Старый детектив на новый лад (гет)

Было весьма прохладно. Я никогда не любила зиму и постоянно замерзала. Конец января, погода вроде никогда не была такой холодной, как сейчас. Над городом нависли сумерки. Но мне было не до этого.

Каждый год я приходила сюда, в один и тот же день, в одно и то же время. И сегодня я не стала делать никаких исключений. Я медленно шла вдоль могил, не выискивая имён, потому что знала расположение нужной мне могильной плиты наизусть. Не могла, конечно, указать точных координат в меридианах и градусах, но это и не было так необходимо. По крайней мере мне.

В руках у меня был букет роз из чётного количества цветов. Я шла на свидание, но к человеку, которого больше нет. Я больше не могла прикоснуться к нему, заговорить с ним. Хотя почему, говорить я с ним могла, но ответа больше никогда не услышу. Если только додумывать всё самой...

Что бы он ответил мне? Возможно, положительно, а возможно, нет. А может, и вовсе бы промолчал. Я любила рассуждать именно так в этот день, когда на город опускались сумерки. Ещё вроде бы и солнце не зашло за горизонт, но оно уже близилось к этому. Солнце покинет меня и взойдёт у кого-то другого. Наверное, более счастливого, нежели я. А может, и нет. Ведь есть люди и несчастнее меня, я уверена.

— Долго нам ещё? — раздался еле слышный голосок позади меня.

Я обернулась. Да, за мной тихонько плелось моё маленькое чудо. Из-под его шапочки во все стороны торчали непослушные тёмные волосы, и благодаря шарфу, который скрывал добрую половину лица, остались поблёскивать большие глазки.

— Милый, давай ручку, уже скоро. Мы ещё и прийти-то не успели, а ты уже устал, да? — ласково ответила я, взяв сынишку за руку.

— Я не устал, я просто не люблю такой холод, — сын, как и я, поёжился, уставившись на меня своими глазками такого же цвета, как и мои.

Но его глазки были более глубокими.

— Вот мы и пришли, дорогой, — ответила я.

Вот и она — до боли знакомая могила.

Мальчик с интересом смотрел на меня. Я же присела на корточки, расчистила от свежевыпавшего снега надпись на надгробье. Долго и пристально глядела на мраморную плитку не в силах отвезти глаз. Сынишка уже начал дёргать меня за капюшон, чтобы я очнулась. Тогда я резко привстала и сказала:

— Прости, прости…

Вытащив из букета две розы, я положила их на плиту. Самые красивые розы, тёплые от моих ладоней. Теперь они спокойно покоились на холодном мраморе гробовой плиты.

— Мамуль? Мам?

Я не ответила, а, опустив голову, смотрела исподлобья на плиту. Внутри меня всё сжалось. Казалось, кто-то залез мне внутрь и жёстко сжал моё сердце до такой степени, казалось, оно вот-вот перестанет биться.

Однажды мне приходилось испытывать медленную остановку сердца. И когда я стояла здесь, на миг я почувствовала, что эти ощущения вновь возвращаются, и я упаду ничком рядом с могилой.

Я сжала в кулак правую ладонь, она судорожно затряслась. Не думала, что эмоции так сильно меня накроют.

— Мамочка? — более отчётливо звал меня сын, похоже, он приспустил шарф, закрывавший его лицо до этого.

От меня ответа не было, я снова присела к плите и поцеловала надпись. Вдруг слёзы полились ручьём из глаз. Это было невозможно сдержать. Я закрыла одной рукой лицо.

— Мама, что с тобой? — сын кинулся ко мне и стал убирать руки от моего лица.

— Как считаешь, — вдруг заговорила я, — когда человек теряет другого человека, это больно?

— Ну, я процентов на восемьдесят уверен, что да... — неуверенно ответил сын.

Я улыбнулась, несмотря на то что в душе рыдала. Ах, он, мой маленький забавный мальчишка, уже считает по процентам!

— Ты прав, милый, — кивнула я, — а вот как думаешь, стоит ли тогда скрывать свои эмоции, если этот человек занимал слишком много места в твоей жизни?

— Думаю, не стоит, мам… Хотя я не совсем уверен, что стоит при этом сидеть на снегу… Вставай, мам, поплачем стоя!

Я снова улыбнулась и встала, отряхнувшись от снега. Сынок помог мне.

— Милый, пожалуйста, оставь меня на пару минут, ладно? Отойди к дорожке, я подойду к тебе. Смотри, как солнце заходит. Красиво же? — я не хотела, чтобы мальчик видел мои слёзы.

Его серые глаза загорелись огоньком интереса, отчего стали отливать немного голубым оттенком. Он понимающе кивнул и отошёл, любуясь на заходящее солнце.

Я же снова присела на корточки к могиле и тихо-тихо заговорила:

— Здравствуй, родной…

Мне никто не ответил.

— Сколько времени прошло, но я не забыла тебя.

Ответа не прозвучало, я не могла остановить слёзы. Они падали горячими каплями на мраморную плитку, и снег мгновенно таял.

— Я помню тебя до сих пор, веришь, нет? Правда. Каждый год я тут, каждый год розы, самые лучшие, для тебя. Каждый год я выпиваю где-нибудь в изакая или дома виски, хотя я же не пью, ты знаешь. А в этот день пью за тебя…

Я вдруг замолчала, прислушиваясь к тишине. Сын ходил туда-сюда, позади меня, но не нарушал моего монолога. Где-то вдалеке были слышны звуки шин, музыка и даже, если прислушаться получше, разговоры. Но не тут. Тут мне никто не отвечал. Я вытерла слёзы рукавом и продолжила:

— Я очень-очень ценила тебя, хотя ты и не замечал, возможно. Да, я была дурой иногда. Я строила из себя «Мисс Серьёзность», а сама была маленькой девочкой, которая даже, оказывается, соображать как следует не умела… Ты прости, если осуждала. Я не со зла, честно… — я приобняла плиту, сама не зная зачем.

Я жаждала ответа, но его не было.

— Чёрт, ну что же ты так? — заплакала я, уже не сдерживая слёз.

На плиту закапали градины горячих слёз.

— Мам, хватит, слышно от дорожки, как ты сопишь, — сынок положил мне руку на плечо. — Розы же повянут от твоей грусти...

— Да-да… — я встала, огляделась, подняла оставшийся букет и, вытерев слезы, вдохнула полной грудью. — Идём.

Сын взял меня за руку, а я ещё раз напоследок взглянула на могилу. Казалось, что, может быть, я услышу ответ. Но нет, ответа не было. Я с грустью отвернулась. Вот уже столько лет я не могла смириться, что ответа не последует больше. Никогда.

Мы направились дальше. Да, я пришла сюда навестить не одного дорогого мне человека. Были ещё.

Мы неспешно шли по тропинке, солнце слепило глаза, пусть и шло на закат. Сын крепко держал меня за руку, будто боялся потерять; будто был ответственен за меня, и не я его вела, а он меня. Я с нежностью поглядела на него. Лицо его было серьёзно, видно, что он переживал за меня. Не понимал до конца, отчего я плачу, и сам заплакать не мог. Но мои слёзы не радовали его.

— Тебе нравится закат, мой хороший? — спросила я, заведя разговор на совершенно постороннюю тему, дабы извиниться перед ним за свой эмоциональный порыв.

Мальчик сначала молчал, потом пристально взглянул на меня и сказал:

— Мне нравится раннее утро или глубокая ночь. Знаешь, когда всё точно определено. А тут… И не вечер уже, но и не ночь ещё. Что-то промежуточное. А промежуточное, думаю, не совсем логично. Двойственно. А двойственное — это сметённое, неясное. Я не люблю неясности. Но, тем не менее, мам, закат красив, я не могу спорить.

Я умилялась его речам. В свои семь лет он размышлял куда лучше меня.

— А тебе нравится закат, мам? — спросил он, немного выдержав паузу.

— Не зимний. Летний закат, осенний, но не зимний. Зима слишком холодна, чтобы показать всю прелесть заката. Он красив, но он не манит меня, — ответила я.

Мы подошли к следующей могиле. Она была расчищена, да и следы возле неё имелись. И цветы тоже. Видимо, тут часто бывали. Я не злилась. Я знала, что тут бывают. И я скромненько подошла, будто боялась кого-то задеть или разбудить, и положила две розы. Смотрела на плиту и понимала, что и этот человек, как-никак, а был дорог мне. Я не знала хорошо его, в общем-то, совсем не знала, и всё же, я прониклась к нему чем-то. К этому человеку. Слёзы уже не капали с моих глаз, глаза лишь слегка увлажнились. Сын читал надпись на плите. Я присела рядом с плитой и сказала лишь одно:

— Надеюсь, ты обрёл покой. Я скучаю, иногда.

Я слегка улыбнулась. Солнце уже наполовину зашло за горизонт. Мой сынишка вопросительно поглядел на меня, но у меня в руках всё ещё оставался букет. Я вытащила из него ещё две розы и положила у соседней плиты. Не знаю, зачем. Человек, находившийся рядом, не был мне близок, да и дорог. Просто положила и всё. Я даже не знала его. Но мне было всё равно.

— У тебя в руках всё ещё розы, уверен на сто процентов, что мы продолжаем путь, да, мам?

— Да, мой хороший, — кивнула я.

Мы шли дальше, в глубь кладбища. Слёзы всё ещё наворачивались мне на глаза, но я не могла плакать. Ради сына, я не могла плакать! Я лишь думала про себя. Думала о том, как они были мне дороги и как они ушли. Они ушли странно, быстро, сами того не ожидая. Они не заслужили этого, как я думала. И я точно знала, что так и было.

Следующая могила тем более была ухожена, и тропинка к ней была вытоптана вполне хорошо. Я подошла к плитке и положила две розы, сказав на ходу:

— И Вам здравствуйте.

Да, могилу посещали довольно часто. Фотография на плите была цветной, человек на ней был изображен весёлым, можно даже сказать, беззаботным. Это лишь на первый взгляд. Я долго глядела на фотографию, вспоминая этого человека.

— Я помню лишь хорошее, — выдавила из себя я.

И постояв ещё минут пять, я почувствовала, как сын теребит меня за рукав.

— Ма-а-а-ам…

— Идём, последняя осталась.

Мальчик кивнул, и мы пошли к последней могиле, в моей руке осталось всего две розы.

— Мама, а кто все эти люди? — спросил сын, я никогда до этого не брала его с собой сюда.

— Сейчас, погоди, пожалуйста…

Мы быстро подошли к следующей, последней могиле. К моему удивлению, она была посещаема, хотя… Кто бы её посещал? Маленькая тропинка была протоптана маленькими ножками. Я небрежно кинула на плиту розы и уставилась на неё.

Сын, в это время немо шевеля губами, читал надпись на плите. Я же сощурила глаза и сверлила плитку взглядом. Нахмурилась, слишком нахмурилась.

— Мам, что такое?

— Солнце в глаза светит… — ответила я, отворачиваясь от солнца спиной к могиле.

— Так ты расскажешь мне?

— Да, конечно. Ещё кое-что, — я подошла к могиле, присела и, близко-близко наклонившись к плите, прошептала: — Надеюсь, ты там горишь! — зубы мои заскрипели, я встала.

Наверное, Вы бы не меньше моего сынишки хотели знать, кто же они. Что ж, я Вам расскажу…

Впереди можно было различить фигуры, движущиеся к нам. Пока они идут, я успею Вам всё рассказать. Я успею…

Я терпеть не могла просыпаться рано. Моё кредо было таким: либо не спать вовсе всю ночь и последующий день, а если спать, то долго и помногу. Странное кредо, но я гордилась им, оно было моим, индивидуальным. Я любила спать утром и днём. Ночью же, как ненормальная носилась по дому, смотрела телевизор и читала. Мама частенько в шутку звала меня «лунатиком».

А в этот день я почему-то сама резко поднялась с кровати, зевнула, лениво потянулась и поглядела в зеркало. Да, это была я.

Ничего не изменилось, всё осталось на своих, чёрт возьми, местах. Тот же нос с широкой переносицей, те же большие серые глаза, грустные и блестящие. Многие думали, что я постоянно плачу. Нет, это было не так. Просто глаза почему-то постоянно блестели. Отчего, я до сих пор не знаю. Те же каштановые волосы чуть ниже плеч, которые не поддавались никаким укладкам и расчёскам. Меня любили сравнивать с ёжиком за «колючую» причёску. Даже если и удавалось связать волосы в пучок, всё равно откуда-нибудь да торчал предательски волосок. Те же губы, которым завидовали все мои подруги, уж слишком они казались им пухлыми и развратно красивыми. На самом деле они были не такие, но у меня была особая привычка: кусать губы, чтобы не грызть ногти. В итоге, грызть ногти я так и не отучилась и вдобавок привыкла кусать губы, если не грызла ногти. От постоянного покусывания губы становились пухлыми. Но никто не знал этого секрета. И мне было это приятно.

— Пф-ф-ф, — выпалила я, поглядев на себя, и зачесала длинную чёлку назад.

На часах было без пяти минут десятого утра. Я снова зевнула, но спать не вернулась. Вместо этого, быстро натянув поношенные джинсы и любимую чёрную футболку, размера на три больше меня, я прошла на кухню.

Меня оглушили крики со всех сторон, эмоции, жужжание и громкое «пиу» от дудок-пищалок. Я зажмурилась, думая, что это спланированное ограбление, но, открыв глаза, я увидела всю свою семью в сборе, в смешных праздничных колпачках, с дуделками и какими-то непонятным шуршащими игрушками в руках.

— Сюрприз! — крикнула мама, широко улыбаясь.

— УРА! — выкрикнули все остальные, рассыпая конфетти по кухне.

Я в шоке смотрела на них.

— Э?.. — это единственное, что получилось выдавить из себя.

— Ты чего? ТВОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ! — радостно сказал мне старший брат, обнимая свою жену, которая тоже лучезарно улыбалась.

Я удивлённо улыбнулась, всё ещё не сказав ни слова. Потом снова поглядела на часы, обдумала всё и поняла. Действительно, мой День рождения…

— Вспомнила? — спросил ласково папа.

— Да… Спасибо, ребят, так неожиданно...

— Ты всегда в этот день просыпаешься к одному и тому же времени!

Мне стало очень приятно, что впервые за все года они решили устроить мне сюрприз. Я обняла каждого по очереди, поблагодарила и пошла умываться. До сих пор в ушах стояло гудение от такого неожиданного приветствия.

Я опять зевнула, хотя спать совершенно не хотела. Стала мысленно перечислять всех, кто сейчас ждал на кухне: мама, отец, брат, жена брата, три племянника, три тёти и четыре дяди… Но стоп!

— Он опять не пришёл… Как мне это осточертело, — проговорила я, немного разочаровавшись.

Собралась вся семья. Почти вся. Не хватало одного человека, крайне мне незнакомого, но родного — моего старшего брата. Да, вы скажете, он же на кухне сидит. Да, это мой брат, он средний. В семье нас трое. У нас есть старший. Самый старший. И его-то на кухне не было. Меня раздосадовало это. Моя семья никогда не собиралась вместе, и тут вдруг такой сюрприз. А он даже не распределил свои дела так, чтобы уделить мне немного времени…

Я не переодевалась и не причёсывалась, все прекрасно знали, что у меня в гардеробе нет лёгких романтических платьев и тому подобного. Все стали припоминать смешные моменты из моего детства.

— Я помню, она однажды сказала, что влюбилась в мальчишку с соседней улицы, ох, как она это красочно рассказывала, — начала мама.

— Ой, мам, не начинай! — недовольно отмахнулась я.

Мне не нравилось, когда мама рассказывала вещи, касающиеся какой-то там любви.

— А что такого, это было так забавно. Помню, он пришёл в гости, так ты пирожком подавилась от удивления.

— Боже, — я закатила глаза и вышла из-за стола.

— Ну, куда же ты? — спросил брат.

— Пойду подарки погляжу, — улыбнулась я.

Все пожали плечами, но останавливать не стали. Прекрасно знали, что подарки-то были деньгами. Пускай собрались вместе, но оригинальностью не отличились, подарив каждый по конвертику с n-ой суммой денег. Пересчитывать деньги я не собиралась, но и слушать бред из детства мне тоже не хотелось. Тем более, я всё ещё ждала старшего брата.

Мне хотелось, чтобы произошло чудо, маленькое чудо, и он пришёл. Он пришёл, и всё стало бы как раньше, как когда-то давно было. Но после крупной ссоры, увы, он несколько лет не появлялся у нас, не жил с нами. С ним виделась только я два раза в месяц. И то родители не знали об этом, как и все другие.

Я села на диван, поджав ноги под себя. Было около полудня, когда вдруг в дверь постучали. Мама открыла.

— А, ребятки, проходите! — приветливо сказала мама.

Это не он, сразу поняла. По крикам, шуму и смеху, было ясно, что пришли друзья. Я никакой вечеринки не назначала, видимо, в этом году обо всём позаботились родители.

— В этот весенний день, — начала моя подруга, ввалившись со всей толпой ко мне в комнату, — мы бы хотели сказать, что ты нам дороже любого тортика и даже… — она взглянула умиляющим взглядом на внесённый моим другом торт, — Даже этого чудовищно вкусного и большого гиганта! Ты нам дороже любой шмотки, оценки и денег. Поэтому… Давай есть, а?

Все рассмеялись. Да, не умела она говорить речей, зато сказать бред -всегда. Именно поэтому все сразу ринулись к торту, попутно обнимая и поздравляя меня. Да, тут были все, мои друзья по соседству и одноклассники. Все мы кое-как уместились за столом и на диване.

Я оглядела всех поочерёдно. Моя лучшая подружка, друг детства Алекс — европейский мигрант в третьем поколении, его брат и четверо одноклассников… Все смотрели на меня и улыбались.

— Ребят, — я стояла напротив них растрёпанная, босиком, с тарелкой тортика в руках, всех это забавляло, — я очень благодарна, что вы пришли ко мне. Я правда не ожидала. Столько подарков, торт такой… Он божественен!

— Главное, не молиться на торт! — шутливо сказал Алекс и принялся уплетать свою порцию.

— Знаешь, сегодня видели такого паренька странного, зашли в магазин купить тебе последний подарок, ну видеоигру, она в розовом пакетике, — указала на подарок одноклассница, мы звали её Джу, — так вот, очень странный. Утро на дворе, а он сидит в компьютерном клубе, рубится уже. Звал кого-нибудь на дуэль, уверяя, что порвёт любого. Мы отказались. Но, знаешь, мы бы не прочь показать ему, кто круче. Поскольку геймер из нас тут ты, думаю, а не сходить бы нам туда, а? Вдруг он там? Ну, а даже если и нет, поедим мороженого, сходим ещё куда-нибудь.

Я улыбнулась. Мысль о том, что можно будет поиграть с кем-нибудь, меня развеселила. Я кивнула.

Собрались мы довольно быстро, помахав всем родственникам, я ушла, так и не увидев среди них старшего брата. Я грустно вздохнула и, выкинув все мысли из головы, сосредоточилась на смехе и веселье компании.

Пока мы ехали на автобусе, парни дёргали девчонок за ремни от курток, а друг с друга стягивали шапки. Было весело, я искреннее улыбалась.

Внутри было немного народу, но тот парень, о котором говорила Джу, действительно до сих пор сидел там же, где был с утра. Джу подошла к нему, такому рыжему, с нагловатой ухмылкой, и неуверенно прикоснулась к его плечу:

— Мы готовы принять твой вызов, — мило улыбнулась она.

Рыжий паренёк обернулся и оглядел всех нас своими странно поблёскивающими глазами.

— Хм, — протянул он, — и кто же будет играть со мной?

Я вышла вперёд и улыбнулась.

— М-м-м, у тебя такой видок, очень похож на… А, ладно, садись! — парень отвернулся к монитору.

— Зовут-то тебя хоть как? — дружелюбно поинтересовалась я.

— Мэтт. Странно, обычно имени не спрашивают у соперника. Ну а ты?

Я лишь улыбнулась и смущённо поглядела на него, присаживаясь за соседний компьютер. Он оценил такой ход событий и улыбнулся мне в ответ, добавив:

— Эй, паренёк, — позвал он моего низкорослого одноклассника Аки, — сгоняй за чипсами. Сейчас будет битва! — Мэтт протянул Аки деньги.

— Пожалуйста, — учтиво добавила я, чтобы Аки двинулся к стойке бара.

Мэтт ехидно поглядел на меня, игра началась.

Все друзья уселись вокруг нас, и так мы с криками и шумом провели час. Сначала все были за меня, но первенство уходило у меня из рук. Я несильно уступала рыжему парнишке. И всё же два раза ему удалось меня обыграть, девушки окружили его, хихикая и смущённо поглядывая то на него, то в сторону. Среди них были и Джу с моей лучшей подругой. Я лишь помотала головой, думая про себя, как же это глупо. Парни же были во всю за меня.

Последний уровень. Либо гордая победа, либо проигрыш.

— Ну, нет, не в свой День рождения, — проскрипела я зубами.

Мэтт посмотрел на меня и специально проиграл.

— Эй, ты чего? — я вопросительно поглядела на него.

— Подарок от Мэтта! — парень подмигнул мне, встал из-за стола и направился к вешалке. — Приятно было поиграться, пока, — Мэтт вышел из помещения, на ходу натягивая куртку.

Я в шоке сидела, не зная, что сказать. Парень удивил меня. На вид очень горд, но поступок поистине джентльменский, что ли. Я пожала плечами и обернулась на друзей.

Девушки разошлись кто куда, охая и ахая, вспоминая Мэтта. Они витали в облаках, парни жали мне руку и поздравляли. Хотя я знала, что это незаслуженная победа.

Мы распрощались через пару часов. На улице уже смеркалось. Я вернулась домой, родственники, а точнее, большая их половина, разъехались. Остались лишь брат и его жена, не считая мамы и папы, с которыми я жила. Племянников уже отвезли домой.

Взрослые сидели в слегка подвыпившем состоянии и что-то говорили друг другу. Завидев меня, все сразу же заговорили громче, обернувшись в мою сторону.

— Ну как всё прошло? — спросил папа.

— Чудно, пап. Рвём и мечем! — задорно ответила я.

— Так им!

Ближе к ночи брат с женой уехали. Родители отправились спать. А я, по привычке, не могла уснуть. Я рассматривала подарки, считала деньги, жевала печеньки, лишь бы не уснуть. И тут я вздрогнула, кто-то постучал мне в окно. Ещё стук и ещё, я быстренько подбежала.

— Сестрёнка, — послышалось за окном, — будь так добра, выйди, пожалуйста.

Я расширила и без того большие глаза от удивления. Братишка? Быстренько накинув куртку, я выбежала на улицу. Действительно, в свете фонаря я узнала брата, полурастёгнутая куртка открывала вид на его преобразившийся облик. Раньше он всегда ходил неопрятно и странно. Теперь же он был в строгом костюме с идеальной причёской. Я кинулась ему на шею:

— Привет, Тоби! Привет, братишка! — поздоровалась я.

— Привет, с восемнадцатилетием тебя, сестричка! — лукаво и юморно произнёс брат.

— Я думала, ты не придёшь…

— Держи, — он протянул мне цепочку с медальоном «чёрное сердце», — с Днём рождения.

— Ты не зайдёшь? И почему сердце чёрное?

— Это тебе моё «чёрное» сердце. Тёмное сердце брата, храни его. Они не простят меня, — он поглядел на дом. — Вор и разбойник — это не для нашей семьи. Я теперь не такой, но… Я не в силах им объяснить! — он развернулся и скрылся в темноте.

Я же сжимала в руках «чёрное сердце», понимая, что не будет так, как прежде. Никогда не будет.

Утро, суета, крики и шум. Всё это напрягало и не настраивало на нужный лад. Да, сегодня был тот самый знаменательный день. День выпуска. Я оканчивала школу с нейтральными чувствами.

С одной стороны, было грустно уходить от людей, с которыми провела столько лет, столько времени. Люди, с которыми меня связывали хоть какие-то, но события. А с другой стороны, в школе были личности, которые меня раздражали.

Мне хотелось чего-то нового, свежего. Университет — вот что было в моей голове. Новая жизнь, надежда на неё.

Но сегодняшнее утро полностью вовлекло меня в пучину какого-то странного коматоза. А все бегали вокруг меня, поправляли платье, макияж, причёску, хотя сама я не совсем понимала, что происходит. У меня по телу бегали мурашки в предвкушении чего-то странного.

— Всего-то, просто волнуешься! — отмахивалась мама, выслушав мои переживания.

Я осталась недовольна её ответом. Она не поняла, что я имела в виду. Всем почему-то было куда интереснее рассматривать моё синее коктейльное платье, мою бижутерию и макияж.

Мама долго заставляла меня надеть старое ожерелье с россыпью алмазов, но я не соглашалась надевать что-либо кроме «чёрного сердца». Родители с подозрением щурились, глядя на него, но не могли отговорить меня от ношения этой, как они называли её, «безвкусицы».

Погода была чудеснейшая, и я с восхищением глядела на чистое небо. Мне скорее хотелось, чтобы этот день прошёл, и я смогла уже полной грудью вдохнуть воздух свободы.

В школе нас встретили радостно, все были такие нарядные и красивые. Я оказалась в полном восторге и даже на мгновение забыла об утреннем бардаке в моей голове.

Все парни в костюмах, девушки в платьях, такого я никогда не наблюдала за своими одноклассниками. Джу в красивом кружевном бежевом платье с коричневым поясом, лучшая подруга в розовом коротеньком и облегающем наряде, с яркими губами… Мы стояли довольные и ждали своего счастливого часа.

Все аттестаты и другие награды должны были выдать на Дворцовой площади. Все слишком волновались, чтобы ещё думать о моих мыслях и переживаниях, которыми я уже успела поделиться с подругами. Они высматривали среди выпускников других школ симпатичных парней и хихикали. Я нахмурилась. Стали вызывать по одному.

«Будто на расстрел!» — пессимистично подумала я.

На площади оказались не все ученики огромного города, а лишь одна четвёртая часть. Из самых элитных и преуспевающих школ и лицеев. Я вздохнула с облегчением. Вместо тысяч учеников будут сотни. Куда меньше ожидания. После первой тройки выпускников объявляли сразу по двое, чтобы быстрее разобраться с этим и начать праздновать.

Меня всё ещё не покидали какие-то тревожные мысли, они раздражали, всем сегодня всё равно на мои переживания. Все заняты чем-то своим. Но что со мной не так? Я не знала.

Обычно в такие дни, когда меня терзали беспричинные переживания, что-то случалось. Что-то плохое. Очень плохое. И сегодня я очень уж не хотела, чтобы что-то случилось. Я не верила в предназначения и тому подобный бред, но я точно знала, что вероятность того, что сегодня произойдёт что-то плохое из-за моего предчувствия, велика.

Все мои подруги и друзья из класса уже получили аттестаты и медали за какие-либо заслуги, все грамоты были получены. Оставалась лишь я. И вдруг объявили моё имя, я встрепенулась.

«Боже, столько народу!» — с волнением подумала я.

Как назло ноги начали подкашиваться, а ноги, подкашивающиеся на каблуках — вдвойне проблема. Но мне повезло, не свалилась, меня подхватил поднимающийся позади меня на сцену выпускник. Как я успела услышать, его фамилия была Ягами.

— Аккуратнее, — обходительно сказал он, пропуская меня вперёд.

Я кивнула, не в силах сказать хоть что-то. Уж слишком сильно меня шарахнуло током от его прикосновения. Я немножко дёрнулась и потихоньку прошла с ним.

— А вот и они! Самые умненькие и отличившиеся ученики! — ехидно заулыбалась заместитель мэра.

Мне вручили аттестат, медаль за отличную учёбу, кучу каких-то грамот с благодарностями, ещё небольшую награду за вклад в школьные мероприятия и пакет с каким-то подарком. И сразу же после этого спихнули со сцены, сказав, что я немного, но уступила этому лучшему и величайшему ученику года.

Я затерялась в толпе, и мне стало как-то уж совсем не по себе. Даже имени моего не объявили при вручении… Вот ведь гады!

— Ягами Лайт — лучший ученик Японии! — произнесла ехидная женщина.

Со всех сторон послышались визги, содержащие в себе столько децибел, сколько мои уши не сумели выдержать. Я закрыла уши ладошками, пригнувшись, пока визг не стих.

Лайт стоял на сцене, горделиво принимая подарки и оценивающе смотря в толпу. Я, выгнув одну бровь, в свою очередь оценивающе смотрела на него. Мне явно было не по себе. Он был красив по-своему, не спорю. Эти скулы, холодный выдержанный взгляд карих глаз, которые странно поблёскивали каким-то туманно-красным оттенком. Или мне только казалось, я не знаю. Эти аккуратные волосы, безупречная причёска, безупречный цвет.

Элегантный вид, прямая осанка, гордая невозмутимая походка. Кто бы не запал?

Не запала, тогда в толпе я лишь растеряно пыталась найти убежище, чтобы точно знать, что этот Лайт не будет сверлить меня взглядом, как и сотню остальных людей. Девушки восторженно визжали ему, я же выбежала из толпы и судорожно стала искать глазами своих знакомых.

— Ты бы хотел сказать что-нибудь на прощание со школой? О будущем, например? — спросила ведущая.

— Да, — Лайт взял микрофон, — Мир станет лучше. Мир станет идеальнее. Я это знаю, я буду к этому стремиться. Я буду делать его таким!

Последние слова заставили моё сердце ёкнуть. Обычные мечтательные мысли добросовестного одарённого ученика. Что не так? Я не знала. Я хотела скорее уехать оттуда.

Спустя полчаса я успокоилась и уже стояла в толпе нашего класса, ожидая, когда все, наконец, соберутся и мы сможем поехать отмечать. Меня снова никто не слушал, все либо отвлекались, либо просто кивали, рассматривая свои грамоты и аттестаты. Хотелось забрать у них всё и наорать. Но я не стала ничего делать, я просто отошла от них.

Поглядев на своё «чёрное сердце», я снова успокоилась. В голове пронеслась мысль о том, что может, моя мечта исполнится, и семья воссоединится снова, всё будет хорошо.

Пока я стояла и мечтала, расслышала, как девчонки с моего уже бывшего, класса рассуждали о Ягами Лайте.

— О, он такой обходительный.

— У него такой взгляд.

— Костюмчик ему к лицу.

Я поморщилась. Большего бреда, казалось мне на тот момент, я в жизни своей не слышала. Вдруг я ощутила чьё-то прикосновение на своём плече. Я обернулась. Сразу же, как я успела услышать, все разговоры моих товарищей прекратились.

Да, ещё бы, ведь позади меня стоял никто иной как Лайт! Я машинально улыбнулась.

— Привет, поздравляю тебя! — улыбнулся он в ответ.

Улыбка немного успокоила меня, но взгляд его всё равно отливал чем-то красным. Казалось, будто справа от него веет каким-то холодом. Будто кто-то невидимый стоит и дует на меня.

— О, привет… — немного неуверенно ответила я, всё ещё смотря куда-то вправо от Лайта, — Да, э-э-э… Спасибо большое. Я тебя тоже поздравляю, наверное, м-м-м… здорово быть лучшим учеником Японии.

— Ты почти догнала меня в этом, так что не думай, что ты хуже!

— Э-э-э… да, спасибо, я и не думаю… — я всё так же загадочно смотрела в пустое пространство справа от парня.

Он заметил это. Нахмурившись, он спросил:

— Всё в порядке? Тут ведь никого нет, я здесь, чуть левее.

— А? Да, всё отлично. Извини. Удачно отметить тебе! — вдруг наигранно встрепенулась я и улыбнулась, намекая на конец беседы.

За спиной всё молчали. И никто даже не додумался подыграть мне, «зазвав куда бы то ни было».

— Постой, знаешь, я тут подумал… Может, сходим куда-нибудь? Вечером, я думаю, после прогулки с классом, было бы чудно? — уверенный в положительном ответе, спросил Лайт.

Я, иронично улыбаясь, посмотрела на него. Да, соблазнительно. Такой парень предложил встретиться! Учитывая, что мне этого никогда не предлагали — вдвойне соблазнительно. Но я посмотрела в его глаза, и мне снова стало не по себе.

«Ну уж нет, слишком веет от него холодом».

— Лайт, прости, я не могу, сегодня я с ребятами, сам понимаешь…

— Ну, ничего, — было видно, что Лайт разозлился.

Видимо, ему никто не смел отказывать. Его властный ответ испугал меня, и я скрылась в толпе одноклассников. Вдруг к уходящему Лайту подлетела Джу, но Лайт лишь рявкнул, повергнув всех в шок. Джу поплелась ко мне и злостно шепнула:

— Сама не возьму и другим не дам, да?

— Ты о чём? — непонимающе развела руками я.

— Упустила такого парня, и даже не сказала ему, раз самой не надо, что у тебя вообще-то подруги есть!

— Да от него за километр холодом веет, странный он!

— Тебе всё странно было. До сих пор парня не было! Да он бы устроил тебе горячий вечер, чёрт возьми. А лучше, если б мне…

— Джу!.. — крикнул на неё Алекс.

Но было поздно, и я с грустью смотрела на кричащую подругу. Она разорялась и собирала всё. И что у меня парня не было, и то, что я очень странная, и меня надо было воспитывать в психушке, и что какая же я после этого подруга, когда не пожелала Лайта кому-нибудь из них.

Я расширила глаза от ужаса, который меня накрыл. Моя подруга, которой я так дорожила, кричит на меня при всех только за то, что я отказала в свидании и не дала её номер парню, которого я совсем не знаю.

— Он просто смазливый тип, а ты — набитая дура! — горячо ответила я и, развернувшись, пошла в сторону метро.

По пути меня нагнали остальные с просьбами вернуться и отметить выпускной.

— Нет, ребята. Это выше моего понимания. Нельзя так унижать при всех из-за какого-то лучшего ученика Японии.

Они всё поняли и оставили меня. Я в одиночестве брела по улице, забыв о метро, да вообще обо всём. Меня слишком расстроили слова подруги, и только тогда я поняла, насколько я боюсь одиночества.

У меня были друзья, но поистине любимого и дорогого человека не было. Никогда. Который бы был рядом всегда, который чмокнул в щёчку или подарил цветы, да просто так, не за что. И я бы для него сделала не мало, но... Не было такого. Я грустно приплелась домой, где разгорался скандал.

— Тоби? — удивленно крикнула я и, бросив все грамоты, кинулась к брату.

Брат обнял меня и поднял грамоты и аттестат:

— Не разбрасывай, милая.

— Так вот откуда эта побрякушка! Где ты украл её? — злобно кричал отец на Тоби.

— Я не крал, я же сказал, что завязал с этим! — ответ Тоби.

— Не ври! — крикнула мама в ответ.

Я слушала их скандал минут пятнадцать, никто даже не удосужился спросить, а чего же я так рано вернулась с выпускного. Все, похоже, забыли, что у меня праздник.

Но дело было не во мне, а в Тоби. Он пришёл помириться с родителями, после стольких лет; пришёл сказать, что больше он не вор и разбойник, каковым его считали; утверждал, что отныне другой, что хочет жениться. Отец же злобно кричал, не давая объяснить ему всё до конца. Наконец, я не выдержала и крикнула:

— У НАС КОГДА-НИБУДЬ БУДЕТ ИДЕАЛЬНАЯ СЕМЬЯ ИЛИ НЕТ? Он пришёл извиниться, а вы даже слушать не хотите, заладили тут!

— Тебя не спрашивали сейчас, — огрызнулась жена моего второго брата.

— А ты-то чего рот открыла? — вступился за меня Тоби.

