смогла сделать с Люцерисом, что Джекейрис ее наследник и должен показать себя. Он — будущий король после нее, и с учетом того клейма, что и без того висит над ним и Джоффри, клейма, что висело над Люцерисом, клейма бастрада, ему нужно приложить очень много усилий, чтобы доказать всем, что обстоятельства рождения — это еще не все. Что он будет достоин сменить свою мать на троне, когда придет черед и поведет династию Дома Дракона к Золотому веку, а не ввергнет в еще больший хаос, чем уже был сейчас.

Но в Грачиный Приют полетит принцесса Рейнис.

Женщина, которая в отличии от мужа мало интересовала детьми, которых ее сын считал своими, и чье негласное прозвище было «Королева, которой никогда не было», отправиться в бой, а он вновь застрянет здесь. Кровь в его жилах горела ярче любого драконьего огня, когда Джекейрис покинул зал совета, а дурное предчувствие вдруг вспыхнула так ярко где-то за грудиной, что даже стало трудно дышать.

Он замер и уперся рукой в стену.

С ним такое было уже не в первый раз. Точно такое же ощущение, Джекейрис уже испытывал раньше: перед смертью сира Харвина, перед тем, как случилась та история в Дрифтмарке, перед тем, как погиб сир Лейнор, перед тем, как пришла весть о смерти деда и мать потеряла Висенью, и перед тем, как он поднялся с лордом Старком на Стену, уже предвкушая гордость на лице матери, когда она узнает, что он приведет в ее войско северян и людей Долины, откуда уже через час спустился будучи разбитым своей неудачей как старшим брат, не защитивший одного из младших.

И вот вновь.

То же дурное предчувствие, перехватившее на миг дыхание, и уверенность, что вот-вот разразится еще одна трагедия. Это не могло быть совпадением. Не тогда, когда они были на войне, а принцесса Рейнис вот-вот отправиться в битву, где она могла погибнуть, как и все остальные. Всадница на взрослом драконе, которых им так отчаянно не достает. Женщина, чье равнодушие заставляло Люка плакать, потому что он всегда считал ее бабушкой, как сира Лейнора — отцом. Женщина, которая растила Бейлу, его невесту, все те годы, после смерти леди Лейны. Женщина, чье-то одобрение и доброго слова, какая-то глубокая часть него, та, что все еще была тем мальчиком, каким он был еще не так давно, Джекейрис все еще отчаянно хотел.

Не столько раз подряд.

Джекейрис не смог предотвратить ни одну из прошлых катастроф или смертей, но в этот раз… Что он мог сделать? Предотвратить вылет принцессы и оставить их союзников страдать только потому, что у него какое-то плохое предчувствие? Это звучало глупо, даже в его голове. К тому же, принцесса Рейнис уже могла быть на полпути к обиталищу оседланных драконов на острове. И он просто не успеет с ней поговорить. А впрочем…

Он мог ее догнать и убедиться, что с ней ничего не случиться.

На Вермаксе.

По пути в Грачиный Приют.

Мать будет в ярости. И в ужасе. Она только потеряла отца, дочь и сына. Но Джекейрис и не собирался умирать. Ему нужно просто удостовериться, что принцесса Рейнис не погибнет по глупости и они не потеряют еще одного всадника и важного союзника. Вот и все. Чем больше он думал об этом, тем больше уверялся, что поступает правильно. Джекейрис почти не помнил, как быстро добрался до своих покоев, чтобы переодеться в более подходящую для полета одежду, так был погружен в свои мысли. Он слышал стук в дверь и голос мейстера Герардеса, который сказал, что мать желает видеть его в библиотеке.

Но у него не было времени.

Какая-то часть него отмечала, что сейчас поступает точно так же, за что ему так хотелось накричать на мать, но Джекейрис отмахнулся от этого, полностью захваченный неведомой силой уверенности в том, что если все же откажется от своей идеи, то жди беды. В самом крайнем случае, и при самом ужасном развитии событий, у матери, которая была у них всего одна, и чья смерть в столице была бы невосполнима, еще есть Джоффри, Эйегон и Визерис. Джекейрис надеялся, что до этого не дойдет. Он любил свою мать так, как, наверное, ни одного человека в мире, и не хотел причинять ей боль потерей еще одного ребенка…

Но ему нужно было идти.

Джекейрис накинул плащ, чтобы не было видно его одежды для верховой езды и, покинув покои, отправил прочь гвардейца вместе с запиской для матери. А после, убедившись, что тот ушел, решительным шагом направился к нижним уровням замка, откуда можно было напрямую попасть в обитель драконов. Ему нужно было как можно скорее взять Вермакса и отправиться в путь. Пока он раздумывал и переодевался, принцесса уже наверняка покинула Драконий камень. Пути до Грачиного Приюта займет примерно пару часов, смотря какой будет ветер и погода. Может быть, он успеет ее нагнать, а может быть и нет. Мелеис была быстрее из-за своего огромного размаха крыльев, чем был Вермакс. Но его дракон был так же быстр за счет того, что был молод и куда легче скользить по потокам ветра.

