Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Шаги эхом отзываются в пустом коридоре. Конечно, все нормальные студенты ещё днем посбегали из этого чудесного места, именуемого университетом. Мне бы тоже сбежать со всеми, но просьба старосты, деканат, куча бумажек, и вот, как итог — время на часах показывает пугающие семь вечера.
Заворачиваю к концу коридора, где обосновались владения аналитической химии.
— Здравствуйте, извините, а Светлана Анатольевна ещё здесь?
Стоять в дверях маленькой лабораторной неловко, особенно когда лаборант в ней и не думает поворачиваться в ответ.
— Она просила занести ей распечатки.
— А.
Спина в халате застывает на секунду, как будто бы размышляя, что делать с очередным молочным студентом.
Только нахер не посылай, умоляю, я и так в универе задержалась и пиздецки хочу домой. Стоп, а разве в лабораторных можно ходить в кепках?
— Оставь на столе, я ей передам.
— Спасибо, до свидания!
Наверно, неприлично было так радостно прощаться и сверкать пятками… Ой, да ладно, переживёт. Хочу побыстрее свалить из этого здания гранитных пыток и попасть в место пострашнее — метро. Полчаса выстоять в вагоне потных и уставших полулюдей, а там уже и до дома минут пять бодрым шагом.
По пути к выходу из корпуса встречаю Светлану Анатольевну, уведомляю о распечатках в лабораторной и уже со спокойной совестью выбегаю на улицу, прохладную и свежую.
В своих мыслях топаю в сторону метро, расписывая в голове план на вечер, вот бы ещё заказать чего-нибудь на ужин. Пасту? Роллы? Грузинскую кухню?
Спускаясь в метро, понимаю, что попала в самое пекло — привет, час-пик. Это когда очередь к эскалатору начинается прям от турникетов, если не раньше, а люди напоминают головастиков в луже — только макушки и видны. Отстояв прилично времени в толкучке, наконец-то подхожу к нужному направлению. Осталось дождаться поезд и занять удобное положение тела в вагоне.
Проскальзываю к стенке с межвагонной дверью; хорошо, когда универ почти на конце ветки: есть шанс занять любимое местечко, несмотря на толпу.
Наушники в уши, музыку погромче — можно жить.
Через некоторое время, правда, всё равно начинаю клевать носом, а чуть позже очухиваюсь от резко подогнувшихся коленок. Пока пытаюсь смахнуть сонливость, замечаю в своей голове какие-то странные мысли, больше похожие на отдельные слова.
Даже не так.
Чужие отдельные слова — вот так.
Поток мыслей извне, что пытается прощупать мои собственные, похож на удочку с наживкой, крайне невкусной, кстати. Как будто мне в рот напихивают кисло-солёной тревоги, уверяя, что это амброзия. Вот же тварь.
Кто-то с энергетическим голодом явно ищет, кого бы подъесть. Обычно таких называют энергетическими вампирами, условно, конечно, зато смысл всем понятен — сожрём ваши сильные чувства бесплатно, без регистрации и смс.
Главная цель этих говнюков — установить непрямой контакт с жертвой при помощи телепатии и потихоньку вытаскивать лакомые кусочки из мозга, опустошая воспоминания бедолаги. Головные боли, апатия и спазмы по всему телу — частые последствия такого вампиризма.
Обычные паразиты, глистов мне напоминают, если честно. Печально, но человек зачастую даже не понимает, что в его голове скребут десертной ложечкой, выковыривая особо крупные шматы пережитых событий. Особо извращённые гурманы любят посягать на одарённых, взрослых не трогают, не-е-т, там можно нехило так отхватить, а вот молодняк... Те и барьеры то толком ставить не умеют. И талисманами зачастую пренебрегают — не круто, понимаете ли, с бабкиными камушками в карманцах гонять.
Их внутренние переживания всегда приправлены магией, а на вкус такое блюдо, как взрывная карамель, — искра, буря, наслаждение. Ценность выше, в общем.
И тут до меня доходит. Слишком уж долго длится атака телепатией, обычный смертный уже давно бы сдался. Значит, в вагоне есть кто-то из магических? Он ищет кого-то определённого? Или закинул наживку по площади в надежде на удачу?
