Принцесса в поисках принцессы (гет)

Вот, с тоской подумала Шарлотта. Вот и настал этот день.

Ну, почти. До часа икс остаются еще сутки с лишним, но, она знала по опыту, это время пройдет слишком быстро. И наступит неизбежное.

Шарлотта стояла у письменного стола, прижавшись лбом к окну, за которым все было таким до ужаса унылым: серая подъездная дорожка, голые коричневые деревья, поникшая живая изгородь и туман. Нисколько не добавляли радости гирлянды, по-дурацки развешанные на ветках каким-то умником из персонала. И кому только это пришло в голову? Нужно будет обязательно сказать управляющему, чтобы больше не допускали подобной самодеятельности.

Рождество Шарлотта не любила. Предпраздничная суета, спускавшаяся на дом, выводила ее из равновесия, а мечущиеся по коридорам люди в униформе безмерно раздражали. Можно было подумать, что близится конец света, а не рождественская вечеринка, которая, к слову, была еще хуже. Елка и подарки — это еще ничего. Но целая толпа мелюзги, которая притащится вместе с родней, способна свести с ума кого угодно. Да и взрослые не лучше. Сначала как следуют накачаются спиртным, а потом будут без конца цепляться к ней, задавать идиотские вопросы и трепать по щеке. Каждому придется улыбаться, кивать, говорить, что да, у нее все прекрасно и да, она становится уже большой девочкой. Из года в год все повторялось, доводя Шарлотту до белого каления. Раньше ее очень выручала мать. Но теперь, похоже, на нее можно не рассчитывать.

Хорошо, если рядом будет кузина отца, леди Габриэлла — самый разумный человек в семье. Во всяком случае, так считала Шарлотта. Леди Габриэлла всегда была само спокойствие, выдержка, утонченность. Совсем как принцесса Уэльская когда-то, но Шарлотте казалось, что это было в те времена, когда по Земле еще ходили динозавры.

Правда, леди Габриэллу что-то давно не было видно. В прошлом месяце отец обмолвился, что у ее мужа, сэра Томаса Кингстона, какие-то проблемы. На взгляд Шарлотты, сам сэр Томас был одной сплошной проблемой. И что только леди Габриэлла в нем нашла? Он постоянно сыпал шуточками и строил из себя этакого рубаху-парня. Почему-то считалось, что сэр Томас очень обаятелен. Шарлотта не очень хорошо понимала, что это значит, но замечала, что на нечастых встречах его терпели с трудом. Только принцесса Уэльская была ему явно рада. Шарлотте это казалось странным. Наверняка он тоже притащится завтра и устроит очередное шоу имени самого себя. Ох, скорее бы прошло это Рождество!

Но пока у Шарлотты было время побыть наедине с собой. Она провела рукой по столу. Каждая вещь здесь лежала на четко определенном месте. Если кто-то из персонала сдвигал что-то хотя бы на сантиметр, она впадала в ярость. Все и всегда должно лежать на своих местах. Это правило было для нее незыблемым. Оно помогало оставаться спокойной и не тревожиться. Недавно Шарлотта услышала, как их семейный врач, мистер Коллинз, говорил родителям что-то о «навязчивых состояниях», несвойственных для детей ее возраста, но его не стали слушать. Отец сказал, что не видит для девочки ничего зазорного в том, чтобы быть аккуратной. Мать и вовсе воздержалась от комментариев. Вид у нее был отсутствующий.

Если честно, в последнее время она вообще ни на что не обращала внимания. А если и обращала, это значило только одно: ее вывели из себя. Шарлотта даже побаивалась разговаривать с ней. Мать могла ни с того ни с сего вскипеть и так рявкнуть, что сердце уходило в пятки. Неделю назад Шарлотта видела, как она, куда-то торопясь, споткнулась об сидевшего на ступеньке лестницы Луи. Тот и ухом не повел. Он улыбнулся на ее вопрос, не ушибла ли, и что-то залопотал, но уже после первой-второй фразы мать стала нервничать. Луи сказал ей что-то еще, и вдруг она вспыхнула, оборвав его на полуслове.

— Замолчи сейчас же! — услышала Шарлотта. На самом деле, слова были другие. Гораздо хуже. — И не приставай ко мне с этим. Если очень надо, обратись к папаше.

И она, не оглядываясь, выскочила на улицу.

Луи озадаченно моргал. Он мало что понял, но Шарлотта внутренне содрогнулась. Сколько злости! И это к Луи, на которого мать всегда не могла нарадоваться, постоянно твердила, что он ее солнышко, свет в ее окошке, глазурь на ее пирожном, сахарок в ее чае, взбитые сливки на ее тортике. Правду говоря, Шарлотте было немного завидно наблюдать, как мать воркует над дурачком Луи, который не умел связать двух слов и порой вел себя как трехлетний. На одном из приемов доктор сказал родителям, что таким он, весьма вероятно, останется на всю жизнь. Насчет Луи мать слушала очень внимательно. И сильно сжала руку отца, когда доктор произнес «на всю жизнь».

С Шарлоттой никогда не обращались даже вполовину так тепло, как с Луи. Иногда, совсем расчувствовавшись, мать могла назвать ее маленькой занудой, но не более того.

Так же говорили девочки из ее школы. И даже некоторые учителя. Порой Шарлотта думала о том, что именно по этой причине у нее нет друзей.

Ну и пусть! Уж лучше быть занудой, чем круглой дурой, как Луи, или хлюпиком вроде Джорджа. А ведь он еще и ябеда. Готов на все, чтобы выслужиться перед отцом или дедушкой Уэльсом. Дедушка Уэльс хвалит его за это, а по мнению Шарлотты, Джордж просто тошнотворен. И если он сменит когда-нибудь дедушку Уэльса, его наверняка так и прозовут — Джордж Тошнотворный.

Шарлотта хихикнула, но полностью погрузиться в мысли о будущем старшего брата не успела, потому что дверь ее апартаментов неожиданно распахнулась. На пороге появилась принцесса Уэльская. Шарлотта удивленно уставилась на нее. Она знала, что мать уехала на какой-то предрождественский прием, который устраивал один из ее фондов. Обычно после таких встреч принцесса возвращалась позже обычного, потому что всем хотелось непременно сфотографироваться с ней на память. Но на этот раз она, наверное, исхитрилась улизнуть вовремя. В элегантном темно-синем костюме мать хромающей походкой пересекла комнату и, не замечая Шарлотту, спиной упала на бархатный диван у самого окна. Задрав ноги, скинула блестящие лаковые туфли и глубоко вздохнула. Выглядело это до крайности странно. Потом она повернула голову и наконец увидела дочь.

— Ах вот ты где, моя девчурка! — воскликнула принцесса, будто они играли в прятки. Она говорила ласково, но голос ее звучал хрипло, как при простуде. — Иди, иди ко мне!

Шарлотта повиновалась. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять — мать вовсе не простудилась. Она как следует «поддала». И это в рабочее время! Что же она делает?!

— Привет, мам, — сдержанно отозвалась Шарлотта.

— Как всегда серьезна. Ты когда-нибудь улыбаешься? Впрочем, может, ты права: так будет меньше морщин.

От безупречной укладки, над которой с утра потрудились двое ее стилистов, теперь осталось одно воспоминание. Тушь сыпалась с ресниц. Белоснежная блузка выглядела мятой и, кроме того, верхняя пуговица была оторвана с мясом. Шарлотта округлила глаза. Ей еще ни разу не доводилось видеть мать в таком виде. Даже когда она возвращалась из больницы с новорожденным Луи, даже когда лежала с гриппом или сидела всю ночь у кровати подхватившего рота вирус Джорджа, все было в полном порядке. Шарлотта впервые видела ее потрепанной. Где же она была? Где она была на самом деле?

— Ну-ка, поцелуй старушку-мать, — принцесса неожиданно схватила девочку за руку и притянула к себе. Теперь сомнений не осталось: от нее пахло алкоголем. Шарлотта поморщилась. Это был запах неприятностей.

С недавних пор от нее часто пахло именно так. Мать могла пропустить стаканчик посреди дня и даже не заботилась о том, чтобы это скрыть. Никогда раньше она не позволяла себе подобного. Ее помощники выглядели растерянными, пытались говорить об этом, но ни к чему хорошему их старания не приводили, потому что после выпивки принцесса становилась невыносимой. К ней было лучше не подходить. Если мать в таком виде попадалась на глаза отцу, то начинался скандал. Шарлотта не раз слышала их ссоры из-за этого. В конце мать заливалась слезами, обвиняла отца в жестокости, кричала о каких-то женщинах, за которых, видит Бог, ему еще предстоит ответить. Потом можно было услышать, как ее с шумом рвет в ванной. Все это было ужасно.

Шарлотта быстро чмокнула мать и попыталась отстраниться.

— Не так, не так! — принцесса захихикала. — Да обними же меня по-настоящему!

— Мама, пожалуйста, прекрати.

— Что «прекрати»? — она недоуменно захлопала ресницами. Язык у нее немного заплетался. — Я просто хочу обнять мою дорогую доченьку, которая одна из всех все еще любит меня!

Ее глаза наконец сфокусировались на лице Шарлотты, которая по-прежнему пыталась ускользнуть. В одно мгновение веселость принцессы как рукой сняло. Лицо вытянулось и стало плаксивым.

— А может, и она уже не любит, — тихо пробормотала она. — Может, и ей я уже надоела хуже горькой редьки!

Шарлотте показалось, что мать вот-вот заплачет. Но через миг она снова заулыбалась. Девочке стало не по себе.

— Да иди же ко мне, Лотти! Ты ведь любишь свою старушку-мать, несмотря ни на что?

— Пусти. Ты пугаешь меня.

Принцесса выпустила ее руку. Ее лицо перекосилось.

— Ну так иди! Давай, я не держу тебя! Дрянная девчонка! Всем на меня плевать. Вам нужно только, чтобы я как цирковая лошадь днями напролет скакала перед всеми, пока меня не хватит удар. И когда это произойдет, никто не проронит ни слезинки. Да, ручаюсь, никто не проронит ни слезинки надо мной! Кто я такая? Зачем меня жалеть? Господи, да что же нужно, чтобы заслужить сочувствие в этой семье?

Она говорила и говорила что-то вроде этого. Постепенно ее голос слабел, она явно теряла нить.

— Мама, ты напилась.

— И отлично! — мать вдруг вскочила на ноги. — Я вообще намерена стать алкоголичкой. Вот тогда-то у твоего папочки наконец будут развязаны руки.

Принцесса, слегка пошатываясь, направилась к выходу. И даже не вспомнила про туфли.

Шарлотта долго смотрела ей вслед. У нее было плохое предчувствие. Сильное, как никогда.

Поначалу все шло не так уж и плохо.

Дом быстро наполнился гостями. Принц Уэльский встречал их с радушной улыбкой, как и подобает хорошему хозяину. С ним был Джордж, ужасно напыщенным в черном смокинге с бабочкой — таком же, как у отца. Он тоже улыбался и галантно протягивал руку дамам. Зрелище настолько контрастировало с его обычным поведением, что оставалось лишь диву даваться. Шарлотта, пользуясь моментом, показала ему язык. Братец даже скривиться в ответ не мог — как раз приветствовал двух пожилых леди, которые пришли в восторг при виде «милого юного джентльмена». Так что ему оставалось только застыть с идиотской улыбочкой и метать в сестру разъяренные взгляды.

Народу все прибывало и прибывало. Шарлотта слонялась по гостиной, дежурно приветствуя двоюродных, троюродных и еще бог весть сколько «юродных» тетушек и дядюшек, кузенов и кузин, дальних племянников, недоумевая, к чему из года в год собирать такую толпу. Она чувствовала себя неловко, во многом из-за платья — по-дурацки пышного и в оборках, как у четырехлетней. Шарлотта предпочла бы что-нибудь более изысканное. Но приходилось довольствоваться таким. Наряжали ее горничные, потому что мать так и не удосужилась заглянуть к ней до начала вечера.

Денек выдался, в общем, ничего. Утром родители собрали их троих в одной из непарадных гостиных — это означало, что момент будет чисто семейный, без лишней суматохи. Несмотря на это, Джордж вытянулся во фрунт и важно завел руки за спину — ни дать ни взять генерал перед вручением государственной награды. Луи, как обычно, и не думал сдерживать себя: Шарлотте показалось, что он того и гляди пройдет по комнате колесом, так ему не терпелось получить подарки. При взгляде на него мать расплылась в ласковой улыбке. Его первого она заключила в объятия и расцеловала в обе щеки, пожелав счастливого Рождества, ему первому вручила подарок, и даже подхватила его на руки, хотя ей было тяжело. Шарлотта отвернулась, чтобы не видеть этого, обняла отца и получила от него небольшую коробочку. В коробочке оказались чудесные серебряные серьги в виде бабочек, раньше принадлежавшие бабушке. Отец очень ревностно относился к украшениям своей матери — для него они были памятью о ней, и такой жест значил очень много. Джорджу досталась новая настольная игра из серии «Ужас Аркхэма», по которому он буквально сходил с ума последние полгода. И это не считая всего того, что еще ждало их под елкой.

— С Рождеством вас, мои дорогие, — мать обняла и поцеловала каждого из них.

И все равно что-то было не так. Родители были спокойны и как будто радостны, но друг с другом держались странно, словно каждый из них старался не замечать другого. Когда Шарлотта обняла мать, ей показалось, что глаза у нее красные, но, по крайней мере, сегодня от нее не пахло спиртным.

Принцесса незаметно выскочила за дверь, в то время как принц Уэльский объявил «час рождественских игр» и с хохотом повалил на ковер Джорджа. Тут же к ним не преминул присоединиться Луи. Шарлотта засомневалась, не слишком ли она уже взрослая, чтобы играть в кучу-малу, но отец протянул руку и подтащил ее поближе.

Возня с братьями помогла Шарлотте развеяться. Отец очень старался — поиграл с ними в жмурки, «визгучего поросенка», даже показал несколько фокусов. Когда настало время разворачивать остальные подарки, Шарлотта подумала, что будет свинством делать это без матери, и решила позвать ее. Пока отец шутливо боролся на ковре с Джорджем и Луи, Шарлотта тихонько вышла из комнаты и увидела принцессу в конце длинного коридора.

Мать стояла к ней спиной. Шарлотта подошла ближе. Слышно было, как она что-то бормочет сама с собой. Плечи были немного сгорблены, рука прижата к уху.

Она говорила по мобильнику.

— Нет, нет, я не грустная, тебе показалось, — сказала принцесса. Она говорила очень тихо. — Это же Рождество. Приходится из кожи вон лезть, чтобы устроить детям праздник, хотя, Бог свидетель, мне очень трудно. Да, ты прав. Но я не могу, просто не могу испортить им Рождество. Только не сегодня. Я постараюсь вырваться на днях. Не беспокойся, что-нибудь придумаю, солнце. До встречи.

Она нажала «отбой», убрала айфон в карман, обернулась и увидела Шарлотту. На лице у матери появилось выражение точь-в-точь как у Луи, когда его ловили на очередной выходке. Раньше Шарлотта и не замечала, что они с ним так похожи.

Принцесса улыбнулась, немного криво. Шарлотте почему-то было очень неловко. Она смутилась и опустила глаза.

— Почему ты не со всеми?

Шарлотта не знала, что сказать, что сделать. Ей показалось, что мать сейчас закричит на нее, как это случалось в последнее время.

Но принцесса и не думала кричать. Только смотрела на Шарлотту и улыбалась той же тревожной улыбкой.

— А самый главный подарок я тебе не вручила, — сказала она наконец.

Шарлотта подняла голову и вопросительно взглянула на нее.

— Закрой глаза, — велела мать.

Шарлотта повиновалась. Принцесса что-то вложила ей в ладонь. Девочка открыла глаза и, не сдержавшись, ахнула.

— Ой, мама! Ты серьезно?

— Ну конечно.

Это был ее счастливый браслет, прелестная золотая вещица с разноцветными камешками — хризолитом, гранатами, аметистом и цирином. Шарлотте он очень нравился, она часто любовалась им, не в силах отвести глаз. Этот браслет матери подарил ее отец, в тот день, когда она поступила в университет. Принцесса утверждала, что он помогал ей в самых отчаянных ситуациях, и потому носила его, практически не снимая.