Та резко замолчала.

— Как ты с моей женой разговариваешь? — вступился за жену Эдди, мой второй брат.

— А твоя жена говорила, со сколькими она переспала, пока была помолвлена с тобой?

Тоби получил удар по лицу. Все смешалось в одну большую кучу. Я так больше не могла. Меня никто не хотел слушать.

Схватив большую сумку, я скинула туда вещи, деньги, книги, всё, что было дорого. На шее «чёрное сердце». Я убежала, пока они кричали и дрались. Больше жить мне там не пришлось.

Я сидела в кафе за барной стойкой и скучала. Был жаркий полдень, и посетителей насчитывалось мало. Лишь какая-то девушка-блондинка, мило попивающая уже второй молочный коктейль и мечтательно смотрящая вдаль.

Да, после того, как я сбежала из дому, жизнь изменилась. Родители пытались искать меня, ловить, но я всегда была на шаг впереди. Меня искали. Каждый по отдельности. Мама и папа, старший и средний братья. Каждый искал, как мог. Спустя пару недель родители не вытерпели и заявили в полицию, но я уже успела подать документы в университет, и там мне удосужились выделить комнату в общежитии.

Полиция была не в силах затащить меня домой, так как я уже являлась студенткой. Я довольно улыбалась им в лицо, когда они приходили каждую неделю по прихоти родителей и убеждали меня вернуться домой. Они уходили ни с чем. Конечно, я скрыла тот факт, что пока не начнётся учебный год, я не могла жить в общежитии и поэтому жила у кого придётся. На тот момент мне посчастливилось остановиться у одной одноклассницы, которая совсем не собиралась меня выгонять.

Её родители были в разводе, и мама давно плюнула на детей, уехав с новым мужчиной. Отцу было всё равно. Поэтому она жила вместе со старшим братом. И я там совершенно не мешала.

Кумико, именно так звали мою добродушную одноклассницу, устроила меня на работу в соседний бар помощником баристы.

Её друг Мамору великодушно согласился научить меня смешивать самые примитивные коктейли и делать мороженое. И вот так вот с десяти утра и до пяти вечера с понедельника по пятницу я была вынуждена за полставки работать в баре. Мне не было сложно, но это оказалось ужасно скучно.

Зато я могла подготовиться к последнему вступительному экзамену в университете, который решал, точно ли я буду там учиться, и тем более уж, жить в общежитии. Как и предыдущие три дня, в тот день, день пятницы, я сидела и листала тетрадку с ответами для подготовки.

Я уже отошла от тех ссор и переживаний, которые пришлось терпеть на Выпускном. С дерзкой подругой мы так и не помирились, хотя она часто звонила мне. Я просто не брала трубку. Мысль, что она ради какого-то смазливого парня унизила меня при всех, не давала мне покоя. Тем более, от лучшей подруги я узнала, что Лайт всё же сходил с Джу на свидание. Чем оно кончилось, можно было лишь догадываться, поэтому я решила никаких связей с этим человеком больше не поддерживать.

Каждый день мне названивал отец. Он очень беспокоился обо мне и желал увидеть, но я пряталась. Я брала трубку, беседовала с ним, но встретиться не решалась. Мне было стыдно, что я так бесцеремонно сбежала. Было стыдно, что я не смогла всех помирить, что я даже не попыталась этого сделать. Мне было стыдно, что я не стала идеальным ребёнком для своих родителей. Ведь они считали, что всё зависит лишь от количества грамот и дипломов, но я так не считала. Человеческие качества и ум меня интересовали куда больше. Но остальные не оценили этого во мне, не разделили со мной этого.

Поэтому я отреклась от них. Сама того не осознавая, я уже не могла просто вернуться домой и виновато улыбнуться. Я чувствовала ответственность за то, что уже почти месяц я водила за нос и родителей, и полицию.

А ведь я просто желала, чтобы моя семья воссоединилась. Когда всё началось? Началось всё, наверное, когда мне было лет одиннадцать. Да, тогда всё и было. Тоби впервые пришёл домой слишком поздно. Настолько поздно, что в доме впервые за всё время закатился огромный скандал. Отец пристроил Тоби на учёбу по блату, но Тоби не интересовался физикой и химией, поэтому учёба ему наскучила.

Как говорила мама, это влияние плохой компании. Как говорил Тоби, это неимение выбора, скука и бедность. Да, мы жили небогато, и так было всегда. Тоби стал всё реже появляться дома, и однажды Эдди решил найти его. Вернулся Эдди на руках у Тоби с порезом на животе. Мама была в ярости. Тоби не успел ничего объяснить — отец прогнал его из семьи. С тех пор о Тоби упоминали в криминальной хронике, изредка, но всё же. Эдди же, вылечившись, отказывался что-либо рассказывать, так как говорил, что ничего не помнит.

Я не верила ему. Так мы и стали отдаляться друг от друга, когда из семьи ушёл наш весельчак и затейник Тоби. Мама стала чаще ссориться с отцом, Эдди увлёкся учёбой и своей девушкой, а впоследствии и женой, а я, будучи подростком, просто ушла в себя.

Драки, скандалы, драки. Однажды Эдди не выдержал и ушёл вместе со своей невестой. Мне было тринадцать. Отец чуть не убил маму, если бы я вовремя не остановила его руку, занесённую над мамой. У меня была истерика. Впервые в жизни истерика, от которой меня колотило. Тоби узнал об этом и решил встретиться со мной. Тогда-то я и полюбила своего старшего братика сильнее, но из-за настроя родителей относилась к нему холодно. А он, будто видел, что я просто играю, и лишь улыбался.

С возрастом я стала всё нежнее относиться к старшему брату и уже не спрашивала родителей, могу ли я увидеться с ним. Я просто шла и всё. А ссоры всё продолжались.

Папа был неплохим юристом и работал в полиции, пока однажды ему не прострелил ногу впопыхах его же помощник. Он получил инвалидность и уже участвовать в делах не мог, когда того помощника не судили и не заставили платить компенсацию, его просто повысили. Так, бумажная волокита дома для отца. Его это раздражало. Мама не знала, как ему помочь, да и вообще, проблемы мира сего её не интересовали, она была сама себе на уме.

Отец после ухода Тоби часто срывался. И никто не мог успокоить его кроме меня. Теперь ушла и я. Родители остались одни. И мне было стыдно, что я предпочла свободу опеке о них. Было поздно что-то менять, было бы глупо. А я не любила глупые действия.

Я пододвинула к себе тарелочку с печеньем и, пожевывая, читала дальше учебник. Нужно было готовиться к вступительным экзаменам.

— Бла-бла-бла, — лепетала я еле слышно.

— Эм, простите?

— Да, — я подняла глаза.

Перед стойкой стояла та блондинка.

— У вас не найдётся, эм… яблок?

— Яблочный сок, коктейль?

— Нет, просто яблоко.

— Что? — я удивлённо покосилась на блондинку.

Слева от неё повеяло странным холодком. Я чуть не грохнулась со стула. Тот же холодок, что и от Ягами Лайта… Странно, похоже, у меня паранойя. Всё же, в ореховых глазках этой девушки не было злости, и в панику она меня не вводила, но этот холодок...

Я встала со стула и принесла три яблока.

— О, сколько с меня?

— Бери так! — махнула я рукой, смотря в пустоту слева.

— Что там? — заинтересованно спросила блондинка.

— А? Не-не, ничего. Ещё мороженку? — перевела тему я.

— Нет, спасибо, — блондинка мило улыбнулась, взяла яблоки и вышла.

Холодок сменился жарой с улицы, я облегчённо вздохнула. И опять у меня появилось странное ощущение тревоги и страха. Я ежеминутно оглядывала помещение и в итоге забросила подготовку напрочь, сжёвывая уже десятую, а то и двадцатую печеньку.

Тут входные колокольчики зазвенели, и я оторопело уставилась на дверь. К облегчению зашёл мой знакомый — одноклассник по кличке Лэнс. Он был безумно влюблён в Кумико, каждый год старался заполучить её. И каждый раз что-то, да не выходило. Сегодня он был на редкость весел и, подбежав ко мне, с ходу заговорил:

— Так, дай-ка мне виски, для храбрости чутка.

— Зачем?

— Сегодня буду делать то, чего не делал никогда! Я докажу ей, что люблю!

— И как же?

— Увидишь.

Я нахмурилась. Мне не нравилось, когда Лэнс делал что-то спонтанно, не обдумав. У него никогда ничего не выходило. Я ценила его как хорошего товарища и ничего говорить не стала, тем более, вдруг у него выйдет и Кумико растает?

Лэнс быстро выпил виски, вздрогнул и сказал:

— Пожелай удачи, и если Куми будет тут, скажи, что я безумно её люблю.

— Сам скажешь.

— Сегодня… Могу не успеть! — замялся он и выбежал из бара, оставив у кассы смятую купюру.

Я пожала плечами и выпила вслед за Лэнсом, но не виски, а немного коктейля. В глазах поплыли радостные и яркие кружочки, похоже алкоголь в жару на меня плохо влияет.

— Сто-о-оп… Я не наливала этот коктейль! Чёрт!

Я рухнула на пол, перед глазами поплыло всё, последнее, что я видела, было сердце, «чёрное сердце».

Когда сознание оказывается где-то в небытие, так легко и хорошо. Ты вроде есть, но тебя и нет. Ты вне сознания, оно где-то парит и может делать что угодно, а твоё тело без него ничто.

Вдруг я резко открыла глаза. Я, тяжело дыша, обнаружила себя на кушетке, вокруг пищали полицейские сирены, было уже довольно темно. Пригляделась, всё происходило возле бара. Рядом со мной стоял довольно деловой и серьёзный мужчина и, проведя большим пальцем по усам, он вдруг очнулся, увидев, что я присела на кушетке.

— Вы очнулись, — обратился он ко мне.

— А что, собственно, такое?

— Ограбили бар.

— Что?

— Вам кто-то подсыпал некую гадость в коктейль, будем выяснять, какую. Минут через пятнадцать подъехали ребята на машинах и начали тут всё крушить и грабить. Молодой человек по имени Мамору, фамилию не запомнил, пытался остановить их, но они застрелили его, — полицейский указал на машину «скорой помощи», в которой лежал труп, накрытый простынёй.

Я в ужасе схватилась за голову.

— Эту новость тут же сообщили по телевидению. Мы быстро их поймали, это были всего-навсего глупые подростки.

— Где они? Кто там был? Что вообще такое тут происходит?

— Их нет, все, кто был опознан очевидцами, умерли.

— Что? — пусть я и не знала, кто были эти сорванцы, но подозревала тут что-то недоброе.

— Умерли от сердечного приступа. Понимаете, дело в том, что среди них был ваш друг, не так ли? Танака Кумико, очевидец, рассказала нам немного. Она в истерике, мы не можем добиться от неё ничего, — полисмен назвал имя и фамилию Лэнса, — ваш товарищ?

— Да…

— Он умер. Как мы потом узнали, грабители под угрозой убить его заставили Лэнса вести их от погони. Очевидцы сообщили его имя, многие его знали, видимо, да?

— Да, он был спортсменом, известным тут…

— Сообщили его имя, и вот. Остались в живых двое, но они тоже в шоке, и пока с ними работают наши сотрудники.

— Лэнс, — вдруг опомнилась я, — ЛЭНС, чёрт возьми! — я сорвалась с места и побежала к машине «скорой помощи».

Там лежало пять тел. Я хотела поочерёдно снять с каждого простыню, и мне было всё равно, что там кричали мне врачи. Первый был Мамору, весь в крови, с простреленной головой. Это вполне хватило. Я резко отвернулась и нагнулась, похоже, меня бы вырвало, если бы не полицейский, поднёсший мне успокоительное.

— Спокойно, спокойно. Лучше Вам этого не видеть. Единственное, что могу для Вас сделать — показать содержимое его карманов.

Я кивнула. Полицейский подвёл меня к ящику с вещдоками. Содержимое кармана заставило меня заплакать. Это была коробочка с обручальным кольцом. Меня стал допрашивать другой полицейский, но толку было мало. Я все норовила сдержать слёзы. Снова подошёл тот, с усами.

Он отвёл коллегу в сторону, понимающе кивнул в мою сторону и протянул визитку:

— Позвоните, как успокоитесь. Надо поговорить.

— Это Кира, это был он… — злобно процедила я.

Блюститель закона удивлённо поглядел на меня и вручил мне другую бумажку:

— Приходите лучше по этому адресу.

— Он убивает всех именно так, не заметили закономерность? Убивает лишь тех, кто светится по телевизору.

Тогда мужчина удивлённо оглядел меня и сказал:

— Я Ягами Соитиро, когда придёте, скажите, что Вы от меня, буду рад видеть Вас.

Я медленно спустилась с машины. В это время я заметила, как полисмен показывает Кумико содержимое коробочки. Пронзительный крик заставил меня зажмуриться. Глаза затянуло пеленой слёз.

Кумико была уже какой день в депрессии, мне от этого легче не становилось. Свой экзамен я прогуляла, благо, мне позволили пересдать его в связи с происшествием. Я решила покинуть Кумико, поскольку она совершенно никого не хотела видеть и слышать.

Где жить, я не задумывалась, знакомых было навалом. Пока что меня согласился приютить Алекс.

В четвёртый раз в своей жизни я стояла на похоронах. Шёл дождь, проливной дождь, народу было уйма: фанаты Лэнса, родители, знакомые, Дженни тоже… Я стояла в сторонке, в отличие от остальных, и молча глядела на погребение. В голове пронеслись жуткие мысли.

Лэнса больше нет. А ведь мы бы могли стоять не на похоронах, а на свадьбе. Дженни бы не отказала ему. Он нравился ей всегда. Но она строила из себя непреступную крепость слишком долго. Её игра затянулась, и Лэнс был потерян.

Нет, Лэнс был убит. Убит Кирой.

Как я узнала о Кире? Да так же, как и все, по телевизору. Как только весной начались массовые смерти преступников от сердечного приступа, мы с отцом разбирали множество версий этого, но никак не могли понять, как же Кира убивает.

Я была уверена, что Кира не сам лично сыплет всем яд или что-либо ещё. Кира не один, скорее всего. И Кира ещё не до конца понял, что творит. Он сам пользуется телевизором, наверняка, он не мастер в этом своём деле. Это молодой человек или девушка, поступающие спонтанно по большей части от неумения. Или от глупости.

Карать преступников — это конечно, героизм. Но делать это так странно, массово и постоянно — это уже походило на преступление. Для меня Кира после смерти Лэнса стал таким же преступником, каких он и пытался убивать. Люди ходили в страхе от Киры. Моя мама постоянно молилась Богу о спасении от этого «проклятого маньяка».

Я много размышляла об этом Кире. Сначала мне казалось, он поступает справедливо. Но как только в Интернет и газеты посыпались жалобы о том, что не все уж преступники были настолько виноваты, чтобы умирать, меня стали грызть сомнения. Этот Кира явно пока не осознал своих возможностей и не построил чёткий план действий.

После того, как я побывала на похоронах Лэнса, прошло пару месяцев. Я пожила у всех понемногу и, наконец, приехала в университет жить в общежитии. Там меня впервые за всё время выловил отец.

— Доченька! — обнял он меня.

— Папа! — я очень соскучилась по отцу, поэтому, не думая, кинулась его обнимать.

— Ну, как ты?

— Я хорошо, жива, видишь. Буду учиться в университете, как ты и хотел. Правовой…

— А как же?..

— После смерти Лэнса я передумала.

— Решила посвятить жизнь поимке преступников?

— Да.

— Смело, но…

— Пап!

— Хорошо-хорошо, идём, я помогу тебе.

Отец помог донести мне вещи и присел на мою кровать, я оглядела комнату. Ещё парочка соседей и комната будет полна. Две кровати пока что пустовали.

— Слышала новости?

— Нет.

— Детектив Эл ищет Киру, и у него есть кое-какие подозрения.

— Детектив кто?

— Эл.

— Тот самый?..

— Да.

Что касается детектива Эл — я восхищалась им. Всего одна буква «L», странный зашифрованный голос и немногословность, которая разила все словечки Киры напрочь. Мне хотелось бы увидеть этого детектива, особенно после того, как я подала документы на правовую кафедру.

— Это здорово, думаю, он поймает его.

— А я вот думаю, нет.

— Почему?

— У него нет необходимых помощников, это точно.

— Как Кира убивает?

— Думаю, через что-то главное у человека. Связи, манипуляция, не знаю точно. Это не холодное оружие, это не яды. Либо технологии… Либо… Явления.

— Какие?

— Паранормальные.

Я хмыкнула. Папа тоже.

— Знаешь, они же набирают команду, я думаю…

— И что?

— Ты бы могла помочь, не знаю… наверное.

— Мама против этого, она ещё не знает, на кого я учусь, благо.

— Я не против.

Я обняла папу, мы побеседовали ещё минут десять, и он ушёл, оставив меня в одиноком раздумье. Я никого не успела узнать из университета, тут впервые и кроме приёмной комиссии нигде не была. Мне было неуютно и немного страшно.

После стала обдумывать слова отца. «Самое дорогое, главное» — хм, родственники? А может, ДНК? Заражает каким-то вирусом кровь и всё… Или он действительно манипулятор. Странно, что только те, кого объявили по телевизору, умирают…

Проснулась ближе к вечеру, два соседа уже подселились ко мне. Две тихие девушки почитывали книжки и даже не обратили на меня внимания, когда я проснулась. Я представилась и вышла в коридор.

Как только я вышла на поляну, то вдохнула полной грудью. Вечер опускался на город спокойно, без спешки и небо казалось ярко фиолетовым, таким красивым и безмятежным.

Вдруг я услышала какое-то бормотание, спрятавшись за колонну, вгляделась в сторону бормотавшего.

— Лайт? — ужаснулась я.

Я учусь в одном университете с ЛАЙТОМ? Чёрт! Я злобно дёрнула кулаком, пока Лайт шёл через парк, бормоча что-то себе под нос, с яблоком в руке. Я удивлённо наблюдала за ним.

Он был очарователен, действительно. Возможно, в тот момент я и пожалела, что не пошла с ним на свидание.

Но это было лишь на момент, пока он не прошёл мимо колонны и меня снова не охватил этот холодок откуда-то немного со стороны. Моё «чёрное сердце» на шее резко охладело, и казалось, покроется инеем.

Я помотала головой. Какой иней? Лайт же присел на траву, положив яблоко рядышком с собой, и открыл какую-то чёрную тетрадь.

— Ботан, блин. Учит на завтра, поди-ка, — буркнула я, решив пройти мимо.

Но проходя мимо, я чуть не упала от шока. Я ясно видела, что Лайт ни разу не откусил от яблока, но рядом с ним лежал свежий огрызок. Я пошатнулась.

— О, опять ты, — улыбнулся Лайт, убирая тетрадь в сумку.

— Ой… П-привет! — осторожно обходя огрызок, поздоровалась я.

— Ты тут, выходит, тоже, да?

— Ага, — кивнула я.

— Неожиданно… — Лайт оценивающе оглядел меня, — Слышал ту ужасную историю, я думал, что там с тобой случилось чего, уж перепугался.

— Нет, отделалась шоком.

— Хм, да уж… Кира их наказал за это.

— Киру самого стоит наказать, — злобно огрызнулась я и тут же, подумав, что ляпнула лишнего, умчалась в корпус.

Я не знала этого, но на тот момент Ягами Лайт очень желал узнать моё имя. Очень желал… Утром меня разбудил приятный женский голос.

— Проснись!

— А? — я приоткрыла глаза.

Передо мною сидела восхитительной красоты девушка. Я сразу узнала её и кинулась обниматься, — Наоми Мисора!

— Привет, соня! — радостно обняла она меня.

— Как там твоя помолвка?

— О, отлично. У нас идиллия с Реем. Он такой… Не такой, как другие, знаешь. Идём, провожу тебя на занятие.

— Откуда ты знаешь, что я здесь?

— Твой отец сказал.

— Вы созваниваетесь?

— Да, до сих пор бывает, — улыбнулась Наоми.

Я быстренько оделась и прытко побежала за Наоми.

Наоми Мисора была моей любимицей всегда и везде. Я предпочитала называть её по фамилии, уж очень она напоминала мне имя. И девушка была не против.

Когда я ещё была маленькой, я называла её своей «самой любимой взрослой». Она всегда находила время заняться со мной рисованием или пианино, погулять или просто поболтать.

После ранения отца мы виделись реже, и всё же она заезжала к старому начальнику, проведывала меня. Как говорил отец, она расследовала ряд убийств с очень известным детективом и весьма успешно.

Я считала её идеалом во всём. Длинные шелковистые волосы, тёмные с живым блеском. Тёмные глаза, томные и игривые. Прелестная фигура, отличный характер. Она владела боевыми искусствами, умела обращаться с оружием, да и готовить умела. Ну чем не идеал?

Хотелось брать с неё пример, но драться у меня получалось куда хуже, чем у неё. Да и оружием я владела плоховато. Зато как она говорила, у меня был бездонный желудок и неутомимый мозг. Она зачастую засыпала глубокой ночью, пока я жевала печенье и искала что-нибудь полезное в Интернете.

Когда у неё появился жених, Рей, я и вовсе перестала с ней проводить так много времени. Но я была рада за Наоми, хоть и очень боялась её потерять. И вот она вела меня на занятие, что может быть лучше?!

— Ты здесь часто будешь бывать?

— В твоём корпусе — да. Думаю, часто.

— Вау! — обрадовалась я.

— Если что, зови, помогу с домашкой.

— Ты чудо, Мисора.

— Хэй, а почему именно полиция?

— Я хочу, чтобы Кира был пойман! — вдруг серьёзно ответила я.

Мисора с волнением поглядела на меня и, взяв за руку, неожиданно сказала:

— Пообещай, что будешь осторожна?

— Да, обещаю, Наоми…

— Точно?

— Да.

— Поклянись.

— Чем?

— Сердцем, — Наоми указала на «чёрное сердце», хотя я прекрасно понимала, что она имела в виду.

— Клянусь.

— Ты дорога мне, ты же знаешь.

— Я знаю…

— Кира опасен. И хитёр, хоть и не опытен, наверняка. Если ты хоть как-то захочешь это дело раскрывать, советуйся со мной или с отцом, можешь даже Рею звонить, его как раз хотели подключить по этому делу.

Я кивнула. Наоми обняла меня на прощание, и я прошла в аудиторию. У двери лежал ещё один яблочный огрызок. Меня бросило в жар.

Лезть не в свои дела — это плохо, и, тем не менее, я лезла. Следила за Ягами Лайтом и замечала за ним всё больше странностей, которые объяснить была не в силах. Эти яблоки, огрызки, тетрадка… Всё это было как-то вроде обычно, но, с другой стороны, очень даже странно.

Я боялась его. Все стремились к нему, девушки просто в обмороки падали от одного его взгляда, я же боялась. А он смотрел в мою сторону. Его взгляд не внушал доверия. Я не верила, что нужна, что симпатична ему. Я только чувствовала холод то справа, то слева от него. Он казался каким-то нелюдимым иногда, может, даже одиноким.

Хотя нет-нет, одиноким он не казался. Вокруг него всегда были люди. Но его вот с ними не было. Он словно присутствовал где-то в своём измерении. Как девушки и парни к нему приближённые могли говорить, что он их друг? Я читала в его взгляде готовность продать любого. Но вот за что продать? Он был слишком сдержан, слишком воспитан, слишком хитёр, чтобы я могла раскусить его истинную сущность. Одно я понимала точно — он у нас борец за справедливость. Только вот за какую?

В его жестах виделась агрессия, в его голосе зачастую слышалась ярость. Деспотизм в его глазах так и сиял. Мы иногда пересекались в библиотеке, не более того.

Я была занята изучением биографий погибших от руки Киры. Все были преступниками. Все, кроме Лэнса. Все эти преступники либо были объявлены в розыск, либо пойманы и показаны по телевизору. Выходит, без телевизора Кира не имеет доступа к преступникам. Он отрезан от криминального мира. Скорее всего, не имеет доступа к полицейским архивам, раз пользуется тем, что услышал в новостях.

Как он убивает? Возможности каждому ввести яд или убить лично у него не было. Город большой, а преступники умирают один за другим. Сообщники? Секта? Хм, всё возможно.

Весь мой уголок в комнате был увешан вырезками из газет, забит книгами, детективами. Но нигде ничего подобного я не вычитала.

Тот день не предвещал ничего особого, но когда у меня дёрнули сумку с деньгами и телефоном, я разозлилась не на шутку. Кто-то крикнул его имя.

Да, это был бывший студент университета, ныне мелкий воришка, работающий на мафию, скорее всего. Я не расслышала имени. Мне было всё равно. Но в погоню я пустилась. Мои деньги и телефон всё ещё были нужны мне. Нужнее, чем этому воришке. Кто-то позади всё ещё кликал вора по имени.

Мы пробежали немного, как вор вдруг ничком повалился на землю, моя сумка отлетела вперёд. Я подбежала к вору. Молодой человек лет двадцати пяти, с глазами, в которых застыл ужас. Такой ужас был и у Лэнса в глазах.

— Он мёртв, — констатировала я факт, когда ко мне подбежала приличная такая по количеству толпа людей.

— Господи! — к нам подбежала пожилая женщина и в слезах кинулась к трупу. — Ему просто не на что было кормить маленького сына, понимаешь?

Я подобрала сумку, руки мои тряслись. Вскоре приехала полиция, труп увезли.

— Здравствуй.

Я обернулась. Это тот самый полицейский, который был на месте преступления у бара.

— О, здравствуйте.

— Я Ягами Соитиро, помнишь?

— А, да-да…

— Ты так и не приехала.

— Были другие дела, извините. А позже и адрес потеряла…

— Снова ты тут. В разгаре событий.

— А как же, события меня не спрашивают… Кира был где-то поблизости, я думаю.

Соитиро Ягами поглядел на меня глазами, полными удивления.

— Вы не замечали, что его жертвы сплошь с телеэкрана? А этот парниша не успел попасть на экран. Значит, Кира был тут. Где-то тут.

Соитиро жестами указал напарникам прочесать местность.

— Ягами, — вдруг я опомнилась, — а…

— Лайт мой сын, да.

— Тогда понятно, — я мило улыбнулась.

— Нам нужны такие, как ты. Приезжай, я прошу, — он снова протянул мне бумажку.

— Обязательно! — я взяла бумажку, твёрдо решив, что завтра же я приеду по адресу.

— У тебя свежие мысли, новые взгляды, нестандартные…

Мы неспешно прошлись с Соитиро до корпуса общежития. Он рассказал мне о ходе расследования, объяснил некоторые нюансы дела без излишек, ведь я ещё была гражданской.

Оказывается, многие из их команды стали подозреваемыми, так как полиция — самый выгодный пункт нахождения преступников. С моими же мыслями получалось, что Кира не обязательно должен быть полицейским. Также за многими из полиции идёт слежка, но мне оставалось лишь догадываться, за кем именно и какая слежка.

Я огляделась. А за мной не следят ли, часом? Мой отец ведь тоже работал в полиции.

— Твой отец… — он назвал имя моего родителя.

— Да, именно.

— Я знавал его. Работали пару раз вместе. Как он?

— Инвалидность.

— Прискорбно, зная, на что он был способен… Понятно, в кого ты, — Соитиро поглядел на меня несколько оценивающе, как это делал его сын.

В глазах отца не было холода. В его глазах была доброта.

— Скорее всего, — пожала плечами я.

— Он бы мог помочь нам, если желает.

— Думаю, мама будет против.

— А, да… Ну, если вдруг что, то…

— Ждёте — знаю.

— Мне нравится твоя манера общаться! Итак, ждём тебя.

— Да, спасибо. Я обязательно приеду.

Соитиро пожал мне руку и ушёл. Я ещё долго смотрела ему вслед, сравнивая отца и сына.

Совершенно разные люди, очень. Противоположности, да и только. Хотя внешне у них много общего. Разрез и цвет глаз, цвет волос, осанка, походка. Но впечатления совершенно другие.

— Боже, с тобой всё в порядке?

— Наоми?

— Как ты? Он у тебя сумку спёр?

— Да, я вернула её… Ценой его жизни.

— Ну, не ты убила его.

— Я видела, как он умирал. Просто упал. Знаешь, и всё. Ничего не осознав, не успев сказать главного. И знаешь, что самое паршивое?

— Что?

— Опять смерть невинного человека при мне.

— Он виновен.

— В чём? В том, что был беден?

Наоми замолчала.

— Я не жалею телефона и денег, но ребёнка, который остался без отца, даже такого, который был способен на безумный поступок, такого ребёнка нельзя не пожалеть.

Наоми всё также молчала.

— Кира даже не разбирает, кого убивает! Один кивок в сторону человека с криками «Преступник!», и Кира уже действует. Какое же он правосудие? Разве оно должно быть таким, объясни мне? А как же здравый смысл? Как же гуманность? А, ну да, к чему гуманность над животными и низшими тварями! Не спорю, есть и такие преступники, которым грош цена жизнь. Но… ведь Кира точно такой же, выходит, он самый низший?

— Ты повзрослела…

Теперь замолчала я.

— Рея подключили к этому делу. Если у тебя будут надумки, звони мне.

— Хорошо.

— И ещё… Не звони отцу. Не стоит.

— Отчего?

— Пожалей его. В этой войне не стоит рисковать теми, кто этого не заслуживает.

Я опустила глаза.

— Да, ты права.

— Успокойся, ладно? Приведи себя в порядок, у тебя ещё одно занятие.

— Глаза, пустые глаза — знаешь, это страшно.

— Пустые при смерти — это очевидно. А вот когда пустые при жизни — это страшно.

— Послушай, я странная? — вдруг спросила я.

— Ты необыкновенная. Это очень отличается от странной.

— Мне кажется иногда… Будто…

— Что?

— Э, ничего. Просто брежу. Мне надо отдохнуть, — я поплелась в комнату.

Наоми проводила меня взглядом, полным отчаяния. Кто бы мог подумать, что она будет так переживать за меня.

В комнате, казалось, никогда и никого не будет. Кира убьёт и первую соседку. И вторую вслед за первой. Первая, как я заметила, ворует косметику у второй. А вторая мстит за это, уводя у первой парней. Ну не преступления ли? Преступления. Убить!

А потом вслед за ними пойду и я. Просто упаду. И всё. Меня не будет. За что? Я не ворую, я…

Заснула. После того, как смерть стала ходить за мной по пятам, я чувствовала жуткое одиночество. Когда Лэнс умер, все вдруг отпрянули от меня. Кроме Наоми и родителей. Кумико почему-то дулась. Но ведь не я же убила Лэнса!

Я не Кира… Или?.. Или я не соображаю, что делаю? Кто я? Кто-нибудь, спасите меня от этого одиночества!!!

Кричала во сне. Отчего? Я не помню уже. Но мне было плохо. Я чувствовала где-то поблизости этот холод, этот странный холодок.

Когда-то моей маме было сказано, что у неё будет чудо с грузом. Неужели, груз — это я? Или я чудо, а на мне груз? Отчего мне так не по себе, отчего так одиноко…

Проснулась я глубокой ночью от истошного вопля.

Что за бардак творился в университете, было непонятно. Такой же бардак был и в моей голове.

Ночью две девушки подрались из-за Ягами Лайта. М-да, опять фигурирует это имя. Он никак не прокомментировал этот факт. Зато начал дотошно выпытывать у меня кто подрался. Я прекрасно знала, кто это был — мои соседки, которых, кстати говоря, расселили, теперь, на какое-то время, я жила в комнате одна. От его вопросов я недовольно закатила глаза, вообще-то нужно было спешить на встречу с Ягами Соитиро, отцом Лайта. Но говорить об этом парню не было никакого желания.

— Привет, с тобой всё в порядке? — озадачено спросил Лайт с утра, в глазах у него я не увидела никакой искорки озадаченности.

— Привет. Да я-то в порядке, с чего бы мне быть не в порядке? — с ноткой злости ответила я.

Лайт проигнорировал мой намёк, всё так же провожая меня невесть куда:

— А кто дрался?

— Мои соседки по комнате.

— Так ты тут в общежитии живёшь?

Я прикусила нижнюю губу. Я всегда так делала, когда понимала, что ляпнула лишнего.

— Э, ну-у, да.

— Хм, не знал, не знал. Везёт. Мне вот мотаться из дома в университет. Не так уж и далеко, конечно, тебе-то вообще удобно.

— По дому скучаю, — грубо ответила я.

Лайт промолчал, оглядывая меня.

— Лайт…

— А? — он удивлённо посмотрел на меня, хоть что-то в его глазах появилось.

— У тебя девушка есть? — резко спросила я.

— Э, нет… — смущённо ответил он.

«Размечтался, ну-ну», — подумала я и улыбнулась.

— Так найди. До встречи.

Лайт остался позади меня в шоке, в его глазах виделось смятение, отчаяние даже, может.

Я поймала такси и быстро прыгнула внутрь, пока Лайт не опомнился. Наверное, это было слишком дерзко с моей стороны, но мне было приятно. Я удовлетворила потребность в ехидстве и ехала на встречу с Ягами Соитиро спокойно. Всё же я считала, что эти два родных человека были очень разными. Лайт и Соитиро — совершенно разные. А вот глаза, их разрез, положение, цвет… Одинаковые, совершенно. Но в глазах Соитиро блестела жизнь. В глазах Лайта я ничего не видела. Может, это была моя вина, но я правда ничего не видела. Мы попали в жуткую пробку, и я уже начала проклинать тот час, когда села в это такси.

«Пешком быстрее!».

Таксист же непринуждённо насвистывал что-то. Мне почему-то представилась интересная картина, как я еду не на такси, а на горбушке у Лайта. Я заулыбалась. Представляю, лучший ученик Японии, разбивающий девичьи сердца, везёт меня — невесть кого — на горбу. И ещё с такой широкой-широкой улыбкой. А я его подгоняю, дабы успеть на встречу. Я даже, похоже, успела задремать, и Лайт уже во всех красках катал меня по Парижу, Риму, Нью-Йорку без устали и страха. Катал меня и улыбался. Как он выдерживает мой вес? Я не такая уж лёгкая. А он-то такой худенький…

— Мы приехали.

— А? — я потёрла глаза.

— Приехали.

— А… Спасибо.

— А деньги?

— Ой, извините, — я явно ещё не проснулась и протянула деньги водителю.

Тот хмыкнул и, выпустив меня, уехал.

И вот я стояла перед огромным небоскрёбом, который бы никогда прежде не привлёк моего внимания. Он не был увешан рекламой, плакатами, стикерами. На нём ничего не красовалось. И вообще, одним своим величавым видом это место отталкивало. Зайдёшь — и схватят ещё.

Внутри меня тут же встретили трое мужчин в форме, преградив проход к лестнице и лифту.

— Вам к кому? — грозно спросил один из них.

Казалось, он испепелит меня взглядом.

— Я… Я к Ягами Соитиро.

— Имя? — спросил второй.

— Я… Ну… Рэин.

— Полное имя!

— Рэин Смит, — соврала я.

Не знаю, зачем и почему, но я соврала им тогда. И оказалось, не зря. Когда-то отец сказал мне, что наше имя, это самое нужное и важное, что есть у нас. Имя — как одежда. Огласил в какой-то непонятной ситуации, обнажил все свои козыри. Поэтому в таких ситуациях я не говорила своего имени. И именно поэтому детектив Эл восхищал меня ещё больше. Он никогда не говорил своего имени. Его мой отец и поставил мне в пример.

«Когда бы то ни было, но особенно сейчас держи свой козырь при себе. Всегда». Так говорил мне отец, когда Кира выступил первый раз.

