Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Дорога пролегала через бесплодную пустыню. Привыкшая к настолько же бескрайним вересковым пустошам Шотландии, Джанет, однако, давилась однообразностью пейзажа и жарким самумом, проталкивающим в глотку мелкие режущие крупинки песка.
Вот уже полдня, как впереди маячил отпечаток дикого Севера — призрачный оазис, дразняще призывающий в прохладные тени сосен и елей. Обещающий щедрые пригоршни ледяной воды от талых горных снегов и мёрзлую отвердевшую почву, способную вмиг охладить разгорячённое несколькими неделями скитаний под беспощадным солнцем тело.
Сегодня впервые на небе показались редкие вкрапления рыхлых облаков. Стоило на них бросить взгляд — и очередной вдох делался глубже, а воздух, просачивающийся в лёгкие, будто становился свежее…
Именно с глотка свежего воздуха всё и начиналось.
* * *
— Доктор Хитклиф, пройдите в процедурную номер два, — на всю приёмную заголосил усилитель под потолком. Дежурная на ресепшене отложила микрофон и продолжила щебетать с симпатичным медбратом, кокетливо поигрывая верхней пуговицей униформы.
«Хоть бы расстегнула её, в самом деле. Жеманничает, как тринадцатилетка, только-только вступившая в пубертатный период. И её собеседник хорош — ведётся, словно подросток. А ведь обоим не меньше тридцати на вид. Странные люди — эти медработники», — так рассуждала миссис Бойл, пока сидела в очереди на приём к своему «палачу». На протяжении бесконечно долгих пяти лет доктор Фиш, подобно тупому ножу, медленно и неимоверно болезненно отрезал голову её надежде, каждый раз глядя с жалостью прямо в глаза, пока выносил очередной приговор.
Несколько рецидивов водили задорные хороводы, приглашая ещё одного в свой дружный круг. Джанет медленно поднялась и нехотя вошла в ненавистный кабинет, где ожидали результаты чёрт знает каких по счёту анализов. Но всё пошло не по сценарию предыдущих посещений сего заведения: она оказалась чиста, почти как здоровенький розовощёкий младенец. Вот только радости — ни на грамм. Выедена, точно старый ковёр молью.
«И где же эйфория, где мурашки от восхищения и бабочки в животе?!» — не успев переступить порог клиники, а уже раздражённо чиркая колёсиком зажигалки у кончика сигареты, наспех впихнутой меж осклизлых губ, задавала себе же риторические вопросы миссис Бойл.
Мёртвый, но до сих пор горячо любимый муженёк постарался: мало того, что вся голова в тридцать восемь сизая, так ещё и паскудная гнилостная опухоль в кишечнике на фоне стресса завелась.
И вот когда Джанет, измождённая операциями, химией и облучениями практически сдалась — на тебе. «Вы абсолютно здоровы», — вынес вердикт докторишка, задумчиво почёсывая свою учёную репу. Да уж. Напрочь убитый процедурками иммунитет точно можно принять за признак «абсолютного здоровья»!
Мысленное ворчание и вечное недовольство стали постоянными спутниками Джанет, а окружающие, умеющие испытывать приливы радости по пустякам, вызывали судорожное подёргивание правого века. Что и говорить, тёплый сентябрьский день, приятно ласкающий — в случае миссис Бойл подобно наждачной бумаге или стекловате — ветерок, мерно перебирающий невидимыми пальцами листву на старинных дубах и разноголосый гвалт птиц заставили лишь втянуть голову в плечи, зябко поёжиться и убраться в своё мрачное обиталище.
В квартире на окраине Лондона тяжёлые занавески давно не раздвигались, и солнечные лучи, как бы ни старались, не могли просочиться в помещение, найдя лазейку.
Её попросту не было.
В склеповой темноте качественнее страдалось, сигареты дольше тлели, а спиртное медленнее исчезало из стакана. Ненавистная пустота въелась в стены, увешанные фотографиями в рамках; наполнила собою затхло-спёртый воздух, чудненько спевшись с пылью. Проросла из зерна боли и обречённости одного лишь человека, заполонив гнилым урожаем приличную квадратуру пространства, которое ещё могло помнить лучшие дни.
