Сестра Сохатого: Faded Life (гет)

«How'm I supposed to die

When there's only one way to live?

And the treasure in your eyes

You were never meant to give

And you were made

To turn your back

What am I to say to that?

Where am I supposed to lie

If I can't lie with you?

And the flesh that used to tingle

Has turned to marble blue

And they tell me that

We can never go back

What am I to say to that?»*

Civil Twilight — How’m I Supposed to Die

Лютный Переулок, июль, 1984 год.

"Что, черт возьми, стало с моей жизнью?"

Довольно занятный вопрос, который можно задать себе на входе в засаленный и прокопченный кабачок на темных задворках Лютного Переулка, приличные колдуны и ведьмы подобные места с презрением избегают. Мне же без разницы, где заливать глотку, — будь то Кабанья Голова в Хогсмиде или темная лондонская подворотня, вкус пойла от этого не меняется. Огневиски одинаково жжет горло и в дыре вроде этой, и в месте поприличнее.

Именно так свои воскресные вечера проводит сестра известного во всей Магической Британии героя, тетка знаменитого Мальчика-Который-Выжил. Послушать, так оборжаться.

Больше походит на жалкую, погрязшую в воспоминаниях алкоголичку.

К вечеру у меня всегда появлялось особенное сильное настроение для самобичевания. Хмыкнув, дернула мутные стеклянные двери, чувствуя, как зудящее нетерпение успокаивает знакомый перелив колокольчика, от которого по усталым костям разлилось сладкое облегчение. Предвкушение заставило рот наполниться слюной и эфемерным привкусом алкоголя. На пару секунд мою сгорбленную, мрачную фигуру опалили настороженные взгляды бродяг, уныло сидящих за барной стойкой. Мы едва отличаемся друг от друга: неприятная наружность, мятая давно не стиранная одежда и серое одутловатое лицо. Признав знакомое лицо, пропойцы вернулись к своему любимому делу — лаканию огневиски и перемыванию косточек Министерству.

— Эй! Якоб! — не обращая внимания на пристальные взгляды, я махнула хозяину, призрачной поступью двигаясь к одному из свободных столиков.

Все нынче нервные, от войны никак не отойдут. Как будто это возможно…

В кабаке стояла напряженная, настороженная тишина, прерываемая лишь шепотками, похожими на шелест пергамента. Я не стала тянуть и сразу же приступила к огневиски. Якоб свое дело знал, по привычке уже не спрашивал, молча принес на замусоленном подносе наполненный стакан и ушел за стойку. Все внутри замерло от предвкушения, казалось, что сердце даже перестало биться и не так сильно дрожат руки. Глядя в горбатую, скрюченную спину хозяина, я сделала жадный глоток, смакуя согревающее тепло алкоголя.

Паршивое настроение, подбивающее опять ковыряться в нерадостных сучьих мыслях, вдохновленное волной жара, ударившей в грудь с глотком огневиски, подбивало вернуться к начатому самобичеванию и нытью о несправедливости жизни.

Итак, что мы в итоге имеем? А имеем мы по сути немногое. Как минимум, одну охреневшую от жизни Киру Поттер. И одну дыру в груди размером с Черное Озеро, которую она пытается залить. Порочный круг из жалости к себе, которая побуждает ее нажраться до синих гиппогрифов и которая только становится сильнее с каждым стаканом.

Три года слез, горя и злости.

Именно так ворочая в голове мрачные мысли, заставляющие клокочущую внутри пустоту шевелиться, опрокидывая стаканы, я буду доживать свою жизнь. Без Джеймса… без Лили… и без Гарри. Потому что вечер этот не какое-то там отдельно взятое воскресенье, кусочек, вырванный из жизни, это теперь и была вся моя жизнь, как она есть. Без обиняков хуевая, ничего не сулящая впереди жизнь. Жизнь, в которой я больше никогда не увижу своего брата.

Со злостью понимаю, что плачу, когда одна слеза с громким бульканьем плюхается прямо в мутный стакан.

Злобно обернувшись, я пронзила взглядом собравшихся пьянчушек. Впрочем, никому до этого и дела нет. Так же злобно утерла слезы грязным рукавом мантии, размазывая влагу по лицу.

* * *

Хогвартс, 1976 год.

— Ты выглядишь, как придурок!

— И при этом все равно в два раза круче тебя, — беззлобно, скорее по привычке, чем серьезно пытаясь задеть сестру, фыркнул Джеймс и бросил на нее короткий взгляд, продолжая рыться в карманах в поисках зажигалки.

— Я серьезно. Если ты думаешь, что выглядишь круто с этой дрянью во рту, то сильно ошибаешься. У тебя борода до сих пор растет с проплешинами, ты все равно, что… — Кира делает паузу, порывисто вдохнув в рот побольше воздуха в попытке придумать сравнение по мясистее, — смолящий младенец!

Он только скалится ее беззубому аргументу и, наконец, поджигает торчащую в зубах сигарету. Кира какое-то время раздраженно прожигает брата неодобрительным взглядом, пританцовывая от холода, однако упрямо остается снаружи.

Несмотря на конец октября, на улице слишком холодно для осени. Вчера даже немного пошел снег, оставив после себя мерзкую грязь. Задумавшись на некоторое время, Кира рассеянно оглядывает окрестности. Даже сейчас Хогвартс хорош, несмотря на грязные размусоленные берега Черного Озера и гуляющий всюду ветер. Ей

будет этого не хватать, когда они выпустятся…

Вздохнув, она отметает от себя невеселые, тревожные мысли, преследующие ее с начала этого года пугающей, черной неизвестностью грядущего, и переключается на брата. Вечно веселый Джеймс сейчас тоже выглядит каким-то слишком серьезным, что ей даже не по себе.

— Задумался о чем-то, Джимбо? — хмыкнула она, пихнув Сохатого локтем. Получилось нарочито панибратски, небрежно, но гораздо мучительнее было стоять в напряженной тишине.

Поттер легко увернулся. Оперевшись на каменные перила, Джеймс вдруг бросил взгляд туда же, куда до этого смотрела его сестра. Темные воды озера в сумерках казались полностью черными. Где-то из-за облаков выглядывала убывающая луна.

— Я… — пробормотал он и фыркнул, будто передумал. Грубые мозолистые пальцы нервно потянулись к непослушным волосам, взъерошив торчащую челку.

— Чего?

— Да, забей, фигня все это!

Кира знала, что ее брат, не удрученный привычкой копаться в себе и раскисать, редко вздыхал так по какой-то фигне. Учитывая то, как он дернулся, Кира сразу поняла, что как раз наоборот. Поэтому глянула на брата скептично, в гаснущих сумерках ее живые золотисто-карие глаза казались практически черными, будто угли.

— Ну ладно! — сдался Сохатый, отмахнувшись от нее с показной небрежностью. — Я хочу сделать Лили предложение после выпуска!

После резкого и поспешного «ох!» повисла странная, напряженная тишина. Джеймс не отрывал глаз от лица шокированной сестры, читая ее реакцию с тщательно скрываемой тревогой. У них часто бывали разногласия, он уже и не помнил, когда в последний раз доверял ей что-то сокровенное с тех пор, как они выросли из пеленок, но Кира была его семьей (единственной, что у него осталась), и нутро предательски сжалось от волнения.

— Это… это круто, — только и смогла выдавить из себя Поттер, поджав тонкие бледные губы. Руки ее неуклюже дернулись, то ли от облегчения, то ли от желания обнять Джеймса, но тут же опустились на каменные перила. Она-то рассчитывала на что-то менее серьезное, более привычное для выходок Джеймса, вроде покупки новой метлы, на которую уйдет половина их совместного наследства. — Но… почему так быстро? Торопиться вроде некуда.

Вместо ответа Джеймс хмыкнул, как следует затянувшись, и посмотрел на сестру, как не смотрел никогда. Без единого смешка в глазах или признака издевки. От этого взгляда внутри Киры все съежилось.

— Думаешь, не куда? — голос его едва походил на привычный, хорошо знакомый ей голос Джеймса Поттера, шалопая и сорвиголовы, который сначала делал, а потом думал. Он был низким и хриплым, как у сильно уставшего человека, как у… взрослого. — А как же мама с папой? И эта долбанная война?

Кира не знала, что на это можно ответить. Хотя бы потому, что она была с ним согласна. Потому, что упоминание родителей задело еще не заживший рубец. Больше года прошло, а она все так же не может свыкнуться с мыслью, что их больше нет. Ее все еще посещают красочные сны из прошлого с кухней в особняке Поттеров в Годриковой Впадине, пропахшей специями, с родным двором, залитым светом, где прошли их самые лучшие моменты детства, и старым сараем… И только проснувшись, она вспоминает, что никакого дома у них больше нет, как нет и их родителей. Только большое, до неприличия огромное наследство, оставленное двум подросткам. Как будто оно может заменить им родителей.

Как ни странно, Поттеры думали об одном. О том, что свадьба эта будет чуть ли не единственным хорошим событием, что светит им в ближайшем будущем. Что это смачный харчок в лицо мрачному, долбанутому времени, в котором им приходится жить. Джеймс даже ухмыляется, еще несколько мгновений назад на душе у него была целая буря, а сердце малодушно екнуло, но сейчас внутри абсолютно пусто.

— Это будет охуенная свадьба, — наконец, бормочет Кира, обняв брата под руку. Косматая голова тяжело опускается на его плечо.

* * *

А потом случился лютый, эм, пиздец. Более подходящего слова для того, чтобы описать все, что с нами произошло после школы, не найти.

Впрочем, сначала даже казалось, что все не так плохо. Никто и предположить не мог, что когда-нибудь компашка моего брата расколется таким неожиданным образом. Что тело самого Джеймса и Лили вот уже как три года будут лежать в могиле, как и Хвоста, что сестренка его станет алкоголичкой, Римус уйдет в леса, а Сириус…

Имя это раздалось в голове колокольным звоном, а пальцы на стакане яростно сжались. Пытаясь успокоиться, смачно хлебнула огневиски. По телу уже разливался свинцовый дурман, поддельная легкость, которую всегда приносил алкоголь.

Римус… Имя, которое вертелось на моем языке чаще, чем я заказывала огневиски. Я искала его, писала ни одну сотню раз, но совы возвращались обратно, и никто из оставшихся знакомых не знал, куда он мог подеваться. Я не видела Лунатика с самой ночи кошмара… И вот уже три года цепляюсь за это имя, будто утопающий за подвернувшийся в руки хлипкий прут. В конце концов, Римус — это все, что у меня осталось.

«Кроме Гарри», — подсказало ядовитым голосом пьяное сознание. Но к нему мне было нельзя. Ради его же безопасности.

Дамблдору понадобились успокаивающие, а затем и парализующие чары, чтобы это объяснить. Я хмыкнула, глядя в пустой стакан. Ну так и что, черт возьми, стало с моей жизнью?

Полный бардак.

________________________

* «Как я должен умереть,

Если есть только один способ прожить жизнь?

И сокровище в твоих глазах,

Которое ты не должна была отдавать?

И тебя заставили повернуть свою спину…

Что мне сказать на это?

Где же мне лежать,

Если я не могу лечь к тебе?

И плоть, что раньше трепетала,

Превратилась в холодный мрамор.

И они твердят,

Что мы не сможем вернуться назад.

Что мне сказать на это?»

Возвращаясь домой поздней ночью в загаженную квартирку на задворках Кардиффа, меньше всего ожидаешь услышать тихое:

— Добрый вечер, мисс Поттер.

Вздрогнув от неожиданности, тут же беру себя в руки, бросаю на волшебника короткий взгляд и прохожу мимо, сбрасывая ботинки. Его высокий, тощий силуэт чернеет в темноте кухни.

— Не называйте это имя, — шевеля сухими губами, словно двумя кусками наждачки, проговариваю я хрипло. После огневиски адски свербит в горле и хочется пить. — Она умерла, а вы помогли ее похоронить.

Дамблдор лишь невесело, с жалостью качает головой, как будто благополучие этой мисс Поттер на самом деле его волнует. Секунду спустя в тонких, крючковатый пальцах оказывается стакан с водой.

— Я очень озабочен тем, что с вами происходит, — будто прочитав мои мрачные, тормозящие после алкоголя мысли, отвечает Дамблдор одним из своих добрых голосов почтенного старца, которому есть дело до всех. Я ожидала, что где-то из-под белой бороды мелькнет сочувствующая улыбка, но он серьезен.

Я раздраженно разглядываю директора, так и застыв посреди кухни с пустым стаканом в руках. Очень странно видеть его здесь, в ярко-пурпурной мантии с золотыми звездами, посреди моей загаженной темной квартирки, больше похожей на склеп из пустых бутылок и разбросанной одежды. Почтенный старец, словно из другой оперы. Из той, в которой была надежда, а он был тем, кто упорно убеждал всех в ее существовании.

— Мистер Дамблдор, — пробормотала я медленно, косясь на протянутый мне стакан, и небрежно обхожу старика стороной, направляясь к раковине и нарочно игнорируя его заботу. — Я не понимаю, чего вы от меня хотите.

Вряд ли ты пришел сюда участие выразить, тебе нужно от меня что-то, но вот в чем штука, старик, — все, что у меня было, ты уже забрал.

— Мисс Поттер, я искренне хотел бы принести вам свои извинения за ситуацию, возникшую с вашим племянником, — но не принесешь, правда? — однако я здесь не за этим.

Я не сдержала ухмылку. Ну кто бы сомневался.

— Неужели Магической Британии опять угрожает какая-то беда? — бросила я ехидно, палочкой притягивая к себе стул. — Тогда я последний человек, к которому вам стоило обратиться.

Если старик и разозлился, то очень хорошо это скрыл. Пожалуй, он стойко переносил все булавки, отправленные в его сторону. Бледные узловатые пальцы с удивительной для старика скоростью опустились на кухонный гарнитур. Раздался звон исчезающего стакана. Я недоуменно моргнула, внутренне вздрогнув. Ссориться с Дамблдором какое-то безумие, но этот старый говнюк у моей семьи в диком долгу. И этот долг ему не отдать, проживи он хоть еще сто пятьдесят лет.

— Мисс Поттер, — я цокнула, снова услышав это раздражающее «мисс Поттер». — Я здесь не для того, чтобы внушить вам вопросы о высшем благе или заставить вас делать то, чего вы не хотите. У меня никогда не было подобных намерений.

Очки-половинки лживо блеснули в бледном лунном свете, падающем на него из окошка. Я фыркнула. Конечно, это ведь не из-за твоих увещеваний о высшем благе мой брат, как угорелый, помчался на войну. И это не из-за тебя он на ней погиб. А теперь ты хочешь втянуть меня во что-то подобное. А может, и похуже.

— Я здесь, потому что опасность нависла над единственной вещью, которая, я надеюсь, все еще имеет для вас смысл, — голубые глаза буравили меня из-под очков-половинок. Если внутри что-то и ухнуло, я очень хорошо это скрыла. — Дело касается безопасности Гарри.

Какая-то часть меня уже заранее знала, что именно это он собирается произнести. Внутренности сжались в тугой ком, однако из меня вырвался лишь хриплый смешок.

— Ну, конечно, — я фыркнула, — теперь вы говорите о Гарри!

Клокочущая злость, годами зреющая во мне и не находящая выхода, волной начала заливать все, спуская тормоза. Старый ублюдок, когда ты велел мне бросить родного племянника, я повиновалась тебе, будто собака, не сказала тебе ни слова, только потому что надеялась, что хотя бы ты сможешь его сберечь! И теперь ты говоришь мне, что это не так?!

Я вздрогнула, когда над моей головой резко лопнула незажженная лампочка. Горы осколков, так и не коснувшись моей головы, растаяли в воздухе, превратившись в стайку белых птиц. Я вскочила на ноги, все еще хватаясь за голову. Дамблдор выглядел на удивлении спокойным, как будто не было до этого никакой вспышки стихийной магии. А ведь она могла быть направлена в его сторону.

Молодец, старик. «Превосходно» тебе за трансфигурацию и «Тролль» за мудачество.

— У-у меня… нет к вам и капли прежнего уважения, — прорычала я, все еще тяжело дыша. Сердце молотком отбивало в груди. Величайший волшебник этого столетия теперь казался мне всего лишь старым интриганом, который распоряжается чужими жизнями из своей тупой прихоти. Ни высокая фигура, ни эта дурацкая мантия в звездах не внушат мне обратного. Впрочем, на мое мнение плевать ему было с высокой горы. — Вы пытаетесь манипулировать мной при помощи племянника!

— Мисс Поттер, — Мерлин, сколько же у него терпения, — я бы с удовольствием доверил это задание самому надежному своему агенту, ничуть не сомневаясь в его успешности, однако на данный момент… вы единственная, кто может выполнить его лучше всего. Именно потому, что Гарри — ваша семья. И именно потому, что вы Поттер.

Я хмыкнула, собираясь еще что-то сказать, однако вся злость, еще недавно заполняющая меня до краев, куда-то улетучилась.

— П… Пойдемте в гостиную.

Плюхаясь на продавленную софу в гостиной, я задумчиво разглядываю бледное старческое лицо Дамблдора. На этой квартире где-то с десяток защитных чар. Без моего желания в нее не то, что невозможно проникнуть, но еще и невозможно найти. Однако чему стоит удивляться, старика не просто так считают могущественнейшим волшебником двадцатого столетия. Должно быть, моя защита для него все равно, что пустой звук.

Все равно, что дурацкое заклинание Доверия для Волан-де-Морта…

— Я делаю это только ради Гарри, — бормочу я, когда старик легко опускается в ободранное кресло напротив. — Забудьте про общее благо. Оно меня больше не интересует.

По моему ободранному дому и не скажешь, что здесь живет наследница когда-то могущественного магического рода с кучей галеонов в Гринготтсе. Да и по мне, наверное, тоже едва заметно, что эта женщина вообще имеет какое-либо достоинство, — бродяга в пошарпанной мантии, пьянчушка из Лютного Переулка. Помню, с каким отвращением смотрел Джеймс на пройдох из Трех Метел, с которыми любил перекидываться в картишки Хагрид. Что ж, глядя на меня сейчас, он бы вряд ли обрадовался.

Может, это даже и хорошо, что Дамблдор забрал у меня Гарри. Зачем ему такая тетка?

— Итак? — потирая переносицу, я вопросительно глянула на волшебника.

— Мне нужно свое доверенное лицо в Министерстве Магии, — сходу начинает старик, блеснув очками-половинками.

— Доверенное лицо? — ехидно переспрашиваю. — У вас уже есть Снейп. Этот ублюдок пытал Круциатусом наших товарищей, а вы отмазали его от суда. Думаю, такими темпами он все для вас сделает.

Случилось удивительное — Дамблдор устало вздохнул. Я уже думала, что у него просто ангельское терпение.

— Северус Снейп нужен мне в Хогвартсе. К тому же, среди некоторых лиц в Министерстве к нему все еще относятся с недоверием. Пожиратели Смерти ни за что не примут его в свои ряды, а чиновники вроде Фаджа и Крауча опасаются…

— Пожиратели Смерти? — надо сказать, у тебя получилось меня удивить. — Я думала, Грюм их всех пересажал… ценой своих конечностей.

Ледяные глаза Дамблдора настороженно сверкнули за очками половинками. Этот взгляд заставил все внутри перевернуться. Если сам Альбус Дамблдор так насторожен, то это значит, что дальше будет только пиздец.

Впрочем, я не ошиблась.

— Осталось множество тайных сторонников Волан-де-Морта, которые всевозможными средствами отрицают свою причастность к нему. Одним из них является Люциус Малфой…

Я хмыкнула, перебив его.

— Знаю, — на журнальном столике лежал пожелтевший выпуск «Ежедневного Пророка» с жеманной рожей Малфоя-младшего. Судебное слушание по делу его семьи длилось уже несколько месяцев и было предметом обсуждения чуть ли не в каждом кабаке Лютного Переулка.

Дамблдор кивнул.

— Однако Люциус Малфой — наименьшее, чего мы должны опасаться. Его семья помогала Темному Лорду из-за тщеславия и страха. Теперь, когда он больше не у власти, они предпримут всевозможные усилия, чтобы эту связь скрыть, — я слушала его, хмуро разглядывая грязный пол. — Гораздо большую угрозу для нас представляют его фанатичные последователи, которые до сих пор не утратили верности. До меня дошли слухи о том, что в их планах отыскать Гарри Поттера и расправиться с ним…

— З-зачем? — я не заметила, как вскочила на ноги.

— Потому что они верят, что Темный Лорд вернется. И смерть Гарри — подарок, который очень сильно его обрадует.

Я грязно выругалась, даже не замечая, как начала мерить шагами комнату. Голова просто шла кругом. Слова Дамблдора отдавались в голове колокольным звоном. «Убить Гарри Поттера… подарок, который его обрадует…»

— Ну уж нет! — я резко повернулась к старику, в порыве чуть не схватив его за воротник мантии, однако вовремя одумалась. — Вы знаете, кто они? Сколько их?

Директор отрицательно покачал головой. Я снова выругалась.

— Боюсь, что все это нам предстоит узнать, — спустя пару мгновений напряженной тишины, проговорил Дамблдор. Я нарезала круги по комнате.

Пустота в груди, преследующая меня вот уж три года, тревожно зашевелилась, закровоточила. Никому. Никогда. Не. Позволю. Обидеть. Гарри. Только через мой труп! Я даже не знала, злюсь в данный момент или волнуюсь. Какая-то часть меня, тоненькая ниточка, связывающая эту пустую оболочку с прежней Кирой Поттер, внезапно ожила.

Безусловно, где-то на задворках сознания крутилась мысль о том, что Дамблдор может использовать мою озабоченность племянником в своих целях, — превратить меня в очередную пешку на шахматной доске, в каких он превратил Лили и Джеймса. Однако в этот раз у старика это не получится.

— Хорошо, — сказала я, наконец, остановившись. Дамблдор терпеливо наблюдал за моими метаниями. — Я буду на вас работать. Но у меня тоже есть условие.

— И какое же, мисс Поттер? — сквозь белую бороду проступила легкая улыбка.

— Вы поможете мне найти Римуса.

* * *

На самом деле, я толком и не знала, почему хочу найти Римуса… Что бы увидеть его? Поговорить? Чтобы держаться вместе? Пока я пыталась понять это, ворочая мысли, словно давно заржавевшие шестерни, в убогой замусоренной квартирке в Кардиффе наступила напряженная тишина. Я ее просто ненавидела. Почти так же, как оставаться одной в этом пустом доме со скелетами в шкафу.

Именно с этого все и началось. Напиваться, чтобы не слышать мыслей, не вспоминать и вообще не думать. Чтобы быстро заснуть и забыть обо всем хотя бы на ночь.

Римус…

Мы не виделись больше трех лет, и теперь, когда я попыталась представить его лицо, то поняла, что с трудом могу это сделать. Как такое вообще может быть? Я помнила три длинных лиловых шрама, перечеркивающие его бледное, болезненное лицо. Я помнила пшеничного цвета копну волос, жиденькие усики и старый кардиган, с заплатками на локтях. Но все это лишь детали, которые никак не хотели складываться в цельную картину.

Изменился ли он за это время? И насколько сильно? Остается надеяться, чтобы хотя бы не так, как я. Это Римусу совсем бы не пошло.

Запустив пальцы в растрепанные волосы, я глянула на дверь, за которой скрылся Дамблдор. Я даже не скрывала, какое немалое облегчение мне доставил его поспешный уход. Один величественный, невозмутимый вид старика вызывал во мне чувство раздражения. Он печется о Гарри, но делает это только от того, что очень сильно виноват перед Лили и Джеймсом.

Темнота вокруг просто нервировала. Дернув плечами, я нащупала палочку в заднем кармане брюк и сделала короткий мах, — в гостиной зажегся желтый, тусклый свет и послышался треск старой лампы.