Чуть выпрямляю спину и пытаюсь оглядеть вагон: людей уже порядком меньше, что радует, но эти чужие потоки в голове мешают, словно комары над ухом.
Несомненно, обереги дают защиту, но без хорошего внутреннего барьера это говно из головы полностью не выкинуть, к сожалению. Ничего подозрительного не наблюдаю, люди как люди — хмурые, недовольные, любимые московские лица.
Сколько бы тематических поездов не выпускали в свет, начинка всегда будет одинаковой — забитые реальностью взрослые, не/много сходящие с ума старички и разной стадии развития молодняк.
Мелькающие огоньки чёрных тоннелей и иногда мигающий свет в вагонах создают особую атмосферу, из-за которой хочется спрятаться в телефоне, книге, в чём угодно, лишь бы не оставаться наедине с давящими на мозг мыслями о бытие.
В метро особая романтика, с нотками клаустрофобии.
С объявлением станции в вагон заходят новые единицы общества и инородное в голове затихает. Вышел? Или нашёл, что искал, и уже достал трубочку для трапезы?
Так, блять, Алёхина, а что это за внезапный порыв героизма? Ну, найдёшь ты его, сосунца коварного, а дальше что? Будешь в него камушками своими бросаться? А если он уже кем-то подкрепился, что тогда?
Признаю, тут мой внутренний голос прав: во мне силы — кот наплакал, я слабее даже самой заурядной ведуньи, увы. Если бы не «камушки», заныканные по всей одежде, — уже б давно померла. Возможно, как раз от трапезы одного из таких паразитов.
Вряд ли кто-то в вагоне намеревается убить человека, высосав его подчистую, — преступления магических существ против людей берутся под особый контроль. Чего не скажешь о преступлениях против таких, как я. Логика простая, нет тела — нет дела, а если и есть, то это уже наши проблемы, а не полиции. «Делать им нечего, лезть в перепалки тварей одарённых», ага.
И мне тоже нет дела, так?
Если человек — разберутся другие, если существо — а само виновато, защиту надо с собой носить.
Решая, что пора бы перемещаться поближе к дверям в центре вагона, встаю у поручня, по привычке смотрю на отражение за надписью «не прислоняться». Вот же срань.
Стоит бледнее смерти, голову в капюшон спрятал, весь в стенку вагона вжался. Как будто не видит его никто и не должен.
Внутри неприятно паника скребётся, вызывая мурашки по всему телу.
Не смотри.
Выдыхаю.
Дышит через раз, весь вспотевший, взгляд рассеянный. Колдовских кровей точно, лет семнадцать, может.
Изматывающая усталость и обжигающее изнутри дыхание. Я хорошо знаю, что он сейчас чувствует. На подкорке отпечаталось…
Алёхина, прекрати-туда-смотреть.
Ком к горлу подкатывает.
Вцепился в лямку валяющегося рюкзака, удивляюсь, как сам на ногах ещё стоит.
Маша, блять, куда?!
Да нахуй, потом разберусь!
Разворачиваясь, замечаю взгляд рядом сидящей бабки. Вот оно. Она, это она его пьёт, на меня косится, но продолжает сидеть.
Клянусь, она смотрит на меня матом, самым гневным из всех, что я когда-либо слышала, чувствовала.
Поезд останавливается — моя остановка.
— Хэй! Привет, как давно тебя не видела! — подхватываю рюкзак, впихиваю амулет парню в руку. — Пойдём-пойдём, в гости заглянешь, мама так обрадуется!
Алёхина, хуёвая из тебя актриса.
Трясусь от страха, тащу парня под руку, встречаю ноль сопротивления.
Господи боже, кто бы знал, как я сейчас рискую, спасая вот это нечто на ватных ногах! А если карга сейчас за нами выскочит? Я ж его на себе не унесу, тут вместе и помрём: он — от истощения, я — со страху.
И шум не поднимешь — паника начнётся, мальчонка и так на наркошу малолетнего смахивает. А если полицейские поймут, что мы ещё и магические, закинут в обезьянник без разборок, встрянем оба.
Тогда и бабку с собой заберём!