Джекейрис удивленно застыл, когда чуть не столкнула с Бейлой, которая быстро шла ему навстречу и была в процессе натягивания на руки крепких перчаток.

Для полета.

На ней не была плаща, так что ее летный костюм, к которому присоединилась наружная пластина, наплечники и наручи, очень похожие на те, что были у ее бабушки, был у всех на виду. Бейла хмуро свела брови и, заметив его многозначительный взгляд, упрямо вскинула подбородок, смерив его не менее красноречивым взглядом в ответ.

— Я пойду с тобой, — твердо сказала она.

— Со мной? — с нотой сарказма спросил Джекейрис, даже не делая вид, что удивился тому, что она каким-то образом поняла, что он задумал. — У меня сложилось впечатление, что ты была готова улететь одна вслед за своей бабушкой.

Бейла фыркнула.

— За нашей бабушкой, — сурово поправила она, хотя тоже знала, что он не сын ее дяди. — Я ее люблю до смерти, но сейчас у меня такое чувство, что она…

— …летит навстречу своей смерти, — хором произнесли они в том единстве, которое у них было со дня встречи и крепло день ото дня.

У них будет хороший брак.

Джекейрис был в этом уверен, кто не в чем ином. Он не мог прямо сказать, что любил Бейлу как нечто иное, кроме как сестры, верного друга и кузины, ведь все же они были еще молоды и вот отличии от его вероломных дядь, любящие посещать бордели, женщин еще не познал, но между ними определенно было влечение, привязанности и взаимопонимание, которое в будущем станет основой для крепкого брака.

Они задорно ухмыльнулись друг другу.

— К тому же, — вдруг добавила хитро Бейла. — Пока мы не поженимся, и ты не подаришь мне сына, ты просто не можешь собой рисковать или умереть.

Это было сказано в шутливой манере, но в ее глазах он видел страх, страх за него, и что-то такое, что у него сжалось сердце. Бейла была одной из самых храбрых молодых женщин, которых Джекейрис знал, и видеть ее страх было так неправильно. Но тот был понятен. Она не хотела потерять его, как Рейна потеряла Люка. Эти двое были как два влюбленных стеснительных щенка и Джекейрис вместе с Бейлой хихикали на этой сладкой парочкой и дразнили их. А теперь Люк был мертв, а Рейна лишилась жениха. Ее сердце было разбито. Не говоря уже о том, что та явно злилась, что ее отправили прочь вместе с малышами, хотя они хотели, чтобы она просто была в безопасности, как и мальчики.

И могла горевать вдали от места, где все напоминало о Люке.

Такая милость была благом, который Рейне только предстоит оценить. Сам Джекейрис, ходя по этим коридорам, видя дверь в покои брата по соседству со своими, видел то и дело призраков прошлого или с трудом удерживался от того, чтобы вновь развалиться, как было когда он вернулся и встретился с матерью, чьи красивые глаза были красными и опухшими от слез. И был бы не прочь хоть на пару мгновений покинуть этот остров, чтобы только не видеть, во что превратился его дом, где еще два месяца назад царило счастье и его самое большой заботой были уроки валирийского, младшие братья, и страх перед прибытием младшей сестры, с которой не знал бы что делать. Ведь быть старшим братом мальчикам — это одно, а крошечной девочке — это совсем другое.

И теперь ему этого и не узнать.

— Девочку, — хрипло произнес Джекейрис, облизав сухий вдруг губы. — Сначала у нас будет девочка, а потом сын.

Бейла подарила ему в ответ дрожащую улыбку и легкий кивок. Судя по ее горестному взору, она тоже подумала об их общей сестре, которой не дали познать эту жизнь.

— Женись на мне, — внезапно выпалила она, и взяла его за руки. — Как только мы вернемся, убедившись, что бабушка в целости и сохранности. Женись на мне, Джекейрис Таргариен.

Джекейрис ощутил, как у него перехватило дыхание.

Не от страха, ужаса, или растерянности. Скорее от огня, вспыхнувшего в глазах напротив, и необычайно яркого понимания, что его жизнь быстротечна. Некогда было медлить — нужно было жить здесь и сейчас, пока еще это возможно. Он открыл было рот, чтобы ответить, как вдруг Бейла бросила взгляд ему за спину, ее зрачки расширились, а с следующий миг она быстро потянула его дальше по коридору, по направлению к подземелью и туннелям, где замок был соединен с Драконьей горой, где жили их драконы.

Обо всех разговорах пришлось забыть.

Их отсутствия быстро заметят, а судя по реакции Бейлы она, как и он, подумала о том, что если заметить охрана, увидит их одежду, то сразу доложат королеве, а та поймет, куда сбежал ее сын-наследник и его невеста.