Джанет вгрызлась в чёрствый хлеб, что забыла спрятать прошлым вечером, запивая его непомерно сладким горячим чаем. Закурила, тут же бросив сигарету на ледяной плиточный пол и затушив ногой в ботинке. Робко сдвинула плотную штору, вглядываясь в окно… По ту сторону немытого около восьми лет стекла кипела жизнь, сновали люди. И отчего-то до зубного скрежета захотелось влиться в этот человеческий поток…
Спустя несколько часов в кухонной раковине догорали фотографии. Смеющаяся пара, объятая пламенем, превращалась в пепел.
А через месяц в вычищенную до блеска квартиру въехали новые жильцы.
* * *
Сперва миссис Бойл намеревалась купить часть сблокированного дома на другом конце города, подальше от отвратительнейшего отрезка своей жизни. Но ничем не удерживаемая в родном Альбионе — ни постоянной работой, ни друзьями, коих сама от себя оттолкнула, ни излишней патриотичностью, — она решилась на весьма странный для себя, тяжёлой на подъем, шаг. Ткнув пальцем в глобус с закрытыми глазами, сняла все сбережения и взяла билет до Лимы(1). Для Джанет, никогда не покидавшей островов, подобная встряска стала бы огромным шагом, преодолевающим годы унылого прозябания, скорби и болезни. Необходима была не просто смена обстановки, а вполне себе животворящий стресс.
Прихватив в качестве памятного сувенира последний вдох знакомого с детства влажного воздуха, она шагнула в разъехавшиеся перед носом двери Хитроу(2)…
* * *
Для британца переезд в Лиму — ирония судьбы, ведь в этом странном городе никогда не бывает дождей. Зато туманами он просто изобилирует, а потому первый глоток местного кислорода оказался по-родному тяжёлым.
Доморощенные таксисты набросились на выходящих из здания аэропорта пассажиров, как стая голодных псов. От такого количества доброжелательно-меркантильных улыбочек и стремительной речи, похожей на бессмысленное тараторение, накатила тошнота. А осознание того, что язык таки придётся вспоминать, пробудило обожаемое правое веко. Английский тут не был в ходу. Да и в школе, с которой Джанет заранее договорилась насчёт работы, всё равно преподавать предстоит испаноговорящим ребятишкам.
Убедившись в сходстве съёмной квартиры с её фотографиями на сайте и шустро оформив документы, первым делом она отправилась к океану, оставив разбор пожитков на потом…
Бушующая пенная громадина способна вызывать благоговейный трепет с солёным привкусом страха перед своим величием. Особенно когда оказываешься к ней настолько близко, что вода лижет солидную обувь из бутика, на которую в такие моменты — плевать. Пусть хоть развалится на куски, покрывшись искрящимися кристалликами натрия со временем. В любом случае, когда-нибудь ненасытная почва поглотит и переварит в ничто всю обувь мира вместе с её обладателями.
Только стихии вечны. Одна из них красовалась оглушающими звуками неистовой бури перед одиноким человеком — единственным здесь, кто не боялся видеть красоту опасности, находясь в её эпицентре, а не за окном тёплого офиса либо квартиры.
Уши заложило, голова гудела от громыхания и усталости после перелёта и риелторских дел. Однако, миссис Бойл продолжала неподвижно стоять, сунув озябшие руки в карманы нисколько не греющего пальто, будто чего-то ждала, внимательно и вместе с тем отсутствующе всматриваясь в горизонт. Смертоносные волны прорезали дорогу к берегу, намереваясь смести всё и всех со своего пути, но у стойкой суши были иные планы — не дать воде поглотить себя, тем самым позволив застывшей скорбной статуей Джанет остаться живой и невредимой.
Ни час спустя, ни гораздо позже пейзаж не изменился. Только слёзы, садняще стекающие по обветренным щекам, подпитывали свою солёную мать, сливаясь с нею навек.
* * *
Игра в глобус сыграла с Джанет злую шутку, ведь именно здесь, недалеко от Атакамского жёлоба, судно, в составе команды которого был и её муж, бесследно исчезло. Потерпело ли крушение или невзначай наткнулось на какую-нибудь там Атлантиду — навеки останется загадкой для сотен таких же неприкаянных, как и сама миссис Бойл, родных и близких пропавших без вести.
