Сестра Сохатого: Faded Life (гет)

«How'm I supposed to die

When there's only one way to live?

And the treasure in your eyes

You were never meant to give

And you were made

To turn your back

What am I to say to that?

Where am I supposed to lie

If I can't lie with you?

And the flesh that used to tingle

Has turned to marble blue

And they tell me that

We can never go back

What am I to say to that?»*

Civil Twilight — How’m I Supposed to Die

Лютный Переулок, июль, 1984 год.

"Что, черт возьми, стало с моей жизнью?"

Довольно занятный вопрос, который можно задать себе на входе в засаленный и прокопченный кабачок на темных задворках Лютного Переулка, приличные колдуны и ведьмы подобные места с презрением избегают. Мне же без разницы, где заливать глотку, — будь то Кабанья Голова в Хогсмиде или темная лондонская подворотня, вкус пойла от этого не меняется. Огневиски одинаково жжет горло и в дыре вроде этой, и в месте поприличнее.

Именно так свои воскресные вечера проводит сестра известного во всей Магической Британии героя, тетка знаменитого Мальчика-Который-Выжил. Послушать, так оборжаться.

Больше походит на жалкую, погрязшую в воспоминаниях алкоголичку.

К вечеру у меня всегда появлялось особенное сильное настроение для самобичевания. Хмыкнув, дернула мутные стеклянные двери, чувствуя, как зудящее нетерпение успокаивает знакомый перелив колокольчика, от которого по усталым костям разлилось сладкое облегчение. Предвкушение заставило рот наполниться слюной и эфемерным привкусом алкоголя. На пару секунд мою сгорбленную, мрачную фигуру опалили настороженные взгляды бродяг, уныло сидящих за барной стойкой. Мы едва отличаемся друг от друга: неприятная наружность, мятая давно не стиранная одежда и серое одутловатое лицо. Признав знакомое лицо, пропойцы вернулись к своему любимому делу — лаканию огневиски и перемыванию косточек Министерству.

— Эй! Якоб! — не обращая внимания на пристальные взгляды, я махнула хозяину, призрачной поступью двигаясь к одному из свободных столиков.

Все нынче нервные, от войны никак не отойдут. Как будто это возможно…

В кабаке стояла напряженная, настороженная тишина, прерываемая лишь шепотками, похожими на шелест пергамента. Я не стала тянуть и сразу же приступила к огневиски. Якоб свое дело знал, по привычке уже не спрашивал, молча принес на замусоленном подносе наполненный стакан и ушел за стойку. Все внутри замерло от предвкушения, казалось, что сердце даже перестало биться и не так сильно дрожат руки. Глядя в горбатую, скрюченную спину хозяина, я сделала жадный глоток, смакуя согревающее тепло алкоголя.

Паршивое настроение, подбивающее опять ковыряться в нерадостных сучьих мыслях, вдохновленное волной жара, ударившей в грудь с глотком огневиски, подбивало вернуться к начатому самобичеванию и нытью о несправедливости жизни.

Итак, что мы в итоге имеем? А имеем мы по сути немногое. Как минимум, одну охреневшую от жизни Киру Поттер. И одну дыру в груди размером с Черное Озеро, которую она пытается залить. Порочный круг из жалости к себе, которая побуждает ее нажраться до синих гиппогрифов и которая только становится сильнее с каждым стаканом.

Три года слез, горя и злости.

Именно так ворочая в голове мрачные мысли, заставляющие клокочущую внутри пустоту шевелиться, опрокидывая стаканы, я буду доживать свою жизнь. Без Джеймса… без Лили… и без Гарри. Потому что вечер этот не какое-то там отдельно взятое воскресенье, кусочек, вырванный из жизни, это теперь и была вся моя жизнь, как она есть. Без обиняков хуевая, ничего не сулящая впереди жизнь. Жизнь, в которой я больше никогда не увижу своего брата.

Со злостью понимаю, что плачу, когда одна слеза с громким бульканьем плюхается прямо в мутный стакан.

Злобно обернувшись, я пронзила взглядом собравшихся пьянчушек. Впрочем, никому до этого и дела нет. Так же злобно утерла слезы грязным рукавом мантии, размазывая влагу по лицу.

* * *

Хогвартс, 1976 год.

— Ты выглядишь, как придурок!

— И при этом все равно в два раза круче тебя, — беззлобно, скорее по привычке, чем серьезно пытаясь задеть сестру, фыркнул Джеймс и бросил на нее короткий взгляд, продолжая рыться в карманах в поисках зажигалки.

— Я серьезно. Если ты думаешь, что выглядишь круто с этой дрянью во рту, то сильно ошибаешься. У тебя борода до сих пор растет с проплешинами, ты все равно, что… — Кира делает паузу, порывисто вдохнув в рот побольше воздуха в попытке придумать сравнение по мясистее, — смолящий младенец!

Он только скалится ее беззубому аргументу и, наконец, поджигает торчащую в зубах сигарету. Кира какое-то время раздраженно прожигает брата неодобрительным взглядом, пританцовывая от холода, однако упрямо остается снаружи.

Несмотря на конец октября, на улице слишком холодно для осени. Вчера даже немного пошел снег, оставив после себя мерзкую грязь. Задумавшись на некоторое время, Кира рассеянно оглядывает окрестности. Даже сейчас Хогвартс хорош, несмотря на грязные размусоленные берега Черного Озера и гуляющий всюду ветер. Ей

будет этого не хватать, когда они выпустятся…

Вздохнув, она отметает от себя невеселые, тревожные мысли, преследующие ее с начала этого года пугающей, черной неизвестностью грядущего, и переключается на брата. Вечно веселый Джеймс сейчас тоже выглядит каким-то слишком серьезным, что ей даже не по себе.

