Старый детектив на новый лад (гет)

Было весьма прохладно. Я никогда не любила зиму и постоянно замерзала. Конец января, погода вроде никогда не была такой холодной, как сейчас. Над городом нависли сумерки. Но мне было не до этого.

Каждый год я приходила сюда, в один и тот же день, в одно и то же время. И сегодня я не стала делать никаких исключений. Я медленно шла вдоль могил, не выискивая имён, потому что знала расположение нужной мне могильной плиты наизусть. Не могла, конечно, указать точных координат в меридианах и градусах, но это и не было так необходимо. По крайней мере мне.

В руках у меня был букет роз из чётного количества цветов. Я шла на свидание, но к человеку, которого больше нет. Я больше не могла прикоснуться к нему, заговорить с ним. Хотя почему, говорить я с ним могла, но ответа больше никогда не услышу. Если только додумывать всё самой...

Что бы он ответил мне? Возможно, положительно, а возможно, нет. А может, и вовсе бы промолчал. Я любила рассуждать именно так в этот день, когда на город опускались сумерки. Ещё вроде бы и солнце не зашло за горизонт, но оно уже близилось к этому. Солнце покинет меня и взойдёт у кого-то другого. Наверное, более счастливого, нежели я. А может, и нет. Ведь есть люди и несчастнее меня, я уверена.

— Долго нам ещё? — раздался еле слышный голосок позади меня.

Я обернулась. Да, за мной тихонько плелось моё маленькое чудо. Из-под его шапочки во все стороны торчали непослушные тёмные волосы, и благодаря шарфу, который скрывал добрую половину лица, остались поблёскивать большие глазки.

— Милый, давай ручку, уже скоро. Мы ещё и прийти-то не успели, а ты уже устал, да? — ласково ответила я, взяв сынишку за руку.

— Я не устал, я просто не люблю такой холод, — сын, как и я, поёжился, уставившись на меня своими глазками такого же цвета, как и мои.

Но его глазки были более глубокими.

— Вот мы и пришли, дорогой, — ответила я.

Вот и она — до боли знакомая могила.

Мальчик с интересом смотрел на меня. Я же присела на корточки, расчистила от свежевыпавшего снега надпись на надгробье. Долго и пристально глядела на мраморную плитку не в силах отвезти глаз. Сынишка уже начал дёргать меня за капюшон, чтобы я очнулась. Тогда я резко привстала и сказала:

— Прости, прости…

Вытащив из букета две розы, я положила их на плиту. Самые красивые розы, тёплые от моих ладоней. Теперь они спокойно покоились на холодном мраморе гробовой плиты.

— Мамуль? Мам?

Я не ответила, а, опустив голову, смотрела исподлобья на плиту. Внутри меня всё сжалось. Казалось, кто-то залез мне внутрь и жёстко сжал моё сердце до такой степени, казалось, оно вот-вот перестанет биться.

Однажды мне приходилось испытывать медленную остановку сердца. И когда я стояла здесь, на миг я почувствовала, что эти ощущения вновь возвращаются, и я упаду ничком рядом с могилой.

Я сжала в кулак правую ладонь, она судорожно затряслась. Не думала, что эмоции так сильно меня накроют.

— Мамочка? — более отчётливо звал меня сын, похоже, он приспустил шарф, закрывавший его лицо до этого.

От меня ответа не было, я снова присела к плите и поцеловала надпись. Вдруг слёзы полились ручьём из глаз. Это было невозможно сдержать. Я закрыла одной рукой лицо.

— Мама, что с тобой? — сын кинулся ко мне и стал убирать руки от моего лица.

— Как считаешь, — вдруг заговорила я, — когда человек теряет другого человека, это больно?

— Ну, я процентов на восемьдесят уверен, что да... — неуверенно ответил сын.

Я улыбнулась, несмотря на то что в душе рыдала. Ах, он, мой маленький забавный мальчишка, уже считает по процентам!

