Непослушание - спасение обреченных (джен)

Джекейрис ощущал как его разрывает на части.

С того мига, как пришло то письмо на Стену, где он был в компании лорда Старка, и он узнал, что младший брат, нежный и хрупкий Люцерис, погиб из-за проклятого Эймонда вблизи Штормового Предела, он чувствовал себя как разбитая на части ваза, котором кое-как склеили. И теперь части не сходились, причиняя ему адскую боли и не давали нормально дышать. Джекейрис ощущал огромную вину, что давила на грудь, ведь это он уговорил отправить их посланниками, хотя Люцерис не хотел этого. Его брат желал остаться подле матери, к которой он всегда цепко цеплялся. Тогда он насмехался над этим, думал, что Люцерису пора повзрослеть и отцепиться от юбки их матери, которая, став королевой, не могла бы находить еще и время на то, чтобы нянчиться с ним.

А теперь он мертв.

Вхагар заглотила его бедного брата, а быть может растерзала на куски. Все, что мать нашла, когда рискнула и отправилась в бухту, так это крыло Арракса и куски плаща Люцериса. И больше ничего. От его брата больше ничего не осталось, кроме клочков мокрой заляпанной кровью и тиной тряпки, как будто он был ничем. Это было жестоко, и это было несправедливо. Его брату едва исполнилось четырнадцать, а теперь ему никогда не станет старше. Люцерису будет вечно четырнадцать, он никогда не жениться на Рейне, не заведет своих детей и не сядет на Морской трон Высокого Прилива, которым ему хотел передать лорд Корлис даже несмотря на то, что знал… знал…

Знал, что они не дети сира Лейнора.

Не по крови.

Хотя Джекейрис знал, что тот их любил как своих. Еще хранил воспоминания о том, как он учил их рыбачить, как простых людей, учил ходит под парусом и как тайком приносил им пирожные в ночь перед их именинами, который они съедали только втроем, прямо в ночной одежде, прямо в кровати. А потом клятвенно уверяли мать, что ничего этого не было, даже несмотря на оставшиеся на одеялах крошки и варенье на ночных рубашках. Это были хорошие времена, которые теперь казались всего лишь туманным видением, как и вся его жизнь до того мига, когда Эйегон и его семья узурпировала трон его матери еще до того, как тело его деда успело остыть, не говоря уже о том, чтобы оно было предано огню. Весь покой ушел вместе с дедом, вся радость ушла со смертью Висеньи, даже не успевший сделать вздоха, а вся уверенность, что войны можно было избежать исчезла с гибелью, убийством, Люцериса.

Он не понимал, почему мать все еще продолжала думать, что может быть иначе.

Зеленые, Эймонд, убил ее сына, его брата. Кончилась война пергамента, чернил и слов. Им нужно было действовать решительно, твердо и безжалостно. Нужно было показать им, показать из союзникам, что они не будут принимать такие удары и искать после этого мира. Мира, который невозможен после убийства невинного посланника. И не менее невинного сына тети Хелейны, единственной, кого их Зеленых Джекейрис не хотел губить. Ее и ее дочь. Они просто заложники ситуации и никому вреда не сделали. Он был уверен, что Хелейна не способна на месть и даже не поднимется в воздух на своем драконе, чтобы сжигать врагов.

Она слишком… другая.

Светлая, нежная, и не от мира сего. Кто-то назвал бы ее просто слабоумной, но Джекейрис так не считал. И когда-то впрямь надеялся, что матери удастся добить их брака. Не от большой любви, а просто от того, что он знал, что любой другой мужчина будет ее обижать и считать чокнутой. Он бы не стал. Не стал ее звать чокнутой, запрещать ей собирать ее драгоценных насекомых, и уж точно не стал бы заставлять так рано рожать детей, как это сделала королева Алисента и ее пьяница сын. Джекейрис не был глухим или слепым. Он слышал, как мать однажды тихо говорила с Деймоном, как раз тогда, когда Хелейну и Эйегона только поженили, что с леди Фелл, все еще живущей при дворе, и с которой мать держала связь через письма, что великий мейстер опаивал его тетю маковым молоком, чтобы та легла в постель к мужа-брату и зачала ребенка, так как в ином случае начинала кричать, едва ее трогали.

Это было отвратительно.

Как и все то, что случилось с ней позже. С ней, и с ними. Мерзко и ужасно, но не настолько, чтобы сейчас они могли отступить. И Джекейрис не понимал, почему мать медлит. С каждым часом Коль собирает все больше войск и союзников, их Черный совет все больше бунтует. Не только потому, что нет никаких действий, но и потому, что в их главе оставили двух по их мнению детей. Они хотели видеть королеву, хотели видеть принца-консорта, хотели битвы и почестей, которыми их осыпят за верность.

А не детей.

Джекейрис себя таковым не считал, как и Бейла, но у этих взрослых мужей было иное мнение. Даже прибытие принцессы Рейнис не помогло, пока не появился лорд Корлис и наконец не явилась мать, объявившая, что она хотела окончательно убедиться в том, что мира словами не добиться. Ему так и хотелось закричать, что мира в этой войне не будет, пока жив Эйегон и Эймонд, пока жив Коль. Хотелось от злости ударить кулаком по столу, язвительно напомнив, что Деймон до сих пор не прислал весточки, кажется, впрямь бросив их на растерзание врагам и союзникам, который стали косо на них смотреть из-за его же действий.

Он не был глуп.

И точно знал, что смерть Джейхериса дело рук его отчима. Он был уверен, что мать тоже это поняла, и принцесса Рейнис. Джекейрис по праву восхищался этим мужчиной и даже в чем-то хотел быть на него похожим, но не был слеп к его недостаткам. К тому, что тот был слишком вспыльчив, слишком кровожаден, слишком импульсивен и порой даже жесток. Даже со своими родными. Его не было с матерью, когда на свет раньше срока появилась Висенья, и Бейла ни раз выражала недовольство и злилась на то, как Деймон мог быть далек от нее и Рейны, даже резок.

Или безразличен.

Часть из этих пороков были бы сейчас очень полезны. Если бы он был здесь! С ними. С советом. С матерью. Со своей семьей, часть из которой, а Деймон даже и не знал, была отправлена в Долину ради безопасности, которую как консорт тот должен был бы обеспечивать. А не сидел и не дулся в Харренхолле в одной из своих вспышек злости, оставляя их в подвешенном состояние от неизвестности того, что происходит в Речных землях. Они их? Или лорды этого королевства уже взяли в руки штандарты с золотым трехглавым драконом на зеленом поле?..

К счастью, мать кажется впрямь поняла, что пора действовать.

Джекейрис был почти готов выдохнуть от облегчения, что наконец что-то сдвинется с мертвой точки. Он вызвался быть тем, кто сожжет войска Коля, идущие к Грачиному приюту, надеясь, что в этот раз она поймет, что не может вечно его оберегать. Не сможет укрыть под своим крылом, как не смогла сделать с Люцерисом, что Джекейрис ее наследник и должен показать себя. Он — будущий король после нее, и с учетом того клейма, что и без того висит над ним и Джоффри, клейма, что висело над Люцерисом, клейма бастрада, ему нужно приложить очень много усилий, чтобы доказать всем, что обстоятельства рождения — это еще не все. Что он будет достоин сменить свою мать на троне, когда придет черед и поведет династию Дома Дракона к Золотому веку, а не ввергнет в еще больший хаос, чем уже был сейчас.

