Конан и Конкин (джен)

Санька очнулся, и, не открывая глаз, выругался про себя — вот блин, опять.… Открывать глаза не хотелось. Он знал, что то, что он увидит, ему совсем не понравится. В последней жалкой попытке уйти от реальности, Санька попробовал поймать уходящий сон и опять провалиться в смутное пьяное забытье, но напрасно. Сон уже полностью покинул его, и надо возвращаться в противное похмельное утро. Да и как тут заснуть — он лежал, похоже, просто на полу. Между спиной и постелью явно не чувствовалось никакого матраса, а в бок что-то упиралось и при каждом движение больно кололо.

Как всегда, когда просыпался в таком состоянии, он не мог сразу вспомнить события предшествующие сну. Это обычно, необычно то, что он не мог вспомнить и начало пьянки. Санька кряхтел, крутился, но упорно не открывал глаз, словно это могло спасти его от приближавшихся мук. Наверное, так продолжалось бы долго, до тех пор, пока мочевой пузырь не поднял его, но тут кто-то бесцеремонно толкнул его в бок и рыкнул:

— Хватит изображать мертвого! Вставай, нам пора!

Толчок был болезненным. Санька перекатился и заорал:

— Ты охренел что ли?!

Боль помогла разорвать слипшиеся веки, и он попробовал вскочить, но то, что он увидел, заставило его замереть. Перед ним стоял страшный лохматый демон и скалился во все свои тридцать два зуба. Санька быстро закрыл глаза, потряс головой и осторожно открыл один глаз — хрен! Все осталось по-прежнему. Демон никуда не исчез. Санька мельком глянул на себя и снова зажмурился.

«Блин, допился! Белочка!»

Какой бы не был больной, Санька сразу понял, что у него делириум тременс, или по-простому, «белая горячка». И дело не только в улыбающемся демоне — дело в нем самом. Вернее, в том, как он выглядит. Никак, кроме как белой горячкой, нельзя объяснить то, что он одет, как бомж. Только не бомж с московских окраин, в грязных джинсах, стоптанных кроссовках и растянутом свитере. Нет, Санька выглядел, как бомж из средневековья: какие-то вытертые до белизны, короткие кожаные сапоги; такие же потертые, тоже кожаные, то ли шорты, то ли короткие штаны; и что-то похожее на дерюжный свитер или толстовку, он даже не мог определиться, как назвать это рубище. И это еще не все! Его руки, выглядывавшие из коротких рукавов рубахи, черны от загара, ногти не подстрижены, а обгрызены, а ладони шершавые от мозолей. То же, что все время кололо в бок, оказалось, закрепленными на поясе грубыми ножнами, из которых торчала простая деревянная ручка то ли огромного кинжала, то ли короткого меча.

«Сколько же я бухал, чтобы дойти до этого?» Хотя раньше он еще не допивался до такого, но слышал о подобных случаях не раз. Сейчас Санька тупо разглядывал то улыбающегося «демона», то себя. Теперь, после того, как смог сфокусировать свой взгляд, он понял, что создание алкогольного психоза, стоявшее перед ним, все-таки не потусторонняя тварь, а человек. Но от осознания того, что это не черт и не демон, легче не становилось — потому что перед Сашкой стоял Конан! Да-да, тот самый варвар из фильмов.

Стало понятно, что «белочка» не хочет отпускать мозг. Огромный загорелый мужик с голым торсом, лохматой черной шевелюрой и пронзительными голубыми глазами, совсем не собирался исчезать. Хотя, после такой эмоциональной встряски, Санька чувствовал себя уже совсем не похмельным, горячечный образ не «истаивал» и реальность вокруг не превращалась в его квартиру.

Реальность, наоборот, подыгрывала главному герою делирия; он сидел прямо на земле, на краю поляны, рядом с потухшим костром, а вокруг радовалось яркому солнцу и синему небу разнообразное птичье население. Их невозможные крики, посвистывания и клецанья на всех птичьих языках звенели отовсюду. Кроме этого, из кустов, окружавших небольшую поляну, доносились трели кузнечиков, совсем такие, какие он помнил из летнего детства в деревне у бабушки. Однако, судя по громкости этих трелей, кузнечики явно не меньше голубя.

Наконец, Сашка собрался с мыслями и выдал одно слово:

— Сгинь!

И даже, к своему удивлению, неумело перекрестился.

Но святой крест не помог. Похоже, водка на этом свете сильнее всего. Санька обреченно закрыл глаза и попытался завалиться опять. Память подсказывала, что избавление от «белочки» дает только долгий сон.

Однако он тут же понял, что уснуть не удастся — это явно не входило в планы «Конана». Тот не только не исчезал, но и продолжил свое дело по пробуждению. Он схватил Сашку за плечи, встряхнул, словно куклу, и бесцеремонно поставил на ноги.

— Вставай! Нам надо идти! — опять прорычал он.

Санька снова открыл глаза и очнулся окончательно. Как ни странно, все признаки похмелья исчезли. Похоже, их и не было, просто мозг, оценивая нынешнее положение, пытался вернуть все в привычные рамки. Реальное пробуждение у костра, среди дикой средиземноморской природы и в компании с персонажем Голливудских фильмов, мозг постарался перевести в банальную белую горячку — так для сознания проще и комфортнее.