Выглядит все отвратительно, однако гораздо лучше, чем сидеть в темноте.

Изменился ли Римус? И что он скажет, когда увидит, насколько сильно изменилась я? Думать об этом было так странно. Все эти годы я избегала мыслей о прошлом. Передо мной был только Джеймс и его школьные проделки. Когда же поток мыслей касался Римуса, Хвоста или Си… Блять!

Палочка в моей руке чуть дернулась. Я обхватила ее посильнее, наблюдая за тем, как белеют подушечки пальцев. Сириус Блэк — запрещенное в этом доме имя. Красная тряпка, действующая на меня безоговорочно. И сейчас, сидя в кресле своей грязной гостиной, я удивлялась тому, как могла когда-то считать своим другом подобную… шваль.

Поток мыслей все время путался, поэтому я решила умыться и пойти спать. Судя по словам Дамблдора, работы предстояло много.

* * *

Мне снился наш старый родительский дом в Годриковой Впадине, а в его окнах — Гарри, годовалый черноволосый малыш, каким я запомнила его в свой последний визит в дом Лили и Джеймса. Он что-то кричал, ударяя в грязные стекла, но звуки почти не доходили. Я подошла поближе, и поняла, что слышу, как кричит Лили.

Я проснулась еще до рассвета и поняла, что снова плакала во сне. Голова гудела, будто свинцовый котел. Лежать в душной темной комнате совсем не хотелось, поэтому я тут же поднялась на ноги и, впервые за долгое время, отправилась приводить себя в порядок. Трясущейся рукой чистя зубы, я ощущала себя так, будто делаю что-то из прошлой жизни. Лицо в отражении тоже было таким, словно совсем мне не принадлежало. Надо сказать, в зеркало я тоже не смотрелась довольно давно.

Мокрыми руками пригладив непослушную поттеровскую гриву, я отправилась на кухню в поисках чего-то съедобного, хотя прекрасно знала, что ничего там не найду.

К девяти часам прилетела сова. Очевидно, она была от Дамблдора. Однако когда я раскрыла смятую записку, она оказалась от Снейпа. В ней в самой презрительной форме сообщалось, что оборотня, по приметам похожего на Римуса Люпина, недавно видели в районе Инвернесса, и что на оборотней ведется охота Министерства.

Черт! Должно быть, после войны и действий секты Сивого, оборотням приходится гораздо хуже. Судя по последним сплетням, обсуждаемым в Лютном Переулке, Министерство всячески ограничивает их права. Даже несмотря на тот факт, что какому-то умнику удалось изобрести противоядие от ликантропии и облегчить страдания зараженных, выдавалось оно только с разрешения Министерства и его производство строго регулировалось. Одним словом, так они пытались загасить бунт, который попытался устроить Сивый год назад. Для пьянчушки из Лютного Переулка я, на удивлении, хорошо осведомлена.

Дамблдор дал мне неделю. Откладывать поиски я не собиралась, поэтому отправилась собирать вещи. В каморке тут же нашелся старый походный рюкзак. Не заморачиваясь с аккуратной укладкой, я быстро закинула в него самое необходимое для шастанья по лесу и приготовилась трансгрессировать.

Шотландия… Римус, ты что, нарочно держишься ближе к Воющей Хижине?

Один Мерлин знает, сколько миль мы умудрялись прочёсывать по непроходимому лесу, воюя с тупоголовыми егерями Волан-де-Морта, заманивать их в засады мракоборцев. Вспоминая все это, особенно позорным кажется то, что я выдохлась, махнув с милю по туристической тропинке близ Инвернесса. Эти три года я не особо напрягала своё тело, и сейчас почувствовала себя неимоверно старой. А ведь это только пешая прогулка. Интересно, что произойдёт, если мне когда-либо снова придётся бежать на пределе своих сил?

Никогда не думала, что буду благодарна войне за навыки выслеживания того, кто тебе нужен. Я знала, что в городе мне делать было нечего. У Римуса нет денег, а это значит, что он скорее всего укроется в каком-нибудь лесничестве неподалеку, — что было не совсем удобно лично для меня, так как погода быстро портилась.

К середине дня я опросила нескольких магглов-охотников и заглянула в город в поисках каких-то сенсационных слухов о большом звере, бродящем в окрестностях, но либо магглы оказались глухи и слепы напропалую, либо Римус сюда не заглядывал. Поработав с амулетами, я также не нашла в лесу никаких следов защитных чар или вообще каких-либо чар. Только к вечеру, когда я уже успела в очередной раз разочароваться в жизни и, к тому же, попасть под дождь, кое-что все-таки всплыло.

К тому времени, как мне удалось прочесать треть леса к востоку от Инвернесса, начался жуткий ливень. Ругаясь и в спешке заколдовывая мантию импервусом, я решила, что пора отдохнуть.

В предгорной местности темнело довольно быстро. Пока я рылась в пожитках и разводила костер, на лес опустились сумерки. К счастью, по лунному календарю, который мне любезно прислал Снейп (не надо быть сильно учёным, чтобы не разглядеть в этом поступке гнилую иронию), до полнолуния было еще далеко. Не только оборотни охотились в это время, но и множество фейри, как мотыльков, привлекал к себе лунный свет, заставляя их покидать укрытия. Леса в Шотландии густо населены такими штуками, — когда-то эти земли принадлежали маглам-язычникам, которые в молитвах своим богам оставляли для них множества подношений вроде хлеба и молока, что, конечно же, привлекало лесную нечисть, как голубей.

Не удивительно, почему Римус выбрал подобное место. Леса в Шотландии в буквальном смысле начинены древней магии, к тому же, в них, кроме всякой живности, редко на кого-то натолкнешься. А еще это недалеко от Хогсмида, — всегда можно пополнить запасы и узнать последние новости. Для меня же, как для той, кто его теперь разыскивал, это было очень неудобно. Лес слишком большой и запутанный, в этом я убедилась, его прочесывая. А ждать удобного момента, когда Римус решить показаться в Хогсмиде, у меня не было времени. Неделя, отведенная Дамблдором на поиски, быстро закончится.

Так, греясь у зачарованного огня и потихоньку пригубляя огневиски из старой отцовской фляжки, я не заметила, как уснула.

* * *

Только по одному ощущению тревоги стало понятно, что этот сон будет таким же гадким, как и все остальные. Например, как те, где Джеймс и Лили поочерёдно умирают у меня на руках, или те, где меня преследует полуразложившееся тело Питера…

Я чувствовала, как начинает трясти мое тело, но никак не могла заставить себя проснуться. Хотя в этом сне все было совсем не таким, как обычно, что-то заставляло меня насторожиться.

Я стояла в гостиной Гриффиндора, в которой даже пахло так же, как я ее запомнила, — спиленным деревом и пылью. Самый что ни на есть охуенный запах на свете. Роднее него для меня раньше был только одеколон Джеймса, от которого разило, как от парфюмерной лавки. Я бы продала одну из своих конечностей, чтобы почувствовать его снова… В гостиной было тепло и уютно, я читала какую-то книгу, в которой даже не было букв, но я так отчаянно силилась что-то из неё запомнить, ёжилась в кресле и хмурилась. На лестнице слышались какие-то голоса и, судя по ору, это был мой брат. Никто на факультете не устраивал столько шума, сколько эта компания их четырёх семикурсников. Я сразу вспомнила этот вечер. Он мог вспомниться мне только во сне, потому что наяву я всячески открещивалась от того, что он когда-либо произошёл.

На той неделе я узнала страшный секрет Римуса и поссорилась со всеми мальчиками, кроме Питера (потому что с Хвостом априори невозможно поссориться). Помню, в какой ступор меня вогнала эта новость, хотя с другой стороны я почувствовала какое-то странное облегчение, как будто какая-то часть меня уже давно догадывалась, что мой одноклассник превращается в кровожадное чудовище по полнолуниям. Что-то внутри меня отказывалось воспринимать привычного доброго Люпина в поношенном свитере и жидкими усиками как прежде, я стеснялась его и поэтому выбрала самую дурацкую тактику, — убегание. Самый подростковый поступок на свете.

Услышав голоса на лестнице, я нарочно так сильно нахмурилась, глядя в книгу, и сделала вид, что так увлечена чтением, что ничего не замечаю. Сердце бешено застучало, а странички липли к потным рукам. Они стояли на лестнице несколько минут, все это время нервируя меня своим присутствием. Наконец, краем глаза я увидела два высоких силуэта, — это были Блэк и Джеймс. Заметив меня, они сделали такие кислые морды и тут же обернулись на лестницу. За их спинами стоял Римус. Я слышала, как они сказали ему, что пойдут в Большой Зал без него. Когда они проходили мимо, у меня внутри все трусливо поджалось. Я боялась, что кто-то из них скажет мне что-нибудь. Но они только прошли мимо, хлопнув портретом, и оставили меня наедине с Римусом. Он тяжело вздохнул, глянув в мою сторону как-то устало. Тогда я почему-то думала, что он меня ненавидит.

Я все ещё изображала читающую занятую дурочку, когда Люпин медленно обошёл диван и присел рядом. Я вздрогнула, внимательно наблюдая за каждым его движением, как за приближающимся хищником. Гриффиндорец передо мной выглядел очень усталым.

— Кира, давай поговорим, — наконец, выговорил Римус после нескольких мгновений напряженной тишины.

Я, все ещё разыгрывая дешёвый спектакль, деловито отложила книгу и посмотрела на него так, будто только заметила. Если бы при этом у меня сильно не тряслись руки, выглядело бы убедительно. Хотя кого я обманываю? Мы молчали еще с минуту, глядя друг другу в глаза. В голове уже вертелась какая-то речь, но я трусливо не могла заставить себя говорить.

— Римус, ты по-прежнему мой друг… просто, я не знаю, как переварить тот факт, о котором узнала, и при этом тебя не обидеть! Я думала, что знаю тебя, мы чуть ли не выросли… кажется, я начинаю нести какой-то бред.

Он опять тяжело вздыхает.

— М-мне очень стыдно, что ты об этом узнала. Если тебе неприятно, мы можем больше не…

— Люпин, хватит говорить ерунду, — мой дрожащий звонкий голос разносится по гостиной Гриффиндора. — Давай уже пропустим эти глупости и перейдём к той части разговора, когда все вернётся в прежнее русло с легким налетом недавней обиды!

Это заставляет его рассмеяться, а что с облегчением трясу лохматыми волосами и протягиваю ему мизинчик.

— Если ты сможешь простить меня, — голос меня предательски выдаёт, а вот улыбка говорит «ну пожалуйста». Как здесь можно устоять?

И похоже, что в этой ситуации не устоял не только Люпин. Я помню, его тёплый и скользкий от волнения мизинец соединяется с моим, мы трясём соединенными ладошками, как дети (о, Мерлин, какой стыд!), и смотрим друг на друга, не переставая улыбаться. А то, что произошло после, я очень сильно хотела забыть.

* * *

Я просыпаюсь так резко, будто кто-то растормошил. Волшебный огонь давно погас, тело неприятно продрогло, а в отцовской фляжке кончилось огневиски. Будто наваждение, на губах все ещё, будто фантомные боли, прикосновение тёплых губ Люпина. Пытаясь отогнать от себя это позорное воспоминание, встаю и начинаю расхаживать по лагерю. Мокрая земля неприятно чавкает под ногами.

Ругаясь под нос, пытаюсь прийти в себя, даже хватаюсь за какое-то дерево, шершавое и неприятное, все в каких-то глубоких щербинах. Присматриваясь, я понимаю, что это следы когтей оборотня.

Волчьи метки вели меня в сторону Запретного Леса. Легендарное поттеровское чутьё на приключения подсказывало, — случится какое-то дерьмо.

«Почему это никогда не бывает уютный номер в Трёх Мётлах? Это всегда жуткий лес с охуенным количеством монстров», — ругаясь себе под нос, я медленно пробиралась сквозь начинающую густеть чащу. С каждым новым шагом становилось все темнее, а по ногам начинал ползать липкий, холодный туман.

Это место всегда наводило на меня странный ужас, оно будто на каком-то подсознательном уровне давало понять, что тебе здесь не рады. В своё время мы провели здесь много времени. Сначала с Хагридом, отбывая наказания за проделки мальчишек, а потом и с параноиком Грозным Глазом. Аластор Грюм научил нас, как незаметно вести слежку, он был тот еще тёртый калач, пока не растратил половину конечностей. Мы недели проводили, патрулируя загаженные заведения Лютного Переулка, торгующие нелегальными зельями, или непроходимые лесные чащи, но нам все это было в радость. Джеймс буквально смотрел ему в рот. Несмотря на гадкий характер, у мужика было какое-то хищническое чутьё на всю мерзкую воландемортовскую дрянь, он будто не жил ничем другим, кроме этого сумасшедшего дерьма из погонь за Пожирателями Смерти, расследований убийств и магических перестрелок. Грюм, наверное, и не умел по-другому, это что-то вроде болезни. У Джима она тоже была. Вся эта любовь к квиддичу, сумасшедшим приколам, опасным друзьям, которые могут сделать из тебя кусок фарша по полнолуниям, — ему нравилась опасность, он будто питался критическими ситуациями. К тому же, такая жизнь была явно для него. Мой брат не из тех, кто будет стоять в стороне, когда в стране творится какой-то пиздец.

«Был не из тех»

Я бы сказала, что мне часто не хватает той, прошлой жизни, — мертвых друзей из Ордена Феникса, незнания того, каким будет завтра и доживешь ли до него вообще, но теперь я мало чего-то хочу. Только бесконечно сожалею и ною о жизни, вливая в себя огневиски.

«Надо было тоже погибнуть геройской смертью»

Я медленно шла по ночному лесу, прислушиваясь к каждому звуку, и ворочала скорбные мысли. По сравнению с туристическими маршрутами, чаща, по которой я двигалась, была жуткой и до смерти изнуряющей. Все время приходилось обходить кусты дикой ежевики или прорываться вперёд с помощью чар, продвижение оказалось на удивление ничтожным и изнурительным, однако это лучше, чем сидеть на месте. Во-первых, я боялась ещё раз заснуть, а во-вторых, чувствовала себя дерьмово. По крайней мере, дерьмовее, чем обычно. Мысли были стыдными и навязчивыми, заставляли меня раздражаться все сильнее, а волчьи метки попадались все реже.

Свободная рука по привычке потянулась к старой отцовской фляжке, висящей на поясе, но я тут же вспомнила, что огневиски кончилось ещё вечером, и расстроилась ещё больше. Странное чувство опасности мельтешило на границе сознания, но толком не могла понять, что именно его вызвало. Это чувство заглушало все, — ностальгию по старым дням, стыдные мысли… Конечно же, это старый древний лес с кучей лукотрусов, кентавров и, один Мерлин их знаешь, чего, но кожей чувствовала то, что дело не просто в липком тумане и странной, пустой темноте.

Осознание заставило меня резко остановиться. С тех пор, как я зашла в Запретный Лес, я не услышала ни одного звука, кроме собственных неуклюжих шагов и взмахов волшебной палочки. Даже ветра. Я застыла на месте, вслушиваясь в странную, напряжённую тишину. Во рту тут же пересохло.

— Кира, помоги!

Римус.

«Сначала думайте, а потом делайте, правило простое, салаги. Оно будет стоить вам жизни», — раздался в голове гаркающий голос Грозного Глаза.

Я не думала ни секунды, когда бросилась на истошно кричащий голос Люпина, раздавшийся где-то за кустами. Не подумала о том, что он звучал как-то искусственно, или о том, что волчьи метки давно пропали.

На войне часто возникали ситуации, в которых тебя спасают инстинкты, — вовремя брошенное заклинание, вовремя сделанный рывок. Своим я доверяла без лишних сомнений, а выкручены они сейчас были по максимуму. Каким-то диким толчком, почти трансгрессируя, я ринулась вперёд. Все внутри будто резко ухнуло вниз, оставив дыру где-то в животе, которая тут же заполнилась диким, почти животным страхом. Я бежала вперёд, проламывая себе дорогу чарами.

— Римус, я иду!

Голос передо мной стал ещё отчаяннее.

— Кира!

Я здесь, я иду, я спасу тебя, друг. На секунду все будто стало, как раньше. Будто я снова на рейде с лояльными мракоборцами, загоняю в угол воландемортовскую мразь, и одному из моих друзей нужна помощь. Проскочив через кусты ежевики, я вылетела на какую-то поляну. По прикидкам, голос был близко. Рука, сжимающая палочку, побелела от напряжения.

Именно в этот момент я услышала кое-что похуже.

— Кира!

Это был Джеймс.

Мое сознание резко застыло. Лениво, будто где-то во сне, я почувствовала, как мое тело резко дернулось и зашлось дикой дрожью.

«Это… это…», — я думала, что забыла, как звучит его голос. Будто не было этих трёх лет, будто я… будто он и не умирал.

Рот скорчился в немом крике. Я хотела позвать его тоже, хотела, чтобы он нашёл меня, но голос не слушался. Это очередной блядский сон, в котором все хорошо, но одну вещь про свою жизнь я знала точно, — в ней так не бывает. До хруста сжав пальцы на волшебной палочке, я сделала такой резкий мах, что воздух вокруг засвистел и наполнился желтыми искрами. В чёрную, высокую до неба непроходимую стену кустов полетел огненный шар, разгоняя по поляне зловещие тени, заставив их трусливо броситься по углам. Раздался чудовищный треск и вопль, похожий одновременно и на звериный, и на человеческий. В ярко-оранжевом свете волшебного пламени появился силуэт огромного нечта, высотой с Хагрида, абсолютно голого, только кое-где с вытянутого, звероподобного тела свисали старые лохмотья. На голове, словно корона, были огромные, оленьи рога.

— Ч-то за?!.. — только и успела выкрикнуть я, прежде чем тварь в два прыжка бросилась на меня, волоча огромные, длинные руки.

Инстинкты сработали и в этот раз. К счастью, в мою пользу. За какую-то долю секунды я сообразила, что делать, и тут же выставила палочку. В тварь полетели оглушающие чары, а я со всех ног бросилась в обратную от неё сторону.

* * *

Быть Поттером — это не просто принадлежать к древнему магическому роду зельеваров и борцов с проклятиями. Папа всегда говорил, что у всех членов нашей семьи есть один выдающийся талант: мы просто виртуозно приманиваем проблемы на задницу. Поэтому я почти не удивилась, когда очнулась в какой-то темной пещере со связанными руками и ногами. Удивительным было то, что я все ещё жива.

Кругом было чудовищно темно и воняло гнилым мясом. Невозможно понять, находится ли тварь неподалёку. Я пыталась сосредоточиться, использовать свой страх, чтобы пробудить хоть какую-то стихийную магию, но без палочки это было чертовски сложно.

«Поздравляю, ты умрешь в грязной пещере на кучке костей», — такой конец не особо-то радует, учитывая, что у меня уже были планы.

Где-то справа от меня послышались шаги, пока лицо не обдало кислым, гнилым дыханием. Так воняет из пасти собаки. И даже не той, что греется у твоего камина, а той, что живет на свалке и питается человечиной и отбросами.

— Попробуй позвать на помощь, — издевательски сказала мне тварь голосом моего брата.

Я не могла не дёрнуться, хотя прекрасно понимала, что именно этого он и хочет.

— Это… это ты звал меня из кустов, — голос едва слушался. Глаза яростно искали в темноте хотя бы намёки на то, насколько он близко.

В ответ мне раздался гулкий, лающий смех. Джеймс никогда так не смеялся.

— Хватит этого цирка! Если хочешь меня сожрать, то делай это быстрее, — до дикой боли я сжала руки, пытаясь вызвать у себя хоть что-то. Страха было много, но его было недостаточно. Магия медленно закипала на кончиках пальцев, но этого было едва достаточно, чтобы вытащить меня из этой задницы.

Два красных, налитых кровью глаза оказались так близко, что я забыла, как дышать. Существо смотрело мне прямо в лицо, и пускай я не видела его отвратительную морду, я чувствовала кожей этот хищный, голодный взгляд. Впервые хоть кто-то послушался моего совета. Мерзкие, холодные как лёд лапы обхватили мои плечи и сжали так сильно, что из горла сам собой вырвался тяжёлых крик. Я умру здесь, а эта тварь заберёт мой голос и будет звать им заблудившихся в лесу путников или браконьеров. Может быть, она даже заманит им Римуса…

Странный, тёплый свет вдруг показался мне в уголке глаза. Правую щеку обдало диким жаром, прямо над ухом раздался неистовый крик твари. Что-то с громким грохотом упало на землю и поползло прочь, раздался треск огня. Я разлепила глаза и тут же едва не заплакала от ударившего в лицо дыма. Странная, худощавая рогатая тварь корчилась в дальнем углу пещеры, пытаясь сбить с себя ярко-желтые языки волшебного пламени. Я хорошо знала это заклинание, и от увиденного едва не зашлась слезами облегчения.

— Все хорошо, — на входе в пещеру стоял Римус. По крайней мере, что-то на уровне инстинктов подсказывало мне, что это он. Странного, заросшего человека в поношенной мантии я едва узнавала.

Под взмахом его палочки гнилые канаты, спутывающие мои руки и ноги, рассыпались на части странной песочной пылью. Едва соображая, я таращилась на них диким взглядом.

— Пожалуйста, отойди в сторону, — Римус пронзил меня решительным взглядом, только благодаря которому я смогла отодрать задницу от пола и шарахнулся вправо. Мимо меня с огромной скоростью пролетел ещё один огненный шар, заставив тварь заорать ещё громче. Она каталась по усеянной костями земле, полностью поглощённая пламенем. Мы с Люпином молча наблюдали за тем, как от монстра остаются одни угли.

* * *

Какое-то время я просто сидела на земле, глядя на стоявшего передо мной волшебника, который только что победил трёхметрового страшного монстра парочкой заклинаний, и не могла поверить своим глазам. Лицо, завешанное грязными темно-русыми лохмами, перекосила странная, болезненная улыбка. Пока я пыталась придти в себя и осознать, что только что произошло, он неуклюже спустился в пещеру, осматривая углы.

— Я услышал, как ты кричала, — опережая мой вопрос, тут же ответил Люпин.

На самом деле, я не хотела его ни о чем спрашивать, но зачем-то кивнула.

— Твоя палочка, я на шёл ее в лесу, — передо мной оказалась бледная, исцарапанная рука, сжимающая мою волшебную палочку. Какое-то время я тупо таращилась сначала на неё, потом на бледное люпиновское лицо, чувствуя как трясётся челюсть.

Даже глядя в глаза огромной трёхметровой твари мне не было страшно, внутри меня не было такого дикого волнения. Подскочив, я повисла на его шее, заскулив, как побитая собака. Слёзы текли из глаз бешеным потоком, и я прятала лицо в его шее, боясь даже пошевелиться.

Эти три года… Я не видела его эти три страшных года, которые были похожи на смерть.

Руки Римуса стиснули мои плечи с такой силой, что я удивлённо ахнула. Не знаю, сколько прошло времени, бесконечность или пару минут, но я почувствовала, как что-то в моей жизни становится на место и возвращается к порядку. Пустота в груди, которую я носила с собой эти три года, холила и лелеяла, заливала алкоголем, жалость к себе, вдруг заполнились чем-то тёплым, знакомым. Прямо как в том дурацком сне.

Я сидела у костра, в разбитых чувствах глядя на огонь. Ещё с самого детства у меня была странная защитная реакция — пугаться после времени. Попав в руки к лесной твари, мне было так страшно, но понимание всей опасности пришло позже, когда мы с Римусом трансгрессировали к его лагерю. Все это время он мягко держал меня за локоть, помогая на негнущихся ногам идти по заваленной тропке. Скованное шоком, тело меня не слушалось, поэтому мне ничего больше не оставалось, как идти подле Люпина со скоростью улитки и злобно глядеть себе под ноги.