Но в Грачиный Приют полетит принцесса Рейнис.

Женщина, которая в отличии от мужа мало интересовала детьми, которых ее сын считал своими, и чье негласное прозвище было «Королева, которой никогда не было», отправиться в бой, а он вновь застрянет здесь. Кровь в его жилах горела ярче любого драконьего огня, когда Джекейрис покинул зал совета, а дурное предчувствие вдруг вспыхнула так ярко где-то за грудиной, что даже стало трудно дышать.

Он замер и уперся рукой в стену.

С ним такое было уже не в первый раз. Точно такое же ощущение, Джекейрис уже испытывал раньше: перед смертью сира Харвина, перед тем, как случилась та история в Дрифтмарке, перед тем, как погиб сир Лейнор, перед тем, как пришла весть о смерти деда и мать потеряла Висенью, и перед тем, как он поднялся с лордом Старком на Стену, уже предвкушая гордость на лице матери, когда она узнает, что он приведет в ее войско северян и людей Долины, откуда уже через час спустился будучи разбитым своей неудачей как старшим брат, не защитивший одного из младших.

И вот вновь.

То же дурное предчувствие, перехватившее на миг дыхание, и уверенность, что вот-вот разразится еще одна трагедия. Это не могло быть совпадением. Не тогда, когда они были на войне, а принцесса Рейнис вот-вот отправиться в битву, где она могла погибнуть, как и все остальные. Всадница на взрослом драконе, которых им так отчаянно не достает. Женщина, чье равнодушие заставляло Люка плакать, потому что он всегда считал ее бабушкой, как сира Лейнора — отцом. Женщина, которая растила Бейлу, его невесту, все те годы, после смерти леди Лейны. Женщина, чье-то одобрение и доброго слова, какая-то глубокая часть него, та, что все еще была тем мальчиком, каким он был еще не так давно, Джекейрис все еще отчаянно хотел.

Не столько раз подряд.

Джекейрис не смог предотвратить ни одну из прошлых катастроф или смертей, но в этот раз… Что он мог сделать? Предотвратить вылет принцессы и оставить их союзников страдать только потому, что у него какое-то плохое предчувствие? Это звучало глупо, даже в его голове. К тому же, принцесса Рейнис уже могла быть на полпути к обиталищу оседланных драконов на острове. И он просто не успеет с ней поговорить. А впрочем…

Он мог ее догнать и убедиться, что с ней ничего не случиться.

На Вермаксе.

По пути в Грачиный Приют.

Мать будет в ярости. И в ужасе. Она только потеряла отца, дочь и сына. Но Джекейрис и не собирался умирать. Ему нужно просто удостовериться, что принцесса Рейнис не погибнет по глупости и они не потеряют еще одного всадника и важного союзника. Вот и все. Чем больше он думал об этом, тем больше уверялся, что поступает правильно. Джекейрис почти не помнил, как быстро добрался до своих покоев, чтобы переодеться в более подходящую для полета одежду, так был погружен в свои мысли. Он слышал стук в дверь и голос мейстера Герардеса, который сказал, что мать желает видеть его в библиотеке.

Но у него не было времени.

Какая-то часть него отмечала, что сейчас поступает точно так же, за что ему так хотелось накричать на мать, но Джекейрис отмахнулся от этого, полностью захваченный неведомой силой уверенности в том, что если все же откажется от своей идеи, то жди беды. В самом крайнем случае, и при самом ужасном развитии событий, у матери, которая была у них всего одна, и чья смерть в столице была бы невосполнима, еще есть Джоффри, Эйегон и Визерис. Джекейрис надеялся, что до этого не дойдет. Он любил свою мать так, как, наверное, ни одного человека в мире, и не хотел причинять ей боль потерей еще одного ребенка…

Но ему нужно было идти.

Джекейрис накинул плащ, чтобы не было видно его одежды для верховой езды и, покинув покои, отправил прочь гвардейца вместе с запиской для матери. А после, убедившись, что тот ушел, решительным шагом направился к нижним уровням замка, откуда можно было напрямую попасть в обитель драконов. Ему нужно было как можно скорее взять Вермакса и отправиться в путь. Пока он раздумывал и переодевался, принцесса уже наверняка покинула Драконий камень. Пути до Грачиного Приюта займет примерно пару часов, смотря какой будет ветер и погода. Может быть, он успеет ее нагнать, а может быть и нет. Мелеис была быстрее из-за своего огромного размаха крыльев, чем был Вермакс. Но его дракон был так же быстр за счет того, что был молод и куда легче скользить по потокам ветра.

Джекейрис удивленно застыл, когда чуть не столкнула с Бейлой, которая быстро шла ему навстречу и была в процессе натягивания на руки крепких перчаток.

Для полета.

На ней не была плаща, так что ее летный костюм, к которому присоединилась наружная пластина, наплечники и наручи, очень похожие на те, что были у ее бабушки, был у всех на виду. Бейла хмуро свела брови и, заметив его многозначительный взгляд, упрямо вскинула подбородок, смерив его не менее красноречивым взглядом в ответ.

— Я пойду с тобой, — твердо сказала она.

— Со мной? — с нотой сарказма спросил Джекейрис, даже не делая вид, что удивился тому, что она каким-то образом поняла, что он задумал. — У меня сложилось впечатление, что ты была готова улететь одна вслед за своей бабушкой.

Бейла фыркнула.

— За нашей бабушкой, — сурово поправила она, хотя тоже знала, что он не сын ее дяди. — Я ее люблю до смерти, но сейчас у меня такое чувство, что она…

— …летит навстречу своей смерти, — хором произнесли они в том единстве, которое у них было со дня встречи и крепло день ото дня.

У них будет хороший брак.

Джекейрис был в этом уверен, кто не в чем ином. Он не мог прямо сказать, что любил Бейлу как нечто иное, кроме как сестры, верного друга и кузины, ведь все же они были еще молоды и вот отличии от его вероломных дядь, любящие посещать бордели, женщин еще не познал, но между ними определенно было влечение, привязанности и взаимопонимание, которое в будущем станет основой для крепкого брака.

Они задорно ухмыльнулись друг другу.

— К тому же, — вдруг добавила хитро Бейла. — Пока мы не поженимся, и ты не подаришь мне сына, ты просто не можешь собой рисковать или умереть.

Это было сказано в шутливой манере, но в ее глазах он видел страх, страх за него, и что-то такое, что у него сжалось сердце. Бейла была одной из самых храбрых молодых женщин, которых Джекейрис знал, и видеть ее страх было так неправильно. Но тот был понятен. Она не хотела потерять его, как Рейна потеряла Люка. Эти двое были как два влюбленных стеснительных щенка и Джекейрис вместе с Бейлой хихикали на этой сладкой парочкой и дразнили их. А теперь Люк был мертв, а Рейна лишилась жениха. Ее сердце было разбито. Не говоря уже о том, что та явно злилась, что ее отправили прочь вместе с малышами, хотя они хотели, чтобы она просто была в безопасности, как и мальчики.

И могла горевать вдали от места, где все напоминало о Люке.