Санька чувствовал и видел все четко и реально — вплоть до пряных, слишком сильных для нашей природы ароматов и боли в спине от спанья на голой земле. Он заглянул в синие смеющиеся глаза своего мучителя и, вдруг понял, что это никакая ни горячка, он действительно не пил вчера — просто сошел с ума и по-настоящему сейчас лежит упакованный в смирительную рубашку в комнате с мягкими стенами. Значит, от психоза, не избавиться, пока не появится доктор и не сделает очередной укол. Чтобы прекратить все те болезненные ощущения, что уже получил от слишком могучих рук «варвара», он решил больше не сопротивляться, а отдаться течению. Пусть все идет, как идет. Ведь понятно, что самостоятельно от шизофрении не избавиться, он не тот гений-ученый, что смог разделить бред и реальность.

— Кто ты такой? — на всякий случай спросил Санька.

— Я Конан. Конкин, ты, что — никак проснуться не можешь? На, погрызи, и пойдем! Солнце скоро встанет и через пару часов начнется жара.

Конан протянул ему кусок холодного мяса, завернутый в какой-то огромный темно-зеленый лист. Санька автоматически взял и поднес к носу — нет, обычное вареное мясо, ничем другим оно не пахло.

И только сейчас до него дошло, что он без всяких проблем понимает язык, и верзила назвал его по фамилии. Шизофрения, уже спокойно подумал Сашка — хотя все физические ощущения, говорили ему, что происходящее реально, но вот понимать этого человека в реальности он бы точно не смог, Конан никогда не стал бы говорить по-русски. Но с другой стороны — если он ряженый? И Сашку зачем-то так нарядили? Стрим какой-нибудь. Снимают сейчас вон из тех кустов, и ржут в кулак.

Нет, ни хрена! Это не проходит — слишком не наша природа. В теплые края для стрима, его никто не повезет. Птица не того полета. Кому нужен Конкин Александр Сергеевич, обычный офисный планктон? От этой мысли он заулыбался и даже успокоился — чего переживать, раз это все происходит только в его голове, можно даже подыграть. Сашка опять улыбнулся и спросил:

— А когда ты русский язык выучил?

Здоровяк нахмурился. Похоже, он не понял вопроса, пару секунд помолчал, обдумывая, и так же хмуро выдал:

— Я знаю много языков, но никогда не слышал о русском. Вообще, в том мире, который я смог обойти, такого народа мне не попадалось. Кто такие эти руски? Где они живут?

Впрочем, ответа варвар не ждал, он отвернулся, поднял с земли огромный прямой меч в старых ножнах и, вытащив его наполовину, начал внимательно рассматривать. Мельком глянув на Конкина, он увидел, что тот так и не притронулся к еде.

— Не нравится что ли?

Санька не стал говорить, что не может есть это непонятное мясо с налипшим на него мусором. Хоть это и шиза, но злить голубоглазого амбала ему не хотелось. Ведь судя по состоянию, даже воображаемая боль достанет его точно так же, как настоящая.

— Я не хочу есть. Попить бы…

— Давай сюда, — варвар забрал Санькину порцию, сразу словно бы уменьшившуюся в огромной ладони и, не выпуская из рук меч, начал рвать мясо крепкими белыми зубами. Мусор, налипший на лист, он так и не отряхнул.

— Воды бы, — повторил Санька.

Варвар кивнул на лежавшую в изголовье его места деревянную флягу с ремнем.

— Можешь попить, но не забывай, что сейчас идти. Вода выйдет с потом, и заберет с собой силы.

Вода на вкус оказалась такой же, каким мясо было на вид. Теплая и противная. Конкин через силу сделал несколько глотков и положил флягу обратно на смятую тряпку.

— Нет! Возьми. Теперь ты её понесешь. По пути найдем где-нибудь воду и наберем.

Сашка не стал возражать и набросил истершуюся кожаную лямку через плечо.

— Может, ты все-таки скажешь, куда мы идем?

Раз бред такой связный и логичный, Конкин решил узнать об этом «квесте» больше. Интересно же, что его подсознание может выкинуть еще. Какую историю он выложит сам себе сейчас. Санька все еще считал, что все вокруг сгенерировано его мозгом, хотя первые робкие сомнения уже начали царапать душу. Уж слишком все выглядело реально.

— Конкин, ты, что — ничего не помнишь?

Фамилию он говорил так, словно это его имя.

— Ну-ка вспоминай! Это же по твоей милости мы направились в Хем.

Во взгляде варвара читалось искреннее удивление.

Теперь наступила Санькина очередь таращить глаза — какой на хрен Хем?! Он такого не только названия, но и просто слова никогда не слышал. А, как известно, подсознание может выдать только то, что мозг уже отложил в своей памяти. То есть известные факты мозг может тусовать, как хочет, но для этого ему нужны исходники. Из пустого нельзя сформировать связную историю.

— А не мог бы ты, хотя бы чуть-чуть напомнить? Что-то у меня с памятью.

— Верю, — он опять сверкнул своими белейшими зубами. — Вчера ты здорово надрался, хотя и выпил всего пару кружек.

Но рассказывать он ничего не стал, просто воткнул меч в ножны, закинул оружие за спину и скомандовал:

— Все! Вставай и пошли. По дороге все вспомнишь.