Приехав за сулящими покой переменами, она не смогла сдержать рвущуюся наружу абсолютно нелогичную, изнуряющую, глупую надежду, что нашёптывала уже давно въевшееся в душу и отравляющее её: «Он может быть жив!».
Гигантская пучина забрала всё, в том числе и несколько первых часов в новом месте, что должны были стать особенными. Вот только ненависти к ней так и не появилось…
Першение в горле и насморк напрочь испортили знакомство с городом. А если учесть, что до выхода на работу оставалось всего четыре дня, по своей же глупости захворавшей миссис Бойл вместо посещений национальной консерватории и всевозможных музеев приходилось пить омерзительный коктейль из горячего молока с мёдом и содой, кутаясь в новенький мягкий плед из шерсти альпаки.
Пальмы за окном мерно покачивались, создавая лживое впечатление, будто вот-вот согнутся пополам подобно листу бумаги и даже не треснут. Солнце блёкло просвечивало сквозь тяжёлые низкие тучи, не мешающие прохожим непонятно чему улыбаться. Джанет решила последовать их примеру. Уголки губ робко вздрогнули и поползли вверх, но тут же опустились ещё ниже, чем до этого. Всё-таки, проведя большую часть жизни среди чопорных англичан, не так-то просто понять не страшащихся проявлять светлые эмоции, а если их нет — насильно заставлять себя верить в свою радость, пока она не станет материальной частью повседневности.
Живот заурчал, напомнив о том, что скудной порции вчерашней самолётной пищи не вполне достаточно для того, кто решил жить, а не существовать.
Отобедав в ближайшем кафе хвалёными местными севиче и тамале(3), Джанет как никогда прежде захотелось простых тостов с ягодным джемом. Гипнотизируя взглядом куи, непонятно зачем преподнесённое в подарок от заведения, ей казалось, что все сотрудники и посетители харчевни наблюдают исподтишка за обещающей стать забавной реакцией очередного белого человека на несчастную тушёную морскую свинку. В любом случае, если и наблюдали — остались разочарованы: так и не притронувшись к одинокой тушке, миссис Бойл спокойно попросила счёт, а оплатив его, так же невозмутимо встала и вышла прочь.
Хотелось курить. Жутко хотелось курить. Зубы сводило, дёсны чесались, только вот стоит поддаться — и зачешется совесть. Ведь обещала же себе не притрагиваться к табаку. Себе, его фотографиям, ныне сожжённым, а ещё — океану. Вода не приемлет дым. Она и огонь тушит, а дым для неё вообще не соперник — слабак.
Да и курильщиков здесь почти нет. Зачем дымить, когда живёшь в раю. В дико влажном, правда, — до удушливости — раю.
Вместо курева есть океан. Так же подсаживаешься. Один раз увидишь его — бушующе-неадекватный, мощный, беспрекословный, — и уже не соскочишь так просто. Попытаешься — здравствуй, ломка!
Так и у молчаливой Джанет на берегу, покачивающейся от ветра и слабости, обязанной сейчас сидеть в тепле и носа не высовывать на улицу, не хватило силы воли отказать себе в бессмысленном наблюдении за трепыхающейся жидкостью под ногами.
Совсем низко пролетел непонятно откуда взявшийся тут одинокий кондор, высматривающий добычу. Гордец и красавец с сущностью падальщика… Природа любит пошутить, и хоть бы раз шутка вышла доброй.
Не смотри на меня, красавчик. Я пока ещё жива.
Джанет несколько раз подбирала особо симпатичные, на её взгляд, камушки, порываясь бросить, но вскоре отправляла их обратно к серым братьям, не решившись закинуть в воду. А так хотелось! Тем более, в трёхстах футах от неё этим вполне успешно занималась какая-то инфантильная дамочка.
Спустя некоторое время отнюдь не юная особа заметила второго человека на берегу и как-то уж слишком жизнерадостно улыбнувшись направилась прямо к нему, на ходу доставая из-за пазухи початую бутылку текилы.
Миссис Бойл смутилась, почувствовав раздражение. Оглянулась, ища пути отступления.