— Но ведь это твой счастливый браслет, — напомнила Шарлотта. Она все еще не могла поверить своему счастью. — Как же ты будешь без него?

— Приносил счастье мне, теперь принесет тебе, — сказала мать. — Давай-ка помогу тебе надеть.

Она ловко застегнула браслет на худом запястье девочки.

— Какие тоненькие ручки, — улыбнулась принцесса. — Наверное, у тебя будут самые узкие запястья в семье.

Ее собственные запястья выглядели так, будто вот-вот переломятся от малейшего движения. Шарлотта подумала, что упоминать об этом было бы бестактно, и вместо этого залюбовалась браслетом.

— Носи на радость, золотце.

— Спасибо, мама!

Шарлотта хотела сказать, что очень любит ее. Но вместо этого просто обняла.

— А серьги, которые подарил папа, тебе понравились?

— Да.

— С его стороны это очень серьезно, — заметила принцесса. — Он так дорожит коллекцией своей мамы. Будь аккуратна, не потеряй. Иначе папа этого не переживет.

Под впечатлением от ее подарка Шарлотта совсем забыла о странном разговоре, в котором мать называла кого-то солнцем.

Дальше все пошло своим чередом. До полудня позвонили бабушка и дедушка М — родители матери. Как всегда, желали быть хорошей девочкой и слушаться маму с папой. Можно подумать, большего она не заслуживала. Их не пригласили на рождественский вечер, хотя Шарлотте это всегда казалось не слишком-то правильным. Они, говоря откровенно, не подарок, особенно бабуля Кэрол, но уж точно получше сэра Майкла — дяди Майкла, как он просил себя называть. Дядя Майкл обожал непристойные шутки и не стеснялся изображать происходящие в них события в лицах. Еще он постоянно лез к официанткам и проделывал кое-что такое, отчего у присутствующих лезли глаза на лоб. Мать пыталась вразумлять его, но дядя Майкл только ухмылялся, звал ее запросто «Кэт» и махал рукой на все увещевания.

Или вот леди Беатрис и Евгения — пренеприятнейшие дамы. Разумеется, они получили приглашения в числе первых, и в числе первых же примчались на вечеринку — одетые, как всегда, несуразно, и расточая, как всегда, сладкие улыбки. Шарлотта за всю жизнь не услышала от них ни одного доброго слова в чей бы то ни было адрес. Обе явились с мужьями.

Зато пришла леди Габриэлла и своим появлением придала Шарлотте немного сил. Она улыбнулась девочке и даже изобразила легкий реверанс. Это было приятно. Леди Габриэлла была одна, без сэра Томаса — вот радость-то! — и ее сопровождал на вечеринке принц Уэльский. Шарлотта подумала, что это очень мило с его стороны.

Она жалела, что на празднике не было дяди Гарри. Вот кто всегда умел развлечь и занять малышню, да и вообще поднять настроение любому. С ним даже Шарлотте было весело. Но с тех пор, как он уехал из Англии, о нем больше не говорили. Шарлотта не была уверена, что когда-нибудь еще увидит дядюшку Гарри после тех вещей, которые он наплел всему свету об отце, дедушке Уэльсе и остальных.

После обмена подарками спустились дедушка Уэльс с женой, леди Камиллой, разодетой в пух и прах. Гости почтительно вытянулись и подняли бокалы. Шарлотта наблюдала, как они вдвоем неторопливо идут по залу, о чем-то переговариваясь вполголоса. Дедушка Уэльс показался ей очень усталым; он старался шагать с достоинством, но было видно, что дается ему это нелегко. Вообще-то говоря, он давно уже не был дедушкой Уэльсом, с того дня, как не стало Прабабушки, но все внуки и внучатые племянники продолжали называть его так. Он не возражал. Если честно, он почти никогда ни с чем не спорил, будто ему не хватало на это сил.

Леди Камилла, напротив, вся лучилась энергией. Ее улыбка становилась все шире с каждым новым реверансом, в котором присаживались перед ней приглашенные дамы. Однако надолго осчастливливать семью своим присутствием они с дедушкой Уэльсом явно не собирались. Поздравили всех с Рождеством, выпили по бокалу шампанского и быстро удалились. Почти все из собравшихся не скрывали своего облегчения.

Принцесса Уэльская, с красивой прической и приличествующих случаю украшениях, сияющих так же ослепительно, как и ее улыбка, смеялась и выглядела вполне довольной всем. В какой-то момент Шарлотта начала думать, уж не привиделась ли ей вчерашняя сцена в ее комнате. Мать была такой безмятежной, смешливой и любезной. Даже с леди Габриэллой, которую, как замечала Шарлотта, всегда почему-то недолюбливала. Вечер шел спокойно и по-своему приятно.

Впоследствии Шарлотта поняла: все шло слишком хорошо, чтобы продолжаться в таком же духе.

Принцесса быстро осушала один бокал за другим. Шарлотта знала, к чему это вскоре приведет, и недоумевала, почему не вмешивается отец. Но принц, казалось, меньше всего беспокоился о жене. Он даже не смотрел в ее сторону.

К принцессе то и дело подходил кто-то из гостей, чтобы перекинуться парой слов и похвалить вечеринку. Это было весьма удобно. Шарлотта, улучая момент, стала незаметно переливать содержимое ее бокала дяде Майклу, который пил все без разбора, успел окосеть и не замечал ничего вокруг. На первый раз, обнаружив пустой бокал, мать рассыпалась нервным смешком, на второй нахмурилась, а на третий просто взорвалась и, схватив за шиворот крутившегося поблизости Джорджа, принялась громко отчитывать его, решив, что это он втихомолку угощается ее мартини. Признаться, при виде побагровевшего лица братца Шарлотта не испытала особых угрызений совести: иногда и ему стоит получить по первое число.

Однако ее старания не увенчались успехом. Мать все-таки набралась и, к ужасу Шарлотты, даже не смогла справиться с ужином. На середине какой-то длинной истории, которую со своим итальянским акцентом тянул муж леди Беатрис, она вдруг поперхнулась, положила вилку и, бледная как смерть, поспешила выйти. Взгляды всех сидевших за столом были обращены на нее. Шарлотта уставилась в тарелку. Ее щеки горели огнем. И это ее мать! Которую все привыкли видеть подтянутой, уверенной, красивой, которой восхищалось столько народу. Хуже и быть не может.

С некоторым усилием беседа за столом возобновилась. К отцу, сидевшему с каменным лицом, наклонилась леди Габриэла. До Шарлотты донесся ее шепот:

— Может, ей помочь?

— Как-нибудь справится, — принц Уэльский брезгливо скривился.

Все старались вести себя как ни в чем не бывало, хотя леди Беатрис незамедлительно принялась ядовито перешептываться с леди Евгенией. Луи, конечно, залил всю скатерть кока-колой, к восторгу сидевшей рядом с ним малышни. Джордж с важным видом поправлял бабочку и то и дело закатывал глаза, всем своим видом показывая, что находиться среди других детей ниже его достоинства. В двенадцать часов все стали целоваться. Отец поцеловал Шарлотту и мальчиков, потом леди Габриэллу, потом Беатрис с Евгенией, потом других кузин и родственниц — и так по кругу. Шарлотту быстро мазнули по щеке Джордж и Луи, и вдруг появился дядя Майкл, багровый и пьяный в стельку. Шарлотта поспешно отвернулась от него и принялась проглатывать тарталетки с черной икрой. Икра была противная, но она старалась не обращать на это внимания и запихнула в себя не меньше дюжины. К счастью, дядя Майкл быстро переключился с нее на мужа леди Беатрис и влепил ему поцелуй прямо в губы! Бедняга хотел отпрянуть, но хватка у дяди Майкла была железная. Похоже, он совсем перестал понимать, что происходит. Кое-кто смеялся. Джордж, вытаращив глаза, отвернулся, будто его тошнило. В кои-то веки Шарлотта была с ним полностью согласна.

— Фейерверк! — объявил принц Уэльский, когда все наконец перецеловались.

Гости поспешили на улицу, а Шарлотта, до смерти устав от суеты и шума, крадучись сошла вниз, на кухню, чтобы выпить воды и немного посидеть в тишине. Однако стоило ей переступить порог, как сердце заколотилось. В темной кухне кто-то сидел. Она негромко вскрикнула.

— Тише, Лотти. Это я, — устало донеслось из темноты.

Встав на цыпочки, Шарлотта принялась шарить ладонью по стене. Загорелся свет.

— Что ты здесь делаешь?

Принцесса, часто моргая, смотрела прямо на Шарлотту. Глаза у нее были красные, а лицо по-прежнему белее молока.

— Ради бога, выключи свет.

— Тебе, наверное, лучше лечь в постель.

Она не ответила. Шарлотта на ощупь подошла к холодильнику и достала из него бутыль с минеральной водой.

— Хочешь водички?

— Я и так уже выпила целую цистерну, — ответила мать. Действительно, рядом с ее стулом валялось несколько пластиковых бутылок. — Где все?

— Пошли смотреть фейерверк.

Принцесса помолчала, наблюдая, как Шарлотта наливает воду в стакан.

— Я вела себя по-свински за ужином, да? — проговорила она в темноту. — Прости, милая, я не хотела тебя пугать.

На мгновение Шарлотте показалось, что вернулась прежняя мать — та, с которой она могла поделиться всем и обсудить любой вопрос, которая всегда находила нужное слово, чтобы утешить и подбодрить.

Но лишь на одно мгновение.

— Я совсем не испугалась, — сказала Шарлотта. Ей действительно не было страшно. Ей было очень стыдно.

— В любом случае, зрелище не из приятных, — вздохнула принцесса и опустила голову на руки.

Ее голос звучал глухо. Шарлотта поперхнулась водой. Кажется, мать плакала.

— Лотти, я попала в беду, — сказала она. — И не знаю, что делать.

— Ты рассказала папе? — Шарлотта села рядом с ней.

— О боже. Конечно, нет.

— Но почему?

— Я же не сумасшедшая!

— Папа наверняка знает, что делать, и поможет тебе.

— Ты так считаешь? — спросила принцесса с неожиданной язвительностью. — О, да, он и в самом деле знает, как лучше! Всегда и во всем! С тем же успехом я могу сразу пойти и утопиться в Темзе. Хорош совет, нечего сказать!

— Тогда делай, что хочешь, — выпалила Шарлотта и поспешила наверх. Ее душила обида. Всякому терпению есть предел. С нее хватит! Пусть Ее Высочество теперь сидит там в темноте одна и злится, сколько душе угодно.

К счастью, эта безумная вечеринка подходила к концу. Все разбредались по своим комнатам. Джорджа и Луи она не видела, наверное, братцы смотрели уже десятый сон. Хорошо, что они не наткнулись на мать там, в кухне, пронеслось в голове.

Шарлотта быстро поднялась к себе. Попробовала уснуть, но сон не шел. В желудке как-то странно свербило. Она решила отправиться в ванную.

— Чертова икра, — пробормотала Шарлотта.

Вообще-то она не позволяла себе выражаться, давным-давно усвоив Прабабушкин урок: базарная ругать — удел простолюдинов. От Прабабушки никто и никогда не слышал плохих слов — даже когда во время тура по Содружеству прямо перед ней с Прадедушкой взбесился слон и принялся крушить все на своем пути. Должно быть, она была права, хотя сам Прадедушка частенько использовал неприличные фразы, и отец, бывало, тоже, даже мать, особенно в последнее время. Все-таки о какой беде она говорила? И почему держит все втайне? Что такого могло с ней случиться, что об этом нельзя знать даже отцу?

Шарлотта безуспешно пыталась найти ответ хотя бы на один из этих вопросов, пока брела по темным коридорам. Повсюду было тихо.

Кроме спальни родителей. Там было шумно. Шарлотта замерла на месте. Кажется, это была ОЧЕНЬ КРУПНАЯ ССОРА.

Мать вопила пронзительно и истерично, на такой высокой ноте, что невозможно было разобрать слов. Но, к сожалению, Шарлотта отчетливо разбирала все, что кричал в ответ отец. Она изумленно вытаращила глаза — это были по-настоящему плохие слова. Те слова, которые звучат в фильмах с возрастным цензом. И произносил их ее отец! Что-то со звоном разбилось у них за дверью. Отец кричал, что сотрет мать в порошок. Именно так!

Шарлотта, развернувшись, убежала к себе в комнату. Там ее вырвало прямо на ковер. Теперь-то она знала, что будет ненавидеть Рождество всю оставшуюся жизнь.

Глянцевый черный «Мерседес» миновал железные ворота и мягко притормозил у самой входной лестницы. Несколько крупных капель ударили по лобовому стеклу. Небо было набухшим, мрачно-серым. Собирался сильный ливень.

— Наконец-то, — недовольно пробормотала Шарлотта, застегивая куртку под горло. — Не прошло и года.

Водитель, молодой человек со светлыми вьющимися волосами, никак не отреагировал. Он работал недавно, и Шарлотта не помнила его имени. Она знала только, что у него приятное лицо, бронзовый загар и белозубая улыбка. Сегодня Шарлотта решила непременно узнать, как его зовут, но потом пришла в такое скверное расположение духа, что совсем забыла об этом.

И чего только ее понесло в этот проклятый магазин! Можно подумать, у дочери принца Уэльского мало шмоток. Шарлотта без проблем обошлась бы одним из своих «выходных» платьев. Но отец заявил, что день рождения почившей Прабабушки, на который семья решила собраться тесным кругом, слишком важное событие, чтобы показаться на нем в старье. Пришлось тащиться за обновкой.

Когда они только-только подъехали к огромному, сверкающему зданию бутика «Sassun», ничего не предвещало беды. Шарлотта без приключений очутилась внутри, прошлась вдоль длинных рядов с последними достижениями современной моды — и тут началось. Хорошо, что вовремя среагировала Виннифред. Без нее Шарлотте действительно пришлось бы туго.

— Не сопровождайте меня, Виннифред, — пробурчала Шарлотта, выбираясь из салона. Водитель выскочил со своего места с зонтиком, но она только отмахнулась от него.

Виннифред не стала спорить. В этом было еще одно ее хорошее качество, помимо многих других.

Она работала у Шарлотты уже три месяца и по роду службы заведовала ее гардеробом. Раньше эту должность занимала Грит — славная, энергичная старушка из Глостершира, на которую можно было положиться во всем. Кроме одного: она не понимала, что все и всегда должно лежать на своих местах.

Грит постоянно старалась убедить Шарлотту, что ничего страшного не произойдет, если одежда в шкафу не будет развешана по спектру, или пенал с карандашами ляжет не слева, а справа, или за обедом горошина в ее тарелке попадет в пюре.

— Право слово, Шарлотта, — восклицала она. — Ведь небо не упадет на землю от этого! Нельзя так переживать из-за сущих мелочей, девонька.

Шарлотта пыталась держаться и не показывать, что происходит с ней при виде вышеперечисленных операций. Но иногда у нее все-таки случались срывы. Грит называла их «глупыми детскими капризами» и энергично, как она делала все, бралась отучать Шарлотту от них. В остальном Грит была великолепна, но она не понимала самого важного. Поэтому незадолго до Рождества отец выдал ей расчет.

Ее преемницу Шарлотта встречала с опаской. Едва заслышав, как зовут новую сотрудницу, она без удовольствия представила преисполненную достоинства пожилую леди, которая, по примеру Грит, возьмется отучать ее от капризов.

Но Виннифред оказалась молодой девушкой с копной кудрявых рыжих волос и непроницаемым лицом. Принц Уэльский, что совсем не было на него похоже, сам взял на себя труд привести ее в апартаменты Шарлотты. Виннифред была такой маленькой и худой, что выглядела школьницей. А между тем, как она позже сказала, ей было уже почти тридцать лет.

Поначалу Шарлотта не возлагала на нее больших надежд. Инструкции отца Виннифред слушала со скучающим видом, как будто все это было ей до лампочки. И когда он сказал про главное правило - все и всегда должно лежать на своих местах — она чуть ли не зевнула. Это не сулило ничего хорошего.

На следующий день Виннифред проводила ревизию вверенных ей владений. Шарлотта молча наблюдала, как она открывает шкаф и передвигает вешалки, путая идеально выстроенный спектр.

— Все должно висеть по цветам, Виннифред, — напряженно сказала Шарлотта, заметив, как нежно-голубое платье занимает свое место рядом с лиловым. При виде этого внутри у девочки все застыло.