— Ч-что это была за тварь? — зубы все ещё стучали, может, скорее механически, потому что холодно мне не было.

Римус, все это время занимающийся костром, подарил мне тёплую, ободряющую улыбку. Мерлин Всемогущий, за долгое время одиночества я уже успела отвыкнуть от… такого обращения. Было что-то непривычное в том, чтобы дружески разговаривать с кем-либо, улыбаться, что в ответ я лишь скорчила неуверенную гримасу и тут же на себя разозлилась.

— Вендиго, — ярко-оранжевые языки плясали на щербатом лице Люпина, когда он помешивал угли. Я следила за тем, как толстая палка в его руках ворошит золу и раскалённые докрасна поленья. Вокруг существовал только оранжевый круг, освещённый костром и длинные тени, отбрасываемые магловской палаткой и скромными пожитками Римуса. Все, что находилось за его пределами было чужим, словно чёрная стенка, оберегающая наш потрёпанный лагерь.

— Я думала, они только в Америке и водятся, — я нахмурилась, наконец оторвавшись от созерцания красных угольков, и посмотрела на своего друга.

Я не знала, имею ли право на то, чтобы до сих пор его так называть. Передо мной стоял не вчерашний школьник в потрепанной мантии, а кто-то чужой. У этого человека мантия ещё более ободрана, а лицо, исполосованное тремя лиловыми шрамами, заросло чёрной, запутанной бородой. Если бы не эти шрамы, я бы и вовсе не узнала вечно аккуратного одноклассника. Мне нравился Римус. Как и все полукровки, он был простым, открытым парнем, впрочем, не без своих секретов. Я знала, что он добрый и вечно крутится возле моего брата, а значит и возле меня. Этого было достаточно для того, чтобы мы стали по крайней мере товарищами.

— Они водятся везде, где голодно и холодно, а Волан-де-Морт в своё время призвал на войну достаточно нечисти. Конкретно этот спустился с гор и терроризировал окрестности несколько лет, — спокойный, хрипловатый голос Люпина вернул меня в реальность. — Мне понадобилось несколько недель, чтобы найти его логово. Пришлось торопиться, пока эта тварь не начала заманивать маглов из Инвернесса.

— Дамблдор сказал мне, что ты ушёл в глушь, потому что боишься Министерства, — я задумчиво вертела в руках откуда-то взявшийся листик, — а ты, выходит, все это время помогал простецам?

— Одно другому не мешает, — Римус выдавил из себя скромную улыбку.

Я только хмыкнула, вытирая ладони от ярко-зелёного сока. Листик уже давно превратился в кашу. Повисла напряженная тишина. Вопросы уже давно вертелись у меня на языке, но одновременно и не хотелось поднимать эту тяжелую, ненавистную тему.

— Почему… — голос предательски меня подвёл, но я решила начать сначала. — Почему тебя не было… на похоронах?

Было видно, что он ждал этого вопроса какое-то время, и сейчас тяжело вздохнул, пряча взгляд за отросшей чёлкой.

Тогда, три года назад, я злилась на них всех. На Джеймса за то, что бросил меня, на ебанного Блэка, мерзкую, двуличную тварь, на жалкую попытку Хвоста его схватить и на его тупую смерть. Мне было так плохо, что я ненавидела всех. Спустя год болезненного, воспалённого транса, я поняла, что это бесполезно, и мне стало так наплевать на все, — на своё будущее, работу и вообще все.

— Я н-не смог. Я понимаю, оправдание не из лучших, но… — он вдруг посмотрел мне в глаза, и пусть я увидела только два блестящих огонька, этого хватило, чтобы покрыться мурашками. — Я был так зол, разбит… Сначала Лили и Джеймса, а потом новость о Сириусе…

Я так резко подскочила на ноги, что чуть пошатнулась.

— Не. Зови. Его. Сириусом, — прошипела я сквозь сжатые губы. — Эта… тварь этого не достойна!

— Прости, — Люпин тоже поднялся на ноги. Я глянула на него свирепо, ожидая, что сейчас он ринется меня утешать, но принялся рыться в походной сумке. — Для тебя, наверное, это все чертовски тяжело, учитывая, что вы…

Я фыркнула.

— Между мной и Блэком ничего не было!

Римус даже не стал прятать саркастичную ухмылку. Под «ничего» я подразумевала, что бегала за ним на протяжении двух лет, словно собачка, мотала нервы Джеймсу, жалела себя в этой больной, односторонней любви. Но эта болезнь, не получив никакого подкрепления, быстро угасла. К тому же, у него с МакКиннон была какая-то сложная и тяжелая история. Пожалуй, ещё тяжелее, чем у Лили и Снейпа. Я не смела даже носа совать в эту историю и предпочитала вздыхать где-то издалека. Впрочем, сейчас это не важно. Марлин МакКиннон вот уже четыре года гниет в сырой земле, вместе с моим братом, а Сириус Блэк гниет с тюрьме.

— Знаешь, а ты очень сильно изменилась, — видимо, решив не бередить старые раны, Люпин решил зарыть топор войны и протянул мне какую-то флягу. Надеюсь, там огневиски. После обсуждения этой темы мне хотелось глотнуть чего-то горячительного и расслабиться.

— Сказал человек с густой бородищей, — хмыкнула я перед тем, как сделать глоток из старой, поношенной фляги. К сожалению, в ней был всего лишь согревающий бальзам. — У меня есть квартирка в Кардиффе. Она небольшая, но я хорошо ее защищаю. Министерство ни за что до тебя не доберётся…

— А по полнолуниям мы будем вместе прогуливаться по ночному парку? — он хмыкнул, застегивая рюкзак.

— Достанем для тебя зелье. У меня денег до жопы. С меня не убудет.

— Кира… не нужно.

Он никогда не принимал подачек, чертов гордец. Раздраженно отмахнувшись, я решительно прошлась по поляне.

— Этот не просто широкий жест, взамен я бы хотела попросить твоей помощи в одном щекотливом деле… — я задумчиво остановилась в самом центре лагеря.

* * *

Чтобы уговорить Римуса, мне понадобилось немного природного дара убеждения и немного сгустить краски. Он был в долгу перед Джеймсом и его семьей, а я — часть этой семьи. Поэтому спустя три часа мы уже стояли в кабинете Альбуса Дамблдора и ждали дальнейших инструкций.

Настроение после встречи с вендиго, как бы это не было безумно, было что ни на есть боевое. Я была готова разорвать голыми руками пару десятков Пожирателей Смерти и закусить парочкой дементоров, если бы только представилась возможность, а я ведь даже ничего не пила.

«Сумасшедшая поттеровская порода», — подумала я с ухмылкой, когда мы с Римусом шли по темному коридору замка в сторону кабинета Дамблдора. Люпин, заметно помрачневший с тех пор, как мы трансгрессировали в Хогсмид, в этот момент как раз повернул голову в мою сторону, будто собирался что-то сказать, и растерянно наткнулся на мою ухмылку.

— Ты… эм, ты так толком и не объяснила, что эти фанатики хотят сделать с Гарри, — проговорил он спустя пару мгновений после того, как наши взгляды неловко встретились, и потёр шею.

— Убить? — по правде говоря, я и сама не знала.

— А я думал, что они хотят угостить его шоколадом, — этот ироничный взгляд прямо подбивал треснуть ему промеж рёбер. — Как они нашли его?

— Я не знаю, директор и сам не знает, — старый алхимик с картины напротив бросил в нашу сторону любопытный взгляд и, заметив, что я на него смотрю, тут же исчез где-то за рамой. В коридоре стояла странная тишина. Почти все обитатели портретов смотрели на нас, что-то тихо обсуждая. — Давай обсудим это в кабинете Дамблдора. Обстановка там более конфиденциальная.

Пальцы машинально потянулись к поясу, на котором висела отцовская фляга. В очередной раз вспомнив, что она пуста, я тихо выругалась.

* * *

Как бы это не было нелепо, Дамблдору толком и не известно, какая угроза висит над Гарри. Как он успел объяснить нам с Римусом (в весьма раздражающей манере прибавлять своим словам многозначительности), один из его агентов схватил подозрительного человека, дежурившего у дома Дурслей. Подселенная Дамблдором соседка-сквиб заметила, как он с палочкой наготове прятался за живой изгородью в доме напротив. Разумеется, вытрясти из фанатика ничего, кроме как невнятного бубнежа про возвращение Темного Лорда, не удалось. Прежде чем Снейп успел влить в него сыворотку правды, чудила умудрился достать какой-то старый амулет с проклятьем, который тут же его убил.

Я помню, как три года назад меня с непроницаемой уверенностью уверяли, что последователи Волан-де-Морта никогда не смогут найти дом чокнутой сестрицы Эванс, но, как оказалось, что все-таки найти моего племянника очень даже могут. Ещё одной нитью заговора был странный артефакт, оставивший после подозрительного типа одну лишь лужу серой жидкости, — вещицы такого типа просто так не попадают в руки. Все они находятся под строгим учетом Министерства, в Отделе Тайн. Это значит, что среди невыразимцев есть предатель, либо этот амулет был контрабандным.

Именно тогда в дело вступаю я. Дамблдор сказал, что уже подал за меня заявку на работу в Министерство Магии и она была успешно одобрена, что меня удивило. За моей спиной полтора года курсов подготовки авроров и громкая фамилия, — нет полноценного образования, нет опыта. Наверное, очередные махинации.

Что же до контрабанды, то этим делом должны были заняться Снейп и Люпин. У одного есть маломальские связи с торговцами редких материалов зелий на чёрном рынке, а второго ни за что бы не приняли в Министерство. Желтоватая восковая рожа Северуса от души сморщилась от этой новости и стала ещё неприятнее. Видит Мерлин, этот червяк ничуть не изменился со времён школы. Только было в нем что-то странное, — когда он думал, что на него никто не смотрит, его взгляд вдруг становился таким болезненным, что даже становится не по себе. Джеймс говорил мне, что чуть ли не сразу после выпускного, у него умерла мать. Дамблдор мастерски сгладил углы, но все прекрасно понимали, почему Римус не может устроиться в Министерство вместе со мной. По лицу Люпина было видно, что его это задевает, но он только натянуто улыбнулся на какой-то колкий комментарий Снейпа и больше ничего не сказал.

На самом деле, мне очень обидно, что такой талантливый волшебник вынужден жить в горах из-за того, что болен. Причём не по своей вине. Выйдя в коридор, Люпин смерил меня каким-то странным взглядом, и пускай до этого мы обсуждали знакомого гоблина-контрабандиста, он вдруг сказал:

— Как только все закончится, я вернусь в Запретный Лес.

Прежде чем я успела что-то ответить, он быстро зашагал в сторону лестниц. Мне оставалось только глядеть в его сутулую спину в расстроенных чувствах.

* * *

Увидеть Хогвартс было чем-то странным и... болезненным. Словно увидеть повторение когда-то понравившегося сна, — все совсем такое, как ты запомнил, но при этом такое чужое. Я глядела на пустые, ждущие осени коридоры, раздавленная осознанием того, насколько сильно изменилась с тех пор, как ходила по ним в прошлый раз. Будто в другой жизни.

Хогсмид был не лучше. В общем и целом он остался тем же, — маленькие домики, магазины и таверны. Правда, народу летом скуднее. Устроившись на каменном ограждении напротив старого-доброго Зонко, я все с той же странной болью наблюдала за выгрузкой привезённого товара. Времени, проведённого меж ярко-розовых ящиков с приколами, и не сосчитать. Увидев его, я чуть не прослезилась.

Фляжка в руке уже успела согреться. К сожалению, в этот раз в ней какой-то бальзам, который мне всучил Снейп. Как он сказал, это поможет заживить разодранные руки и ноги, оставшиеся после схватки с вендиго. Теперь я задумчиво щёлкала крышкой, сидя на каменном ограждении.

— Неужто эт Кира Поттер? — Хагрида трудно упустить, но я как-то умудрилась заметить его появление только после того, как его косматая голова пророкотала сверху радостное приветствие. В руках у лесничего была какая-то здоровенная бочка, и мне даже не хочется знать, чем именно она заполнена. — Сколько зим, сколько зим... А я наперво и не узнал тебя.

Судя по запаху, которым обдало мои ноздри, в бочке был компост.

— Хагрид! — столько знакомых лиц спустя три года затворничества, пожалуй, слегка слишком. — Здорово!

— Уж думал, мне показалось, что видел здесь старину Римуса, — бочка в его огромной руке опасливо висела прямо над моей головой. — Вы, небось, теперь много путешествуете вместе?

— Чуть меньше, чем хотелось бы, — я хмыкнула, тут же с громких хлопком захлопнув крышку фляги, которую теребила в руках все это время. — Хагрид, а ты до сих пор варишь ту тыквенную брагу? Увидела тебя и очень захотелось попробовать.

— Обижаешь, — маленькие чёрные глазки Хагрида радостно загорелись.

* * *

Понятия не имею, как оказалась в своей ободранной квартире в Кардиффе. Последнее, что помню, так это как сидела на здоровенном табурете в доме старины Хагрида и навзрыд спорила о породах гиппогрифов, за что чуть не получила промеж глаз в порыве активной жестикуляции великана. Утро получилось очень странное. С одной стороны я чувствовала сильное облегчение от того, что снова как следует хлебнула горячительного, но с другой похмелье было таким ужасным, что я едва могла поднять голову.

— Не спишь? — голос Римуса заставил меня вздрогнуть.

Я лежала лицом в подушку и, подняв голову, увидела перед носом протянутый стакан с водой. Не помню, как умудрилась выхлебать весь до дна, это случилось очень быстро.

— Почему я сейчас не валяюсь кверху задницей в тыквах Хагрида, а сплю в своей кровати? Это какое-то Рождественское чудо? — усмешка вышла кривой, потому что меня сильно тошнило.

— Скажем так, — рядом раздался смешок Римуса, — Стенли Шанпайк ещё долго не пустит тебя в свой автобус…

— Я опять чуть не превратила его в жабу?

— Нет, переблевала половину второго этажа «Ночного Рыцаря» и напугала его сына до полусмерти, — старая софа надрывно скрипнула, когда Люпин плюхнулся рядом со мной. Его рука коснулась моего плеча. — Это было так необходимо?

Не удержавшись, я тяжело вздохнула.

— Слушай, я… — я резко подпрыгнула, глядя в лицо сидящего рядом со мной человека. — Пресвятой Мерлин, ты кто такой и что ты сделал с Римусом Люпином?

Гладко выбритые щеки лоснились на бьющем из окна солнце, и я впервые могла посмотреть моему другу прямо в глаза, так как их больше не завешивала отросшая чёлка. Все-таки он изменился гораздо больше, чем хотел показать, потому что только от одного взгляда на постаревшее не по годам лицо Лунатика и в тусклые ничего не выражающие глаза, мне вдруг так резко скрутило внутренности. Грустный человек, сидящий рядом, невесело усмехнулся и стал совсем немного похож на моего одноклассника.

—Ты… так вот где ты был!

— У Абрефорта, он одолжил мне бритву и ножницы.

— А почему не попросил их у Снейпа? — я от души рассмеялась, но тут же сморщилась, — по вискам прошёлся болезненный импульс.

Наступила неловкая тишина. Все ещё сжимая виски, я оглядела свой гадюшник и поняла, что мне впервые за него стыдно перед кем-то. При свете бьющего из-за штор солнца ужасающе хорошо заметно, как много в воздухе плавает пыли. Впрочем, ее везде много.

* * *

Над головой Римуса пролетели ведро и швабра, издав громкое клацание. Я стояла посередине комнаты с закатанными рукавами и размахивала волшебной палочкой, словно дирижёр.

— Что ты делаешь?

— Навожу порядок.

Впервые я засыпала в своей квартире трезвой. Наверное, из-за этого все никак не получалось уснуть. Странная, напряженная тишина и тёмные силуэты мебели действовали на нервы.

Я смотрела на белое лицо Римуса, освещённое тусклым лунным светом, выглядывающим из-за зашторенных занавесок. Луна сглаживала огрубевшие не по годам черты лица — болезненные впалые щеки, обветренные губы и покрытый морщинами лоб. С неудобной, продавленной софы, на которой я спала, можно было наблюдать за тем, как подрагивают его серебристые ресница и медленно вздымается грудь. Даже во сне неосознанно Люпин казался нахмуренным, напряжённым, отчего в груди только сильнее заболело. Его лицо почему-то напомнило тот вечер в гостиной Гриффиндора, из-за чего грудь кольнуло еще сильнее.

«О чем я только думаю?», — спросила я саму себе и резко развернулась в другую сторону, сопротивляясь странной тоске из-за всех сил.

Но это не помогло, потому что я все ещё слышала тихое дыхание Римуса, даже когда зажимала уши между подушками. Шорох от этого поднялся сильный, потому что через минуту за спиной раздался тихий шёпот:

— Не можешь уснуть?

То ли от того, что в моем доме никогда никто не оставлялся на ночь, то ли он неожиданности моя спина покрылась мурашками.

— Д-да… — от нервов в горле заметно пересохло. В следующий раз возьму с собой папину фляжку. — Ты тоже?

— Ты громко ворочаешься, — в голосе Римуса слышалась улыбка. Я услышала, как он сел на разваленном на полу старом матрасе, пружины при этом надрывно скрипнули. Вечером пришлось немного поспорить за место на полу — никто из нас не хотел оставить другого ущемлённым. — Тебя беспокоит что-то?

— Что-то кроме вечных кошмаров и алкоголизма? — не удержалась и язвительно пошутила, но после наступившей тишины стало не по себе. Повернувшись на другой бок, я увидела, что Римус смотрит прямо на меня. Захотелось спрятать под одеялом и притвориться, что ничего не было. Вместо этого я попыталась оправдаться: — Я в порядке… правда.

Очень убедительно. «Превосходно» за умение вешать лапшу на уши.

Почему-то стало так стыдно за сказанное. Разозлившись на саму себя, прикусываю язык и опускаю взгляд. Прямого контакта просто не выдержу, по крайней мере не сейчас. Плеча касается что-то тёплое. Ладошка сама тянется вверх и сжимается на пальцах Римуса, очень шершавых. Я рада, что не приходится объяснять.

* * *

Утро четверга началось, как всегда, с завываний старого упыря, живущего на чердаке, — недавно они начали пристраивать еще один этаж, и незваному соседу пришлось сдвинуться с насиженного места. Уже второй год Артур обещает Молли совсем прогнать его из Норы, но, по правде говоря, он вовсе не против такого соседства. За исключением тех случаев, вой с крыши и удары по батареям будят детей.

Вот и сегодня Молли разбудила его недовольным бормотанием и тычком в бок, когда прямо над их спальней раздался громкий топот. Артур вовсе ее не винил, — вчера близнецы умудрились украсть у него волшебную палочку и напугать Рона до полусмерти пауком, раздутым при помощи чар. Молли разозлилась, и они немного повздорили. Теперь, стараясь хотя бы немного загладить вину (видит Мерлин, ему действительно стыдно), Артур потянулся за палочкой и очками и нехотя поплелся на чердак.

Применять против старого упыря какие-то чары ему совсем не хотелось, несмотря на то, что его выходки причиняли их семейству много хлопот. Обычно Артур ограничивался заглушающими чарами и отправлялся спать. Сонно проковыляв по несуразной, скрипучей лестнице мимо детской, он планировал провернуть то же, что и всегда. Большие семейные часы, подаренные им кузиной Дейзи, показывали полшестого утра.

— Миленький дом, — хриплый голос, раздавшийся за спиной, заставил его вздрогнуть и крепче схватиться за палочку. Развернувшись на пятках так, что чуть не слетели домашние тапочки, Артур нос к носу столкнулся с напуганной гостьей.

— Это… Кира Поттер? — тяжело охнул Уизли, спустя минуту напряженной тишины, во время которой его глаза в лихорадке бегали по лицу гостьи.

Спросонья ему показалось, будто он увидел призрака. Женщина в залатанной грязной мантии, стоящая перед Артуром, едва походила на маленькую, задиристую сестру Джеймса Поттера, вечно веселую, у неё всегда находилось, что ответить. У ведьмы перед ним было уставшее, серое лицо и серебристые проблески ранней седины в чёрных как смоль волосах, и потухший, неуверенный взгляд, она будто боялась подать голос, в напряжении глядя на наставленную на неё волшебную палочку. Мерлин, что война сделала с этой девочкой?

— Какими судьбами? — виновато улыбаясь, Артур торопливо опустил палочку, пытаясь спрятать ее в карман, но вспомнил, что стоит в одной пижаме.

Она проследила за его неуклюжими действиями, наконец, расслабившись.

— Простите, что завалилась в ваш дом с утра пораньше, — ее трясущиеся руки принялись шарить по карманам мантии, пока не выудили оттуда смятый листок. Это было какое-то письмо. — Я от Дамблдора.

Артур удивлённо забрал у неё письмо, вчитываясь в аккуратный почерк директора. С каждой новой строчкой удивление сменялось внутренним ликованием.

— Неужели у меня будет коллега? — просиял Уизли, и, прежде чем Поттер успела что-то сконфужено ответить, широким жестом махнул в сторону недостроенной гостиной. — Пожалуйста, проходите вниз!

* * *

Я сидела на старой продавленной софе, держа в руках чашку только что сваренного какао и не могла прийти в себя от нежданного радушия, с которым меня приняли. Артур и раньше был немного странным, но сейчас, узнав о моем назначении, принял его с такой маниакальной радостью, что перебудил половину дома. Я думала, что хозяйка меня убьёт, когда из нижней комнаты послышались недовольные крики, а с чердака какое-то странное завывание. Выскочив на лестницу с упёртыми в бок руками, Молли Уизли тут же насела на своего мужа за шум. Она заметила меня не сразу, а потом смерила таким удивлённым и одновременно грозным взглядом, что хотелось провалиться сквозь землю. В течение десяти минут Артур возбужденно тряс перед ее лицом письмом Дамблдора, объясняя про назначение.

Спустя еще пять минут на кухне уже запахло беконом и жаренными тостами, а в моей руке оказался горячий какао. Пока Молли суетилась на кухне, а Артур успокаивал разгалдевшихся детей и одного орущего упыря с чердака, я оглядывала безумно маленькую гостиную, битком обставленную мебелью. Тут же вспомнилась мама, а от простого домашнего уюта защемило сердце. Даже несколько часов уборки в моей берлоге не сделают ее настолько домом в самом родном понимании этого слова. Дома у меня нет и, наверное, больше никогда не будет в этой жизни.

Осторожно протиснувшись между двумя громоздкими креслами, похожими на две огромные свернувшиеся волосатые туши, я подошла поближе, чтобы посмотреть на семейные снимки. Близнецы Пруэтт тут же привлекли взгляд. Два смеющихся парня на черно-белом снимке, обнимающие какую-то пожилую женщину, — две худощавые, нескладные дылды… Фабиан и Гидеон были мне как старшие братья. С ними на вылазках можно было не бояться, что покалечишься. Они всегда были готовы спасти чужие задницы, не жалея своих.

Пожиратели Смерти толпой взяли их в кольцо. От тел близнецов остались лишь кусочки. От Гидеона удалось найти только часы.

— Мой брат о вас рассказывал… — раздавшийся за спиной голос хозяйки заставил меня испуганно обернуться. Молли Уизли, как и я, не сводила глаз с колдофото своих братьев. Глаза ее грустно блеснули.

— Фабиан? — рука словно сама по себе вскинула вверх, чтобы провести по лицу одного из близнецов. — Он был моим лучшим другом.

В своём долгом, нескончаемом трауре по Джеймсу и Лили, я и забыла, как много наших полегло на войне. Некоторым из друзей только успело исполниться восемнадцать, когда Волан-де-Морт напал на их дома и уничтожал семьи только за намеки на магловскую кровь. Смерть Фабиана и Гидеона поразила меня в самое сердце когда-то. Джеймс и Сириус были так злы, что тут же вскочили с места, схватив мантию-невидимку, сели на мотоцикл и не возвращались в штаб целую неделю. Грюм сказал, что эти остолопы преследовали ублюдков, которые убили наших друзей.