О-о, а это уже адреналин в висках бьёт.
Всё ещё сжимаю парня за руку, когда слышу спасительное «Осторожно, двери закрываются».
Медленно поворачиваю голову в сторону путей — пусто, нет бабульки.
Матерь божья, пусто! Какое счастье! Судорожно выдыхаю.
Никогда, блять, не верьте бабулькам в общественном транспорте! На вид обычная старуха, а лет ей может быть под сотку, а то и больше.
Ладно, и маленькие дети ещё, им тоже не верьте, их я тоже боюсь до усрачки.
Ноги еле держат, в одной руке рюкзак, в другой — его обладатель, добрая часть оберегов стали заметно тяжелее — впитали силу старухи, когда паренька за руку подхватила. Окидываю взглядом зал. Надо сесть.
Несу свою тушу на еле гнущихся ногах к ближайшей скамейке. Тушу поменьше тащу за собой — за всё время вообще ни звука не издал, он живой хоть?
Заглядываю под капюшон и теперь могу рассмотреть подростка поближе.
Вы только гляньте на это чудо: глазёнки изумрудные, нос с горбинкой, веснушки по лицу разбросаны, чуть отросшие каштановые волосы. Красивый мальчик, не поспоришь. Такие вот и рождаются колдунами, чтобы красоту свою от чужих лап оберегать. Красивый мальчик... и тупой.
— Ну привет, — жду, пока взгляд на меня поднимет, — пить хочешь?
Видно, что соображает туго, кивает, пытается что-то сказать, но осекается — больно. Лезу в рюкзак, уже свой.
— Помолчи пока, — протягиваю полупустую бутылку с водой. — На.
Пить тоже больно, знаем — плавали. Морщится, но пару глотков делает.
Вытирает рот рукавом, смотрит на меня. Потухший, но живой.
— Руку давай, — тянет бутылку ко мне, — да не эту, дурень, ту, что с камнем.
Бутылку ставлю рядом на скамейку.
Сколько там на часах, начало девятого? Оглядываюсь: людей на станции немного, внимание мы особо не привлекаем. Парнишка протягивает раскрытую ладонь с горным хрусталём. Обычно прозрачный, сейчас он больше смахивает на кусок зелёной плесени в твёрдой оболочке.
У каждой семьи свои обереги — кто-то носит мешочки с волосами/косточками предков, кто-то использует конвертики с заклятиями, а кто-то, как в моей, минералы, горный хрусталь в частности.
Некоторые из них трескаются от магического воздействия — такие принято очищать в огне, особо слабые просто крошатся в пыль и считаются одноразовыми, а мои очищаются в родниках, растворяя в чистой воде всю впитанную смоль.
Да, обычно загрязнённый хрусталь напоминает сосуд с чёрной вязкой жидкостью. Как лавовая лампа — вот, отличное сравнение. А то, что я забрала у горе-колдуна, — пугает.
Магия/волшебство/сила — как не назови, суть одна — это нечто осязаемое, живое и восполняемое, и не должно выглядеть как гниль. Даже если это отрицательная магия — она живая.
Ныряю в рюкзак; где-то в кармане лежали же, блин.
Вот когда надо — хуй найдёшь.
Нащупываю бумажный свёрток, наконец-то! Разворачиваю бумагу с оберегами — пару запасных всегда ношу с собой, достаточно убрать пергамент с барьером, и они начинают работать.
Долго, видимо, сидела в своих мыслях — еле живое тельце начало проявлять признаки жизни и пытаться убрать ладонь в карман толстовки. Та погоди ты, потерпи. Удерживаю ручонку, взглядом показывая, мол, держи так. Ёжится, холодно ему, от истощения-то.
Заворачиваю пугающую каменюку в бумажку-барьер — поеду на выходных к бабуле, может, она в курсе, что с этим делать. Ныкаю «добро» поглубже в карман рюкзака и кладу чистый оберег парню в ладонь, накрывая своей.
— Дарую хрусталь рода Алёхиных...
Каждый раз про себя смеюсь с этих обрядов. Столько пафоса, а фамилия подкачала. Но камням-то всё равно, хочешь чтобы работали на полную силу — изволь соблюдать традиции.