— Нас не предупреждали чего-то…

— Смотрите, вот, — я показала визитку, оставленную Соитиро.

— И что?

— ОН написал САМ лично на обратной стороне адрес.

— Вдруг ты подделала?

— Или украла?

Эти трое выперли меня. Я в порыве злости топнула ногой и, не рассчитав силу, подкосилась от боли, схватившей ногу.

— Чё-ё-ё-ёрт.

— Вам помочь? — немного сконфуженно спросил кто-то, подбегая ко мне.

Я подняла глаза. Меня сразу же озарила какая-то страдальческая улыбка. Парень, подбежавший ко мне, был настолько мил, нелеп в движениях и забавен, что я и не могла реагировать иначе.

«Значок носит на пиджаке, чтобы выделиться среди коллег, так как умом не блистал», — выдвинула я вердикт, представив себя матёрым детективом.

Я обратила внимание на добрые глаза молодого человека. Он пытался выделиться, было видно сразу. Причесаться, как подобает, одеться. Всё бы ничего, но он даже шёл немного неуклюже.

— Вам плохо?

— А, нет- нет. Это…

— Возьмите руку, — он протянул мне свою руку.

— Ты, это, неуклюжесть отключи, пожалуйста.

Парень покраснел.

— Серьёзно! Я возьму тебя за руку, и мы рухнем вместе, если ты сейчас же не возьмёшь себя в руки!

Паренёк резко напрягся, сделав серьёзное лицо, отчего стал ещё смешнее.

— Давайте руку.

Я подала ему руку, он помог мне подняться.

— Слушай, ты отсюда? — указала я на здание.

— Ну, да… — парень снова покраснел.

— О, отлично! Послушай, я от Ягами Соитиро, ты знаешь его?

— А что это ты спрашиваешь?

— Слушай, не играй со мной в детектива. Знаешь или нет?

Он явно недоумевал от такого «наезда».

— Ну… Знаю.

— Смотри, — я протянула ему визитку Соитиро.

— Оу, это он написал… Так Вы?..

— Да, он звал меня.

— Вас не впустили?

— Стало быть…

Незнакомец схватил меня за руку и повёл в здание.

— Как так, она же от Соитиро? — резко выпалил парень.

— Э?.. — компания в форме даже не успела ничего сообразить, как я и парень оказались в лифте.

— Я всё устрою, Соитиро сейчас немного занят.

— Спасибо…

— Я Тота Мацуда. Можно просто Мацу! — он дружелюбно протянул мне руку.

— Привет. Я Рэин.

— Очень приятно! — Мацуда, похоже, уже считал меня своей коллегой.

Он очень забавлял меня. Любой его жест, слово, взгляд — всё было каким-то поистине искренним, с душой. А все его попытки быть «как все», таким же серьёзным и грубым полицейским оборачивались крахом, как я понимала. Но хуже от этого Мацуда не становился, и его чёрные глаза всегда поблёскивали радостью.

Мы поднимались и поднимались, штаб находился слишком уж высоко. Мне становилось не по себе, я очень боялась высоты. Вскоре мы вышли, и Мацуда повёл меня по коридорам, проводив через грозных охранников и работников полиции.

Все смотрели на меня, как на врага народа. Так и пилили взглядом, отчего я пожалела, что оказалась тут, тем более с Мацудой, которому, похоже, тоже было не по себе. Он тут был уже своим, а обо мне вопрос ещё и не вставал. Мало ли что?

Мы с Мацудой дошли до какой-то комнаты.

— Проходи, — подтолкнул он меня вперёд.

Я не успела ничего сказать, так как Мацуда захлопнул за мной дверь. Человек за столом непонимающе поглядел на меня.

— Здравствуйте. Я от Соитиро… Ягами Соитиро, он…

— Он говорил что-то о новичке, которого бы не стоило упускать, — спокойно ответил пожилой мужчина за столом.

«Вот он какой, великий Эл! Пожилой, мудрый, умный! Да, таким он мне и представлялся. Шерлок Холмс [1] нашего времени», — подумала я, оглядывая мужчину.

— Присаживайся.

Я присела.

— Как твоё имя?

— Рэин Смит, — неуверенно ответила я, подумав, что я погорячилась, смешав японское имя с американской фамилией.

— Возраст?

— Восемнадцать лет.

— Дата рождения?

Я назвала дату.

— Образование?

— Школа, поступила в университет, — названия я опустила специально.

— Планы на будущее?

— Нет планов. Я не знаю будущего.

Старик оглядел меня снова, его глаза блестели в полумраке комнаты. Он провёл большим пальцем по своим седым усам, поправил очки и продолжил:

— А всё же? Твои мечты, планы?

— Мои мечты не сбудутся, поскольку у меня их нет.

— То есть, готова жертвовать.

— Собой — да.

— А другими?

— Других считаю правильным не впутывать.

— Что думаешь о Кире?

— Кира — зло. Зло должно быть наказано.

— Но он же убивает преступников.

— Не всегда.

Старик пристально поглядел на меня.

— Носишь линзы?

— Что за глупый вопрос?

— Очень красивые глаза у тебя, — улыбнулся он, — значит, не носишь, стало быть.

— Нет, послушайте, я думала, тут меня расспросят, что я могу предложить по делу Киры, но не о линзах же, ей Богу, Эл, вы как ребёнок.

Мужчина засмеялся.

— Спасибо, Ватари, дальше я сам, — из-за ширмы у окна вышел сутулый силуэт. В полумраке я не могла понять, кто это.

— Вы не Эл? — со страхом спросила я у старика.

Старик покачал головой и вышел за дверь. Остались двое. Я и этот силуэт, который приближался всё ближе к столу. Мне стало страшно.

Примечания:

[1] — великий сыщик Англии XIX века, литературный персонаж детективных рассказов сэра Артура Конан Дойла.

Всегда думала, что разбираюсь в людях хорошо. Но в тот день все мои надумки и уверенность в разборчивости были уничтожены напрочь.

Детектив Эл представлялся мне человеком мудрым, умным, этаким мужчиной средних лет или стариком, много повидавшем на своём веку. Ватари как раз подходил под моё представление: седина, усы, очки, статный, в костюме, весь презентабельный, спокойный. Но нет, то, что я увидела, как только Ватари скрылся за дверью, повергло меня в шок.

Силуэт подошёл как можно ближе и наклонился к моему лицу. На меня взирали огромные тёмные глаза, которые казались мне целым морем. Бездонным, бескрайним морем, в котором я могла бы блуждать вечно, а скорее всего, утонуть. Эти глаза выражали столько эмоций, что я не могла понять, что сейчас испытывает этот человек. Глаза поблёскивали грустью, отчего вид человека казался таким милым, беззащитным. Эти глаза напоминали мне взгляд маленького котёнка. Так же мило, так же красиво и очаровательно.

Наши лица были слишком близко, я затаила дыхание, расширив глаза от удивления.

Немного погодя, парень чуть отпрянул от меня, и я смогла разглядеть его лицо. Правильный ровный нос, острые черты лица, худощав. От этого его глаза казались ещё больше, и эффект усиливался из-за огромных синяков под глазами. Тонкие губы не улыбались, не грустили. Губы не выражали совсем ничего. Все эмоции ушли в глаза. Он немного нахмурил брови, которые было еле видно из-под взъерошенной чёлки. Волосы его торчали во все возможные стороны. Чёрные волосы, отливающие на свету лампы каким-то синеватым оттенком.

Парень отошёл ещё дальше и снова оглядывал меня, обходя со всех сторон. Я молчала, смотря на него. Худой, очень худой. Как странно… Одежда какая-то мешковатая, неопрятная. Без обуви? Босиком? Мне, если честно, было прохладно в этой комнате, хотя я была в туфлях. Как не замёрз этот парень, я не понимала. Он же невозмутимо всё ходил кругами возле меня, не отводя своих глаз.

Он сутулился. Эта сутулость раздражала меня. Когда-то и у меня была проблема с сутулостью, пока брат не начал давать мне щелбана каждый раз, когда я сидела неправильно. Со временем осанка выровнялась. Тут же… Всё было уж очень запущено.

Парень перестал смотреть на меня, приложив большой палец к губам.

— Ну, и? — не выдержала я.

— Хм, Рэин, значит?

— Ну, да.

— Красиво врёте, но спонтанно.

— Отчего же, вру?

— Потому что Вы не Рэин, так ведь? И тем более, Вы не Рэин Смит.

— С чего бы?

— Я на девяносто пять процентов удостоверился в этом, когда Вы отвечали на вопрос о фамилии. Так неуверенно мог ответить человек, лишь только что придумавший себе это имя. Рэин Вам просто нравится, а Смит — типичная американская фамилия, встречается и у англичан но не так часто.

— Ну…

— Вы думаете, что господин Ягами Соитиро не предупредил меня о Вас?

— Вас, может и да, но не других.

— Он предупредил всех. А я попросил всех забыть о предупреждении.

— Для чего же?

— Чтобы посмотреть, как Вы будете действовать.

— Ну и, посмотрели? — я была слегка зла на этого странного парня.

— Да, — он спокойно присел на кресло, в котором сидел Ватари.

Я удивилась, ведь парень поджал под себя ноги.

— И что же? Когда я уже смогу увидеться с детективом? Или я не прошла ваш «фэйс-контроль»?

Парень тихо засмеялся. Похоже, делал он это не так часто.

— Что?

— Тридцать процентов того, что с чувством юмора у Вас, местами, всё в порядке.

— Я не шутила сейчас.

— Знаю. Хм, почему господин Ягами соизволил позвать Вас, причём ещё очень давно?

— Почему бы не спросить именно его?

— Хочу услышать Ваше мнение.

Я поняла, что этот парень проверяет меня. Сколько бы ни длилась эта проверка, я была согласна её выдержать.

— Хм, ну… Я просто имею кое-какие мысли по поводу Киры.

— Да ну?

— Вас не насторожил тот факт, что Кира использовал только имена с телевизора?

Парень кивнул.

— Но был случай и без оглашения на телевидении.

Он снова кивнул.

— Кира был где-то рядом тогда. В университете. Я уверена. Ему нужно что-то знать о человеке или кого-то знать, он использует какую-то информацию, наверняка. И сам он не убивает, так ведь? Лишь в тех случаях, когда он где-то случайно увидел преступление. Но он неопытен, ведь… Ведь он убил одного молодого человека, который не был преступником.

Молодой человек назвал имя Лэнса.

— Да, мой бывший одноклассник. Преступники пригрозили ему оружием…

— … и он был вынужден их послушаться. Я анализировал это. Ваши мысли хороши, жаль, что я уже обдумывал почти все из них.

Я сначала не поняла, что имел в виду этот парень. Как вдруг…

— Вы — Эл?

— Думаю, Вы догадывались уже минут пять назад об этом. Что мешало Вам спросить раньше?

Я промолчала. И это великий детектив? Парень, примерно лет двадцати двух, весь какой-то никакой из себя — это великий Эл?

— Вы удивлены?

— Да.

— Я так и знал, что Вы не станете врать.

— Откуда Вам знать, Эл?

— Если Вы посчитали, что Ватари и есть Эл, Вы рассуждали как обычный типичный человек. Я опроверг Ваши ожидания, сейчас мысли Ваши спутались, уверенность спала процентов на сорок, и Вы в полной рассеянности даже не придумаете, как бы соврать лучше.

— Хороший анализ, — кивнула я.

— Вы пришли сюда по своей воле?

— И что, Эл, Вы сейчас проанализируете вероятность того, пришла ли я сюда по своей воле, по воле Бога и судьбы или меня подослал Кира?

— Совершенно верно. Пятьдесят процентов того, что Вы именно от Киры и просто хорошо играете свою роль.

— У вас так со всеми новичками?

— Да, любой, кого я не знаю, по крайней мере, месяц-полтора, для меня Кира.

— Да, у Вас наверняка тогда компания друзей невелика… — съязвила вдруг я.

Эл замолчал, опустив взгляд на колени. Мне стало не по себе. Может, зря я так?

— Э, простите?

— Вы очень странная, — поднял он голову.

— По Вам, знаете, не скажешь, что Вы типичный…

— Да, я прелестно знаю это. Что ж… Я хотел бы дать Вам тогда кое-какие бумаги. Соитиро скажет Вам все последующие инструкции. Увы, Вам придётся выбрать, либо Вы посвящаете себя поимке Киры, либо Вы остаётесь в своей обычной нормальной жизни.

— А компромисс?

— Его не будет и не может быть вообще.

— Хорошо, я…

— С сегодняшнего дня Вы здесь в штабе, если вдруг Ваш выбор падёт на поимку Киры, Вы будете не той, которой Вас называют Ваши родители и друзья. Вы не будете «Рэин Смит». Теперь Вы Юрико. Ясно?

Я кивнула, пребывая в некотором замешательстве.

— Соитиро выдаст Вам необходимые документы, но всё будет зависеть от Вашего выбора, это тоже ясно?

— Да.

— Наш разговор остаётся строго конфиденциальным, и если вдруг что-то где-то всплывёт, я имею право арестовать Вас и судить по всей строгости. И Вы знаете, почему.

— Почему же?

— Я знаю Ваше настоящее имя. Один единственный из штаба. Если что, Ваше имя будет известно и остальным. А нужно ли Вам это?

— Нет.

— Вот и я так думаю.

— Так я…

— Мацуда проводит Вас. О нашей встрече прошу никому не говорить. Даже близким.

— Поняла, — холодно ответила я, коленки почему-то дрожали.

Я прошла к двери, как вдруг коленки мои подкосились, и я бы точно упала, как вдруг меня подхватили.

— Прошу так сильно не воспринимать мои слова и, кстати, у Вас на левой ноге небольшой ушиб, прошу Вас, не топайте ногами. Берегите свои нежные женские ножки, — мягко сказал мне Эл, помогая подняться.

Он крепко держал меня за плечи, удостоверяясь, могу ли я стоять. Мне стало стыдно за такой холодный разговор с ним.

— Я прошу прощения.

— За что же? — удивился он.

— За моё поведение.

— Ваше поведение сдержано, холодно, поверхностно. Я даже не совсем понял, какая Вы. И это правильно. Вы оставили мои подозрения при мне, но Вы не увеличили процентное количество этих подозрений.

— И всё же…

— Не стоит извиняться… Идти можете?

— Да-да, спасибо…

Эл осторожно вывел меня за дверь и, попрощавшись, закрыл её.

Ещё долго не могла забыть его взгляда, отчего слова Мацуды долго доходили до меня. Я не понимала, что он говорит, мне предстояло сделать серьёзный выбор.

Примечания:

Имя "Юрико" не имеет никакой смысловой нагрузки и подоплёки.

*ООС детектива может просто зашкаливать.

На улице — проливной дождь, я сидела в небольшом кафе. Было очень странно видеть такой дождь, учитывая то, что с утра ещё светило яркое солнышко, согревающее всё вокруг.

Как только я вышла из штаба детектива Эл, Мацуда посадил меня на такси, и вот — небо затянуло тучами, полил дождь.

Я любила дождь. Под звук ударяющихся в окно капель можно было подумать. Не просто так погрустить о чём-то своём, но и подумать. Потому что давящая масса людей не мешалась, все стремились скрыться от дождя. Я же обычно любила гулять под ним. Но учитывая моё слабое здоровье, без зонта на улицу я выходила редко. Так уж приучила меня мама. Стоило мне промокнуть, как я тут же заболевала.

А сегодня мне было не до болезней. Я сидела и неспешно пила кофе, согревая ладошки чашкой.

Эл был очень странным. Таким нетипичным, необычным, каким я не могла его даже представить. Молодой нечёсаный парень — великий детектив? Чёрт возьми, я и подумать не могла… Как низки были мои размышления на этот счёт! Мне было очень стыдно, что я так резко и холодно отнеслась к нему. Зачем я ляпнула ему о друзьях? Хотела задеть его? Я добилась своего, наверняка.

Теперь он рассчитывал в процентах, что я Кира «на пятьдесят девять и девять десятых процентов». Как мне доказать свою преданность делу? Что мне сделать, чтобы его глубокие тёмные глаза перестали сканировать меня? Что мне сделать, чтобы он ещё раз улыбнулся?

Тут колокольчик у входной двери зазвенел. Вошёл посетитель.

— Тоби?

— Привет, сестрёнка! Я знал, что ты будешь здесь! — улыбнулся мне промокший брат, подсаживаясь рядом.

К нам быстро подлетела миловидная официантка, Тоби заказал зелёный чай.

— Как твои дела, сестричка? — спросил меня Тоби, подув на чашку с чаем.

— Эх, неплохо. Знаешь… Скучаю иногда по дому.

— Не стоило тебе из-за меня ругаться с семьёй. Ты тут ни при чём.

— Тоби, скажи мне, а стоит ли жить там, где тебя никто не слушает, постоянные стычки и скандалы? Я хотела, чтобы вы все помирились, но меня даже слушать никто не стал. Эта ещё… — я имела в виду невестку.

— Хм, да. Она захомутала нашего брата.

— Вот именно! Хотя у них двое детей… Не стоит к ним лезть.

— Теперь, да.

— Как ты?

— Завязываю с прошлым окончательно.

— Что, твоя банда больше не фигурирует в городе?

— Сменяется главарь — сменяется власть. Судя по всему мне больше не место в банде, да и желания нет. Я ухожу. Спокойно, тихо заметаю следы.

— Зачем ты пошёл туда?

— А я как ты: меня никто не слушал.

— Но я же…

— Ты куда умнее и сообразительнее меня. Да ты и девушка. Не сравнивай никогда себя с кем-то. Все другие. Все очень разные. Но есть одно маленькое «но». Если сумеешь найти человека, на тебя похожего, хоть чем-то, хоть как-то… Считай, что это счастье.

— Ты какой-то хмурый?

— Кохэку сегодня умер. Прямо у меня на глазах.

— Что?

Кохэку был лучшим другом Тоби. Когда-то в детстве мы вместе играли в теннис и бадминтон. И тут вдруг Кохэку мёртв?

— Сердечный приступ.

— ЧТО? — крикнула я, все немногочисленные посетители обернулись на меня.

— Да, кто-то опубликовал информацию о нём в интернете. Сливают старых членов нашей шайки. Я пока не знаю, кто крыса, но она явно избавляется от нас. Похоже, при помощи этого самого, э-э-э… Как его?

— Кира…

— Вот-вот. Сестренка, послушай, что бы ни произошло со мной или с кем-то там ещё, ты не теряй надежды, ладно? Держись за свою истину, за свою свободу и жизнь? Делай так, как считаешь нужным, но не погрязай в яме депрессий и слёз.

— О чём ты?

— Я тоже бывший член банды. И если меня сольют в сеть или на телевидение, кто знает…

— Что ты такое говоришь?

— Ты прекрасно поняла меня, ты умненькая… Смотрю, носишь сердечко? И правильно, мне сказали, оно счастливое.

— Тоби? Ты…

Но брат уже поднялся из-за стола и, помахав мне, ушёл.

Кохэку был хорошим парнем, без всяких споров. Когда-то он нравился Джу, да и моя лучшая подруга была без ума от него. И вот сегодня его не стало, хотя, как мне рассказывал брат, Кохэку уже год как завязал с преступностью и даже удочерил малышку из приюта.

Что же теперь будет с ребёнком? Кому он достанется? Матери-одиночке Кохэку? Она уже старая женщина, больная и немощная, вряд ли она сможет воспитывать приёмыша её сына. Да и… Смерть Кохэку будет ударом для неё. Я в ярости сжала кулак.

Кира! Да кто он такой, чтобы судить людей, которых совсем не знает? Уже который раз ему попадаются люди, которые уже и не являются преступниками! Да, правое дело очищать мир от преступности. Но такими методами!.. Да ещё и не разобравшись, кто есть кто! Лэнс, тот парень, который пытался украсть мою сумку, теперь друг брата… А сколько ещё, интересно, он убил людей, по которым теперь плачут?

Я ещё ни разу не видела радостей и фестивалей по поводу того, что Кира якобы сделал лучше. Все боятся Киры. Да, кто-то им восхищается, но молча. Такие же психи, как и он.

Мои мысли прервало кокетливое хихиканье официантки. Я обернулась. За угловым столиком кафе сидели двое юношей, один из которых вовсю флиртовал с миленькой официанткой. Этот наглый блондин не скупился на комплименты, стреляя глазками по сторонам и мило улыбаясь. Второй парень сидел где-то в тени, я не могла разобрать, как он выглядит. На вид они смотрелись куда старше своего возраста. Но если приглядеться, было очевидно, что им не более пятнадцати, уж слишком наиграны их «взрослые» повадки.

— Ой, да ладно Вам… — отмахивалась официантка покраснев.

— Вот сколько ты мне дашь лет, детка? — спросил блондин слащавым голоском.

Прислушавшись, я поняла, что это действительно подростки. Уж слишком ещё голоса несформированные.

— Ну… Лет восемнадцать-девятнадцать…

— Близко, близко, — довольно заулыбался блондин.

— Может, к нам? — предложил другой, и голос его мне показался знакомым.

— Ну… У меня ещё смена…

— Мы подождём, — хитро ответил блондин, играясь своим большим железным крестом на груди.

Мне почему-то захотелось поиграть в «умненькую леди» и проучить мелких обманщиков. Наутро официантка бы не обнаружила никого и ничего рядом и расстроилась, поняв, что ею просто поигрались два подростка. Я не могла допустить этого, во мне загорелась мания справедливости.

— Хм, а Вы уверены, что им восемнадцать? — спросила я.

Она обернулись на меня. Я увидела и второго парня. Рыжий, в очках. Да, это определённо был Мэтт, тот самый из игрового клуба. Он, видимо, не узнал меня.

— А что? — спросила девушка удивлённо.

— Посудите сами, надень на них школьную форму, на кого они больше будут похожи, на школьников или на студентов?

Официантка видимо напряглась всеми извилинами, чтобы представить, на кого же.

— Наверняка на школьников. Черты лица ещё не совсем сформировались, голос ломкий, глазки стреляют во все стороны. Ну, разве повёл бы себя так юноша лет восемнадцати? Такие, как они, к восемнадцати годам вели бы себя непринуждённо, вызывающе.

Парни с интересом слушали.

— Присмотритесь к лицам. Наверняка ещё эти личика ожидают прыщи, потому что щетины или хоть чего-то подобного из растительности я на их лице не наблюдаю. Ручки ещё неуверенно держат спиртное, хотя уже наверняка организм привыкает к его употреблению.

Официантка смотрела на меня с восхищением. Парни молча улыбались.

— Одежда… Что-то в этом есть, да взято непонятно откуда. Вы «понацепляли» с разных имиджей что-то и смешали? Определитесь со стилем. Тебе бы подошло что-то раскованное, — указала я на блондина, — а тебе, хм, думаю, что-то мальчишеское, такое, чтоб пестрило в глазах немного. У вас есть всё, чтобы девчонки сами к вам липли, не стоит зря идти на обман, надобно бы подрасти.

Девушка фыркнула и отошла от парней. Те в свою очередь и глазом не повели, осматривая меня.

— Мило, очень даже мило, — блондин подсел ко мне, за ним и Мэтт.

— Ещё бы, — ухмыльнулась я.

— И сколько ж нам лет? — спросил Мэтт.

— Не больше пятнадцати.

Двое в шоке поглядели друг на друга, потом на меня.

— Ну вот, я ж права! — ликующе сказала я.

— Хм, да, — кивнул блондин, сверкнув своими зелёными глазками.

— Подравняй причёску, немного совсем. Длинные волосы в ходу у девушек, мания. Аккуратно подравняй, чтоб и не «горшком», и не «карэ». Что-то такое своё, свежее.

— А мне? — спросил Мэтт, похоже, он стал узнавать меня.

— Очки на макушке носи. Твои глаза должны быть на виду. А то так кажется, что ты чего-то скрываешь. Девушки не любят этого.

Мэтт сразу же надел очки на макушку.

— Хэй, а я ведь…

— Да, Мэтт, — закивала я.

— Это мы с тобой тогда играли?

— Угу, — я улыбнулась.

— Ну, ничего же себе совпадение! Привет! — поздоровался он, пожав мне руку.

— Привет.

Блондин глядел на друга и не понимал, что происходит.

— А, Мелло, это та самая девушка, с которой я играл тогда, весной, помнишь? Я тебе рассказывал.

— Привет, — Мелло слегка недоверчиво протянул мне руку, я дружелюбно пожала её.

— Ну, мальчики, что ж, извините, что обломала вам всё веселье, но лучше так, чем девушка бы потом переживала. Она ранимая, судя по всему, и могло дойти до чего-нибудь плохого, осознай бы она, что вы её просто поимели.

Собеседники кивнули.

— Ничего! — отмахнулся Мелло.

— Тебе обидно, я же вижу. Ничего, ещё наверстаешь!

Рыжий засмеялся и с уважением поглядел на меня.

— Пока, мальчики! — я стала собираться.

— Эй!

— Что?

— Возьми, — Мелло протянул мне шоколадку, — спасибо.

— За что?

— Мы думали, что вот так вот просто поболтать в наше время уже невозможно.

— Спасибо вам… Вы здесь живёте?

— В гостях, у друга… Пока! — попрощались они и вышли прочь.

Я ещё долго рассматривала шоколадку. Она так приятно пахла, молочный шоколад. Похоже, они шибко надушились, поэтому от обёртки несло какими-то мужскими духами. Какие же были забавные эти двое. Честно, то я бы никогда так себя не повела, будь моё настроение лучше, ровнее. Но мне было настолько плохо и страшно, что я решилась на глупость. Пристала к бедным тинейджерам с глупыми советами...

Я мысленно пожелала им удачи, достала телефон и набрала номер с визитки.

— Да? — ответил мне Соитиро.

— Господин Ягами, я согласна.

Я согласилась, потому что твёрдо решила спасти брата и таких вот хулиганов, как эти двое.

На следующий день жизнь моя изменилась. Оказывается, после моего согласия сразу же все мои документы были сменены, по крайней мере, в университете ко мне больше не смели обращаться по настоящему имени.

Юрико — вот моё новое имя. Хотя я и была совсем не японской внешности, мне пришлось смириться с тем, что приготовил для меня детектив Эл. Все мои вещи были быстро собраны, и я попрощалась с комнатой в общежитии, к которой так и не успела привыкнуть.

Перед университетом уже стояла машина, в которой сидел неприветливого вида мужчина, как-то странно посматривая на меня.

— Здравствуйте, — немного неуверенно поздоровалась я, наклонившись к окну машины.

— Юрико?

— Ну да, — я всё ещё не могла привыкнуть к этому имени, оно казалось мне диким.

— Садитесь, — мужчина указал на заднее сидение.

Я осторожно уселась, казалось, сделай хоть одно движение не так, как ему надо, и он пришибёт меня.

— Меня зовут Сюити. Аидзава Сюити.

— Очень приятно, — немного сконфуженно ответила я.

Ещё бы, мне в бок упирался мой же чемодан, а я боялась пошевелиться.

— Соитиро сказал, Вы способная дама.

— Ну, наверное…

— А чем Вы можете доказать, что Вы не Кира?

Я испугалась. Если сейчас мне сказать что-то типа: «Я же не Кира, вы что, я добропорядочна», — сразу же подозрение меня в этом возрастёт. Если проигнорировать — насторожит. Если объяснить всё как-то шибко умно — тоже не выход.

— Эл сильно подозревает меня?

— Возможно.

— А Вы за Эл, да, Сюити?

— Да.

— Я тоже за него.

— Отчего же?

— А Вы видели когда-нибудь, как человек, которого Вы знаете с детства, лежит мёртвый, с ужасом на глазах, лежит и не встанет, никогда. Видели? И осознавали ли Вы то, что он умер от сердечного приступа. Это невозможно, так как он не страдал сердечными заболеваниями. Он был убит Кирой! А я бы не стала убивать дорогого мне человека, тем более, мой друг не был преступником!

Сюити промолчал.

— А Вы видели, как умирает человек, при Вас, вот — упал, и нет его! Я не желала тому вору, который пытался украсть мою сумку, смерти, я бежала за ним тогда, просто чтобы остановить, попытаться. Но не убить. А он умер в нескольких метрах от меня. Как бы я убила его?

— Вы…

— Да будь бы я Кирой, хм, интересно, не попыталась бы я тогда прикончить Эл, Мацуду и Вас?

— Юрико, послушайте, я не имею ничего против Вас. Но беседа с Вами — это было заданием Эл. Только так я могу доказать ему свою верность.

— Стало быть…

— Стало быть, вот и поговорили.

— Так быстро?

— Я не вижу причин подозревать Вас. Ангельские у Вас глаза, — Сюити улыбнулся.

Я с удивлением посмотрела на него и сделала самое милое лицо, какое только можно было сделать. Казалось, я сейчас расплачусь от умиления, никогда ещё никто так не говорил обо мне.

У штаба нас встретил Соитиро. Я дружелюбно пожала ему руку, он улыбнулся, помогая нести чемодан.

Мы пришли в штаб. Это была не та комната с приглушённым светом. Это была иная комната, со столом, креслами, компьютером, телевизором. Все удобства, какие только можно пожелать.

Все уже восседали на своих местах, когда мы втроём вошли. Они обернулись на меня. Хм, вот Мацуда, Соитиро присел рядом с ним, Сюити тоже. Ещё несколько мужчин, и… ЛАЙТ?

Я неприятно сглотнула. Что там делал Лайт? Он улыбнулся и кивнул мне. Я ответно кивнула, думая, что сейчас задохнусь от недоумения. На самом большом кресле сидел и сам Эл, такой же, как и был, поджав ноги под себя, он уткнулся взглядом в пол. Позади него стоял Ватари, кивая мне в знак приветствия.

— Здравствуйте, Юрико, — не отрывая взгляда от пола, поздоровался Эл.

— Здравствуйте… — немного дрожащим голосом поприветствовала всех я.

— Это наша основная команда в штабе. Вы, Юрико, первое время будете проживать здесь, комнату Вам покажет Мацуда. Позже, если я посчитаю это нужным, думаю, Вы сможете покидать штаб. Пока это невозможно.

— Поскольку Ваша уверенность так и не спала?

— Да, я пока что думаю, что Вы на пятьдесят процентов Кира.

Лайт неприятно хмыкнул.

— А остальные? — спросила я Эла.

— Остальные, хм… Мне ещё предстоит проанализировать это. Пока не могу огласить точное соотношение… Вам, Юрико, будет дана работа, но кроме своей комнаты Вы больше ничего пока не увидите. В комнатах камеры, предупреждаю. Я буду наблюдать за Вами, Юрико. В течение двух недель. Если убийства продолжатся, Вы, думаю, не Кира. Но это не означает, что Вы не причастны к убийствам.

Я кивнула, понимая, что влипла по полной. Хотелось вмазать этому лохматому Эл и ещё с разворота пнуть Лайта. Я была зла.

— А что, раздеваться мне тоже при камерах? — спросила я спонтанно. Когда бы ещё мне преставился случай побыть дерзкой в обществе лучших блюстителей закона? На самом деле я дико волновалась, волнение делало со мной поистине идиотские вещи. Я сама себя пристыдила.

Мацуда захихикал, Соитиро почему-то покраснел. Лайт ошалело смотрел на меня. И, наконец-таки, Эл соизволил поднять свой взгляд на меня.

— Если я посчитаю нужным, я Вас ещё и раздевать буду.

Я была в шоке. Ну и гад!

— На самом деле, — Эл поглядел на своих коллег, которые явно были также в шоке от его слов, как и я, — у Вас будет свобода действий, — всё, что касаемо личной гигиены и пространства. Все походы в душ, переодевания я наблюдать не смею. Я буду следить за убийствами, в первую очередь.

Я вздохнула с облегчением.

— А университет?

— На эти две недели у Вас больничный, Юрико.

— Хм, что ж, я всё поняла, — я решила смириться со своей участью на последующие две недели, поимка Киры, как я думала, стоила того.

— Так быстро?

— Вы ожидали, что я буду брыкаться и дрыгать ножками?

И снова Мацуда захихикал. Мне нравилось играться с детективом в «ехидство». Эл поглядел мне в глаза. Казалось, что больше в наш мир я не вернусь, потерявшись в глубине глаз этого странного детектива.

— Ожидал, процентов на десять.

— Больше не ожидайте.

Эл сканировал меня взглядом. Похоже, он увидел и моё сердце, и печень, всё, что ему было угодно. Но я не боялась этого взгляда. Он был таким… Тёплым, странно призывающим к себе. Как только Эл поглядел на меня, я передумала врезать ему. Хотя мысли пнуть Лайта ещё остались.

— Мацуда, Ватари, проводите Юрико. Ватари, отдашь ей все необходимые документы.

— Хорошо, Эл, — Ватари взял меня под руку и повёл прочь.

В коридоре нас нагнал Мацуда.

— Вы такая смешная, Юрико! — восхищался Мацуда.

— Давай на «ты».

Парень закивал, немного покраснев.

Ватари завёл меня в просторную комнату. Белые стены, всё в светлых тонах, окна маленькие, узенькие, камеры во всех углах, и я уверена, камер было куда больше, чем углов. Большой письменный стол стоял в дальнем углу. Множество полок и отделов не могли не привести меня в восторг. Телевизор. Ну да, специально. Проверит, как я буду реагировать на новости. Ноутбук, хотя зачем он мне без Интернета? Ох, этот Эл хитёр! Кресло-качалка, полка для книг, кровать. Вот, пожалуй, и всё, что было в комнате.

— Располагайтесь, Юрико, — тихо сказал Ватари.

— Спасибо, Ватари, спасибо, Мацуда.

— Не скучай, ладно? — попросил Мацуда на прощание.

— Не буду, — я ласково улыбнулась парню.

Мацуда снова покраснел и вышел. Ватари же остался со мною.

— Я буду тут, рядом, если что. Кнопка на пульте, синяя, вызывает меня. Если нужна помощь, какие-то вопросы…

— Вы думаете, я Кира?

— Нет, Юрико, не думаю.

— Почему же Эл?..

— Он подозревает каждого. И Вам повезло, что Вас он подозревает меньше всего.

— Меньше всего? Да что Вы?

— Да, меньше всего. И Вы скоро убедитесь в этом.

Ватари протянул мне папку с заданием, и я в ступоре осталась одна в комнате, в которой мне предстояло провести две недели своей жизни. Что меня ждало? Кто же этот Эл, и как тут оказался Лайт? Меня настораживал Лайт, и я решила проверить эту версию. А вдруг Ягами Лайт — это Кира?

Как бы для меня это ни было неожиданно, но в штабе я перестала удивляться вообще чему-либо. Оказывается, помимо того, что мне нельзя было выходить из комнаты, кроме ванной, помимо того, что вся моя комната была увешана камерами и «жучками», у меня в комнате ещё и сутками сидели надзиратели.

Первым был Соитиро Ягами. Мы с ним неплохо поговорили. Он не стал разговаривать со мной о Кире, а почему-то начал расспрашивать о моей семье, отце, мечтах и личности. Мне было приятно такого рода внимание. Ведь, начиная с окончания школы, мало кто проявлял ко мне интерес, не считая Лайта, конечно. Именно такой интерес, как к личности.

Мы с Соитиро сидели на мягком ковре, пили чай, который принёс нам Ватари, и беседовали. Соитиро очень напоминал мне моего отца, по которому я уже успела очень сильно соскучиться. Понимая, что папу я ещё две недели, а то и больше, увидеть не смогу, я очень привязалась за те сутки к Соитиро. Он же не был против этого, помогал мне разбирать бумаги, отданные мне для анализа, и просто смеялся и радовал меня разными шутками и историями.