* * *

Внешне Кира и Джеймс были практически идентичными, — они одинаково смеялись и одинаково злились, показывая зубы, но если посмотреть на их друзей, то можно легко понять, что у брата и сёстры гораздо больше отличий, чем кажется на первый взгляд. Несмотря на то, что они выросли вместе и учились на одном факультете, Джеймс и Кира предпочитали совершенно разные компании, избавившись от общества друг друга.

Лучшим другом Джеймса Поттера был Сириус Блэк, один из тех, кто получал больше всего сов с валентинками на 14 февраля и непристойных предложений на вечеринках. Кира тоже ходила на вечеринки, но предпочитала общество близнецов Пруэтт. Непристойные шутки отпускал ее брат, называя их «тройничком».

— Что ты сделала с бедным Люпином? — плюхнувшись на диван перед камином, спросил Фабиан, прикладываясь к бутылке сливочного пива.

Кира, сидевшая на подоконнике, выдала себя одним взглядом. Покраснев, она тут же приняла невозмутимый вид, будто ничего не понимает.

— О чем ты? — хмыкнув, она бросила в сторону Римуса быстрый, осторожный взгляд и тут же отвернулась. Люпин сидел на подоконнике на другом конце гостиной и о чем-то разговаривал с Сириусом.

— Ходите переглядываетесь, будто встречаться начали, — Фабиан раскатисто рассмеялся, только по одному ее лицу поняв, что угодил в цель, пускай и не полностью.

— Я тебя ненавижу… — чёрные, словно угли, глаза Поттер встретились с насмешливым взглядом Фабиана. Впрочем, спустя пару мгновений они вместе пили сливочное пиво.

* * *

На работу меня провожало множество пар любопытных глаз, выглядывающих из-за Молли. Великий Мерлин, сколько же у них лопоухих рыжих карапузов, все на свой лад. Одному из них, пузатому Рону в колготках со снитчами, сейчас столько же, сколько моему Гарри. На секунду вместо рыжего щекастого мальчишки, такого же нескладного и пучеглазого, как и Артур, я представила лохматого, зеленоглазого племянника. В последний раз я видела его совсем малышом. Как он? Хорошо ли кушает?

Всю дорогу до окраины леса, где можно было трансгрессировать без свидетелей, мы шли молча. Артур явно был в взволнованном возбуждении и хотел со мной чем-то поделиться, но, видимо, у меня на лбу было написано, что на душе скребут низлы. Невольно вспомнилась тёплая ладонь Римуса на моем плече, и стало чуть-чуть получше. Предстояло много работы, пора собраться с мыслями.

* * *

В Министерстве Магии я бывала много раз, проходя курсы мракоборцев вместе с Джимом. Здесь как всегда шумно, огромная неразбериха и куча народу. Главный Холл как всегда раздражал холодной, вычищенной до блеска плиткой. Стараясь не отставать, я угрюмо шла по пятам Артура, пока мы, наконец, не зашли в лифт.

Место, в которое меня привёл Артур, больше походило на какую-то шутку. Застыв у двери в кабинет, размером меньше каморки для швабр в Трёх Мётлах, я в недоумении оглядела два тесно поставленных стола и кучу картинок с маглами, развешанными на стенах. Старший Уизли был так горд, показывая свой кабинет от коллекции фото на стене до чахлого фикуса, что едва не начал светиться.

«Дамблдор, это какая-то шутка?!» — пронеслось в голове, тут же принялась лихорадочно вспоминать содержание письма с назначением. «Один из отделов магического правопорядка», значит… Почему-то старый плут забыл упомянуть, что это отдел по работе с вещами магглов!

Годрикова Впадина, 1978 год.

В этот вечер вчерашние выпускники Хогвартса, а теперь уже покрытые синякам подопечные Аластора Грюма, с не по годам серьезным, мрачным выражением глаз, успевшие повидать за свои восемнадцать лет жизни смерть и вещи похуже, как никогда походили на обычных тинейджеров с обычными тинейджеровскими проблемами. Джеймс и Фабиан умудрились прибрать к рукам ящик нелегального огневиски, конфискованного на последней рейде у гоблина-подпольщика, торгующего поддельными зельями. Предвкушая вечернюю попойку, они дружно ржали над криво, с ошибками напечатанными этикетками, на которых были выведены волнистые буквы “Виски Агден, сделано в Шатландии». Лили, моющая в этот момент посуду, оглядывалась на них с грустной улыбкой.

— Я пыталась отговорить их пить эту дрянь, — проворчала Кира Поттер, сидящая на подоконнике с чашкой чая, и тоже глянула в сторону гостиной, откуда доносился громкий смех. — Кто знает, что этот Когтелап намешал в свою бодягу, но Джеймс сказал, что пусть у него хоть ослиные уши вырастут, это всяко лучше, чем сидеть и киснуть, слушая по радио про очередное дерьмо, творящееся в мире…

— Знаешь, в чем-то он прав, — Лили вздохнула немного устало и постаралась улыбнуться. Выключив воду, она села на стоящий рядом табурет. — С тех пор, как Римус отправился к Сивому, на нем просто лица нет. Только и делает, что балуется со своим дурацким Снитчем, не произнося ни слова.

— Это Поттеровский способ сказать «я переживаю», — хмыкнула Кира, поставив чашку на стол. Чая там давно не было, но она по привычке продолжала вертеть ее в руках только чтобы как-то отвлечься. В отличие от Джеймса, ее не сильно интересовал паленый огневиски, к тому же она спокойно выносила брата и Фабиана Пруэтта по отдельности, но едва могла их переваривать, когда они собирались вместе, становясь вдруг такими невыносимыми придурками. Прямо как сегодня.

Лили только кивнула, при этом немного рассеянно. Наступила неловкая тишина. Ещё в школьные годы она не очень хорошо ладила с сестрой Джеймса. Они были одноклассницами, знали друг друга с одиннадцати лет и жили в одной комнате многие годы, но между ними едва находилось что-либо общее. Лили не знала, о чем поговорить с Кирой — ее не интересуют привычные, «девчачьи» разговоры, она даже не знала, что ей нравится. Джеймс был тем звеном, что всегда их связывал.

—Как поживают Гидеон и Сириус? — первое, что пришло ей в голову, однако Лили тут же почувствовала себя глупо.

— Все супер.

Казалось, что Поттер при этом больше заинтересована узорами на своей чашке, чем этим неловким разговором. По правде говоря, она сидела с Лили на кухне только потому, что избегала Пруэтта. Даже напросилась помочь приготовить закуски, только чтобы не находиться с ним в одной комнате. К тому же, так у Джеймса будет меньше шансов заметить, что что-то не так.

Она не знала, в какой момент их сугубо дружеские отношения с Фабианом стали перерастать во что-то неловкое, с полунамёками. Девушка привыкла относится к близнецам, как к своим братьям — они знали друг друга почти всю жизнь, она рассказывала им то, что никогда не рассказывала Джеймсу, — но после свадьбы Артура и Молли Гидеон вдруг начал отпускать какие-то непонятные шутки, поглядывать на них с Фабианом многозначительно. Все это причиняло ей такой дискомфорт.

— Кстати, они с Марлин приедут сегодня на ужин.

— Кто? —виновато улыбаясь, Поттер рассеянно посмотрела на Лили, едва улавливая нить разговора.

— Сириус, конечно.

Хотя бы одна вещь в этом мире оставалась постоянной — ее влюблённость в Блэка, это даже радовало. И услышав сейчас это имя, Кира тут же выпрямилась, напрягшись всем телом. Столько вещей успела измениться со времён школы — их Римус ушёл к оборотням по заданию Дамблдора, Питер перестал быть рохлей и на заданиях показывал себя не хуже остальных, они с Лили Эванс начали вести задушевные беседы, а у неё по-прежнему начинает колоть в груди, стоит только услышать имя Бродяги. Как можно умудряться делать настолько недетские вещи, сохранив при этом глупую, детскую влюблённость в лучшего друга брата?

Она не видела Блэка несколько месяцев. У них с Джеймсом были отдельные вылазки с Грюмом, совсем не по делам мракоборческого отдела. Дамблдора давал им задания и, насколько она знала, они были куда опаснее, чем задержание нелегального анимага, которое у них было на прошлой неделе. Возвращаясь в класс после таких заданий, Джеймс выглядел очень мрачным, осунувшимися и заводился буквально от каждой мелочи. Остаётся только догадываться, с каким дерьмом им приходится сталкиваться. Кира же, не особо талантливая ни в чарах, ни в боевых заклинаниях, никогда не стремилась привлечь к себе внимание директора Хогвартса и, по правде говоря, никогда особо его не интересовала.

Все напряглись, когда раздался негромкий стук в дверь. Тут же прекратился громкий смех из гостиной, расслабленное лицо Лили Эванс вдруг резко переменилось, а рука потянулась к волшебной палочке. Кира и сама не заметила, как оказалась на ногах.

— Проверю, кто там, — в дверном проеме показалась голова Джеймса, за его спиной стоял Фабиан. Оба держали в руках волшебные палочки.

Не сговариваясь, девушки синхронно кивнули.

— Сидите тут, Пруэтт присмотрит, — бросил Поттер напоследок и осторожно подкрался к входной двери. В коридоре не горел свет, и девушки успели только заметить, как его сгорбленная спина растворяется в темноте. По виду, за дверью словно никого не было.

— Кто там? — в наступившей напряжённой тишине голос Джеймса прошелестел на весь дом.

— Мы, — раздался за дверью лающий смех.

— Кто мы? — фыркнул Поттер.

— Блять, Джим, расслабь булки, — ответил фыркающий, раздражённый голос Блэка, нарочно растягивающий слова. — На четвёртом курсе мы с тобой подбросили в канализацию Хогвартса навозную бомбу, в результате чего замок на несколько дней остался без воды. МакГоннагал заставила нас вычистить каждый туалет тряпкой и ведром, без всякого использования магии. Ну как?

Кира слышит, как открывается дверь и раздаются радостные возгласы Джеймса. Пальцы, до побеления сжимающие волшебную палочку, наконец-то расслабляются. Палочка отправляется в задний карман синих джинсов. Лили тоже расслабленно улыбается, переглянувшись с Фабианом.

— Сомневаюсь, что Пожиратели Смерти бы начали вежливо стучать, — смеясь, Блэк появляется на кухне, небритый и помятый, но при этом с такой шальной улыбкой, лохматящий волосы Джеймса, что Кира непроизвольно тоже начинает улыбаться. От него пахнет морозной улицей и табаком.

— Как оно, Блэк? — они с Пруэттом обмениваются товарищеским рукопожатием, следующей он обнимает Лили и когда очередь доходит до Киры, Сириус резко останавливается, обернувшись на коридор.

— Знаете, а у меня сюрприз… — глянув на всех чёрными лисьими глазами, он косится в сторону входной двери.

— Да-да, мы знаем, Марлин просто подарок, — хмыкнув, шутит Лили, скрестив руки на груди.

Блэк только посмеялся, почесав заросшие щеки.

— Лунатик, а я говорил, что они даже не скучают, так что можешь возвращаться в свой лес, — лицо Сириуса при этом было картинно серьезным, с плохо скрываемой улыбкой, а чёрные глаза оббежали собравшихся, ожидая их реакции.

Из темного коридора, смущённо улыбаясь, вышел Люпин. На нем была темно-зелёная походная мантия, вся в заплатках, а щеки заросли ещё больше, чем у Сириуса. Выглядел он в целом неважно, что можно было заметить невооружённым взглядом. Жизнь в лесу оборотней отличается от привычной для волшебников, а сейчас началась поздняя осень. Наверное, ему приходится туго.

— Римус! — первой воскликнула Кира, бросившись на бледного, потрёпанного одноклассника. — Теперь понятно, почему Джеймс так орал.

От Люпина даже пахнет лесом и холодом, а еще какими-то лекарствами. Объятия длятся не долго, потому что ее место тут же занимает Лили.

— Засранец, даже ничего не сказал нам, — шлёпнув Поттера по плечу, поддакнул Фабиан. — Ты надолго?

— На вечер, — пожимая руку Пруэтта, ответил Люпин, немного смущённый внезапной волной внимания. Чувствовалось, насколько сильно он отвык от обычного человеческого общения. Жизнь в секте Сивого напоминала совсем другую реальность. — Получил указания от Дамблдора и возвращаюсь завтра…

Когда, наконец, радость встречи слегка разбавилась разговорами о том, как проходили эти несколько месяцев, новостями от каждой из сторон, все перешли в гостиную. Джеймс и Лили получили в наследство Поттеровский особняк в Годриковой Впадине. Дом очевидно казался слишком большим только для них двоих, повсюду можно было заметить пустые полки, некоторые комнаты и вовсе не использовались. Глядя на старое папино кресло, завернутое в белый чехол, Кира с горечью вспомнила, как летом чуть ли не каждый вечер сидела на ковре у его ног, наблюдала за тем, как он задумчиво читает газеты, письма, принесённые совами, иногда помогала ему распечатывать новые книги. Сейчас же на журнальном столике из красного дерева вместо ножа для бумаги и старых очков нет ничего, кроме слоя пыли.

— Джеймс сказал передать тебе это, — из мрачных мыслей ее вырвал мягкий, хриплый голос Римуса. В исцарапанной руке он держал стакан с палённым огневиски, который Джеймс и Сириус распечатывали на кухне.

— Спасибо, — она со сконфуженной улыбкой забирает стакан из его рук и делает быстрый глоток, тут же начиная кашлять. — Ну и бодяга!

Вечер проходит суетливо, шумно, что начинает постепенно действовать на нервы. Разговоры, начавшиеся с обсуждения Кубка Мира по Квиддичу, все мрачнеют и мрачнеют с новым бокалом, пока они опять не возвращаются к тому, что незримо витает в воздухе — война. Все знают, что она начнётся совсем скоро, и это будут не мелкие рейды Пожирателей Смерти, запугивающих магглов, а настоящая бойня. И пускай до этого им удалось потрепать многих сторонников Волан-де-Морта, этого недостаточно. Его шпионы уже проникли в Министерство, иначе как объяснить то, что почти все чистокровные семьи знали о предстоящих обысках в их домах и так удачно припрятали все запрещённое.

— Если Министерство падет, Волан-де-Морт сможет вырезать магглорожденных семьями, и никто ничего не сможет сделать… — на лице Лили не было страха, лишь спокойное ожидание безысходности. Было видно, что Эванс слишком часто об этом думает и, судя по тому, как тут же нахмурился Джеймс, они не раз это обсуждали.

— Пока в Министерстве есть такие, как Грюм, либо Дамблдор, лысому уроду не победить, — хмыкнув, Сириус сделал большой глоток из своего стакана и тут же поморщился.

Повисла мрачная, напряжённая тишина. Кира таращилась в свой бокал огневиски, к которому едва притронулась за этот вечер. Ей не нравился крепкий алкоголь, от него мрачные мысли на душе становились просто невыносимыми, а сам запах заставлял поморщиться. Сейчас на душе и так скребли низзлы, не хотелось делать ещё хуже. Остаток посиделок прошёл на удивление тихо, изредка Лили спрашивала к Римуса, не нужно ли ему что-нибудь с собой, например, тёплая одежда, либо восстанавливающие зелья. Люпин только вежливо отказывался, взгляд у него при этом был такой пустой, тяжёлый, что Кире стало не по себе. Появилось что-то жестокое, металлическое в ее когда-то мягком, добром однокласснике. Неужели Сивый так влияет на него?

Когда, наконец, была допита бутылка, Кира решила, что пора возвращаться домой. Их с Фабианом квартира находилась в Кардиффе, они снимали ее у одной старой и очень доброй магглы, которая периодически подкармливала близнецов домашней выпечкой. Гидеон сказал, что это очень сильно напоминает ему матушку, словно и не уезжал из дома. Попрощавшись со всеми, Кира напоследок обняла Джеймса и Римуса, сграбастав их косматые головы и лохматя волосы. Джим недовольно забурчал, стараясь отпихнуть ее от себя и случайно зарядил Люпину промеж рёбер. Началась шуточная возня. Сириус тоже решил вернуться в дядюшкину квартиру в Лондоне и сейчас стоял поодаль рядом со своим мотоциклом. Из темноты слышалось тихое рычание зачарованного мотора и виднелся красный огонёк сигареты.

— Уезжаешь? — она не знала, зачем подошла к нему, тут же протянув руку и принимая протянутую сигарету. Нужно было занять руки, чтобы не выглядеть глупо.

— Ага, — хмыкнул Сириус, похлопав по боку своего железного коня. Взгляд его быстро пробежался по розовощекой, чуть захмелевшей после огневиски Поттер. Она смотрела на него, как гоблин на золото. — Отрезала косы? Вас же с Джеймсом теперь едва различишь…

Она фыркнула, сделав долгую затяжку, и швырнула окурок ему под ноги. Мама говорила, что они с Джимом словно две стороны одной монеты и всегда должны быть вместе. Теперь же это все, что у них осталось. Отрезанные волосы и правда топорщились так же, как у брата. Может быть, это даже неплохо. Джеймс всегда во всем был лучше неё.

Уже сев в «Ночной Рыцарь» и устроившись в покачивающееся кресло, оббитое красным бархатом, она мрачно глянула на Фабиана. Они молчали всю дорогу из Годриковой Впадины.

— Фабиан.

— А?

— Почему Гидеон в последнее время такой странный? Особенно после свадьбы Молли и Артура, — она хотела, чтобы голос звучал как обычно, но все равно себя выдала. — Что-то случилось?

Пруэтта выдали покрасневшие уши.

— Прости, я… я рассказал ему про, ну знаешь, про то Рождество.

— Зачем? — ее голос стал таким холодным, а глаза почернели прямо как у Джеймса, когда он хочет кому-то врезать.

— Да блин, случайно вышло. Он просто вспомнил, что мы тогда куда-то пропали, а я придумал в ответ какую-то ерунду. Он сам обо всем догадался.

Девушка только молча, очень холодно ему улыбнулась и не проронила не слова. Придурок. Очень хотелось залевитировать соседнее кресло и послать прямо в него с огромной скоростью, но она знала, что за это бывает. Сама несколько раз арестовывала за публичную дуэль. Фабиан пытался с ней заговорить, но Кира молчала всю дорогу до Кардиффа. Уже выйдя из автобуса, она вдруг со всей силы ударила его поддых и побежала что есть сил в другую сторону.

Сказать то, что во мне все скручивало от досады, так это не сказать ничего.

Когда-то Джеймс с Северусом сцепились в крытом дворе школы, причём это был один из тех разов, когда я думала, чтобы они убьют друг друга — в ход пошли совсем небезобидные заклинания. Они кружили вокруг друг друга с палочками наготове, никто из нас не решился вмешаться. Снейп шмальнул в Джеймса каким-то режущим проклятьем, после которого Лили долго не могла остановить кровь своими припарками и злобно буравила моего брата до конца вечера. А Джим швырнул в Снейпа такой лютой порчей, что беднягу пробросило на несколько метров в воздух, с силой швырнув об крытую площадку двора. Я видела, как из носа и рта Северуса полилась кровь. Глаза при этом стали чернее ночи, оглядев нас с такой ненавистью, что внутренности скрутило. Прежде чем он успел занести палочку для ответного удара, из Часовой Башни послышался строгий голос МакГонагалл, торопливо прибежавшей по доносу одного из старост. Едва соображая, что происходит, все ринулись врассыпную. Схватив истекающего кровью Джеймса, Сириус тут же махнул в сторону крытого моста, наверное, просить убежища у Хагрида, либо спрятаться за каменным кругом. Я же оторопело глядела по сторонам, лихорадочно соображая, куда сбежать, когда заметила, как Нюниус неловко пытается подняться, плюясь забористыми ругательствами. Удар, несомненно, оставил ему кучу ушибов.

Прежде чем сообразить, что делаю, я со всех ног побежала в сторону Снейпа, подхватив его за испачканный пыльный капюшон и поднимая Нюниуса на ноги. Он злобно ощетинился, пихнув меня в грудь. Глаза при этом были такими же чёрными и злыми, прямо как в тот момент, когда он посылал в Джеймса режущие чары.

— Отвали! — заорал он, дёрнувшись всем телом, выкручиваясь из моих рук, словно разозленный уж. — Вы, Поттеры, мерзкие, жалкие выродки с золотой ложкой в заднице!

«Придурок!» — пальцы злобно сжались на вороте Снейпа, сминая грязную школьную форму, я с силой отпихнула его от себя, трясясь при этом всем телом. Покачнувшись, Нюниус неловко оступился, запутался в полах собственной мантии и плюхнулся обратно на землю.

— Золотые ложки? — каждое слово вылетало со свистом, сквозь крепко сжатые зубы, я едва владела собой, чтобы не всыпать слизеринцу смачную затрещину. — Мой отец целый год не выходил из лаборатории, по-честному зарабатывал себе состояние, вместо того, чтобы пресмыкаться перед теми, кто унижает магглов!

Прежде чем он успел ответить, я сделала резкий разворот на каблуках, схватила брошенную на землю сумку и быстрым шагом ринулась прочь, как раз в тот самый момент, когда во дворе показалась остроконечная шляпа МакГонагалл.

Я никогда не жалела, что не заступалась за него перед Джеймсом. Раньше мне было безумно жаль Снейпа, — ему просто не повезло родиться не в той семье, он был умён и талантлив в зельях, как папа, и это я уважала. Но с тех пор, как этот мерзкий червяк снюхался с Розье и Мальсибером, чистокровными выродками, издевающимися над маглорожденными со всех факультетов, стало ясно, что он совсем не та жертва, какой кажется на первый взгляд.

«… и все же в одной вещи он оказался прав», — эта мысль вызвала мрачную ухмылку. В расстроенных чувствах положив голову на пыльный стол Перкинса, я ворочала в голове слова Северуса. Возможно, Нюниус и прав, мы просто задравшие нос индюки, иначе как ещё можно объяснить то, что я надеялась получить хорошую должность в Министерстве Магии с моей подготовкой и образованием. Внутри было какое-то странное разочарование и злость на Дамблдора, но в первую очередь на саму себя. Стоило жизни чуть улыбнуться, а Кира Поттер уже раскатала губу. От этих мыслей в горле только сильно пересохло.

— Кира, хочешь поручу тебе первое дело? — энтузиазм Артура заразнее драконьей оспы. Глядя на его красное, сияющее от возбуждения лицо, не хотелось вновь превращаться в нытика. Кажется, он заметил, что я расстроилась, но просто не подал вида. — Заодно посмотришь, чем мы занимаемся…

Почему-то вспомнилось, как Фабиан однажды назвал Артура настоящим чудиком. Все-таки он уже несколько лет работал в отделе по незаконному использованию изобретений магглов, не стремился ни к каким повышениям и, похоже, зарабатывал сущие гроши. При этом невооружённым глазом видно, как Уизли все это нравится.

«Некоторым из нас нужно у него поучиться» — в голове это прозвучало голосом Снейпа, ядовитым и саркастичным.

— Конечно, — я улыбнулась, стараясь отогнать мрачные мысли и разочарование. — Что нужно делать, босс?

Уизли это, несомненно, польстило, — кончики ушей тут же жутко покраснели. Наверное, под крылом Артура ещё никогда никого не было.

* * *

Первый день в Министерстве прошёл скучно. Артур велел заняться кучей незаполненных отчетов Перкинса, сваленных у его стола в диком беспорядке, и довести их до ума, что было немного трудно, так как у этого парня совершенно неразборчивый почерк. На некоторых из них была и вовсе сущая чепуха, вроде списка продуктов или ставок на гиппогрифовых гонках. Через пару часов удалось разобрать только половину, к полудню же Артуру пришло срочное сообщение из Отдела магического правопорядка и, торопливо подскочив, он объяснил, что в Южном Уэльсе какой-то маггл купил у старьевщика книгу, стирающую память.

