Закаленная душа (джен)

— Дыши ровнее, ты теряешь ритм, — заметил Стрейтс, даже не отворачиваясь от окна.

Элизабет задышала ровнее, глубже, восстанавливая приток солнечной энергии к сердцу, но не забывая при этом косится на ровную спину приемного отца.

Весеннее солнце зайчиками скакало по комнате и плечам Стрейтса, от чего шарф на его плечах едва заметно переливался.

Элизабет нравились эти искры в красной ткани, ей всегда очень хотелось потрогать шарф, прижаться щекой к теплой и мягкой материи...

Стрейтс повернулся к девочке, сидящей в позе лотоса на полу комнаты, смерил ее внимательным строгим взглядом. Но через секунду жесткая линия губ смягчилась, и, шагнув к Элизабет, он ласково коснулся ее волос.

— Молодец, ты делаешь успехи.

— У меня будет когда-нибудь такой же шарф? — с детской прямотой спросила отца Элизабет, аккуратно вставая из позы медитации. — Он очень красивый, я так хочу себе такой же!

— Будет, — усмехнулся Стрейтс. — Когда станешь Мастером, сразу получишь шарф.

Элизабет бежала что было сил.

Дыхание уже сбивалось, что для Мастера Хамона было непозволительно, но скорость сбавлять было нельзя.

Ноги, в непригодных для бега туфлях, стерты почти в кровь, разорванная для удобства юбка давно перекрутилась, мокрые от пота волосы лезут в лицо.

Но нужно было бежать — куда угодно, как можно дальше.

Элизабет не знала, что теперь делать.

Святая месть, совершенная ею без раздумий и сожалений, грела кровь и душу, но хладнокровный разум напоминал, что теперь она — особо опасный преступник в бегах. И память о мести не даст кров и не согреет ночью на улице.

Когда впереди внезапно мелькнул ослепляющий свет, Элизабет дернулась в сторону, но быстро поняла, что поздно — звук ее шагов гулко разносился по каменной кладке канализации, предупреждая тех, кто ее ждал.

И, решив, что терять особо нечего, женщина только прибавила шаг.

Обнаружив впереди не засаду из военных, а усталого, но тепло улыбающегося ей Спидвагона, Элизабет впервые за несколько дней чуть не расплакалась.

Ноги кровоточили.

— Теперь ты не Элизабет, а Лиза, — мягко говорит Роберт, усадив девушку в машину. — Твои новые документы, деньги — все в сумке. В багажнике есть небольшой запас одежды и еды.

Покосившись на измученное, исхудалое лицо воспитанницы, Спидвагон вздохнул, достал из кармана пиджака маленькую фляжку, протянул ее Элизабет.

Та механически взяла, открутила крышку, сделала глоток и судорожно закашлялась — бренди обжег пересохшее горло до слез.

Подождав пока Элизабет проморгается, Роберт тяжело вздохнул и коснулся плеча женщины.

— У тебя теперь больше нет семьи, — негромко сказал он, когда Элизабет подняла на него чуть покрасневшие глаза. — По документам ты никогда не была замужем, у тебя нет сына, ты вообще не имеешь отношения к Джостарам.

— Я прекрасно понимаю, что я и близко не смогу подойти к Джозефу, — глухо сказала Элизабет, отворачиваясь. Слова Роберта резанули сердце неожиданно сильно, хотя сама себе Элизабет не раз уже говорила тоже самое. — Мой мальчик… Я доверяю его вам с Эриной. Надеюсь, он сможет меня простить.

Спидвагон покачал головой.

— Ты ничего не поняла. Иногда я думаю, что Стрейтс неправильно тебя воспитал, — с мягкой улыбкой ответил он. И наклонился к женщине, внезапно разворачивая сверток из тонкой, едва шелестящей ткани.

Элизабет только успела повернуться — ее шею поверх грязных волос обвила такой знакомый красный шарф.

— То, что по документам у тебя нет семьи, не значит, что у тебя ее нет вообще, — ласково сказал Спидвагон, перекидывая концы шарфа Мастера Хамона, и касаясь щеки Элизабет. — Я всегда буду рядом, ты же знаешь. И рано или поздно, ты сможешь вернуться домой. О Джозефе мы позаботимся, так что береги себя, и ни о чем не жалей.

Коротко поцеловав в лоб воспитанницу, Роберт решительно захлопнул дверь автомобиля.

Закусив губу, Элизабет прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, такой же глубокий выдох, восстанавливая энергию, и завела машину.

Выехав за пределы города, где она наконец была в относительной безопасности, Элизабет притормозила, свернув в подлесок — нужно было привести себя хоть в какой-то порядок и изучить все, что предоставил ей Спидвагон и его Фонд.

Первым делом распахнув папку с документами, женщина вздрогнула — поверх бумаг лежала складная серебристая фоторамка.

Привычные вдохи и выдохи не помогли — и Элизабет горько разрыдалась, сжимая фотографии и пряча лицо в ткани шарфа.