— Задумался о чем-то, Джимбо? — хмыкнула она, пихнув Сохатого локтем. Получилось нарочито панибратски, небрежно, но гораздо мучительнее было стоять в напряженной тишине.

Поттер легко увернулся. Оперевшись на каменные перила, Джеймс вдруг бросил взгляд туда же, куда до этого смотрела его сестра. Темные воды озера в сумерках казались полностью черными. Где-то из-за облаков выглядывала убывающая луна.

— Я… — пробормотал он и фыркнул, будто передумал. Грубые мозолистые пальцы нервно потянулись к непослушным волосам, взъерошив торчащую челку.

— Чего?

— Да, забей, фигня все это!

Кира знала, что ее брат, не удрученный привычкой копаться в себе и раскисать, редко вздыхал так по какой-то фигне. Учитывая то, как он дернулся, Кира сразу поняла, что как раз наоборот. Поэтому глянула на брата скептично, в гаснущих сумерках ее живые золотисто-карие глаза казались практически черными, будто угли.

— Ну ладно! — сдался Сохатый, отмахнувшись от нее с показной небрежностью. — Я хочу сделать Лили предложение после выпуска!

После резкого и поспешного «ох!» повисла странная, напряженная тишина. Джеймс не отрывал глаз от лица шокированной сестры, читая ее реакцию с тщательно скрываемой тревогой. У них часто бывали разногласия, он уже и не помнил, когда в последний раз доверял ей что-то сокровенное с тех пор, как они выросли из пеленок, но Кира была его семьей (единственной, что у него осталась), и нутро предательски сжалось от волнения.

— Это… это круто, — только и смогла выдавить из себя Поттер, поджав тонкие бледные губы. Руки ее неуклюже дернулись, то ли от облегчения, то ли от желания обнять Джеймса, но тут же опустились на каменные перила. Она-то рассчитывала на что-то менее серьезное, более привычное для выходок Джеймса, вроде покупки новой метлы, на которую уйдет половина их совместного наследства. — Но… почему так быстро? Торопиться вроде некуда.

Вместо ответа Джеймс хмыкнул, как следует затянувшись, и посмотрел на сестру, как не смотрел никогда. Без единого смешка в глазах или признака издевки. От этого взгляда внутри Киры все съежилось.

— Думаешь, не куда? — голос его едва походил на привычный, хорошо знакомый ей голос Джеймса Поттера, шалопая и сорвиголовы, который сначала делал, а потом думал. Он был низким и хриплым, как у сильно уставшего человека, как у… взрослого. — А как же мама с папой? И эта долбанная война?

Кира не знала, что на это можно ответить. Хотя бы потому, что она была с ним согласна. Потому, что упоминание родителей задело еще не заживший рубец. Больше года прошло, а она все так же не может свыкнуться с мыслью, что их больше нет. Ее все еще посещают красочные сны из прошлого с кухней в особняке Поттеров в Годриковой Впадине, пропахшей специями, с родным двором, залитым светом, где прошли их самые лучшие моменты детства, и старым сараем… И только проснувшись, она вспоминает, что никакого дома у них больше нет, как нет и их родителей. Только большое, до неприличия огромное наследство, оставленное двум подросткам. Как будто оно может заменить им родителей.

Как ни странно, Поттеры думали об одном. О том, что свадьба эта будет чуть ли не единственным хорошим событием, что светит им в ближайшем будущем. Что это смачный харчок в лицо мрачному, долбанутому времени, в котором им приходится жить. Джеймс даже ухмыляется, еще несколько мгновений назад на душе у него была целая буря, а сердце малодушно екнуло, но сейчас внутри абсолютно пусто.

— Это будет охуенная свадьба, — наконец, бормочет Кира, обняв брата под руку. Косматая голова тяжело опускается на его плечо.

* * *

А потом случился лютый, эм, пиздец. Более подходящего слова для того, чтобы описать все, что с нами произошло после школы, не найти.

Впрочем, сначала даже казалось, что все не так плохо. Никто и предположить не мог, что когда-нибудь компашка моего брата расколется таким неожиданным образом. Что тело самого Джеймса и Лили вот уже как три года будут лежать в могиле, как и Хвоста, что сестренка его станет алкоголичкой, Римус уйдет в леса, а Сириус…

Имя это раздалось в голове колокольным звоном, а пальцы на стакане яростно сжались. Пытаясь успокоиться, смачно хлебнула огневиски. По телу уже разливался свинцовый дурман, поддельная легкость, которую всегда приносил алкоголь.

Римус… Имя, которое вертелось на моем языке чаще, чем я заказывала огневиски. Я искала его, писала ни одну сотню раз, но совы возвращались обратно, и никто из оставшихся знакомых не знал, куда он мог подеваться. Я не видела Лунатика с самой ночи кошмара… И вот уже три года цепляюсь за это имя, будто утопающий за подвернувшийся в руки хлипкий прут. В конце концов, Римус — это все, что у меня осталось.

«Кроме Гарри», — подсказало ядовитым голосом пьяное сознание. Но к нему мне было нельзя. Ради его же безопасности.

Дамблдору понадобились успокаивающие, а затем и парализующие чары, чтобы это объяснить. Я хмыкнула, глядя в пустой стакан. Ну так и что, черт возьми, стало с моей жизнью?

Полный бардак.

________________________

* «Как я должен умереть,

Если есть только один способ прожить жизнь?

И сокровище в твоих глазах,

Которое ты не должна была отдавать?

И тебя заставили повернуть свою спину…

Что мне сказать на это?

Где же мне лежать,

Если я не могу лечь к тебе?

И плоть, что раньше трепетала,

Превратилась в холодный мрамор.

И они твердят,

Что мы не сможем вернуться назад.

Что мне сказать на это?»