Мне нравился господин Ягами. Он не был таким, как его сын. Их будто отделяла какая-то стена формальностей. Что-то такое, чего не было дано понять Соитиро. Лайт же, я думаю, всё прекрасно понимал, в чём проблема их отношений. Но ему было всё равно.

Второй, кто надзирал за мной, был Сюити. С ним мы не особо много беседовали, он больше следил за каждым моим шагом, смотрел на меня с подозрением. И, тем не менее, я научила его делать игрушки из папье-маше, и он с радостью принял от меня подарок для его маленькой дочери.

Третьим стал Мацуда. С ним мы оторвались! Я даже не прикоснулась к документам, мы смотрели телевизор, играли в карты, обсуждали любимые фильмы. Он оказался не таким уж глупым и неуклюжим, каким был на первый взгляд. Он был умён по-своему, с чувством юмора и даже в чём-то с чувством стиля. Мацу постоянно краснел, когда я смотрела на него, и мне казалось, что он влюблён. Но не в меня, а в мою манеру общения. С ним, похоже, не был никто так открыт, как я. И мне было приятно радовать его этим. Хотя больше, чем друга, я его не расценивала.

Позже за мной следил Ватари. С ним я много не беседовала, зато он засыпал меня всякого рода вопросами. Он помог мне разобраться с бумагами до конца и принёс новую гору. Постоянно что-то помечал у себя в блокноте, смотря на меня. Будто наблюдал за экспериментом, а не за человеком. Это было не то, что неприятно, но дико для меня. Я не злилась на Ватари.

Так за мной пронаблюдали почти все из штаба. Первая неделя прошла хорошо, и вся вторая неделя тоже. И вот настала очередь Ягами Соитиро во второй раз и последний, вроде как, наблюдать за мной, но когда я вышла из душа в халате-кимоно и с полотенцем на голове, чуть не взвыла. На стуле у двери сидел Лайт.

— Привет, — помахал он мне, оглядывая меня с ног до головы.

— Ой, привет, — я быстро вернулась в ванную, чтобы одеться.

— Куда же ты? — спросил он также, играясь и поднимаясь со стула.

Внутри у меня всё перевернулось, похоже, сейчас должно было быть что-то явно нехорошее. И вправду, Лайт зашёл в ванную.

— Прости, не мог бы ты выйти, я буду одеваться.

— Зачем, я разве мешаю?

— Тебе нравится злить меня?

— А ты когда злая, ещё более обольстительная! — Лайт прижал меня к стенке, ехидно и злорадно улыбаясь.

Было ясно, что входило в его планы, так как в ванной камер не наблюдалось… Наверное.

— Лайт, послушай…

— Чем я тебя не устраиваю? — прошептал он мне на ушко.

— Лайт, ты очень красив, обаятелен, умён, но… Слушай, я…

— Чего ты? Строишь из себя крепость? А знаешь, крепость ещё больше хочется завоевать, когда она неприступна.

— Лайт… — я попыталась оттолкнуть его от себя, но он ещё крепче прижал меня.

— Чего же? Ну что во мне не так?

— Я… Лайт, я люблю другого! — грубо ответила я и шустро подставила ему подножку, когда он вновь попытался приблизиться.

Лайт поскользнулся и не упал лишь из-за того, что вовремя схватился за бортик ванной. Я же выскочила в комнату, зная, что там наблюдает Эл. И он-то уж не позволит Лайту приставать ко мне! Если, конечно, великий детектив — не извращенец.

Лайт злобно скрипнул зубами и вышел из ванной, проводя меня испепеляющим взглядом, полным ненависти и злобы.

— Лайт… Я… Думаю, мы поняли друг друга?

— Ещё бы! — гаркнул он.

— Я не достойна тебя, Лайт.

— Чего? — удивлённо спросил он, в его глазах сверкнуло что-то доброе, похоже.

— Не достойна. Тебя достойна более красивая, более хорошая девушка, которая бы разделяла твои взгляды. А я… Я обычная, не такая, как ты.

— Хм…

— Я не Кира, Лайт… И если вдруг Кира надумал выжидать, чтобы все считали Кирой меня — это глупо. Ведь правосудие-то не свершится так! — решила спровоцировать я Лайта, проверяя свою мысль.

Лайт вдруг улыбнулся, отвернулся и кивнул. Холодок где-то в стороне от него стал более явным. Всю ночь он просидел тихо, не говоря ни слова. Мне было не по себе.

С утра, пока я спала, Лайт уже успел покинуть меня. Проснувшись, я чуть не взвизгнула от испуга. Передо мною сидел Эл. Его взъерошенные волосы поначалу испугали меня.

— Извини, что так вот бесцеремонно.

— Ой, простите… Я не узнала Вас.

— Можно на «ты»?

— Конечно, — кивнула я, прикрывая себя одеялом.

— Сегодня я за тобой наблюдаю. Твой последний день. Конец сентября. Хм, первую неделю убийств не было, сегодня же снова умерло несколько преступников. Можно сделать вывод, что это не ты. Потому что, когда они умерли, ты спала тут. И я при этом присутствовал. Если, конечно, ты их не силой мысли убиваешь.

— Вовсе нет, — улыбнулась я, и почему-то мои щёки покрылись румянцем, Эл изучал меня, это было очевидно.

— Что там у вас с Лайтом такое, он вышел какой-то недовольный?

— Да ничего. Мы просто не нашли общего языка.

— Отчего же?

— Он слишком, э… Расчётливый. От него будто веет холодом, — вдруг буркнула я.

— Холод? — не понял Эл.

— Прости, бред.

— Совсем нет. Бред на двадцать пять процентов можно считать правдой. Некоторые говорят, что бред, не подозревая, что бредивший прав.

— Почему ты так сидишь, э-э-э… поджав ноги? — вдруг спросила я.

Эл удивлённо поглядел на меня.

— Если я сяду иначе, мои умственные способности уменьшатся на сорок процентов.

— Ох, не знала…

— Думаю, девушка чаще бережёт осанку, чем умственные способности, так что, ничего страшного, что ты не знала, Юрико.

— Почему у меня другое имя, ведь Мацуда не менял имя? Сюити тоже?

— С тобой другая ситуация.

— Какая же?

— Придёт время — узнаешь, я думаю. Один человек писал в своей статье, что имя, это как одежда, самая первая и самая важная, имя лучше всего прятать в таких ситуациях. Мало ли, как убивает Кира.

— А кто писал статью? — заулыбалась я, предугадав ответ.

— Некий «Исикава-сан». Очень понравились его мысли по этому поводу. Поэтому-то я и решил, что раз ты новенькая, стоит сделать всё куда секретнее. Тем более, ты не работник полиции, считай, ты внештатница.

Я всё ещё улыбалась.

— Я сказал что-то смешное? — Эл посмотрел мне в глаза.

— «Исикава-сан» — мой отец. Я соврала первый раз по его совету, решила не говорить настоящего имени.

Эл расширил глаза и вдруг присел ко мне на краешек кровати.

— Расскажи о нём, нить его мысли заинтересовала меня.

Я начала рассказывать, причём, всё подряд. О детстве, проведённом в основном с папой, о его делах в полиции, о его работах и статьях. О том, как он вышел на инвалидность, и какие события это за собой повлекло. Я даже не побоялась рассказать о брате-преступнике, и о том, как все мы ругались и почему же я сбежала из дому. Рассказала, наверное, многое из своей жизни, сама того не замечая, будто я знала этого странного детектива довольно давно. Так легко рассказывать мне давно не удавалось.

Даже господину Ягами я не могла рассказать столько, сколько рассказала Эл. Он молча слушал, и по нему было видно, что он слушает, а не просто рассматривает мух на потолке. Он прилёг ко мне на кровать, я же присела на подушку.

Некоторые истории заставили Эл посмеяться, и он даже привёл что-то из своей жизни. Оказывается, он воспитывался в приюте «Вамми» для одарённых детей. И там забавных историй было не меньше, чем в моём детстве. Один мальчишка однажды запер второго в комоде, где Эл хранил вещи. Эти мальчишки были преемниками Эл, они подавали большие надежды. Правда, он не говорил ни имён, ничего. Слушать его было интересно, в любом случае. Он читал книжки своим преемникам, обучал их счёту и письму. От этого очень привык к ним. Теперь он великий детектив, а они пока что всё ещё на попечении приюта. Как только они подрастут до определённого возраста, Эл заберёт их.

Но это потом, а пока он рассуждал о тайне Стоунхенджа, говорил мне что-то о Бермудском треугольнике и даже начал рассуждать о Лайте. Как я поняла из его заумных речей, у Эл есть подозрения по поводу Лайта, и он даже приставил слежку за ним.

Я не знаю, сколько времени прошло, но за окном уже начало смеркаться, когда Эл вдруг опомнился, встал с кровати и спросил:

— Ты голодна?

— Эм… ну… немного. Мы с тобой почти полдня беседовали.

— Идём, — он протянул руку.

— Но я… В пижаме же.

— Идём-идём.

Я доверилась и подала ему руку. Его рука была тёплой, и никаким холодом ниоткуда от него не веяло. Даже наоборот. Я почувствовала странное тепло, развеявшееся вокруг меня.

Эти чёрные волосы, эти глубокие глаза, этот острый нос… Хм, что-то не могло заставить меня отвести глаз от него. Я прекрасно понимала, что это выглядит странно со стороны, но ничего не могла поделать, я смотрела на него; смотрела, пока, наконец, мы не дошли до кухни. На тот момент этот путь казался для меня очень долгим.

— Присаживайся.

Я села за стол.

— Чего желаешь? Пирожные, торт, печенье, круассаны… Та-а-ак… — Эл затерялся в огромном холодильнике.

Он зачитал огромный список, состоявший сплошь из сладкого. Выбирать не пришлось, и я сказала, что не отказалась бы от пирожного. Детектив с улыбкой разлил чай и поставил на стол тарелочки с пирожными.

— А где все?

— У всех выходной. Сегодня же воскресенье, — Эл с удовольствием уплетал своё лакомство.

Он такой худой, но если тут только сладкое, то…

— Ты только этим питаешься?

— Сладкое хорошо влияет на ум. Если, конечно, рассуждать, а не пялиться в телевизор.

— То есть?..

— Если есть сладкое и при этом думать, то не растолстеешь.

Я засмеялась. Проблема своей фигуры всегда была для меня больной темой. А тут, оказывается, как всё просто, если бы я постоянно думала, то была бы сейчас обворожительна красива и с идеальной фигурой.

— Что?

— Буду много думать, стану стройной?

— Тебе и так хорошо, — сказав это, Эл отвернулся к окну.

На его щеках пылал румянец. Закончив трапезу, я привстала и поблагодарила Эл.

— Не стоит, не за что, — отмахнулся Эл.

— Эй, неужели тебя все называют Эл?

— Я Рюзаки.

— Рюзаки, — мечтательно сказала я, детектив оглянулся.

— Что?

Я чмокнула его в щёчку, сама от себя того не ожидая. Мы оба покраснели, и я быстренько убежала в комнату, заняв себя якобы каким-то делом. Я и не знала, что Рюзаки ещё долго сидел, не двигаясь и лишь слегка держась за щёку, в которую я его чмокнула.

Ночью я долго не могла уснуть, хотя с утра уже должна была снова появиться на занятиях. Сбой всех рациональных мыслей очень насторожил меня, ведь такое со мной бывало лишь при одном обстоятельстве…

Такие обстоятельства я старалась вычёркивать из своей жизни сразу же, как они появлялись. Всегда, когда у меня появлялись так называемые «бабочки в животе», возникала несоизмеримая ни с чем боль и разочарование. Из всех тех, кого мне удалось полюбить, ни один не полюбил меня. А тут вдруг я явно почувствовала тягу к детективу. Странную, маленькую, еле ощутимую, но тягу. Я не думала, что он за эти две недели явится ко мне, и злилась на него за это. Казалось, что все всё делают за него.

А тут вдруг… Он сам пришёл… От него пахло сладким и чем-то таким свежим, что за парфюм? Или, может, это такая магия? Моё сознание само меня обманывает. Я не могла больше злиться на детектива из-за пустяков. Восхищалась им и даже была рада, что детектив он, а не Ватари, как мне думалось раньше.

Спать я легла на то место, где ещё не так давно полёживал Рюзаки. Ведь теперь там так приятно пахло этой свежестью и сладким, так убаюкивающе…

Прошёл месяц. Учёба моя протекала хорошо, дела в штабе шли медленно. Мацуда выгораживал Киру, почему-то говоря, что Кира-то делает не плохие вещи, он же пытается сделать мир лучше. Соитиро часто ругался с Мацу на этой почве, Сюити же поддерживал Соитиро во всём.

Лайт, как я заметила, шибко горделиво сверкал глазками при этих дискуссиях. Мои подозрения на этот счёт увеличились, Лайт, похоже, и есть Кира. Меня такая мысль впечатляла. Город-миллионник, а Кира может оказаться рядом с тобой...

Эл сдержанно молчал по этому поводу, но, думаю, он имел кое-какие мысли на этот счёт. Он не спал ночами, ел много сладкого, сидел за монитором и пялился в отчёты сотрудников полиции. Полисмены были приставлены ко многим в качестве слежки. К Лайту тоже приставили полицейского. В их доме даже, похоже, поставили камеры.

Я осталась жить в штабе, уезжая на учёбу и возвращаясь назад. Эл забил на подозрения по поводу меня. Он часто краснел, смотря мне в глаза, отводил взгляд и был немногословен со мной. Мне казалось это очень милым, и в то же время я печалилась. Мне хотелось поговорить с ним, а он убегал от разговора. Однажды я смогла поболтать с Ватари.

Я сидела в душном кафе, разбирая бумажки с подозреваемыми, не успела их оставить в штабе, так как сумку для учёбы не разбирала. На выходе я заметила двух парнишек, очень напоминающих Мелло и Мэтта. Как вдруг вошёл мужчина в строгом пальто и шляпе, заприметив парней, он быстро шуганул их. Те, как говорится, «поджав хвосты», убежали. Человеком оказался Ватари. Увидев меня, он подсел ко мне.

— Негоже тут дела разбирать.

— Простите, Ватари. Я не успела сумку разобрать. Вот, смотрю, а тут…

— Ну, ничего-ничего.

— Как Ваши дела, Ватари?

— У меня задание для тебя.

— Какое же?

— Надо навестить семью Ягами. Проверить работоспособность камер. Учти, об этом знает только Соитиро. Ни Лайт, ни его сестра, ни мать не знают. Вы с Соитиро должны по-быстрому всё проверить. Хорошо?

— Я с Лайтом… Не особо.

— Приехала в гости к семье, ага?

— Ватари, ну…

— Не ныть, это распоряжение Эл.

Я недовольно закатила глаза. Ну, распоряжение Эл, так распоряжение Эл, ладно. Я кивнула.

— Давай сумочку. Соитиро ждёт тебя на улице. И… Удачи, Юрико.

Соитиро и вправду ждал меня. Он что-то рассуждал о том, что Эл зря подозревает Лайта, ведь Лайт наидобрейшей души человек. Соитиро стал рассказывать о детстве Лайта, но я слушала невнимательно, смотря в окно. Мне казалось, что Лайт — это кто-то недосягаемый для меня, тот, кого я не смогу понять. Может, он и не Кира, но… С чего бы эта подозрительность к нему? С чего бы эта неприязнь? С чего бы этот… Холод?

Я пыталась что-то объяснить Соитиро, рассказать о его сыне с другой стороны, но тот вдруг обернулся ко мне и сказал:

— Семья — наиважнейшее, что у меня есть, а что есть у тебя, Юрико?

Я замолчала, опустив голову. Я не знала что ответить. Отец? Да, я его безумно люблю, но я предпочла поимку Киры… Мама? Мы не были с ней близки настолько, насколько бы мне хотелось. Она не ценила никого, кроме Эдди. Братья? Возможно, если только Тоби. Эдди не проявлял ко мне какой-то семейной любви…

Я не знала, что для меня главное, поэтому замолчала. Я нисколько не винила Соитиро в такой грубости, он отстаивал честь семьи и единственного сына. И всё же, он взял меня за руку и завёл в дом, представив мне свою жену и дочь.

Саю, его дочка, оказалась милейшим созданием, которое только можно было придумать и увидеть в этом мире. Беззаботная, милая, очаровательная с тихеньким голоском и шелковистыми волосами — она внушала какое-то добро, я даже не понимала, какое именно.

Мы выпили чаю, я послушала разговоры Соитиро с женой, и Саю поспешила увести меня к себе в комнату.

— Знаешь, Лайт часто сидит в комнате и что-то пишет… Пишет и пишет, много так. Занимается, наверное.

— О, как здорово.

— Я только… Не знаю. Он иногда пишет и телевизор смотрит, можно ли так, разве?

Я нахмурилась. Телевизор…

— Что смотрит?

— Да новости. Ведь папа и Лайт хотят поймать Киру!

Я поболтала с Саю; оставила ей свой номер и быстро проверила все камеры. Всё на месте. Я поспешила покинуть дом Ягами. На выходе меня встретил и сам Лайт. Он холодно поздоровался, даже не поднимая глаз.

— Много пишешь, Лайт, это хорошо, руку набиваешь?

Лайт обернулся на меня.

— Что?

— Ничего, преданность делу, это же самое главное!

Лайт нахмурил брови и проводил меня глазами, было видно — он в смятении. Мои догадки подтверждались. Ягами-младший кивнул. Ну откуда же мне было знать, что отвернувшись, он злорадно усмехнулся.

В штабе никого не было, кроме Эл. Он вдруг протянул мне небольшую коробочку.

— Что это?

— Это посылка, тебе. Твой брат, я так понимаю?

Я прочла, действительно, посылка от Тоби. В письме его говорилось, что он с невестой переехал в соседний город, и они планируют свадьбу. Я была безумно рада такой новости. В небольшой коробочке меня ждало печенье, которое Тоби делал превосходно и небольшая мягкая игрушка — кролик.

— Твой брат очень заботлив. А это что, печеньки? — по-детски наивно спросил он.

— Угощайся!

Рюзаки неуверенно протянул руку в коробку, одновременно со мной. Наши ладошки соприкоснулись, и я быстро убрала руку, смутившись. Рюзаки же подал мне печеньку, свою уже отправляя в рот.

— Пропустите меня, ей Богу! — послышалось за дверью, Рюзаки напрягся.

В дверь влетел с тросточкой и корзинкой мой отец. Выглядел он устало, потрёпанно. За ним бежал Сюити, что-то прикрикивая вслед.

— Сюити, это мой отец!

Все вдруг резко замолчали и остановились.

— Ничего себе у вас тут конспирация! — отметил папа, обнимая меня.

— Здравствуйте, Исикава-сан, — поздоровался Эл и даже слегка поклонился в сторону моего отца.

— Вы Эл?

— Так и есть.

Не стал скрывать.

— О, здравствуйте! — папа пожал руку Рюзаки, да так, что тот ещё долго не мог опомниться от такого крепкого рукопожатия.

Детектив распорядился, чтобы отцу не выписывали штраф, а пропустили без лишних вопросов. И началось... Папа и Эл начали что-то обсуждать, я же открыла корзинку, там были пирожки от мамы. Сладкие мамины пирожки. Меня чуть в слёзы не бросило, как же давно я их не видела, не пробовала. Один их запах пробивал во мне кучу воспоминаний.

Все принялись уминать пирожки, Мацуда и Сюити разливали чай, папа что-то обсуждал со всеми. Приехал и Соитиро, узнав отца, он долго не мог опомниться от шока, как же мой отец постарел, как же ему не повезло.

Папа оглядел помещение, выразил своё мнение. Эл восхищённо наблюдал за ним. Я не видела Рюзаки таким ни разу. Его глаза блестели детским огоньком, будто ему объясняют что-то очень интересное в школе, и он глазами следит за учителем.

Я в этой мужской суматохе, как подумала, была лишней. Я тихо отошла к окну и наблюдала за начавшимся дождём. Он барабанил по окнам, и асфальт заливался водою, становясь мокрым. Будто все его ранки вскрылись и кровоточили, так уж слишком вода походила на свежую кровь. Людей на улице совсем не было, все прятались под навесами, в магазинах, в подъездах. Атмосфера позади меня становилась всё более дружелюбной, все слушали отца, он рассказывал о своих приключениях в молодости. Жизнь европейского мигранта оказалась очень занимательной штукой для японских блюстителей закона и детектива.

Никто и не заметил моего отсутствия. Но я не обижалась, я наблюдала за дождём. Казалось, каждая капелька намерена разбить окно и ударить мне в лицо, таким он становился сильным, этот самый дождь… Что-то подсказывало мне, что пора предчувствовать нехорошее. Внутри у меня всё скомкалось. Как тогда, как тогда при разговоре с Лэнсом. Это был последний наш разговор. Я неприятно сглотнула, смотря в окно. Капли яростно стучали и будто бы перед тем, как разбиться о стекло, скалили мне свои прозрачные зубы. Я попятилась от окна.

— Доченька, а ты бы не зачитала нам своих стихов, а? Ты же писала в детстве? — радостно спросил папа, заметив, что я стою у окна.

— Пап, ну ты что, какие стихи…

— Юрико, прошу… — улыбнулся Эл.

Все будто сговорились и закивали, Мацуда пытался что-то сказать, жуя пирожок.

— Ну… Ладно, — мне было жутко неудобно рассказывать что-то из своего детского творчества, но я не могла им отказать, — мне было одиннадцать лет, написано глубокой ночью, под одеялом. Без названия.

«Как я не погляжу, а всё одно и то же.

И сколько уж терпеть всё это ещё можно?

Тоска и горечь слёз, потери, ложь и муки.

Неразделима глушь с людьми моей разлуки.

Я знаю, это ты, иди ко мне скорее,

Я знаю, ты идёшь, таишься там, за дверью.

И вот же ты, пришло,

Ты — одиночество моё,

Тебя я не ждала, но спрашивал ли кто меня?»

Я вдруг замолчала… Это был не конец стихотворения, но я просто не могла продолжать дальше. Перед глазами всплыл первый семейный скандал, и я отвернулась, не в силах продолжать.

Я обернулась на него, на детектива. Его глаза, похоже… Что это? Слёзы? Или мне кажется? Нет, не слёзы, конечно... Надумала себе. Мацуда давился пирожным, Сюити одобрительно кивал. Я посмотрела на всех и поблагодарила. Рюзаки смотрел на меня. Я смотрела на него. Что он думал? Что он чувствовал? Я-то, ясное дело, напридумывала на тот момент много всего...

— ЭЛ! — вдруг в комнату вбежал один из работников штаба, — включите телевизор, ещё одна жертва!

Мы включили. Хотя, лучше бы мы этого никогда не делали, то, что сказал диктор, повергло меня в шок. Слышала я отрывками, так как всё моё нутро отвергало информацию.

«Сегодня на руках своей невесты... умер... Тобиас... бывший член преступной группировки... Недавно перечень всех преступлений и анкета Тобиаса были выложены в Интернете анонимно. Тобиас был последним из членов банды... и умер так же, как и предыдущие, от сердечного приступа...».

Мои руки затряслись, а после меня всю заколотило. Отец уронил чашку, которая была в его руке. Никто не понял, что происходит.

— Дочь… Я... Даже... — тихо залепетал отец, опустив голову.

Я рванулась с места и побежала прочь, свернув всё на своём пути.

Нет! Нет! Нет! Мой Тоби умер? Тоби умер от сердечного приступа? Моего любимого Тоби больше нет! Он ведь завязал, он не преступник! Он никого не убил!

Кира — вот что проносилось у меня в голове.

Я выбежала на крышу, больно хлестали капли дождя по лицу, и рукам, и ногам. Мне было всё равно, я подбежала к краю крыши и, тяжело дыша, стала смотреть вниз. Мои слёзы, мои крики были не видны и не слышны из-за дождя и грома, раздававшегося где-то сзади.

Я кричала истошно и дико, топала ногами, дёргала себя за волосы и упала на колени. Плакала, рыдала, истерила. Кто-то поднял меня и прижал к себе. Я почувствовала странное тепло. Это был Рюзаки, он крепко прижал меня к себе и гладил по голове. Всё что я смогла сделать, это уткнуться ему в плечо и рыдать. Отец стоял у входа на крышу и обречённо смотрел на нас. Под дождь его не пустил Соитиро.

Сколько мы простояли под дождём, я не знаю, но поймать Киру и наказать его стало для меня наиглавнейшим. Моего любимого Тоби больше не было, и только руки Рюзаки согревали меня от слёз…

— Мы поймаем его, слышишь? Мы поймаем, — пообещал мне детектив, не выпуская из объятий.

В который раз мне пришлось присутствовать на похоронах. Только теперь я хоронила не просто товарища, не дедушку или бабушку. Я хоронила родного любимого брата.

Его невеста была в депрессии и даже не понимала, что ей говорят. Мама приютила к себе несостоявшуюся невестку и отпаивала её лекарствами. Эдди долго стоял над могилой Тоби и что-то бормотал себе под нос. Папа был безутешен, рвал и метал всё, что попадалось на его пути. Он закрылся в своей комнате и стал изучать материалы о Кире.

Где-то неделю я пребывала в депрессии, Рюзаки дал мне отпуск, пока я не успокоюсь. Мои переживания, как говорил Эл, могли бы намекнуть на мои родственные связи, а этого никому не нужно было. Похоже, Рюзаки не меньше моего подозревал Лайта.

Прошло ещё пару месяцев, от меня всё это время не отходила Мисора, видимо, папа попросил её приглядывать за мной.

Иногда мне звонил Рюзаки, спрашивая, как моё здоровье. Его звонки были настолько неожиданными и приятными, что вскоре моя депрессия отошла на второй план, и я занялась делом Киры.

Фактов нет, как таковых. Только скользкие подозрения. Мисора очень переживала за меня, теперь я чаще уходила в себя, обнимая кролика, подаренного мне на прощание Тоби. Брат будто чувствовал, он послал письма и маме, и отцу, и Эдди. Все получили подарки от Тоби. И Эдди признавал, что он хотел бы помириться с Тоби. Но было поздно. И Тоби больше не мог говорить. Его не было.

В предновогодней суете убийства не прекратились, но все как-то меньше внимания обращали на это, так как Новый год всё же занимал всех больше, нежели криминал. Всем хотелось забыться, и я была не исключением.

Я навещала могилу Тоби каждый месяц, и как оказалось, его невеста была беременна. В семье ожидали пополнение. Ещё один племянник или племянница. Мама была рада этому и души не чаяла в невестке. Эдди тоже стал относиться к нам куда добрее. Они стали проводить вместе больше времени, и папу удалось вытащить из его кабинета. Только меня не было с ними, я пропадала в штабе днями, в бумагах и раздумьях. Часто за мной молча наблюдал Рюзаки или Ватари, я, ничего не говоря, занималась делом.

Нас стал навещать Соитиро, он постоянно беседовал с моим отцом. Все старались поддержать нас как могли. Кроме Лайта. Он, похоже, не знал, что за горе случилось у меня. А если он знал — то он Кира. Я решила считать именно так, и все мои догадки выходили именно к Лайту. Я всё пыталась связать с ним, но пока что получалось не особо хорошо.

Перед Новым годом Мисора и Рей, её жених, решили взять отгул на пару дней. Но так как Рей следил за каким-то учеником или студентом (я точно не знала), то он отложил это вплоть до праздника. Наоми уехала к родным.

Сюити тоже захотелось съездить с семьёй за подарками, приготовить кадомацу [1] и так далее. Всем хотелось праздника. Рюзаки не стал возражать и распустил всех на пару дней. Мне тоже представился шанс отдохнуть, побыть дома. Я не стала брать с собой никаких вещей, просто навестить родных было лучше всего.

Но стоило мне выйти за пределы штаба, как мой телефон буквально разнёсся от звонков. Все вдруг вспомнили о моём существовании, выражали соболезнования по поводу Тоби и приглашали к себе. Я решила немного развеяться и уехала к друзьям.

Два дня я пропадала с друзьями, вспоминая школьные годы и те времена, когда всё не казалось таким жестоким. Мы даже встретили Кумико, которая выпила с нами, вспоминая Лэнса. Она носила его кольцо, и как мы поняли, она собиралась в монастырь, куда-нибудь в Англию. После смерти Лэнса она вдруг поняла, что ей никто не был нужен, кроме него. И никому она кроме него принадлежать не будет. Мы проводили Куми в аэропорт и попрощались.

Мои друзья помнили меня, но стали они совершенно другими. Взрослыми, не такими, как раньше. Я с грустью приметила этот факт и поплелась домой.

Дома я удивлённо стояла у входа и наблюдала за картиной, которую не ожидала увидеть никогда более. Отец и Эдди ставили ёлку, мама с невестками разбирала игрушки, а племянники игрались на диване. Я впервые видела такую дружескую обстановку. Мама с улыбкой встретила меня и обняла. Она заметно поседела, под глазами наплыли заплаканные круги.

Я крепко обняла маму, как давно я этого не делала. Потом ко мне подошёл и отец, и Эдди. Я обняла всех поочерёдно, побесилась немного с племянниками, и вот настал момент украшать ёлку. Да, мы решили не изменять европейским привычкам и небольшое деревце стояло в гостиной. Я с радостью подавала игрушки, мы дружно украшали гостиную, разговаривали и смеялись.

Когда же настал момент надеть на ёлку звезду, все вдруг уселись на диван, и мама грустно сказала:

— Тоби бы повесил, он был высокий…

Все на мгновение замолчали, опустив глаза.

— Доченька, — обратилась ко мне мама, — мы теперь будем вместе, как ты хотела.

— Правда-правда, — кивнул Эдди.

Все улыбнулись мне и закивали. Вдруг кто-то позвонил в дверь.

— Мы кого-то ждём? — спросила я.

Все пожали плечами. Я подошла к двери и открыла её. Тот, кого я увидела, удивил и одновременно обрадовал меня. На пороге стоял Рюзаки, самый настоящий Рюзаки! В куртке, обмотанный шарфом и без шапки, на его волосы спокойно падали снежинки. Эл взирал на меня своими большими глазами, потирая ладошки в больших варежках.

— Рюзаки? — радостно спросила я, на лице моём читалось большое удивление.

— Да, привет… Я вижу, ты тут… Занята, прости, я пойду, пожалуй… Просто в штабе так… Одиноко, — Рюзаки развернулся и уже приготовился уходить, но я схватила его за руку.

— Эй, ты с чего такое взял? Занята, ха-ха! Заходи! Откуда ты мой адрес знаешь?

— Твой отец приглашал меня, просто… — тихо проговорил Рюзаки, пряча глаза за шарфом.

— Проходи, — я завела детектива в дом.

Все уставились на нас, я резко отпустила руку детектива.

— Мама, папа, — слово «папа» я выделила, так как он знал, что это Эл, но никто более не должен был знать об этом. Все были представлены детективу, а он им, — это Рюзаки.

— Здравствуйте, — спокойно поздоровался Рюзаки.

— А, проходи-проходи! — папа узнал великого детектива, но виду не подал, встречая гостя рукопожатием.

Эдди тоже подал Рюзаки руку. Пока я вешала его куртку на вешалку, мама уже осмотрела гостя и докапывалась до него разного рода вопросами. Эл с удовольствием отвечал на них, иногда уводя её от одной темы к другой.

Мама принесла печенье и чай, все уселись за трапезу. Меня усадили рядом с Рюзаки. Я покраснела, сама не зная, почему. Может, потому что все уставились на нас и, не отводя взглядов, что-то там говорили?

Рюзаки же спокойно беседовал с папой и Эдди, восхищая своими речами всех остальных. Я была рада такой большой компании и вдруг почувствовала, что пустота, образовавшаяся после смерти Тоби, будто заполнена. Да, вот оно пустое место, оно занято. На нём нет Тоби, но на нём сидит Рюзаки. Этот странный парень, давно не причёсывающийся, не спавший как следует. Он с удовольствием уплетал печенье и уже, похоже, не был так сконфужен, как на входе. Ему нравились беседы с моим отцом.

— Ваша дочь пишет отличные стихи, — похвалил меня маме Рюзаки.

— О, моя доча и рисует, и на пианино играет, она такой талант, такой талант!

Рюзаки посмотрел на меня и, отправив в рот очередную печеньку, попросил:

— Сыграешь что-нибудь?

— Рюзаки… — смущённо сказала я.

— Сыграй, сыграй! — забегали вокруг меня племянники.

— Ну ладно, учтите, я давно не играла!

Я начала играть «Лунную сонату» [2] Бетховена [3], единственное, что я помнила; единственное, что я выучила на всю жизнь. Эти грустные раскаты, то тихие, то громкие, эти звуки души.

Как считала я, она лучше всего выражала то ощущение, которое я чувствовала при грусти. Когда-то давно. После всех смертей, которые мне удалось увидеть, моя грусть стала агрессивной и ужасной, кровавой и крикливой. А раньше грусть была чистой, как «Лунная соната».

Мама потянулась за платочком, тихо плача, и держа папу за руку. Элис и Эдди тоже взялись за руки. Элла грустно смотрела на меня и на детишек. Дети замолчали и, раскрыв рот, наблюдали за моими руками. Рюзаки тоже то переводил взгляд на руки, то на моё лицо.

Я ни о чём не думала, ни о них, ни о Кире. Как же я давно не играла… Когда играла, я забывала обо всём. Было лишь то, что я чувствую. Мне становилось легче с каждым нажатием клавиши.

Тоби уходил из сердца, он не был грузом. Он оставался лишь хорошим воспоминанием, моим любимым братом. Его «чёрное сердце» на моей груди грело меня.

Глаза Рюзаки казались мне как никогда глубокими тогда, он молча сидел, поджав под себя ноги, он, не отрываясь, следил за моими пальцами. Будто он понимал меня, то, что я говорю при помощи звуков. Я рыдала, жаловалась на жизнь, говорила о судьбе, всё при помощи игры на пианино. И он слушал, как это умел делать, и понимал. Всё. Для него это был разговор, а не просто мелодия.

Раскат один, второй, третий, затишье, опять раскат. Я прикрывала глаза при раскате, затаивала дыхание при затишье. Будто боясь нарушить эту идиллию, воцарившуюся в доме.

Какой бы Кира мог это нарушить? Нет, Ягами Лайт не мог так смотреть, как это делал Рюзаки. Этот детектив. Он смотрел так… нежно, так ласково, что я чуть ли не сбилась. Я доиграла. Все зааплодировали, мама плакала на плече у папы.

— Давайте звезду сделаем! — закричали дети.

— Тащи стул, — сказал папа Эдди.

— Так вот же молодой человек, высокий, — указала мама на Рюзаки, — он нам и поможет?

Рюзаки кивнул, взял, предварительно взлохматив макушку моего племянника, звезду из его рук и надел её на верхушку ёлки. Все радостно закричали.

— Вот здорово, спасибо Вам! — благодарила его мама.

Минут через тридцать Эдди с семьёй начал собираться домой. Они уехали. Рюзаки тоже вскоре засобирался.

— Что же Вы покидаете нас? — спросила мама, немного расстроено.

— Мне пора, я ещё вернусь, обещаю, — ответил Рюзаки.

— Я провожу тебя, — скорее оделась я, мне не хотелось отпускать детектива.

— Ты придёшь? — спросил меня отец с надеждой на положительный ответ.

— Да, пап, — подтвердила я его ожидания.

Что же, перед праздником я решила побыть с семьёй.

Мы с Рюзаки оделись и вышли. Снежок так и падал, ветра совсем не было. Мы молча дошли до первого поворота, и тут Рюзаки начал разговор:

— Ты неплохо играешь.