Такая милость была благом, который Рейне только предстоит оценить. Сам Джекейрис, ходя по этим коридорам, видя дверь в покои брата по соседству со своими, видел то и дело призраков прошлого или с трудом удерживался от того, чтобы вновь развалиться, как было когда он вернулся и встретился с матерью, чьи красивые глаза были красными и опухшими от слез. И был бы не прочь хоть на пару мгновений покинуть этот остров, чтобы только не видеть, во что превратился его дом, где еще два месяца назад царило счастье и его самое большой заботой были уроки валирийского, младшие братья, и страх перед прибытием младшей сестры, с которой не знал бы что делать. Ведь быть старшим братом мальчикам — это одно, а крошечной девочке — это совсем другое.

И теперь ему этого и не узнать.

— Девочку, — хрипло произнес Джекейрис, облизав сухий вдруг губы. — Сначала у нас будет девочка, а потом сын.

Бейла подарила ему в ответ дрожащую улыбку и легкий кивок. Судя по ее горестному взору, она тоже подумала об их общей сестре, которой не дали познать эту жизнь.

— Женись на мне, — внезапно выпалила она, и взяла его за руки. — Как только мы вернемся, убедившись, что бабушка в целости и сохранности. Женись на мне, Джекейрис Таргариен.

Джекейрис ощутил, как у него перехватило дыхание.

Не от страха, ужаса, или растерянности. Скорее от огня, вспыхнувшего в глазах напротив, и необычайно яркого понимания, что его жизнь быстротечна. Некогда было медлить — нужно было жить здесь и сейчас, пока еще это возможно. Он открыл было рот, чтобы ответить, как вдруг Бейла бросила взгляд ему за спину, ее зрачки расширились, а с следующий миг она быстро потянула его дальше по коридору, по направлению к подземелью и туннелям, где замок был соединен с Драконьей горой, где жили их драконы.

Обо всех разговорах пришлось забыть.

Их отсутствия быстро заметят, а судя по реакции Бейлы она, как и он, подумала о том, что если заметить охрана, увидит их одежду, то сразу доложат королеве, а та поймет, куда сбежал ее сын-наследник и его невеста.

Джекейрис смог спокойно выдохнуть только тогда, когда Вермакс покинул пещеры Драконьей ямы и взлетел в небеса.

Это было немного глупо.

Но у него было чувства, как будто он сбежал из тюрьмы, а не покинул родной дом, чтобы убедиться, что верный союзник матери и его родственница не погибла. Что его дурное предчувствие — это просто чувства и они в прошлые разы тоже не были его обостренными инстинктами или же каким-то шепотом богов, говорящим о том, что скоро кто-то умрет или что случиться какая-то ужасная катастрофа. И просто так совпало, что каждый раз после этого впрямь что-то случалось.

Однако от этого чувства было никуда не деться.

Джекейрис не исключал, что все это результатом того, что горе от потери Люцериса все еще медленно кипело в его душе, злость на то, что он не уберег брата, на бездействие матери и побег Деймона, толкала на необдуманные поступки, а проснувшаяся обычно не свойственная ему кровожадность требовала крови врагов. Желательно Эймонда. Или Эйегона. Опять же, он был бы не прочь убить и проклятого Коля, который все детство издевался над ним и его братом, почти в открытую оскорбляя его мать. Вечная подпевала королевы Алисенты, заставившая свою падчерицу сразу после родов пройти через ползамка. На мгновение он даже застыл, когда понял, что в его голову приходят все более жестокие сцены убийства все большего количества людей, и не только Зеленых.

Это совсем не в его характере.

Да, Джекейрис бывал вспыльчив и быстро злился, но не настолько. Впрочем, он также вдруг осознал, что не находит в себе сил заботиться об этом. Все вокруг рушилось, и если они хотят выйти победителями, то нужно уметь быть хоть кому-то жестоким и решительным в своих действиях. И если здесь нет Деймона, который был способен на все это, то он должен занять его место. Джекейрис как никогда сильно ощущал ответственность не только перед братьями, матерью, но и перед всеми теми, кто принял их сторону, а не сторону узурпаторов.

Это нужно было закончить.

Война несет лишь смерти и разрушение. И он больше не хотел терять в ее горниле тех, кто был ему дорог, и тех, кто верил в его мать как в королеву, которой та могла быть. Не во время войны, а во время мира. Его мать заслужила именно такого правления: мирного и спокойного, какой было при дедушке. Джекейрис не сомневался, что она расцветет на троне, когда война будет окончена, а их семья больше не будет нести столь тяжких потерь. И если он хочет этого добиться, то нужно трудиться больше. Делать больше и заставить себя слушать как равного, а не как ребенка, пытающегося играть в короля, пока взрослых нет дома.

Он повернул голову.

Бейла и ее Лунная Плясунья парили неподалеку от него и Вермакса, ее серебряные кудри летели за ней как знамя, а весь вид был сосредоточен на том, чтобы нагнать принцессу Рейнис, которая должна была быть в получасе лета от них, если его расчеты верны. Ее плечи даже сидя в седле были расправлены, а подбородок гордо вскинут. Бейла выглядела как никогда грозно и царственно. Почти как королева, которой она станет, когда он взойдет на престол. Джекейрис искренне надеялся, что это произойдет очень не скоро и не во время войны, а когда они оба станут старше, мудрее, и полностью готовые принять эту ношу.

— Смотри, там буря! — вдруг крикнула Бейла, повернув голову к нему и махнув головой вперед.

Джекейрис несколько смутился, понимая, что его подловили, когда он рассматривал ее. А потом сосредоточился на том, на что ему указывала Бейла и нахмурился. Впереди впрямь были грозовые тучи, которые становились все ближе, но это было далеко не буря. Скорее холодный душ. Для них. Можно было бы облететь грозовой фронт, но это вновь займет время. Если быть честным, Джекейрис уже ожидал увидеть на горизонте Мелеис, ведь они не могли остаться настолько сильно от принцессы Рейнис, которая вылетела буквально на какие-то жалкие минуты раньше!..

А путь здесь был только один и все же они отставали.

Пролет через дождливые облака длился всего от силы минуты две, но Джекейрису показалось, что этого хватило, чтобы он промок до нитки. Тряхнув головой, и ощутив, как прядки отросших волосы ударили его по щекам, он чертыхнулся, выплевывая волосы попавшие ему в рот. Ему определенно нужно было подстричься. Но на цирюльника не было совсем времени и теперь ему приходилось мучиться из-за непривычно длинной гривы, которая у него отросла за время его полетов в Долину и на Север.

Его голова резко повернулась, когда сквозь ветер он услышал звонкий смех.

Бейла задрала голову, обнажив шею, и весело смеялась, смотря на него, хотя и сама была вся мокрая и пряди ее волос прилипли к щеке. Впрочем, отчего-то ему казалось, что если она все равно выглядела красавицей, то он сам был скорее похож на промокшего воробья. Джекейрис фыркнул, и, закатив глаза отвернулся, в тайне радуясь, что его невеста в эти тяжелые дни все еще находила повод смеяться, путь даже и над ним.

Вскоре стало не до смеха.

Впереди показались первые признаки северного берега Черноводного залива, а это значит, что скоро они окажутся на враждебных Королевских землях, где был расположен дом Стонтонов. Это был небольшой замок и не самый богатый дом в этих краях. Но они поддержали его мать и заслужили того, чтобы королева заботилась о человеке, чья верность принадлежала ей. Даже из далека Джейкерис видел дым из сожженных деревень и полей. Проклятый Коль и его войска не нашли лучшего способа завоевать эти земли, кроме как загубить селения, сжечь поля и погубить скот, который кормил простолюдинов и жителей Грачиного Приюта, чтобы сломить волю лорд Стонтона.