— Но что вы будете с ней делать? — спросила я, растирая затёкшие после долгого письма пальцы.

— Пока не знаю. Мистер Боу уже отправил своих ребят, они доставят беднягу в Мунго. Будем надеяться, что чары забвения были наложены достаточно слабые, чтобы их можно было легко развеять… — Уизли рассеянно похлопал себя по карманам жилетки в поисках палочки. Она оказалась на столе Перкинса. Бросив перо в чернильницу, я быстро привстала и протянула ее Уизли. Тот благодарно улыбнулся. — Мерлин, третий случай за неделю.

Не было даже времени спросить, кто такой этот мистер Боу. Бормоча себе под нос, Уизли застегивал походную мантию, когда в кабинет вошёл коренастый, седоволосый человек с водянистым, внимательным выражением глаз, прямо как у хищника. Быстро постучав, он тут же вошёл в кабинет, не дожидаясь разрешения, и изучил глазами комнату. Его внимание на секунду остановилось на мне, но тут же вернулось к Артуру. Я почувствовала, как неприятно мне становится он этого взгляда, и поморщилась.

— Готов, Уизли? Действовать надо быстро, — голос у него был сухой, резкий, прямо как у Грюма.

— А, Коннигтон, — Уизли виновато улыбнулся, натягивая шляпу и заправляя палочку в карман мантии. — Прости, только получил сову. Все настолько серьезно?

Рядом с этим резким салдафоном Артур казался мягким, как масло.

— Очередная проклятая игрушка, — человек, названный Коннигтоном, криво усмехнулся, почесав заросшие серой щетиной щеки. — Но Боу почему-то хочет, чтобы кто-то из невыразимцев проследил за ликвидацией. Воспользуемся камином из центрального зала, дело настолько срочное, что они не хотят ждать и морочиться с порталом…

Он говорил это все таким же сухим голосом, словно каждый день сталкивался с проклятыми книгами. А ещё он был невыразимцем. Услышав это, я чуть дёрнулась. Артур, в этот момент рассеянно оглядывающий каморку, словно вспоминая, что из этого он мог забыть, посмотрел прямо на меня.

— О, мисс Поттер, боюсь, эээ…дело затянется до вечера, — в его голосе было нескрываемое возбуждение, похоже, Уизли не терпелось приступить как можно скорее. Оставалось только надеяться, что он не снесет несчастного Коннингтона в своём маниакальном желании поскорее заняться магглами. И почему только они ему так нравятся?

Наконец, они быстро вышли, по дороге переговариваясь о деле. Артур оставил мне связку ключей и велел отправляться домой, как только справлюсь с бумагами Перкинса. Глядя на смятую гору пожелтевшего пергамента, я устало вздохнула. Сверху кучи лежал очередной листок с неразборчивыми каракулями, на этот раз отчёт о чайнике, превращающем любую жидкость в чай.

* * *

«Этот Коннингтон… как его вообще зовут?» — придя домой, я с удивлением обнаружила на плите кастрюлю горячего супа. Римуса дома не было, на столе лежала быстро нацарапанная записка, что они со Снейпом отправились в Лютный Переулок и что будет он поздно. Я сидела за столом, мрачно перебирая ложкой овощную похлебку. Она походила на одну из тех, что мы варили на огне во время зимних патрулей на открытой местности. От неё даже пахло дымом, возвращая к приятным воспоминаниям. Хвосту нравилось для всех готовить, он был единственным, кто не возмущался и шёл чистить картошку, когда Грюм приказывал нам готовить ужин.

Я все ещё не знала, как относиться к назначению, подсунутому Дамблдором, но если Артуру иногда удаётся поработать с невыразимцами, возможно, он сделал это нарочно.

Когда Римус вернулся домой, у него было дурное настроение. Я заметила это сразу, глядя на его сгорбленную спину и мрачный, сварливый вид. В этот момент я наводила порядок, — пустые бутылки, покрытые пылью, летали по комнате ровным строем, отправляясь в пакет для мусора. На кухне тихо шелестели веник и швабра. После нескольких часов, проведённых за письменным столом, хотелось заняться чем-то полезным и как следует взбодриться. Обычно для этих целей я пила огневиски, но уборка тоже сойдёт.

— Северус так сильно достал тебя? — зачаровывая пакет с пустыми бутылками заклятием исчезновения, спросила я и оглянулась на друга. Тот только мрачно усмехнулся, через голову стягивая с себя мантию.

Из-под задравшегося вместе с мантией поношенного джемпера мелькнул на секунду бледный, поджарый живот, покрытый темно-русыми волосами. Невольно взгляд задержался на напряжённых мышцах. Уши почему-то начали гореть, веник и совок, которые я в это время левитировала в ванную, шмякнулись друг об друга с глухим стуком.

— Мы почти не разговаривали, — Римус устало опустился на диван, пятерней убрав с лица темно-русую челку, и даже не заметил. — Но когда он открывал рот, я слышал только колкости, к тому же, мы ничего не узнали. Как прошёл твой день?

— Эээ… разбирала отчеты, — Мерлин, что за позор? — У какого-то Т.К. Лоренса оказалось ожерелье, из-за которого он вдруг заговорил по-немецки…

«Идиотка!»

Без бороды у Римуса улыбка выглядит куда лучше. Не создаётся ощущение, будто пытаешься развеселить йети. Или это от того, что я давно ее не видела?

Несмотря на то, что на следующий день Артур так и не вернулся из командировки, к вечеру от него пришла сова с приглашением на ужин. Хотелось больше расспросить его о книге, стирающей память, и о Коннингтоне, поэтому ответ был написан практически сразу — буквально на коленке, таким уродливым почерком, что стало даже немного стыдно. Свой рабочий день я провела за столом Перкинса, заканчивая с кучей незаконченных отчетов и гадая о том, может ли этот случай быть связать с сектой Волан-де-Морта. Очень хотелось верить, что это обычная случайность, так как зачаровать книжку Забвением довольно просто. Странным было то, что в это дело ввязались невыразимцы.

Трансгрессировав на порог своей квартиры, я сразу почувствовала, как резко кольнуло на кончиках пальцев и мерзкий, неприятный холод коснулся защитного амулета, висящего на шее. Палочка мгновенно оказалась в сжатых от напряжения пальцах. Уже натренированной, оставшейся где-то в костях стойкой, словно у легавой, почувствовавшей притаившуюся дичь, подкралась к входной двери. Все чувства мгновенно обострились, я могла слышать крысиный шорох на заброшенной лестничной клетке и скрип половиц внутри прихожей, однако в самой квартирке стояла мертвая тишина. Чарами открыв старый ржавый замок, который никогда не знал ключа, я резко толкнула входную дверь ногой и ворвалась внутрь, готовая кастовать защитные заклинания. На кухне послышались приглушенные голоса, затем торопливые шаги. Внутри было темно, было только видно, как высокая тень в черном балахоне выскочила в мою сторону. Мы оказались друг напротив друга. Кто из нас окажется стоять зависит только от скорости реакции. Послышался свист воздуха, рассекаемого резким взмахом волшебной палочки. Я отреагировала почти синхронно, опоздав только на долю секунды.

— Люмос!

— Эскпелиармус!

Однако этого промедления было достаточно, если бы произнесенные им чары были боевыми, я бы уже лежала на полу. Противник оказался куда лучшим дуэлянтом, но сейчас не было времени думать об этом. Заклинание выбило из его рук зажжённую волшебную палочку и под громкие ругательства чужака, она полетела мне в руки. Джеймс бы поймал ее сходу, но я проворонила, уронив себе под ноги. С кухни послышались еще одни шаги, защитный медальон на моей груди просто разрывался холодным темно-синим свечением, грудь обжигал невероятный холод. Времени поднять палочку противника у меня не было. Быстро пнув ее в сторону, я замахнулась для следующего удара.

— Кира, это я!

Прежде чем во второго чужака полетело еще одно проклятие, мне в лицо ударил столб белого света. Напротив меня стоял обеспокоенный, побледневший Римус. На нем все еще была походная мантия. Взмахнув палочкой еще раз, он моментально зажег свет во всей квартире. Щурясь, я в недоумении глянула на человека, стоящего за спиной Люпина.

— Какого… — послышался низкий, ворчливый голос, готовый начать тираду.

— Северус! — сдирая с груди защитный амулет, который стал холодным настолько, что его невозможно было уже даже держать в руках, я коснулась палочкой темно-синего камня, что светился в его центре, нарочно игнорируя Снейпа. Потребовалось несколько секунд, чтобы деактивировать медальон. Он тут же наполнился тёплом, которое едва улавливали онемевшие кончики пальцев. В тех местах, где артефакт касался моих ладоней, остались ярко-лиловые следы. Я небрежно глянула на саднящие тупой болью руки и вскинула голову, встретившись глазами со Снейпом. — В гости решил наведаться?

Будь это кто другой, я бы даже извинилась за брошенное по ошибке заклинание, но в моем коридоре стоял бывший Пожиратель Смерти, пытавший моих друзей и делающий много мерзких вещей каких-то три года назад. В другое время, я бы с пеной у рта доказывала, насколько долго может длиться это время и насколько сильно оно может повлиять на человека, но то, чем занимался Нюниус в то время, как мы пытались спасти невинные жизни, не смывается присягой Дамблдору. Вместо ответа, Нюниус обернулся на Люпина, обменявшись с ним взглядами. Взгляд Снейпа был полон плохо скрываемой желчи, Римус же выглядел виноватым… и каким-то усталым. Неуверенно вскинув вверх руку, он будто собирался похлопать Северуса по плечу, но остановился на полпути, развернувшись в мою сторону.

Сердце все ещё отбивало в груди, словно колокол, однако глядя на приближающегося Римуса, я не могла не улыбнуться. Лучше в мой дом пусть хоть каждую неделю неожиданно наведывается Снейп, вместо кого-то в сотни раз хуже.

— Я привёл Северуса, — пояснил Люпин, наклоняясь, чтобы подобрать с пола отброшенную в сторону палочку Снейпа. — Он хотел помочь.

Его укоризненный взгляд немного обижал — я понятия не имела, кто завалился в мой дом. Эта квартира находится в уже давно заброшенном здании на задворках Кардиффа, никто не заявится сюда по чистой случайности. Даже не пытаясь скрыть разочарование, я смерила Нюниуса долгим, мрачным взглядом. Наверное, сейчас мы выглядели, как два отражения, — бледные фигуры в чёрных мантиях, чёрные немытые волосы, спадающие на плечи, одинаковая восковая кожа, отдающая желтизной.

— О, так вы теперь друзья? — получилось не так беззаботно, как я пыталась это произнести, скорее очень желчно.

Игнорируя мой вопрос, Римус выпрямился и прошёл мимо, подавая Северусу отброшенную палочку. Наконец, его усталый взгляд на секунду коснулся меня:

— Какая муха тебя укусила? — пробормотал он на выдохе.

— Не ожидал чего-то другого от Поттер, — пробасил Снейп, задирая вперёд острый подбородок и громко фыркая.

В груди кольнуло острое, жгучее чувство давно забытой вражды и взаимного отвращения. Не нужно быть гадалкой, чтобы догадаться, что шпилька его задевала лично не меня, а того, кого Снейп презирал с самого детства. Мне лишь повезло носить ту же фамилию, а может и ту же внешность. Бесит ли Нюниуса мое нагловатое лицо, так сильно похожее на лицо Джеймса?

— Ты меня кое с кем перепутал, — я фыркнула, обнажая зубы в улыбке, больше похожей на хищный оскал, — у него была растрепанная шевелюра, дебильная привычка вляпываться в приключения и ещё одна деталь поважнее, которой у меня нет!

Несмотря на то, что бледные, крючковатые пальцы бывшего Пожирателя Смерти плотно сжались на рукоятке волшебной палочки, протянутой Римусом, он бросил полный злости взгляд куда-то мне за спину и, дёрнув за собой длинные складки плаща, направился к двери. Хотелось крикнуть что-нибудь в след, но я уже начала осознавать, как глупо, по-детски себя веду. Вкрадчивый, раздражённый взгляд Люпина говорил сам за себя. Стало даже немного гадко, прямо как в тот день, когда Джеймс подбросил Нюниуса вверх ногами, стянув с него штаны. Тогда впервые в жизни мне было стыдно за то, что он мой брат, за то, что я имела к нему какое-либо отношение.

— Хватит с меня… приятной компании на сегодня, — чеканя слова в раздражающей, высокомерной манере, Северус остановился у самих дверей, чтобы обернуться на Римуса. — Тебе придётся принять мою помощь, если хочешь не сдохнуть.

Выражение лица последнего при этом вдруг стало таким разбитым, что оставалось только бросить в спину зельевара недоуменный взгляд. Наслаждаясь посеянной смутой, Северус Снейп трансгрессировал у порога моей квартиры, растворившись в темноте лестничной клетки, оставив после себя лишь тихий хлопок. Настала напряжённая, смущающая тишина. Прежде чем я успела хоть что-то сказать в свою защиту, послышался тяжёлый, усталый вздох Римуса. Даже не глядя в мою сторону, он отправился на кухню, на ходу стягивая с себя походную мантию. Пару секунд заняло решить, что делать дальше — тихо выругавшись, пошла за ним по коридору, оттирая о мантию вспотевшие, все еще саднящие болью ладошки.

Из большого, грязного окна на стол и кухонный гарнитур падал бледный, лунный свет. Фонарь на этой улице уже давно разбили какие-то придурки, либо мы с близнецами Пруэтт, уже было и не вспомнить. Взгляд скользнул по горе грязной посуды, пыльным столешницам. Когда-то давно мы с Фабианом подрались прямо здесь, посреди кухни, о чем напоминал черное пятно, оставленное одним из заклинаний. Потирая обмороженные руки, я погладила это пятнышко указательным пальцем, краем глаза наблюдая за Лунатиком. Впервые видела его настолько не в духе. Плюхнувшись за обеденный стол, он пожирал глазами какую-то склянку из темно-зеленого стекла, из-за которого невозможно было понять, что за зелье находится внутри. Услышав мои шаги, он вскинул голову, рука неуверенно потянулась к склянке.

— Что этот червяк имел в виду? Зачем тебе его помощь? — плюхнувшись рядом, я пристальнее вгляделась в склянку. Было в ней что-то такое, что не давало мне покоя.

— Это аконитовое зелье… — вместо ответа, пробормотал Римус, проведя рукой по темному стеклу. — Северус сварил его для меня, чтобы… пережить полнолуние.

Его голубые глаза сверкнули в лунном свете в мою сторону, в них была вселенская усталость, страх перед превращением и отвращение к себе. Мои пальцы скользнули по столешнице, огибая еще одно черное пятно, и легли поверх пальцев Римуса, сжимая холодное темно-зеленое стекло. Тот даже не дернулся, пребывая где-то в своих мыслях.

— Что-то мне подсказывает, что ты не хочешь его пить.

Послышалось тихое ругательство.

— Лет шесть назад я бы все за него отдал, — голос Лунатика был хриплым, будто каждое слово давалось ему крайне тяжело. Пальцы сильнее сжались на горлышке, напряглись.

— Чего ты боишься? Оно даст тебе способность не терять контроль. Это ли не здорово?

— Совсем не здорово, — он невесело хмыкнул. — Прежде я никогда не видел себя, хм, другим. И никогда не помнил того, что было ночью. Сейчас же я буду в себе, смогу посмотреть в глаза тому монстру… то есть себе.

Соображая, что ответить, я задумчиво провела саднящим пальцем по его запястью, покрытому старыми, блеклыми шрамами. Что бы сказал на это Джеймс? Конечно же, не бросил бы старого друга справляться с проблемами в одиночку. И я не брошу.

— Что бы ты не выбрал, в это полнолуние я буду с тобой, — голос предательски дрогнул на последнем слове, выдав взволнованные нотки. Я почувствовала, как сердце пропустило пару ударов и забилось быстро и громко. — В школьные годы с тобой всегда был Сохатый, помнишь? Кажется, пора другому Поттеру занять его место…

— Кира! — он резко дернулся, вырвав свою ладошку из моих пальцев и вскочил на ноги. Я сглотнула. Серьезный, возбужденный взгляд голубых глаз был хуже пощечины. Я уже знала, что он собирается сказать. — С ума сошла? Насколько самонадеянной надо быть, чтобы намеренно напроситься в зубы взрослому оборотню!

— Но Джеймсу было бы… — даже не заметила, как тоже поднялась на ноги, глядя на Лунатика снизу вверх.

— Ты — не Джеймс! — эти слова стеганули по давно забытому, глубоко спрятанному комплексу.

Настала напряженная, долгая тишина. Я стояла напротив Римуса, и будь мы одного роста, то непременно уже столкнулись бы лбами. Он тут же осекся, тяжело дыша, будто только осознал, что выкрикнул. Сглотнув тяжелый, сжимающий горло ком, пихнула Люпина в грудь. Глаза предательски щипало.

* * *

— Молли, я нашла кое-что в нашей старой квартире, — мрачнее тучи, я пожирала глазами смеющееся лицо Фабиана, висевшее в рамке над каминной полкой. В голове то и дело всплывали события того Рождества, которое как бичом стегало задетое самолюбие еще больше.

Рука, сжимающая маленькую коробку в правом кармане, тут же сжалась. Подождав, пока хозяйка усадит трехлетнюю Джинни на детский стульчик и поставит перед ней кашу, я наконец вытащила свой клад и показала его Уизли.

— Это часы Фабиана, он забыл их в своей комнате, когда… — я не стала договаривать, потому что лицо Молли тут же покралось розовыми пятнами, а глаза стали мокрыми.

Теперь в его комнату переехал Римус, перенеся старый матрас в дальний угол. Он пытался поговорить со мной несколько раз за этот вечер, но в ответ получал только мрачную мину в ответ. Мерлин, как же иронично.

Хогвартс, 1971 год.

Мадам Помфри, ворча себе под нос о неосторожности некоторых первокурсников, сменила повязку с заживляющим бальзамом полчаса назад и позволила ей полежать некоторое время, чтобы прийти в себя. Шмыгая носом, Кира мрачно провела щекой по влажной подушке. Порозовевшие, грустные золотисто-карие глаза отсутствующе следили за золотистыми пылинками, плавающими в солнечном свете, бьющем из-за спинки ее кровати. Недалеко была часовая башня, и она периодически слышала, как с тихим шелестом переворачиваются огромные шестерни. В горле комом стояла обида и злость на саму себя, не будь Помфри рядом, она бы как следует поколотила подушку.

От все еще ноющего тупой болью запястья доносился запах мятной припарки, щекоча ноздри ментоловой свежестью. Издав тихое, разочарованное рычание, она небрежно вскинула руку, приблизив растянутое запястье прямо к лицу, пару раз покрутила ладошкой, получая садистическое удовольствие от резкой вспышки боли, тут же резанувшей от кончиков пальцев до локтя. Она умудрилась свалиться с метлы на первом же практическом занятии, так еще и ударила руку. Обиднее этого только то, что до Больничного Крыла ее проводил проходивший мимо староста. Не чертов родной брат, либо кто-то из одноклассников, — все были слишком отвлечены трюками, которые перед всем классом показывал Джеймс на старой школьной метле. Вспомнив об этом, девочка до боли прикусила губу и рассерженно всплеснула руками, перевернувшись на спину.

С самого первого дня, стоило им приехать в Хогвартс, она стала бледной тенью Джеймса. Все, что бы им не показывали на занятиях, у брата получалось буквально на лету, в то время, как Кира не могла освоить материал даже за один урок. К тому же, Джим каким-то образом умудрился найти друзей еще в поезде, забыв про ее существование в мгновение ока. Так, съедаемая ревностью и завистью, она почти ни с кем в классе не разговаривала, чувствуя себя изгоем. Сейчас же, чувствуя дикое унижение и обиду на брата, который мало обратил на ее падение хоть какое-то внимание, Кира больше не могла сдерживать накопившихся чувств. Быть грустной, злой, либо одинокой ей было в новинку. Дома они с Джеймсом были друзьями, и она редко грустила. Теперь же брата не было рядом, мамы и папы не было рядом, и она грустила постоянно.

— У тебя все хорошо? — между двумя створками голубой ширмы, скрывающей из вида ее койку, показалось бледное, обеспокоенное лицо. Сквозь пелену слез она не сразу узнала одноклассника. Смущенно сморгнув слезы, она резко села и глянула на Люпина.

Как и с остальными, она мало разговаривала с ним в классе. Единственное, что Поттер о нем знала, так это то, что Римус был одним из друзей Джеймса.

— Ты… ты ведь не проведать меня пришел? — она хмыкнула, небрежно утирая здоровой ладошкой мокрые щеки, и глянула на него немного враждебно.

Реакция Римуса удивила девочку. Он смущенно сконфузился, тут же опустив взгляд на свои ботинки. Она думала, он сейчас начнет ее задирать.

— На самом деле, у Питера из-за высоты пошла кровь из носа, я отвел его к Мадам Помфри, — почесав затылок, он бросил в ее сторону виноватый взгляд и зачем-то добавил: — Прости.

Кира не обратила на его извинения никакого внимания. На секунду внутри нее и правда зажглась слабая надежда на то, что хотя бы кто-то из одноклассников, пусть даже не Джеймс, волновались о ней. Глупая, беспочвенная надежда, ведь в классе у нее не было друзей. Даже те два рыжих мальчишки, которые на прошлой неделе позвали ее играть в Плюй-Камни, не так уж часто с ней разговаривали. Обняв себя руками, Поттер опустилась обратно на кушетку. Римус поглядел на нее виновато пару неловких минут, потоптался за ширмой и неуверенно вошел. Если бы не Джеймс и Сириус, он бы тоже чувствовал себя изгоем.

— Г-где Джеймс? — громко шмыгнув носом, пробормотала Поттер, грустно таращась на голубую ширму.

— Все в классе окружили его вниманием после трюка с мертвой петлей, не помешал даже штраф за нарушение правил безопасности от Мадам Трюк… — он осторожно опустился на самый край кушетки, думая, что еще ответить, чтобы меньше ее расстроить.

— Ну и придурок.

— Да, ты права, — это заставило Киру вскинуть голову и пробурить его взглядом золотисто-карих глаз. На него будто смотрел Джеймс, если бы он был бы заплаканной девчонкой. От их схожести становилось даже не по себе. Рука Римуса пошарила что-то в кармане поношенной школьной мантии, уже в начале года покрытой заплатками, и достала оттуда что-то завернутое в фольгу. — Хочешь?

Поттер настороженно проследила за тем, как Люпин разворачивает что-то в руке. В фольге оказалось несколько кусочков горького шоколада. Она глянула на него недоверчиво, однако в груди что-то кольнуло.

— У меня малокровие, иногда падаю в обморок, — пояснил он зачем-то, однако Кира его внимательно слушала, глядя на одноклассника так, будто впервые увидела. Он тоже будто впервые увидел ее сегодня, — не как неразговорчивую одноклассницу, не как тень Джеймса, а обычную, одинокую, как и он сам, девчонку. Это подняло в его груди теплую волну сочувствия, невольно он почувствовал, насколько сильно ее понимает. — Поэтому мама присылает мне шоколад чуть ли не каждую неделю. Я не люблю сладкое.

Это признание вызвало у нее смущенную, сконфуженную улыбку. Шмыгнув носом, она быстро утерла ладошкой мокрые щеки и взяла предложенный шоколад. Не донося его до рта, вдруг глянула на Римуса и сказала:

— Не хочу ходить на уроки Полетов, — и тут отправила кусочек шоколада в рот. — Я… боюсь высоты.