— А ты прекрасно слушаешь… — ответила я, покрывшись опять румянцем.

— Да что там, слушать. Ты пишешь, играешь, рисуешь ещё. Ты идеальна?

— Да что ты… Прям уж! Этого мало.

— Чего же много?

— Ну, знать ещё языков двадцать иностранных, разбираться в науках, побывать в разных странах, быть красивой, с милым голоском, уметь петь, танцевать и быть желанной.

— Побывать в странах и выучить языки и науки ты ещё успеешь, — Рюзаки скрылся за своим шарфом.

— А как же?..

— Тебе не надо быть красивее, у тебя замечательный голос, а петь и танцевать ты просто не пробовала.

— Рюзаки, да что ты!..

— Давай попробуем танцевать? — предложил он.

— Прямо тут?

— Давай! Давай руки!

Он взял меня за руки, я положила одну руку ему на плечо, вторую вложила ему в ладонь. Его другая его рука была у меня на талии. Мы закружились вместе со снежинками в танце, и, казалось, ничто не сможет нарушить этого… Чуда. Этого счастья.

Я весело смеялась, и вот, мы вместе упали, поскольку Рюзаки вёл и поскользнулся. Мы засмеялись…

Вдруг телефон Рюзаки завибрировал и детектив ответил. Он молча выслушал, его вид стал хмурым.

— Что? Что такое? — спросила я.

— Рей Пенбер мёртв. Сердечный приступ на станции метро.

Я в ужасе посмотрела на Рюзаки, тот быстро встал и отряхнулся. Кира не дремал, Кира действовал. И теперь не только с преступниками.

Примечания:

[1] — сосновые украшения, может быть даже украшенная сосна у входа.

[2] — музыкальное произведение Людвига ван Бетховена, написанное в 1800-1801 годах. "Лунной" названо уже после смерти автора.

[3] — немецкий композитор и пианист XVIII-XIX веков.

Какой же ожидался праздник, когда человек, который был так близок мне, впал в траур и депрессию? Теперь Наоми Мисора была не такой радостной и улыбалась она не лучезарно... Вовсе не улыбалась, надевала только чёрное, ходила угрюмая и молчаливая. Она даже не отвечала на мои звонки, а я ведь очень переживала за неё.

Рей Пенбер был её самым любимым человеком в жизни. Не просто очередным мужчиной, с которым она решила связать себя узами брака, но и просто другом, просто близким по духу человеком. Реем она дорожила больше всего. Наверное, если бы жизнь Рея зависела от того, пристрелить меня или нет, Мисора бы пристрелила меня. И я бы нисколько не осудила её. Такую любовь и доверие, как у них, нужно было ещё поискать.

Как говорил Тоби, если найдёшь кого-то хоть в чём-то похожего на тебя, родного тебе, то, считай, это уже счастье. И Наоми была счастлива. Пока не настало 27 декабря, и вечером Рей не вернулся домой. Он неподвижно лежал на станции метро, в его глазах застыл ужас. Такой же, как и у Лэнса, как и у того парня, укравшего мою сумку, наверняка, такой же, как у Кохэку и Тоби. Но Мисора была сильной женщиной и не стала заливать горе слезами, как это было с невестой моего брата.

Наоми решила мстить, раскрыть это дело во что бы то ни стало. Она заперлась дома и изучала материалы, собранные Реем. Я не знала, за кем следил Рей, но кто бы это ни был, он связан с Кирой, раз Рей мёртв. Иначе я рассуждать и думать не могла, ведь кому было выгодно убрать Рея таким примитивным способом? Рей не был больным и вот просто так умереть он не мог. У них с Наоми были совершенно другие планы относительно Нового года, которым теперь не суждено было сбыться.

Вся моя семья оплакивала Рея, и отцу как-то удалось выловить Наоми на Новогодний ужин. Праздник она встретила в моей семье, отчего мне стало спокойно на душе, главное, чтобы с ней ничего не случилось, чтобы она не пошла сама расследовать дело Киры.

Мы встретили праздник сухо, без плясок, песен и смеха. Слишком уж много было для нас потерь за прошедший год. Что японские, что наши коренные (европейские) традиции были позабыты на время. Отец и Эдди выпили и улеглись спать на креслах возле камина. Мама уснула вместе с внуками. Невестки убирали со стола, а я решила поддержать немного Наоми, всё же она была мне не чужой.

— Мисора, как ты?

— Хм, ты любила когда-нибудь, ну вот так вот, чтоб аж до потери самообладания, чтоб аж он был твоим смыслом?

— Нет, видимо, нет, Мисора…

— Я тоже не любила так. Я так думала до того самого дня, как мне позвонили и сказали, что Рея больше нет. Я вдруг подумала… А кому я буду готовить завтраки каждый день? С кем я буду болтать по вечерам? С кем я буду дурачиться по выходным, а потом обниматься вечером? Как мне без него? Да, скажи мне, что мужчин много на планете, но… Рей был один. Такой вот Рей. Есть лучше, есть хуже. Но такого не будет. Никогда. И скажи мне тогда, а что же мне теперь делать? Когда я стала с этим человеком единым целым, а его вдруг нет? От меня кусок оторвали! И его не пришить, не приклеить, не вернуть.

— Наоми, слушай, Рей ведь не болел?

— Конечно, нет.

— А за кем он следил?

— Я не знаю пока. Изучаю его бумаги… Хочется помочь Эл с этим делом!

— Рей не хотел тебя впутывать в это.

— Теперь не Рею решать! Я хочу, чтобы Кира был наказан! Он совсем стёр грань между добром и злом. А была ли у него эта грань? Как он рассуждает? Преступников нет, и будет мир на земле? Есть обманщики, просто злые и коварные люди, мешающие жить другим. Кира их начнёт убивать? Так все мы не ангелы. Пусть берёт и убивает всех! Зачем же он отрывает от нас кусками? От тебя брата, друга, от меня любимого… Зачем?

— Они мешали Кире, по крайней мере, Рей точно. Тоби был членом группировки когда-то… Лэнсу просто не повезло.

— Мешали… Хм… Послушай, так выходит?..

— Выходит, что тот, за кем следил Рей… Связан с Кирой или есть Кира.

Мисора неожиданно обняла меня и кинулась одеваться.

— Я домой, нужно кое-что проверить.

Я не успела ничего сказать ей вслед, слишком быстро она ушла.

Вскоре все уснули, и я решила немного пройтись по ночному городу. Праздник никто не отменял и люди на улицах радовались, напраздновавшись дома, кричали, пели песни, пускали салюты. Лишь мне было не до праздника. Анализировать прошедший год было сложно, но я не нашла себе более подходящего занятия.

Окончание школы, ссора с подругой, которую считала близкой, расставание с друзьями, с родными, смерть Лэнса, Мамору. Мой первый шок при виде мёртвых людей... Трупы иногда составляли мне компанию в ночных кошмарах. Кумико, потерявшая смысл жизни и отправившаяся в монастырь. Повзрослевшие друзья, у которых уже другие интересы и жизнь… Университет, тот вор, учёба, штаб…

Пожалуй, в штабе я получила больше всего положительных эмоций, не считая того, что приходилось видеть там Лайта. Стоп… Лайт! Ягами Лайт. Хорошее ли это происшествие или плохое? Меня радовали все мои новые знакомства, кроме Лайта. Лайт не радовал меня. Смерть Кохэку, смерть Тоби… Теперь смерть Рея.

Что из этого хорошего? Пожалуй, только он… Этот Рюзаки. Странный сутулый Рюзаки. Он не сделал мне ничего плохого, не отталкивал меня ничем. И, казалось, я с каждым днём всё более привыкаю к нему, привязываюсь. Ах, если бы не смерть Рея, мы бы могли продолжить нашу прогулку тогда! Но… Рея больше нет, и Рюзаки снова в штабе, ест тортики, пьёт кофе и не спит, думая, что и кому было выгодно.

На набережной было людно, очень даже. Все бегали, прыгали, что-то кричали, разливали напитки. Бегали с огоньками, подарками, поздравляли всех. Я получила, наверное, поздравлений сто, пока смогла дойти до воды, чтобы посидеть немного в тиши.

Удалось уйти довольно далеко от дома. Я присела на небольшую лавочку и закрыла глаза. Как же мне снова начать радоваться жизни? Нет, я не могу. Столько смертей, я не рассчитывала, что они будут в моей жизни. Как я выдержала это? Кто мне помог? Кто всё время был рядом, пусть и не физически, но духовно? Кто держит меня здесь?

Из моих глаз потекли слёзы. Я стала вспоминать всех, кто сегодня не смог встретить праздник с нами. Захныкав, как маленькая девочка, я уткнулась носом в перчатку, как вдруг:

— Тебе не кажется, что на лавочке, занесённой снегом, есть вероятность заболеть? — спросил меня знакомый голос.

Я повернулась и увидела его. Конечно же, это был Рюзаки, а позади него стоял Мацуда с какими-то парнями.

— Ой, привет, — утирая слёзы, помахала им я.

— Ну, мы идём?! — спросил Мацуда, он явно был на взводе.

— Идите, я подойду попозже, скорее всего, — отправил их Рюзаки, присев ко мне.

— А как же вероятность заболеть?

— Почему плачешь? — мой вопрос детектив проигнорировал.

Слишком хорошим было совпадение. Встретить их здесь... Может, он планировал всё с самого начала? Меня удивило, что Эл решил отметить праздник, но я решила просто насладиться моментом и отвлечься, не вдаваясь в детали.

— Год забрал слишком много жизней, мне знакомых и ценных.

— Для того и придуман год новый, чтобы забыть обиды и потери старого.

— Мой брат, друг, столько… Столько всего, чего мне не объяснить. Этот Кира. Я…

— Ты просто не знаешь, как выразить свои мысли, поскольку слёзы лезут на передний план, да?

— Да.

— Иногда слёзы освобождают место для новых чувств. Плакать порою полезнее, чем постоянно смеяться.

Я кивнула, но утёрла вновь появившиеся слёзы.

— Там, на крыше тогда, почему именно ты прибежал ко мне?

— Я люблю дождь.

— Только и всего?

— А кто, если б не я? — вдруг ответил вопросом на вопрос Рюзаки.

Я пожала плечами, и вправду, а кто бы ещё? К кому бы ещё я кинулась в объятия, если бы не к нему?

— Юрико, я тут… — Рюзаки немного замялся.

— Ну?

— Я тут приготовил тебе кое-что… — Рюзаки полез в карман джинсов.

Я затаила дыхание, как обычно это делают в детстве дети. Их ждёт сюрприз, и что же там, за обёрточкой, можно только догадываться.

Рюзаки вложил мне в руку что-то. Бархатная коробочка согревала мне ладошку. Я скромно улыбнулась детективу и открыла коробочку. Моё любопытство на тот момент было превыше всего.

— Рюзаки, Боже! Где ты нашёл такие?

— Почему же нашёл, на заказ…

— Рюююза-а-аки-и-и-и! — завизжала я и кинулась на шею детективу, тот явно не ожидал этого.

В коробочке поблёскивали серьги, точно такие же, как «чёрное сердце» у меня на груди, только поменьше размером. Уменьшенная копия, как же они блестели под светом фонаря!

— Спасибо тебе, Рю!

— Рю?

— Ну а что? — улыбнулась я, — Сокращённо от «Рюзаки»…

— Никто не называл меня так…

— А мне никто не дарил таких шикарных подарков…

— Ты заслужила.

— Смотри-ка… — я достала из внутреннего кармана куртки небольшой рисунок в расписной рамке. На нём был изображён чиби-Рюзаки [1] с большой вишенкой от тортика. Он мило улыбался и обнимал вишенку, — Держи, — вручила я ему свой подарок.

— Мне? — удивился он, рассматривая картинку, как вдруг засмеялся.

Такого искреннего смеха я давно не слышала. Он так редко смеялся...

— Тебе не нравится?

— Это чудесно! — Рюзаки слишком близко прислонился ко мне, наши лица снова были близки, как тогда, в первый день нашего знакомства.

Казалось, ещё немного, и…

— Слушай, Рюзаки, ну мы же ждём! — нас прервал немного выпивший Мацуда.

— А, да, — опомнился детектив, пряча картинку в карман, — идёшь? — спросил он меня.

— Ага, — ответила я, на ходу надевая серьги.

Ночь прошла хорошо, мне удалось немного забыться.

Весь день первого числа я проспала. Наутро второго числа я проснулась от звонка, разрывавшего во всю мой телефон.

— Алло? — сонно ответила я.

— Привет, послушай… — резко заговорила Наоми.

— Мисора, что?..

— Тихо. Слушай внимательно меня. Рей следил за неким Ягами Лайтом, слышишь? Лайт Ягами! Ага? Я знаю кое-что, у меня есть догадка, одна… Кира, похоже, убивает не только при помощи приступов. Я анализировала другие смерти наряду с теми, что были. Одно время, преступники… Слушай, я иду в штаб, скоро там буду, поняла? Никому не говори о нашем разговоре.

— Да, но…

— Я люблю тебя, знаешь ведь. Береги себя.

Она бросила трубку, мне понадобилось около десяти минут, чтобы осознать, что за разговор только что произошёл. Я оделась и примчалась в штаб, ожидая Наоми. Эл и другие не могли понять моей озадаченности. Но прошло достаточно много времени, и день клонился к вечеру. Я начала названивать Мисоре. Никто не отвечал. Десять, двадцать, тридцать звонков. Ответа не последовало.

— Стало известно, что Наоми Мисора без вести пропала сегодня. Вышла из дома и не вернулась.

— Что? — крикнула я. — Не может быть!

— Так и есть, Юрико, — ответил мне Аидзава, — она пропала.

— Кира! — проскрипела я зубами и выбежала из штаба прочь.

Нужно было найти Мисору.

Примечания:

[1] — стиль рисунков анимэ-персонажей, у которых очень маленькое туловище и большая, почти соразмерная туловищу, голова.

Три дня прошло с момента пропажи Мисоры. Как я узнала, перед смертью Рея Пенбера умерли ещё двенадцать работников ФБР, разбирающих дело Киры. Хм, этот киллер хитёр.

Я сидела, покачиваясь взад и вперёд, поджав ноги под себя, грызла ноготь на большом пальце и думала. Ко мне подошёл Мацуда и спросил:

— Эл, когда будут… Ой, прости!

Я обернулась, смотря на Мацу какими-то безумными глазами, казалось, зрачки сейчас вывалятся из орбит.

— Прости, ты просто села вот так… И это…

— Не причесалась и не переоделась, ага, — говорила я.

— Юрико, с тобой всё в порядке?

— Я не знаю.

— Юрико, ты чего? — Мацуда положил свою руку мне на плечо.

— Мацу, где Мисора? Где Рей? Где Тобиас? Где-е-е?

— Юрико, успокойся.

— Да я не Юрико даже, чёрт возьми! Да и ты тоже не Мацу! Да вы все не те, кем я вас знаю!

— Тихо-тихо…

— Я не знаю, кто я, я не знаю, кто Кира, ни черта я не знаю! — я стала размахивать руками во все стороны.

Мацуда резко схватил меня за руки.

— УСПОКОЙСЯ! — потребовал он.

Я прижалась к плечу полицейского и тихо заплакала. Понимала же, что Мисора не вернётся больше; что Рей не придёт; что Тоби не вышлет мне подарка и не позвонит. Всё понимала.

— Лайт, он…

— Лайт пока не при деле, он даже не знает, кто есть Эл.

— Чего-о-о-о-о? — моё лицо скривилось в маске гнева и удивления.

Лайт не при делах?

— Лайт тут только по позволению отца, не более того, как ты заметила, он редко тут появляется, Эл пока не стремится его привлекать к делу.

— А ты знаешь, что Рей Пенбер следил за…

Я вдруг замолчала. Мисора просила молчать, я и замолчала. Она будто дала мне подзатыльника. Невидимого, но больного подзатыльника.

— Что?

— Ничего, — я отпустила Мацуду и отвернулась.

Лайт не знает ничего о расследовании? Хм, странно. Но… Этот холодок… Это странно. Дурная моя голова...

Рей Пенбер следил за Лайтом. Если Лайту удалось вступить в контакт с Реем, наверняка Лайт бы узнал о ещё двенадцати полицейских из ФБР. Как бы то ни было, Лайт смог вывести их из игры. Он ошивается в штабе, чтобы узнать, кто Эл.

Хм, если я рассуждаю правильно, то так и есть. Нужно было поговорить с Эл, но я не знала, как именно начать разговор.

Прошла неделя. Эл поручил мне кучу бумаг, да ещё и в университете были небольшие проблемы, долги и зачёты. Я полностью увязла в учёбе и бумагах, мне было не до разговоров с Эл.

Признаться, я стала скучать по детективу, когда была вне штаба или занималась бумагами. Мне казалось, будто я вижу в нём что-то своё, как и говорил Тоби, родное. Но в то же время я противоречила себе, не в силах поверить, что детектив может чувствовать хоть что-то схожее с моими чувствами. Его подарок так и красовался у меня в ушах, дополняя подарок дорогого мне покойного Тоби. Будто один человек заменил другого.

Я не знала, что это такое я к нему ощущаю. Но меня тянуло в штаб. К работе, к беседам с ним. Я даже переняла его повадки, поскольку Мацуда спутал меня с Рюзаки. Меня забавлял этот факт, и я уже подумала (глупость), что, может, обмануть Киру, и выставить меня за Эл? Пусть Кира убьёт меня, а Рюзаки оставит в покое! Такие безумные мысли посещали меня обычно под ночь. Бессонница овладела мною сразу после пропажи Мисоры. Наступил март, а я так и не поспала как следует. Под моими глазами образовались огромные синяки. И кто-то уже начал подшучивать, что Эл ведёт образ жизни куда более здоровый, нежели я.

К моему дню рождения меня смогли растрясти и вернуть мне подобающий вид. И сделал это не кто иной, как детектив Эл при помощи Соитиро Ягами и Ватари. Эти три человека кое-как оттащили меня от компьютера и принялись за разъяснительную беседу. Пока Эл и Ватари что-то делали на кухне, Соитиро взял меня за руку и говорил:

— Знаешь, мы много теряем за нашу жизнь. Но и многое приобретаем. Тот, кто потерял больше, учится ценить лучше, любить крепче и дружить по совести.

— Мисора же ни в чём не была виновата…

— Я знаю, я знаю. А твой брат? Разве был виновен настолько? А те двенадцать работников ФБР? Нет, конечно. Но это не повод увядать, особенно такой молодой девушке, как ты.

— Господин Ягами! — я обняла его и заплакала.

Казалось, после пропажи Мисоры, плакать было основной моей обязанностью.

— Ну-ну, тихо, успокойся… — он гладил меня по спине, улыбаясь, чтобы подбодрить.

Вскоре вошли и Эл и Ватари.

— Нам с Соитиро нужно отлучится, не переживай так, Юрико, хорошо? — сказал мне напоследок Ватари.

— Да, — кивнула я.

Мужчины ушли, оставив меня наедине с детективом. Где-то в соседних комнатах спорили Мацуда и Сюити, но мне было всё равно.

— Ю-ри-ко! — подсел ко мне Рюзаки, протягивая пирожное, — держи.

Я замотала головой, обняв колени.

— Ну же, ты чего?

Я всё мотала головой. Накормить меня не вышло. Пирожное осталось стоять на столике, а Эл поднялся и ушёл за мою спину, я почувствовала, что мои волосы в его руках, вот он проводит по ним пальцами. Он принялся расчёсывать меня?

— Рюзаки?

— Немного причешу тебя, не против?

Я согласилась. Его прикосновения к моим волосам успокаивали меня, даже убаюкивали.

— Не убивайся так, — говорил он.

— Я такая слабая…

— Ты очень сильная, очень. Ты просто не знаешь даже, насколько ты сильная.

— Откуда ты знаешь?

— Я вижу.

Почему-то эти слова заставили меня успокоиться и ничего больше не спрашивать. Он знает, а это главное. Он знает, и я верю ему. Я почувствовала что-то тёплое, разливающееся от сердца ко всем моим конечностям. Улыбнулась невольно, чувствовала, как блестят мои глаза.

— Вот, улыбайся, пожалуйста.

— Рюзаки, эй! Спасибо тебе!

— Отдыхай и переоденься, а то «Эл два» уже многих пугает.

— Неужели мы с тобой так похожи?

— Я уверен в этом… Процентов на шестьдесят.

— На сколько?

Эл не стал повторять, оставив меня в комнате одну.

Я вздохнула, потянулась к телефону и позвонила отцу. Рассказала ему всё о Мисоре, о том, почему она могла пропасть, о том, как мне плохо и что же мне делать. Папа, вздохнув, сказал, чтобы я успокоилась.

Война без жертв — и не война вовсе. Самые дорогие жертвы — самая качественная война.

— Приезжай завтра к нам, у нас сюрприз для тебя.

— Какой? — не понимала я.

— Завтра узнаешь.

Закончив разговор с папой, я решила позвонить остальным. Как же я соскучилась по той жизни, которой мне не видать больше, пока Кира не будет пойман. Год, три, десять, пятьдесят — сколько угодно, но пока Кира не прекратит свои дела, я не буду жить нормально, так, как жила. Я дала себе слово, и не только себе, но и этому штабу, этому детективу. Великому и безумно… Странному. Безумно… Красивому. Я улеглась спать, не зная, что же будет завтра. Да я и не думала. Я просто спала.

Что это, я бегу по городу? Я никогда не бежала по городу так рано… Или это было поздно? Что, что это такое тут творится? Где все? Я бежала довольно долго, но никакого результата… Улицы были пусты. Где мама, папа? Где Эдди и детишки? Где Рюзаки? Мацуда? Я кричала, но даже не слышала своего голоса. Ничего. Только стук каблуков, стук своих каблуков. Их стук об асфальт, мокрый и алый. Алый, будто от крови. Кто-то хохотал за моей спиной, холодок приближался всё ближе и вот…

Я открыла глаза. Это был лишь сон. Я тяжело дышала, но была жива. Никакого хохота и холодка.

— Алло, да, снимайте камеры с дома Ягами. Да-да, распоряжение Эл, — за дверью говорил Ватари.

Я помотала головой, оценивая, во сне ли я ещё или нет? Так, ущипнула себя, было больно. Видимо, реальность. Камеры сняты? Ягами не при чём? Нет, это какой-то подвох, нет…

Нормально оделась, причесалась и накрасилась, сама не зная зачем. Выйдя в коридор, я заметила из штаба только Ватари, Аидзаву и Соитиро.

— Где остальные?

— На деле.

— Каком это?

— Важном.

Я нахмурилась. На пути к лифту я обернулась, за мной бежал Соитиро:

— Послушай, всё нормально?

— Да, спасибо.

— Береги себя, побудь дома некоторое время.

— Да-да…

Ватари послал за мной такси. Я приехала домой. Ничто не предвещало чего-то грандиозного, но как только я вошла домой…

— С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!

Я в шоке отшатнулась назад. Писки, крики, хлопушки, торт, что это? Я вдруг осознала, что прошёл уже год со дня моего восемнадцатилетия. И вот снова праздник? И я опять забыла? Я засмеялась. Я снова забыла о своём Дне рождения!

— Доченька-а-а-а-а-а! — папа кинулся ко мне в объятия, не давая мне снять верхнюю одежду.

Все кучей кинулись на меня, крича что-то, смеясь и радуясь. Я не понимала, что происходит и где я. Всё будто «перемоталось» назад, туда, на год назад. Где всё было ещё хорошо… И вот, сейчас придёт Тоби, как вдруг из зала вышел Рюзаки.

— С Днём рождения тебя, — он протянул мне небольшой свёрток.

— Рю! — я радостно обняла его, вдыхая его аромат.

Ах, эта свежесть и сладость сводили меня с ума!

— И я тут! — радостно крикнул Мацуда, с праздничным колпаком на голове.

Дети тут же напали на него, поскольку в руках у Мацу были вкусные угощения. Все они свалились, а я улыбалась, обнимая Рюзаки. Он скромно приобнял меня и прошептал:

— Тебе так идёт, когда ты улыбаешься.

Развернув подарок, я увидела то, чего никак не ожидала. Чиби-Рюзаки и чиби-Юрико едят одно пирожное? Ха-ха, как это забавно… Я поставила картинку над камином и, повернувшись к гостям, получила поцелуй в щёчку. От детектива. Безумно странного и безумно… Красивого.

Что ж, Кира, я снова в деле и снова могу радоваться жизни, могу размышлять. Держись, Кира, потому что есть я. Потому что есть Эл. Пока есть те, кто будет тебе противостоять, держись, Кира, мы найдём тебя!

Прошло ещё какое-то время; я не замечала его за работой в штабе. Мой отец всячески пытался влиться в расследование, но каждый раз я не давала ему этого сделать. Я боялась за отца. Потерять его было для меня сравнимо с собственной смертью.

Отца я любила даже больше, чем Тоби. Отец был всем для меня, самым идеальным и лучшим отцом. Да и Рюзаки высказывал своё мнение о том, что «Исикава-сан» не нужен в штабе, чтобы помогать. Он может предоставлять свою помощь и вне штаба, не рискуя своей жизнью.

В конце концов, папа успокоился и просто отсылал мне данные и догадки по Интернету, на почту. Как я позже узнала, он даже созванивался с Рюзаки. Каждую неделю в один и тот же день и в одно и то же время. В субботу во время обеда до Рюзаки было не достучаться, он беседовал с моим отцом. Во мне проснулась даже небольшая ревность, только вот кого я больше ревновала? Я не могла сказать точно.

Я слишком привязалась к штабу и уже не представляла себе день вне этого помещения, без забавного Мацуды, молчаливого Сюити и этого детектива… Мой обед не мог уже быть без Ватари, а вечер не мог пройти без прощания с Соитиро. Эти привычки стали мне важнее тех, что были в моей жизни до этого. Та жизнь стала безвозвратным прошлым. Теперь у меня была новая жизнь.

Наступила весна, тёплая, солнечная весна, которая радовала, цвела разными красками и пахла прекрасными ароматами.

Однажды я сидела на лужайке университета и читала статью о каком-то маньяке из Англии, который бесчинствовал в конце XIX века. Как вдруг ко мне подсел кто-то.

— Рю… Рюзаки? — в шоке выпалила я, уронив книгу.

— Привет, — поздоровался он, устало озирая меня.

— Что ты тут делаешь?

— Учусь.

— Чего?

— Учусь, с Ягами Лайтом.

— У-учишься?

— Знаешь, Юрико, я разделяю твоё мнение по поводу Лайта.

— Да ну?

— Я подозреваю, что он и есть Кира.

— Ты сам лично решил следить за ним?

— Да.

— Твоя безопасность?

— В норме, со стороны формальной и досягаемой для моего сознания.

— А какая недосягаема?

— Паранормальная, неформальная. Не забывай про убийство силой мысли.

— Ох, Рюзаки, перестань!

— Кстати, лучше не звать меня по имени. Здесь оно у меня совершенно другое. Ну, а так… Будем видеться чаще, — детектив похлопал меня по плечу и встал.

— Я очень рада этому, — я встала за ним.

И так вот мы стали учиться втроём. Теперь все пересечения с Лайтом были для меня только в радость. Ведь где-то там, позади или впереди Лайта, всегда был Рюзаки.

Я часто стояла и болтала с ним и с компанией, в которую Рюзаки успел влиться. Даже Лайта иногда можно было завидеть с нами, он не мог игнорировать Эл. На переменах Рюзаки часто ловил меня за руку и вручал в руку то апельсин, то яблоко, то печенье. Я же, краснея, убегала на занятие, витая где-то в облаках.

Однажды мне здорово попало от лектора, и я стала относиться к занятиям серьёзнее, с нетерпением ожидая перемены, чтобы скорее увидеть Лайта и Рюзаки. Лайт даже казался мне не таким ужасным. Но мне не нравилось, как он глядел то на меня, то на Эл. Как-то странно. Он будто постоянно думал, размышлял. Ни секунды покоя в его голове не наблюдалось. Это напряжение, дрожание век и странная мимика лица… Меня отталкивало это.

И… Этот холод от Лайта никуда не делся. Мне уж казалось… Невесть что мне казалось, ничего нормального, я так думала по крайней мере.

Один из таких учебных дней выдался на редкость жарким, все нацепили на себя юбочки покороче, шортики да маечки. Я же, конечно, «выделилась» и парилась в кофте с длинным рукавом, толстовке и джинсах. С утра было прохладно.

У теннисного корта собралось уйма народу.

— Чего там такое? — спросила я Эндрю, моего однокурсника.

— Сейчас эти два парня заделают партию в теннис.

— Чего? — я пробилась через толпу к самому ограждению.

И вправду, Лайт стоял в форме для тенниса, разминаясь. Рюзаки изучал ракетки и смотрел на Лайта, совершенно спокойно, без разминки и без внимания на зрителей.

— Удачи, — крикнула я Рюзаки, но тот не обернулся.

Хм, и вот, партия началась. Лайт бил по мячу злостно, сильно, казалось, мяч разлетится на части от удара Лайта. Рюзаки отвечал мягче, но точнее, Лайт еле успевал отбить.

Как же он играет, этот детектив! Сколько он ещё припрятал в себе сюрпризов? Девушки стояли и восхищённо повизгивали и от Рюзаки, и от Лайта. И тот и другой парень в равном процентном соотношении восхищали девушек. Я же не видела в этой партии красоты, я видела действительно противоборство. Видела соперничество. Спор.

Они разговаривали, да. Они не просто играли, чтобы закадрить этих девчонок. Они беседовали. Лайт яро утверждал, что он не Кира, вот, у него нервный тик на лице, вот же! Рюзаки спокойно утверждал, что Лайт — Кира. Ни один нерв на его лице не дрогнул, он уверен в своих словах.

Вот, он бьёт… Удар… Ах, нет, Лайт отбил. Он упирается. Он не Кира! Да, как же! А что же ты так напрягся? Что не так, Лайти? Что с тобой такое, отчего твоё лицо исказилось в такой ненавистной гримасе?

Рюзаки же был невозмутим; ни свистом, ни криками, ни вздохами из него нельзя было выдавить ни одной эмоции. В мыслях он рассуждал, и Лайт тоже. Эта битва умов могла быть бесконечной, но всё же, Рюзаки сделал это, и Лайт пропустил подачу.

Ещё разок? Хорошо.

Ещё партия…

Ещё партия…

Мне стало плохо то ли от визга девчонок, то ли от того, что я была так тепло одета; не знаю, я вылезла из давящей толпы и побежала к лавочке. Меня что-то душило. Я не понимала, что именно. Может, тот мимолётный взгляд Лайта или просто жара? Лайт полоснул меня взглядом, не оставив мне шансов выжить. Будто прошлись бритвой по горлу. Я начала кашлять, не в силах сдерживать того, что мне плохо.

— Водички?

Я, кашляя, приняла бутылку. Передо мной стоял Рюзаки с полотенцем.

— Хорошая партия.

— Ага, — откашливаясь, кивнула я.

— Всё в норме?

— Лайт… Ты всё… — перевела я тему.

— Стал увереннее на десять процентов, — прервал меня Эл.

Я вздохнула.

— Прошло немало времени, пора делать выводы. Кира — это тот, кто был связан с Реем и Мисорой. Там связь с Лайтом прямая. Лайт в списке первых подозреваемых.

Я грустно кивнула, не зная, что ответить. Мне всё ещё было плохо.

— Жду в штабе сегодня. У меня есть небольшое заявление, так скажем…

— Хорошо…

Рюзаки ушёл, его нагнал уже переодевшийся Лайт. Они направились в кафе. Хм, как странно. Рюзаки хочет завести с ним беседу о Кире?

Я не поплелась за ними, а пошла на занятие. Весь день мне было плохо, отчего, не знаю сама. Мне мерещились какие-то странные тени, бросало то в жар, то в холод.

Появилось странное ощущение чего-то… Плохого. Преддверие чего-то нехорошего. Нет, не так, как при смерти Лэнса или Тоби. Что-то другое. Странное смятение, странное чувство тревоги.

Учебный день подходил к концу, я еле плелась из университета, как вдруг мой телефон зазвонил. Отец, что бы ему было нужно сейчас?

— Дочь, ты знаешь, что Соитиро в больнице?

— Как? ЧТО?

— Инфаркт.

— Как он? — я быстро побежала ловить такси.

— Жив. Рюзаки и Лайт уже у него.

— Я еду.

Я стремглав побежала к больнице, даже позабыв о такси. Соитиро, господин Ягами… Что с Вами? Этот человек стал мне вторым отцом, с ним я могла побеседовать почти о чём угодно. Он был добр ко мне, и я не могла не отплатить тем же.

В больнице меня встретили Мацуда с Сюити. Они проведывали Соитиро и уже направлялись в штаб. В палату меня долго не хотели пускать, но я добилась своего. Влетев в палату, я увидела обеспокоенного Лайта и Рюзаки. Лайт впервые при мне был так эмоционален и действительно переживал.

— О, Юрико...

— Господин Ягами, — я упала на колени перед его кроватью, взяв его за руку, — как Вы?

— Получше, не беспокойся, вставай, вставай, что ты.

— Я переживала за Вас!

Лайт поглядел на меня с какой-то тоской в глазах. Ни злости, ни холодка я не ощутила, только тоску.

— Знаешь, Лайт, я ведь Эл, — вдруг сказал Рюзаки.

Я и Лайт резко поглядели на детектива.

— Что? — не понял Лайт.

— Да, сынок, это детектив Эл. Мы зовём его Рюзаки, чтоб никто не догадался.

Лайт немного отвернулся и задумался. Я смотрела на Рюзаки глазами человека, которого только что ошпарили горячим кофе или супом. Что? Зачем он это сделал?

Потом я перевела глаза на Соитиро и поняла. Соитиро наверняка настаивал на этом, чтобы его сын знал. Лайт что-то думал довольно долго. Я держала за руку Соитиро, не поднимаясь с пола, Эл спрятал голову в колени.

Все мы молчали. Казалось, наш квартет создан для идеального молчания. Соитиро жив — это главное.

Лайт точно знает, уже не догадывается, кто есть Эл. Если Лайт — Кира, то он сейчас ликует. Он точно знает, от кого нужно избавиться. Эл думает, Кира ли Лайт и стоило ли говорить ему о своей личности. Эл анализирует, что сделает Лайт, Эл просчитывает каждый возможный шаг Лайта.

Соитиро смотрит на сына и восхищается им. Он мечтает, чтобы сын стал великим полицейским, лучше, чем он сам. А я сижу и чувствую, как силы медленно покидают меня. Я крепко держу чужого отца за руку и упираюсь подбородком в край кровати. Я не думала ни о чём тогда… В моих ушах почему-то лил дождь. Что только что тут произошло? Что случилось? Я будто видела символы, которых не видел никто другой. Что-то началось, что-то новое, я сама не понимала, что.

— Юрико, с тобой всё в порядке? — спросил Соитиро, но я уже не слышала, упала на пол без чувств.

— Юрико? — ко мне подлетел Лайт.

Рюзаки пытался привести меня в чувства, но все попытки были тщетны. Ощущала тепло его рук. Я точно знала, что это был Рюзаки, а холодные ладони Лайта держали мою правую руку.

Кто же мог подумать, что месяцы бессонницы, депрессии и слёз по Мисоре, брату и другу так повлияют на меня. Моральное истощение, перенапряжение, недостаток сна — и это ещё лишь малая часть того, что написали мне врачи в карте пациента.