На несколько минут вид на берег был для него скрыт густыми облаками, в которые они нырнули, чтобы не сбиваться с пути.

Джекейрис ощутил, как кожа покрылась мурашками из-за холода, который пронзил его до самых костей. Вода вновь попала ему на одежду и на кожу. Даже зубы начали стучать, так стало ему холодно. Бейле наверняка было не лучше, и он надеялся, что после того, как они вернуться, их будет ждать только лекция, а не простуда, которая выведет их из строя. Возможно даже на долгое время. Чего у них совсем…

— Джейс!.. Я вижу бабушку! — крикнула Бейла, когда облака наконец рассеялся, и северный берег стал ближе.

Перед его глазами предстал не только он, но и очертания самого Грачиного Приюта, который стремительно становился ближе. А еще он услышал отдаленный рев дракона, чье крупное тело, чьи алые чешуйки сверкали от редких лучей солнца как сотни рубинов, рассекало небо над замком. И палило своим огнем земли вокруг него. Невольно на его губа расплылась усмешка, и Джекейрис с почти садисткой надеждой в душе желал, чтобы среди тех, кого принцесса сожгла был и Коль, даже если он сам хотел его прилюдно казнить за одного только то, что он подослал сира Аррика убить его беззащитную мать прямо в ее постели.

Они уже были почти около береговой линии, когда он увидел вспышку золота.

Джекейрис резко повернул голову, и с изумлением понял, что со стороны Королевской гавани в сторону Мелеис летит Солнечный Огонь. Он бы в жизни не подумал, что Эйегон лично вступит в бой. Его дядя еще до того, как они переселились на Драконий Камень не был таким уж частым гостем на тренировочном поле и в тот роковой день, после которого сиру Харвину пришлось уехать домой, где он вскоре погиб, был там скорее в виде исключения, чем наоборот. Солнечный Огонь также едва знал не просто битвы, окрестности ближайших Королевских земель. Самый дальний путь, который прокладывал этот дракон, был до Дрифтмарка. Он был изнеженным молодым зверем, который был ленив почти также, как и его почти всегда пьяный от вина всадник.

И он был здесь.

Надо полагать вместе со своим бестолковым всадником. Джекейрис понимал, что это их шанс на победу в этой войне и в то же время, то плохое предчувствие, что его сюда привело не ослабло, а стало только сильнее. Он и Бейла решили подняться выше в небеса, чтобы Солнечный Огонь и его всадник их не заметили, что впрочем было излишне. Джекейрис с восхищением смотрел на то, как принцесса ловко обманула Эйегона, увернувшись от залпа огня, выпушенного золотым драконом, и потом вынырнула с боку. Когти Мелеис впились в грудь Солнечного Огня, отчего тот кромко заревел и начали рвать его плоть. Золотые чешуйки полетели вниз, как и горячая драконья кровь. Красная Королева выпустила из своей хватки молодого дракона и тот начала лететь, закрутившись как волчок. Каким-то чудом буквально в паре метров от земли Солнечный Огонь извернулся и не разбился вместе со своим всадником.

Джекейрис слышал вопли людей ниже.

Их оросила горячая кровь дракона, и несколько из них не успели увернуться от выворачивающегося в петле Солнечного Огня. Он ощутил воодушевление и нетерпение Вермакса тоже вступить в бой. На окраине леса Джекейрис также заметил войско Коля, не полностью разбитое огнем Мелеис. Солнечный Огонь отчаянно и неуклюже махал поврежденным крылом в небесах, и он знал, что это их шанс. Не сговариваясь, он и Бейла разделились. Джекейрис намеривался зайти с двух флангов, чтобы загнать Солнечного Огня в ловушку, надеясь, что принцесса Рейнис, сейчас приказавшая Красной Королеве омыть войско Коля еще одной волной огня, поймет их задумку, когда увидит подмогу, и закончит дело. Разорвет узурпатора на части, и тогда все будет…

И тут Джекейрис увидел ее.

Он пролетал над лесом, высоко в облаках, готовясь развернуться и начать загонять Солнечный Огонь в ловушку, уверенный, что раз уж Эйегон здесь, то чисто из упрямства не покинет поле боя, даже из-за ранения своего дракона. И совершенно случайно заметил, как почти сливаясь с растительностью ниже, в глубине леса, окружающий Грачиный Приют, притаилась огромная гора с выцветшей зелено-бронзовой чешуей.

Вхагар.

Драконица королевы Висеньи, его прадеда Бейлона, леди Лейны и… Эймонда. Он видел белокурую фигурку на спине этой больше похожей на гору твари и точно знал, что это был Одноглазый. Именно в пасти и утробе его древней драконицы нашел свою смерть его бедный брат, потому что Эймонд все лелеял свою обиду за глаз, который потерял из-за того, что Люк, маленький тогда и очень напуганный, просто хотел защитить его, Джекейриса, от камня, что едва не размозжил ему голову. Лелеял, хотя сам же Эймонд сказал, что уплата в виде его потерянного глаза за дракона — это достойная цена. Люцерис, должно быть, был так напуган, когда Вхагар появилась перед ним, разинула свою пасть и…

Джекейрис ощутил, как в груди заклокотала раскаленная до бела злоба и ненависть.

Разумная часть него понимала, что это, должно быть, была ловушка для всадника, который пришел спасать Грачиный Приют. Возможно, ждали даже его мать, ведь кроме нее и принцессы не было всадников с более крупными драконами, а молодняк в виде Вермакса и Лунной Плясуньи, наверное, даже и не ждали. Но в целом он просто хотел спикировать вниз на своем драконе и приказать поглотить Вермаксу Эймонд так же, как Вхагар по его вине сделала с Люком. Пока он был поглощен мыслями, тяжелое тело драконицы поднялось и неловко поднялось в воздух. Туша Вхагар, как ему показалось, стала двигаться медленнее и тяжелее, чем прежде. Хотя и понимал, что жизнь еще не торопилась погаснуть в этом горниле смерти, ужаса и древней истории, которая давно была уже перенесена на страницы пыльных книг.

«Если мы этого сегодня не исправим», — подумал Джекейрис, упрямо стиснув зубы и сильнее сжал рукояти на седле.

Он дождался, пока Вхагар, которая не заметила ни его, ни Вермакса так высоко в облаках, поднялась в воздух и направилась к Грачиному Приюту. После чего приказал Вермаксу следовать за ней. Джейкерис мог поклясться, что ощущал, как его нервничающий от близости вражеского крупного сородича доселе дракон начал наполняться предвкушением и жаждой крови. Он поискал взглядом Лунную Плясунью Бейлы, и увидел, что та не теряла времени зря, и в отличии от него, уже показала себя Эйегону и бабушке. Как раз в этот момент молодая драконица вцепилась в хвост Солнечного Огня, а Красная Королева выпустила струю огня в золотого дракона, чей болезненный рев разносился по округе.

Значит эффект неожиданности был только у него.

