Принцесса в поисках принцессы (гет)

Вот, с тоской подумала Шарлотта. Вот и настал этот день.

Ну, почти. До часа икс остаются еще сутки с лишним, но, она знала по опыту, это время пройдет слишком быстро. И наступит неизбежное.

Шарлотта стояла у письменного стола, прижавшись лбом к окну, за которым все было таким до ужаса унылым: серая подъездная дорожка, голые коричневые деревья, поникшая живая изгородь и туман. Нисколько не добавляли радости гирлянды, по-дурацки развешанные на ветках каким-то умником из персонала. И кому только это пришло в голову? Нужно будет обязательно сказать управляющему, чтобы больше не допускали подобной самодеятельности.

Рождество Шарлотта не любила. Предпраздничная суета, спускавшаяся на дом, выводила ее из равновесия, а мечущиеся по коридорам люди в униформе безмерно раздражали. Можно было подумать, что близится конец света, а не рождественская вечеринка, которая, к слову, была еще хуже. Елка и подарки — это еще ничего. Но целая толпа мелюзги, которая притащится вместе с родней, способна свести с ума кого угодно. Да и взрослые не лучше. Сначала как следуют накачаются спиртным, а потом будут без конца цепляться к ней, задавать идиотские вопросы и трепать по щеке. Каждому придется улыбаться, кивать, говорить, что да, у нее все прекрасно и да, она становится уже большой девочкой. Из года в год все повторялось, доводя Шарлотту до белого каления. Раньше ее очень выручала мать. Но теперь, похоже, на нее можно не рассчитывать.

Хорошо, если рядом будет кузина отца, леди Габриэлла — самый разумный человек в семье. Во всяком случае, так считала Шарлотта. Леди Габриэлла всегда была само спокойствие, выдержка, утонченность. Совсем как принцесса Уэльская когда-то, но Шарлотте казалось, что это было в те времена, когда по Земле еще ходили динозавры.

Правда, леди Габриэллу что-то давно не было видно. В прошлом месяце отец обмолвился, что у ее мужа, сэра Томаса Кингстона, какие-то проблемы. На взгляд Шарлотты, сам сэр Томас был одной сплошной проблемой. И что только леди Габриэлла в нем нашла? Он постоянно сыпал шуточками и строил из себя этакого рубаху-парня. Почему-то считалось, что сэр Томас очень обаятелен. Шарлотта не очень хорошо понимала, что это значит, но замечала, что на нечастых встречах его терпели с трудом. Только принцесса Уэльская была ему явно рада. Шарлотте это казалось странным. Наверняка он тоже притащится завтра и устроит очередное шоу имени самого себя. Ох, скорее бы прошло это Рождество!

Но пока у Шарлотты было время побыть наедине с собой. Она провела рукой по столу. Каждая вещь здесь лежала на четко определенном месте. Если кто-то из персонала сдвигал что-то хотя бы на сантиметр, она впадала в ярость. Все и всегда должно лежать на своих местах. Это правило было для нее незыблемым. Оно помогало оставаться спокойной и не тревожиться. Недавно Шарлотта услышала, как их семейный врач, мистер Коллинз, говорил родителям что-то о «навязчивых состояниях», несвойственных для детей ее возраста, но его не стали слушать. Отец сказал, что не видит для девочки ничего зазорного в том, чтобы быть аккуратной. Мать и вовсе воздержалась от комментариев. Вид у нее был отсутствующий.

Если честно, в последнее время она вообще ни на что не обращала внимания. А если и обращала, это значило только одно: ее вывели из себя. Шарлотта даже побаивалась разговаривать с ней. Мать могла ни с того ни с сего вскипеть и так рявкнуть, что сердце уходило в пятки. Неделю назад Шарлотта видела, как она, куда-то торопясь, споткнулась об сидевшего на ступеньке лестницы Луи. Тот и ухом не повел. Он улыбнулся на ее вопрос, не ушибла ли, и что-то залопотал, но уже после первой-второй фразы мать стала нервничать. Луи сказал ей что-то еще, и вдруг она вспыхнула, оборвав его на полуслове.

— Замолчи сейчас же! — услышала Шарлотта. На самом деле, слова были другие. Гораздо хуже. — И не приставай ко мне с этим. Если очень надо, обратись к папаше.

И она, не оглядываясь, выскочила на улицу.

Луи озадаченно моргал. Он мало что понял, но Шарлотта внутренне содрогнулась. Сколько злости! И это к Луи, на которого мать всегда не могла нарадоваться, постоянно твердила, что он ее солнышко, свет в ее окошке, глазурь на ее пирожном, сахарок в ее чае, взбитые сливки на ее тортике. Правду говоря, Шарлотте было немного завидно наблюдать, как мать воркует над дурачком Луи, который не умел связать двух слов и порой вел себя как трехлетний. На одном из приемов доктор сказал родителям, что таким он, весьма вероятно, останется на всю жизнь. Насчет Луи мать слушала очень внимательно. И сильно сжала руку отца, когда доктор произнес «на всю жизнь».

С Шарлоттой никогда не обращались даже вполовину так тепло, как с Луи. Иногда, совсем расчувствовавшись, мать могла назвать ее маленькой занудой, но не более того.

Так же говорили девочки из ее школы. И даже некоторые учителя. Порой Шарлотта думала о том, что именно по этой причине у нее нет друзей.