Теперь я лежала рядом с Ягами Соитиро, всего-то в соседней от него палате. Две-три недели своей жизни мне пришлось посвятить больнице. Приведение в порядок моего цвета кожи, избавится от этих ужасных кругов под глазами и, наконец, выспаться. Меня это нисколько не радовало.

Ведь я отстану от расследования, а во-вторых, отстану от учёбы. Да кому какое дело, какого цвета у меня синяки под глазами? Но как бы я ни противилась, отец и Рюзаки дали согласие на моё принудительное содержание.

Когда Соитиро разрешили подниматься с постели, он навещал меня, и мы по-соседски болтали. Лайт, навещая отца, заходил ко мне, здоровался и уходил. Эл, видимо, был занят, и посылал вместо себя Ватари с кучей сладостей и каким-нибудь небольшим письмом, часто состоящим из пары строк.

Пару раз навестил Аидзава. И почти каждый день ко мне захаживал Мацуда, он был явно самым частым моим посетителем. Я мило улыбалась ему, но мне было очень неудобно, что он так яро старается привлечь моё внимание, ухаживая за мной таким образом. Я не могла ответить ему на это внимание в той мере, в которой бы он желал, судя по всему.

Спустя две недели Соитиро выписали, и он отправил мне в поддержку букет цветов и книжку. Весьма интересную книжку. О загадках отношений. Я читала её с упоением, поскольку делать в больнице всё равно было нечего. Вопросы о том, чего хотят женщины, чего жаждут мужчины и как на это реагирует каждый из народов, был весьма интересен, хотя многого я не поняла. Ясно было одно — каждый старается выискать среди массы людей одну душу, родственную, такую свою, такую тёплую и близкую. Хотя не каждый стремится к этому так яро и забивает, по сути, назначая себе такие задачи как: на первом месте стояло «Совершенствование мира», на втором «Социальное обогащение», на третьем «Забота о себе».

Хм, странно, совершенствование мира… Что-то знакомое, где-то я это уже слышала. Но… Вот где? Я никак не могла вспомнить и, закончив прочтение книжки, поняла, что я в какой-то степени потерянный человек. Найти любовь вроде не стремлюсь, мир и общество не обогащаю и не совершенствую, да и для себя не живу.

Что же я делаю на этом свете? Что полезного я сделала?

Последние дни я сутками напролёт спала или просто пялилась в потолок. Однажды мне даже удалось увидеть на потолке забавные рисунки. Как красили этот потолок, — не понятно, но когда пялишься в него по двенадцать часов в день, то даже в этом белом, и с виду, на идеальном потолке, можно найти столько всего причудливого и интересного.

Сидя у окна, я наблюдала за облаками, медленно плывущими невесть куда. Они плыли и ничего, наверное, не обозначали… А мне казалось, что вот он бежит Рюзаки, хоб-хоб, прыгает с одного облака на другое, за ним бежит Лайт, машет кулачком. А вот он Ватари, несёт Рюзаки пирожное, а его сбивает Лайт… Как забавно, из Ватари облачко стало вдруг Мацудой, и он танцевал с Сюити… Моя фантазия разыгралась бурно и мне казалось, что просиди я тут ещё хотя бы сутки — свихнусь. Всё уже к этому и шло.

Одна из медсестёр любезно согласилась дать почитать мне ноты, которые она учила к поступлению в консерваторию, таким образом, я вместе с ней выучила парочку новых мелодий для пианино. Позже эта же медсестра принесла мне карандаш и альбом, я стала рисовать. Рисовать разного рода бред. Самое последнее, что я нарисовала, это угрюмого чиби-Лайта с непонятной субстанцией где-то справа.

Я проснулась от странного ощущения, что на меня кто-то смотрит, не отрывая взгляда. Я сонно потёрла глаза и увидела перед собой Рюзаки в его фирменной позе.

Он, не моргая, глядел на меня. Я, уже полностью осознав, что проснулась, стала смотреть на него. Не моргая, в ответ. Так мы просидели минут десять, Рюзаки прервал эти «переглядки».

— Привет, — поздоровался он.

— Не ожидала тебя тут увидеть… Думала, ты занят.

— Так и было…

— А что же теперь?

— Теперь я приехал за тобой.

— Уже? Меня выписывают?

— Не так и важно, я забираю тебя.

— Что? Что случилось?

— Почему обязательно должно что-то случиться?

— Ну а зачем же меня забирать тогда? — удивилась я.

— Может, я… Просто…

— Что?

Он напоминал мне студента-первокурсника, приглашающего даму на танец, но никак не великого детектива с IQ [1] выше высшего.

— Может… Я…

— Я тоже скучала, Рю… — улыбнулась я, прервав детектива, мне хотелось верить, что он соскучился.

Он же меня не поправил, просто промолчал. Оглядевшись, он вдруг сказал:

— Я смотрю, ты тут рисовала, — указал он на альбом.

— А, ну да…

— Что это, рядом с Лайтом?

— Я не знаю… Холодок тот…

— Хм, субстанция в виде холодка… Кто ты, Юрико?

— Что?

— Кто ты?

— Я не понимаю, — развела руками я.

О чём он вообще?

— Ты чувствуешь что-то, чего не могут почувствовать другие, видишь то, что другим не под силу. Кто ты такая?

— Я обычная девушка, а ты, похоже, не спал очень долго, не говори бред.

— Бред…

— … на двадцать пять процентов можно считать правдой, да. Но, ты знаешь меня, я ничего не скрываю.

Рюзаки улыбался еле-еле.

— Собирайся, — Эл встал со стула, — я жду тебя у выхода.

Я кивнула и начала сборы. Собирать-то было нечего, поэтому готова я была уже спустя десять минут. Рюзаки ждал меня у входа в тёмной толстовке, спрятав руки в карманы и надев на голову капюшон.

— Едем?

— Идём, — поправил меня он.

— Ну, хорошо, идём.

— Произошло несколько событий, пока ты отсутствовала, — начал Эл.

— Каких же? Давай, вводи в курс дел.

— Ну, во-первых, убийства не прекратились, новая волна повалила с большей силой. Во-вторых, объявился новый Кира.

— Что?

— Кира-2 ищет встречи с первым Кирой.

— Кто взялся за это?

— Я с Лайтом составил сообщение Кире-2.

— Лайт, значит. Тебе не кажется, что…

— Мне кажется, Юрико, но я пока не могу доказать. Нет веских причин обвинять Лайта. Пока что…

— И кто встретится с этим Кирой-2?

— Никто не пойдёт рисковать. Только сам Кира. Думаю, наше поддельное сообщение он увидит. И пойдёт на место встречи.

— Будете следить?

— Конечно.

Так мы с Рюзаки неспешно прошли несколько кварталов и даже не заметили, как достигли штаба.

Прошло несколько дней, я активно включилась в работу, некогда было рассуждать и приводить себя в норму. Все бегали, суетились и что-то друг другу бубнили. Второй Кира — это уже серьёзно. Справиться с одним Кирой казалось реальным, а два Киры — это нечто. Откуда они берутся?

Видимо, они друг с другом пока не знакомы, раз второй Кира так яро желает встречи с первым Кирой. В день встречи Киры и Киры-2 я очень хотела проследить за Лайтом, поскольку он как-то так резко собрался на то самое место, под предлогом проводить семью.

И всё бы было хорошо, если бы не одно «но»… Джу?!

— Ой, привет, приве-е-е-ет! — закричала она мне, чем привлекла всеобщее внимание.

Лайт не заметил меня, но успел скрыться из поля моего зрения.

— Ты не отвечаешь, не пишешь, что такое?

— Ты не забыла год назад? Выпускной?

— Да дурочкой была!

— Парень есть? — спросила я.

— Нет, но я слышала, ты тут с Лайтом, это... видишься…

— О-о-о, не прокатит. Так найди-ка парня САМА! — грубо крикнула я и побежала искать Лайта, но его уже и след простыл.

Джу напоминала мне теперь Лайта. Чем? Может, своим ехидным говором или просто теми воспоминаниями, которые остались. Я повела себя с ней так же, как когда-то с Лайтом. И мне не было стыдно, ну вот нисколько! Она прекрасно знала, что у меня умер брат, но даже не позвонила, не посочувствовала. А тут вдруг… Подбежала! Тьфу ты, всю слежку сбила!

В штабе я просидела до вечера. Ко мне подсел Ватари, предлагая чашечку чая.

С утра меня разбудил какой-то бубнёж. Одевшись, я вышла и уехала в университет. И на обеде я… Я просто встала, раскрыв рот от удивления. Вцепившись в руку Лайту, что-то мило говорила та самая блондинка, просившая у меня когда-то яблоки? Так это же… Чёрт возьми!

Эл стоял и слушал девушку, она мило хихикала, говоря, какой же «Рюга» милый. Вокруг столпились кучками студенты, приговаривая: «Это же она». Вдруг Миса увидела меня и, тыча пальцем в мою сторону, завопила:

— Оу, это же ты! Та самая из бара, да?

Блондинка подбежала ко мне и начала тискать мою руку.

— Я помню тебя, это ты-ы-ы-ы-ы! Я видела в новостях, тот бар ограбили, да?

— Да…

Я зашла за спину Рюзаки. Мне казалось, это единственное место, где можно спрятаться от этой говоруньи.

Миса прошла мимо меня, и вдруг мою спину обдало холодом. Ужасным холодом. Я пошатнулась, не понимая, что такое происходит. Миса схватила Лайта за руку и, хихикая, помахала Рюзаки.

— Что с тобой?

— Х-холодно…

— Ты чего, жарко на улице…

— Нет, от них…

Рюзаки поглядел вслед парочке и вдруг показал мне телефон.

— Чей это?

— Мисы.

Через два часа Эл объявил, что Миса задержана по подозрению в том, что она второй Кира. Я лично видела, как Мису везли в штаб, как её связали и поместили в камеру. Мне стало жалко девушку, но в то же время, я понимала, какую игру затеял Рюзаки. Он будто что-то понял, слушая мой бред про холод.

Началась серьёзная битва, не на жизнь, а на смерть. Битва без отсрочек и жалости. Если детектив позволил себе связать бедную девушку, поместить в камере без движения, завязав глаза и с кляпом во рту большую часть времени (не считая допросов), прилагая все усилия, чтобы она говорила. Интересно, что же предпримет Лайт? Если, он, конечно, любит Мису…

Примечания:

[1] — коэффициент интеллекта, оценка уровня интеллекта человека.

Я сутками сидела и пялилась в экран, наблюдая за связанной Мисой. С одной стороны, мне должно быть всё равно, ведь это девушка Лайта, и то, вроде как девушка. С другой стороны, смотреть, как она плачет, кричит, чтобы её просто убили — это было невыносимо чисто по-человечески.

Рюзаки, наоборот, как ни в чём не бывало, смотрел на её истязания и ничего не делал. Он ждал, пока она расколется, скажет хоть что-то. Или он ждал, пока начнёт действовать Лайт. Хм, да уж, выгодная позиция, мучить одного, чтобы извести другого. Холодный, спокойный, сдержанный. Он придерживался плана и вот тогда я увидела в нём стопроцентного профессионала.

Прошло несколько дней, а Миса всё молчала.

— Что ж, — подытожил Эл, — будем пытать.

— Чего? — ужаснулся Мацуда.

— Рюзаки, я, конечно, всё понимаю… — начал Соитиро.

— Надо сделать всё, что угодно, лишь бы она начала говорить.

— Ты свихнулся? — повертела я пальцем у виска, — Может, ей ещё конечности отрезать?

Профессионализм профессионализмом, а я вредничала и жалела девушку. Так себе из меня хладнокровный детектив получился.

— Что ты предлагаешь?

— Пусти меня в камеру.

— Юрико…

— Пусти меня в камеру! Или мне повторить ещё раз?

— Впустить, — скомандовал Эл, опустив глаза.

На тот момент просто взбесил его метод. Пытать девушку? Пытать даже эту болтливую дурочку нельзя было. По каким причинам? Ну, может, по причинам того, что гуманность во мне ещё никуда не делась, и я не была уверена, что Миса есть Кира-2. Мне не хватало выдержки.

Хотя… Этот холодок… И всё же, Миса не Лайт, и её я бы даже пнуть не решилась. Слишком она была хрупкой... да и красивой.

— Кто тут? — дрожащим голосом спросила Миса, как только двери за мною захлопнулись.

— Не бойся, — ответила я, развязывая ей глаза.

— А, это ты… — вздохнула Миса.

— Тебе тут плохо?

— Очень…

— Почему же ты не скажешь правды?

— Я не знаю, о чём вы… Я не понимаю, какой Кира? Какие убийства?

— Кира, убивающий всех, кто встанет у него на пути, будь то преступники, будь то полицейские, будь то… Любимые люди. Что ты знаешь о Кире?

— Ничего, не знаю я… Ничего.

— Миса? Я хочу поговорить с тобою как подружка с подружкой, да? Не надо врать мне.

— Но я не вру...

Я поглядела в ореховые глаза девушки, наполненные слезами. Я не чувствовала больше холода возле неё. Только эти слёзы, отчаяние и… Правда? Она не врала. Она не Кира. Я взяла в свои руки её маленькое личико и стала говорить:

— Миса, если ты не виновата, скажи, что ты тут делаешь?

— Я просто люблю Лайта! Просто люблю его.

— За что ты любишь его?

— За то… За то, что он просто есть…

Я удивлённо отвернулась от неё, она принялась плакать. Любит Лайта просто за то, что он есть? Любит Лайта и готова жертвовать, лишь бы его не посадили за решётку. Просто любит Лайта…

Нет… Нет-нет, тут что-то не то, пока Лайт не начнёт действовать хоть как-то, не стоит выпускать Мису. Холодок тот просто так не мог исчезнуть и появиться. Или может мне стоило наведаться к врачу? У меня паранойя? Шизофрения? Что это такое было?

— Как, как твоё имя? — спросила вдруг Миса.

— Юрико.

— Ты хорошая, Юрико. Выпусти меня, ты же видишь, что я…

— Пока не придёт Лайт, не придёт за тобой, я не могу тебя отпустить…

— А он придёт?

— Это тебе знать, а не мне…

— Ты такая, хорошая такая, Юрико…

— Я стараюсь не быть плохой.

Наступила тишина. Похоже, молчали не только мы в камере, но и те, кто наблюдал за нами в штабе. Чего вы все ждёте? Я поглядела на камеру, висевшую в углу, поглядела в упор.

— Юрико, пора выходить, — скомандовал мне Рюзаки.

Я не сдвинулась с места. Миса не заслуживала такого обращения, да и, тем более, чего он ждал? Тут победу одержала женская солидарность и несостоятельность твёрдого мнения о Мисе. Если даже Лайт и не придёт, что будет делать Эл? Вытащит Мису и станет героем в её объятиях или замучает до смерти?

Решено было встать на сторону Мисы в тот день. Я присела рядом с ней на холодный пол, обняв Мису за ноги.

— Юрико… — шептала Миса, но я не особо слушала.

Никто не пришёл за мной, чтобы забрать из камеры. Я поняла, что Рюзаки либо обиделся, либо понял, к чему я клоню. Да, я явно хотела завоевать доверие блондинки, пусть и таким странным способом.

Я рассуждала, сидя на холодном полу, а смогла бы я вот так пожертвовать собой ради любимого человека. Смогла бы я терпеть все недуги, истязания, всё, что бы ни делали со мной, лишь ради того, чтоб любимый был свободен. Ведь что там делает Лайт? Сидит и думает, как вызволить Мису или отдыхает и живёт, как и прежде? Что делает Лайт?

Я долго думала и пришла к выводу, что я бы смогла пожертвовать собой, не смотря ни на что. Могла бы отдать руку, ногу, жизнь — всё, что могло потребоваться для моего любимого. Но… Я не была уверена, что у меня есть такой человек, которому бы я всё это отдала. Я ошибалась на тот момент.

Такой человек был. Он пил кофе, смотря в экран, и наблюдал, как я засыпаю у ног Мисы, его грустные глаза не отрывались от нас.

Я уснула, Миса вскоре же вслед за мной. Мне ничего не снилось, зато я почувствовала, что в одних носках, блузке и брюках тут ужасно холодно. Это был не тот странный холодок Ягами Лайта или тот, который исходил от Мисы до некоторых пор. Это был просто настоящий холод непрогретого помещения.

Эл явно не потрудился занести в эту камеру обогреватель. Мисе-то было всё равно, она была укутана в тёплую материю и плюс в смирительную рубашку. Миса тихонько сопела, а я подрагивала от холода, что-то не давало мне просто встать и попросить Эл выпустить меня. Может, хоть какие-то капли гордости, у меня имеющиеся? А может… Не знаю даже что. Я просто молчала, дрожала и тяжело дышала в этой полудрёме.

Мне в глаза ударил приглушенный свет, какие-то шорохи, будто кто-то шаркал ногами. Но я не проснулась, лишь немного встрепенулась. Почувствовала, что меня взяли на руки, на такие тёплые, нежные руки и понесли. Я непроизвольно прижалась к груди этого человека. Он вдруг остановился и затаил дыхание. Его будто удивило то, что я вцепилась в его кофту ладонями и прижалась щекой к груди, причмокнув губами. Потом мы снова пошли. Не знаю, куда он нёс меня, но это было весьма приятно.

— Папа, я хочу спать в гамаке, отпусти… — заговорила какой-то бред я.

Нёсший меня усмехнулся и положил меня на кровать.

С утра я проснулась и увидела сидящего за компьютером Рюзаки.

— Кто это сделал?

— Что? — не поворачиваясь, отвечал Рюзаки.

— Принёс меня сюда.

Рюзаки обернулся и посмотрел на меня каким-то странным взглядом, будто он специально хотел, чтобы я утонула в его глазах. Я сама должна была ответить на свой вопрос.

— Ты хорошо поговорила с Мисой. Сегодня пришёл Лайт. Он сказал, что возможно, он и есть Кира.

— Чего?

— Да. Он арестован. Миса тоже под арестом, но её условия теперь более… упрощённые.

— Это радует. Но… Лайт?

— Да, он будет сидеть в камере, а я буду наблюдать за ним. Если убийства прекратятся, он и есть Кира. А если…

— Выходит, мой испытательный срок в комнате с камерами был ещё цветочками?

— Выходит, да.

— Ватари говорил, что у меня особое положение… Тогда я не понимала, что он говорит.

— А что же он говорил?

— Ну… Что ты меня меньше всего подозреваешь…

— Хм… — Эл переключил вид камеры Мисы на камеру Лайта. И снова я осталась без ответа, даже без намёка на какую-то конкретику.

Младший Ягами сидел в чёрном бадлоне [1] на единственной кровати. Больше в камере ничего не наблюдалось.

— Сколько ему там сидеть?

— Неделю точно.

Я подошла к Рюзаки и наклонилась к экрану. Хм, Лайт выглядел напряжённым. Я не могла сказать точно, кто он. Ничего я не могла сказать на тот момент. Я знала только, что Миса либо действительно невиновна, либо очень хорошо врёт. Очень прям профессионально.

— Рюзаки, там всё готово, тот дом, как ты и просил, — вдруг ворвался в комнату Аидзава.

— Да, спасибо. По прошествии недели заключения Лайта мы переезжаем. Тут небезопасно.

— Новый штаб?

— Да.

— А…

— Ты будешь там.

— Хорошо, — кивнула я и поспешила удалиться, так как в комнату ворвался Соитиро, весь на взводе.

С криками и негодованием он начал выяснять у детектива, какого чёрта Лайт в камере и что вообще происходит. Я решила не нарушать этой мужской разборки, в который раз расстраиваясь, что нам с Рюзаки так и не дают поговорить, как следует.

Примечания:

[1] — нечто среднее между свитером и фуфайкой, но из тонкой материи и с высоким воротом.

Ликовать надо было или плакать, я не понимала, но первую неделю заточения Лайта в камере убийств не произошло. Ни одного.

Люди спокойно вздыхали. Кира исчез. Ягами Соитиро нервно ходил по штабу, то и дело глядя на часы и слушая новости. Нет, ни одной смерти от сердечного приступа, ни одной смерти преступника.

Лайт молчал. Он просто сидел в камере и всё, Миса сидела в другой камере, уже не привязанная к креслу. Мацуда с жадностью пил кофе каждый час, Аидзава названивал своей жене, не узнала ли та что интересное. Нет, всё было тихо. Я, словно ошарашенная, сидела рядом с Рюзаки и жевала кусочек торта, только что привезённого Ватари.

Лайт — Кира? Я была права? Лайт и есть Кира? А Миса… Выходит, Кира-2? Нет, всё слишком легко, так не может быть. А ведь я так легко в это верила. И отвергала легко. Рюзаки несколько дней подряд сидел молча, никого не слушая, наблюдал за Лайтом. Наблюдения за Мисой и беседы с ней он полностью скинул на меня. Миса не вызывала у меня подозрений, так как холодка рядом с нею я не чувствовала, а в глазах у неё пылала искренность. К Лайту же Эл не подпускал никого.

Соитиро стал часто срываться, что меня очень беспокоило. Его сердце уже пережило один удар, и другого вряд ли бы оно выдержало. Поэтому я, как могла, старалась держать Соитиро в рамках, объясняя ему всё как можно мягче и доступнее.

Я лежала на диване и пила чай. В штабе подрёмывал Сюити, и где-то на кухне копался Ватари. Затишье, но только не у детектива. Эл опять был неотделим от экрана монитора, за которым находился Лайт. Мне ничего не оставалось, как хотя бы включить телевизор. Всё же хоть какое-то веселье, чем совсем ничего. Мультики, сериал, какая-то передача, тьфу ты. О, музыка! Вскоре и музыка мне наскучила, и я уже решила переключить канал, как вдруг передачу прервали на экстренный выпуск новостей.

— Рюзаки! — воскликнула я, чуть не грохнувшись с дивана.

— Смерть от сердечного приступа?

— Снова? — крикнул Сюити.

— Кира действует, — процедил Рюзаки, отключая монитор.

— Что ты?..

— Переезжаем на новую штаб-квартиру.

Так и сделали, собрали все вещи, аппаратуру, документы. Лайта и Мису под конвоем провели к машине. Вскоре мы были совсем в другом конце города возле новёхонького высотного здания.

— Твоя планировка? — спросила я, оглядывая вход.

— На девяносто пять процентов, — ответил Рюзаки, затаскивая коробки с документами. Наверное, он хотел пошутить.

Мы переехали в новый штаб. Он был куда удобнее и лучше прежнего и даже больше напоминал дом, просто уютный дом. Рюзаки поселился под самой крышей, которая имела площадку для вертолёта, да и крыша была прозрачной, что придавало комнате какой-то особый вид. Меня лично это наталкивало на романтику, из чего исходил детектив, я не понимала.

Соитиро успокоился, ведь убийства продолжались, значит, его сын был ни при чём. Но вот Эл не спешил так думать и придумал ну просто шокирующую вещь, которую я долго не могла принять.

— Юрико, ты не видела наручники, специально на заказ делали?

— С метровой цепью что ли?

— Да.

— Так вон они, на столе, а зачем такие?

— Теперь… — начал Рюзаки, добравшись до наручников, — я, — он нацепил себе на руку наручник, — и Лайт, — в комнату ввели Лайта, — будем, — Эл щёлкнул наручником на руке Лайта, — неразделимы.

— А? — немного ошалела я.

Лайт тоже был не особо рад такому раскладу, но ему пришлось смириться. Миса жила этажом ниже и постоянно бегала к Лайту, который сидел теперь с Рюзаки и обсуждал Киру. Мне становилось жутко одиноко. К моему удивлению, Миса скоротала моё одиночество своим присутствием.

Мы много разговаривали с Мисой, она учила меня позировать перед камерой, мило смеяться и делать маникюр. Миса казалась мне милой девушкой, несмотря на то, что её угораздило полюбить такого, как Лайт. Именно Миса всё то время, пока Эл и Лайт изучали друг друга, будучи закованными в наручники, радовала и развлекала меня. Я привыкла к этой блондинке.

Пока я общалась с Мисой, Лайт и Эл времени даром не теряли. Разрабатывали теории, пробовали изучить множество вариантов каждого из дел преступников. Эл не понизил процентное количество подозрений к Лайту. А Лайт же в свою очередь не намеревался так просто сдаваться и вёл себя горделиво, непринуждённо.

Но в один прекрасный день всё изменилось. В глазах Лайта что-то загорелось — жизнь, огонёк, и он заулыбался. Я вдруг почувствовала, что от него, что от Мисы, тепло. Никакого холода. Что это? Неужели мне просто чудилось, что Лайт весь такой из себя гордый и вообще зверь?

Лайт обнимал Мису, говорил ей комплименты, шутил с Рюзаки и улыбался мне. Что это такое творилось? Насторожило это не только меня, но и Рюзаки. В глазах Лайта вдруг появился огонёк, как и у его отца — Соитиро. Такой добрый и непринуждённый огонёк. Похоже, что Миса, что Лайт, они вдруг стали не совсем понимать, а что они, собственно, тут делают?

Однажды, таким вот тёплым вечером, Миса поднялась на этаж к Эл, и подсела к Лайту. Рюзаки что-то искал в Интернете. Как вдруг Мацуда и Сюити стали заносить что-то.

— Это чего? — спросила я.

— Синтезатор.

— Кому?

— Рюзаки сказал, что тебе.

— Мне? — удивилась я, поглядев на детектива.

— О, да-да. Думаю, ты не откажешь нам в игре?

— Да, Юрико, сыграй, пожалуйста! — начала хныкать Миса.

— Пожалуйста, — попросил Лайт, улыбаясь.

Отказать искренне улыбающемуся Лайту, Мисе и Рюзаки я не могла. На этот раз я играла те мелодии, которые успела выучить в больнице.

Мелодия о любви, о преданности. О вечном вопросе, почему же я люблю тебя. Такая игривая, в темпе. Нет спокойствия, тревоги и затишья. Есть один темп, быстрый, иногда сверхбыстрый, такой же, как и наши жизни, такой же, как и любовь, которая успевает пролететь незаметно.

Пока я играла, Миса впилась объятиями в руку Лайта, а тот о чём-то раздумывал, тут-то я и заметила некое смятение в его взгляде. Будто он начал что-то вспоминать, невесть что. Рюзаки же снова неотрывно слушал меня.

Что я пыталась сказать этой мелодией, я не знала, но я медленно, еле слышно начала напевать припев. Это была не только мелодия, но и песня. Медсестра оказалась девушкой продвинутой и изучала целиком песни. Рюзаки прищурил глаза и глядел на меня. Похоже, он вспомнил что-то и одобряюще кивал мне.

Миса вдруг схватила Лайта и меня за руку и закружила, Рюзаки ничего не оставалось, как тоже взять меня за руку. И вы скажете, это люди, которым уже двадцать лет? Рюзаки и того больше.

Тот день был ничем не примечателен, я сидела и попивала чай возле окна, махая изредка на камеру, тем самым подразнивая Мацуду и Соитиро. За журнальным столиком сидел Эл и Лайт, напротив них Миса, они обсуждали Киру.

— Знаешь, — жуя пирожное говорил Эл, — Лайт, я был твёрдо уверен, что ты и есть Кира… Но сейчас я очень растерян, что это не так. Но во время твоего заключения ты был Кирой, этого не стоит отрицать.

— То есть, ты хочешь сказать, что кто-то управлял мной и Мисой, так? И мы были Кирами не по своей воле? Так?

— Да, именно, — в голосе Рюзаки прозвучала нотка иронии, уловить её смогла только я.

— Расслабься, Рюзаки.

— Расслабиться? Хм, как, когда все тут подвергают жизнь опасности, ловя Киру.

Тут же раздался удар, и всё полетело к чертям! Миса завизжала. Я обернулась. Рюзаки схватился за подбородок, валяясь на полу, а Лайт кричал на него:

— Ты просто не хочешь смириться, что я не Кира.

— Мы можем пострадать ещё больше, если будем действовать активнее.

— Да и так пострадало столько невинных людей, — завопил Лайт, схватив Рюзаки за кофту и приподняв с пола.

Лайт рассуждает как… Точно не Лайт. Он что-то кричал о том, что Эл зря держал в заточении Мису и его и что Эл виноват в смертях товарищей. Рюзаки же ответил Лайту ударом в лицо. Они улетели на диван, свернув всё на своём пути. Миса визжала, я отвела её в сторону.

— Я человек, и мне свойственно ошибаться. Ты был Кирой, а Аманэ Миса вторым Кирой.

— Нет, ты просто не хочешь смириться! — упирался Лайт.

Драка продолжалась, пока не зазвонил телефон, я взяла трубку:

— Дай трубку Рюзаки, — завопил Мацуда, — у меня для него важное известие.

— Только не говори, что решил отвлечь его очередной приманкой о журнале Мисы?

Протяжное кряхтение в трубку.

— Я так и думала… — я положила трубку и с разбегу налетела на Рюзаки, мы втроем отлетели к стенке.

На лету я поймала кулак Лайта и, держа парней на расстоянии друг от друга, закричала:

— Какого чёрта тут происходит? Вы пытаетесь доказать то, что не докажете никогда, потому что каждый упёрт как баран!

Они вдруг успокоились и опустили глаза.

— Лайт, ты чего? Хотел помять бока Рюзаки и дело с концом? А ты чего? Старше всех тут и вытворяешь такое! — прикрикнула я на Эла.

— Юрико…

— Что Юрико? Так, — я потянулась в карман джинсов Рюзаки и достала ключи от наручников, отцепив их от руки детектива, подозвала Мису и прицепила к ней этот наручник, — Лайт и Миса БЕГОМ на этаж Мисы. Миса приводит Лайта в порядок. Я займусь Рюзаки.

Мису и Лайта как ветром сдуло. Я подошла к камере и отключила её, зная заведомо, что Мацуда и другие всё равно наблюдают сейчас за этажом Мисы и Лайта.

— Что ты делаешь? — спросил детектив, потирая ушибленную спину.

— А ты? У тебя шишки, у Лайта ушибы и ссадины, у Мисы шок!

— А у тебя?

— А у меня теперь задание привести драчливого детектива в порядок, — мягко ответила я, поднеся аптечку к Эл. На самом деле, сейчас я понимаю, что я испугалась до полусмерти, больше остальных, от этого и позволила себе такой дерзкий поступок со всеми последствиями.

Ссадина на лице, на брови, ещё ушиб на левой щеке, ох... Я обработала все ранки и заклеила лейкопластырем ссадину на брови детектива. Тот как-то странно и судорожно наблюдал за мной, не смея произнести и слова. Он будто хотел что-то сделать, но не решался.

— Ничего не болит больше? Спина, допустим? — спросила я, убрав аптечку. Меня потряхивало.

— Я… Знаешь…

— Что?

— Вот, я покажу… — он подозвал меня к себе.

Я наклонилась, в упор не увидев, что именно он хочет показать. На шее вроде нет ничего.

— Где? — спросила я, немного смеясь.

Но детектив мне не ответил, он приблизился к моему лицу.

— Рюзаки?

Рюзаки прервал меня, крепко прижав к себе. Я не поняла толком, что происходит, но я чувствовала, что мои губы были резко обожжены горячим дыханием детектива. Он поцеловал меня. И как бы я ни попыталась выбраться из его объятий, думаю, у меня бы этого не получилось. Да я и не пыталась выбраться. Я давно мечтала об этом моменте. Я давно мечтала о нём…

Проснулась я в полном смятении и в страхе остаться одной. Ну, да, так и получилось, я проснулась не на своей кровати и одна. Я оглянулась. Да, это была спальня Рюзаки, но никак не моя. Я взъерошила волосы на голове и приподнялась с кровати, но тут же улеглась обратно, прячась под одеяло, будто маленькая. Когда-то от любого шороха я пряталась под плед, то было в детстве, далёком и таком счастливом… А улеглась я, потому что кто-то открыл дверь, внося вперёд огромный поднос со сладостями. Неужели Ватари?

— Доброе утро, — поздоровался со мной Рюзаки, ставя поднос на кровать.

— Привет, Рюзаки… — покраснела я.

— Чего ты краснеешь? — он поцеловал меня в макушку и присел на краешек кровати, — Угощайся.

Я взяла угощение. Кофе, сладости и Рюзаки, что ещё нужно для счастья?

— Знаешь, спасибо тебе, — вдруг сказал Рюзаки, приложив большой палец к нижней губе.

— За что? — непонимающе спросила я, жуя конфету.

— За то, что просто есть. Я прекрасно себе представляю нашу работу без тебя, но… С тобой она куда лучше. Я…

— Что?

— Наверное, влюблён? — он озадачено посмотрел на меня.

— Я тоже… — я отвела глаза в сторону.

— В кого?

— Я в великого детектива Эл. А ты?

— В замечательную помощницу детектива, Юрико… Не могу утверждать точно, что за поток чувств испытываю. Но назову это влюблённостью. Договорились?

Он чмокнул меня в нос и встал. Уходя, он обернулся и сказал:

— Мы вышли на след нового Киры. Мне какое-то время придётся ещё посидеть в наручниках с Лайтом.

— Кто же Кира-3?

— Кто-то из «Ёцубы»…

Так и начались наши непростые отношения на новом уровне.

Спустя пару дней мы вдруг узнали неприятнейшую новость. Полиция отказалась от дела Киры, а это значит, что почти что все, кто был в штабе, встали перед выбором. Либо вернуться в полицию и отказаться от дела, либо остаться в штабе и подать в отставку на работе. Все предпочли остаться, но вот Сюити…

Сюити решил уйти от расследования. Соитиро долго убеждал его остаться, пока всё не дошло до скандала. Лайт и Эл сидели у компьютеров и рассуждали о «Ёцубе», пока Мацуда и Сюити кричали друг на друга.

— Вы считаете, я предатель? — негодовал Сюити.

Начался спор. Я была единственной девушкой в этой катавасии. Меня вконец достали эти перепалки, и я крикнула:

— Может быть, хватит уже? У Сюити семья и я не вижу причин держать его против воли!

— Спасибо, Юрико, — поблагодарил меня Аидзава.

— Рюзаки! — Мацуда посмотрел на детектива как на единственного спасителя, но Эл и носом не повёл.

— Удачи! — я обняла Сюити, и тот ушёл.

Так наша группа потихоньку распалась. Самые преданные делу остались. Мацуда, Соитиро, Лайт с Мисой, я, конечно же, Ватари и Эл никуда не делись. Я скучала иногда по Сюити, но останавливать его или возвращать казалось мне глупым. Он ушёл к любимым людям. А теперь я понимала, что такое любимый человек.

Я теперь реже краснела при Рюзаки, всё более привыкая к нему как к любимому человеку, а не просто как к начальнику или детективу. Ещё бы месяц назад я и представить не могла себе, что я буду так смотреть на него, а он будет отвечать мне на это. Поскольку пока он был связан с Лайтом наручниками, он не показывал мне явных чувств, но эти его записки под чашкой кофе сводили меня с ума. Одно слово, его корявым мелким почерком меня радовало: «Люблю», и этим всё сказано.

Мы убеждались, что кто-то из «Ёцубы» и есть Кира-3, так как всё больше стало умирать именно конкурентов этой компании, а не преступников. Все эти конкуренты были и преступниками, если так подумать, как и сами представители компании «Ёцуба». Все эти предприниматели дурили людей, наживаясь на глупости большинства.

— Я пойду в «Ёцубу» под прикрытием и узнаю, что они там делают! — гордо заявил однажды Мацуда.

— Мацу… — начала я, постучав по спине поперхнувшегося Рюзаки.

— Что не так?

Лайт усмехнулся.

— Что?

Тут я подумала, что Мацуда бы не произвёл впечатление «супер-детектива», и его ненавязчивое настроение не вызвало подозрений у «Ёцубовцев».

— А знаешь, — я погладила Рюзаки по спине, он всё ещё откашливался, — Мацу, это отличная идея.

Никто не стал перечить ни мне, ни Мацуде, да вот в успехе мало кто был уверен. Мацуда был внедрён в компанию. Но продержался он там недолго. Каким-то образом он решил «погеройствовать» и раскрыл себя. Эл тут же предпринял все возможные действия, чтобы выручить бедного Мацу. Я была в упадке сил, мне казалось, что всё, что бы ни происходило, во всём виновата именно я. Если Мацуда погибнет, я не прощу себе.

— Не стоит волноваться, — заверил меня Эл.

— Я не прощу себе… Нет.

— Он вернётся, — сказал мне твёрдо уверенный детектив, звоня кому-то по телефону.

Так и было, Эл устроил вечеринку для менеджеров «Ёцубы». Известие о смерти некого Тоты Мацуды повергла меня в шок, но когда он зашёл в штаб, я чуть не потеряла сознание.

— Мацу! — кинулась я ему на шею, — Ты жив!

Рюзаки лишь улыбнулся, отчитывая Мацуду.

Расследование продолжалось. За Лайтом и Мисой я не замечала никаких странностей, и Лайт становился всё более спокойным. Миса доставала меня вопросами о Рюзаки и моих с ним отношениях. Однажды я сказала Мисе ,что мне нравится Рюзаки. Я не стала говорить большего, что между нами было и есть. Попытки сосватать нас при всех не увенчивались успехом, Рюзаки всегда успевал пресечь пыл Мисы.

— Рюзаки… Слушай, а если мне попробовать пойти на собеседование в «Ёцубу»? — предложила я однажды, понимая, что действовать надо активнее, иначе мы так ничего не получим.

Детектив же не ответил мне. Он послал вместо меня Мису. Я была шокирована таким ходом. Он решил рискнуть Мисой, а не мной. Он… Он сохранил меня, но… Неужели… Неужели этот детектив любит меня?

К моему удивлению у Мисы всё выходит, и Лайт относится к этому более спокойно, чем по началу. Его просто никто не спрашивал, стоит ли посылать Мису на такую опасную операцию. Я связывалась с Мисой как «близкая подруга» и та шифровками и другими способами справляла мне информацию. Таким образом, «Ёцубу» удалось прижать к стенке. Все стало на свои места. Кира-3 был именно там.

Мы получили странную вещь, упакованную тетрадь, ничем не примечательную и ужасно отталкивающую. Я почувствовала тот самый холод снова.

— «Тетрадь смерти», стало быть? — рассматривал тетрадь Эл.

— Что же это?

Все мы принялись изучать правила, написанные в этой тетради.

— Боги смерти? — я удивлённо посмотрела по сторонам и даже не заметила, как Лайт прикоснулся к тетради.

Вдруг я отпрянула от него. Этот холод! Глаза Лайта блеснули, он снова стал тем Лайтом, которого я знала раньше. Ни жизни в глазах, ничего, лишь этот холод.

— Тринадцать дней… Хм… — Эл всё ещё изучал правило о тринадцати днях.

Каждые тринадцать дней владелец тетради должен был вписывать имя. Лайт хитро посматривал на Рюзаки, отчего мне становилось не по себе.

— Мы изучим тетрадку досконально… И проверим в действии. Да, так и сделаем.

Мису отпустили, Лайт был «раскован», его освободили от наручников. Мне всё это слишком уж не нравилось. Этот холод возле Лайта… Он был снова. Мне не чудилось и не казалось.

Я понимала, что Лайт и есть Кира. Но… Доказать? Он был Кирой… Потом стал Лайтом. Теперь же тетрадь вернулась, и он как-то снова стал Кирой. Этот взгляд. Эти действия. Однажды я поймала Мису в коридоре и почувствовала от неё тот же холод, как и когда-то давно. Я напоила Мису снотворным и принялась за такое действие, за которое бы меня посчитали сумасшедшей, не больше и не меньше того.

— Я не вижу тебя, но я как-то чувствую. Мне холодно от тебя. Может, есть что-то такое неестественное для науки? Если ты существуешь, может, есть те, кто вас чувствует или видит? Как Миса с тобой общается? Ты Бог смерти Мисы? — я оглядывалась во все стороны, пока Миса сопела на диване. Мне никто не ответил, — С Мисой всё будет хорошо, она просто спит. Я не знаю... Холод то был, то пропал… Теперь он снова тут. Ты тут. Лайт — Кира, не так ли? Знаешь… Ты, видно, по пятам ходишь за Мисой, да? Миса любит Лайта, а Лайт… Ты думаешь, он любит Мису? Лайт — да, думаю, любил бы. Но тот, кто сейчас где-то в штабе хитро смотрит на того, кого я люблю больше жизни, — это не Лайт. Понимаешь? Вы, Боги смерти, понимаете наш язык? Кстати, Рюзаки говорил, вы любите яблоки… — я положила яблоко на стол, — Если слышишь меня, откуси.

Я затаила дыхание, но ничего не произошло.

— Чувствую, что-то нехорошее надвигается. Эта тетрадь не приведёт к положительному исходу… Миса, она милая, но ослеплена любовью к Лайту. Он использует её, не кажется ли тебе? Он любил её то время, пока мы расследовали дело «Ёцубы». Но как появилась тетрадь… Он стал таким же, как и был. Самоуверенным ублюдком. Бог смерти? Ты не считаешь? Миса же всё сделает ради Лайта, но достоин ли Лайт? Ты можешь любить, Бог смерти? А? Можешь?

Ответа не последовало.

— А я могу. Знаешь, я очень люблю этого… Этого Рюзаки. Этого детектива. Он против Киры. Да, если Лайт — Кира, он против Лайта. А Миса за Лайта… А ты за Мису. Вы против меня и Рюзаки, да? Но мы не против Мисы… Миса будет жить, слышишь? Но не забирайте у меня Рюзаки. Убейте меня, а? Убьёте меня — Рюзаки успокоится, обещаю. Но не убивайте его. Я люблю его… За то, что он просто есть.

Я уже собралась уходить, как вдруг услышала хруст. Кусочка от яблока не было. Я кивнула. Бог смерти понял и ответил мне. Я, правда, не понимала, что мне ответили, но я знала, что нужно приготовиться к худшему. Я побежала к Рюзаки, куда же мне ещё было бежать. Он встретил меня объятиями и спросил:

— Чего ты такая?

— Ягами Лайт — Кира.

— Я знаю.

— Ты весь мокрый, стоял под дождём опять?

— Я и Лайт стояли… Я понял, что он… Он не друг…

— Рюзаки, — я прижалась к нему, знала, что он очень хотел считать Лайта другом.

— Он Кира.

— Миса — Кира-2.

— Да…

— Что нам делать?

— У меня есть план. Но… Я не знаю, сработает ли он. Завтра… Скорее всего завтра, узнаем.

— Что ты имеешь в виду?

— Послушай, чтобы завтра ни случилось, ты должна жить, поняла меня?

— Что, о чём ты?

— У меня есть приемники в «Вамми-хаус». Ты должна сберечь их, если не будет меня.

— Эл!

Но детектив не дал мне ничего сказать, поцеловав.

Завтра решалось всё, завтра или никогда больше. Если Лайт Кира, он уже придумал, как убрать Рюзаки. Я только могла молиться на то, что Бог смерти Мисы понял меня правильно, и что план Рюзаки сработает… Иначе я не знала, что делать. Мы были близки к разгадке, но разгадка постоянно убегала от нас. От нас, двух обычных людей, которым посчастливилось найти друг друга в такое опасное время. Он не хотел терять меня, а я не хотела терять его. И всё же Рюзаки был смышленее меня и готов был рисковать собой, не спросив меня.

Я всю ночь проворочалась в постели, не зная, как бы лучше заставить себя успокоиться. Я разговаривала с Богом смерти, как так? Что это было? Обман зрения и разума или, действительно, кто-то невидимый мне ответил, надкусив яблоко. Боги смерти любят яблоки? А почему именно яблоки?.. Всё сходится: Ягами Лайт — Кира. К чему бы ему постоянно носить с собой яблоки в университете, складывать их рядышком с собой, а потом просто относить огрызки к урне? Не думаю, что он так уж слишком любил яблоки.

Вот я любила яблоки, когда-то в детстве папа постоянно покупал мне связки красных спелых яблок. Пока однажды я не получила яблоком по лбу и не отключилась на некоторое время в школе. Я почему-то мешала одному мальчишке, и он решил бомбардировать меня увесистыми яблоками. С тех пор я перестала есть яблоки.

Почему же Боги смерти едят только их? Зачем Лайт затеял эту игру, которая вела к странным выводам? Если Лайт — Кира … Выходит, он убил Лэнса? Выходит, Соитиро расследует деяния собственного сына, который водит всех вокруг пальца? Лайт убил Лэнса, убил того парня возле университета… Убил Тоби? Лайт убил Тоби, и даже не задумался, что это мой брат. Он наверняка не знал этого, ведь информацию о моей семье знали лишь те, кто был у расследования с самого моего прихода в штаб. Лайт был допущен к расследованию позже. Или… Лайт знал и просто решил задеть меня за больное? Лишить меня всего родного и любимого? Чёртов Лайт! Как доказать этот факт остальным? Только проверить тетрадь. Но кто будет проверять тетрадь?

— Почему не спишь? — спросил меня голос за ширмой.

— Ты всё это время сидел на балконе?

— Да.

— Для чего?

— Послушай, Юрико… Скоро наша история подойдёт к развязке. Моя и Киры. Но не Киры и его бесчинств. Мне нужен человек, который сможет двигать дело вперёд, несмотря ни на что.

— Ватари?

— Нет, ты.

— Рюзаки!

— Слушай, — детектив сел на колени перед моей кроватью, взяв меня за руки, — Мои инициалы. Эл Эл, понимаешь? Эл Лавлиет, вот кто я.

— Лавлиет?

— Да, Рюзаки — лишь маска… Что бы ни случилось… Я дам тебе кое-что. Не сейчас, но скоро. Там будет всё, что нужно. Ты передашь моим преемникам. Нейт Ривер и Михаэль Кель, запомнила?

— Рюзаки, о чём ты? — не понимала я, но детектив даже не обращал внимания на моё недоумение, он продолжал.

— … они мои преемники, два подающих надежды детектива в будущем, я думаю, они смогут выбиться в люди, стать лучше, чем я. У Михаэля есть друг, Мэил, думаю, тебе придётся следить за ними тремя. Я бы хотел, чтобы они работали вместе, если вдруг что, но… Как получится. Михаэль — натура вспыльчивая. Следи за ними, я не хочу, чтобы они пали от рук Киры, как это было с парнем, по кличке Лэнс, с Тобиасом. Тоби был не глупым парнем и что-то знал, мне кажется, о Кире, как и Мисора, как и Рей. Все пали от Киры, все были близки тебе. Я знал Мисору. Мы вместе с ней расследовали дела «Б. Б».

— Выходит, ты думаешь…

— Следующий у Киры я.

— Нет!

— Я знаю, что тебе нелегко что-то сейчас осознавать и делать, слушать, не хочется ни о чём думать, но… Ты не слабее Мисоры, отнесись серьёзно. Я хочу, чтобы ты помогала и стала ангелом-хранителем для моих приемников — вот что главное. Я обещал забрать их из приюта, но если вдруг я не смогу этого сделать, дело Киры я передам им. Они ещё мальчишки, им нужна будет помощь. Помоги им. Обещаешь?

— Да-да, Эл… Обещаю, — смиренно кивнула я, понимая, что спорить с ним бесполезно.

— Двое ли, трое их будет, вместе или раздельно, они будут работать, я хочу, чтобы ты сохранила им жизни. И себе тоже.

— А ты?

— Жертвы превозносятся во благо.

— Жертв уж слишком много, — сказала я и обвила шею Рюзаки руками.

Не знаю как, но как-то я смогла уснуть или я не сама заснула. В общем, проснулась я уже довольно-таки в позднее время, около обеда. За окном стояла погода странная, не тёплая, а холодная, плаксивая, моросил дождик.

Я с трудом вспоминала, что было вчера, что было ночью, и, схватившись за голову, медленно прошла в комнату. Рюзаки сидел и сосредоточенно смотрел в мониторы, перед ним лежала «Тетрадь смерти». Вокруг него собрались все, среди них был и Лайт.

Мимо меня прошёл Ватари, предлагая таблетку от головной боли.

— Спасибо, Ватари, — я с превеликим удовольствием приняла стакан воды и таблетку из рук пожилого помощника детектива.

Ватари грустно вздохнул и поплёлся в комнату наблюдения за файлами, доступ к которой был только у него и у Эл.

Встретили меня все молча, кивая, были заняты изучением тетрадки и способами её проверки. Было выдвинуто множество решений, но Эл будто не слушал. Витал где-то в своих мыслях, не задумываясь, что ему говорят другие.

Я хотела прикоснуться к нему, сказать что-то, но не могла. С опаской смотрела на Лайта, а его холодок где-то сбоку обжигал мне правое плечо.

— Мы проверим тетрадку, — вдруг проговорил Эл.

Лайт яростно глянул на детектива, я заметила этот взгляд. Да, Лайт стал тем, кем был. Что с ним было до этого, непонятно. Притворялся или?..

— Что? Но как же правило про тринадцать дней? — забеспокоился Мацуда.

— Кто будет вписывать имя? И… Чьё имя? — начал спрашивать Соитиро, глядя на сына, будто тот точно знал ответ.

— Договоримся с преступником, приговорённым к смертной казни. Это не проблема, я уже обо всём позаботился.

— Рюзаки, но это же…

Мацуда что-то говорил детективу, Соитиро кивал, добавлял свои фразы, Лайт взирал со стороны. А я с жадностью смотрела на тетрадь. Время будто замедлилось, я не понимала, что и где именно происходит. Звуки почему-то становились дальше, а голоса тише, в глазах мутнело понемногу.

Что за таблетку дал мне Ватари? Или мне просто плохо, переутомление? Опять? Что это?

— Слушай, Юрико, как ты считаешь, я бы… — обратился ко мне Мацуда, но я слышала его вполголоса, будто он шептал, а не говорил.

И шептал всё тише и тише…

— Что? Я…

— Юрико, с тобой всё нормально? — поинтересовался Рюзаки.

— Я, это… — я потянулась за бокалом воды, выпив, мне полегчало, — Просто недомогание.

— Так вот, Юрико, как ты считаешь, не бред ли всё это? — спросил меня Мацуда.

— Хм, я думаю… — я вдруг замолчала, обдумывая, а что бы сказать, — думаю… Думаю, что это… Не совсем бред. Боги смерти… Странно, возможно ли такое? Как они выглядят, откуда они? Не знаю. Не уверена. Но вот в человеческой глупости я уверена. В глупости Киры. Он что думает, избавившись от преступников, он… сделает мир лучше? Ну, так найдутся другие преступники! Найдутся крысы, которые будут травить мир. Без зла не будет добра. Это утопия. Глупо считать, что идеальный мир возможен. Нет. Невозможен.

Все выслушали меня молча, я уселась на стул, рядом с Рюзаки, для вида уставилась в экран монитора, явно не понимая, что я там пытаюсь высмотреть.

— Как же идеализация добра? Что добро должно побеждать зло? — спросил меня Лайт.

— А разве Кира сделал доброе дело, убив столько людей. Забрав их жизни, что он сказал? Сказал, что преступлений не будет? Нет, он ничего не сказал. Забирая жизни, мы лишь угрожаем другим, заставляем бояться, а не уважать. Кто искренне уважает Киру, тот такой же сумасшедший, как и он.

— Ты не права.

— А кто прав, Лайт?

Мы вступили в спор с Лайтом. Рюзаки сидел молча, щёлкая по клавишам. Мацуда уже забеспокоился о нашем споре, как вдруг свет в комнате потух.

— Что за чёрт? — Соитиро пытался нащупать выключатель.

— Эл? — прошептала я.

— Не бойся, — шепнул он мне в ответ.

— Что такое? Где Вы, Соитиро? — Мацуда пытался на ощупь определить, где его начальник.

Свет исходил лишь от экранов монитора. Эл сидел неподвижно, с тревогой смотря на монитор, с пустым взглядом, лишенным цели. Он взял меня за руку и что-то вложил в неё.

— Эл, я…

Эл приложил указательный палец к губам, показав мне, что слов не нужно. Он просто взглянул на меня взглядом полным любви и в то же время отчаяния, странного отчаяния, похожего на сожаление, на боль. Такого взгляда я ещё не наблюдала никогда в жизни. Его глаза, такие глубокие, такие красивые были полны грусти, печали и любви. Лишь любовь делала его грусть светлой.

Я сжала в руке то, что Рюзаки вложил мне в ладонь, и улыбнулась детективу. Он улыбнулся мне в ответ. Вдруг все экраны потухли, свет включился. Экраны же все показали одно: «Файлы удалены».

— С Ватари беда, я приказал ему удалить всю базу, если вдруг что случится!

— Ватари, — воскликнула я, понимая, что с ним могла быть за беда.

Я подскочила, но резко упала на колени, меня схватила колкая боль в сердце. Кто-то будто взял моё сердце в ладонь и сжимал, что было мощи, лишь бы я корчилась от боли.

— Юрико!

— Что с тобой?

Все кричали, били меня по щекам. Но я не могла реагировать. Моё сердце охватила резкая боль, которая и не собиралась отходить.

Рюзаки что-то кричал мне, схватив меня за руку. Вдруг он тоже скорчился от боли, такой же, видимо, как и я.

— Рюзаки?!

— Где Бог смерти? — единственное, что смог выдавить из себя Эл.

Больше детектив не слышал ничего, он что-то немо прошептал мне губами и свалился на пол вместе со мной.

Звуки, запахи, эмоции — всё отходило на второй план. Биение сердца сокращалось, как у меня, так и у Эл. Он грустно смотрел на меня, а я даже не успела сказать ему что-то в ответ.

Мои глаза закрылись. Наступила тьма. Затишье. Бездна, бесконечная и холодная.

Звуки смешались с картинками, картинки же превращались в непонятные яркие пятна, какие-то отдельные фразы влетали в одно ухо и вылетали из другого, что-то билось, что-то кололо где-то в области сердца, в области рук. Казалось, кости скрипели, мышцы были настолько напряжены, что двинься ты, и они просто порвутся под напором невесть чего.

Сколько прошло времени? Минута? Час? День? Год? Я не знала, но понимание того, что это точно не смерть, уже успело сформироваться. Это было что-то больнее и неприятнее смерти, что-то такое странное, на грани жизни и смерти, на грани понимания реального и нереального. Вот ведь уже видишь этот свет, последний, который приведёт тебя в мир вечной тишины, и вдруг оттягивают за волосы назад, ты же сопротивляешься, ты хочешь туда, к свету.

НЕТ! Тебя упорно тянут назад, ты цепляешься за всё, что только можно, но нет же. Те, кто тянет, сильнее. Они точно знают, как тебя вытащить и делают это. И чем упорнее они тебя оттаскивают, тем ты больше убеждаешься, что не хочешь к этому свету. Так было и со мной. Постепенно резкие боли в сердце отходили и свет становился уже настоящим, тем самым, от лампы.

Я долго не могла открыть глаза, хотя сознание моё вернулось. Я могла думать, рассуждать, говорить сама с собой. Значит, я жива. Это не может быть обманом. Смерть была бы иной, это точно. Я бы не мучилась от таких болей, я бы могла открыть глаза. Я жива. Меня убил не Бог смерти? Меня убил…

Стоп, меня тогда никто не убил? А что же это было? Боль в сердце, падение на пол, тишина и тьма?

Моё имя не было записано в тетрадь? В какую тетрадь, она же была на столе у Рюзаки… Значит, есть ещё одна?

Стоп, бред! Ведь я жива. А Рюзаки? Где он? Где мы? Что произошло?

Я с трудом открыла глаза. Картинка формировалась около пяти-десяти минут, я различила перед собой чьи-то лица. Я не понимала, кто это, и просто невинно хлопала ресничками.

— Откачали, — вздохнула женщина справа от меня, снимая очки и протирая их. — Я уж думала, всё!

— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал ей мужчина слева от меня, — Как Вы? — спросил он, обратившись ко мне.

Я попыталась что-то сказать, но не могла. Губы не слушались меня. Да и глаза пока что кое-как привыкали ко всему происходящему.

— Не лезь к ней, Роджер. Пока не пройдёт шок и действие препарата, она ещё не сможет нормально ответить тебе. Самое противное то, что сознание работает на всю мощь и даже лучше, а вот остальное всё… Тело, манипуляция телом — приходится ждать. Благо, мы успели вовремя откачать её. Я думала, всё будет легче. Я же предупреждала, не пичкаться так этим препаратом!

Я непонимающе глядела на них, но они не обращали на меня никакого внимания. Что-то говорили, спорили, кричали.

— Доктор Браун! — вдруг влетел в комнату медбрат, — Скорее к нам, у нас никак не получается его откачать! Он почти умер!

— Чёрт! — женщина быстро выбежала вслед за парнем.

Кто-то кольнул меня в руку, я почувствовала, как глаза медленно закрываются. Наступил сон. Этот «кто-то» вколол мне снотворное; было не до меня в тот момент.

Как я потом поняла, находилась я в маленькой комнате, оборудованной под больничную палату, подключенная к капельнице, которая, собственно, и держала меня в сознании на тот момент. Сама бы я не проснулась, как объясняли мне врачи.

Не знаю, сколько я проспала, но проснувшись, я увидела перед собой того мужчину, которого, как я понимала, зовут Роджер, и ту женщину, доктора Браун, судя по всему.

— Ну, очухалась, милочка? — спросила меня докторша немного грубо.

— Угу, — пробубнила я, губы всё ещё плохо слушались.

— Как Вы? — спросил Роджер заботливо.

— Да плохо, что ты спрашиваешь, чёрт возьми! Ты понимаешь, как вообще можно было напичкаться! Вот как? — женщина посмотрела на меня с презрением, — На тебя этот препарат вдвойне пагубно повлиял, сразу же плохо стало, не так ли?

— Что?

— Тошнота, головокружение, боли в голове, а?

Я вспомнила, Ватари давал мне таблетку…

— Да.

— Ну вот, что и требовалось доказать. Зачем же ты так переусердствовала, столько напичкала в себя?

— Я не пичкала ничего! — губы уже слушались меня в полной мере, и эта женщина меня начинала раздражать.

— Отстаньте от неё.

— Как так, отстаньте? Да ты понимаешь, дурья твоя башка, что она б не одна умерла!

— Что? — не понял Рождер.

— Этот препарат убил бы и её, и того, кого она носит внутри себя.

Я ужаснулась. О чём она?

— Ты беременна, девочка моя. И решила сыграть в смерть? Ты совсем ошалела, что ли? И этот… Гениальный детектив? Ширнул себя так, что аж откачать не можем. Взялись бы за него первого, думаю, уже бы бегал. Но я не могла беременную девушку оставить на потом. Она б не дожила. Поэтому жертвовать пришлось вашим детективом. Ох… Не знаю… — доктор вышла.

— Стойте! — крикнула я вслед ей, но та не вернулась.

— Я Роджер Рувье, директор «Вамми-хаус». Вы?

— Юрико…

— Мы же прекрасно знаем, что это не так.

— Значит, Вы знаете, кто я, Роджер. Где Рюзаки?

— Эл? Он в соседней с Вами палате. Но… Он не в состоянии что-либо сейчас сказать.

— Он жив?

— Хотелось бы верить.

— Что Вы имеете в виду?

— Я не знаю, я не знаю. Будем надеяться, что жив.

— Как мы тут оказались, что произошло?

— Я и сам точно не знаю. Эл сказал, Вы будете всё знать, у Вас будет необходимая информация по делу Киры, но… Вы сами решите, когда её вручить наследникам Эл. Михаэль и Нейт, Вы в курсе?

— Да.

— Как только Вы придёте в себя, я сопровожу Вас до мальчишек.

— А как же Эл?

Роджер грустно поглядел на закрытое шторами окошко.

— Роджер?

— Знаете, я бы советовал Вам сконцентрироваться на наследниках и на Вашем… Ребёнке.

— Но…

— Мы сделаем всё, чтобы Эл был снова в деле. Но Вы не должны зацикливаться на нём. Он бы и сам Вам это сказал. Да он и говорил, наверняка. Тем более, такая ситуация. Это его ребёнок?

Я немного помолчала и с глазами, полными слёз, ответила:

— Да.

— Тогда тем более. Он был бы рад, если бы Вы сохранили ему прямого кровного наследника. Не переживайте.

— Вытащите его!

— Мы будем стараться, — пообещал Роджер, — Выздоравливайте. Я отправлю к Вам помощницу, у Вас теперь особый режим и период жизни…

Роджер вышел, оставив меня одну.

Выходит… Я беременна? Так вот неожиданно я стану мамой? Что за препарат? Что произошло там, в штабе?

Это Рюзаки. Это он придумал и сделал. Скорее всего, он инсценировал наши смерти, дабы запутать Лайта. Лайт будет думать, что это он убил нас или его Бог смерти. А может, Бог смерти Мисы? Дело не в этом, а в том, что для Лайта мы мертвы. Но я жива.

Где Эл, мне никто не говорил. Никто не отвечал на мои вопросы, меня не подпускали к соседней палате. Мне казалось, меня просто обманывали, и Эл мёртв. Но я упорно отказывалась в это верить.

Воспитывать ребёнка без отца я не желала. Хотя… В любом случае, выхода у меня не оставалось.

Спустя три дня Роджер объявил мне, что я могу присутствовать на похоронах Ватари. Ватари умер, действительно и бесповоротно. Его убил Бог смерти, судя по всему. Сердечный приступ, и Ватари не стало.

Как мне рассказали, он был основателем «Вамми-хаус», первым директором и финансирующим. Эл был одним из первых его воспитанников. Поэтому, видимо, и стал самым любимым. Будто сыном.

На похоронах присутствовало всего четыре человека. Я, Роджер и две женщины. Одна из них была девушкой лет двадцати пяти. Вторая женщиной пожилого возраста. Они не плакали, они не говорили. Просто стояли у могилы, молча взирая на погребение.

Какие это были похороны в моей жизни, я уже не считала. Но допустить ещё одни, чтобы я снова хоронила своего любимого человека, я не могла.

Прошла неделя, две, три. А может, и больше, я не знала. Я лишь попросила об одном, чтобы мои родители были не извещены, что я якобы умерла.

Но Эл, оказывается, и об этом позаботился. Моя семья резко исчезла из поля зрения в городе. Где они были, мне не сказали, но ручались, что всё с ними чудесно, и никто к ним лезть не будет. Эл наверняка посвятил моего отца в свои планы.

Пока детектив не придёт в себя, я не имела права покидать «Вамми-хаус». Пока все его преемники не достигнут совершеннолетия, я не могла уехать. И это тоже предписал мне Эл, оставив все эти бумаги Роджеру. Мой любимый детектив обдумал всё ещё заранее, на тот момент, когда я и не задумывалась, что всё может быть так.

Как мне сообщали, а сообщали мне многое, Лайт стал вторым Эл. Взял дело в свои руки, полиция отказывалась вести все дела по Кире. Означало это одно: дело о Кире не будет закрыто никогда. Так как за делом о раскрытии массового убийцы стоял этот самый убийца. Кира пытался поймать самого себя. Абсурдно, но хитро. Он избавился от нас и получил в свои руки всё, что хотел.

От своей сиделки я услышала, что Лайт стал жить с Мисой. Ублюдок, да как он может жить и ликовать, когда меня даже не подпускают к самому моему любимому человеку, не говорят, жив ли он… Лайт забрал у нас всё, а сам остался там, с другой стороны ограды «Вамми-хаус». Мне же тут предстояло быть довольно долго. Я не знала сколько. Но бросать это дело я не собиралась, ни за что.

Когда я уже уверенно стояла на ногах, Роджер решил познакомить меня с преемниками Эл. Оказывается, пока был жив Ватари, он позволял им ездить к детективу. Им зачем-то объявили, что Эл мёртв. Я была в ярости, я хотела совершенно с другим подходом объявить о себе ребятам. А теперь всё выглядело до боли глупо.

Эл будто прислал свою «собачку-ищейку», дети бы не были этому рады, зная, что их наставника больше нет. И всё же, мне ничего не оставалось, как идти за Роджером, скрипя зубами от злости.

Никогда не забуду тот момент, когда меня завели в комнату, светлую, такую яркую, красочную, с огромными окнами, и в ней сидели три этих парнишки. Три таких разных, но вместе. Двое сидели за столом, один вдали от них, на полу, собирал домик из кубиков. Они все резко обернулись, услышав шаги. Я сразу узнала двоих за столом. Это были Мелло и Мэтт. Кто же знал, что они воспитанники «Вамми»? Как они оказывались на улице? Можно было лишь догадываться. Сбегали или их отпускали? В любом случае, как я понимала, они были в наказании, потому что на их рубашках был нашит какой-то особый знак, которого у Нейта не было. Рыжий мальчишка с приставкой в руках широко улыбался мне, убирая с глаз очки для плавания, на макушку. Очки же снова предательски сползали. Блондин осмотрел меня и, узнав, улыбнулся так же, как и его друг. На столе лежала разломанная напополам шоколадка. Маленький, хрупенький мальчик со светлыми волосами посмотрел на меня своими миндалевидными глазками. Он встал с пола и помахал нам. Он был самым загадочным из этой троицы, самым непонятным.

— Ребята, здравствуйте, это Юрико, теперь она ваш Эл, — Роджер быстренько вышел, будто боялся, что Мелло сейчас запулит в него чем-то тяжёлым.

— Привет, Мэтт, Мелло! Нейт?

— Ниа, можно и Нейт. Вы?

— Юрико, — улыбнулась я.

— Привет! — поздоровались хором Мелло и Мэтт.

— Его правда больше нет? — спросил грустно Ниа.

— Есть мы, мы впятером… — я подозвала к себе мальчишек.

— Впятером? — удивился Мэтт.

— Ну, да, — загадочно заулыбалась я, — а Лавлиет, — он всегда с нами, шестой. Где бы он ни был.

Мальчики будто поняли и обняли меня, я почувствовала такую свободу и такое счастье. Три биения сердца рядом со мной задавали какой-то ритм, особый.

Почему же три? Четыре биения… Увидев этих мальчишек, я поняла, что не буду в силах бросить их.

Прошло полтора года, тяжёлых, зверских, бессонных и далёких от дома полтора года. Я добилась, чтобы меня впускали в палату к Эл, но лучше бы мне туда совсем не попадать. Почти что бездыханное тело, недвижимое и очень бледное, лежало в палате, подключенное к аппаратам, капельницам. Пищал измеритель пульса, хотя пульс-то был еле ощутимый.

От Эл нельзя было добиться ничего, он не слышал, не открывал глаз, не реагировал ни на что. Просто существовал. Как говорила доктор Браун, он впал в глубокую кому, и никто не знает, творится ли там что-то в его сознании или он просто лежит при смерти. Его нельзя было выволочь. Ни массаж сердца, ни уколы не помогали вернуть его к жизни. Он был жив, но на волоске от смерти.

Отключи все аппараты — и он бы сразу погиб. Это как растение, постепенно увядающее ещё больше. Я не могла смотреть на любимого человека в таком состоянии, но два раза в неделю я дежурила у него в палате. Это были самые ужасные дни в недели.

Я держала Рюзаки за руку, его холодную руку, в которой жизнь вообще не прослеживалась. Иногда слушала биение сердца детектива, такое медленное, казалось, что каждый удар отдаётся с болью по всему телу моего бедного Рюзаки. Я требовала у врачей хоть какого-то объяснения, но они всё таили, якобы врачебная тайна.

Название препарата, который Рюзаки вколол себе и мне, так и не было сказано. Этот препарат был настолько запрещён или секретен, что мне оставалось лишь догадываться о его стоимости и затратах Ватари.

Детектив не приходил в себя уже полтора года. За это время произошло мало событий. И лишь одно действительно яркое. У меня родился ребёнок. В середине июля Мелло истошно завопил на весь приют, испугавшись моего бессознательного состояния.

Препарат дал о себе знать, и роды проходили очень тяжело. Но ребёнок родился здоровым, а вот мне пришлось потом около двух месяцев ковылять при помощи Ниа и Мэтта, поскольку я растянула себе все мышцы из-за столь сильного напряжения. У меня родился сын, чудесный мальчик — полнейшая копия Рюзаки.

Роджер перестал смотреть на меня с подозрением, поскольку оспаривать схожесть Рюзаки и новорождённого малыша было невозможно. У малыша было лишь одно отличие от Рюзаки — цвет глаз. Глаза были полностью моими. Мой цвет, мой разрез, мой взгляд. Посоветовавшись со своими близкими — а ими оказались, конечно же, преемники Эл, — мы решили назвать малыша Майклом. Почему? Да просто наугад. Просто так, потому что решал не кто-то там, а решали мы. Мы, такие разные, но такие близкие по духу.

Таким образом, нас стало пятеро. Я не говорила мальчишкам о деле Киры, не говорила о том, что под приютом находятся палата, где лежит их Эл, их любимый Эл, и что он, возможно, будет жить. Мне было тяжко носить этот груз в себе, и всё же я не решалась говорить им. Они были ещё малы, не готовы к битве с Лайтом, этим самым Лайтом, от которого шёл холодок откуда-то сбоку.

Мальчишки очень полюбили меня и вскоре так же привязались к Майклу. Больше всех его полюбил Ниа. Он постоянно сидел с малышом, читал ему сказки, учил играть. Меньше всех подходил к ребёнку Мелло. Он казался мне диким на момент, когда я предлагала ему подержать ребёнка. Он будто боялся оплошать, сделать что-то не так. Он и сам знал, что дичится в такие моменты. Он ревновал. Меня к моему же ребёнку? Да, он ревновал. И я его прекрасно понимала.

Ребёнок как-то сплотил Мэтта и Ниа, Мэтт чаще проводил время за книжками, со светленьким Ниа и моим малышом, нежели за шалостями Мелло. И это раздражало блондина с арийскими корнями.

Однажды я решила прекратить эту немую войну между мальчишками и просто на некоторое время исчезла. Вместе с ребёнком, естественно. Прошёл месяц, и Мелло сам пришёл просить извинений. Мне ничего не оставалось, как обнять его и простить.

И что же я почувствовала? Мелло разрыдался у меня на плече. Не настолько он был младше меня, чтобы я жалела его как малыша, но мне было жалко его. Он жаловался на жизнь, на свой характер, на смерть Эл. Он скучал по Рюзаки, как и я. Мелло не хотел, чтобы кто-то видел его слёзы. Никто и не увидел. А я просто молча гладила его по голове, не зная, что и говорить.

Как вдруг кто-то дёрнул Мелло за штанину, парень обернулся. Это был Майкл. Он улыбался в точности как Рюзаки. Майкл стал теребить штанину Мелло. Тот в шоке прижался ко мне, смотря и будто спрашивая, что дальше? Я пожала плечами, давая возможность Мелло самому определиться, что же делать. И он взял малыша на руки, и вдруг успокоился. Он говорил ему что-то о Рюзаки, о том, какой его отец был хороший. И он засмеялся. С тех пор Мелло втайне от меня стал кормить малыша шоколадом. Мне иногда докладывал об этом Ниа, но я ничего не делала. Главное, чтобы парни были счастливы и довольны. Они должны были приготовиться к битве, на которую не подписывались.

Время шло, а я всё не понимала, как же мне рассказать мальчикам о деле Киры, вещь, которую мне передал Рюзаки, была у меня. Карта памяти со всеми файлами, со всеми делами. Однажды Роджер спросил меня, кто будет вместо Рюзаки вести дело Киры, поскольку прошёл год, а Эл-2 ничего не предпринял. Я не ответила. Эл не указал мне на конкретного преемника. Для него и Мелло, и Ниа были одинаково хороши. И я считала так же.

Я очень переживала, очень скучала. Каждый вечер, уложив малыша спать, я смотрела в окно и понимала, что это хуже, чем смерть. То, что я сижу взаперти, знаю, кто Кира, точно знаю, отчего все мои неприятности, отчего льют слёзы другие, но не могу ничем помочь. Ни передать данные в полицию, так как они отказались от дела, ни передать данные в штаб, так как там Лайт. Меня не было — я умерла. Для всех. Но я сидела, воспитывала сынишку и помимо него ещё троих подростков. Каждый вечер меня бросало в дрожь.

Таким образом, прошёл ещё год. Эл не становилось ни хуже, ни лучше, ничего. Он просто лежал как растение, зависящее от обстоятельств. Майкл уже начал делать какие-то попытки на слова и держал палец у нижней губы, в точности как это делал когда-то его отец. Мелло не мог налюбоваться на малыша.

Однажды мне пришлось проявить что-то на меня непохожее. Геройство ли это было или отчаяние? Не знаю. В тот день я отправилась на дежурство в палату к Эл, как вдруг услышала разговор доктора Браун и Роджера за дверью.

— Знаете, пора бы отключать его. Что толку?

— Вы должны были привести его в чувства ещё год назад! И где результат?

— Да невозможно это!

— Если он не умер, значит… Возможно!

Спор доктора и Роджера продолжался не особо долго. Роджера огрели кувшином по голове, и он пал ничком на пол. Я с визгом кинулась на обидчика Роджера, задев и доктора, которая уже тянулась своими костлявыми пальцами к капельнице Эл. Вырви она её — и всё, Эл умрёт. Наблюдать смерть любимого, когда я так близко? Ну, уж нет!

— Не рыпайся, пожалуйста. Так ему будет лучше.

— Враньё! — кричала я.

Мне связали руки и посадили на самое «лучшее» по их мнению место. С него как раз было бы видно, как умрёт Рюзаки. По щекам моим потекли градины слёз. Казалось, что после того, что сделает доктор Браун, и меня не будет на свете. Так он хотя бы лежал и у него был пульс — мой Рюзаки. Но если она сейчас выдернет капельницу…

— НЕТ! — закричала я, что было мощи.

Резкий свет ослепил меня, я долго не могла понять, что происходит. Крики, шум, удары.

Поднял меня Мэтт. Они следили за мной, Мелло и Мэтт. Ниа же следил за ними. Таким образом, все мы оказались в одной комнате, и парни напали на обидчиков Роджера. Доктор Браун и её налётчик лежали в углу, связанные. Мелло потирал ушибленные руки, Ниа шишку на голове. Мэтту же совсем не досталось, так как он отвечал за технику, такую, как ослепить всех прожектором и громко смеяться над этим. Мальчишкам очень повезло на тот момент, будь бы взрослых больше... Нам бы не поздоровилось.

— Выходит, он жив? — спросил Мелло, глядя на детектива.

— Я не знаю, можно ли назвать это жизнью…

— Странно, два года так лежать. Они что-то скрывали, наверняка, — сказал Ниа, оглядывая доктора.

Так и оказалось. Доктор Браун, не будучи знакома с Кирой, была заядлой поклонницей этого ублюдка. Икс-Кира, Кира, Кира-2 и Кира-3 — всех она их почитала и любила. Но убить Эл не имела возможности. Лечить же она его тоже не лечила. Зачем она вытащила меня из лап смерти? Я так и не поняла. Она была отправлена под конвоем подальше из страны, а позже, как я узнала, она покончила с собой, разочаровавшись в своих идеалах.

Возвращать к жизни Эл я начала сама. Мальчики догадывались, что им предстоит распутывать дело Киры, если этим не займётся кто-то другой. Мелло уже было семнадцать, Мэтту на год меньше, когда они напрямую спросили меня, кто наследник Эл.

— Он не сказал.

— Что? — возмутился Мелло.

— Он не сказал, — повторила я.

— А ты как считаешь?

Мы вступили в спор. Мелло ещё никогда не был таким злым, как тогда. Мэтта тоже нельзя было назвать добрым. Как бы я ни старалась успокоить их, это было невозможно. Они поругались с Ниа, а тот спокойно глядел на них с пола, собирая пазл. Мелло требовал, чтобы я немедленно передала ему файлы по делу Киры, я отказалась.

— Значит, тогда… Мы с Мэттом займёмся этим сами!

— Нет, вы…

— Слыхал, белобрысый?! — ехидно прикрикнул Мелло, сломав всю собранную мозаику Ниа.

Мэтт и Мелло вышли. Ниа ничего не ответил, я была в упадке сил и настроения. Я понимала, что они уже готовы к работе, но… Не могла их отпустить от себя, подвергнуть опасности. За три года я привыкла прятаться.

На следующее утро мне объявили, что Мелло и Мэтт сбежали из приюта. Их ждала такая далёкая и опасная для них Япония. Мне ничего не оставалось, как передать дело Ниа. Но перед этим я решила показать сыну отца. Я взяла Майкла и принесла его в палату к Рюзаки. Малыш удивлённо завертел головой и принялся изучать всё вокруг. К нам подошёл и Ниа.

— Ты будешь вести дело. Но не один. Мелло и Мэтт… Я найду их.

— Не думаю.

— Почему?

— Они скорее найдут тебя, чем ты их. Мне всё равно. Пусть ведут дело сами. Я уже выдвинул предложение создать «Союз против Киры». Роджер согласен.

— Хорошо… Держи… — я передала Ниа коробочку с картой памяти.

Парень открыл коробочку и вопросительно взглянул на содержимое. Он осторожно вынул флэш-накопитель, осмотрел его и открыл. Из колпачка что-то вывалилось. Ниа поднял это и подал мне.

— Не теряй личные вещи, — он удалился.

Я поглядела на ладонь и моё сердце замерло. Обручальное кольцо? Кольцо, которое три года пролежало в колпачке от флэш-карты? Чёрт!

— Рюзаки… — мои губы затряслись, я заплакала.

Малыш оглянулся на меня и что-то забормотал. Я надела кольцо на безымянный палец и закрыла лицо руками. Слёзы не давали мне покоя. Мелло и Мэтт сбежали. Ниа ушёл расследовать дело Киры. Какой же я наставник? Я не смогла сплотить их вместе. Но я же… старалась!

— А? — я осмотрелась.

Я посмотрела на кровать Эл. На груди у него восседал сын.

Ну как тут не улыбнуться? И только хотела подойти, забрать ребёнка, как вдруг... Детектив назвал моё настоящее имя.

Меня зашатало. Лавлиет присел на кровати, а малыш довольно обвил руку отца своими ручками. И я просто улыбнулась, широко, понимая, что счастье пришло именно сейчас, и что теперь точно всё должно получиться.

Как оказалось, Рюзаки специально переборщил с этим адским препаратом, дабы ввести всех в заблуждение о своей смерти. Конечно, он не рассчитывал пролежать в коме почти три года. И тем более, никто не ожидал, что главный доктор может оказаться сторонником Киры. Доктор Браун специально подключала не все приборы, утаивала истинное положение вещей и давала не все лекарства, удерживая кому в критическом состоянии. Ещё немного, и даже не вырывая никаких капельниц, Эл было бы уже не вернуть. В общем-то, она тоже оказалась ещё той маньячкой, раз ей нравилось наблюдать за ходом своих действий и нашими переживаниями... А ему бы, детективу, досталась стабильная кома. Вечный сон. Действительное существование.

Все приборы были подключены при тщательном надзоре Роджера и нового доктора. Этот своего рода впрыск адреналина для залежавшегося тела помог, Эл относительно быстро пришёл в себя. Спустя час после знакомства с сыном он лежал в плохом состоянии, но видеть и говорить мог. Медицинское обслуживание приводило его в чувства, и он мог сидеть, немного писать. Хотя тело ещё очень плохо слушалось. Новый доктор, прямиком из Америки, мистер Сандерсон, занялся лечением Рюзаки основательно, вплоть до прописывания рациона питания.

Я могла уже не беспокоиться за жизнь Эл. Процентов на 60. Мне предстояло искать Мелло и Мэтта, а так же достучаться до «СПК». Ниа принял меня сразу, так как с ним вместе был и Роджер, явно обрадованный вестью о Рюзаки. Я и Ниа стали думать, как же выпытать у Лайта признание. Не было совершенно никаких зацепок. Тем более, жертв оказалось куда больше, Лайт работал не один. Он использовал кого-то, и кого — оставалось выяснить. Ниа подозревал некоего Теру Миками, но подобраться к нему было некому.

Я вызвалась помочь в этом деле, вернувшись под прикрытием в Японию (хотя возвращаться было тяжело). И то, что я узналала, повергло меня в шок. Теру Миками был странным молодым человеком. Одиноким, но довольно красивым, начитанным. Всё, что бы он ни делал, отталкивало от него. Он смотрел как-то предвзято, с неприязнью, и был куда неприятнее Лайта. Я следила за ним некоторое время и узнала, что он связывается иногда с Киёми Такадой, молодой телеведущей.

Хм, ещё бы я не знала Киёми Такаду, чёрт возьми! При поступлении в университет Такада стояла первой в списке студентов, подающих большие надежды.

Лайт не предусмотрел того, что я могу знать о Такаде больше, чем он бы хотел. Девушки с университета с удовольствием сплетничали про неё, и я, уже соскучившаяся по общению, с жадностью слушала об этой преуспевающей ведущей. Молода, амбициозна, красива, но самое главное — она бывшая одноклассница Лайта. Что ещё нужно, чтобы понять, что эти трое связаны?

Выходит, Лайт отдал тетрадь Миками? Прошёл год. Из-за своей новой легенды и нашего расследования я не могла встретиться с семьёй, только молча наблюдала за их домом… Сын и Эл остались в Англии. Детективу становилось лучше, он уже привыкал снова ходить, что-то делать, играться с Майклом. Им нравилось проводить вместе время. Эл совершенно не лез в дело Киры, никто кроме меня, Роджера и докторов не знал, что ему удалось выйти из комы.

Детектив считал, что так лучше, и дело будет раскрыто куда качественнее. Он просил лишь об одном, чтобы я ни в коем случае не допустила гибели его приемников. Поэтому я искала Мелло и Мэтта. Как и говорил Ниа, не стоило их искать, так как они сами нашли меня. Всё произошло вечером, я шла из кафе, в котором сидел Миками, опять следила за ним. Думая о Такаде, я и не расслышала, как позади меня кто-то завизжал. Обернувшись, я увидела байк, мчащийся на меня.

— Какого…

Я не успела ничего сказать, так как прямо передо мною из-за поворота выскочила машина, и байк, ударившись о машину, перелетел куда-то на другую сторону улицы.

Водитель байка упал чуть ближе к машине.

— Мелло, твою ж мать, ты бы сбил девушку! — крикнул из машины водитель.

— Ты придурка кусок, ясно тебе? Я, кажется, сломал себе что-то! — ответил блондин, поднимаясь с асфальта.

— Поехали, этот идиот вызвал полицию! Ей Богу, я в шоке.

— Мелло? Мэтт? — крикнула я.

— ЮРИКО? — хором выкрикнули они.

Послышались сирена и чьи-то крики, выстрелы.

— На нас злы не только копы? — спросил Мелло Мэтта.

— Ну, да, это ты переспал с дочкой того бугая, не я.

— К хренам, Юрико, садись!

Мелло пихнул меня в машину, и мы поехали.

— Чего тут происходит?

Мне не ответили, Мелло отстреливался от погони, Мэтт лихорадочно курил, что-то крича другу. Вскоре мы выехали за город, оторвавшись от погони.

Я оглядела парней. Нет, это определённо были уже не те мальчишки, сбежавшие из «Вамми-хаус». Это были симпатичные молодые люди, этакие гангстеры. Мелло, весь в коже, потирал ушибленные места. Он подстригся, как я ему и говорила когда-то. Волосы его выцвели и при освещении казались ещё светлее. У Мэтта же волосы стали ещё ярче, с красноватым оттенком. Очки для плавания он сменил на более дорогие, настоящие солнцезащитные очки. Одет он был как-то по-мальчишески, в полосатую кофту, рваные джинсы, на переднем сидении лежало его любимое PSP, и теперь этот набор дополняла пачка сигарет.

— Ребята! — я не удержалась и, плача, стала обнимать парней, — Вы стали такие… Такие, прям… Не узнать!

— Привет, дорогая! — обрадованно крикнул Мелло, — Как там Майкл?

Я рассказала им столько, сколько могла. Мелло всё ещё был зол на Ниа, но что-то мне подсказывало, что и он, и Мэтт готовы помочь тому «белобрысому».

Как я понимала, парни попали в компанию не совсем хорошую и стали бандитами. У них были свои планы по поводу расследования и свои методы ведения дела. Они слишком повзрослели. Ниа по сравнению с ними был ещё ребёнком. Очень смышлёным ребёнком. Мелло же с Мэттом не отличались умными изречениями, но даже их методы работы не могли заставить думать о них плохо.

— Парни, я… Я хочу вам отдать кое-что, — я начала рыться в сумке, — давно хочу отдать.

Я вручила им копию данных, собранных Эл когда-то. Мелло осмотрел флэшку, хмыкнул и достал шоколадку, не сказав ни слова. Мэтт же поблагодарил меня, грозно косясь на Мелло.

— Мы сами расследуем всё, и я докажу, что я лучше Ниа!

— Мелло, дело не в превосходстве…

— Идите вы!

— Мелло, знаешь историю о русском князе Игоре?

— Чего?

Мэтт засмеялся.

— Он знает правило, как лезть под юбку симпатичной дочке злого босса западной мафии, но вот историю о князе…

— ЗАТКНИСЬ, МЭТТ!

— Так вот, Игорь хотел доказать всем своё превосходство, Мелло. И его взяли в плен. Мучили и пытали. Потому что он пошёл один. Ему посчастливилось сбежать. И что он сделал? Он собрал всю свою родню, всех друзей с других княжеств и пошёл большой компанией на обидчика. И они победили… Они были вместе — и они победили. Были отдельно — и каждый пострадал.

Парни промолчали.

— Я не заставляю вас прямиком бежать в «СПК». Это невозможно, учитывая ваше положение теперь. Но… Подумайте, какую информацию лучше оставить при себе, а какой можно и поделиться… И ещё… Никому не говорите своего имени. Никогда. Своего настоящего имени.

— Впишут в тетрадь?

— Безусловно, Мелло. Я отвечаю за вас, я переживаю за вас, и я не прощу себе, если с вами что-то случится. Миками Теру и Киёми Такада как-то связаны… Проверьте это.

— А Ягами? Ну, который Лайт?

— И он тоже… Не светитесь при нём. Хотя думаю, он уже получил ваши фотки, осталось дело лишь за именами.

— Он Кира?

— Осталось только доказать, — усмехнулась я.

— Передай щелбан Нейти и обними за нас Майкла! — сказал Мелло.

После этого мы не виделись примерно год. Но я следила за действиями парней, следила через Ниа, который, как я успела заметить, переживал. И больше именно за Мелло. За Мелло, который ненавидел Ниа. Хотя блондин сам себя обманывал, он просто хотел быть лучше.

Я вернулась на некоторое время в Англию к близким и любимым людям.

— Прошло шесть лет с момента появления Киры, завершились все войны… — читал Рюзаки газету, сидя на небольшой веранде в «Вамми-хаус».

— И что бы это значило? — я обняла детектива за плечи.

— Кира добивается своего.

— Хм, неужели? Тоталитарный режим ещё никому не нравился…

— Я знаю… Мы близки к разгадке, сегодня пропала Саю Ягами.

— Что? Эл, что?

— Саю Ягами пропала сегодня, — повторил детектив спокойно.

— Как?

— Это такая тактика игры. Игры Мелло. Я думаю так.

— Довести Лайта?

— Забрать тетрадь.

Снова перелёты. Я решила найти Мелло, но он опять сам меня нашёл. Прошло несколько дней с момента пропажи Саю, и вот, она была обменена невесть на что. Я понимала, что Лайт струхнул за сестру и отдал тетрадь наглому гангстеру Мелло. Члены «СПК» быстрыми темпами начали умирать. За неделю были истреблены почти все, кроме некоторых, среди них была я, Ниа и Роджер. Я была зла на Мелло. И вот, он сам явился в «СПК», размахивая пистолетом. Левую сторону его лица теперь уродовал огромный шрам.

— Отдай мне мою фотку, кретин! — кричал Мелло на Ниа, — Держи долбанную тетрадь.

Смешная штука, ей Богу. Но она не одна. И тут правильце одно фальшивое. Эти Боги, мать их, такие дураки. Но мне попался прикольный Бог. Он мне рассказал многое, но я ничего не скажу тебе.

— Я и так узнаю, — спокойно ответил Ниа.

— Ты! — Мелло наставил пистолет к виску Ниа, — Какая же ты спокойная сволочь, а!

— Мелло! — крикнула я, убирая его руку от виска Ниа. — Ты не забыл, о чём я тебе говорила? Что это за шрам?

— Пришлось чем-то жертвовать, иначе бы меня тут вообще не было.

— Ох, Мелло!

— Пора бежать! Вторая тетрадь у кого-то из приближённых Лайта. Но ты, — он ткнул пальцем в Ниа, — надеюсь, не доживёшь до этого момента!

— Ага, надейся, — спокойно кивнул Ниа.

— Кстати, Юрико… Соитиро Ягами сегодня накрылся.

— Чего?

— Умер папаша Лайта, прилично уже так. Лайт в соплях и слезах сидит у могилы! Сидел, точнее. И сопли-то напоказ выставлял…

Мелло покинул нас, я была в полном замешательстве. Соитиро… Чёрт возьми!

— Соитиро наверняка рискнул взять тетрадь… — сказал Ниа, аккуратно рассматривая тетрадь.

— Что? Почему?

Ниа приоткрыл тетрадь палочкой от конструктора:

— Последнее имя не дописано. Михаэ… Не Михаэль ли он хотел написать?

— Выходит?..

— Да, тетрадь всё это время была у Соитиро. Одна. Вторая, получается… У Миками.

— Пора хватать Такаду пока не поздно!

— Если Мелло возьмётся за Такаду, ему и Мэтту несдобровать. У Такады неплохая охрана. Лайт уж постарался. И тем более, та секта за Киру… Э… Проблемно.

— Я опережу Мелло и Мэтта.

Несколько дней я пробивалась на встречу к Такаде, знала, что Мелло возьмётся за Такаду и за Мису. Но с Такадой могло возникнуть больше проблем. К Такаде меня так и не пропустили, но спереть её сумочку в толпе я сумела, она впопыхах ничего и не заметила.

Клочок от тетради? Лайт хитёр — наверняка он выведал имя у своего отца и уже собирался с помощью Такады или Миками убрать Мелло. В любом случае, Мелло был в опасности. Я взирала на Такаду с горечью и грустью, она сама не понимала, на что подписалась. Бросив сумку на асфальт, я двинулась вместе с толпой к магистрали. Сумка тут же была затоптана.

Как вдруг послышался резкий шум, взрыв, что-то едкое ударило в глаза. Меня схватили за руку и затащили куда-то. Это была машина, пахло сигаретами — конечно же, Мэтт.

— Какого чёрта ты там делала?

— Выручаю Мелло. У Такады был клочок тетради!

— Чёрта с два! Он схватил Такаду!

— Ну, ей бы не помешало это написать имя.

— С какого такого?

— Имя знал Соитиро! Возможно и…

Мэтт гнал во всю скорость, но погоня не спешила заканчиваться, люди Такады были уж слишком хороши, чтобы так просто отстать. Я понимала, что они не станут слушать, если вдруг мы встанем в тупик, они подумали, что Такада в машине. Мэтт резко затормозил и выпихнул меня из машины на тротуар.

— МЭТТ! — завопила я.

— Ты не имеешь права умирать!

— Но ты ведь тоже!

Мэтт же уехал в неизвестном направлении. Меня схватила местная полиция, и целые сутки я была на допросе, странном и бессмысленном допросе. Меня подозревали в деле по похищению Киёми Такады. А так же ещё и в деле по похищению Саю Ягами. Меня, человека, который уже шесть лет как должен быть мёртв?

Полицейские не хотели слушать мои «бредни», занося что-то в протоколы. Вечер двадцать шестого января, весь день следующего дня я просидела в камере, не понимая, какого чёрта меня здесь держат.

Как вдруг меня озарила идея… Клочок тетрадки? А что если… Просто вписать имя Лайта? Просто вписать, отомстить за всех сразу? Но даже сумку у меня отняли, так что я просто сидела в камере, думая, а не конец ли это. Такой странный, ужасный. Если не Рюзаки, меня бы никто не вытащил.

Наутро двадцать восьмого января кто-то пришёл за мной.

— Доченька! — сказал мне изрядно полысевший и постаревший отец, встречая у входа в полицию.

— ПАПА!

Я кинулась обнимать отца, которого не видела столько лет. Я была тут, на земле, на этой планете, жива, жива! И он знал это, он ждал меня. И вот он забрал меня. Забрал!

— Папа, я…

— Ничего не объясняй, нам нужно завершить кое-что…

— Что же?

— Я не знаю, ты должна знать. Нас встретят.

— Папа, ты знал об этом деле?

— Рюзаки меня посвятил…

— Когда?

— Он постоянно меня посвящал…

— Ты знаешь о Мелло и Мэтте? — с горечью спросила я.

— Поехали, — проигнорировал он вопрос.

— Папа, что с ними?

— Едем, а? Нужно закончить это всё...

Я понимала, что либо отец просто не знает, о чём я, либо они погибли. Если они погибли, то не будет мне прощения от Рюзаки. Да и я сама себя не прощу…

Мелло, Мэтт… Мой милый рыжий геймер с тёплыми карими глазами и этот вспыльчивый блондин… А Ниа? Что с ним? Где он? Эти трое когда-то успели стать мне братьями, даже больше, чем братьями. Они заполнили всю пустоту, образовавшуюся когда-то после смерти Тоби, Лэнса. Они и мой малыш держали меня в жизни, на плаву, пока не вернулся Рюзаки. И теперь все молчали, не говоря ни слова. Где же Мелло? Где же Мэтт? Где же?..

Я пыталась дозвониться до Рюзаки, но трубку никто не брал. В итоге, телефон взяли, но не Эл. Доктор с воплями больного психа заявил, что Рюзаки нет в «Вамми-хаус», и что возможен, где бы он там ни был, летальный исход.

— ВЫ ПОНИМАЕТЕ, что он ещё не достаточно восстановил силы, чтобы бродить где-то? Если не вернётся сегодня, то пиши, пропало! Погибнет же!

Я с ужасом взялась за голову. Всё было на грани фола! Теперь я беспокоилась не только о парнях, но и о своём детективе. Что с ними будет?

Отец привёз меня на какой-то склад. Странные павильоны, пустые и ужасающие, взирали не приветственно, и эхо гулко отдавалось по ним. Мы вошли в один из таких павильонов. Ниа сидел на полу с игрушечными фигурками и, завидев нас, слегка улыбнулся.

— НИА! — крикнула я и кинулась обнимать парня.

Он уже был не тем мальчишкой, хрупким и болезненным на вид. Его руки уже крепко обнимали меня, прижимая к своей возмужавшей груди. Он вырос и становился всё больше похож на того детектива, которым бы его хотел видеть Эл.

— Где Мелло, Мэтт?

Ниа опустил глаза, оставив меня без ответа.

— Юрико? — послушалось позади меня.

Я огляделась. Это был Мацуда. Тот самый Мацу, ничуть не изменившийся. Он стоял с широко раскрытым ртом, не понимая, что происходит.

— МА-А-АЦУ-У-У-У! — я кинулась обнимать старого товарища.

— Но как?..

— Всё потом, мы ждём Лайта, — кратко прервал все объятия Ниа.

И мы дождались Лайта. Сначала Миками, а потом и Лайта. Отец держал меня за руку, дабы я не дёрнулась и не кинулась на Киру, мы стояли в тёмном углу, как зрители, не более того.

Ниа приводил кучу фактов, оставляя Миками и Лайта в полном замешательстве. Лайт изменился. Стал мужчиной. Того парня, который когда-то предлагал мне сходить куда-нибудь после выпускного, уже не было. Не было того холодка в глазах. Глаза вообще ничего не выражали, кроме ярости и страха. Он метался туда-сюда, как загнанная в угол псина, не знающая, с какого боку её будут бить. Миками же совсем растерялся, как вдруг я услышала резкий хруст, и в мою сторону брызнул фонтан крови. Миками покончил с собой. Всё стало ясно.

— Ты Кира, Лайт. Признай это, — спокойно ответил Ниа, не обращая внимания на труп и лужу крови слева от него.

— Нет-нет, вы… — Лайт присмотрелся в темноту, он заметил меня.

Лайт истошно завопил и вдруг засмеялся. С каждым разом его смешки становились всё истеричнее и истеричнее.

— Да, ты прав… Я КИРА!

Послышались выстрелы, Лайт прижался к стенке, держа руку у груди. Кто выстрелил, я не видела, но Лайт был серьёзно ранен. Он что-то бормотал, как вдруг выскочил.

— МАЦУДА, СТОЙ! — крикнула я подорвавшемуся с места Мацуде, — Пусть бежит. Это последнее, что он сможет сделать…

— Он заслужил смерти!

— Он её получит. Его имя — последнее, что будет записано в тетрадь.

— Как же Лэнс, Тоби, Эл? Как же они?

— В этой войне пришлось платить… — ответила я, падая на колени, слёзы не давали мне покоя, — Лэнс, Тоби… Эл… Мелло… Мэтт…

Я не знала, кто из них жив, кто мёртв. Кто куда делся? Я потеряла ориентир. А кто прав в этой войне? Куда бежит Кира? Я слышала эти слова, его признание. И этого мне было достаточно. Я спокойно приняла объятия Ниа и сидела, тихо посапывая и плача.

Кто победил в этой войне? Бессмысленная война? Не знаю. Большие потери? Возможно. Дорогие мне люди были потеряны? Да. Что будет дальше? А будет ли будущее после этого?..

Вот и всё, что я могу рассказать вам и моему сынишке, стоя тут и ожидая те силуэты вдалеке.

— Выходит, мам, Лайт был повержен?

— Да, милый, выходит, что так.

— Но я не думаю, что это полная победа.

— Это не финал, ты прав.

— Вы выиграли свою партию в вечной борьбе. Теперь черёд за другими, да?

— Да. Добро, справедливость, зло, подлость… Все эти вещи настолько близки…

— Я понимаю. И думаю, что на шестьдесят процентов мы так и не поймём, на какой стороне были. Но стремиться к идеалу, разве это плохо?

— Смотря, какую цену надо платить.

— Чужие жизни — это не цена.

— Но это самая дорогая валюта.

— Лучше платить начинаниями, идеями и идеалами, чем жизнями. Жизни не вернуть.

— Ну, теперь ты понял, кого мы навестили сегодня?

Малыш оглянулся на могилу, которую мы навестили последней. Солнце уже совсем зашло за горизонт, на улице воцарился мрак.

— Ягами Лайт, пусть мир не держит на тебя зла, но ты всегда будешь держать зло на мир… Разве не так? — спросил, глядя на могилу, мальчик.

Я пожала плечами.

— Идём им на встречу.

Мы снова прошли мимо могил. Мимо всех тех могил, которые я навестила. Цветы так и лежали, нетронуты никем, на кладбище царили тишина и покой. Казалось, что нет места более тихого и спокойного. Я же будто чувствовала этот холодок всюду здесь.

Поэтому я и не любила этот день. Не смотря на то, что он зимний, кладбище пугало меня ещё каким-то холодком. Холодом смерти. Вечности и спокойствия.

Малыш ещё раз перечитал все имена на надгробьях, которые я посетила. Мы уже почти подошли к выходу, как кто-то сзади вдруг схватил меня за плечи и крикнул:

— Бу!

Я отшатнулась, малыш засмеялся. Его схватил на руки и закружил этот самый «букающий».

— Ты идиот, я знала это. Тут кладбище, а не парк развлечений, — спокойно сказала я, выходя на тротуар.

— Да ладно тебе! — похлопал меня по плечу парень, держа на руках Майкла.

— О, а вот и вы… Не люблю я это место, мурашки по коже аж! — поприветствовал нас второй, принимая на руки Майкла.

— Я будто люблю, — грустно ответила я.

— Знаешь, этот день навсегда останется в нашей жизни днем смирения и холода, — сказал за моей спиной третий голос, — Как никак… А всё же…

Майкл кинулся навстречу третьему мужчине. Тот засмеялся и, взяв мальчишку на руки, подкинул его несколько раз.

— Меня б так кто-нибудь покидал, а! — саркастично сказал первый.

— Да не пошёл бы ты лесом! — легонько ударил его по макушке второй.

— Ты слышь! — первый и второй принялись драться снежками, уваливая друг друга на тротуар.

— А я всегда говорил, что они кретины, — сказал четвёртый, потирая замёрзшие руки.

— Опять забыл перчатки, Нейт? — спросил его третий.

— Есть такое, здравствуй, Эл, — Нейт пожал руку Эл.

Майкл тоже гордо протянул руку светленькому парню, кудрявые волосы которого вылезали из-под шапки.

— Привет, как твои дела, милый? — я обняла Нейта, восхищаясь его видом.

— О, неплохо, не считая некоторых нюансов…

— Опять девчонка не дала? — засмеялся первый, пытаясь накормить снегом второго.

— Иди к чёрту, Михаэль.

— Отпусти Мэйла, ей Богу! — я оттащила Мелло от Мэтта.

— Он придурок, я же говорил. Сигареты мне все помял.

— Идите вы знаете куда?!

— Вставай уже, — Эл подал руку Мелло, потом Мэтту.

— Ты всех посетила? — спросил меня Мэтт.

— Да…

— Надо бы навестить Ватари… Ближе к лету, думаю, посетим «Вамми», — Эл обнял меня за талию, взяв за руку Майкла.

— Роджер пустит нас, думаешь? — спросил Мелло отряхиваясь.

— Я всё устрою.

— Ну да, тогда-то ты тоже всё устроил.

— Заплатив людям Такады, я не прогадал, — улыбнулся Эл.

— Ты во всём не прогадал, — кивнул Ниа, отряхивая Мэтта.

Я грустно вздохнула, смотря в небо.

— Хэй, ну не грусти, а! — подошёл ко мне Мелло.

— Я смотрю, шрам-то у тебя стал… иным?

— Ну-у-у, твой совет, эта докторша такая… Профессионалка! Сказала, ещё год-полтора процедур, и буду как новенький.

— А это что? — указала я на шею Мелло, он резко накинул капюшон.

— Да засос, чё уж! — выдал друга Мэтт.

— Ну, нечем было платить.

— Заплатил натурой, — всё не мог угомониться Мэтт.

— Заткнись, а! Мне, может, нравится эта докторша.

— Смотри мне, Мелло, не обижай эту девушку, — погрозила я ему пальцем.

Мы помолчали с минуту, как вдруг Майкл сказал:

— Теперь я буду отмечать с вами этот день, да?

— Что? — хором спросили мы.

— Я хочу отдать дань почтения первой могиле, мой дядя Тобиас Мэгис, думаю, был хорошим человеком. Вторая могила — Наоми Мисора, такая женщина не может быть плохой. Она была очень сильной. А рядом с ней Рей Пенбер, это же её жених, не так ли? Соитиро Ягами… Думаю, у него была чистая душа. И Лайт… Справедливость, он просто не так понимал её. Воин же всё же не было, пока он вершил дела.

— Их и сейчас особо нет, — ответил Мелло.

— Ценить семью, настоящую любовь, человеческие качества, не трусить перед проблемами и опасностями и быть… Собой. Это главное?

— Почти что да, — кивнул Майклу Эл.

— Выходит, мы на правильном пути, — улыбнулся Майкл.

— Благодаря твоей маме, да…

Я смутилась, но все лишь подошли и обняли меня. Как было приятно, стоять в кучке из шести человек, дышать друг другу в лица и улыбаться, понимая, что все мы вместе. Что всё в порядке и что мы победили. Нашу битву мы отстояли достойно.

— Новый Кира объявился, — объявил вдруг Ниа.

— И что он? — поинтересовался Эл.

— Я сказал ему от лица великого Эл, что он не Кира, что великий Кира уже давно пропал, а он лишь тупая копия Киры. Новый Кира исчез. Кстати, Миса Аманэ найдена несколько месяцев назад мёртвой. Сбросилась с небоскрёба.

Я в ужасе прикрыла рот ладошками. Миса… Когда-то я обещала её Богу смерти, что сохраню Мису…

— Ох, умно!

— Спасибо, Мелло. Что ж, — Ниа поправил шапку, — мне пора.

— В какие ж это края? — поинтересовался Мэтт.

— Встреча.

— Клуб анонимных игрушечников?

— Нет, Мелло. Та самая девушка из клуба, ага?

— ЧТО? Та, что ли? Такая прямо вся у-у-у-ух?

— Ну, — Ниа широко заулыбался, понимая своё превосходство над Мелло.

— ТА КЛАССНАЯ ДЕВКА, КОТОРАЯ ПОСМЕЛА ПОСЛАТЬ МЕНЯ?

— Да.

— Ты сегодня встречаешься с ней?

— Именно.

— Черта с два, белобрысая башка, а как же я? — Мелло схватил в руки снег и, вылепив снежок, кинул его в сторону убегающему и смеющемуся Ниа.

— Пока всем, — крикнул на прощание Ниа, всё ещё смеясь над Мелло.

— Вот обломно, да братан? — Мэтт тоже не упустил возможности посмеяться над другом.

— Пошли вы все! — отмахнулся Мелло.

— А как же докторша? — спросил Эл.

— Во, пойду позову её на свидание, узнаю, где сидит этот засранец, и мы уделаем их. Я и докторша уделаем этого засранца и его… И его офигенную девку… — Мелло чуть ли не взвыл.

— Ты в платье-то с декольте видел эту докторшу? — спросила я, улыбаясь.

— Не-а…

— Ну вот, зови на свидание скорее, чего ты!

— Всё, пока. Мэтт, погнали, — Мелло зазвал друга.

— Пока, а, кстати, слыхали, что Мацуда сделал предложение Саю? — Мэтт пожал руку Майклу и Элу, обнял меня и побежал за Мелло, который явно настроился «уделать Ниа».

— Аидзава получил повышение, теперь он на месте покойного Соитиро. Мацуда вроде на вечеринке в честь Сюити и признался Саю, разве нет? — поинтересовался Эл.

Мэтт пожал плечами, убегая.

Мы стояли и смотрели им вслед. Три таких разных человечка, но родных в одном. Мы были семьёй. И что-то соединяло нас. Не то идеалы, не то мечты, не то просто чувства, необъяснимые, но крепкие.

Я знала, что хэппи энды — только для сказок. Но, смотря вслед убегающим парням, осознавая, что совершенно в другую сторону побежал ещё один парень, что рядом со мной стоит любимый человек и любимый сынок, как можно было не поверить в чудо?

У меня получилось сделать свою сказку, сколько бы трудностей я ни пережила до этого. Я надеюсь, что и у вас получиться создать свою сказку со своим счастливым концом. И все жертвы, которые надо будет принести, будут оправданы. И не забыты. Никогда.