Виннифред, не меняясь в лице, повесила его рядом с голубыми вещами.

— Разумеется, Ваше Высочество, — невозмутимо сказала она.

С тех пор она не заслужила ни одного нарекания. Виннифред никогда не спорила и ничего не доказывала, принимая все происходящее как должное. Вскоре у нее обнаружился еще один талант. Она не только содержала в идеальном порядке одежду принцессы, но еще безошибочно определяла, где можно разыскать подходящий к тому или иному случаю наряд. Шарлотта стала брать ее с собой по магазинам.

Но сегодня им не повезло. Даже глаз-алмаз Виннифред не сумел найти ничего стоящего. Зато на Шарлотту немедля налетели с расспросами о том, как поживает принцесса Уэльская и как у нее дела?

Раньше мать была здесь частой клиенткой. Шарлотта вежливо улыбалась, но внутри ее пробирала дрожь. Почувствовав неладное, Виннифред тут же поспешила увести ее. Шарлотта была ей благодарна.

— Что за люди, — пробормотала Виннифред, усаживая девочку в машину.

— Люди как люди, — устало ответила Шарлотта. — Всем это интересно.

Виннифред бросила на нее странный взгляд, но ничего не сказала. В полном молчании они добрались до дома, а потом Шарлотта поспешила уйти к себе.

Поездка в магазин совсем выбила ее из колеи. Потому что она очень, очень скучала по матери. Даже по такой нервной и вспыльчивой, какой она была перед Рождеством. Каждый вечер Шарлотта говорила себе, что скоро принцесса вернется. Она убеждала себя в этом весь январь, февраль и март. Но надежды оставалось все меньше.

Шарлотта часто теребила счастливый браслет, который принцесса подарила ей на Рождество.

«Она не должна была этого делать, — грустно думала девочка. — Как только она сняла его, с ней случилась беда».

Конечно, это было не так. Что-то плохое происходило с матерью еще до Рождества. Это замечали многие. Браслет был ни при чем. Но такие мысли немного успокаивали Шарлотту. Может быть, если она вернет его, все наладится?

Я никогда больше не буду тебе грубить. Даже если ты грубишь мне. Ты так мне нужна! Обещаю, я буду хорошо себя вести, никогда больше ни на что не буду жаловаться. Пожалуйста, только вернись! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Шарлотта теребила браслет и твердила это про себя, как заклинание. Ей очень хотелось, чтобы эти слова и впрямь обладали магической силой, способной вернуть все на свои места. Но пока ее заклинание не принесло ровным счетом никакого результата.

Если бы она посещала занятия, было бы легче отвлечься. Но занятий не было — их троих временно забрали из школ.

А все из-за Луи. Кто-то из однокашников однажды утром подошел к нему и сказал: «Моя мама посмотрела то видео с твоей мамой и сказала, что твоя мама скоро умрет!». Луи был вне себя и разгромил класс, так что его пришлось спешно увозить домой. Потом он прорыдал остаток дня, прерываясь только на то, чтобы сломать какую-нибудь вещь. Его никто не мог успокоить.

Тем же вечером отец, мрачнее тучи, объявил, что какое-то время они будут учиться дома. Но этим все и ограничилось — никакой учебой их не нагружали.

Особенно горевал Джордж. С этой осени он должен был пойти в Итон. Но теперь его блестящие перспективы откладывались на неопределенный срок.

В том, что твоя мать знаменитость, есть свои минусы.

Принцесса Уэльская почему-то была против новой школы Джорджа. Она часто вспоминала свою школу, где над ней всю дорогу смеялись и обзывали по-всякому. Родители много ругались по этому поводу.

— Ему нечего бояться, — сказал ей отец как-то раз за ужином.

— Я знаю, как все устроено в этих школах.

— Что ж, — небрежным тоном проговорил принц Уэльский. — Мы не покупали нашему сыну там место, как это сделали в свое время твои родители, и, думаю, ему ничего не грозит.

Мать тогда побледнела и не сказала в ответ ни слова. Но взгляд, которым она смерила отца, был страшен.

Судя по тому, что Джордж без конца болтал об Итоне, он все-таки должен был пойти туда. Но теперь им приходилось коротать время без всяких школ. Джордж злился и постоянно срывался на всех, кто только попадался ему под руку.

Что до Луи, то он совсем слетел с катушек. Он всегда был неуправляемым, а теперь просто как будто взбесился — орал дурниной, бегал сломя голову, закатывал истерики. Несколько раз отец приглашал к нему доктора.

— Боже правый, Уильям — воскликнула леди Камилла после одного из таких визитов. — Этому ребенку не нужны врачи, его просто нужно отшлепать по старинке.

— Мальчик тоскует по матери.

— Ерунда. Он просто донельзя избалован. Несколько порок — и будет как шелковый.

— Кэтрин никогда так не делала, — с неохотой сказал отец.

— И вот результат! Полюбуйся сам. Нет, Уильям, ты должен взять все в свои руки. Иначе нас ждет катастрофа.

Она так и сказала — ка-тас-тро-фа.

Но все эти проблемы отодвинулись для Шарлотты на задний план, потому что большую часть времени она беспокоилась о матери. Отец отобрал у них смартфоны, чтобы они не читали СМИ и страницы некоторых умников в социальных сетях. Шарлотта все равно знала, что там обсуждают. Подобно Луи, все эти репортеры и блогеры совсем осатанели. Им только дай волю, беззаботно говорил отец, чего только не напишут. Однако ему никого не удавалось обмануть, даже Луи. Все видели, что он очень встревожен.

На следующий день после Рождества гости быстро разъехались по домам. Это было прямо удивительно. Но еще более удивительным было другое. Сразу после того, как дом покинул последний из приглашенных, отец позвал Шарлотту, Джорджа и Луи к себе. Он был один, без матери. Ее вообще нигде не было видно.

— У меня не очень хорошие новости, — объявил принц Уэльский.

Он выглядел довольно помятым. Накинутый поверх пижамы старый клетчатый халат тоже не добавлял ему красоты, и вдобавок он не дал себе труда побриться. Шарлотте было неприятно видеть его таким.

— Где мама? — выпалил Луи.

— Как раз об этом я и хочу с вами поговорить. Выслушайте меня внимательно.

Все трое расселись вокруг него.

— Маму забрали в больницу, — сказал отец. — Какое-то время ее не будет дома. Как долго, пока неизвестно.

Шарлотта вспомнила, как они кричали друг на друга прошлой ночью. По спине пробежал холодок.

— А что с ней? — спросила она.

— Врачи пока проводят обследование, — ответил отец. — Все станет ясно только после их заключения.

Он окинул всех тяжелым взглядом.

— Поменьше болтайте об этом. Будем надеяться, что все с ней обойдется. Можете идти.

Шарлотта вместе с братьями нерешительно направилась к выходу. У нее что-то не укладывалось в голове. Как можно серьезно заболеть в одну ночь? Вечером мать выглядела вполне здоровой, только снова напилась. Может, отец сделал с ней что-то? От этой мысли внутри у Шарлотты все заледенело. Ей было очень страшно думать о своих родителях в таком ключе.

— Останься, пожалуйста, Шарлотта, — окликнул ее отец. Джордж на миг остолбенел и смерил сестру злым взглядом. Но спорить с отцом, конечно, не стал.

Дождавшись, когда Джордж и Луи выйдут из кабинета, Шарлотта притворила за ними дверь и послушно подошла к отцу.

— Ты слышала нашу с мамой ссору этой ночью?

Она удивилась и не удивилась. Ночью дом казался ей темным и безлюдным, но, конечно, это было не так. Тут постоянно есть глаза и уши, которые знают обо всем.

Помедлив, Шарлотта кивнула.

— Ты слышала все? — уточнил зачем-то отец.

Она кивнула еще раз.

— Мне жаль, дорогая, — отец потер заросший подбородок. — Все, что ты слышала… оно не для детских ушей. Но я хочу, чтобы ты знала: все не так. То есть я не думаю так, как кричал вчера. И мама тоже. Просто она была вчера… не совсем в порядке. Да ты, наверное, и сама заметила это за ужином.

— Да.

— Ну так вот, не бери это в голову. Мы повздорили, но это случается у всех. Я не делал и не собирался делать того, о чем кричал. Ты понимаешь?

— Да, папа.

— Вот и хорошо. Не говори об этом никому. Это… не слишком правильно. Знаешь поговорку «не выносить сор из избы»?

— Да, папа, — тупо повторила Шарлотта.

— Вот и мы выносить не будем. Все будет хорошо. Смотрю, ты надела бабушкины серьги. Они тебе нравятся?

— Очень, красивее в жизни не видела. Когда можно будет навестить маму?

Он свел брови.

— Не стоит ее пока навещать.

— Почему?

— Она болеет, — с нажимом произнес отец. — Не нужно ее тревожить.

— Но ты сказал, что врачи еще только проводят обследование.

Принц поджал губы.

— Да. Но подозревают… — он не договорил и взмахнул рукой. — В общем, не будем раньше времени паниковать. Может, все и обойдется. Иди.

Шарлотта долго думала над их разговором. Ей показалось, что отец не был с ней честен. Нет, она была в этом уверена. То, что произошло между родителями ночью, не было обычной ссорой. Шарлотта поняла это прекрасно. Действительно ли отец мог применить к матери силу? Раньше ничего подобного не случалось. Но раньше у них не происходило и таких скандалов. Во всяком случае, Шарлотта не помнила этого. Родители могли кричать друг на друга, припоминать какие-то старые обиды, даже жить некоторое время врозь — так было пару раз после того, как родился Луи. Но они никогда, ни разу в жизни не говорили тех слов, которые она слышала вчера. Тех слов и с такой ненавистью. А вдруг отец избил мать до полусмерти? Он легко впадал в ярость, и было понятно, что там, в их спальне, он потерял над собой контроль. Ведь мать снова нахлесталась спиртным, а отец не переносил этого на дух. Может, он окончательно озверел и поднял на нее руку? Поэтому в ночи ее спешно увезли в больницу?

Что, если это правда?

Шарлотта терзалась этим вопросом несколько дней. Потом отец сообщил им за завтраком ту новость. Шарлотта запомнила все до мельчайших деталей: и пятна солнечного света на белой скатерти, и следы от кетчупа на подбородке Джорджа, и тиканье старинных часов у себя за спиной.

И лицо отца, когда он произнес слово «рак».

У Шарлотты отчаянно заколотилось сердце — а потом вдруг замерло и сжалось до боли. Минуту-другую она еще держалась, но затем из глаз брызнули слезы, и она не заметила, как Джордж глупо разинул рот от изумления, а Луи опрокинул на себя тарелку с овсянкой.

Отец не стал их утешать. Хмурый и раздраженный, он велел не болтать об этом и поспешил выйти из столовой. Джордж, развернувшись на стуле, проводил его взглядом, потом уставился на Шарлотту. Она опустила глаза, то и дело вытирая их, но слезы все текли и текли, и не было у нее никаких сил, чтобы остановить этот поток. Наконец она встала, взяла со стола ворох салфеток и принялась вытирать остатки каши с майки и джинсов Луи. Она делала это механически, не обращая внимания на отбивавшегося от нее мальчишку. Джордж тоже поднялся и стал молча убирать скомканные салфетки.

Еще никогда в жизни Шарлотта не чувствовала себя такой несчастной и покинутой, как в то утро. О раке постоянно говорили по телевизору и в Интернете — в основном о том, кто из знаменитостей умер от него. И теперь ее мать могла стать следующей.

Она плакала так горько, как не плакала еще ни разу до того.

С того дня Шарлота повторяла свое заклинание по тысяче раз на дню. И даже когда засыпала, оно было на ее губах.

Последующее за Рождеством время выдалось самым скверным на памяти Шарлотты. Плохие новости сыпались одна за другой. Только-только они свыклись с болезнью матери, как в феврале заболел дедушка Уэльс — у него тоже нашли рак. Для отца это стало ударом. С дедушкой Уэльсом они не слишком-то ладили, но, когда все стало известно, принц Уэльский совсем спал с лица. Таким раздавленным Шарлотте еще не доводилось его видеть. Порой она почти не узнавала своего невозмутимого, всегда уверенного в себе отца, а несколько раз ей казалось, что он явно плакал. Принц почти перестал бывать дома, проводя все время в резиденции дедушки Уэльса.

Грустная новость быстро облетела всю страну. Дедушка Уэльс старался держаться молодцом. Он шутил, принимал гостей и продолжал работать. Но всем было видно, что с каждым днем он становится все слабее. Неотлучно при нем теперь находилась леди Камилла. Она не выглядела ни опечаленной, ни особенно встревоженной. Многие за глаза гадали, самообладание это или же предвкушение.

Еще через месяц неожиданно скончался муж леди Габриэллы. Отец не вдавался в детали того, что с ним произошло. Но потом из новостей Шарлотта узнала, что сэр Томас сделал с собой непоправимое.

От этого она перепугалась до полусмерти. Ей пришла в голову страшная мысль: а вдруг мать тоже решится на такой шаг? В сериалах Шарлотта часто видела, как больные люди сводят счеты с жизнью, чтобы не испытывать мучений и не становиться обузой близким. Обычно мать не опускала рук в сложных ситуациях, но Шарлотта знала, что лечение рака — долгое, тяжелое, изматывающее испытание, со множеством последствий. Что, если на этот раз она откажется бороться? И последует примеру сэра Томаса?

Иногда принцесса выходила на связь, но говорила одно и то же: заверяла, что все хорошо, что ей лучше, что она лечится. Они с Джорджем и Луи так и не навестили ее ни разу. Отец наотрез отказывался брать их с собой. Впрочем, и сам он ездил к матери лишь однажды. Вернулся скоро, крайне раздраженным, и ничего не сказал о ее состоянии. Шарлотта не могла понять, почему он так себя ведет. Разве мать виновата в том, что заболела? С дедушкой Уэльсом отец обращался куда душевнее, регулярно навещал его и звонил по нескольку раз на дню. Почему мать не удостоена такой заботы? Почему отец так нескрываемо злится на нее вместо того, чтобы поддержать, почему не дает повидаться с ними?

Дома о принцессе Уэльской почти не говорили. Из скупых ответов отца Шарлотта знала, что после больницы она уехала в «Аделаиду» — небольшой коттедж в Беркшире, где они жили с матерью в те периоды, когда родители ссорились. Это тоже было странно: почему она остановилась в мрачной, пустой, далекой «Аделаиде» вместо того, чтобы вернуться домой? Почему не хочет никого видеть? Шарлотта, как ни старалась, не могла разгадать эту загадку. Она чувствовала, что ответ находится где-то на поверхности, но ей не никак не удавалось его найти.

Между тем с ними, детьми, все были очень ласковы и предупредительны, старались ни в чем не отказывать. Некоторое время Шарлотта почти наслаждалась этим, однако потом ей стало очень страшно. Все как будто знали нечто такое, о чем нельзя было говорить.

Шарлотта без конца тревожилась о матери. Может, она лежит в палате совсем одна, всеми покинутая и ослабевшая, никого не видит и скучает по Шарлотте так же сильно, как и она по ней? Эти мысли не покидали девочку ни на минуту. Она потеряла сон и аппетит, стала вялой и равнодушной ко всему.

Но больше всех сходил с ума Луи. Он постоянно ревел и голосил, что хочет к маме. На него не действовали ни уговоры, ни ругань, ни угрозы.

— Боже, я не понимаю, что с ним такое, — не выдержал однажды отец. — Ведь она их даже не растила.

Это было неправдой. Вернее, не совсем правдой. Они на самом деле не так уж часто видели мать, да и отца тоже. Родители постоянно пропадали на всяких встречах и мероприятиях, были то в разъездах, то в каких-то турах. Их не всегда можно было сопровождать, и они действительно редко выходили куда-то семьей. Но все-таки мать была добра к ним и старалась провести вместе то немногое время, которое у нее оставалось после всех этих поездок и встреч. Она всегда точно знала, что каждый из них хочет на день рождения, что любит на завтрак, чего боится и как развеять эти страхи. Она отвела каждого из них в класс в их первый школьный день. Она целовала их разбитые колени, отирала слезы и приговаривала, что до свадьбы заживет.

Теперь Шарлотта часто прокручивала в голове воспоминания о матери и рассматривала каждое в мельчайших подробностях, как на кинопленке.