Джекейрис понимал, что даже у них троих было мало шансов против Вхагар. Был бы здесь только узурпатор, то уже к вечеру его голова была бы брошена к ногам его матери вместе с головой Солнечного Огня, даже если глубоко в душе ему было жаль молодого ящера. Он не был виноват в том, кто его всадник, и на его счету не было смертей кого-либо. Он почти домашний зверь, любящий мясо и когда хвалят его красоту, но никак не машина смерти. Ему просто не повезло с всадником. Джекейрис еще далеко, но все же он точно знает тот момент, когда Бейла видит Вхагар. Отдаленно он слышит, как она велит Лунной Плясунье выпустит хвост Солнечного Огня, и как в тот миг, когда Эймонд громко рявкает «дракарис» драконица принцессы Рейнис, чьи зубы смокнулись на тонкой шее золотого ящера выпускает его из своей хватки.

И весь залп жаркого огня, способного плавить камни, попадает прямо в Эйегона.

Вопли боли узурпатора эхом разносятся по округе, когда его израненный дракон с оплавленным чешуйками с ним на спине начала лететь вниз отчаянно махая пылающим крылом. Джекейрис… если быть честным поражен исходом, но в тоже время не был уверен, что Эймонд специально не целился в своего брата. Он всегда хотел того, что не мог иметь, а Эйегон никогда не упускал шанса поиздеваться над ним и, стыдно сказать, когда они еще жили в столице, и были детьми, Джекейрис желал внимания дядя и помогал ему в розыгрышах над Эймондом, как и Люк. Стоит вспомнить один только Розовый Ужас, которого Эймонд тоже так и не забыл… Когда-то ему даже было стыдно за это, но любой стыд, как и любовь к этим двум, умерла вместе с дедом, Висеньей и Люком.

Теперь это просто враги.

Джекейрис отдернул себя, ведь не время было думать о прошлом. Сейчас ему нужно быстро решать, что делать. Эффект неожиданности будет у него короткий, Эймонд вот-вот может напасть на Бейлу и принцессу, и им двоим не отбиться от древней драконицы сестры Завоевателя. Впрочем, на миг он подумал, что все же придется уходить, когда увидел, как Красная Королева развернулась в сторону моря. Без помощи принцессы он даже не мог сметь надеяться справиться с Вхагар. Но и уходить не хотел. Это был единственный шанс, когда они могли избавится не только от узурпатора, но и от его потенциально более опасного брата.

И тут Мелеис начала возвращается.

Джекейрис не знал, почему: решила ли принцесса вступить в бой, или же дело было в Лунной Плясунье Бейлы, которая не стала преследовать бабушку. Скорее всего, последнее. Он сглотнул, когда осознал, что Бейла не хочет уходить без него. Джекейрису показалось, что он мог видеть, как она отчаянно вертеть головой, забыв об угрозе рядом, и ищет его. Именно в этот миг, он точно знал, что должен был ей сказать тогда, когда они столкнулись по пути в Драконью гору для из-за этой рисковой вылазки.

— Прости, матушка, — прошептал Джекейрис себе под нос, быстро пристегиваясь с седлу дополнительными ремнями. — Это ради тебя, мальчиков и Люка.

После чего сжал рукояти седла и приказал Вермаксу лететь вперед.

Прямо к зависшей в воздухе Вхагар, лениво размахивающей своими дырявым крыльями, способными накрыть собой весь Грачиный Приют, чей всадник, кажется, любовался тем, как посреди леса, откуда шел дым, валялась сломленная куча сломанных конечностей и крыльев, принадлежащих его брату и его дракону. А потом ее огромная голова медленно повернулась в сторону приближающейся Мелеис, совершенно не реагируя на Бейлу, которая вместе со своим драконом кружила намного ближе, но для Вхагар они были просто неинтересными мошками.

У него был один шанс и один удар.

Когти Вермакса не смогут сильно навредить такой толстой шкуре, как у Вхагар, поэтому целится в брюшину сейчас нет смысла. Хвост тоже отпадает. Поэтому, либо стоит попытаться разорвать крылья, либо… использовать совет Деймона, который он дал, когда наивный Люк спросил как можно быстро закончить бой.

Бей в голову.

Джекейрису даже не нужно было отдавать команды. Он и Вермакс — это одна душа в одном теле. Они родились вместе и умрут так же. Они взмыли вверх и, используя завесу облаков, пролетели по всей длине Вхагар выше. А потом Вермакс резко спикировал вниз, вытянув когтистые нижние лапы, как сокол перед тем, как схватить добычу. Когда Эймонд заметил его, было уже поздно. Когти его верного дракона, извернувшегося в последний момент, уже впились в левое глазное яблоко старого ящера, чей рев был в сотни раз более оглушительный, чем у Солнечного Огня.

Она впрямь была очень горячая.

Темная кровь брызнула на лицо Джекейриса, пока Вермакс безжалостно царапал глаз Вхагар, почти обжигая его кожу. Драконица начала сильно трясти головой и, выпуская дым из пасти, реветь. Его мотало из стороны в сторону вместе с Вермаксом, чьи крылья быстро хлопали, чтобы удержать равновесие в воздухе, и чьи когти все уже безжалостно впивались все глубже в глазницу Вхагар, но ремни удерживали его на месте, как и руки, которыми он отчаянно вцепился в рукояти. Хотя даже тряска не помешала ему услышать сердитые вопли Эймонда и мельком увидеть его перекошенное от злобы и ненависти острое лицо.

И вскоре стало ясно что не только в нем было дело.

Лунная Плясунья.

Он мельком увидел Лунную Плясунью, и едва удержался от того, чтобы не начать ухмыляться, как последний идиот, когда увидел, что та делает. Видимо заметив его маневр, Бейла велела своей драконице вцепится когтями в правый глаз ревущей и бесполезно барахтающейся в воздухе Вхагар, потерявшей концентрацию и отвлеченную агонией. Горячая древняя почти черная кровь подобно водопаду лилась вниз, а дым из пасти драконицы вот-вот должен был смениться обжигающе-горячим пламенем.

Почти одновременно с ней Джекейрис крикнул Вермаксу отпустить и они взмыли вверх.

И даже несмотря на это он все равно ощутил спиной и затылком ужасный жар огня, который вокруг себя начала беспорядочно выпускать ослепленная драконица. Небо над Грачиным Приютом мгновенно превратилась в одну сплошную стену огня, которая наверняка скрывала для выживших ниже небо, солнце и заставляло воздух превратиться в удушающих жар. Джекейрис поискал взглядом Бейлу, которая также, как и он, была покрыта темной кровью, и лихорадочно вертела головой, явно ища принцессу и ее Красную Королеву.

Но той не было видно.

Такой дракон, как Мелеис не мог так легко, как они затеряться в облаках, если только… Вхагар вновь заревела и содрогнулась всем своим огромным телом, словно пыталась что-то с себя сбросить. Ее пламя рассеялось, и Джекейрис увидел, что Красная Королева тоже не теряла времени. Пока они ослепляли Вхагар, Мелеис и ее всадница снизились, и, едва Джекейрис и Бейла ушли от залпа огня, когти Красной Королевы впились в подбрюшину древней драконицы, как ранее та сделала с Солнечным Огнем. Эймонд вертелся в седле и яростно приказывал Вхагар взлететь выше и щелкал хлыстом, пытаясь взять под контроль обезумевшего зверя, который был теперь, в отличии от него, слеп на оба глаза.

Вхагар его не слушала.