— Ты прав, милый, — кивнула я, — а вот как думаешь, стоит ли тогда скрывать свои эмоции, если этот человек занимал слишком много места в твоей жизни?

— Думаю, не стоит, мам… Хотя я не совсем уверен, что стоит при этом сидеть на снегу… Вставай, мам, поплачем стоя!

Я снова улыбнулась и встала, отряхнувшись от снега. Сынок помог мне.

— Милый, пожалуйста, оставь меня на пару минут, ладно? Отойди к дорожке, я подойду к тебе. Смотри, как солнце заходит. Красиво же? — я не хотела, чтобы мальчик видел мои слёзы.

Его серые глаза загорелись огоньком интереса, отчего стали отливать немного голубым оттенком. Он понимающе кивнул и отошёл, любуясь на заходящее солнце.

Я же снова присела на корточки к могиле и тихо-тихо заговорила:

— Здравствуй, родной…

Мне никто не ответил.

— Сколько времени прошло, но я не забыла тебя.

Ответа не прозвучало, я не могла остановить слёзы. Они падали горячими каплями на мраморную плитку, и снег мгновенно таял.

— Я помню тебя до сих пор, веришь, нет? Правда. Каждый год я тут, каждый год розы, самые лучшие, для тебя. Каждый год я выпиваю где-нибудь в изакая или дома виски, хотя я же не пью, ты знаешь. А в этот день пью за тебя…

Я вдруг замолчала, прислушиваясь к тишине. Сын ходил туда-сюда, позади меня, но не нарушал моего монолога. Где-то вдалеке были слышны звуки шин, музыка и даже, если прислушаться получше, разговоры. Но не тут. Тут мне никто не отвечал. Я вытерла слёзы рукавом и продолжила:

— Я очень-очень ценила тебя, хотя ты и не замечал, возможно. Да, я была дурой иногда. Я строила из себя «Мисс Серьёзность», а сама была маленькой девочкой, которая даже, оказывается, соображать как следует не умела… Ты прости, если осуждала. Я не со зла, честно… — я приобняла плиту, сама не зная зачем.

Я жаждала ответа, но его не было.

— Чёрт, ну что же ты так? — заплакала я, уже не сдерживая слёз.

На плиту закапали градины горячих слёз.

— Мам, хватит, слышно от дорожки, как ты сопишь, — сынок положил мне руку на плечо. — Розы же повянут от твоей грусти...

— Да-да… — я встала, огляделась, подняла оставшийся букет и, вытерев слезы, вдохнула полной грудью. — Идём.

Сын взял меня за руку, а я ещё раз напоследок взглянула на могилу. Казалось, что, может быть, я услышу ответ. Но нет, ответа не было. Я с грустью отвернулась. Вот уже столько лет я не могла смириться, что ответа не последует больше. Никогда.

Мы направились дальше. Да, я пришла сюда навестить не одного дорогого мне человека. Были ещё.

Мы неспешно шли по тропинке, солнце слепило глаза, пусть и шло на закат. Сын крепко держал меня за руку, будто боялся потерять; будто был ответственен за меня, и не я его вела, а он меня. Я с нежностью поглядела на него. Лицо его было серьёзно, видно, что он переживал за меня. Не понимал до конца, отчего я плачу, и сам заплакать не мог. Но мои слёзы не радовали его.

— Тебе нравится закат, мой хороший? — спросила я, заведя разговор на совершенно постороннюю тему, дабы извиниться перед ним за свой эмоциональный порыв.

Мальчик сначала молчал, потом пристально взглянул на меня и сказал:

— Мне нравится раннее утро или глубокая ночь. Знаешь, когда всё точно определено. А тут… И не вечер уже, но и не ночь ещё. Что-то промежуточное. А промежуточное, думаю, не совсем логично. Двойственно. А двойственное — это сметённое, неясное. Я не люблю неясности. Но, тем не менее, мам, закат красив, я не могу спорить.