— … юному колдуну с изумрудным взором, для защиты, сохранения и предотвращения зла извне.
Хлопаю по ладошке. Мы закончили. Встаю, забирая оба рюкзака на плечи.
— Погнали, горе луковое, нечего тут рассиживаться, легче тебе от этого не станет.
— К-куда?
Гляди-ка, и голос-то у него приятный, ну, везёт же таким уродиться.
— У тебя без еды скоро спазмы начнутся: сначала вырвет, потом голова разболится, а потом и в обморок свалишься. Пошли, тут «Мак» недалеко, накормим тебя.
И меня. Признаюсь честно, я сама сейчас не в лучшей форме. Плакали мои грандиозные планы на вечер, который уже ночь.
Какая нахуй доставка, сегодня в меню комбо-обед и мороженка на десерт. Ладно, гуляем, дайте две!
— Как зовут-то тебя, мелочь? — спрашиваю медленно встающее со скамейки тельце.
— Андрей, и это, — мнётся: то ли стыдно, то ли стесняется, — спасибо, ну, за помощь.
Киваю в ответ, и мы не спеша идём в сторону выхода.
Точно бы помер, Бэмби несчастный.
Беру свои слова обратно, это не Бэмби, это сраный лось-пылесось. Не успела я креветочку в соус макнуть, как он полподноса себе в рот запихнул: этим талантом его тоже природа наградила, или приобретённый навык в среде выживания подростков?
Ухмыляюсь, любо-дорого смотреть, как у пацанёнка щёки здоровым румянцем наливаются. Жуёт с такой скоростью, как будто сейчас всё отберу, ещё и съеденное отрабатывать заставлю. Пихаю в рот измученную креветку и двигаю мороженое поближе к Андрею.
— Тебе сейчас сахар нужен, и не спеши так, иначе блеванешь, жуй нормально.
Или он так быстро ест, чтобы со мной не разговаривать? Стыдно?
— Боже, и перестань на меня так смотреть, я тебе не мамочка, ругать не собираюсь.
— А причитаешь прям как она самая, — ну наконец-то улыбнулся, — я надеюсь, тебя не Таней зовут?
— Алёхина Марья Анновна, так и быть, Машей называй.
Вторая креветка летит в рот. О, картошечка.
— Анновна? Значит, колдунство по матери? А я Дмитриевич, правда без этого самого Дмитрия рос, — отпивает из стаканчика, обдумывая, стоит ли продолжать. — С мамой вдвоём и живём, а она, ну, обычная, не из магических.
Неловко ему этим делиться, будем считать, что я удосужилась награды в виде честности за спасение. Тема и правда такая себе, в мире колдовских не особо ценят полукровок. Союзы между двумя «волшебными» всегда дают ребёнку комбинацию сил, а когда только один из родителей принадлежит миру магии, то и у ребёнка потенциал в изучении направлений слабее. Но это не значит, что ребёнок по собственной силе никакой, просто обучение вне своей стези даётся сложнее, вот и всё.
Это не как я, у Андрея явно хорошие задатки. Судя по потоку, что я вижу, он быстро восстанавливается — хороший знак.
— Я спросить хотел, если ты из наших, зачем тебе столько оберегов?
Задумчиво крутит камушек в руках, спасибо, что и его не съел.
— «Из ваших» — это из тех, кто ходит вообще без них и попадает вот в такие приколы? — передразниваю, приподнимая бровь. — Присмотрись повнимательнее, что видишь?
Снимаю браслет с руки — верный защитник от ненужных глаз. Смотрю за меняющимся лицом парня. Да, классика.
— Каналы пустые… А как это, почему не восстановишь? Это из-за меня? Ешь, пожалуйста, вдруг совсем плохо станет?
Смеюсь тихонечко, скорее от горести, раньше мне частенько приходилось слушать что-то такое, жалостливое.
— Еда здесь не при чём, ты тоже, — растекаюсь по диванчику, ощущая тепло от съеденного, — меня сил лишили, в детстве ещё. Каналы по телу — это вся магия, что во мне осталась, застряла посередине — и не человек, и не колдунья.