Она беспорядочно щелкала челюстями, пытаясь поймать Мелеис, которая уже оставила довольно зрелищные рваные раны на брюхе драконицы, отчего горячая кровь оросила все еще дымящиеся поле брани у подножья Грачиного Приюта. Красная Королева отцепилась от Вхагар, чьи мощные зубы вдруг едва не впились в ее шею, и отлетала от нее чуть дальше. Эймонд вновь начал выкрикивать приказы, но ветер и рев драконов Джекейрису не давал понять, что именно тот хотел, чтобы Вхагар сделала. Да это и не важно, ведь та его окончательно перестала слушаться. Ее рев, полный боли, сменился рычанием, насыщенным злобой и жаждой крови. Вхагар начала подниматься выше, отчего с неба будто бы полился кровавый дождь из ее ран и…

— Naejot nābēmagon⁽¹⁾, Meleys! — громогласно крикнула принцесса Рейнис и щелкнула своим кнутом.

Красная Королева издала рев и бросилась вперед. В этот раз ее зубы впились в хвост Вхагар до того, как та поднялась еще выше. Вой старой драконицы больно резанул по ушам Джекейриса, и новая струя племени, осветившая небо, казалось бы, была еще ярче и жарче, чем в прошлые разы. Но это не был тем, что могло его остановить. Азарт, дурное предчувствие, что погнало его сюда и уже сменившиеся осторожной надеждой на то, что вот сегодня они могут все закончить, все еще тлеющая ярость и жажда отомстить за брат, сестру и всех тех, кого они еще потеряли…

Это все буквально взорвалось в его душе, как проснувшийся вулкан, выпускающим магму.

Вермакс, словно ощутив бурлившие в нему чувства, издал вопль, похожий на боевой клич и стрелой погнался следом за Мелеис. Джекейрис мимоходом заметил, что Лунная Плясунья не отставала. Словно общаясь без слов, он и Бейла, почти одновременно нырнули под трепещущие гигантские крылья Вхагар. Его должно было беспокоить, сколько удовлетворения и энтузиазма он ощущал через узы с Вермаксом, когда тот впился зубами и когтями в и без того дырявые крылья Вхагар, но не беспокоило. Будь у него когти и зубы Джекейрис и сам бы рвал эту проклятую драконицу, в чьем чреве, вполне возможно, все еще переваривались кости его брата. Ее и ее всадника, что-то вопящего выше. Кажется, какие-то изощренные проклятия.

Но не поздно ли, и не отдает ли иронией, что их насылала тот, кто уже был сам проклят как Убийца Родичей?

Тем временем Красная Королева, будто по веревке, забралась по изорванному хвосту Вхагар выше, оставляя по пути дополнительные рваные раны, и мерзким хрустом и влажным чавканьем вцепилась зубами в нижнюю часть хребта. Джекейрис не понимал, как еще не оглох от того, как часто за последние минуты вблизи от него раздавались те ужасающие звуки, что издавала Вхагар, когда когти и зубы более молодых драконов впивались в ее древнее тяжелое тело, рвали ее крылья и опаляли их огнем, как сейчас с энтузиазмом делала Лунная Плясунья.

Звук, с которым Мелеис вырвала приличный кусок плоти из спины Вхагар, перед тем, как взлететь выше, наверное еще долго будет преследовать его во снах.

Хотя бы потому, что теперь Джекейрис точно мог сказать, с каким примерно звуком эти мощные челюсти перекусили молодого Арракса и его всадника, когда те просто хотели добраться домой. К его горлу подкатила тошнота, но он быстро об этом забыл, когда понял, что что-то было не так. Его начало тянуть вниз, вместе с Вермаксом, чьи когти были все еще с наслаждением рвали тонкие плотные складки крыла Вхагар. Он растерянно моргнул, а потом услышал, как панически закричал Эймонд.

— НЕТ, ВХАГАР! НЕТ! Sōvegon, Sōvegon⁽²⁾! — все надрывался он и именно в этом момент Джекейрис понял, что вопли Вхагар сменились натужным страдальческим воем, ее изорванные тлеющие с той стороны, его терзала Лунная Плясунья стали махать все более вяло, и она начала падать вниз.

И тянут его за собой.

— Ivestragī jikagon, Vermах⁽³⁾! — крикнул Джекейрис своему дракону, который несколько увлекся разрыванием плотной выцветшей плоти его более старшего сородича.

Вермакс мгновенно выпустил ошметки перепонок крыла Вхагар и порыв ветра их тут же поднял выше, где уже парила Лунная Плясунья и Красная Королева. Джекейрис не смотрел на них. Он только как зачарованный смотрел на то, как могучие тело драконица самой королевы Висеньи, чей вопли и движения становились все более заторможенными устремилось камнем вниз. Во время боя они удалились достаточно далеко от Грачиного Приюта, чтобы это многотонная туша не упала на замок, который мгновенно был превратился в кучу щебня под таким весом.

Хотя даже Грачиный Приют и люди в нему его почти не заботили.

Джекейрис лишь все жадно смотрел на падающего зверя и с ужасом понимал, что ему хоть и стало несколько легче, даже радостнее, оттого, что Люк был отомщен, что теперь врагов у матери больше не было и она может спокойно закончить эту войну. И все же этого было мало. Орудие смерти его брата было если еще не мертво, то скоро будет, но причина того, почему Люк вообще оказался в небесах, во время бури, где принял смерть, все еще могла быть жива. Эймонд был живуч и если…

Грохот от столкновение Вхагар и земли был оглушительным и наверняка значительную часть северного побережья порядком потрясло в этот миг.

Стаи птиц, как маленькие темные тучки, вырвались из лесного массива, значительно поврежденного телом огромного дракона, который упал в него, сломав десятки старых могучих деревьев. Сквозь шум в ушах Джекейрис, кажется, слышал голос принцессы Рейнис велевший им направляться к Грачиному Приюту. Кажется, Бейла тоже что-то пыталась до него донести. Но он это едва слышал. Джекейрису нужно было… нужно…

— Ilagon, Ilagon, Vermах⁽⁴⁾! — рявкнул он и его верный дракон стремительно устремился вниз, прямо к туше павшего последнего дракона, жившего при завоевателе.

Ветер хлестал его по щекам, когда Вермакс как ядро катапульты быстро летел вниз, сердце бешено колотилось, а места, где на его кожу попала кровь Вхагар, жгло. Его глаза слезились, а дышать удавалось с трудом, но Джекейрис не хотел сбавлять скорость. Он хотел как можно скорее оказаться на земле и лично увидеть, что Эймонд мертв. Что Вхагар наверняка испустила дух, а уже потом можно будет отправиться на поиски останков узурпатора и его израненного дракона…

Вхагар еще была жива.

Когда Джекейрис спрыгнул на землю, спустившись со спины Вермакса, приземлявшегося чуть в стороне от гигантской туши размером с замок, лежащей на поваленных кустах и деревьях, то увидел, что та еще издавала хриплые короткие вздохи, выпуская слабый дым из ноздрей. На земле повреждения на драконице были еще более ужасными, чем в небесах. Она лежала, подмяв под себя и сломав до конца то крыло, что терзала Лунная Плясунья, а из ее изодранного брюха щедро текла горячая река крови, которая уже образовала вблизи нее кровавое озеро. Джекейрис не видел ее спину, но был уверен, что она выглядела еще более ужасно после того, как Красная Королева буквально вырвала оттуда кусок. Ее шея была расположена под явно неудобным углом, а те места, где когда-то были глаза, были похожи на два кровавых мясных провала в окружении рваных ран из-за когтей Вермакса.