Я умилялась его речам. В свои семь лет он размышлял куда лучше меня.

— А тебе нравится закат, мам? — спросил он, немного выдержав паузу.

— Не зимний. Летний закат, осенний, но не зимний. Зима слишком холодна, чтобы показать всю прелесть заката. Он красив, но он не манит меня, — ответила я.

Мы подошли к следующей могиле. Она была расчищена, да и следы возле неё имелись. И цветы тоже. Видимо, тут часто бывали. Я не злилась. Я знала, что тут бывают. И я скромненько подошла, будто боялась кого-то задеть или разбудить, и положила две розы. Смотрела на плиту и понимала, что и этот человек, как-никак, а был дорог мне. Я не знала хорошо его, в общем-то, совсем не знала, и всё же, я прониклась к нему чем-то. К этому человеку. Слёзы уже не капали с моих глаз, глаза лишь слегка увлажнились. Сын читал надпись на плите. Я присела рядом с плитой и сказала лишь одно:

— Надеюсь, ты обрёл покой. Я скучаю, иногда.

Я слегка улыбнулась. Солнце уже наполовину зашло за горизонт. Мой сынишка вопросительно поглядел на меня, но у меня в руках всё ещё оставался букет. Я вытащила из него ещё две розы и положила у соседней плиты. Не знаю, зачем. Человек, находившийся рядом, не был мне близок, да и дорог. Просто положила и всё. Я даже не знала его. Но мне было всё равно.

— У тебя в руках всё ещё розы, уверен на сто процентов, что мы продолжаем путь, да, мам?

— Да, мой хороший, — кивнула я.

Мы шли дальше, в глубь кладбища. Слёзы всё ещё наворачивались мне на глаза, но я не могла плакать. Ради сына, я не могла плакать! Я лишь думала про себя. Думала о том, как они были мне дороги и как они ушли. Они ушли странно, быстро, сами того не ожидая. Они не заслужили этого, как я думала. И я точно знала, что так и было.

Следующая могила тем более была ухожена, и тропинка к ней была вытоптана вполне хорошо. Я подошла к плитке и положила две розы, сказав на ходу:

— И Вам здравствуйте.

Да, могилу посещали довольно часто. Фотография на плите была цветной, человек на ней был изображен весёлым, можно даже сказать, беззаботным. Это лишь на первый взгляд. Я долго глядела на фотографию, вспоминая этого человека.

— Я помню лишь хорошее, — выдавила из себя я.

И постояв ещё минут пять, я почувствовала, как сын теребит меня за рукав.

— Ма-а-а-ам…

— Идём, последняя осталась.

Мальчик кивнул, и мы пошли к последней могиле, в моей руке осталось всего две розы.

— Мама, а кто все эти люди? — спросил сын, я никогда до этого не брала его с собой сюда.

— Сейчас, погоди, пожалуйста…

Мы быстро подошли к следующей, последней могиле. К моему удивлению, она была посещаема, хотя… Кто бы её посещал? Маленькая тропинка была протоптана маленькими ножками. Я небрежно кинула на плиту розы и уставилась на неё.

Сын, в это время немо шевеля губами, читал надпись на плите. Я же сощурила глаза и сверлила плитку взглядом. Нахмурилась, слишком нахмурилась.

— Мам, что такое?

— Солнце в глаза светит… — ответила я, отворачиваясь от солнца спиной к могиле.

— Так ты расскажешь мне?

— Да, конечно. Ещё кое-что, — я подошла к могиле, присела и, близко-близко наклонившись к плите, прошептала: — Надеюсь, ты там горишь! — зубы мои заскрипели, я встала.

Наверное, Вы бы не меньше моего сынишки хотели знать, кто же они. Что ж, я Вам расскажу…

Впереди можно было различить фигуры, движущиеся к нам. Пока они идут, я успею Вам всё рассказать. Я успею…