Несмотря на то, что эта девочка выглядела, как копия Джеймса, — у нее даже волосы топорщились одинаково, — она была на него ни капельки не похожа. Это показалось Римусу забавным.

— Девочка, на тебе совсем лица нет, — пухлые пальцы Молли уверенно порхали над моей вздувшейся, обмороженной ладонью, размазывая по покрасневшей, воспаленной коже темно-зеленую густую мазь, от которой сильно пахло болотной тиной. Если на момент стычки со Снейпом еще можно было перетерпеть тупую, пульсирующую боль, то под конец ужина стало совсем невыносимо. — Что-то подсказывает мне, что дело совсем не в руке.

Я тихо зашипела, когда холодная, вязкая субстанция в очередной раз коснулась ранки в аккурат по середине ладошки, где уже успела потрескаться и чуть разойтись кожа. К счастью, болотная гадость быстро впитывалась, оставляя после себя тихое пощипывание.

При взгляде в маленькие, водянистые глаза Уизли, что-то внутри надломилось. Совсем не так, как надламывалось в эти несколько лет, — от скорби, затем от злости и отчаяния, скорее поняла, что впервые за долгое время просто хочу выдохнуть и поговорить с кем-то по душам. Не то, чтобы я хорошо знала Молли, но было что-то в их кривой, похожей на скворечник хижине, что действовало, как бальзам на душу. Наверное, давно забытый уют дома, простая деревенская жизнь с галдящими малявками, шумный ужин с домашней выпечкой. Явившись к ним, я была, мягко выражаясь, не в духе, Артур тоже сразу это заметил. Но постепенно, наблюдая за их семейной возней, дружескими перетирками с женой, настроение немного улучшилось. Осталась только противная, тяжелая горечь на сердце. Настроение располагало нажраться и, чего греха таить, впервые за долгое время у меня была на то справедливая причина. Гнусный голосок, звучащий где-то в голове, тихо подсказал, что стоит только начать, как я больше не смогу остановиться, пока не очнусь где-нибудь на грязном тротуаре или чего похуже. В этом и состоит печальная участь алкоголика.

На кухне стало по-странному тихо и очень спокойно, изредка только раздавался галдёж со второго этажа, — Артур укладывал младших. Проследив за плавными движениями стрелки на старых фамильных часах на железной подставке с гиппогрифами, я сглотнула образовавшийся в горле сухой ком.

— Я… получила не совсем приятные новости, — хотя то, что Джеймсу я никогда не была ровней, совсем не новость. Этот самодовольный, напыщенный говнюк умудрился даже родиться на пару минут раньше, чтоб ему пусто стало.

— Ох, — наконец, закончив с моей рукой, Молли взмахнула волшебной палочкой, заставляя прийти в движение моток с бинтами и закрыться баночку с мазью. Удивительно то, насколько может измениться впечатление о человеке всего-то за один ужин. В первую встречу она показалась мне злобным коршуном, да и впечатление сложилось, будто жена Артура посчитала меня какой-то обузой, у которой нет своей семьи и по вечерам заняться больше нечем, как шляться по чужим домам и напрашиваться на ужин (что не так далеко от правды, но все же). — Кто-то умер?

Сейчас же глядя в простое, приятное лицо миссис Уизли, я невольно не сдержала улыбку. Она и правда может выглядеть пугающе, когда этого захочет, но было что-то знакомое в манере говорить и смеяться, совершенно точно пруэттовское, пленяющее тебя сразу. Что-то, что говорит тебе: «Станешь моим другом, и я за тебя горы сверну… а сейчас поешь, пожалуйста, больше солонинки, для гостя ничего не жалко!».

— Что-о? Нет, не настолько плохие новости, хотя в наше время не такое происходит, — хмыкнув, я поправила левитирующий в воздухе свободный конец бинта, заправив его во внутрь. — Поссорилась с другом, потому что хотела ему помочь…

— Римус был таким с тех пор, как я его помню, — раздался с лестницы приглушенный голос Артура. Прежде чем я успела удивленно на него вытаращиться и спросить хоть что-либо, Уизли усмехнулся на бок и проговорил: — Дамблдор прислал письмо сегодня вечером, сказал, что вы двое выполняете какое-то его задание, просил посодействовать, чем смогу. Правда, больше ничего толком не объяснил.

— Римус Люпин? Тот скромный мальчик, оборотень? — Молли тоже глянула на мужа удивленно, парящий возле нее рулон с бинтами даже подпрыгнул. — Он чем-то тебя обидел?

— Вряд ли, Молли, он славный малый, — сложив руки в карманах старых домашних брюк с заплатками на коленках, Артур присоединился к нам на кухне, заняв большое волосатое кресло у старых фамильных часов. — Просто очень упрямый. Год назад я видел его в «Дырявом Котле», весь промокший до нитки и выглядел болезненно, сказал, что приехал в Лондон по каким-то делам, а сам такой потерянный, будто не знает, куда податься. Я купил ему выпить и пригласил на ужин в «Нору», но тот мало того, что стучал зубами, но так и не притронулся к выпивке, так и от ужина вежливо отказался. Сказал, что не хочет ни к кому навязываться…

— Очень на него похоже, — пробормотала я, мрачно усмехаясь. Упрямство Лунатика в итоге привело его в глухой лес с вендиго вместо нормальной компании. Оставалось только гадать, насколько все было плохо и сколько времени он провел в чаще до того, как я его разыскала. Было ли дело действительно в преследовании Министерства, либо в чем-то еще? Например, в деньгах. Я рассматривала эту причину еще тогда, трансгрессируя по туристическим дорожкам Инвернесса.

— Кира, возможно, ты единственная, кто искренне хочет о нем позаботиться, — спустя несколько мгновений напряженной тишины проговорил Артур, встретившись со мной глазами, отчего все внутри передернуло. — Римус оборотень, один Мерлин знает, насколько тяжко ему из-за этого приходится, но меньше всего он хочет, чтобы кто-то испытывал к нему жалость…

— Я делаю все это не из-за жалости! — я даже не заметила, как вскочила на ноги. Тут же защипало ушибленную ладонь, сжатую в кулак. Тихо ахнула Молли, помотав чему-то головой.

Тяжело дыша, я принялась нервно мерить шагами кухню, благо, мерить было почти нечего, — комната была такой же крохотной, как и все остальные в «Норе». Хочется думать, что дикое раздражение и злость после нашей ранней перепалки были вызваны сравнением с Джеймсом, а не тем, что этот глупый, упрямый, ничего не понимающий лесной идиот не хочет принять мою помощь. Нет, дело уже не в том, что я недостаточно хороша для него (с этой мыслью уже давно удалось свыкнуться), а в том, что Лунатик готов убиться, но ни за что не позволит что-то для него сделать.

Что обычно в этом случае делал Джеймс? Нет, хватит. Сохатый делал много разных вещей, плохих и хороших, но думать надо своей головой.

* * *

Погода в Коукворте, похожем на муравейник, плотно заселенном магглами индустриальном маленьком городишке, стояла мерзкая, будто отражение моего скверного настроения. В густом и влажном воздухе, который по ощущениям легко можно было разрезать ножом, на приземистые крыши стелился грязно-серый туман, да и облака все равно, что размазал кто по блеклому небу, без единого намека на солнце.

Вернувшись вчера вечером от Уизли со здоровой коробкой домашнего печенья и большим энтузиазмом предпринять вторую попытку по убеждению Лунатика, я столкнулась со скорым разочарованием. Свет не горел ни на кухне, ни в гостиной, а дверь в комнату Фабиана была плотно захлопнута. Постояв у нее какое-то время, я мрачно таращилась на фанерное перекрытие, жуя губы, пока не сдалась. Не похоже, что меня хотят слушать. Половину ночи провертевшись на диване, утром я едва не пропустила письмо от Артура. В очередном маггловском городишке в центре страны нашли книжку, стирающую память.

Сова принесла письмо Артура ближе к рассвету, по ощущениям, удалось сомкнуть глаза всего на пару минут, после чего пришлось спешно искать самую приличную мантию и трансгрессировать в Коукворт. Несмотря на то, что стрелка уродливых башенных часов на городской площади показывала половину шестого утра, у дома, медленно выплывая из тумана, меня встретили четыре фигуры. Две из них кутались в мантии, несмотря на духоту. Оставшаяся парочка оказалась маггловскими полицейскими. Не то, чтобы мне часто приходилось общаться с этими ребятами в прошлом, в отличие от Джеймса и Сириуса, которых однажды задержали и чуть не доставили в участок за пьяный дебош в Плимуте. А вот со стирателями памяти в свое время удалось поработать, — Отдел магических происшествий и катастроф часто отправляет их на помощь мракоборцам, подтирать последствия заварушки, если задержание по каким-то причинам происходило на глазах магглов. Им довольно хорошо платят, но работы настолько много, что эти ребята практически безвылазно проводят все время в командировках. К тому моменту, как я, зевая, лениво подошла к ним, один из волшебников уже умудрился вынуть волшебную палочку. Он сделал это так гладко, даже не прекращая разговора с полицейскими, что простецы ничего не заметили. Яркая вспышка Забвения, и представители закона уже топают по своим делам.

— Мэм, вход воспрещен. Органы магического правопорядка уже разбираются в ситуации. Приносим свои извинения за доставленные неудобства, — заметив меня на садовой дорожке, один из клерков сразу же признал во мне ведьму. Значительно упростило бы ситуацию, если бы он признал еще и коллегу.

— Доброе утро, господа, — самодовольно хмыкнув, я ткнула каждому из них под нос свой значок работника Отдела магического правопорядка. — Артур Уизли внутри? Я его помощница.

Стиратели памяти недоуменно переглянулись, затем один из них глянул недоверчиво сначала на меня, а потом куда-то назад, где виднелась распахнутая настежь дверь дома. Судя по звукам шагов и голосам, внутри было еще несколько человек.

— Сэм, чудик говорил мне, что будет еще кто-то, можешь пропустить.

— Благодарю, — очень хотелось сцепиться с ними и поучить манерам, к тому же настроение было ни к черту, но не хотелось создавать неприятности Уизли, который формально отвечал за меня, как за подчиненную. Чтобы сдержать раздражение, потребовалась не только сила воли, но и какое-то магическое провидение.

Теперь же я стояла посреди типичного маггловского домика, очень похожего на остальные в городишке — кирпичного коттеджа с грязными порогами и захламлённого внутри старой, заплесневелой мебелью. Даже в Лютном Переулке найдутся места поприятнее. Пока Артур и какой-то тощий мальчишка из органов обеспечения магического правопорядка делали обыск в гостиной, а ещё пару ребят из бригады старателей памяти разговаривали с пострадавшим, мне было велено вести протокол.

— На вид ничем не отличается от обычной книжки, только какая-то старая… — осторожно переворачивая виновницу всего сыр-бора кончиком волшебной палочки, проговорил парнишка. На вид он был совсем зелёным, наверное, только что выпустился из Хогвартса.

Делая записи в потрепанном блокноте Артура, я дернула Уизли за рукав мантии, привлекая к себе внимание.

— Четвёртый случай за неделю, а с нами послали… этого? — прошептала я чуть слышно, метнув взгляд в сгорбленную над полом спину стажера. — А как же Коннингтон? Мракоборцы?

— Нет надобности, они не занимаются такой мелочью, — в голосе Артура слышалось плохо скрытое разочарование. Для него такие случаи, наверное, были целым событием, учитывая то, насколько Уизли нравятся магглы и всякие механические штучки, которые они изобретают, но что в масштабах всего Министерства старик, потерявший память? Боль в заднице и лишняя бумажная работа. Волан-де-Морт, может, и погиб как несколько лет назад, вот только это ничего толком не изменило — волшебникам всегда насрать было на то, что творится там у простецов. Главное, соблюсти Статут о Секретности и не нарваться на неприятности. — Дабхглас в прошлый раз обошёл весь дом сверху донизу, многозначительно покивал, но, мне кажется, так ничего и не нашёл. К тому же, скоро турнир Мирового Кубка по квиддичу, почти весь отдел занят подготовкой…

Конечно же, какой-то квиддич важнее, чем партия книжек, заколдованная каким-то шутником, либо расистом для того, чтобы поиздеваться над магглами. Фыркнув, я обошла парнишку из органов магического правопорядка, чтобы сделать пару фотографий на магическую камеру, позаимствованную у Перкинса. На вид книжка и правда ничем не выделяется: простой твёрдый переплёт из черной кожи, пожелтевшие грязные страницы… вот только внутри девственно пусто, без единого следа типографской краски. Да и заголовка нет, совершенно чистая обложка. Случайно такую не купишь, иначе зачем кому-то пустая книжка? Магглы, конечно, странные, но не настолько, чтобы покупать всякое барахло.

— Как эти случаи вообще регистрируют? Подумаешь, человек память потерял, почему не определили беднягу в какую-нибудь лечебницу? — может, я просто очень хочу найти хоть какие-нибудь зацепки к секте Волан-де-Морта, но выглядит все очень странно. Поттеровское чутьё на приключения подсказывало, что это не просто чья-то злая шутка, иначе зачем начальник Отдела магического правопорядка пошлёт на расследование не кого-нибудь из мракоборцев, а целого невыразимца?

— Видели полицейских снаружи? — внезапно подал голос мальчишка, выглядел он при этом крайне самодовольно. Сразу вспомнились наши первые задания от Грюма, когда все стремились выпендриться на свой манер.

Выпрямившись, я скептично глянула на стажера.

— Ну и?

— Соседка доложила, что в доме были какие-то цветные вспышки и звуки драки, вызвала маггловскую полицию. Наши контакты сразу передали случай для проверки, — кивнув, он указал большим пальцем на скрюченного на полу старика в другом комнате, с которым сейчас работали еще два стирателя памяти. Если заклинание было недостаточно сильным, либо наложено неумело, его еще можно обратить, если прошло не так много времени. Судя по отчету Артура, еще ни у одного из четырех пострадавших не удалось это сделать.

Оставив Уизли и стажера опечатывать книжку (у меня все равно недостаточно полномочий, а ведение протокола для этого не требуется), я заглянула на грязную, словно давно заброшенную кухню, вслушиваясь в беседу стирателей. Внутри все было еще хуже, чем в гостиной — чего стоит только паутина на старой, газовой плите и покрытая пылью столешница. Маггл, сидящий на полу в самом углу комнаты, выглядел как раз соответствующе своему жилищу: грязная, седая борода, сальные длинные волосы и грязная потрепанная одежда. Заметив меня, стиратели памяти лишь переглянулись удивленными взглядами. Пришлось еще раз показать значок. Как хорошо, что успела его получить на прошлой смене, иначе проблем было бы гораздо больше, либо пришлось бы сидеть в очередной раз над бумажками Перкинса.

— Бедняга ничего не помнит, прямо как предыдущие, — тихо переговариваясь между собой, проговорил один из клерков.

— Да и вспышка, по словам соседки, была яркая. Кто будет использовать такое сильное зачарование забавы ради?

Второй служащий лишь рассеянно плечами пожал. Этот вопрос меня тоже заинтересовал. Судя по внешнему виду, книжка довольно старая. Может, неудавшийся расист-приколист ее даже не зачаровывал?

Потерявший память старик следил за их беседой, недоуменно глядя на пару волшебников. Его маленькие, черные глазки испуганно пробегали по комнате, будто ее не узнавали, что не удивительно. Плюхнувшись на старую тумбу, я стала задумчиво пролистывать записи Артура в старом блокноте и достала волшебную камеру, чтобы сделать снимок пострадавшего. В этот момент старик вскинул голову, и мои глаза встретились с его испуганными и возбужденными. Твою мать!

— Он не маггл! — прежде чем я успела как следует подумать, слова сами вырвались изо рта. Выроненная камера повисла на кожаных ремешках, ударившись о грудь.

Стиратели памяти удивленно обернулись в мою сторону, посмотрев так, словно только сейчас заметили, что я в комнате.

— Пф, что за глупость, конечно же, он маггл, — фыркнул один из них.

На ослабевших ногах я спустилась с тумбы, уже их не слушая, и подошла к старику. Это не может быть ошибкой, эти глаза я узнаю из тысячи, несмотря на сальные патлы, глубокие морщины и только Мерлин знает что еще. Надеюсь, что все это большая ошибка, и я уже немного чокнулась головой в поисках связи с сектой Волан-де-Морта. Трясущейся рукой я осторожно обхватила грязное запястье старика, задрав к локтю рукав поношенной курточки. На бледной, сморщенной коже виднелась черная татуировка в виде Венгерской Хвостороги, которая тут же начала скалить зубы, стоило обнажить ее.

— Вот, глядите, господа! — я ткнула палочкой в дракона, показывая его клеркам. Старик тут же шокировано вскрикнул, будто не ожидал, что на его руке может оказаться такое. — Этого бродягу зовут Сэлинджер Стоун, он торгует всякой дрянью в Лютном Переулке, его все знают! Только, он какой-то старый и потасканный…

Разумеется, эти аскеты в чистеньких, выглаженных мантиях не могут этого знать, вряд ли такие как они когда-либо имели дело с черной стороной Косого Переулка. А вот я провела там достаточно времени. Защитный амулет с синим камнем, тщательно спрятанный на шее под мантией, был куплен у Сэла. Кто мог подумать, что когда-нибудь мне пригодятся подобные знакомства?

— Ты сможешь это доказать? — и я, и два стирателя памяти вздрогнули от неожиданности, услышав за своими спинами сухой голос. В дверях кухни стоял Дабхглас Коннингтон. Как только он успел здесь так быстро появиться?!

Не обращая внимания на клерков, Коннингтон коршуном метнулся ко мне, схватив старика за руку и внимательно ее оглядывая. Эта тату не могла быть сделана магглом, какие могут быть доказательства? Я решительно кивнула.

— У этого парня есть квартира в Кенсингтоне, там он держит свой товар. Могу показать, если нужно.

Сухое, ничего не выражающее лицо невыразимца на пару мгновений прояснилось, а глаза блеснули, как у охотничьего пса, почуявшего добычу.

— Веди.

— Меня, если что, Кира Поттер зовут, — сказала я почесывая тугую повязку, под которой чесались заживающие трещины, которые заботливо вчера обработала Молли. Невыразимец широким, стремительным шагом шел вверх по пустой улице, приходилось как следует шевелить ногами, чтобы поспеть за ним.

Коннингтон обернулся, глядя на меня пару мгновений без всякого интереса, — его такие детали, похоже, мало интересуют. Даже шага не замедлил.

— Я знаю, — сунув руки в карманы тёмно-коричневой, ничем не примечательной мантии, Коннингтон двинулся в сторону тёмной подворотни. Я последовала за ним, таращась в сутулую спину невыразимца.

«Знаешь?» — не то, чтобы было время как следует удивиться. Может, Артур говорил на прошлом выезде? Не помню, чтобы он представлял нас друг другу.

Вблизи Коннингтон совсем не казался таким уж тертым калачом, просто… уставший мужик? Спутанные, давно немытые темно-русые волосы с проблесками седины, всклокоченная борода — встреть его в толпе где-нибудь в Косом Переулке, так и не заметишь. Совсем и не скажешь, что представляет угрозу хоть для кого-нибудь. Хотя, может быть, в этом и вся магия. Никто не знает, чем занимаются невыразимцы в Отделе Тайн, а они уж точно никому не расскажут. Почти каждый мракоборец более-менее находится на слуху, по крайней мере у барыг и шарлатанов из Лютного Переулка, особенно у тех, кто водится с чёрной магией. Я пыталась вспомнить, что слышала о Коннингтоне в одном из местных пабов, но ничего так и не приходило на ум. Совершенно чистый лист.

— Я вообще-то вспомнил твоего брата, — остановившись у мусорных баков, проговорил Коннингтон. — Назойливый мелкий засранец.

Я даже воздухом поперхнулась, чуть не врезавшись в его спину. А вот этого ожидаешь услышать меньше всего. Обычно о Джеймсе всюду говорят так, будто о святом мученике, всегда смотрят на меня с жалостью, вспоминая, каким же хорошим мальчиком он был, каким храбрым героем стал в разгар войны. Интересно, что бы на это сказала МакГонагалл, которая смогла впервые за семь лет вздохнуть спокойно, стоило закадычной парочке Блэка и Поттера, наконец, выпуститься? Или Филч, которому больше не придется по несколько раз в неделю отмывать коридоры от навозных бомб или еще чего похуже?

— Описание лучше придумать нельзя.

Он кивнул, быстро оглядел пустой переулок в поисках любопытных глаз, хотя вряд ли можно было ожидать даже случайного прохожего в такой ранний час в Коукворте, в том еще захолустье.

— Показывай дорогу, Поттер, — наконец, убедившись в безопасности, Коннингтон протянул мне мозолистую, грубую ладонь. Помедлив пару мгновений, я ухватилась за его локоть, прикидывая, куда удобнее всего будет трансгрессировать вдвоём.

Неприятное ощущение сдавливания, будто тебя на огромной скорости прогоняют через узкую стеклянную трубку, было слишком знакомым, но сколько бы я не пыталась к нему привыкнуть, каждый раз оно заставляло все внутри поджаться, ухнуть вниз, как перед прыжком в пропасть. Ещё до появления пагубного пристрастия к алкоголю мне не нравилось трансгрессировать, а уж после и вовсе пришлось от этого отказаться. Лучше трястись несколько минут в душном салоне Ночного Рыцаря, чем обнаружить себя по частям где-нибудь в самых далёких задворках Англии, где даже и не собирался оказаться. Тёмный безлюдный переулок начал быстро, с бешеной скоростью вращаться вокруг нас, пока совсем не размылся. Послышался характерный хлопок, и меня с толчком выбросило на твердую, вымощенную камнем аллею, заставив покачнуться. Судорожно хватая ртом воздух, я вцепилась в рукав Коннингтона, тихо выругалась, согнувшись пополам.

— Идем, — дав пару мгновений на то, чтобы придти в себя, невыразимец с палочкой наготове кивнул куда-то перед собой, при этом раздвинулись заросли орешника, в которых мы оказались.

В старом лютеранском сквере недалеко от Кенсингтонского рынка, как всегда, было грязно — под ноги попадались пустые бутылки из-под Гиннесса, целлофановые обёртки и ещё что похуже. Расписанная ругательствами статуя какого-то маггловского святоши сменила нас осуждающим взглядом. Лондон уже не спал, потихоньку наполнялся привычной вознёй и шумом.

— Свернем в этом переулке, — огибая мелкий магазинчик одежды, на витрине которого были выставлены пластиковые манекены в нелепых джинсах с расширяющимися снизу штанинами, кислотно-розовых блейзерах и ещё, Мерлин знает, с чем, я двинулась вдоль улицы, пряча палочку в рукаве мантии. Ноги будто сами несли вперёд, как никогда громко кричащее чутье на приключения говорило, что в квартире Сэла ждет что-то интересное. По крайней мере, точно не гора добытого нелегальным путём волшебного мусора. Коннингтон, словно натравленная борзая, следовал по пятам.

Наконец, мы вышли к ничем не примечательной длинной пятиэтажке с терракотовой крышей, как под копирку похожей на все остальные дома в Ноттинг-Хилле, выбеленные и ухоженные, высокомерно смотрящие на нас через утреннюю туманную дымку зажженными окнами. Перепрыгнув железный заборчик, я двинулась к торцу здания, игнорируя пестрые двери с аккуратными табличками с именами владельцев квартир. Там нас встретило небрежно начерченное граффити в виде совы, выбивающееся из общей атмосферы домов с ухоженными газонами и их самодовольными хозяевами. Заметив нас, сова лениво моргнула, глянула недоверчиво.

— Моргановы титьки, — естественно, пароль в берлогу барыги будет не таким пафосным, как те, что каждый месяц выдумывала Полная Дама. Впрочем, Коннингтона это ничуть не смутило.