Например, ей нравилось бывать с принцессой в ее салоне. Когда Шарлотта была маленькой, то любовалась ее волосами и говорила, что хочет себе такие же. Однажды мать со смехом сказала, что это все благодаря «Bleach London», а так она давно седая.

— Но ты же не старая, — удивилась тогда Шарлотта.

Мать снова рассмеялась.

— Спасибо, дочка.

Седая она была или нет, но волосы у нее выглядели потрясающе — длинные, темные, густые. Совсем не как у Шарлотты. В детстве ее волосы напоминали два крысиных хвостика, да и теперь все было немногим лучше. Вообще она всегда с гордостью смотрела на мать, которая выглядела так сногсшибательно. Шарлотта гордилась ею и жалела, что совсем на нее не похожа. У нее не было ни миловидного лица, ни ямочек на щеках, ни зеленых глаз. Вероятно, ей суждено стать такой же высокой (уже сейчас она была выше почти всех девочек в классе), но на этом все.

От каждого воспоминания внутри у Шарлотты все сжималось. Может быть, она больше никогда не увидит ее? Вдруг тогда, на Рождество, они виделись в последний раз. Думать об этом было невыносимо.

С началом апреля все трое вернулись в школы. Шарлотта старалась наверстать упущенное, но дела как-то не шли. Их учительница, хорошенькая и молодая мисс Темпл, то и дело пеняла ей на отсутствующий вид. Но что поделать? Шарлотта действительно была рассеянной и с трудом концентрировалась на дробях и процентах. Вместо этого девочка постоянно думала о том, какой подавленной и отчаявшейся была мать там, на кухне, как она сидела, уронив голову на руки. Она хотела поделиться горем, а Шарлотта повела себя так грубо. От этой мысли на глаза наворачивались слезы, которые, должно быть, замечали остальные. Одноклассницы вели себя странно. Они общались с ней бережно, как будто она внезапно стала инвалидом, и постоянно косились на учителей. Шарлотта догадалась, что всем было сделано внушение насчет того, чтобы не лезть с расспросами и не расстраивать ее. Ей стало еще хуже.

Однажды утром Шарлотта открыла глаза и поняла, что, скорее всего, мать умирает. Иначе им позволили бы ее навещать. Иначе они говорили бы, что она идет на поправку. Вероятно, болезнь обнаружили слишком поздно и теперь мало что можно сделать.

В тот день Шарлотта еле-еле высидела школу, получив еще больше предупреждений и выговоров, чем обычно. Когда светловолосый молодой водитель — она так и не удосужилась узнать его имя — привез ее домой, она тут же помчалась к себе. Но, не добежав, остановилась посреди коридора. Она вытирала бегущие слезы обеими руками, пока не выдержала и не расплакалась навзрыд.

Да, так оно и есть. Прошло уже столько времени. Значит, принцессе не становится лучше. Судя по всему, она одной ногой в могиле. Или даже… Шарлотта яростно замотала головой. Нет. О таком бы точно сообщили. Или все же нет?

От них с братьями просто скрывают, чтобы, как выражаются взрослые, не травмировать. Но разве неизвестность лучше? Шарлотта захлебывалась слезами, как в самом раннем детстве. Пока кто-то громко не чихнул у нее за спиной.

Шарлотта повернула голову. Это была леди Камилла. Увидев ее, Шарлотта подумала, что никто из них никогда не называл ее бабушкой. Она всегда приветливо улыбалась, но глаза у нее оставались холодными. Только дедушка Уэльс и любил ее. Интересно, за что?

— Господи боже мой, — леди Камилла всплеснула руками. — Что с тобой стряслось?

Шарлотта вытерла слезы. Ей очень не хотелось плакать на глазах у леди Камиллы.

— Что вы тут делаете? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал и не срывался.

Леди Камилла сузила глаза. Она всегда делала так когда, по ее мнению, к ней обращались без должной почтительности.

— Мне нужно переговорить с твоим отцом, — ответила она. — И, да будет тебе известно, при разговоре со старшими нужно добавлять «мэм». Так что у тебя за горе?

В любой другой ситуации Шарлотта просто надерзила бы ей — хотя так не делал никто, чтобы не расстраивать дедушку Уэльса, который каждое нелестное слово в адрес леди Камиллы воспринимал как собственное оскорбление.

Но сейчас ей было ни до чего.

— Я боюсь, что мама умирает, — прошептала Шарлотта.

Леди Камилла подошла ближе. Ее бриллиантовые серьги свисали до самых плеч и причудливо отражали свет. Шарлотта невольно залюбовалась. Леди Камилла всегда носила уйму украшений, словно собиралась на коронацию. Мать как-то пошутила, что она делает так на тот случай, если ей укажут на дверь и не позволят взять с собой ничего кроме того, что есть на ней. Шарлотта не сомневалась, что эту шутку донесли леди Камилле.

— Ну, об этом ты можешь не беспокоиться, — сказала она, внимательно глядя в заплаканное лицо девочки.

— Почему?

Наверняка сейчас будет заливать, что все не так страшно, много вылечившихся и все такое, со злостью подумала Шарлотта.

Но она ошиблась.

— Твоя мама не умрет, деточка, — леди Камилла поправила завитые светлые кудряшки. — По крайней мере, не сейчас. Так что этого тебе не стоит бояться.

Шарлотта остолбенела.

— Откуда вы знаете? Вы говорите так, чтобы меня успокоить?

— Как будто мне больше нечем заняться. Просто прими это как данность. И никому не говори. Расскажешь — тебе же будет хуже.

Леди Камилла ушла, взметнув длинной полой юбки. Она шла так, будто все вокруг было ее вотчиной.

Шарлотта потрясенно смотрела ей вслед. Что все это значит? О чем она говорила?

Внезапно ей все стало понятно. И девочка просто вскипела от злости.

Да старуха просто-напросто издевается над ней!

Слезы у Шарлотты окончательно высохли. Она должна все выяснить. Прямо сейчас она пойдет к отцу — неважно, в каком он там настроении. Отец точно знает все.

Однако, когда она оказалась у двери его кабинета, стало ясно, что кто-то ее опередил. Сгорая от нетерпения, Шарлотта принялась бродить по коридору. За дверью шел какой-то разговор. Зная, что это не слишком-то правильно, она прислушалась.

— Ситуация усложняется. Я не знаю, что делать, — различила она приглушенный голос отца.

— Может быть, тебе стоило бы… — это была леди Камилла.

— Нет! Исключено.

— Но на кону стоит слишком много. Разве твое самолюбие важнее всех нас? Сам знаешь, какие идут разговоры.

— Нет, — резко ответил отец. — Пусть катится на все четыре стороны, раз ей так хочется. К этому идиоту, с которым она (ПЛОХОЕ СЛОВО) у меня за спиной или к кому угодно другому. И мне наплевать, чем это закончится. Даже если все узнают о вашей афере с ее несуществующим раком. Плевать!

НЕСУЩЕСТВУЮЩИМ РАКОМ?! Он действительно это сказал?

— Бывает всякое, Уильям. Вспомни свою мать.

— Замолчи. Не тебе говорить о ней, — отец зашипел с такой лютой злобой, что у Шарлотты задрожали руки. Ноги стали ватными.

— Послушай, мальчик, — ледяным тоном осадила его леди Камилла. — Если это будет нужно для нашего общего блага, ты это сделаешь. И глазом не моргнешь. Не может из-за твоей женушки рухнуть все, что мы строили годами. И тебе об этом прекрасно известно. Бога благодари за то, что мы с твоим отцом придумали аферу, как ты это называешь. И убедили ее нам подыграть. Или тебе больше понравилось бы, если бы все узнали, что она наставляет тебе рога?

Ложь. Ложь! Ложь!! — хотелось закричать Шарлотте. От услышанного к лицу мигом прилила кровь. Как она смеет? Как она смеет говорить такие вещи о ее матери, принцессе Уэльской?

Шарлотта давно не испытывала такой ярости. Старая крыса! Она настраивает отца против матери, плетет ему какую-то околесицу. Как он может в это верить?! Все знают, что Камилла всегда терпеть не могла мать. Она и не такое придумает, чтобы насолить ей, а сейчас просто выбрала удачный момент, когда матери нет, и взялась за свое. Принцесса больна. Именно об этом объявили всей нации.

Шарлотта хотела ворваться к ним. Но остатки благоразумия удержали ее от этого.

Вместо этого она вернулась к себе и долго мерила шагами комнату. Она узнает правду во что бы то ни стало. У нее появился план.

* * *

На следующий день Шарлотта подошла к мисс Темпл и сказала, что ей необходимо уйти с последнего урока. Учительница поначалу никак не соглашалась. Завела песню о том, что она и так много пропустила и может отстать от класса еще больше. Шарлотта была к этому готова. Поэтому, приняв скорбный вид, она сообщила, что у нее семейные обстоятельства (Вы же понимаете, какие? — девочка печально заглянула в небесно-голубые глаза мисс Темпл), и что водитель отца уже ждет ее у забора.

Мисс Темпл вздохнула (абсолютно непритворно), пожелала принцессе Уэльской здоровья и, погладив девочку по голове, отпустила ее. Милая, добродушная мисс Темпл. Наверняка ей потом достанется, когда отец все узнает.

Но Шарлотта не могла сейчас думать об этом.

Стараясь придать лицу выражение полного равнодушия, она вышла из школы, пересекла двор и очутилась за воротами. Итак, свобода. Теперь осталось только разумно распорядится ею.

План ее заключался в том, чтобы удрать из школы, пока за ней не приехал водитель вместе с Кенни, охранником, и добраться до стоянки автобусов. На одном из них она доедет до Беркшира. Раньше она всегда ездила туда только на «Мерседесе» отца и с трудом представляла себе дорогу. Но пока никакой проблемы в этом она не видела. Сесть на автобус — чего уж проще?

Шарлотту немного беспокоило, что она обдурила Кенни — такого славного, доброго, всегда готового помочь. Он тоже получит по первое число от отца. Но сейчас на кону для Шарлотты стояло кое-что поважнее хороших отношений с персоналом.

Она должна увидеться с матерью.

Шарлотта быстро зашагала по улице к пешеходному переходу, стараясь не слишком крутить головой по сторонам. Ей еще не приходилось перемещаться одной, без сопровождения. Поэтому, очутившись посреди оживленного проспекта, она ощутила себя совсем маленькой и беспомощной.

Шарлотта остановилась у перехода, дожидаясь, когда загорится зеленый свет. Неожиданно мимо нее промчался мотоцикл, да так близко, что девочка едва успела отскочить на тротуар.

— Ой! — воскликнула она, кое-как удержав равновесие.

Мчавшиеся на мотоцикле подростки заливались хохотом.

Шарлотта испуганно переводила дух, когда вдруг почувствовала у себя на плече чью-то ладонь.

— Ты что здесь делаешь? — грянул над ней мужской голос.

Все кончено, пронеслось в голове у Шарлотты.

Она поняла, что попалась.

Шарлотта съежилась и опустила голову. Вот и все. Ее приключение закончилось, даже не начавшись. Каким-то образом Кенни выследил ее и, уж конечно, донесет об этом отцу. После такого можно будет даже не мечтать о том, чтобы удрать. Отец будет отслеживать не то что каждый ее шаг, но вздох. И как только она прокололась? До этой минуты разработанный ею план казался Шарлотте почти безупречным.

— С тобой все в порядке? — строго продолжил голос.

Она медленно повернулась, готовая к встрече с неизбежным.

И чуть не подпрыгнула.

Это был совсем не Кенни, а незнакомый толстый мужчина в очках. Она приняла его за своего телохранителя от сильного волнения.

— Будь осторожнее, малышка. Они же могли сбить тебя! — сказал мужчина, отпуская ее плечо.

Шарлотта немного успокоилась, но тут же с тревогой всмотрелась в лицо незнакомца. Опасность еще не миновала. Вдруг он узнает ее и поднимет шум?

— Носятся как угорелые, чертово хулиганье! — выругался мужчина и добавил еще несколько слов, которых Шарлотте раньше не доводилось слышать. Кажется, все было в порядке. Он принял ее за обычную английскую школьницу, даром что на ней была пижонская форма частной школы. А может, просто-напросто не разглядел как следует: стекла его очков были толстыми, как донышки бутылок из-под кока-колы.

— Спасибо, извините, — пробормотала Шарлотта и быстро зашагала прочь, совсем не в ту сторону, куда было нужно. Завернув за угол, она оглянулась — чтобы убедиться, что никто не идет за ней.

Некоторое время Шарлотта собиралась с мыслями. Маршрут она представляла себе неплохо, но сейчас в голове у нее отчего-то все перепуталось. Нужно как можно меньше мозолить глаза прохожим, не привлекать к себе внимания. Иначе кто-нибудь да узнает в ней девочку, фотографии которой каждую неделю печатают в газетах, и вызовет полицию. Шарлотта почувствовала себя так, будто находится в бегах. От этой идеи ее неожиданно охватила радость. На мгновение она вообразила себя персонажем детективной драмы, которого преследует весь свет. И пусть! Все равно не поймают. Поправив на плече ремень школьной сумки, Шарлотта уверенно двинулась вперед.

Все опасения, казалось, были напрасны. Никто на улице не изумлялся при виде нее, не издавал потрясенных возгласов, не доставал скорее смартфон, чтобы успеть нащелкать несколько снимков. Шарлотта вздохнула свободнее. Она стянула с себя школьный джемпер и затолкала его поглубже в сумку. Теперь, оставшись в белой блузке и темно-синей юбке, она выглядела так же, как и тысячи других детей из любого уголка Англии.

Стоянку Шарлотта нашла довольно быстро. С непривычки она показалась девочке огромной. Шарлотта пересекала ее, наверное, целую вечность, и за это время вдруг поняла, что на самом деле подготовилась к операции не ахти как хорошо. Например, у нее не было с собой ни пенни. А ведь проезд на автобусе чего-то стоит! Денег у них с братьями никогда не водилось. В магазинах всегда расплачивались сопровождающие, и для всего остального были нанятые люди. Шарлотта обругала себя за глупость. И что ей теперь делать?

Может, попросить водителя довезти так? Прикинуться сиротой?

Шарлотта снова мысленно чертыхнулась. Какая из нее сирота! Сироты не разгуливают в блузках стоимостью с новенький «Макбук» и в серьгах из коллекции принцессы Уэльской. Вспомнив о серьгах, Шарлотта поспешно сняла их и спрятала во внутренний карман сумки. Это было так странно: держать в руках вещицы, которые стоили целое состоянии, но не иметь нескольких монет, чтобы оплатить проезд на автобусе. Шарлотта невольно улыбнулась.

Немного послонявшись, она решила попытаться проехать даром, а там будь что будет. С этой мыслью девочка подошла к ближайшему автобусу.

— Добрый день! — вежливо обратилась она к водителю. — Не подскажете, как добраться до Беркшира?

— Я почем знаю, — равнодушно ответил он. — На моем маршруте его нет.

— А на каком есть?

— Понятия не имею.

— Тебе нужен 68-й, — вмешался старичок в клетчатой кепке, который сидел рядом с водителем. — И ехать до конечной. Ты не спутаешь: там рядом будет такой красивый старый коттедж… как его?.. «Аделаида», что ли? Ну да. Там еще живут королевские особы.

— Спасибо, сэр! — просияла Шарлотта. Пока все складывалось хорошо.

Однако ей пришлось долго искать этот злополучный 68-й автобус. Она несколько раз исколесила остановку из конца в конец, но нигде не находила нужный номер. Под конец Шарлотта совсем отчаялась, но потом наткнулась на свой автобус случайно, едва не угодив под колеса, когда он уже готовился к отправке. Шарлотта стрелой влетела внутрь салона.

— Проездной у тебя есть? — спросил водитель.

— Нет, сэр.

— Тогда покупай билет.

Шарлотта принялась шарить по карманам, ища воображаемые монеты. Потом старательно перетрясла сумку. Водитель не сводил с нее глаз.

— Я, кажется, потеряла… — упавшим голосом проговорила она, стараясь быть как можно более убедительной.

— Выходи.

Шарлотта замерла, не зная, как быть дальше.

— Бросьте, мистер. Пропустите ее, я заплачу за девочку, — сказала какая-то женщина с растрепанными волосами и пакетами в обеих руках. Выговор у нее был просторечный.

Ах, мой добрый народ, растроганно подумала Шарлотта.

— Большое спасибо, — с чувством сказала она женщине.

— Ты слишком мала для такой долгой поездки, — вдруг напустилась на нее та. — И не должна ездить одна так далеко! Почему с тобой никого нет?

Шарлотта воззрилась на нее. Никто и никогда — кроме родителей — не отчитывал ее. И теперь она была в замешательстве. Эта женщина запросто отчитывала ее, Шарлотту Уэльскую, дочь принца Уэльского. Светопреставление!

Она выпрямилась и вскинула голову.

— И не смотри на меня так нахально! — возмутилась женщина. — Лучше скажи, где твоя мама?

— Она очень больна, — ответила Шарлотта. — Проходит химиотерапию. Я так давно не видела ее.

Женщина смутилась.

— О, прости, дорогая, что я так сказала. Я не хотела.

Шарлотта с достоинством кивнула ей, показав, что не держит зла, и села на свободное место у окна. Женщина положила свои пакеты рядом с ней, достала кошелек и принялась искать в нем мелочь. Автобус тронулся.

Шарлотта смотрела в окно и чувствовала, что события последних двух часов здорово измотали ее. Уверенности в своих силах тоже заметно поубавилось. Она не могла не думать о том, что вот сейчас, в эту минуту, бедняга Кенни рыщет по школьному двору в поисках ее и обрывает телефон мисс Темпл. Шарлотта ощутила неприятный укол. Из-за нее они оба заработают большие неприятности. Хуже того — об этом может узнать пресса. Тогда пиши пропало! Кенни и мисс Темпл наверняка потеряют работу. Отец будет рвать и метать. Шарлотта решила, что, как бы там ни было, она будет брать вину на себя и, когда он начнет допрос, постарается повернуть все так, чтобы гнев пал только на нее. Мысленно она прокручивала в голове диалог с ним и старалась предугадать, с какой стороны отец станет наносить удары. Мисс Темпл не отпускала меня, я убежала сама. Кенни не мог знать об этом. Я сделала так специально, чтобы выиграть время и спокойно добраться до Беркшира. Я всех обманула, это моя вина. Я хотела увидеть маму, потому что мы почти не говорим о ней и я не знаю, жива ли она вообще…

Автобус тащился так медленно и постоянно останавливался, чтобы взять еще пассажиров. Через несколько остановок к ним присоединилась парочка подростков, которые остались стоять и не придумали ничего лучше, чем скоротать время дороги за поцелуями.

— Постыдились бы на глазах у ребенка! — прикрикнула на них женщина, которая заплатила за Шарлотту. Кажется, ей до всего было дело. Шарлотта была благодарна ей за неравнодушие, но, когда она вышла на следующей остановке, девочка почувствовала облегчение.

Через десять минут к ней подсел мальчик примерно ее лет. У него были очень короткие светлые волосы и смешно торчащие худые плечи. Обращенное к Шарлотте ухо напоминало расплавленный воск. Она заметила в нем горошину слухового аппарата. Чуть ниже, на шее, красовалась нелепая полустертая переводная картинка с изображением какого-то супергероя.

Почувствовав на себе взгляд, мальчишка посмотрел на нее и скорчил рожу.

— Что уставилась, — пробурчал он и накинул на голову капюшон толстовки.

Шарлотта вспыхнула.

— Ничего я не уставилась.

— Ага! А то я не знаю! Нечего глазеть на меня, ясно?

Мать рассказывала им с Джорджем и Луи об инвалидах и несколько раз брала с собой на специальные мероприятия для них. Она учила, что к таким людям следует относиться с сочувствием, но ни в коем случае не демонстрировать им жалость, потому что для них это унизительно. Шарлотта видела своих ровесников на инвалидных колясках, с костылями и протезами, видела тех, кто был старше, но имел разум годовалого малыша. По примеру матери она была приветлива на таких встречах и ничем не выдавала своих истинных чувств. Так нужно сделать и сейчас.

— Я и не думала глазеть, — сказала Шарлотта. — Мне просто понравилась твоя татуировка.

Мальчишка фыркнул, но как будто немного смягчился.

— Я весь забьюсь татуировками, когда вырасту, — сообщил он. — И стану тату-мастером.

— Неплохо, — отозвалась Шарлотта.

— А ты кем будешь?

— О, я еще не решила.

— Чего и ждать от девчонки.

Автобус в очередной раз притормозил, и мальчишка со слуховым аппаратом выскочил на улицу. Шарлотта не заметила, здоровое у него второе ухо или нет.

Дорога действительно выдалась очень долгой. Шарлотта пожалела, что не захватила с собой воды и чего-нибудь перекусить. Один раз она даже задремала, но тут же проснулась, слегка ударившись лбом о стекло при повороте.

И очень вовремя, потому что это была конечная остановка.

Пассажиров осталось мало. Вместе с ними Шарлотта выбралась наружу и огляделась. Вокруг было пустынно и мрачно. Мало-помалу сгущались сумерки. Как он сказал, тот старичок в кепке — коттедж будет рядом?

Шарлотта поежилась и нерешительно двинулась по давно не асфальтированной дороге. Место, в котором она оказалась, больше напоминало глушь. Может быть, она приехала не туда?

Становилось прохладно. Девочка достала из сумки порядком измявшийся джемпер и накинула его на плечи. Изредка мимо нее проезжали машины. Шарлотта провожала их глазами, радуясь, что никто не обращает на нее внимания, и в то же время пугаясь, что всем на нее плевать. Как долго ей еще брести? И вообще она идет в нужную сторону? Нигде не было видно ни указателя, ни таблички с маршрутом.

Через некоторое время Шарлотта почувствовала, что сильно устала. Ноги саднило от долгой ходьбы в тяжелых школьных туфлях. Около древней на вид одноэтажной развалюхи она присела на низенькую бетонную изгородь с торчащей из нее арматурой и стала думать, как быть дальше.

По разбитой дороге пронеслись двое мальчишек на велосипедах.

— Эй, фуфыря! — крикнул один из них, а другой загоготал.

Шарлотта хотела было крикнуть в ответ, но в последний момент передумала. Это было недостойно принцессы.

Мальчишки, развернувшись в конце улицы, вдруг снова рванули в ее сторону. Тот, что обозвал «фуфырей», на ходу бросил в Шарлотту картонную коробочку из-под молока. От неожиданности девочка не успела увернуться. Остатки молока попали ей на волосы и блузку, оставив жирные пятна на рукавах. Мальчишки гадко засмеялись.

Этого Шарлотта уже не могла стерпеть. На глазах выступили злые слезы, она вскочила и что было сил швырнула пустую коробку им вслед.

— Свиньи! — пронзительно закричала Шарлотта. — Вы пожалеете об этом!

Два малолетних дегенерата остановились неподалеку. Оба выглядели немного старше Шарлотты.

— А что ты сделаешь? Пожалуешься мамочке? — кривляясь, спросил один.

— Она и так обо всем узнает! — вздернула подбородок Шарлотта.

— Да-а-а? — с гримасой протянул второй. — Боюсь-боюсь!

— Наверное, она из тех, кто шатается тут днем по домам и клянчит мелочь, а вечером тащится в пивную, — пакостно изрек первый. И добавил кое-что еще, сыпал такой руганью, какой невозможно было ожидать от мальчика его возраста.

Глаза у Шарлотты расширились. От оскорбления, нанесенного матери, у девочки на мгновение закружилась голова.

— Ты подонок! — завопила она, сжав кулаки. — Низкий, отвратительный, тошнотворный подонок! Отщепенец! Негодяй! Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! Ты заплатишь за каждое слово!

Мальчишки разразились хохотом. Шарлотта поняла, что смеются они над ее речью, не приспособленной к их уровню, и невольно залилась краской.

— Поехали, Дейв, — отсмеявшись, сказал первый приятелю. — Что тратить время на эту дуру!

И, гогоча, оба скрылись за поворотом.

Перепалка с мальчишками заставила Шарлотту на время забыть о затруднительном положении, в котором она оказалась. Оставшись одна, девочка мало-помалу успокоилась и переключилась на свои невзгоды. Этот район был диким и заброшенным. Совсем не так все выглядело, когда они приезжали сюда с родителями. Наверное, она действительно приехала не туда. Перепутала автобус или еще что-нибудь. Шарлотте стало страшно. Она осталась совершенно одна посреди мрачного и небезопасного места, кишащего сумасшедшими подростками и бродячими псами, поздним вечером, без денег и теплой одежды. Здесь даже не к кому обратиться за помощью. Теперь ее затея показалась Шарлотте ужасной глупостью. Что же она наделала? Как могла быть настолько безрассудной?

От отчаяния Шарлоте казалось, что она задыхается. Медленно, еле волоча ноги, она побрела вперед — уже ни на что не надеясь, побрела, чтобы не стоять на месте. Если днем она боялась, что ее могут узнать на улице, то теперь молила бога, чтобы ей попался сознательный человек, который поймет, кто перед ним, и примет меры. Сейчас Шарлотта была бы рада даже полиции. По крайней мере, они доставили бы ее домой.

Из последних сил Шарлотта сдерживала слезы, когда впереди появилось большое светлое здание. Когда расстояние между ним и девочкой немного уменьшилось, в ее сердце всколыхнулась радость. Это была «Аделаида».

Приободрившись, Шарлотта прибавила шаг. Да, сомнений нет — она почти у цели. Должно быть, автобус приезжает с какой-то другой стороны, которую она не привыкла видеть с родителями. А может, мать с отцом нарочно всегда избегали той, другой стороны, увиденной сегодня Шарлоттой?

Сейчас это было неважно. Через каких-то десять минут Шарлотта уже видела подъездные дороги, ведущие от дома к садам, фермам, форелевому ручью и кедровой аллее. Рядом темнел парк, знакомый ей вдоль и поперек. Она на месте! Она справилась!

На всякий случай Шарлотта решила зайти с черного хода. Не хватало еще напороться на репортеров, которые могли торчать поблизости в надежде запечатлеть принцессу Уэльскую с последствиями химиотерапии. Шарлотта на собственном горьком опыте знала, какими пронырливыми и бесцеремонными могут быть эти люди, и подумала, что подстраховаться будет нелишним.

Девочка быстро обошла коттедж и увидела на тесной задней веранде худую женскую фигуру. Несмотря на то, что уже было темно, Шарлотта моментально узнала ее. Это была ее мать.

Правда, сейчас ее было не так-то легко опознать. Она стояла на ступеньках, в простом белом свитере и джинсах. Волосы без укладки, совсем не такие пышные, как обычно. И еще она была без макияжа. Но Шарлотте было все равно. Это была ее мать, которую она так давно не видела и ради которой предприняла такое долгое и опасное путешествие. Улыбаясь устало и счастливо, Шарлотта побежала к принцессе.

Но на полдороге неожиданно замерла.

Она заметила не сразу. И только подойдя ближе, поняла. Ее мать была там не одна. С ней рядом стоял мужчина.

Шарлотта могла бы убедить себя, что это врач, что он сопровождает принцессу, пока она слаба (да, конечно, пока она слаба после всех этих терапий и процедур), что это кто-то из персонала. Могла бы, если бы он не взял ее мать за руку, а она не обняла его за шею. Потом они поцеловались — долгим, нежным поцелуем.

Шарлотта застыла на месте. В голове все онемело и заледенело.

Это была правда. Камилла говорила правду.

Она плохо видела того человека, могла различить только, что он высокий, худощавый и темноволосый. Он держал ладонь матери в своих руках. Рядом с ним мать выглядела совсем другой, не такой, как с отцом. С отцом она всегда нервничала, была на взводе, и любая мелочь могла вывести ее из себя.

А сейчас принцесса была такой спокойной и довольной. Расслабленной. И улыбалась нежно.

Они вместе сели за маленький столик. Наверное, будут пить чай, отрешенно подумала Шарлотта. И действительно, мать и ее кавалер поставили на стол чайник и две чашки.

С этим мужчиной они смотрелись самой обычной парой, самыми обычными людьми, каких сотни можно увидеть каждый день на улице. Они улыбались друг другу. И выглядели счастливыми.

Вот в чем было дело. И ради него она бросила их всех.

Бросила Шарлотту.

Девочке захотелось подбежать к матери. Закричать. Толкнуть, ударить со всей силы — так, чтобы ей стало страшно, чтобы она испытала хотя бы толику того ужаса, в котором Шарлотта пребывала несколько месяцев.

Прежде, чем она успела побороть это желание, кто-то положил руки ей на плечи.

— Ну и крепко же вам попадет, Ваше Высочество. И мне за компанию с вами.

Это был Кенни.

Шарлотту еще никогда так не наказывали, как за историю с поездкой в Беркшир. Наверное, за последние триста лет в доме не происходило таких шумных и безобразных сцен, как та, что разразилась этим вечером. Принц Уэльский совсем обезумел. Он был весь багровый, кричал и даже вскинул сжатые кулаки — так, будто хотел ударить Шарлотту. Он обзывал ее грубыми, хлесткими словами. Он угрожал отречься от нее. Он обещал пожизненно держать ее под замком, если она надумает еще раз совершить подобное. Или хоть кому-нибудь рассказать о том, что видела в «Аделаиде».

Шарлотта стояла перед ним, странным образом не испытывая ни страха, ни злости — словно крики и угрозы отца относились не к ней, а к кому-то другому. Даже если бы он сейчас вздумал поджаривать ее на открытом огне, она и тогда не почувствовала бы особого оживления. Его голос доносился до девочки точно издалека. Шарлотта просто стояла и терпеливо ждала, когда отец успокоится и велит увести ее.

Перед глазами у нее все еще стояла принцесса Уэльская в обнимку с тем мужчиной. Изображение было удивительно резким, подробным. Напрасно она зажмуривалась и мотала головой. Оно никуда не исчезало.

Спустя время отец кое-как взял себя в руки и выпроводил Шарлотту прочь, заявив, чтобы она шагу не смела ступить из своей комнаты. Шарлотта приняла наказание безмолвно и так же безмолвно ушла к себе. И только тут в полной мере поняла тяжесть своего положения. До этой минуты она жаждала очутиться здесь наедине с собой, но, оставшись на растерзание своим мыслям, горько пожалела об этом.

Если бы она могла забыться! Сделать так, как делают взрослые — взять бутылку, опустошить ее и получить хоть ненадолго счастливое забвение или сумасбродную уверенность в том, что все будет хорошо. Вместо этого Шарлотта вытянулась на кровати и уставилась в потолок.

Вот она, правда, та самая правда, которой она так хотела добиться. Ради нее она решилась на побег, подвела под монастырь ни в чем не повинных людей, поставила в неловкое положение отца. И что же получила в итоге? Шарлотта прикрыла глаза.

У нее все еще не укладывалось в голове, что мать могла пойти на это. Между родителями давно что-то происходило, Шарлотта помнила их ссоры, скандал на Рождество, а еще раньше замечала натянутые улыбки на официальных встречах и почти нескрываемое пренебрежение друг другом дома. Потом мать стала вести себя странно. Теперь Шарлотте была известна причина.

Она просто-напросто закрутила роман. Поверить в это было невозможно, но ведь Шарлотта видела все своими глазами. Не было никакого рака, больниц, химиотерапии. Все это время мать была в порядке и, должно быть, радовалась жизни на полную катушку.

Разумеется, они там решили это скрыть. Для семьи репутация всегда была превыше всего. Нельзя было допустить даже намека для общественности на истинное положение дел. Поэтому им пришлось пойти на это — представить все так, будто принцесса тяжело больна. Объяснять настоящее положение вещей им, детям, было слишком рискованно. Тот же Луи мог выдать всех с головой. Шарлотта все понимала, но от этого обман родных в ее глазах не становился менее бесчеловечным.

До вчерашнего дня она была уверена, что ее мать умирает. Само предположение о том, что она могла всего лишь бросить все и уйти, показалось бы невероятным. Она же принцесса Уэльская, в конце концов. Она бы никогда не позволила себе подобного.

Но ведь известно, что мама отца, например, позволяла, и все об этом знали. Шарлотта никогда ее не видела, только на фотографиях, и там она, улыбчивая и светловолосая, выглядела вполне благопристойно. Так, как выглядит женщина, которую невозможно заподозрить в чем-то неподобающем. И тем не менее, она это делала. Значит, и мать могла бы…

Кто этот человек, с которым она была в «Аделаиде»? Шарлотта стала перебирать в памяти знакомых родителей, но вдруг поняла, что совершенно не хочет этого знать. Кто бы он там ни был — какая разница? Дело не в этом. Мать ушла. От этого осознания, неопровержимого и четкого, как фотоснимок, Шарлотта заплакала.

Неужели она могла вот так, с легким сердцем, бросить их? Бросить ее? И уйти?

Нет! Мама никогда бы так не поступила! Она любит нас! — мысленно прокричала Шарлотта.

Но, быстро припомнив последние месяцы, она тут же засомневалась в этом. Мать едва терпела их троих, даже Луи, на которого раньше не могла надышаться, срывалась, прикладывалась к бутылке, скандалила с отцом. Может, они и впрямь ей не нужны? И никогда нужны не были?

Шарлотта села на кровати и принялась исступленно молотить кулаками по подушкам, все сильнее и сильнее. На какое-то время она перестала воспринимать, что происходит, промахнулась и въехала кулаком в стену. Съежилась от боли, прижала руку в груди и тут заметила счастливый браслет принцессы Уэльской. При виде него Шарлотта окончательно рассвирепела. Мать специально сунула его тогда ей в коридоре, когда Шарлотта застукала ее за разговором с бойфрендом. Это была уловка, очередной обман, чтобы отвлечь ее и сбить с толку. Шарлотта сорвала с запястья браслет и швырнула его через всю комнату.

Потом она принялась крушить все вокруг. Выбившись из сил, Шарлотта замерла, огляделась по сторонам и вдруг пришла в такой ужас, что не смогла сдержать крика. Перед ней был хаос — то, чего она боялась больше всего. Нет порядка. Нет порядка. Полная катастрофа.

Она кричала и кричала, на самой высокой ноте, пока не сорвала голос.

Кто-то ворвался к ней в комнату. Перед глазами у Шарлотты все расплывалось. Она могла различать только ярко-красные сполохи и далеко не сразу поняла, что эти огненные пятна — рыжая шевелюра Виннифред.

— Ваше Высочество, все хорошо, все хорошо! — заговорила Виннифред своим низким, очень спокойным голосом.

— Уберите это! — кричала Шарлотта. — Прошу вас, уберите, я не могу это видеть!

Виннифред сграбастала девочку в охапку и отошла с ней к окну. В комнате появились еще люди и принялись суетиться.

Шарлотта не замечала этого. Ее колотила дрожь, и она видела только черное, мрачное небо за окном. Виннифред, по-прежнему держа ее на руках, что-то быстро говорила о луне, звездах, их далеком и холодном свете. Она говорила, говорила и говорила, пока Шарлотта не поняла, что ее отпускает. Она глубоко вздохнула и обмякла, чувствуя себя совершенно обессиленной.

Виннифред осторожно перенесла ее на кровать. Шарлотте показалось, что она тихо произнесла что-то вроде «Бедный ребенок!», однако полностью не была в этом уверена. Успев заметить, что учиненный ею беспорядок устранен, девочка успокоилась и быстро провалилась в сон.

Следующий день Шарлотта провела, сидя на подоконнике. Никто к ней не приходил, если не считать горничных с подносами. К еде она не притрагивалась. Дом жил своей жизнью — открывались и закрывались двери, слышались чьи-то шаги на лестницах и в коридоре, голоса, смех, легкий шум бытовой техники, но Шарлотта ни на что не обращала внимания. Она смотрела в окно, чувствуя, как тяжесть на сердце с каждым часом становится все более невыносимой. На столе у нее лежал кем-то обнаруженный после погрома счастливый браслет. Девочка старалась даже не смотреть на него.

Дни ее заточения сменялись один на другой. Шарлотту охватило странное безразличие ко всему. Она почти ничего не ела и перестала следить за временем. Иногда ей казалось, что уже наступило утро, в то время как в доме еще никто не ложился спать и впереди была целая ночь, которая не давала ей покоя. Шарлотта всей душой жалела, что поехала в Беркшир. Насколько лучше было думать, что мать больна и лечится, чем узнать правду.

Во многих знаниях — многие печали. Так любила говорить Прабабушка. Шарлотта знала, что на самом деле это изречение из Библии, но всегда связывала его только с Прабабушкой. Она знала, о чем говорила.

Постепенно Шарлотте разрешили выходить из комнаты, но, как изгой, она ни с кем не могла общаться. Джордж и Луи посматривали на сестру с опаской. Шарлотта не знала, рассказал им отец о ее вояже в Беркшир или нет. Если рассказал, то в их представлении она, должно быть, была буйной сумасшедшей, которая в любой момент может наброситься. Шарлотту это не трогало. Как, впрочем, и все остальное.

Однажды вечером — на дворе уже был июнь — отец объявил за ужином, что через несколько дней им всем предстоит посетить ежегодный парад в честь дня рождения дедушки Уэльса.

— Скучно! — немедленно заныл Луи. — Я не хочу туда.

Шарлотта даже глаз не подняла от тарелки. Парад или не парад — ей было все равно.

— Там будет мама, — сказал отец. — Она хотела бы увидеться с тобой.

Луи уставился на него так, будто он говорил на иностранном языке.

— Мама? — прошептал он.

— Ей уже лучше? — спросил Джордж.

— Да, намного. Она чувствует себя хорошо и завтра пойдет с нами.

Они с Шарлоттой обменялись мрачными взглядами. Шарлотта сдержала слово и никому ничего не сказала. Не из-за леди Камиллы или угроз отца, вовсе нет. Она просто не представляла, как заговорить о таком и какие подобрать слова.

— Вы все трое должны там быть, — по тону отца было ясно, что это не обсуждается.

Шарлотта вернулась к себе в странном состоянии. Она не представляла, как встретится с матерью.

Она не хотела видеть ее.

Ночью накануне парада Шарлотта не сомкнула глаз и наутро еле встала с кровати, разбитая и слабая. Кое-как она справилась с завтраком, позволила Виннифред одеть ее в заранее выбранный наряд и стала готовиться к выходу. Еще никогда в жизни это не давалось ей с таким трудом. Перед тем, как покинуть комнату, Шарлотта встала на стул и принялась рассматривать себя в зеркале, чтобы узнать, насколько бледное у нее лицо и грустные глаза. Свой вид она нашла довольно жалким и отвлеченно подумала, что наверняка это заметит пресса и начнет склонять на все лады.

Вместе с Джорджем и Луи она уселась в служебный отцовский «Мерседес», который повез их к Сент-Джеймсскому парку. Принц Уэльский не поехал с ними; он задерживался, отдавая какие-то указания персоналу и охране. Судя по резкому, нетерпеливому тону, отец был не в духе. Чего и следовало ожидать.

Они быстро прибыли к парку — даже слишком быстро, по мнению Шарлотты. Там уже собралось видимо-невидимо народу. Меньше всего Шарлотте сейчас хотелось находиться среди всех этих людей. Раньше она уже посещала такие парады, еще при жизни Прабабушки, и тогда они проходили весело и оживленно. Но сегодня все было иначе, день не был похож на все другие дни. Даже солнечный свет был совсем другой — какой-то странный, пепельный. Братья тоже были подавленными. Джордж украдкой сжимал и разжимал кулаки. Луи бесновался, как бывало всегда, когда он нервничал. Вскоре приехал отец, статный и бравый в парадном мундире с медалями, отвесил младшему сыну подзатыльник, который несколько привел его в чувство. И весьма вовремя: к месту уже начинала съезжаться Семья.

Шарлотта не думала о них, не думала ни о чем, кроме предстоящего ей испытания, но тем не менее видела и отмечала всех.

Дедушка Уэльс. Красный мундир неудачно подчеркивает багровый цвет его лица, морщины выглядят еще более глубокими, чем всегда. Он старается держаться молодцом. Это его день. Леди Камилла не отходит от него ни на шаг и смотрится все так, будто это ее день на самом деле. Ее как обычно слишком много — слишком громко она отдает распоряжения, слишком активно суетится около дедушки Уэльса. И надела слишком много украшений.

Принцесса Анна, сестра дедушки Уэльса, хмурая и немногословная. В военном мундире мужского покроя она смотрится немного смешно, но, разумеется, ни у кого не хватает духу даже косо взглянуть на нее. Анну боялись все. Даже леди Камилла не смела сказать ей слово поперек. О дедушке Уэльсе не приходилось и говорить. Луи и тот становился тише и старался не привлекать к себе особого внимания, если поблизости была Анна. Она могла быть очень жестокой. И никто не мог ей противостоять.

Леди Габриэлла. Безупречная и сдержанная. Она сильно похудела с тех пор, как Шарлотта видела ее в последний раз, и обзавелась новыми морщинами. Прошло уже три месяца с того дня, как не стало сэра Томаса, но каждая черточка лица леди Габриэллы еще выражала глубокую печаль. Тем не менее она ободряюще улыбнулась Шарлотте. Отец держался рядом. Они о чем-то переговаривались с озабоченным видом.

Принц Эдвард, младший брат дедушки Уэльса, пришел вместе с женой, леди Софи, и дочерью, юной леди Луизой. Шарлотта нечасто виделась с ними. Ей улыбались приветливо, она постаралась ответить такой же приятной улыбкой, которая на деле вышла довольно болезненной. Принц Эдвард, в отличие от принцессы Анны, был безмятежен. Леди Софи держалась так же беззаботно, словно вышла на привычную утреннюю прогулку. Оба излучали спокойствие и сибаритство.

Леди Луиза — молодая, но совершенно не красивая. Выглядела она всегда так, будто ее, как маленькую девочку, кто-то одевает. Ей нечасто выпадало бывать в центре внимания. Она жалась к отцу и почти не поднимала головы.

И…

Принцесса Уэльская. Шарлотта остолбенела, рассматривая ее. Она была такая красивая, в белом платье, оттенявшем загар, еще более стройная, даже как будто помолодевшая. Она напоминала кинозвезду. И улыбалась. Широко и ослепительно.

Эта улыбка все решила. Джордж и Шарлотта не двинулись с места. Джордж — по привычной напыщенности, а Шарлотта просто не могла заставить себя шевельнуться. Зато Луи, издав пронзительный клич, бросился к принцессе, налетел на нее и едва не сшиб с ног.

— Тише, тише, сынок, — сказала она, опустившись рядом с ним на колени. — Я тоже скучала по тебе, солнышко мое. Как я по тебе скучала!

Она крепко обняла Луи, поцеловала его в лоб, и в щеки, и в глаза. Она прижимала его к себе, как будто была не в состоянии отпустить.

От этого зрелища Шарлотта разозлилась еще больше. Что за театр? Она месяцами спокойно жила без них и не собиралась даже повидаться.

— Ты такая худая, мама, — тараторил Луи.

— Аа.. Так это от того, что я скучала по тебе.

Шарлотта фыркнула. Луи ничего не заметил.

— А почему ты к нам не приехала?

— Я лечилась, заинька.

— Теперь тебе лучше?

— Намного.

— Мне нравится твоя шляпка. Можно мне такую же?

— Луи, — принцесса тихо засмеялась. — Тебе не положено носить шляпки.

К ним подошел принц Уэльский. Он неопределенно мотнул головой в сторону матери, что, наверное, выражало приветствие, после чего жестом пригласил их пройти вверх по лестнице.

Парад Шарлотта запомнила обрывочно. Со всех сторон щелкали фотокамеры, сновали репортеры - очень, очень много репортеров, и каждый старался запечатлеть принцессу Уэльскую, которая предстала перед ними впервые за долгое время, после невообразимых кривотолков. Когда Семья поднялась на балкон, у Шарлотты на мгновение захватило дух при виде собравшейся внизу толпы. Люди шумели, махали руками, выкрикивали что-то приветственное и дружелюбное. Они были рады видеть их, они хотели видеть их. Видеть ее, Шарлотту. Она представила, каково это — когда так приветствуют и встречают только тебя одну, когда эти бесчисленные глаза жадно выискивают твою фигуру, когда рев толпы при виде тебя становится апокалиптическим. Так было у Прабабушки. Вспомнив о ней, Шарлотта внезапно наполнилась странной, непоколебимой уверенностью, что у нее будет точно так же. Не у Джорджа, не у Луи, но у нее. Она ощутила себя выше ростом, взрослой и сильной, и улыбалась, и махала людям внизу у балкона со всей имеющейся у нее энергией.

За спиной у нее встала принцесса Уэльская. Украдкой она нежно погладила волосы Шарлотты. Обычно в такие моменты это успокаивало ее, помогало собраться. Но сейчас девочке стало неприятно. Шарлотта незаметно отодвинулась от нее, встав поближе к отцу. Тот не обратил на это внимания — или сделал вид.

Наконец парад закончился. Семья, попрощавшись с народом, уходила под темные своды широкого коридора. Шарлотта плелась позади всех. Воодушевление, переполнившее ее на балконе, стремительно испарялось. Когда они проходили под аркой, принцесса Уэльская хотела обнять ее, но Шарлотта отстранилась.

— Неужели ты не рада меня видеть, Лотти? — спросила мать.

— Не стоит. Я все знаю, — процедила Шарлотта.

— О чем ты?

— Хорошо провела время?

Принцесса Уэльская нахмурилась.

— Я не понимаю. Что на тебя нашло?

— Хватит ломать комедию, — Шарлотта чувствовала, как ее голос начинает вибрировать от гнева. Она старалась говорить тихо, чтобы их никто не слышал. — Где ты была? На Сейшелах? На Багамах? На Гавайях?

— Или объясни, что с тобой, или получишь по первое число, — так же тихо ответила принцесса. Она всегда говорила так, когда ее доводили.

— Ты врала! Ты просто бросила нас, и врала все это время! Врала, что болеешь, что лечишься. Даже ни разу не вспомнила о нас!

Шарлотта не заметила, как сорвалась на крик. Обернулся отец, который вел за руки Джорджа и Луи. Леди Габриэлла сделала к ним пару шагов, но остановилась.

— Луи перепугался до полусмерти! Как ты могла? Я думала, что… я искала тебя! — выкрикнула Шарлотта. — Я боялась за тебя!

— Шарлотта, — повысила голос мать. Но было видно, что она растеряна.

— Все это время ты всем врала! Понятно, почему папа не хочет жить с тобой! Убирайся! Я тебя ненавижу!

Принцесса, побледнев, шагнула к ней.

— Не подходи ко мне! — Шарлотта отшатнулась. — Я больше не хочу тебя видеть!

Кто-то подхватил ее под мышки и резко поднял в воздух. Это был отец.

— Перестань сейчас же, — велел он.

— Не перестану!

— Лотти, возьми себя в руки, — вмешалась леди Габриэлла.

— Не указывай моей дочери, что ей делать, — вскинулась принцесса Уэльская.

— Удивительно, что вы вспомнили о том, что у вас есть дочь, только сейчас, Ваше Высочество, — ответила леди Габриэлла, вложив в последние слова столько презрения, что даже Шарлотта на миг отвлеклась и перестала отбиваться.

Мать вспыхнула.

— Не лезь, Габриэлла. Ты и так сделала достаточно.

— А что сделали вы? Довели девочку до нервного срыва?

— Предупреждаю тебя в последний раз.

— Или что, Ваше Высочество?

Они одновременно шагнули одна другой навстречу — возможно, для того, чтобы ударить. Но вмешался принц Уэльский. Он положил руку на плечо леди Габриэллы и с силой сжал его.

— Что за всеобщее женское умопомешательство? — со злостью сказал он. — Немедленно успокойтесь, вы трое! Тебе мало позора? — обратился он к принцессе Уэльской. — Хочешь публичного скандала?

— Да, это то, что мне сейчас нужно, — с горечью отозвалась она, сверля леди Габриэллу взглядом. — С другой стороны, почему бы и нет, Уильям? Еще одна встряска не сыграет роли.

— Так угомонись и не отсвечивай! — рыкнул отец. — И ты, Шарлотта, тоже. Если не утихомиришься, у тебя будут крупные неприятности. Я тебе это обещаю.

— Боже правый, Уильям, — сказала леди Камилла, подходя к ним. Она смерила мать ледяным взглядом. — Девочка совершенно неуправляемая. Она командует всеми с тех пор, как научилась садиться в коляске и визжать. Все ее дети с сумасшедшинкой. Немедленно задай девчонке как следует.

— Немедленно заткнись, — сказала принцесса Уэльская, и после этих слов воцарилась гробовая тишина. Все присутствующие застыли. Принц Эдвард, обняв жену и дочь за плечи, торопливо увел их вниз.

Голова у леди Камиллы слегка дернулась, словно она получила пощечину.

— Что ты сказала?

— Сказала, чтобы ты заткнулась. Не лезь не в свое дело, — мать, судя по всему, уже не владела собой. На виске у нее неровно билась жилка. Шляпка упала с головы, но она даже не заметила этого.

Стоявшие вокруг них люди, казалось, не смели даже дышать.

— Запомни этот день, Кэтрин, — медленно проговорила леди Камилла. — Тебе еще предстоит очень пожалеть о нем.

Из-за спины у нее появился дедушка Уэльс, такой же красный, как его мундир.

— Нет, нет. Никакого насилия, — забормотал он. — Мы договаривались, что все будет благопристойно. Правда ведь, Кэтрин? Ребенок всего лишь переволновался. Мы все немного переволновались. Нам нужно держать лицо. И нельзя так говорить с моей женой. Я не позволю…

Принцесса Анна положила руки ему на плечи и потянула назад. Леди Камилла холодно наблюдала за этой сценой. Но сказать что-то сестре дедушки Уэльса, разумеется, не решилась.

— Надеюсь, вы все теперь довольны, папа. Я говорил, что нельзя ее приглашать. Ушла — так катись к чертовой матери, — зло сказал отец.

Шарлотта вдруг почувствовала, что задыхается. Сердце колотилось как сумасшедшее, прыгало где-то в горле. В глазах потемнело.

— Мне… плохо, — прохрипела она. Но ее никто не услышал. Все были заняты перепалкой.

— Это была не моя идея. И я не горела желанием, как ты знаешь, — сказала принцесса Уэльская, которая успела немного взять себя в руки.

— Это твоя обязанность — делать, что тебе говорят!

— А в чем твои обязанности? Ты помнишь о них?

— Бога ради, заткнись! — выкрикнул отец.

Тут он наконец посмотрел на Шарлотту, и его лицо вытянулось. Он поставил ее на землю, но девочка тут же в изнеможении ухватилась за лацкан его мундира. Сердце по-прежнему стучало как безумное. Она не могла вздохнуть.

— Золотце, что с тобой? — принцесса Уэльская поспешила к ней, но Шарлотта жестом велела не подходить. Перед глазами все прыгало.

— Посмотри, до чего ты ее довела! — отец тоже сделал такое движение, будто хотел оттолкнуть мать.

— Ладно, ладно! — закричала принцесса Уэльская. — Я паршивая мать, отвратительная жена! Я уйду из вашей жизни, и все будут довольны и счастливы. Но сейчас дай мне подойти к дочери и узнать, что с ней! Господи, Уильям, да человек ли ты?

— Уйди, — одними губами произнесла Шарлотта и покачнулась.

Дальнейшее она помнила плохо. Кто-то подхватил ее на руки — ей показалось, что это была леди Габриэлла — и унес прочь. Крики, которые еще доносились до девочки, потом долго звенели у нее в ушах.

Новость о скандале на балконе быстро разнеслась во все стороны. Разумеется, немедленно начались пересуды, но отец что-то такое сказал персоналу, и больше никто из них не смел даже шептаться по этому поводу. Он умел быть убедительным — особенно на этот раз, когда у него был вид человека, готового совершить убийство. Семья тоже хранила молчание. Все предпочитали делать вид, что парад прошел штатно и без эксцессов. Благо, что и пресса ничего не пронюхала на этот счет.

Шарлотту быстро доставили к доктору Коллинзу. Он измерил давление и пульс, послушал сердце, покачал головой и сделал укол, после которого девочке стало легче. Все эти манипуляции Шарлотта переносила безучастно. Ей было совестно, что она позволила себе слабость. Но зато она до конца осталась тверда с принцессой Уэльской. Шарлотта дала себе слово, что так будет и впредь.

После ссоры мать быстро удалилась. Куда и зачем — никто не знал и знать не хотел. Дедушка Уэльс кипел и выговаривал отцу за грубое обращение его жены с драгоценной леди Камиллой. Отец отвечал запальчиво и дерзко. Дедушка Уэльс снова напирал, отец ругался. Казалось, этому не будет конца.

Шарлотта в это время лежала у себя в комнате, ни с кем не разговаривая, как велел доктор Коллинз. Смартфон, который разрывался от звонков, она разбила о стену. Вскоре к ней без стука влетел Джордж, протягивая свой андроид.

— Ответь! — потребовал он. — Мама хочет поговорить с тобой.

Шарлотта молча указала на останки своего мобильника. Джордж попятился.

— Совсем сошла с ума, — пробормотал он и убежал.

Вечером заглянул отец. Он был непривычно ласков, гладил Шарлотту по голове, просил не беспокоиться о случившемся на балконе и поскорее все забыть. Шарлотта только устало посмотрела на него.

Луи носился как угорелый с фотографиями матери, которые были во всех газетах, всех соцсетях, везде, где только можно. В конце концов отец отвесил ему затрещину.

Шарлотта твердо сказала себе, что больше никогда не заговорит с матерью. Вероятно, и случая такого не представится. После того, как она перессорилась со всеми на параде, о ней можно было забыть.

Но, как оказалось, это был слишком преждевременный вывод.

Через несколько недель Шарлотте позвонила Филиппа — сестра матери. Шарлотта ответила приветливо, но нейтрально. С Филиппой они, в общем, ладили, хотя виделись не так уж часто. Она была легкая на подъем, беззаботная, моложавая. Всегда и со всеми она обращалась свободно, с простотой и веселой непринужденностью. Шарлотта любила поболтать с ней. Но на этот раз ее не покидало чувство подвоха.

И неспроста.

— Мы с твоей мамой пойдем на Уимблдонский турнир в воскресенье, — издалека начала Филиппа.

— Класс, — вяло отозвалась Шарлотта, старательно делая вид, что от слова «мама» внутри у нее ничего не перевернулось.

— Было бы здорово, если бы ты пошла с нами, — дипломатично перешла к главному Филиппа.

— Не хочу.

— Мы хорошо проведем время.

— Почему я? Пусть сходит Луи. Он точно не будет возражать, — заупрямилась Шарлотта.

— Мама хотела бы, чтобы пришла именно ты. Ей так тяжело сейчас.

— Вы же знаете, что она ничем не больна!

— И все-таки, детка, — вздохнула Филиппа. — Помоги ей.

— Ни за что!

Шарлотта бросила трубку. Как это низко со стороны матери — вести переговоры через Филиппу. Можно подумать, она, Шарлотта, настолько наивна, что примет все за чистую монету.

Она никуда не пойдет. И никогда в жизни с ней не заговорит.

Но тем же вечером стало ясно, что выбора у нее нет.

— Так нужно, Лотти, — строго сказал отец на возражения девочки. — Это работа. То, что мы должны делать. Даже когда не хотим.

Шарлотта поняла, что все уже было решено за нее. Ее переполнила злость на то, что такую тяжелую и неприятную миссию скинули на нее. Отец избавил себя от общества матери. Почему она не могла сделать так же? Почему самое трудное всегда достается ей?

Шарлотте оставалось только смириться. Узнав о том, что его не берут на турнир, Луи закатил истерику.

— А почему я не могу пойти с мамой? — без конца вопрошал он, расшвыривая все, что попадалось ему под руку.

— Потому что это только для девочек, — объяснила ему Шарлотта.

— Но я могу надеть платье и быть как девочка! — не сдавался Луи.

Шарлотта вытаращила глаза. Братец у нее и впрямь с приветом.

— Луи, этим ты никого не проведешь, — сказала она и вышла из гостиной, оставив его в расстроенных чувствах и дальше крушить мебель.

Шарлотта долго готовила себя к предстоящей встрече. Поразмыслив, она решила, что лучше всего будет говорить с матерью официально. Как-никак, она — принцесса Уэльская. Значит, и вести диалог с ней нужно, как с принцессой Уэльской. И не более того.

Накануне они с Виннифред долго выбирали, что надеть. В конце концов Шарлотта остановилась на одном из своих самых нелюбимых платьев, темно-синем в белый горошек. Она решила, что оно вполне будет соответствовать такому случаю. Виннифред без лишних слов достала платье и принялась приводить его в порядок.

— У вас есть мама, Виннифред? — спросила Шарлотта, наблюдая, как она оправляет складки.

Виннифред на мгновение остановилась.

— Нет, Ваше Высочество, — ответила она. И после небольшой паузы добавила: — Она умерла.

— О, прошу прощения, — Шарлотта смутилась. Такого она не ожидала. — Я не знала.

— Ничего, — ровным тоном сказала Виннифред, вновь принимаясь за платье. — Вы не могли этого знать.

Помолчав, Шарлотта спросила:

— А вы могли бы больше никогда с ней не говорить, если бы она была жива?

Виннифред искоса взглянула на нее. И снова занялась делом.

— Моя мама вела не очень правильную жизнь и толком не жила со мной. Ее не стало, когда я училась в школе. Но… — она запнулась. — Сейчас я бы все отдала за то, чтобы просто поговорить с ней, Ваше Высочество.

На следующий день Шарлотта все собиралась и собиралась с силами, чтобы выбраться из машины. К стадиону ее доставил тот же светловолосый водитель. Девочка без конца поправляла платье, прическу, проверяла, насколько крепко завязаны шнурки. Молодой человек ничем не показывал, что ждет.

— Как вас зовут? — спросила у него Шарлотта.

Он удивился, но без промедления ответил:

— Бен.

— Очень приятно, Бен. Спасибо, что вы так терпеливы.

Водитель улыбнулся краешком губ:

— Должно быть, вам предстоит нелегкий денек.

— В точку. Вы и представить себе не можете, насколько нелегкий.

С этими словами Шарлотта выбралась из салона, ощущая себя так, будто ей предстояло нырнуть в бассейн с акулами.

Уже издали она увидела принцессу Уэльскую, облаченную в замысловатое летнее платье очень красивого лилового оттенка. Рядом с ней была Филиппа. Принцесса выглядела встревоженной и усталой. При виде дочери ее лицо немного посветлело. Она протянула к девочке руки.

Но Шарлотта только холодно кивнула в ответ.

— Здравствуйте, Ваше Высочество.

Мать с Филиппой переглянулись. Они были очень похожи, обе высокие, стройные, темноволосые. Со спины их можно было перепутать. И на Шарлотту они смотрели с одинаково грустным выражением на лицах.

— Что стоим? — сварливо сказала Шарлотта. — Пора начинать. Раньше начнем — раньше закончим.

Она позволила принцессе Уэльской взять себя за руку. Если уж это ее работа, то нужно все сделать на уровне. Мать ласково сжала пальцы Шарлотты, но та сделала вид, что ничего не заметила.

— Почему ты мне не отвечала? Я так боялась за тебя.

Шарлотта не удостоила ее ответом. Ничего-то она не боялась, нечего устраивать спектакль.

— Ты бледная, Лотти, — продолжала принцесса Уэльская. — Хорошо себя чувствуешь?

Шарлотта нехотя повернула голову:

— Как видите, все в порядке, если сейчас я здесь, Ваше Высочество. Впрочем, было бы куда лучше, если бы я могла избежать этой встречи.

Мать промолчала. Молча они прошли на стадион, где их долго и с ажиотажем приветствовали. Кого здесь только не было — на трибунах яблоку было негде упасть. Несмотря на то, что сегодня проходил мужской финал, у входа их встречали победительницы прошлых турниров. Шарлотта немного растерялась рядом со спортсменками, но принцесса Уэльская быстро пришла ей на помощь, обменявшись с каждой парой теплых слов.

Одна из теннисисток была в инвалидной коляске. Принцесса крепко пожала ей руку и участливо поинтересовалась, как она справляется.

— Все благодаря моей маме, — ответила та. Говорила она очень по-простонародному. — Мама все время была рядом со мной и буквально вернула меня к жизни. Только благодаря ее поддержке я сегодня нахожусь здесь.

Шарлотта при этих словах исподлобья взглянула на мать, но та и бровью не повела.

Втроем они поднялись на свою ложу. При виде принцессы Уэльской все принялись хлопать и свистеть, как сумасшедшие. Мать только улыбалась и жестами благодарила публику за такой радушный прием. Шарлотта скривилась. Хлопали бы все эти дураки, если бы знали, как обстоят дела на самом деле? Едва ли. С мрачным удовлетворением Шарлотта вообразила, что правда о принцессе Уэльской вдруг становится известна всем тем, кто сейчас так горячо аплодирует ей, восхваляя ее мнимую стойкость. С какой радостью она бы смотрела, как слетают с этих лиц идиотские улыбочки, как восторг сменяется осуждением. Если бы только это было так!

Начался матч. Шарлотте было мало дела до этих блестящих бэкхендов и виннерсов — при всем желании девочка не могла сконцентрироваться на игре. Она сидела между Филиппой и матерью, думая только о том, чтобы этот фарс поскорее прекратился.

— Улыбайся, пожалуйста, иначе все решат, что тебя привели сюда силой, — шепнула ей принцесса Уэльская.

— Так и есть, — ответила Шарлотта, с удовольствием заметив, что челюсть у матери слегка задрожала.

— По крайней мере, пока на тебя направлены камеры.

Шарлотта картинно раздвинула губы в улыбку.

— Наклонись ко мне, как будто мы разговариваем, — через некоторое время сказала мать.

— Ваше Высочество, будьте так добры — оставьте меня в покое.

Бескровные щеки принцессы Уэльской слегка заалели.

— Это работа, — отрезала она. — Немедленно делай так, как я говорю.

Шарлотта наклонилась, гадая, запечатлела ли хоть одна камера ее гримасу. Филиппа перегнулась через племянницу к принцессе, дотронулась до ее плеча и покачала головой. Больше мать не обращалась к Шарлотте.

Наконец, спустя невообразимо долгое время, матч подошел к концу. Принцесса Уэльская спустилась на корт, чтобы поздравить победителя, смуглого молодого человека с широкой акульей ухмылкой. Она выглядела такой слабой и хрупкой, что, казалось, вот-вот согнется под тяжестью кубка. Шарлотта ощутила нечто вроде сочувствия. И тут же быстро одернула себя. Она не должна переживать за нее. Мать вот не переживала о ней самой ни минуты, пока Шарлотта сходила с ума все эти месяцы.

Вместе с Филиппой они проследовали во внутреннее помещение стадиона, где продолжалось чествование звезды турнира. Он поблагодарил принцессу Уэльскую, которая затем отошла к организаторам, любезно пожал руку Шарлотте. Пришла очередь поприветствовать Филиппу.

Но теннисист, выпустив руку Шарлотты, отвернулся. Он, похоже, находился под впечатлением от собственного успеха.

Филиппа застыла. Шарлотта заметила, что она здорово задета.

— Минутку, сэр, — окликнула она победителя.

Он обернулся и завертел головой, ища того, кто звал его.

— Сэр, — сказала Шарлотта, с удовольствием отмечая, что голос звучит уверенно и по-взрослому. — Вы поспешили. Рекомендую вам Филиппу Мэттьюз, родную сестру принцессы Уэльской и прекрасную леди. Она рада поздравить вас с победой.

Теннисист вскинул брови, глядя на Шарлотту. Но тут же закивал и принялся пожимать руку Филиппе.

Вот так.

— Спасибо, — сказала Филиппа, когда они вышли на улицу. — Мне приятно, Лотти.

— А мне — нет, — заявила Шарлотта. — Никакого понятия о приличиях. Самовлюбленный индюк!

Обе рассмеялись.

Но улыбка Шарлотты завяла, когда к ним вернулась принцесса Уэльская.

— Ну, это все, я правильно понимаю? — холодно поинтересовалась Шарлотта. — Я сделала все, что требовалось. Могу быть свободна?

Филиппа тоже перестала улыбаться. Принцесса Уэльская только покачала головой.

— Ты иди, — сказала она Филиппе. — Я скоро буду.

Филиппа кивнула, поцеловала Шарлотту на прощание и направилась вдоль пустеющих трибун к выходу. Девочка проводила ее взглядом, всей душой жалея, что осталась одна наедине с матерью.

— Что еще? — Шарлотта в упор уставилась на принцессу Уэльскую.

Та склонила голову набок и жестом пригласила пройти за собой. Шарлотта хотела категорически отказаться, но что-то такое было во взгляде матери, отчего девочка зашагала следом за ней, всю дорогу ругая себя за слабость.

Обогнув стадион, они подошли к незнакомому серебристому внедорожнику, сверкающему, как на картинке.

— Я никуда с вами не поеду, — немедленно заявила Шарлотта.

— И не надо. Я просто хочу поговорить. Это машина Филиппы.

Поколебавшись, Шарлотта не без усилия влезла на сиденье пассажира. Принцесса уселась рядом, хлопнула дверью. И наступила тишина.

Шарлотта смотрела перед собой. Она продолжала мысленно распекать себя за то, что пошла на поводу и оказалась в неловкой ситуации.

— Как ты себя чувствуешь? — наконец спросила мать после долгого молчания.

— Зачем вам это знать? — дерзко ответила Шарлотта вопросом на вопрос. Раньше за такое ей непременно прилетела бы оплеуха. Но не сейчас.

Сейчас принцесса Уэльская только грустно взглянула на нее.

— Ты очень злишься, я понимаю.

— Неужели?

— Папа сказал, ты сама ездила в «Аделаиду». Это так?

— Ну и что с того? — Шарлотте было неприятно вспоминать о поездке в Беркшир. Мать не стоила такого риска.

— Больше никогда так не делай, Лотти, — с нажимом сказала принцесса Уэльская. — Ты могла заблудиться, потеряться, попасть в беду. Я чуть с ума не сошла, когда узнала.

Шарлотта скривила губы в издевательской усмешке:

— А что случилось? Если хотите знать, мой народ был со мной куда более заботлив, чем вы, Ваше Высочество.

— Я хочу извиниться. И за балкон тоже. Мне не следовало так себя вести. Но я очень переживала за вас. За тебя.

— Да уж, приятного мало. Как и во многом другом. Но вас это не касается, Ваше Высочество.

— Ты очень испугалась?

— Почему вы вечно спрашиваете одно и то же? Я не трусиха, в отличие от Джорджа.

— Я знаю, — принцесса Уэльская слабо улыбнулась. — Ты на редкость храбрая девочка. Сегодняшний день это только подтвердил.

Шарлотта повела плечом, давая понять, что совершенно не нуждается ни в каких комплиментах.

— Думаю, будет лучше, если ты все узнаешь сейчас, — после паузы сказала мать. — Но, прошу тебя только об одном. Не говори ничего мальчикам. Пока не надо.

— Опять какое-то вранье? — Шарлотта посмотрела ей в лицо. Пусть не думает, что из нее можно вечно делать дурочку.

Мать слегка покраснела.

— Прекрати мне грубить, сейчас же.

— И не подумаю.

— Шарлотта! — принцесса Уэльская беспомощно всплеснула руками. — Да, я виновата перед тобой — и перед мальчиками тоже. Перед всеми. Нужно было сразу сказать все, как есть. Я жалею, что согласилась участвовать в этом. Но дальше так продолжаться не может. Я твоя мать, и ты не можешь так со мной говорить.

— И что такого важного ты хотела мне сказать? — помолчав, устало спросила Шарлотта. Она сбавила тон — но ровно настолько, чтобы он звучал прохладно-вежливо. И только.

Прабабушка есть Прабабушка. Ее науку не забудешь. Шарлотте несколько раз доводилось слышать, как Прабабушка говорила так с дедушкой Уэльсом, когда они спорили. И отчего-то звучала эта легкая прохладца куда хуже, чем неприкрытая дерзость.

Принцесса Уэльская склонила голову.

— Мы с папой расстаемся.

В Шарлотту словно ударила молния. Подспудно она ждала этой новости, но оказалась совершенно не готова ее услышать. Она старалась переварить каждое слово, но все равно они как-то не складывались в единое целое. Потому что в этом целом не было никакого смысла. Шарлотта уставилась на мать в ожидании последующих объяснений. Но принцесса молчала. Она сложила руки на коленях и выглядела сейчас очень-очень старой.

— Расстаетесь? — глупо переспросила Шарлотта. На большее не хватило ни дыхания, ни силы воли.

— Да.

Обе помолчали, глядя в стороны.

— Мы решили, что так будет лучше, — проговорила мать.

И добавила:

— Для всех.

— И что дальше?

Принцесса повернулась к ней.

— Я не знаю, Лотти. Просто не знаю.

Голос у нее сломался и затих. Внутри у Шарлотты рушилось все, к чему она привыкла. Мозги при этом лихорадочно щелкали, подкидывая вопросы, которые ее совершенно не касались.

— Где ты будешь жить?

— Пока останусь у Филиппы. А там посмотрим. Не говори пока мальчикам. Позже папа сам все объяснит им.

— Ты уходишь к нему? Тому парню?

Принцесса Уэльская опустила глаза.

— Пока рано об этом говорить.

— Ничего не рано, — свирепо сказала Шарлотта. — Из-за него все это началось.

— Вовсе нет. Это было мое решение. Ты поймешь, когда станешь старше.

Они снова погрузились в молчание. Наконец Шарлотта спросила:

— Зачем ты сказала мне?

— Чтобы больше не обманывать тебя.

Шарлотта не знала, что еще сказать.

— Для всех мы продолжим быть семьей, — произнесла принцесса. — На выходах, фото и прочем.

— Для всех, ага, — бесцветным голосом отозвалась Шарлотта. — Он избил тебя тогда, на Рождество?

Мать уставилась на нее.

— Господи, нет, конечно. Об этом писали, я знаю, но папа не способен на такое. Что бы там ни было… Он никогда не поднимал на меня руку. Даже не думай о нем так.

Она сказала это с такой горячностью, что Шарлотта немедленно засомневалась в ее искренности. Но странным образом ее это больше не волновало.

— Мы будем видеться?

— Да, конечно. Может быть, не так часто, как хотелось бы… Лотти, смотри за Джорджем и Луи. Особенно за Луи. Он и так многого лишен, а теперь останется без мамы.

На последних словах Шарлотта взорвалась.

— Джордж, Луи… А как же я? — потрясение от известия и все то, чего она никогда не говорила матери раньше, прорывались наружу неудержимым потоком. — Кто-то подумал обо мне? Я не знаю так многого и мне не с кем посоветоваться, не у кого спросить. А теперь ты уходишь, я останусь одна, и … Почему все не может быть, как раньше? Почему тебе нужно было сделать это и теперь все так скверно, и…

Принцесса Уэльская повернулась и обняла ее, прижав голову девочки к своей. Шарлотта не стала сопротивляться. Чувствуя, как закипают слезы, она закрыла глаза.

— Я не хочу, чтобы ты уходила.

— И я не хочу, золотце. Но так надо.

— Кому? — всхлипнула Шарлотта.

— Так надо, — повторила принцесса. — Но я всегда буду рядом. Поверь мне.

И Шарлотта поверила.

Когда по прошествии месяца Шарлотта оглядывалась назад, то с удивлением обнаружила, что жизнь, в общем-то, идет своим чередом и ничего особенного в ней не поменялось. Она все так же вставала рано утром, занималась привычными делами, и все и всегда в ее комнате по-прежнему лежало на своих местах. К ее услугам так же были Виннифред и Бен, не считая штата остальных. И дома все было как раньше.

Если, конечно, не считать того, что сам дом опустел.

Поначалу им всем было очень трудно. Джордж и Луи не сразу поняли, что произошло. Отец, наверное, старался быть мягким, когда рассказывал им о том, как они останутся семьей только на фото для газет. А может, и нет. Шарлотта не знала об этом. Она знала только, что после того разговора Луи впал в тоску и стал еще несноснее, чем раньше. Он даже бросался на отца с кулаками, требуя вернуть маму. Но потом, похоже, смирился, стал как-то тише, спокойнее. Он перестал привлекать к себе внимание, но и улыбаться — тоже. Джордж по поводу новых реалий их жизни не выказывал никаких особенных чувств. Казалось, он и не заметил ничего. Но однажды Шарлотта случайно увидела, как он плачет.

Отец не говорил с ними о том, что будет дальше. Он был приветлив, но жил своей жизнью, постоянно уезжал из дома и — Шарлотта знала это доподлинно — встречался с какими-то женщинами. Очевидно, и с ним не произошло сколько-нибудь значимых перемен. Если бы ушел он, нам всем было бы легче, думала Шарлотта. Она решила, что терпеть не может своего отца.

Шарлотта знала, что мать жила какое-то время в доме Филиппы и ее мужа, потом съехала от них. Они с отцом что-то бесконечно выясняли, спорили, ругались, отсылали друг другу бумаги. Шарлотта почти не видела ее. Принцесса не сдержала обещания и появлялась все реже и реже. В ходе этих редких визитов домой она даже не заглядывала к Шарлотте, Джорджу и Луи. Где она пропадала в остальное время и с кем, никто не знал.

Первое время Шарлотта не думала ни о себе, ни о своем будущем. Одна вещь была для нее ясна как день: прежняя жизнь ушла в прошлое, она представлялась девочке далекой-далекой, в каком-то тумане. Очень странное чувство появлялось теперь у Шарлотты всякий раз, когда она, возвращаясь с прогулки, приближалась к дому, который уже не был ее родным домом. Каждый предмет напоминал ей о тех днях, когда мать, отец и они с братьями жили друг для друга, и ничто не омрачало их семейное счастье. Эти дни проносились перед Шарлоттой, наполняя ее душу невыразимой тоской. Она с радостью съехала бы отсюда в любую другую резиденцию, кроме, пожалуй, «Аделаиды». Но, к несчастью, она была еще слишком мала, чтобы принимать такие судьбоносные решения.

Отец однажды без энтузиазма предложил психотерапевта. Должно быть, его очередная подружка подсказала, что дети обычно тяжело переживают расставание родителей. Шарлотта не возражала. Психотерапевта она представляла старым и с седой бородкой, вроде Зигмунда Фрейда. И удивилась, когда к ней пришел молодой человек в джинсах и пуловере, напоминающий студента. Он был очень приятным и милым, и очень, очень старался помочь. Шарлотта вежливо улыбалась, кивала, послушно выполняла предложенные им тесты. Но ей было все равно. Говорить о матери она не хотела ни с кем, тем более с этим посторонним юношей. Вскоре он ушел, несолоно хлебавши.

Почти все свое время Шарлотта теперь проводила за чтением. Это были романы Чарльза Диккенса. Она с головой уходила в злоключения его героев, которые скитались, терпели голод, нужду, отвержение.

— Что ты только находишь в этих книжках? — спросил как-то Джордж, вертя в руках тяжелый том.

— В них рассказывается о детях без родителей, — ответила Шарлотта. — Про таких, как мы.

Правда, она бросала читать, когда дело явно начинало идти к счастливой развязке.

Так прошел остаток лета. Осенью началась школа, которую Шарлотте пришлось досрочно оставить в мае после экспедиции в Беркшир. Вопреки ожиданиям девочки, мисс Темпл совсем не сердилась на нее. Она была по-прежнему внимательна и добра, только смотрела как-то странно — так, будто знала, что на самом деле происходит у них дома. Одноклассницы тоже посматривали на нее искоса. Шарлотта заметила, что многие обходят ее стороной, а некоторые начинают шептаться друг с другом, когда она проходит мимо.

В один из дней она просто не пошла на занятия. Бен, как обычно, высадил ее у ворот. Шарлотта помахала ему на прощание, дождалась, пока «Мерседес» скроется за углом, и вместо класса направилась вдоль забора по улице. Она решила, что наедине с собой проведет время с большей пользой, чем среди перешептываний и любопытных взглядов.

Разумеется, возмездие не заставило долго себя ждать. Директриса направила гневные послания родителям. Когда Бен привез Шарлотту домой, отец устроил ей серьезную выволочку. Однако Шарлотта испытывала только странное удовлетворение от происходящего. Ей нравилось, что ему приходиться нервничать из-за нее.

Что до матери, то на случившееся она никак не отреагировала.

— Папа передал, что ты наказана на всю следующую неделю, — сообщил Джордж тем вечером. Видимо, отец больше не считал нужным общаться с ней.

— Да? — повела плечом Шарлотта. — Мне наплевать.

— Хотел бы я быть таким, как ты. Ты храбрая, — неожиданно сказал Джордж. — Я бы не решился поехать в Беркшир один.

— Ты все знаешь? — удивилась Шарлотта.

— Ну, кое-что отец нам рассказал, — признался братец. — Мы прям обалдели. Это было смело.

Шарлотта кивнула признательно и улыбнулась в ответ, впервые за последнее время.

С Джорджем они стали ладить намного лучше. Ему, по-видимому, было так же непросто, как и ей, и общая тяжесть очень сблизила их. Джордж грустил и больше не задирал нос перед младшими братом и сестрой, так что общаться с ним стало гораздо приятнее. Шарлотта вдруг поняла, что ее брат на самом деле неплохой парень, к тому же с ним можно обсудить разные вещи. Они стали часто проводить время вместе. Только в компании Джорджа окружающие изредка слышали смех Шарлотты.

Они не говорили только об одном.

О матери.

Шарлотта решила для себя, что эта тема навсегда останется для нее табу. Если о ней не вспоминать, будет лучше для всех.

Однажды, уже в октябре, Бен вручил ей почтовый конверт. Шарлотта удивленно взглянула на него. Бумажные письма она получала только на Рождество, от незнакомых людей, и это были по большей части поздравительные открытки с пожеланиями всяческого счастья. Но до Рождества было еще далеко. Бен не сказал, кто передал ему письмо. Только посмотрел со значением и быстро ушел.

Конверт был надписан. Шарлотта узнала этот крупный ровный почерк, и у нее моментально свело желудок. Первым ее порывом было выбросить письмо.

Но вместо этого она поднялась к себе в комнату, села на кровать и, немного собравшись с духом, распечатала конверт. Глаза Шарлотты быстро заскользили по бумаге, машинально отмечая, что кое-где чернила так расплылись, что некоторые слова только угадывались. Неужели от капавших на них слез?

Поджав губы, Шарлотта прочитала следующее:

«Моей дорогой, храброй девочке.

Не знаю, сказал ли тебе папа, но мне пришлось уехать. Пока неизвестно, как надолго это, но какое-то время мы не сможем видеться. Я очень скучаю по тебе, Джорджу и Луи. При первой же возможности постараюсь примчать к вам, чтобы обнять вас троих. Я хочу извиниться перед тобой, Лотти, за то, что была не очень хорошей матерью. Из-за меня тебе пришлось пережить многое за последний год — слишком многое даже для человека намного старше. Когда ты вырастешь, то поймешь, почему все получилось так, и, надеюсь, простишь свою глупую старушку-мать. Я во многом поступала неправильно, но, поверь мне — слишком тяжело жить, когда тебя никто не любит. Я не смогла. Когда-нибудь ты займешь мое место и справишься со всем куда лучше, чем я. В этом не может быть сомнений. Прошу тебя только об одном: что бы ни случилось дальше, как бы ни повернулась жизнь, помни — я люблю тебя. Ты и твои братья самое дорогое, что у меня есть, и я люблю вас больше всего на свете.

Помни об этом, Лотти.

Любящая тебя

Мама».

Шарлотта закончила читать. Некоторое время она смотрела на листок, не видя его. Потом решительно и аккуратно, как она делала все, порвала его на четыре части и бросила на пол. Ей было невыносимо.

Но через некоторое время Шарлотта наклонилась, собрала обрывки письма и спрятала их в секретную шкатулку, где хранила самые важные для нее вещи. Об этой шкатулке не знал никто. Даже Виннифред.

Клочки бумаги закрыли собой счастливый браслет, который, оставалось надеяться, не утратил своей силы и еще покажет себя. Нужно только подождать.

Шарлотта смотрела на него какое-то время, потом захлопнула шкатулку и спрятала ее в тайник.

Когда-нибудь она вырастет — возможно, даже скорее, чем это кажется сейчас принцессе Уэльской. Она вырастет, станет высокой и статной, и, возможно, на самом деле справится со всем намного лучше.

Или нет.

Но это неважно.

Она, Шарлотта Уэльская, никогда не повторит ее ошибок. И ситуация, которая обрушилась на них в этом году, никогда не повторится. Она приложит все усилия, чтобы больше никогда...

Никогда, никогда, никогда.

Шарлотта повторяла про себя это слово, пока оно не слилось с мерным тиканьем часов за ее спиной, а сердце не лопнуло в груди и не вытекло наружу вместе со слезами.