Вслед за утренней зарёй (гет)

Меня разрывало от нестерпимой боли, и не могла ничего с этим поделать уже вторую неделю. Я точно знала, что ношу под сердцем дитя, но не понимала, почему ребенок так быстро и так болезненно растет. Казалось, что он вот-вот разорвет меня, выбравшись на свет.

— С Вами все в порядке? — напряженно спросила наклонившаяся ко мне медсестра. — Какая у Вас неделя?

— Издева-аетесь? А-а-а!

Я погрузилась во тьму, очень напоминавшую любимые глаза. Спокойный, даже в какой-то степени отчужденный, голос медсестры напомнил мне наш последний разговор. Разговор, после которого я позорно сбежала без объяснения причин.

«- С тобой все в порядке? — в который уже раз за последние два дня спросил у меня Аарон.

— Д-да. Правда, — я сглотнула, отходя от мужчины на пару шагов в сторону кофе-машины.

— Аврора, не ври мне. Я вижу, что ты что-то скрываешь.

Аарон подошел ближе, зажимая меня между собой и кухонной тумбой, и положил мне руки на талию. Его уже привычно холодное дыхание опалило шею, но губы так и не коснулись кожи.

— Если я не выпью свой утренний кофе, плохо будет всем.

— la mia amata⁽¹⁾, какая ты кровожадная.

— Хм, что на этот раз?

— Разве тебя интересует что-то помимо завтрака?

— Аарон, меня интересует все, что связано с тобой, — я развернулась и прижалась к его сильному телу. — ты снова уходишь? — спросила, с грустью оглядев его черный костюм.

— Так нужно. Прошу, дождись меня. Номер забронирован еще на неделю. Я вернусь завтра вечером. И мы будем вместе, уже навсегда.

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Но ты так и не сказал перевод своих слов! — возмутилась я, пытаясь увести разговор в другое русло. Мне не хотелось давать несбыточных обещаний.

— Вот и еще один повод дождаться меня. Скоро буду, — проведя по моей щеке рукой в тонкой кожаной перчатке, Аарон ушел, навсегда забрав с собой и мое сердце.»

Почему я чувствую себя продажной, падшей женщиной? Сама виновата, что так ему ничего и не сказала. До чего докатилась! Как бы мне не было плохо последнее время, рука не поднялась, чтобы прервать жизнь невинного, светлого, пусть и приносящего столько боли существа. Я кричала, билась. Веревки, которыми была привязана к железной кровати, натянулись, грубо врезаясь в исхудавшие, побледневшие запястья.

— Я должен ее забрать. Своими бездействием вы ее убиваете, — напряженно говорил какой-то мужчина.

— Вы не можете ее просто так вынести из больницы! С ней… с ней происходит что-то странное, какая-то аномалия! Мы должны понаблюдать, изучить… — возбужденно, подчас срываясь на фальцет, пояснял второй голос.

— И убить не только мать, но и дитя?! — повысил голос первый мужчина.

— Чего быть…

— Вы клятву давали! — не унимался первый.

— Ох, увольте, мистер Каллен. Сейчас клятва — это простая формальность. Науке нужны эти исследования!

— Какие же вы бесчеловечные, — и очень тихо, склонившись ко мне и опалив знакомым холодком лицо, добавил. — не переживай девочка, я тебя в обиду не дам, не позволю погибнуть в мучениях.

— Аарон… прости, — тихо прошептала я, вновь погружаясь в беспамятство.

Как ни странно, именно слова этого мужчины успокоили не только меня, но и ребенка. В следующий раз пришла в себя уже в машине, под мерный гул двигателя. Перед глазами все расплывалось. Светлый кожаный салон, меня не смутил. Сил не было даже на то, чтобы повернуть голову и осмотреться. Почему-то в тот момент меня не беспокоил факт того, что я не в больнице лежу, а куда-то еду, еще и непонятно с кем. Много позже узнала, что мой организм тогда находился под действием «лошадиной» дозы обезболивающего и успокоительного.

1) моя возлюбленная

Вернуться к тексту