Пока прикидывала траекторию до ближайшего… да хоть чего-нибудь! — дружелюбная оптимистка подобралась совсем близко и, споткнувшись, но устояв на ногах, довольно сдержанно проговорила на чистейшем английском:
— Хороший денёк!
Джанет смогла лишь выдавить сквозь зубы скупое «сомневаюсь», но нежеланная собеседница не обратила внимания на тон и продолжила болтать:
— А я вас знаю! Вы приходили в нашу школу устраиваться. Я тоже там преподаю. До смерти надоели эти испанцы: тарара-турара, а толку никакого. А тут смотрю — белый человек! Ещё и европейка! Представляете, как я обрадовалась?! Нам с Джеком вдвоём скучновато бывает. Джек тоже белый, правда из США, из Мичигана. Не подумайте, я не какая-нибудь там расистка…
Джанет медленно отступала, словно перед ней ягуар, подобравшийся для прыжка, но хищница не сдавалась.
Сделав глоток огненной воды прямо из горла, протянула бутылку миссис Бойл и продолжила монолог, чуть сбавив обороты:
— Ох. Простите, ради бога. Это от текилы. Она всегда на меня так действует. Вообще-то, я не очень общительна… Ох, опять. Простите. Прос… Чёрт! Я Беатриче.
Говорливая особа умолкла, выжидательно уставившись на добычу и, кажется, даже перестала дышать.
Миссис Бойл нервно схватила бутылку, сделала два жадных глотка. Отдышавшись, нехотя прохрипела:
— Джанет.
Беатриче слегка напряжённо улыбнулась. Она не была красива, но… На удивление белокожая итальянка обладала мистической притягательностью, а в непомерной болтливости психически уравновешенные люди вполне находили некоторое обаяние.
Быть может, мизерная для Джанет порция алкоголя слишком быстро заиграла в крови, но она, к своему удивлению, вместо того, чтобы сбежать, поддержала знакомство:
— Ни разу не пробовала агуардьенте(4). Как насчёт прогулки до ближайшего маркета?
Наглая дамочка воспряла духом. Подскочив на месте, как грациозная пингвиниха, подхватила строптивую миссис под руку и потащила в неизвестном направлении, взахлёб рассказывая о себе, о неком Джеке из Мичигана, о школе, об агуардьенте и о способах его потребления.
* * *
Утро выдалось тяжёлым. Глаза слиплись намертво, в висках болезненно сжималось от малейшего движения шеей, а во рту стоял кислый привкус с изысканными нотками тухлых яиц. Сквозь маленькую щёлку меж век левого глаза, который еле-еле удалось чуть разлепить, Джанет смогла разглядеть дорогу к ванной комнате…
Беатриче вяло крутилась на кухне у плиты, доваривая нечто, по запаху напоминающее горелый кофе, заправленный древесной золой вместо сахара. На столе дожидались своего часа подгоревшие гренки и тарелки с некой субстанцией. Судя по желткам, яичницей. Миссис Бойл мечтала испариться из чужого жилища, не настроенная на общение с кем-либо, а тем более — с этим монстром в юбке. Но «монстр» удивила, когда, заметив собутыльницу, лишь апатично махнула рукой в приветственном жесте и отвернувшись обратно к чёрной жиже, что начала сбегать на плиту, разлила её по чашкам.
Завтракали в полнейшей тишине. Еда, несмотря на непрезентабельный вид, оказалась вполне сносной, кофе взбодрил.
— Когда на работу? — угрюмо спросила Беатриче, глядя в свою тарелку. Создавалось впечатление, что она сейчас рухнет лицом прямо в недоеденную глазунью и преспокойно уснёт.
— В понедельник, — так же монотонно ответила жертва гремучего тандема текилы и агуардьенте. По всей видимости, данный коктейль желудку и печени пришёлся не по вкусу.
Внезапно в дверном проёме появилась ухмыляющаяся голова какого-то молодого паренька.
— Ну что, алкоголички, проспались? — ехидно поинтересовался некто.
— Пошёл вон, Джек, — не очень-то дружелюбно простонала хозяйка кухни, демонстративно хватаясь за виски.
— У-у-у. Что, бо-бо головушка-то? — не унимался изверг.
— Джанет, как ты относишься к убийству?
— Приемлемо, — мрачно отозвалась она, исподлобья сверля взглядом нарывающегося щенка.