Сдавленный стон заставил его резко повернуть голову.

Интуиция вновь его не подвела, и падение не убило проклятого богами Эймонда Таргариена. Его дядю и врага в одном лице. В какой-то момент, он потерял повязку, и Джекейрис впервые увидел сапфир в его глазнице. Эймонд скорее свалился, чем спустился со спины Вхагар и ему понадобилось несколько неловких минут, чтобы встать на ноги. Его серебряные волосы были растрепаны, на лице была кровь, его или Вхагар было не ясно, свою правую руку, изогнутую под неправильным углом, кажется даже под рукавом пальто торчала его кость, он прижимал к груди, а на левой ноге ему явно было больно стоять. Его единственный глаз в ужасе уставился на издающие предсмертные хрипы дракона, которого в детстве так жаждал иметь, кажется, еще не до конца веря, что та скоро его покинет.

— Вхагар заслужила лучшей участи, — вдруг хрипло произнес Джекейрис, выдавая свое присутствие, которое ранее явно не было замечено.

Голова Эймонда повернулась так быстро, что было странно, как он не услышал хруст костей.

— Ее предыдущий всадники были выдающимися людьми, а ты сделал ее оружием мести маленькому невинному мальчику, который был твоим племянником, — продолжил Джекейрис, делая шаг вперед, и ощущая, как пламя ярости разгоралось все сильнее, а глаза начинала застилась кровавая пелена.

Лицо Эймонда исказилось, а потом он медленно оскалил, демонстрируя окровавленные зубы.

— Милорд Стронг, — со знакомой насмешкой произнес он, все больше перенося вес на одну из ног. — Что, отомстить хочешь за своего маленького ублюдочного брата? Настолько слабым, что он не осмелился отдать мне свой глаз взамен утерянного моего. Будь иначе, может быть, был бы еще жив и продолжал жаться к юбке вашей шлюхе-матери.

Глупо было поддаваться почти той же издевке, но Джекейрису было плевать. Он бросился вперед и почти без труда повалил Эймонда на землю, пропитанную кровью Вхагар. Темные теплые брызги разлетелись в стороны и попали на его лицо, а также и без того окровавленную одежду. Джекейрис сжал кулак и ударил начавшего смеяться дядю.

— Люк просто хотел защитить меня от тебя! — заревел он, вновь и вновь нанося удары по лицу уже не столь задорно смеющемуся Эймонду, чье лицо быстро превращалась в кровавое месиво. — Ему было тогда всего шесть. А ты хотел мне проломить голову камнем. Он просто защищал меня!

И это было так неправильно.

Это Джекейрис был старшим братом, он должен был защищать Люка, над которым не должен был насмехаться, когда они тренировали и у того ничего не получалось, и кого должен был оставить дома, а не настаивать на том, чтобы тот отправился посланником, как он сам. Он должен был защищать Джоффри, Эйегона и Визериса, с которыми должен был проводить больше времени, а не отмахивать от них, потому что они малыши, а он, как наследник их матери, должен больше учиться.

Он должен был защищать Висенью.

Но Джекейрис провалил эту миссию.

Люцериса больше нет, Висенью вырвали из их семьи до того, как они успели ее поприветствовать, а остальные были в Долине, под защитой Рейны, леди Джейн и всех других людей, что окружали их, и среди которых не было их старшего брата. Пекло побери, он смог уговорить встать под знамена матери Север и Долину, но не смог быть просто хорошим братом. И ощущал, что наследник из него тоже выходил паршивый. Даже не смог держать в узде кучку лордов и совет, пока матери не было.

Джекейрис остановился.

Нос, как минимум одна скула, губы и здоровый глаз. На лице Эймонда едва ли осталось живое место от его ударов. Дядя тяжело дышал, даже хуже, чем он сам, но единственный глаз, даже несмотря на то, что начал уже заплывать, все еще был ясен, полон злобы, насмешки и еще чего-то такого, чему он не смог сразу дать имя. Да и не хотел. Его ярость и горе не утихали, как бы ни было это острое угловатое лицо, в котором, как бы это ни было ужасно, видел отдаленные черты, что они все разделяли. Черты, которые напоминали о том, что в их жилах текла одна проклятая кровь.

Боги, зачем вы прокляли нас одной кровью, если решили разбросать по разные стороны этой ужасной неправильной войны?

— Потом что Люк любил меня, а я его, — сипло выдохнул он, и, наклонившись почти к самому лицу дяди, язвительно-горько ухмыльнулся. — В отличии от тебя и Эйегона, которого ты поджарил. Наверное давно хотел это сделать, жадный ублюдок. Хочешь его корону, почет и Железный трон, а? Или просто ты обрел вкус к убийству родичей?

Эймонд плюнул в ему в лицо.

— Единственный ублюдок здесь это ты, милорд Стронг, — гнусово произнес он и, ухмыльнувшись ртом, где теперь недоставало пару зубов, приподнялся, но все еще не нанося ответные удары. — Ну давай. Убей меня. Отомсти за своего бесполезного брата и порадуй мамочку-шлюху. Убей меня!..

И вот тогда Джекейрис понял, что это за эмоции мелькали в единственном глазу его дяди. Отчаяние. А еще страх и смирение. Эймонд понял, что теперь, без дракона, вдали от столицы и верных солдат, раненый, неспособны стоять прямо и со сломанной боевой рукой, да еще и с множеством свидетелей, видевших как он поджег Эйегона, своего брата и вроде как короля, и его дракона, его ждет либо плен и встреча с его единокровной старшей сестрой, чьего ребенка он убил, либо смерть.

Второе ему было явно милее.

Поэтому он и начал привычно задирать его, надеясь вывести на драку, как — боги, неужели с того ужина не прошло и пары месяцев? — тогда, в ночь перед смерть деда, и что без бдительного ока Деймона и охраны Джекейрис податься чувствам в полной мере и убьет его, избавив от нужды терпеть плен, насмешки и проклятия в свою сторону как убийца родичей уже дважды, ведь вероятность того, что Эйегону при его фееричном падении, повезло также, как ему самому, была очень мала.

Джекейрис вдруг ощутил как его накрыло одеяло холодного спокойствия, мгновенно погасившее пламя ярости, которое все еще тлело где-то под кожей, но уже не мешало ему мыслить здраво. Он медленно коснулся лица, не отводя взгляда от Эймонда, и вытер его плевок с щеки.

— Хочешь смерти? Освобождения хочешь, да? — спросил он, и ощутил, как по его лицу расползлась холодная ухмылка. — Ну, дорогой дядя, я могу тебя освободить. От света, нужды смотреть на своих врагов и в лицо своим неудачам.

Джекейрис быстро выхватил кинжал из ножен на своем поясе, тот, что на последний его день именин ему подарил Деймон, и, еще до того, как Эймонд успел среагировать, полоснул его по здоровому глазу, где за миг до удара, расцвел животный ужас, понимание и паника, оставляя на его веках рану симметричную шраму на том глазе, куда его так давно ударила неловкая рука шестилетнего напуганного Люцериса.

Эймонд издал пронзительный вопль.