Кивнув нам, сова отпрянула в сторону, а на её месте, словно из ниоткуда, выросла дверь. Совсем не такая, что с другой стороны дома, пошарпанная, с деревянной фанерой заместо давно разбитых стеклянных вставок. Однако к ней, то ли для иронии, то ли для показной важности была прибита деревянная табличка: «Сэлинджер Стоун: постучи три раза». Вот только стучать совсем не пришлось, стоило коснуться ручки, как дверь тут же поддалась — она оказалась незапертой.

— Держись позади, — велел Коннингтон своим сухим, солдафонским голосом. Впрочем, у меня не было желания лезть вперёд.

За дверью была уже привычная мне лестница, ведущая вниз, в темную прихожую. Стоило вслед за Коннингтоном сделать шаг внутрь, как в ноздри ударил кислый, отдающий спиртом запах. Спустя пять ступеней мы наткнулись на гору пустых бутылок из-под огневиски, одна была разбитой. Сэл всегда любил как следует прибухнуть, именно так мы и познакомились. Не то, чтобы у меня часто бывали собутыльники, но этот хрыч умел подмазаться к любому, не упуская возможности сбыть свою рухлядь еще кому-нибудь. В отличие от мошенников, втюхивающих грязные склянки с нелегальными зельями прямо в подворотне, артефакты Сэлинджера по крайней мере работали, пусть и не без своих негативных эффектов. Один раз его выслеживал по всему Лютному Переулку какой-то старый, чистокровный дед, которому он продал африканский амулет молодости, вот только забыл упомянуть про одержимость духом, идущую бонусом. Думая об этом сейчас, у Стоуна было много врагов, кто угодно имел мотивы не просто убить его, но поизвращаться с зачарованной книжкой, чтобы как следует отомстить. Но ведь он был не единственным, кто пострадал.

Большая, заставленная под завязку квартира встретила нас мертвой тишиной. Из темноты выглядывали темные силуэты вычурной, пошарпанной мебели. Из единственного окна, как раз напротив прихожей, проглядывал тонкий, прозрачный луч света. Шторы плотно задернуты.

— Что-то не так, — пробормотала я шелестящим голосом, в этой напряженной тишине он прозвучал необычно громко. Я слышала сиплое дыхание Коннингтона слева от себя. Стоуна не назовешь большим чистюлей, его жилье и в прошлый раз походило на настоящий притон, но в этот раз по квартире будто ураган прошелся. Все кругом было перевернуто, кое-где хрустели под ногами разбитые стекляшки, валялись промаркированные, перевернутые вверх дном ящики. Из одного такого Сэлинджер вынул мой защитный амулет с синим камнем, висящий сейчас на шее, в них он хранил свой товар. Наши взгляды с невыразимцем встретились, вскинув руку, жестом он указал в противоположную от себя сторону. Я поняла все без слов и двинулась в приоткрытую дверь спальни.

Внутри все было также перевернуто, как и в гостиной — распахнуты все дверцы в одежной шкафе, а у прикроватной тумбочки вытащены все ящики. На кровати я обнаружила два старых, кожаных чемодана и кучу разваленной на ней одежды, будто собираемой в спешке. Куда Стоун мог собираться? У него же вся клиентура здесь, в Лютном Переулке, такой пройдоха, как он, вряд ли просто так бросит насиженное место.

Вернувшись в гостиную, я нашла Коннингтона у южной стены. Присев на корточки, он осматривал оставленные на обоях черные ожоги. Походило на следы от заклинаний, прямо как у меня на кухне. У ног невыразимца стоял здоровенный ящик, чудом оставшийся нетронутым в этой заварухе. Крышка была вскрыта. В распахнутом нутре ящика виднелась целая партия уже знакомых нам книг в черных потрепанных обложках.

— Нашел его в ванной, был спрятан в тайнике за унитазом, — пояснил мне мужчина, концом палочки указав на книжки.

— Это точно товар Сэла, — кивнула я, всматриваясь в маркировку, оставленную кривым почерком — «Для Ф.». Кем или чем могло быть это «Ф.»? — В его квартире похоже, кто-то побывал… Может, их и искали? Не думаете, что…

— Тихо, мы не одни! — вдруг шикнул Коннингтон, прервав мои разглагольствования. В наступившей тишине я навострила слух, сердце тут же забилось.

Поднявшись, невыразимец ткнул пальцем в сторону кухни, единственной комнаты, в которой мы еще не были, и бесшумно подкрался к арочному проходу. Я следовала за ним, стараясь не отставать, пальцы сжали волшебную палочку.

— Флиппендо! — черная тень выскочила из темноты арочного прохода, заклинанием отпихнув невыразимца. Он пролетел через всю гостиную, спиной врезавшись в шкаф. Незнакомец, завернутый в мантию с капюшоном, бросился к выходу.

— Стоять! Акцио! — я попыталась преградить ему путь, швырнув под ноги обломки деревянных ящиков. Упав, волшебник яростно закричал, будто хлыстом, отмахиваясь от нас волшебной палочкой, из которой красными искрами выскакивали заклинания.

Коннингтон подскочил на ноги, призывая невидимый щит, принял боевую стойку. Завязалась дуэль. Я успела только перекатиться за старую софу, прячась за ней от рикошетивших вспышек. Тело двигалось само по себе, быстрее, чем я успевала обдумать свой следующий шаг, будто на одних инстинктах.

— Не путайся под ногами, Поттер! — руки Коннингтона двигались с невероятной скоростью. Отработанными движениями он отбивался от летящих в его сторону проклятий, разбивал их невидимым щитом, тут же переходя в наступление. Человек в мантии, однако, ничуть ему не уступал. Мне оставалось только наблюдать за их схваткой из укрытия, не поспевая за бешенным темпом магической дуэли.

— Бомбарда! — в какой-то момент волшебник в черной мантии, чувствуя явное превосходство невыразимца, направил палочку прямо на софу, за которой я пряталась. Будто в замедленном времени, тут же сообразив, что нужно делать ноги, я рванула из своего укрытия, оттолкнулась ногами от пола. Раздался закладывающий уши грохот, взрывная волна застала меня в прыжке, окатив деревянными осколками и клочками изорванной обивки. Я влетела прямо в Коннингтона, повалив его коренастое тело на пол. Режущая, щиплющая боль окатила правую сторону щеки, грудь и плечи, куда угодили мелкие, острые куски мебели.

Оттолкнув в сторону мое грузное тело, Коннингтон вскакивает на ноги, сквозь поднявшуюся пыль пытается разглядеть противника, грязно ругается. Мы слышим, как с громким хлопком распахивается входная дверь. Невыразимец бросается следом, бросив меня одну посреди разваленной квартиры зализывать раны.

Время тянется невыразимо долго. Сцепив зубы, я достаю из ноги впившиеся острые куски древесины, пытаюсь унять бьющееся сердце, которое набатом стучит в ушах. Голова все еще гудит, приходится приводить в порядок не только себя саму, но и расшатанные нервы. Наконец, удается успокоиться. Коннингтон возвращается спустя какое-то время, мрачнее тучи, волком смотрит в мою сторону.

— Я же сказал тебе не лезть под руку! — прорычал он беззлобно, протягивая мне руку. — Цела?

— Ага, — игнорируя его помощь, поднимаюсь на ноги, отряхивая мантию от пыли и щепок. — Упустили ублюдка?

— Сходи к целителям, они тебя подлатают, — игнорируя мой вопрос, Коннингтон ищет что-то в складках мантии, удается разглядеть только длинную золотую цепочку.

— У нас есть целая партия книжек, если мы…

— Дальше я сам займусь этим делом, мисс Поттер! — гаркнул невыразимец, сверкнув в мою сторону полным раздражения взглядом. — Возвращайся в свой отдел, девчонка. Ты нужна была только, чтобы показать берлогу этого проходимца Стоуна. И помалкивай обо всем, что видела, если не хочешь потерять свою работу. Один слух, либо шепоток, и я лично тебя найду!

— Сэр, есть, сэр, — сцепив зубы, я послушно убрала палочку в карман, волком глядя на Коннингтона. Надеюсь, поймет, что я обо всем этом думаю, а в частности о нем. Сначала из говнюка и слова не вытянешь, а теперь вдруг так разгавкался, будто старый вояка.

Ничего не оставалось, как подчиниться.

— Люди мистера Боу были здесь час назад, забрали все отчеты, — на пыльный стол Перкинса опустилась дымящаяся чашка с чаем. Вскинув голову, я в расстроенных чувствах посмотрела в розовое лицо Артура. Ничего не оставалось, как с досадой пожевать губы. — Кажется, это дело теперь передадут невыразимцем. Надеюсь, теперь работы будет поменьше…

Уизли невзначай пытался меня подбодрить. Когда я, вся покрытая пылью, с деревянной стружкой в волосах, приковыляла в его кабинет, он не на шутку перепугался. Коннингтон никому ничего не стал объяснять, когда потянул меня из того дома в Коукворте. Теперь, учитывая то, что мы нашли в берлоге Сэла, ясно, что все это было не зря — счет шел на минуты. Кто знает, что было бы, если бы мы пришли несколькими часами позже. Кем бы ни был тот ублюдок, он уже давно умудрился забрать с собой партию чертовых книжек и скрыться.

— Мистер Боу? Кто это? — рассеянно хватая пальцами горячую кружку, спросила я. Артур и раньше упоминал это имя.

— Фенрис Боу, начальник Отдела магического правопорядка, — пояснил Уизли, будто я спросила что-то настолько очевидное. — Наш с тобой начальник… Боже, Кира, ты в порядке? Не поранилась?

Пару царапин на щеках, ушибленная грудь не идут ни в какое сравнение с тем, что я хотела порвать чертового Коннингтона на ленточки. Сделав глоток чая, я тихо выругалась и поднялась на ноги. В очередной раз всплывает неведомая срань с древними артефактами. Еще предстояло о многом подумать, особенно о том, стоит ли лезть в это дело, несмотря на запрет невыразимца. Имеет ли оно хоть какое-то отношение к тому, о чем говорил Дамблдор?

Глянув на отрывной календарь, висящий у стола Перкиса поверх распечаток их маггловских журналов, я нахмурилась, поставила чашку на стол. Впрочем, это все может подождать, есть дела куда поважнее.

— Куда ты?..

— Сколько сейчас времени?

— Почти шесть, а что?

— Отлично, еще успеваю в бакалейную лавку.

* * *

Римус очнулся уже после рассвета, чувствуя привычную ломоту в костях. Солнце уже давно взошло над горизонтом, пробиваясь сквозь заколоченные окна Визжащей Хижины. Какое-то время он просто лежит, скрючившись на полу в позе эмбриона, рассеянно наблюдая за тем, как неторопливо плавают в воздухе частички пыли, хорошо заметные на ярком свете, пытался прийти в себя. Это полнолуние было таким же ужасным, как и все предыдущие с тех пор, как они выпустились из школы — неразборчивые картинки прошедшей ночи всплывали в сознании красными вспышками, но отказывались складываться в полноценную картину. Оставалось только надеяться, что за это время он не навредил ни кому, кроме себя самого. Поежившись от утреннего холода, он поводит уставшими плечами и с удивлением обнаруживает накинутый на его тело колючий клетчатый плед.

— Проснулся, наконец, соня? — он оборачивается на хриплый, заспанный голос. Зевая, Кира смотрит на него с усталой улыбкой, поднимая лохматую голову от старого стола.

— Что ты?.. — он удивленно озирается по сторонам, все еще не оправившись от тяжелого, изнуряющего состояния. Голова немного кружится и гудит в висках, словно колокольным набатом. — Давно ты здесь?

— Не волнуйся, пришла, как только луна скрылась, — потянувшись, девушка смотрит на него чуть насмешливо, подперев голову рукой. — Ты так сладко спал, что даже ничего не заметил. Не замерз? Молли дала плед.

Он рассеянно пожимает плечами, вдруг осознает, что под пледом совершенно голый, словно младенец, смущенно кутается в его складки сильнее. Разминая затекшие руки и ноги, Кира поднимается со своего места. Вид у нее необычно болезненный: темные круги под глазами, кажется, стали выделяться еще сильнее на бледном лице, а щеки покрыты лиловыми порезами, еще совсем свежими. Где-то на задворках сознания, словно молнией, его поражает мысль о том, что это мог оставить на ней эти следы. Люпин испуганно оглядывает Поттер с ног до головы, но она кажется вполне целой. Кроме мятой, покрытой пылью одежды, да растрепанных волос, все кажется в порядке.

— Я принесла сэндвичи с ветчиной, — на старом изодранном диване оказывается большая соломенная корзина для пикников. Опустившись рядом с ней, Поттер начинает рыться в ее содержимом, тактично стараясь не пялиться на полуголого друга. — И одежду. Твоя, кажется, совсем пришла в негодность…

Девушка указывает на кучу изорванного тряпья, валяющуюся в дальнем углу комнаты. Мерлин, неужели когда она пришла сюда, он валялся на полу в том, в чем мать родила?! Выругавшись про себя, Римус смущенно отводит глаза. Он уже отвык просыпаться вот так, с друзьями в одной комнате, чьи теплые заботливые руки поддержат его слабое трясущееся тело и помогут из последних сил доковылять до замка, где можно будет остаток дня провести в спальне для мальчиков, восстанавливая силы. Все это было будто в другой жизни, обрывки которой иногда приходили к Римусу сказочными, будто нереальными видениями. Иногда ему кажется, что все это ему когда-то привиделось, что он выдумал все это для того, чтобы были силы поднимать свое никчемное, больное тело с земли. Последние два года его жизнь тянулась от полнолуния до полнолуния, разбавленная серыми днями и бесконечным одиночеством, больше похожем на затянувшийся кошмар.

Даже несмотря на то, что он в сердцах наговорил ей, эта девушка все равно здесь, смотрит на него блестящими золотисто-карими глазами, не предлагает свою помощь, не ждет того, что Люпин ее примет, а не спрашивая берет все в свои руки. И по-прежнему относится к нему, как раньше — человеку, которого давно знает, которым… дорожит?

— Кира, я… п-прости меня, пожалуйста, — сцепив зубы, он собирается с силами, чтобы посмотреть ей в лицо, несмотря на чувство вины, захлестнувшее резкой волной. — Я правда не заслуживаю того, что ты для меня делаешь.

— Может, и не заслуживаешь, а может и заслуживаешь. Давай я сама это решу, — хмыкнув, она достает из корзины завернутые в фольгу сэндвичи, протягивает Римусу бледной рукой. Он замечает две тугие повязки, перевязывающие ладони девушки. Что могло произойти за эти два дня, что они не виделись? И самое главное, как он мог допустить, чтобы сестра его лучшего друга пострадала, пока он трусливо собирался с силами для того, чтобы принести извинения? — А теперь ешь. Путь до Кардиффа долгий, трансгрессировать в таком состоянии мы не можем.

Сунув в руки растерянного Римуса сверток с бутербродами, девушка плюхается на софу напротив, подтягивает к груди тощие коленки. Наступает напряженная, неловкая тишина, и чтобы как-то занять себя, Люпин принимается за предложенные сэндвичи. Несмотря на слабость тела, аппетит в нем просыпается просто зверский. Не заметив, он в один миг разбирается со всеми бутербродами, жадно вгрызаясь в кусочки поджаренного хлеба. Кира наблюдает за ним с натянутой улыбкой где-то в самых уголках губ, кажется, думая о чем-то своем. Невольно вспоминается их неловкий разговор в один из вечеров на пятом курсе, после того, как девушка узнала его позорный секрет. Он был готов ко всему — что она, как и другие люди прежде, в отвращении отвергнет его предложение поговорить, что больше никогда не будет воспринимать Римуса как прежде, вместо этого начнет видеть в нем кровожадного монстра. И вспомнился их позорный поцелуй и последовавший за ним неловкий разговор.

Он знал еще с самого начала, что не имеет права на эти чувства, никогда не позволял своим симпатиям зайти дальше наивных фантазий. Они обнаружились внезапно, в конце четвертого курса, когда она смеясь навалилась на него сзади, ущипнув за щеку, в шутливой манере спросила, что он хочет получить в качестве подарка на именины. Тогда Римус смущенно ответил, что ему ничего не нужно, к тому же, Джеймс и Сириус в тайне уже готовили для него какой-то сюрприз. Кира только тряхнула вихрастыми космами, будто и не слышала скомканных объяснений, и пообещала придумать что-то такое же особенное, прямо как он сам. Разумеется, это была только невинная дружеская шутка, но она почему-то заставила его расплыться в широкой улыбке, шутливо пихнуть ее локтем. «Буду ждать с нетерпением!» — в той же игривой манере ответил ей Римус, даже не заметив, что только что впервые в жизни флиртовал с девушкой. А после долго не мог выкинуть этот момент из головы, каждый раз покрываясь краской при воспоминании об этом вроде бы непринужденном, дружеском разговоре. Что-то в растянутой улыбке Киры, в том, как блеснули ее золотисто-карие глаза в ответ на его фразу заставили внутренности Римуса перевернуться, нервно похолодеть, а сердце наполниться странной, сладкой тоской. Ему нравилось проводить с ней время только вдвоем, без Джеймса и Сириуса, работая вместе над домашним заданием, либо гуляя по берегу Черного Озера, болтая о всякой ерунде. Было в этом что-то интимное, сокровенное. Иногда она резко останавливалась, тормозя пятками, необычно высокая по сравнению с Римусом, которого еще не затронула пора пубертата, уже похожая на молодую девушку, никак не на девочку, смотрела очень грустно, рассказывала о том, как ездила в больницу Святого Мунго к родителям. Выкручивая пальцы, Кира делилась с ним своими переживаниями о том, что Поттерам, похоже, не выкарабкаться. Что-то внутри подсказывало, что об этом девушка не рассказывала никому, кроме Люпина, даже лучшему другу Пруэтту, либо Джеймсу, с которым вместе навещала родителей. Осознание того, что она доверяет свои страхи кому-то вроде него, жалкому трусливому монстру, не делится ими с кем-то еще, наполняло его душу странным теплом. Неосознанно он тянулся к этому теплу, отвечал доверием на доверие. Было в этом что-то стыдливое, мерзкое, — пользоваться ее добротой и участием, скрывать свою истинную сущность, лелея в душе надежду, что эта дружба не кончится никогда.

Следующим летом Римус резко возмужал, вымахал на целый фут, а когда вернулся в школу в начале пятого курса, то заметил, что изменился не только он. Что-то странное случилось с одноклассниками, глупые ребяческие задирания Джеймса по отношению к Лили превратились в ухаживания, а Сириус умудрился начать встречаться с тремя девчонками одновременно. Люпин же знал, что никогда не смеет надеяться на что-то подобное. Разговор с Кирой дал ему слабую надежду, — она приняла его, не оттолкнула, не изменила своего мнения. Он сам не понял, как поцеловал ее. Однако наивные мечты разбились в тот же вечер.

* * *

Наблюдая за Римусом, я достала из корзины бутылку с тыквенным соком, глотнула немного, просто чтобы занять руки. Все прошло куда лучше, чем я ожидала. Трансгрессируя в Хогсмид, я успела напредставлять себе, как Люпин в очередной раз кричит на меня из-за непрошенной помощи, как прогоняет. Слова Уизли хоть и приободрили немного, внушая ложную надежду на то, что у меня еще есть шанс помочь ему. В голову резко пришло осознание того, что я совсем забыла расспросить Артура о Коннингтоне на том ужине, это ведь было самой главной причиной, почему я на него пришла! Тц, стоило только разговору зайти о Люпине, как из головы сразу же все вылетело. Неужели дают о себе знать ростки той наивной, школьной влюбленности, которой не суждено было чем-либо закончиться?

В голове промелькнула шальная мысль о том, что шанс появился снова, но я сразу же отмахнулась от ней, стараясь игнорировать. С тех пор ничего не изменилось, стало только хуже.

— Расскажи, что случилось? — наконец, дожевав последний сэндвич, Римус кивает на мои перевязанные руки.

— Ты такой соня, умудрился проспать все самое интересное, — я натянуто улыбаюсь, вцепившись в бутылку. Рассказываю ему и о раннем вызове, на котором мы нашли Сэла, и о дуэли с человеком в мантии в берлоге Стоуна. Римус молча меня слушает, становясь все мрачнее.

— Дамблдор знает об этом? — наконец, нервно сглотнув, спрашивает Люпин, когда заканчивается мой рассказ.

— Ага, пока ждала, когда луна скроется, заглянула в Хогвартс, рассказала обо всем, что видела. Он думает, что дело никакого отношения к Гарри не имеет! — я фыркнула, вспоминая надменное лицо волшебника. Снова сорвалась на него, накричала. Думала, что старик придумает что-то с Коннингтоном, но вместо этого Дамблдор по каким-то причинам встал на его сторону. Еще и Снейп начал поддакивать, мол, мне лишь бы как собаке броситься на первого встречного, лишь бы мозгами не раскидывать. — Но у меня есть одна зацепка, которая, возможно, поможет.

С ликующим видом я достала из внутреннего кармана мантии потрепанный дневник Сэлинджера, который умудрилась стянуть незаметно от Коннингтона. Быстро пролистав заметки контрабандиста, я убедилась, что дело того стоит. Туда он записывал все свои сделки. Учитывая, что мы уже неделю топчемся на месте, пока Гарри все еще угрожает секта Волан-де-Морта, сейчас любая ниточка будет полезной.

Годрикова Впадина, 1965 год.

По случаю Рождества Юфимия Поттер отменила ежедневные занятия арифметикой и правописанием, позволив Джеймсу и Кире провести весь день на улице. Вопреки обычаям состоятельных чистокровных семей, она отказалась нанимать своим детям учителя и предпочитала сама заниматься их домашним обучением. Миссис Поттер была хорошо образованной волшебницей, и пускай баловала своих двойняшек больше необходимого, в данном вопросе она была крайне строгой. Теперь же были отложены в сторону перья и старые пожелтевшие свитки, по которым она сама когда-то обучалась грамоте, а веселые крики ее детей слышались на заднем дворе особняка Поттеров в Годриковой Впадине. Занимаясь выпечкой, она периодически поглядывала в сторону окон, чтобы убедиться, что все в порядке, — в прошлый раз при помощи стихийной магии Джеймс умудрился взлететь на самую верхушку орешника, перепугав сестру до икоты, пока заплаканная Кира не прибежала отцу. К счастью, в этот раз обошлось разворошенными садовыми дорожками, которые после снежной баталии больше напоминали древние катакомбы. Совсем скоро ее маленькие зяблики замерзнут и, промокшие до нитки, прибегут на кухню выпрашивать имбирные пряники с горячим молоком и шоколадные снитчи. Представив пухленькое личико дочери, перемазанное шоколадом, Юфимия невольно улыбнулась.

Миссис Поттер хорошо знала своих детей, поэтому совсем не удивилась, когда спустя несколько минут, толкаясь и оставляя на полу грязные лужи, в кухню влетели Кира и Джеймс, улыбающиеся, с порозовевшими от холода лицами.

— Maman, Джим опять это делает! Опять! — скорчив брату недовольную мину, простонала Кира и схватилась за подол элегантной сатиновой мантии матери, поверх которой был накинут клетчатый передник. Мимо нее проплыла стройная вереница пряничных человечков, и пускай девочка очень старалась не отвлекаться, все же проводила их алкающим взглядом, облизнулась.

Самодовольный Джеймс залетел на кухню чуть позже сестры, на ходу стаскивая с себя верхнюю одежду, с которой крупными хлопьями на чистый, как зеркало, пол крошился таящий снег.

— Он опять кидался снегом… не так, как обычно! — продолжила Кира, преследуя мать по всей кухне, пока Юфимия порхала от плиты к столу, вынимая противни со свежим песочным печеньем.