Паренёк с интересом уставился на собутыльницу подруги.
— Приятно познакомиться с вами в трезвом виде, миссис Бойл.
Две грымзы, переглянувшись, встали и начали медленно надвигаться на оборзевшего сосунка. Джек попятился, выставив руки перед собой в защитном жесте:
— Но-но-но, дамы, я же пошутил!
— Мы тоже сейчас пошутим, да, Джанет? А результат шутки завернём в ковёр и ночью в океан тихонько выбросим, пингвин Гумбольдта ты хренов.
— Ух ты, такое слово с первого раза выговорила, надо же, — снова стал забываться мазохист. — А вчера, помнится, лыка не вязала, когда просила забрать вас!
— Ну всё, довёл! — выкрикнула горячая итальянка и рьяно пошла в атаку.
Миссис Бойл взирала на всю эту вакханалию с открытым ртом. Домой уже не хотелось, хотелось нормального хлеба и больше зрелищ.
Спустя несколько минут, не выдержав, разняла драчунов. Беатриче снова стонала от головной боли, приземлившись на стул, и Джек, смилостивившись, сварил нормального эспрессо всем троим. Амазонке-пьянчужке досталась двойная порция.
— Так значит, будете работать в нашей школе, — скорее утверждал, чем спрашивал молодой человек, временами потирая наливающийся фингал. — И что преподаёте?
— Этику, — после небольшой паузы съязвила Джанет, не сдержавшись.
Придурки заржали. У притягательной таинственной итальянки кофе потёк носом.
Джанет не желала себе признаться, что безумно рада новым знакомым. Что-то тёплое разливалось в грудной клетке, когда слышался смех, предназначенный ей.
— А если серьёзно? — отдышавшись, продолжил допрос Джек.
— А если серьёзно, в понедельник узнаешь, а мне пора, господа, — ответила она, поднимаясь из-за стола. — И можно на ты.
Это была самая длинная речь, произнесённая ею за последние годы. Джанет выздоравливала.
* * *
Первый рабочий день начинался скверно.
Шумные оравы снующих туда-сюда детишек вызывали мандраж, желание немедля швырнуть на стол директора заявление об уходе и свалить, не проведя ни единого урока.
Менее подвижные, но не менее болтливые стайки галдящих старшеклассников обсуждали новую географичку «с классной задницей», то ли всерьёз считая, что она не слышит, то ли вконец охамевших. Старшеклассницы же были готовы загрызть симпатичную чужачку, наплевав, что взрослой женщине нет дела до каких-то молокососов с разыгравшимися гормонами. Не особо привлекательных, к тому же.
Но стоило произнести первое слово перед разномастной аудиторией вундеркиндов и тупиц, тихонь и крикунов, мажоров и бедняков из ближайших трущоб — и всё пошло, как по маслу.
Миссис Бойл была талантливым преподавателем.
К концу дня те же старшеклассницы едва ли не боготворили временами смурную, но интересную и неформатную учительницу, а от парней Джанет вполне обоснованно заслужила нечто вроде уважения. Она не нудила, не навязывала свой предмет и, главное, вела себя с учениками на равных. Редкость, когда старший не показывает своего превосходства при каждом удобном случае, не гнушаясь потоптаться по хрупкой подростковой самооценке.
Спустя месяц как минимум половина школьников копили деньги на путешествия и паломничества в будущем.
В коллектив узколобых преподавателей миссис Бойл не влилась, зато успешно травила печень в компании Беатриче и Джека каждую пятницу после работы, а на утро следующего дня они возили её по местным достопримечательностям. На Мачу-Пикчу попасть не удалось — вход ограничен, поэтому приятели условились приехать сюда летом. Но Титикака(5) повидали.
Волшебный тогда вышел вечер. Присутствовали все атрибуты подобных вылазок — и палатка, и костёр, и гитара, и мексиканская текилка.