Ой, ну вот эти зелёные глазёнки в сочетании с жалостью — это всё, это смерть.
— А выпили-то как? В детстве, насколько знаю, родительский барьер работает, разве нет?
Тревога сменилась любопытством, оживился, поближе подвинулся.
Думаю, ничего страшного, если расскажу, не секрет же.
— Лет в двенадцать мой классный отец решил сообщить, что у него новая любовь случилась, что ребёнок есть, что развода хочет.
Повезло ему, что бабушки тогда дома не было.
— За каким-то хуем этого ребёнка ещё и с собой привёл, в бабушкин дом. Я тогда только с прогулки вернулась, в доме скандал, а во дворе, у качелей, девочка лет семи стоит, на меня смотрит. Я по доброте душевной, вообще без задней мысли, подбежала к ней, вдруг случилось чего.
Неприятно.
Выдыхаю. Воспоминания со временем поистёрлись, но вот ощущения остались живыми.
— В общем, сестрица пиявкой оказалась, вцепилась в меня ручонками и начала высасывать, — замечаю немой вопрос на лице, — мы же сводные, половина на половину, вот защита и не сработала. Сначала выпила всю отцовскую силу, а потом и мамину подцепила, а своя у меня тогда только начинала формироваться. Как сейчас помню: всё зелено кругом, солнышко греет, а я сползаю на землю около качелей, не в силах даже голоса подать, пока отцовские вещи под крики из окна летят. А эта ещё смотрела на меня так пристально, — передёргивает рефлекторно, — как будто...
— Как будто ей нравился весь процесс? — тревожный оленёнок, прям мысли читает.
Киваю.
— Да. Отец, выходя из дома, заметил нас, оттащил мелкую, да так и встал столбом, бормотал там себе что-то, а я уже синюшная лежала, в слезах, соплях, заблёванная, всё тело в чёрных точках — магические каналы вдребезги. Жуть. За отцом и мама выбежала, её крик тогда хорошо в голове отпечатался. Знаешь, такой, надрывный, как будто меня заживо сжигают, а она смотрит, ничего сделать не может.
— А потом как?
— А мы знахари, звёзд с неба не хватаем, конечно, но сила неплохая, по женской линии у нас передаётся — крепкая. Мама бабушке позвонила и всё время до её приезда во мне жизнь поддерживала, не давала сердцу остановиться, отец пытался остановить усвоение выпитого у мелкой, да только толку, поздно было — детский организм как губка, впитывает всё и отовсюду.
Бабушка на порог — папу с «сестрой» пинками из дома, маму на хуях распинала за то, что не углядела, а сама со мной на руках к роднику побежала. Он у нас недалеко от дома, вся деревня туда ходит.
Физическое тело было в порядке, а вот поток силы внутри полностью иссяк, не было единого с телом канала, по которому магия могла по телу циркулировать. Тогда мама начала из себя эти пути ткать, буквально — из своих жизненных сил, проклинала всё на свете, особенно отца с новоиспечённой сестрой, проклинала и ни на минуту от меня не отходила. Всю ночь так и просидела, пока я в роднике плавала, бабушка на алтарь несколько овец пустила. Страшно это всё, но помогло. Только я пустой очнулась, ни намёка на поток, каналы пустые, голодные, бездонные. Мама с бабушкой пытались в меня свою силу влить, да только мне мало было, я стала чёрной дырой, почти ничем от пиявок энергетических и не отличалась. На меня по итогу печать наложили, чтобы кого-нибудь неосознанно не убила. Она особо и не мешает, главное — не пытаться колдовать, иначе организм из-за магического голода начнёт сам себя пожирать.
И вот она я, неспособная колдовать, но как будто бы чуть больше, чем обычный человек.
Хотя до сих пор помню эти ощущения от магии на кончиках пальцев и мурашек по коже. Помню ощущение лёгкости в теле при колдовстве, когда внутренняя сила сама ведёт тебя к нужным местам с лекарственными травками или туда, где твоя помощь пригодится. Всё помню. И от этого особенно горько. Я могла забрать у живого болезнь и «переварить» внутри тела, могла залечить перелом или усмирить душевную боль, а сейчас ничего не могу.