Ну и пусть! Уж лучше быть занудой, чем круглой дурой, как Луи, или хлюпиком вроде Джорджа. А ведь он еще и ябеда. Готов на все, чтобы выслужиться перед отцом или дедушкой Уэльсом. Дедушка Уэльс хвалит его за это, а по мнению Шарлотты, Джордж просто тошнотворен. И если он сменит когда-нибудь дедушку Уэльса, его наверняка так и прозовут — Джордж Тошнотворный.

Шарлотта хихикнула, но полностью погрузиться в мысли о будущем старшего брата не успела, потому что дверь ее апартаментов неожиданно распахнулась. На пороге появилась принцесса Уэльская. Шарлотта удивленно уставилась на нее. Она знала, что мать уехала на какой-то предрождественский прием, который устраивал один из ее фондов. Обычно после таких встреч принцесса возвращалась позже обычного, потому что всем хотелось непременно сфотографироваться с ней на память. Но на этот раз она, наверное, исхитрилась улизнуть вовремя. В элегантном темно-синем костюме мать хромающей походкой пересекла комнату и, не замечая Шарлотту, спиной упала на бархатный диван у самого окна. Задрав ноги, скинула блестящие лаковые туфли и глубоко вздохнула. Выглядело это до крайности странно. Потом она повернула голову и наконец увидела дочь.

— Ах вот ты где, моя девчурка! — воскликнула принцесса, будто они играли в прятки. Она говорила ласково, но голос ее звучал хрипло, как при простуде. — Иди, иди ко мне!

Шарлотта повиновалась. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять — мать вовсе не простудилась. Она как следует «поддала». И это в рабочее время! Что же она делает?!

— Привет, мам, — сдержанно отозвалась Шарлотта.

— Как всегда серьезна. Ты когда-нибудь улыбаешься? Впрочем, может, ты права: так будет меньше морщин.

От безупречной укладки, над которой с утра потрудились двое ее стилистов, теперь осталось одно воспоминание. Тушь сыпалась с ресниц. Белоснежная блузка выглядела мятой и, кроме того, верхняя пуговица была оторвана с мясом. Шарлотта округлила глаза. Ей еще ни разу не доводилось видеть мать в таком виде. Даже когда она возвращалась из больницы с новорожденным Луи, даже когда лежала с гриппом или сидела всю ночь у кровати подхватившего рота вирус Джорджа, все было в полном порядке. Шарлотта впервые видела ее потрепанной. Где же она была? Где она была на самом деле?

— Ну-ка, поцелуй старушку-мать, — принцесса неожиданно схватила девочку за руку и притянула к себе. Теперь сомнений не осталось: от нее пахло алкоголем. Шарлотта поморщилась. Это был запах неприятностей.

С недавних пор от нее часто пахло именно так. Мать могла пропустить стаканчик посреди дня и даже не заботилась о том, чтобы это скрыть. Никогда раньше она не позволяла себе подобного. Ее помощники выглядели растерянными, пытались говорить об этом, но ни к чему хорошему их старания не приводили, потому что после выпивки принцесса становилась невыносимой. К ней было лучше не подходить. Если мать в таком виде попадалась на глаза отцу, то начинался скандал. Шарлотта не раз слышала их ссоры из-за этого. В конце мать заливалась слезами, обвиняла отца в жестокости, кричала о каких-то женщинах, за которых, видит Бог, ему еще предстоит ответить. Потом можно было услышать, как ее с шумом рвет в ванной. Все это было ужасно.

Шарлотта быстро чмокнула мать и попыталась отстраниться.

— Не так, не так! — принцесса захихикала. — Да обними же меня по-настоящему!

— Мама, пожалуйста, прекрати.

— Что «прекрати»? — она недоуменно захлопала ресницами. Язык у нее немного заплетался. — Я просто хочу обнять мою дорогую доченьку, которая одна из всех все еще любит меня!

Ее глаза наконец сфокусировались на лице Шарлотты, которая по-прежнему пыталась ускользнуть. В одно мгновение веселость принцессы как рукой сняло. Лицо вытянулось и стало плаксивым.

— А может, и она уже не любит, — тихо пробормотала она. — Может, и ей я уже надоела хуже горькой редьки!

Шарлотте показалось, что мать вот-вот заплачет. Но через миг она снова заулыбалась. Девочке стало не по себе.

— Да иди же ко мне, Лотти! Ты ведь любишь свою старушку-мать, несмотря ни на что?

— Пусти. Ты пугаешь меня.

Принцесса выпустила ее руку. Ее лицо перекосилось.

— Ну так иди! Давай, я не держу тебя! Дрянная девчонка! Всем на меня плевать. Вам нужно только, чтобы я как цирковая лошадь днями напролет скакала перед всеми, пока меня не хватит удар. И когда это произойдет, никто не проронит ни слезинки. Да, ручаюсь, никто не проронит ни слезинки надо мной! Кто я такая? Зачем меня жалеть? Господи, да что же нужно, чтобы заслужить сочувствие в этой семье?

Она говорила и говорила что-то вроде этого. Постепенно ее голос слабел, она явно теряла нить.

— Мама, ты напилась.

— И отлично! — мать вдруг вскочила на ноги. — Я вообще намерена стать алкоголичкой. Вот тогда-то у твоего папочки наконец будут развязаны руки.

Принцесса, слегка пошатываясь, направилась к выходу. И даже не вспомнила про туфли.

Шарлотта долго смотрела ей вслед. У нее было плохое предчувствие. Сильное, как никогда.