Он изогнулся дугой и прижал к разбитому и залитому и без того кровью лицу уцелевшую руку, где было явно вывихнуто несколько пальцев. Джекейрис одним тягучим движением встал на ноги и сделал шаг назад, почти безразлично смотря на то, как его вероломный дядя извивается на земле как жалкий червь, в крови в какой-то момент затихшей Вхагар, ушедшей из жизни, где она была столь знаменита и заметна, так тихо, что никто и не заметил, что-то крича на жуткой смеси общего и валирийского, проклиная всех Стронгов до десятого колена.

Ему не было жаль.

Это был бесчестный и жестокий поступок, но наконец яркое пламя мести за брата стало тише и он смог хоть немного выдохнуть свободно. Нет, Джекейрис еще не скоро сможет прийти в себя, собрать свою разбитую столькими смертями близких душу в единое целое, которое уже никогда не будет прежним, но все же ему немного, но стало легче. Он смог все же выполнить свой долг перед Люцерисом, при этом не запятнав себя клеймом Убийцы Родичей, и сможет спокойно встретит гнев матери, когда вернется, зная, что в этот раз принесет ей головы двух главных для нее угроз.

И не одной вести об еще одном потерянном сыне.

Он спокойно отвернулся от Эймонда и мертвой Вхагар, чтобы только увидеть, как рядом с беспокойно мнущимся Вермаксом приземлились Лунная Плясунья. Бейла была все в крови, вероятно, как он, ее волосы были растрепаны, и все же она была прекрасна. Как настоящая королева-воительница Старой Валирии. Она быстро спешилась и окинув его быстрым обеспокоенным взглядом, перевала взор на вопящего и дергающегося на земле Эймонда, чьи уста все еще извергали проклятие. Джекейрис почти ожидал увидеть в ее глазах осуждение или страх, после того, как в них расцвело понимание того, что случилось.

Но вместо этого, Бейла только поджала губы и вскинула бровь.

— Я так понимаю, ты не нашел здесь выживших, мой суженный, и за телом Вхагар, чтобы ее череп занял место рядом с ее сородичами, мы можем послать людей позже, — твердо сказала она. — Скажем, через пару дней.

К моменту, когда Эймонд, едва ли способны стоять и истекающий кровью, уже наверняка умрет.

— Верно, через пару дней, — сипло подтвердил Джекейрис и сделал пару шагов в ее сторону, едва заметно покачиваясь от усталости, которая вдруг его одолела. — Но сначала нужно убедиться, что узурпатор…

— Он мертв, — уверенно заявила Бейла. — Бабушка отправилась проверить это, но я не сомневаюсь, что Эйегон мертв после такого, как и его дракон.

Она вдруг сглотнула.

— Почти все кончено, Джейс, ты понимаешь? — прошептала Бейла, и издала недоверчивый смешок. — Без Эймонда и Вхагар… Без Эйегона. У них не осталось больше претендентов на трон, кроме двух женщин, одна из которых всего лишь малышка, а вторая девушка не от мира сего. Осталось подавить мятеж лордов, предавших свою клятву нашей королеве, и все будет кончено.

Джекейрис преодолел оставшиеся пару шагов между ними и внезапно обнял ее, прижавшись щекой в ее растрепанным от ветра кудрям, в которых запеклась пыль и кровь, чувствуя, как Бейла со всех сил вцепилась в него в ответ.

— Но Люк и наша сестра все еще мертвы, как и не в чем неповинный Джейехерис, союзы были разрушены, доверие погублено, и мы уже никогда не будем прежними, — разбито прошептал он в волосы ей, не видя, а скорее ощущая, как Бейла тихо всхлипнула, что ей было несвойственно.

Ведь она самая храбрая и жесткая девушка, которую Джекейрис когда-либо знал. Но это будет их маленький секрет. Точно такой же, как и тот, что именно на ее коленях он рыдал как дитя, когда вернулся с Севера домой, узнав о смерти Люцериса. Джекейрис обнял ее еще крепче в объятиях, какие прежде они не так уж часто разделяли, давая им обоим момент погоревать о тех, кто ушел и кто был наконец отомщен.

— Вечером, — вдруг прошептал он ей на ухо, отчего Бейла тут же замерла. — Сегодня мы вернемся на Драконьи Камень и поженимся на закате, как наши родители все эти годы назад, перед жрецом Четырнадцати Огней.

— Вечером, — эхом повторила в знак согласия Бейла, медленно кивнув головой, все еще не отнимая ее от его плеча, и сжав его куртку на спине так, что он мог поклясться, что слушал треск ткани.

И так будет.

Они поженятся вопреки родителям, которые будут одновременно горды и злы, что они ослушались и бросились в бой, что мог стать для принцессы Рейнис Таргариен, «Королевы, которой не было». Мог бы. Но то был другой мир, где Танец Драконов длился еще не один месяц и стал началом конца для Дома Дракона, а также стало причиной полного вымирания драконов.

А здесь они выиграли.

Понесли потери, которые не восполнить, но выиграли. Принцесса выжила, как и ее драконица. Ее сердце наконец оттаяло, и впервые за многие годы она взглянула на Джекейриса совсем по-иному, почти как на своих внучек, и мягко велела звать себя бабушкой, когда он привычно-нейтрально обратился к ней, как к принцессе, стоило им встретиться у стен Грачиного Приюта, где войска Коля, пережившие бойню, сдались без сопротивления. Позднее королева Рейнира, первая своего имени, взойдет на Железный Трон, не сломленная окончательно потерей остальных своих детей, будет править мудро, хотя и не без ошибок и бунтовщиков, все еще недовольных тем, что ими правит женщина, и просидит на нем долгие годы, даже дольше Миротворца, пока ее не сменит ее первенец, к тому моменту сам уже ставший не единожды отцом, еще больше раз дядей многочисленным детям его братьев, и даже дедом. И через многие-многие годы, когда драконов в небесах станет парить еще больше, Дом Дракона будет насчитывать десятки представителей, именно из его крови и крови Бейлы, не раз соединенных к тому мигу с кровью детей их младшего брата Визериса, не менее верно прослужившего старшему брату Деснице значительную часть жизни, родится «Принц, что был обещан». Он оседлает к тому мигу уже такую же огромную, как некогда Вхагар драконицу, Лунную Плясунью, своей знаменитой праматери королевы Бейлы, и сразит тьму, грядущую из-за Стену, даруя новый Рассвет человечеству.

Все это будет.

Но потом.

Сейчас они были просто двумя уставшими, надломленными ужасами, что им пришлось пережить, подростками, замершими в объятиях друг друга посреди разрушений и смерти, захваченные приливом еще столь свежего горя по ушедшим, с робкой и недоверчивой надеждой в сердцах на светлое будущее, которое едва не было потеряно в жесткой братоубийственной войне. Войне, что была предотвращена лишь по воле одного небольшого непослушания одного сильного принца и храброй принцессы.

Непослушание, которое стало спасением для обреченных.

Примечания:

Ну вот и все.

Надеюсь, что этот рассказ понравился всем вам, как и мне. И помог немного смягчить удары новых серий, который уже вышли и еще только выйдут. Встретимся в моих новых рассказах, дорогие читатели!

Всем спасибо.

1) В аттаку, Мелеис!

Вернуться к тексту

2) взлетай, взлетай

Вернуться к тексту

3) Отпусти, Вермакс!

Вернуться к тексту

4) Вниз, вних, Вермакс

Вернуться к тексту