Способности к магии проснулись в старшем сыне очень рано, уже в три года Джеймс умудрился поджечь роскошные усы Уолтера Риверса, старого делового партнера Флимонта, когда тот попытался ущипнуть его за нос. С тех пор он часто использовал стихийную магию, совершенно не задумываясь. Иногда Юфимия заставала его в лаборатории отца с диким блеском разглядывающего всевозможные склянки и мензурки, парящие по комнате, а потом резко становящиеся стаей птиц и обратно. Для Джеймса это было все равно, что дышать, это выходило у него легко, даже когда Юфимия, волнуясь о том, что однажды ее сын либо поранит себя, либо сестру, попросила его стараться меньше творить чудеса. В очередной раз отправляя в полет ненавистную тарелку с тушеными бобами, он восторженно смеялся, но тут же вспоминал запрет матери, натыкался на ее укоризненный взгляд, быстро извинялся. Кира же, наоборот, не проявляла никаких способностей к магии, за все шесть лет у нее не было ни одного стихийного выброса. Однажды большой соседский хаунд напал на нее во время прогулки в парке, громко закричав, она бросилась наутек, пока бледный от злости Джеймс не прогнал собаку, совсем ее не испугавшись. Юфимия и Флимонт уже начинали опасаться, что их дочь родилась сквибом, пусть и ни за что не перестали бы ее любить, если бы это оказалось правдой. Девочка очень сильно завидовала старшему брату, стоило только Джеймсу выкинуть какой-нибудь необычный, совершенно точно волшебный трюк, как она начинала сильно кукситься, толкала его в плечо и убегала. Один раз она с заплаканным личиком прибежала в кабинет Флимонта, утыкаясь в колени отца, и срывающимся от рыданий голосом спросила отца, почему она не может так же. Значительно ухудшила ситуацию шутка Джеймса, который убедил сестру, что мама дает ему уроки магии, а ей не хочет. После этого Кира не разговаривала с матерью около часа, перепуганные родители пытались выяснить, что же случилось, но она отказывалась им говорить.

— Молодой человек, кажется, мы уже это обсуждали, — Юфимия находилась в весьма двойственном положении, ругая сына за ненарочные вспышки магии, но и не могла его хвалить, так как видела, как сильно это задевает дочь. Тем не менее, она строго глянула на сына, уперев руки в бока. — А что, если бы ты поранил сестру?

— Ма, я ведь осторожно, — беспечно отмахнулся Джеймс, показав сестре язык. Та обидчиво отвернулась.

Миссис Поттер устало вздохнула, цокнула языком и всучила ему в руки тарелку печенья. Мальчишка тут же просиял, горящими глазами глядя на глазурных единорогов. В руках у надувшейся Киры оказалась два стакана с горячим молоком.

— Скорее идите греться, — велела Юфимия, щелкнув каждого по носу, и задержала свой взгляд на Джеймсе. — А с вами, молодой человек, мы еще поговорим!

Несмотря на обещание матери, уже ничто не могло испортить его настроения. Сегодня Рождество, никаких уроков, на кухне вкусно пахнет, а под елкой целая гора подарков. Он уже умудрился тайком заглянуть в большой и длинный сверток, с радостным ликованием обнаружив под глянцевой бумагой настоящую метлу. В другой большой коробке было уже не так интересно, всего лишь новая кукла для сестры. Мыслями Джеймс уже предвкушал, когда сможет попробовать свою новую метлу (отец обещал научить его летать еще в начале июня, когда дел у него не так много), как здорово будет на зависть сестре летать на заднем дворе. Гораздо круче, чем какая-то кукла! Кира тоже значительно приободрилась при виде праздничного печенья, забыв про свои жалобы. Обогнув наряженную елку, на ветвях которой горели маленькие волшебные огоньки и висели ярко-красные ягоды барбариса, они припустили в сторону гостиной, на большой и ворсистый ковер, греться у камина перед праздничным ужином.

Когда Джеймс, чтобы позлить сестру, закончил откусывать головы всем пряничным человечкам, в прихожей звякнул дверной колокольчик, и в гостиную ворвался холодный, зимний ветер. Задрожали огоньки на елке, брат и сестра недоуменно переглянулись. Отец весь день сидел в своем кабинете, работал над какой-то новой формулой, а мама колдовала на кухне. Неужели кто-то пришел?

— С Рождеством всех! — послышался из прихожей бархатистый баритон, знакомый им обоим до боли.

Переглянувшись, дети почти синхронно срываются со своего места, навстречу неожиданным гостям.

— Дядя Карлус! — со смехом Кира бросается на грудь молодому мужчине, повиснув на его шее.

— Только посмотрите, как вы выросли! — подхватив ее, дядя с ухмылкой треплет девочку по волосам, показывает жене, скромно теснящейся в углу прихожей с неловкой улыбкой. — Дора, смотри!

— Ты стала такой красавицей, Кира, — улыбаясь уголками губ, проговорила тетушка, кивая. Голос у нее при этом еще сиплее и слабее, чем в прошлом году. Девочка тут же покрывается румянцем, пряча лицо в плече дядюшки. От него приятно пахнет дорогим парфюмом, а небритые щеки немного колются. От отца пахнет совсем по-другому, каким-то химикатами, кислыми и неприятными, и он всегда бреет бороду.

— Тетя Дора, давай я повешу твою мантию у камина, — встревает Джеймс, помогая тетушке снять верхнюю одежду. По сравнению с Карлусом, от которого буквально пышет здоровьем и жизнью, она болезненно худая, будто тростинка, с тонкой, почти белой кожей. Стянув с себя подбитую мехом теплую мантию, маленькая фигурка женщины словно становится еще меньше.

— Спасибо, Джеймс, очень мило… — она с улыбкой отдает свои вещи племяннику, чмокнув его в лоб.

Карлус с улыбкой ставит Киру на пол, напоследок потрепав по макушке, и переключается на Джеймса.

— Ба, вырос-то как! Ну-ка покажи бицепсы!

— Карлус! — возмущенно смотрит на него Дора, чуть ударив мужа по плечу. Тот не обращает на ее замечание никакого внимания.

Джеймс самодовольно кладет мантию тетушки на полку для обуви и показывает свои тощие, костлявые руки, пытаясь напрячь хилые мышцы. Это приводит Карлуса в настоящий восторг. Хлопнув в ладоши, он протягивает племяннику словно из ниоткуда взявшуюся шоколадную монету.

— Молоток, а теперь пойдем, найдем старину Монти, тот, наверное, опять засиделся в своей лаборатории, что даже не слышит, как пришли гости!

* * *

После сытного ужина мужчины спустились в лабораторию Флимонта, потягивая бренди, пока Юфимия и Дорея остались с детьми в гостиной. Джеймсу очень быстро наскучили взрослые беседы матери и тетушки, широко зевнув, он пожелал всем спокойной ночи и с громким топотом умчался на второй этаж, в детскую. Кира же уже клевала носом, сидя под боком матери, но пока не хотела идти спать. Ее завораживал тихий, нежный голос Дореи Поттер, несмотря на свою болезнь, тетушка оставалась очень красивой молодой женщиной. Она чем-то походила на их маму с безукоризненно прямой осанкой, тонкими элегантными руками, увешанными кольцами, черными длинными волосами. Только в отличие от Юфимии, ее красота была холодной, как у мраморной статуи. Маленькая Кира невзначай поглядывала на тетушку, любовалась ей издалека, мечтая вырасти такой же леди, прямо как ее учила матушка.

— В «Пророке» писали, что Карлус получил Орден Мерлина, я очень за вас рада, — погладив дочку по голове, проговорила Юфимия. Несмотря на то, что их семьи редко общались, Карлус практически вырос у нее на глазах, для миссис Поттер он был кем-то вроде младшего брата, поэтому она искренне гордилась тем, что он вырос в талантливого и храброго волшебника, знаменитого на всю Магическую Британию борца с проклятьями.

— Министр держит его на хорошем счету, — со скромной улыбкой кивнула Дорея и тут же закашляла, смущенно прикрыв рукой бледные, синеватые губы. — В последнее время, у него очень много работы… Я очень за него переживаю.

— Ох, милая, — сочувственно вздохнула миссис Поттер, начертав для нее стакан с водой. Юфимия дала ей какое-то время.

Заскучав, Кира выпуталась из рук матери и осторожно сползла на пол. Внимание ее привлекла гора подарков под елкой, которые им так и не разрешили открыть, пока не наступит утро. Проследив за ней взглядом, Юфимия вдруг тихо охнула.

— Совсем забыла, Дорея, — она погладила по плечу покрасневшую женщину, которая едва справилась с кашлем и теперь утирала запястьем слезящиеся глаза. — Мы с Флимонтом приготовили для вас подарки. Кира, позови, пожалуйста, папу и дядю Карлуса!

— Хорошо, maman! — она тут же оживилась, закивала головой и припустила в сторону подвала, где располагалась лаборатория отца. Не терпелось увидеть лицо дяди Карлуса, когда он увидит рисунок, который она ему приготовила.

Приоткрыв дверь в лабораторию отца, девочка тут же сморщилась. В нос ударил кислый, неприятный запах химикатов. Внутри, как всегда, было темно и влажно, как в подземелье. Заглянув внутрь, Кира увидела отца, сидящего в рабочем кресле, вид при этом у него был крайне раздраженный. Лицо дяди она не видела, Карлус сидел на небольшой софе спиной к ней, закинув ногу на ногу. Трудно было представить двух совершенно непохожих братьев, как эти двое. Помимо разделяющих разницы в десять лет, Поттеры различались даже фигурой. Флимонт был плотным мужчиной среднего роста, с аккуратно убранными черными волосами, в которых уже сияла ранняя седина. Он всегда начисто брился, носил накрахмаленные, сшитые с иголочки, но при этом простые, удобные мантии, важности ему добавляли очки-половинки в тонкой оправе. У отца Киры был спокойный, ироничный характер, и пускай он не был сильным волшебником, его невероятные способности к зельеварению были известны по всей стране. Карлус же, в отличие от замкнутого брата, был настоящим ураганом, что проступало и в его внешности, — короткостриженая поттеровская шевелюра, всегда растрепанная, небрежная темная щетина и золотая серьга в ухе. Он был высоким, выше своего брата на целую голову, подтянутого телосложения, а белоснежная улыбка в свое время свела с ума ни одну молодую ведьму. Помимо этого у Карлуса был смешливый, общительный характер и удивительная способность притягивать к себе неприятности (которые он иронично называл «приключениями»). Эту способность, имея при этом талант ко многим магическим дисциплинам, он сумел применить во благо, продолжив дело их знаменитого предка и занявшись борьбой с черной магией.

— Ты же говорил, что будешь на это Рождество в Оксфордшире, охотиться на тульпу, — глянув на брата устало, заметил Флимонт, и поправил сползшие на нос очки. Кира чуть помедлила, не решаясь прервать их разговор, который по ощущениям был в самом разгаре. — Неужели сменились планы?

— А вот и нет, — в голосе Карлуса Поттера слышалась улыбка. Послышался скрип софы, выпрямив спину, он достал что-то из-за пазухи и показал брату. Девочка успела только увидеть, как что-то блеснуло в свете лампы. — Я сейчас болтаю с тобой, а еще я в Оксфордшире. Дружба с министром имеет свои преимущества, Монти.

Лицо Флимонта побледнело.

— Кажется, я сотню раз просил тебя не называть меня так, — глаза его сверкнули в сторону блестящего предмета. — Приносить сюда такую вещь, совсем ума лишился? А что, если бы дети…

— Не сомневаюсь в пронырливости Джеймса, но я держу эту штуку при себе, — хохотнул Карлус, вызвав у старшего брата большее раздражение. Устало вздохнув, Флимонт бросил взгляд на дверь, ведущую из лаборатории в коридор, и встретился глазами со смущенной Кирой.

— Карлус, ты совсем не взрослеешь, пусть и игрушки у тебя теперь, как у взрослого, — поднявшись с места, Флимонт поманил к себе дочь. — Пожалуйста, держи Маховик Времени подальше от моих детей. Ты что-то хотела, милая?..

Кира смущенно кивнула головой. Таращась в пол, она неловко спустилась по лестнице и пробормотала:

— Maman зовет вас в гостиную.

— Хочешь, довезу тебя, малышка? — подхватив Киру на руки, Карлус усаживает смеющуюся племянницу себе на плечи.

Флимонт, покачав головой, отправляется первым. Карлус изображает птицу, размахивая руками, как крыльями, Кира весело хохочет, когда дядя выносит ее из подвала и ставит на пол. Золотая цепочка на его шее сверкает в свете камина, и она замечает маленькие песочные часы, посаженные на круглую ось. Глаза девочки тут же загораются любопытством, поэтому она спрашивает, когда дядя берет ее за руку:

— А что такое Маховик Времени? — признаваться в том, что она подслушивала из разговоры, пусть и случайно, не очень-то хотелось, но ей стало очень интересно. Кира еще никогда не видела ничего подобного, к тому же подвеска была такой красивой и блестящей, что ее тут же захотелось потрогать.

Впрочем, дядя Карлус совсем не разозлился, только немного нахмурился, чем стал походить на старшего брата. Подцепив Маховик рукой, он быстро спрятал его под свитером, чем вызвав у Киры разочарованный вздох.

— Очень опасная вещь, дорогая, — присев рядом на одно колено, он потрепал племянницу по волосам. — Она позволяет путешествовать во времени.

— А…а разве такое возможно? — прошептала Кира, затаив дыхание. Она вдруг представила, как переносится в завтрашнее утро и открывает рождественские подарки раньше срока. Все это показалось ей таким заманчивым.

— Конечно, — усмехнувшись, Карлус палочкой начертил в воздухе прямую линию. — Время как быстрая река, оно движется только вперед. Если захочешь плыть против течения, то оно будет всеми силами сопротивляться, пока ты все-таки не обнаружишь, что оно толкает тебя против воли.

Перед ней в цветных искрах возникла маленькая лодочка, плывущая по волнам. Кира со смешком потрогала волшебную иллюзию, но та растворилась сквозь ее пальцы.

— Но при помощи магии, время можно обмануть, — он лукаво ей подмигнул, а маленькая лодочка свернула на берег реки. Из нее выбралась маленькая девочка, которая со смехом двинула лодочку выше по течению и снова оказалась там, где была пару мгновений назад.

— Ууу, это все слишком сложно, — вздохнула Кира и глянула на спину дядюшки, тут же просияв. Мама показывала тете Доре ее рисунок. — Пойдем скорее, я приготовила для тебя сюрприз!

Карлус послушно взял ее за руку, следуя за племянницей. Он и не ожидал, что шестилетка поймет что-нибудь из того, что он рассказал.

— Ты чего?

Римус удивленно на меня глянул. Пытаясь сдержать улыбку, я указала пальцем на его гладко выбритые щеки.

— Да ничего, у тебя просто все лицо в крошках.

Смущенно потупив взгляд, он торопливо вытер рот запястьем. Хмыкнув, поднимаюсь с дивана, выглянув в брешь между досками в заколоченном окне. Солнце уже высоко. Пускай рабочая неделя подошла к концу и в воскресенье можно было не беспокоиться о том, чтобы идти на работу в Министерство (Артур взял на себя дежурство по срочным вызовам, велев как следует отдохнуть после заварушки в доме Сэла), я чувствовала сильное возбуждение. Не терпелось приступить к расследованию нападения на Гарри.

— Знаешь, — поднявшись на все еще слабых ногах, Римус принялся одеваться. Дернувшись, с трудом подавляю желание броситься ему на помощь, — все-таки, я ему не мамочка. — Впервые вижу, как ты улыбаешься.

Кашлянув, делаю вид, что очень заинтересована в виде за окном, пока Люпин, скинув с себя клетчатый плед, натягивает брюки. Грязная, заросшая травой тропинка к Визжащей Хижине тянется к холму, из-за которого виднеются острые треугольные крыши домиков Хогсмида. Впервые вижу деревню с этой перспективы. Тянутся к горизонту темно-зеленые пустоши, заросшие бледно-розовым вереском и дикой ежевикой, неприглядная шотландская глушь преобразилась на лето, поросла цветами, даже небо в это время года чистое, ярко-голубое. Зима, весна, лето… Раньше для меня значение это особо не имело, — все равно, что сыплется тебе на голову, дождь или снег, когда не замечаешь ничего вокруг, утопая в собственной черной тоске. Теперь же, наблюдая за тем, как медленно плывет по небу светло-серое облако, похожее на кролика, я почувствовала на душе странную легкость.

— Если расследование сдвинется с мертвой точки, то еще и не так улыбаться буду, — я хмыкнула. Заварушка с Коннингтоном как следует разогнала горячую поттеровскую кровь по жилам, теперь она медленно кипела, жаждав новых приключений. Где-то в своей могиле одобрительно ухмыляется дядя Карлус.

* * *

— Твоего Коннингтона случайно не Дабхглас зовут? — спросил Римус, когда мы, морщась от яркого июльского солнца, спускались по крутому склону по направлению к деревне, чтобы оттуда поймать Ночной Рыцарь. Воздух уже начал нагреваться, и дойдя до подножия холма, пришлось остановиться, чтобы закатать до локтей рукава своей черной шерстяной мантии.

Надо сказать, темно-бардовый рукотворный джемпер Фабиана с вышитой на нем большой буквой «Ф» выглядел на Римусе глуповато и немного не к месту, но это все, что я второпях смогла найти в разваленной куче одежды в комнате Пруэтта. Залезть в шкаф Гидеона совесть не позволяла. Его комната так и осталась нетронутой, ровно такая же, как и в тот день, когда близнецы в последний раз покинули нашу берлогу. Наверное, если открыть потертую дверь, на подоконнике так и будет валяться старая пепельница с горой смятых, почерневших окурков, а на кровати окажется клетчатый плед и пачка чипсов.

— Да, а что? — расправившись с рукавами, я выпрямилась и забрала у Люпина плетенную корзинку с остатками завтрака. Уже не такая тяжелая, как была рано утром, но все равно, глядя на его бледное, болезненное лицо, не хотелось перенапрягать товарища слишком сильно. — Ты его знаешь? Откуда?

— Не уверен, что это правда, но я уже видел его имя в «Ежедневном Пророке». Помнишь дело Руквуда?

Я нахмурилась, вглядываясь в силуэты деревни перед нами в попытках вспомнить, но ничего в голову так и не пришло.

— Это было громкое дело, три года назад, — пояснил Римус. Не удивительно, почему я могла его пропустить. Первые полгода после смерти Лили и Джеймса были для меня все равно, что долгий, затянувшийся кошмар, в попытках справиться с горем, я заливала в себя столько алкоголя, что с трудом могу вспомнить хоть что-то из того времени. — Наш старый приятель Каркаров решил пойти на сделку с Барти Краучем и сдал несколько своих старых товарищей. Среди них был и Август Руквуд, он десять лет проработал в Отделе Тайн, и никто не подозревал о том, что он работает на Волан-де-Морта. Представляешь, какой переполох тогда поднялся? С Руквудом Министерство потянуло за остальные ниточки, множество волшебников тогда побывали в суде, подозреваясь в сотрудничестве со шпионом Волан-де-Морта. Крауч даже Людо Бэгмена прижал к ногтю.

— Эта зараза, как мы уже выяснили, может оказаться в любой щели, главное только хорошо поискать, — я невесело хмыкнула. Помимо чистокровных снобов, про которых все знали, но никак не могли доказать их связь с Волан-де-Мортом, Пожирателями Смерти оказывались совершенно неожиданные люди, а иногда и бывшие товарищи. Война срывала с каждого притворную маску, раскрывала человека таким, какой он есть на самом деле. Кто-то брал в руку волшебную палочку, вставал на защиту маглов и давал отпор мерзкому гаду, а кто-то ломался, в страхе склонял колени.

Перед глазами невольно возникла самодовольная рожа Блэка. Мать считала его чуть ли не вторым сыном, трудно сосчитать, сколько раз этот ублюдок праздновал с моей семьей Рождество, Джеймс нарек его крестным своего сына только затем, чтобы получить удар в спину в самое темное для всех время. Так что история Руквуда не была чем-то новым, либо удивительным. Удивительно только то, насколько глубоко воландемортовская зараза проникла в Министерство Магии, еще и под носом министра Минчума и Крауча, которые держали его в железных руковицах.

— Но причем здесь Коннингтон? — впрочем, я уже догадывалась, к чему клонит Римус.

— В то время некий Коннингтон, не знаю, тот ли Коннингтон, о котором ты рассказываешь, был привлечен Краучем к суду. Его также подозревали в пособничестве Волан-де-Морту. Но никаких улик против него у Визенгамота не было, кроме того факта, что сам Руквуд, используя связи, поспособствовал переводу Коннингтона в Отдел Тайн. Раньше он работал в Отделе магического правопорядка, под начальством Фенриса Боу. Тот, как Дамблдор когда-то поручился за Снейпа, смог отвести от него все подозрения. Рита Скитер, конечно же, воспользовалась возможностью раздуть эту историю до небывалых размеров, Крауча и так уже в некоторых кругах считали параноиком, а после статьи в «Пророке» о том, что он готов судить невинных, его популярность резко поубавилась.

— Думаешь, он и правда может быть связан с Пожирателями Смерти? — фанатики, у которых по странному стечению обстоятельств оказались древние магические артефакты, теперь невыразимец, у которого есть неограниченный доступ к этим опасным и редким артефактам… Учитывая тот факт, что Римус и Снейп так и не смогли найти никаких следов сбыта на черном магическом рынке, это может быть первой существенной зацепкой.

На плечо опустилась теплая ладонь, вырывая меня из лихорадочных размышлений.

— Знаю, это все слишком соблазнительно выглядит, чтобы тут же не броситься по следу, — будто читая мои мысли, проницательно проговорил Римус. Его лицо стало на удивление серьезным, он будто стал старше лет на пять. — Но все, что я хочу сказать: будь осторожна. Не зли этого Коннингтона почем зря, вне зависимости от того, правда ли это или нет.

— Спасибо за информацию, Лунатик, — тряхнув плечами, я сбросила его ладошку и усмехнулась. — Обещаю, что буду осторожной!

Чмокнув его в щечку, подхватила корзину и быстрым шагом припустила вниз по холму, сжав крестиком указательный и средний пальцы на свободной руке. Какое-то время он остался стоять позади, спиной я чувствовала его недоверчивый взгляд. Разумеется, ни капли мне не поверил.

* * *

По возвращению домой, Римус отправился в комнату Фабиана, искать информацию о Коннингтоне. Наверное, проще всего было заглянуть к Дамблдору, но на обратном пути из Хижины поднялась настоящая жара. Я переживала о том, что Люпин упадет в обморок раньше, чем мы доберемся до замка. Чтобы занять себя и справиться с накатившим энтузиазмом, достала более менее приличный пергамент и быстро набросала письмо Артуру. Все-таки, он давно работает в Министерстве, наверное, помнит об этом громком деле.

Пора уже сходить в Косой Переулок и купить себе сову. Так как три года назад я обрубила все контакты с прежними знакомыми и не имела в ней никакой необходимости, тем более вряд ли была в состоянии позаботиться о каком-либо питомце (о себе-то с трудом заботилась), в редких случаях предпочитала посылать письма через почтовые отделения. В честь поступления в Хогвартс родители подарили нам с Джеймсом Снитч, нашу первую сову. Она была светло-карамельной, в темную крапинку, и прожила в нашей семье почти семь лет, пока не заболела. Быстро царапая на пергаменте послание для Артура, я с улыбкой вспомнила ее выпученные желтые глазища.

Трансгрессировав до почтового отделения, я заплатила 3 кната за сову и вернулась домой, нетерпеливо ожидать ответа от Уизли. Однако он не последовал до глубокого вечера. Скорее всего, моего начальника опять вызвали на какое-то срочное происшествие, вроде взрывающего унитаза, и письмо до него попросту не дошло. Ничего страшного, спрошу обо всем завтра, на работе.