Джек наигрывал дрянные песни Игги Попа, лениво перебирая струны заскорузлыми пальцами. Старый местный индеец в ярком пончо и мокасинах, расшитых бисером, учил несуразных бледнолицых читать по звёздам судьбу, а озёрная вода тихонько шелестела где-то во мраке уютной ночи. Всем троим хотелось, чтобы утро, наполненное отрезвлением и бытом до краёв, никогда не наступило, но время, как известно, имеет свойство двигаться вперёд, порой этим разочаровывая…
В следующий уик-энд шебутная троица отправилась смотреть пингвинов Гумбольдта в естественной среде их обитания. Джек, как он полагал, незаметно порой дотрагивался до того места, где ещё недавно красовался кровоподтёк; дамочки же ехидно посмеивались, заметив его бессмысленные манипуляции. Всё-таки здорово Беатриче ему тогда наваляла!
Позже, сидя на террасе набережного кафе она не выдержала и засюсюкала противным голосом:
— Нашему малютке-Джеку сделала больно плохая тётя, нашего малютку-Джека все обижают.
«Малютка» злобно зыркнул. Намечалась драка…
Чрезмерная инфантильность этих двоих раздражала Джанет, и если первое побоище состоялось без зрителей, то сейчас, в общественном месте, ей заранее было жутко стыдно и неудобно. Она предпочла бы просто встать и уйти, но совесть скребла где-то внутри, потому пришлось гасить намечающуюся склоку на начальном этапе. Подлив товарищам — о чудо! — чаю, она, тяжело вздохнув и подумав о том, что превращается в жалкую пропоицу, предложила:
— Может, закажем чего покрепче?
Горе-вояки моментально воодушевились, перестав препарировать друг друга взглядом.
Вечером женщины, как истинные джентльмены, дотащили брыкающегося и буянящего малыша в его квартиру, уложили спать и отправились в путь — покорять улицы Лимы.
— Ты не думай, мы не всегда так. Просто новый человек появился, свежесть привнёс. То есть, привнесла. А так мы почти не пьём, ты не думай! В смысле, почти… ик… не пьём. Вот. А то ещё свинтить от нас захочешь… Шесть грёбаных лет тут живу, а ничего толком не видела. Школа-дом, дом-школа — и всё. Понимаешь? А ты приехала и веселей как-то стало. Хоть ты и бука такая вечно, не обижайся только… — Беатриче много болтала, что означало наличие агавовой жижи в её крови.
Джанет немного помолчала и внезапно спросила:
— Почему вы с Джеком не вместе?
Приятельница поперхнулась слюной, выразив таким образом всю степень своего возмущения.
— По-моему тебе хватит, моя угрюмая подруга, — попыталась она перевести тему.
Не вышло:
— Серьёзно, между вами аж искрит. Сталкиваетесь вечно, как грозовые тучи с протипо… сейчас… п-ро-ти-во-по-ло-ж-ны-ми — во! — зарядами.
— Загнула. Что за дурацкие метафоры? Ничего не искрит! Я вообще с ним общаюсь только потому, что больше не с кем. И я старше на двенадцать лет!
Джанет лишь загадочно усмехнулась, переводя взгляд на мерцающую рябь ночного океана.
— Дело ваше.
Внезапный шквал всколыхнул воду и прямо к ногам приятельниц прибило закупоренную бутылку.
— О! А внутри письмо, наверное, — развеселилась Беатриче, слегка попинав находку мыском ботинка. — Чего смотришь? Открывай.
Миссис Бойл подняла переливающийся в свете луны сосуд. Внутри и вправду находилась скрученная в трубочку записка…
Бах!
Бутылка, выпав из вмиг онемевших рук, со звоном разбилась вдребезги, как и самообладание державшей её мгновением ранее женщины.
На сохранившей белизну бумаге, неизвестно сколько дрейфующей в трюме стеклянного корабля по волнам бесконечных вод, чернела всего одна строка, написанная небрежным, таким знакомым, но почти забытым, словно сон, почерком:
«Где же ты, Джи?».
Так её всегда называл он. Маркус Бойл.
1) Столица Перу (Южная Америка)
2) Аэропорт Лондона
3) Блюда местной кухни. Севиче — рыба, маринованная в соке лайма. Тамале — что-то вроде пирожков из кукурузной муки, завёрнутых в банановые либо кукурузные листья и приготовленных на пару́.
4) «Испанская горилка». Делается из всего подряд, потому может считаться аналогом русского самогона.
5) Южноамериканское озеро. Очень живописное. Эдакий местный Байкал.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу