Все подробности этого происшествия (джен)

Великий Шаман шагал через снега. Он знал, что наступает Большой Снег, что идти этот снег будет ровно неделю. Он сам его вызвал. Знал он также, что ему этого уже не увидеть. Большой Снег был последним деянием Великого Шамана, его последним даром этой земле и его несчастной матери. Великий Шаман шёл умирать.

В этот час снег шёл в четырёх мирах и приоткрывал завесу в пятый, свободный и счастливый. Туда и стремился Великий Шаман. Здесь он сделал всё, что до́лжно сделать мужчине — родил сына, обустроил матери дом, посадил несколько деревьев… Больше он ничего не мог сделать, они глушили его таблетками, не верили ему, считали его сумасшедшим. Но он знал, что не сумасшедший, иначе как бы он вызвал Большой Снег? Просто когда любое твоё движение происходит одновременно в четырёх мирах, двигаться приходится с большой осторожностью, чтобы нигде ни во что не врезаться. Всё существует взаправду, иначе вовсе незачем жить.

Он шёл сквозь буран, и буран пел вместе с ним разными голосами, и эта музыка была прекрасна — это была лучшая музыка в его жизни. Последняя.

«А-а-а», — звенели высокие детские голоса, ах, да! — дисканты.

«О-о-о», — тянули альты.

«У-у-у», — пели баритоны.

«М-м-м», — на непостижимой глубине гудели басы.

Внезапно всё смолкло, и в полной, абсолютной, кромешной тишине Великий Шаман услышал, даже не услышал — почувствовал беззвучное «Давай!». Он обернулся, увидел открытую дверь и оттуда свет и шагнул туда легко и свободно. Это оказалось просто и совсем не страшно.

Его родной мир беззвучно содрогнулся, но этого Шаман не услышал, и не увидел, как катится с насыпи искалеченное тело, как увозят его на Скорой, как безуспешно бьются над ним врачи…

Ничего этого он не видел. Маму только жалко, но больше в этом мире его ничто не держало. А для мамы он вызвал Большой Снег…

А вот в новом мире…

Но это уже другая история.

* * *

Мальчик с самого Нового года знал, что что-то случится, и жил в напряжённом ожидании. Учителя говорили, что он стал хуже учиться, хотя куда уж хуже! Но как, как можно учиться, когда что-то назревает, когда мир готов обрушиться?! И он, не в силах сосредоточиться, сидел на уроках, смотрел в окно и не слышал, как называют его фамилию. И в первый день февраля это ожидание вылилось в безобразную истерику в ответ на упрёки матери в нежелании учиться. Он разрыдался совершенно неожиданно даже для себя и ушёл в кровать, не доев ужина. И моментально уснул.

Большой Снег шёл над городом, голоса бурана пели согласно и торжественно, под снегом качались фонари и светили приглушённо и таинственно. И внезапно спокойствие спустилось в душу мальчика, ибо он понял: сегодня! Что бы там ни было, оно случится сейчас! А он — готов.

И потому он не удивился, когда открылась дверь, и через неё вышел из мира тот, другой, и мир мягко содрогнулся, меняясь. А сила, оставшаяся в мире, хлынула в мальчика, наполняя его душу уверенностью и светом, которые останутся с ним теперь до самой смерти.

Когда мальчик наутро встал, он чувствовал себя другим человеком и все проблемы показались детскими и ничтожными. Он спокойно сидел на уроках, отвечал на вопросы учителей и недоумевал, что же там было сложного? Все эти уроки просты до безобразия. Вечером он рассказывал младшим какую-то историю, когда грянул гром — кто-то позвонил матери, она позвала его и сказала дрожащими губами:

— Прошлой ночью погиб твой отец.

Мальчик не почувствовал ничего: родители разошлись, когда ему не было и года, мать вышла замуж второй раз, и папой он звал отчима, который не делал разницы между ним и кровными детьми. А родного отца он не помнил и не знал. На всякий случай он подошёл к матери и осторожно обнял её. Она заплакала, уткнувшись ему в макушку:

— Господи, какой дурак! Он же совсем молодой… был! Говорят, попал по пьяни под электричку.

Она расцепила объятие, дико глянула на сына и вышла из комнаты.

Мальчик подошёл к окну. За окном хлопьями валил снег. Мальчик знал, что всё не из-за пьяни и не так, как сказала мама, но как именно — сказать не мог. Это знание никак не вмещалось в слова. Впрочем, это было неважно.