— Поэтому столько оберегов и таскаю, считай, психологическая травма. С ними спокойней.
Разговаривать с этим мальчиком оказалось легко и «освобождающе», возможно, мне просто нужно было с кем-то поделиться своей историей. Кем-то незнакомым, кто не вздыхает над каждым моим словом, выражая сочувствие. Который просто выслушает и отпустит.
Оказалось, что Андрей в девятом классе и ему пятнадцать, своими способностями он не особо пользуется. Не умеет.
Мама работает в больнице и вечно на сутках, а парень довольно самостоятельный и ведёт домашние дела в помощь маме.
Ещё любопытный момент: у него есть знакомый по лестничной площадке — колдун, тот иногда даёт ему уроки магии, но больше гоняет по теории. Душнила какой.
Этот сосед ему одноразовые обереги и подгоняет, только в этот раз они Андрею не помогли. Странно всё это, оберег не помог, мой жуть какую-то впитал.
— Знаешь, как минералы друг от друга отличать? Как очищать?
— В теории только, — улыбается виновато, — у меня такой впервые, спасибо большое.
И светится весь. Горе-колдун, которого спасло моё несчастье в прошлом и горсть камней в настоящем.
Это что получается, я себе зверушку камушком приманила? Как интересно.
Заглядываю в окно — темень страшная, засиделись мы прилично, задушевные беседы вообще в мои планы не входили. Как и злобные бабки в метро.
— Тебе куда до дома топать? Пойдём, по пути всё расскажу.
Выяснилось, что мальчонка проехал свою остановку ещё пару станций назад и топать нам теперь обратно к метро. Не проводить я его не могу, увы. Это как подобрать с улицы котёнка и оставить в подъезде по итогу.
Мы в ответе за тех, кого приручили. Или одарили оберегом, да, Алёхина?
По дороге рассказала про хрусталь и родники, Андрей так уши вклеил, что даже вопросов никаких не задавал, ловил каждое слово и энергично, по-детски, кивал в ответ. Хороший же мальчик, и потенциал у него неплохой.
Это мне покоя не даёт.
Под конец обменялись номерами, прочла лекцию о безопасности в общественных местах, в вагон посадила, ручкой помахала, написала в чате, чтобы отписался, как до дома добежит, и, выдохнув от тяжести на плечах, побрела в сторону дома.
Заветный поворот ключа в замке, шаг через порог, и день можно считать завершённым, почти.
Закидываю минералы с одежды в банку с родниковой водой. У моих, кстати, обычная реакция, правильная — чёрные капельки внутри, изредка реагирующие на прикосновения, никакой плесени.
Ползу в ванную.
Выходя из душа получаю сообщение, что объект на базе и всё в порядке, благодарности за спасение, обещание покормить в ответ и какие-то уточнения по хрусталю.
Посидела на кухне, задумчиво разглядывая пар над чашкой. Всё-таки отправила сообщение с предложением на этих выходных сгонять вместе к бабушке в деревню, на родник сходить, развеяться чуток.
Мне всё равно каменюку ей отвезти надо, а тут сразу с виновником приеду, удобно.
Ответа не получила, поздно уже, а завтра в школу. А завтра?
А завтра кому-то вставать в семь и тащиться к первой паре.
Бля-я-ять.
Да почему всё так некстати.
По кухонной столешнице ещё домовой с блюдцем вышагивает, явно недовольный.
— Прости, маленький, совсем забыла, пошли.
Подхватываю блюдце с комочком шерсти и несу к холодильнику:
— Выбирай всё, что захочешь — всё твоё.
Домовёнок у меня подобранный, в универе ютился по углам, не выдержала, притащила тапок и забрала к себе. Шуршит себе иногда, за птичками в кормушке наблюдает, пыль гоняет. Его присутствие в квартире даёт ощущение уюта и спокойствия, кажется, даже сплю крепче.
Заворачиваюсь в тёплое одеяло и неприлично широко зеваю, усталость накатывает волнами, ноги гудят, комочек на кухне по блюдцу цокает.
Охуенный был денёк. А можно больше не надо?
Рискую не пережить ещё один такой же.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу