Удачно зашел (джен)

Хогвартс был настолько волшебным местом, что Лили Эванс никогда не задавалась вопросом о том, откуда на столах в Большом Зале появляется еда, почему в гостиных факультета всегда чисто, а заниматься хозяйственными делами студентам приходится только время от времени, в виде наказания за проступки. Только в самый последний год, когда она была уже помолвлена с Джеймсом, Джеймс провел ее на кухню Хогвартса и показал ей домовых эльфов, чья неустанная работа и магия обеспечивают всем обитателям Хогвартса приятную и комфортную жизнь.

Узнав этот секрет Хогвартса, Лили испытала смешанные чувства. С одной стороны, эльфы были интересные, полезные, и Лили была им благодарна. С другой стороны, чем больше Лили расспрашивала о них Джеймса, тем больше она убеждалась, что домовые эльфы находятся фактически на положении рабов, привязанные к Хогвартсу какой-то связью, которая их не отпускает, и это не вызывает у них желание уйти. Из маггловской литературы Лили знала, что так порой относились рабы к хозяину, не мысля без него своей жизни, и привязанность эльфов к замку, профессорам и ученикам Лили за аргумент в пользу рабства не принимала. И уж тем более не были аргументом слова Джеймса о том, что домовыми эльфами владеют многие и многие волшебные семьи — так что Лили была даже рада узнать, приехав в дом Джеймса как его невеста, что у Поттеров домового эльфа нет. Роль рабовладелицы Лили не прельщала — ровно до того момента, когда родители Джеймса умерли, а у Лили родился сын.

В доме Джеймса не было электричества, газа и горячей воды. Об использовании маггловских электроприборов вроде пылесоса и стиральной машины нечего было и думать. Хозяйственных заклинаний Лили, выросшая с магглами, не знала. Джеймс, которого на каникулах родители ограждали от хлопот по дому, этих заклинаний не знал тоже. Правда, Джеймс был сообразительным парнем, упорным в достижении своих целей, а из-за постоянных отработок в Хогвартсе он привык к физическому труду, но жить как в каменном веке, помогая себе не совсем приспособленными для этого заклятиями, было нелегко и ему, да и жизнь постоянно подкидывала ему сюрпризы. Например, оказалось, что Экскуро пригодно для очищения подгузников, но не для избавления их от запаха — Джеймс пробовал так и этак, модифицировал формулу заклинания и даже разлагал в ряд, но вскоре сдался и согласился с Лили, что проще послать кого-нибудь за маггловскими одноразовыми подгузниками, раз уж они оба из-за какого-то там пророчества сидят под Фиделиусом и выходить им нельзя.

Хранителем Секрета Поттеров был Питер Петтигрю, и под «кем-нибудь» в таких случаях понимался именно он, никто другой дом Поттеров для доставки подгузников просто не нашел бы. Питер был парнем отзывчивым, если речь шла о том, чтобы сбегать за пивом, часть принесенного употребить самому и за труды поживиться закуской. Но к маггловскому миру Питер был непривычен и сначала вместо подгузников принес подшипники, а потом, после демонстрации ему самого предмета, принес детские качельки с похожим на подгузник сиденьем. Так что с тех пор таких ответственных поручений Петтигрю не давали, и круг Хранителей Секрета расширился на молодого и детного аврора Кингсли, хорошо ориентировавшегося в маггловском мире, а затем в гости приехали Эвансы — с баночками детского питания, клизмой, порошками от детских колик, газовыми баллонами и возгласами «как вы здесь вообще живете?»

Джеймс приезду тещи и тестя был рад и выразил свою радость тем, что проспал четырнадцать часов кряду, а потом заманил жену в спальню с молодыми и игривыми намерениями. Выбравшись наконец из спальни, Джеймс поел тещиных блинчиков, посмотрел за тем, как тесть ловко перепеленывает Гарри, приговаривая «помнят руки-то», и понял, что он неправильно жил.

— Выбор Хранителя Секрета между Сириусом и Питером надо было делать в пользу твоих родителей, — сказал Джеймс. — Ну, если маггл технически может быть Хранителем Секрета. Написать Дамблдору, что ли, пусть переделает все.

Кроме Фиделиуса, дом Поттеров не был защищен ничем, только звукоизолирующим заклинанием, которое Темный Лорд снимать не стал. Дверь отворилась, повинуясь движению его палочки, Темный Лорд переступил порог, и по его ушам тут же ударил истошный детский крик. Недалеко от двери, стоя к ней спиной, Джеймс Поттер перепеленывал сына на пеленальном столике и, не оборачиваясь, передал Темному Лорду использованный подгузник.

— Выкинь это к черту, — предложил Джеймс. — Хорошо, что пришел.

Том Риддл всегда заботился о своей репутации и зловещем реноме: даже если он совершал ужасные дела, эти дела были великими и достойными того, чтобы рассказы о них передавали из уст в уста немного испуганным шепотом. Риддл изначально сомневался, что убийство двух недавних студентов и младенца сможет войти в этот ряд — такой поступок был бы злодейским, но никак не величественным. А уж о том, чтобы совершать его с использованным подгузником в руках, и речи не было.

Хозяйственных заклинаний Риддл не знал ровно так же, как и Джеймс — Исчезающее заклинание Риддл знал, конечно, но, как и вся трансфигурация, держалось оно не вечно. Вот прибудут на место зловещего преступления друзья Поттеров — и что, прежде всего наткнутся у двери на обгаженный подгузник? Фарс какой-то, а не высшее деяние зла… Но не Адским же Пламенем этот подгузник палить…

А у Джеймса тем временем убежала каша — он ведь обещал Лили, что вполне со всем справится, пока она поспит несколько часов, потом, усомнившись в своих силах, пригласил Кингсли, а Кингсли этот сегодня стоит как бестолочь!

— На, подержи! — сунул ребенка Лорду встрепанный и невыспавшийся Джеймс, пробегая на кухню, и успел на бегу еще и забрать у Лорда подгузник. — Что ты возишься, забыл, куда подгузники девать?

Ситуация для Риддла тем временем развивалась от плохого к худшему — маленький Гарри увидел нового человека и первым делом его описал. Конечно, никто бы и не узнал подробностей гибели Поттеров (с другой стороны, он, кажется, обещал Снейпу пощадить девчонку, да и крыса какая-то подозрительная скребется под полом) — но даже если бы никто и не узнал, соратники же будут спрашивать друг друга, чьих рук дело эта карательная операция под Рождество. Было бы достойным своей мрачной славы холодно усмехнуться, рассказав о пророчестве и напомнив о том, что ждет любого, кто попытается встать на пути у лорда Вольдеморта, но ведь про себя-то он всегда будет знать, что выглядело это так, будто он убил несчастного младенца за то, что тот его обоссал. И всю жизнь он будет жить с этим знанием и опасением, что правда выплывет наружу, а «вся жизнь» это не тридцать лет и не пятьдесят, у него же хоркруксы.

Риддл вернул младенца на пеленальный столик и очистил магией себя и его, а тут и Джеймс вернулся от кухни и приступил к пеленанию.

— Дядь, ты кто? — спросил Джеймс через плечо, со второго взгляда сообразив, что для Кингсли его гость слишком бледный. Кингсли как раз обещал, что найдет им на Рождество Санта-Клауса — сам он в Санты не годился по цвету, а вот какой-то Дедалус, которого Джеймс в лицо и не помнил, должен был на днях прийти.

— Лорд Вольдеморт! — раздраженно рявкнул Риддл, подозревая, что со скрытностью и таинственностью он как-то переборщил — все же узнавать в лицо его должны были, даже те, кому стоило бы бояться произнести его имя.

— А, понятно, — ответил на это Джеймс, окончательно убедившись, что это человек из Ордена Феникса — Пожиратели никогда не произносили зловещее имя своего лидера, называя его Темный Лорд, а вот в Ордене было немало людей, бравирующих своим бесстрашием.

— Сядь! — приказал Риддл, когда Джеймс наконец закончил пеленать сына, и на глазах Джеймса в воздухе появился Смертный знак, из которого выползла на пол живая змея.

— Коснись, но не трогай, — велел змее Риддл на парселтанге, и змея проползла по ногам Джеймса, а потом, повинуясь взмаху волшебной палочки, растаяла в воздухе. — Теперь узнал?

Неизвестно, что бы ответил на это Джеймс, если бы у него снова не убежала каша, которую он на автомате бросился снимать с огня, хлопая себя по карманам в поисках волшебной палочки. Риддл закатил глаза, снял движением своей палочки крышку с кастрюльки и попытался уменьшить газ, но в сердцах слишком сильно крутнул вентиль. Газ потух вовсе, потом по воле Риддла над конфоркой заплясал волшебный огонек, и газ включился снова.

— Сопляки! — раздраженно сказал Риддл, и его с досады понесло. — Не только влезли в войну, ничего толком не умея, с необсохшим на губах молоком, но еще и удумали нарожать детей! — после этих слов в Джеймса полетела его палочка, которую он с трудом поймал. — В доме моего старого друга Абраксаса, у которого я часто раньше гостил, теперь детский визг и хныканье, а Нарцисса, черт бы ее подрал, подносит мне своего отпрыска словно сокровище — я один раз глянул на него так, что он заткнулся, а она выдумала теперь, что он меня любит. Реджи умер в прошлом году, и у его детей нет наследников — это, пожалуй, еще хуже, потому что стоит мне переступить порог, как все портреты Лестранжей в один голос начинают свою песню «Том, повлияй на Беллу, не дай погибнуть нашему роду!» Чем я на нее повлияю — хреном своим, что ли, раз Руди не справляется? О тебе, юный Поттер, я даже не говорю, ты пока не моя забота. Ходишь без палочки, как идиотик!

— Так тебя Том зовут? — уточнил Джеймс, он был смелый и обаятельный юноша. — Меня Джеймс, можно Джим, — и Джеймс протянул своему гостю руку, прекрасно понимая, что его единственный шанс — отболтаться, в бою он Темному Лорду не ровня.

— Ты потомок древнего чистокровного рода, Джим, и в твоих жилах течет королевская кровь Блэков, — увещевающе сказал Риддл, пожимая протянутую руку. Раз уж все идет не так, наперекосяк и через задницу, Риддл решил подчиниться судьбе и плыть по течению — может, судьба тем самым дает ему знак, что младенец Поттеров — не тот, о ком говорило пророчество. — Мне нужны такие люди, как ты. Мне горько, что жертвами борьбы за будущее чистокровных родов становятся и их заблудшие отпрыски. Присоединяйся ко мне — так ты и сохранишь жизнь, и получишь после моей победы достойное тебя и твоего рода место.

Джеймс понимал, что от таких предложений не отказываются: будь он на свете один как перст, он мог бы еще выбрать быть глупым, благородным и мертвым, но теперь от его слов зависели жизни лежащего рядом маленького сына и спящей наверху жены — и Джеймс начал выкручиваться и хитрить, благо школьная карьера хулигана и лоботряса его к этому подготовила.

— Кто меня сдал-то, дядя Том? — спросил Джеймс так дружески, словно и у его родителей Риддл гостил так же часто, как и у Лестранжей, Блэков и Малфоев, и он был знаком с Риддлом с детства, хотя ведь ничего подобного. — Дом ведь мой под Фиделиусом был.

— А, это, — чуть поморщился Риддл и поводил палочкой, а потом часть пола в гостиной растворилась, и в руки Риддлу прилетела обездвиженная крыса, в глазах которой был настоящий человеческий ужас. Риддл рассудил, что первым шагом на дорогу темного мага для Джеймса может стать расправа с предателем — наверняка юный Поттер наделает ошибок, наоставляет следов, и, когда аврорат начнет расследование дела о пропавшем Петтигрю, Поттер сам прибежит к Темному Лорду за заступничеством и будет рад заплатить любую цену.

— Рим предателям не платит, — наставительно сказал крысе Риддл и передал ее Джеймсу. — Думаю, эта крыса тебе знакома. В ближайшие два часа ему не обернуться человеком, а дальше уже твое дело.

— Я, дядя Том, предателем становиться не хочу, — от всего сердца сказал Джеймс. — Быть твоим другом — это одно; предавать своих друзей — это другое.

— Преподанные тебе уроки ты усваиваешь хорошо, — согласился Риддл — хоть у него и не было намерения преподавать Джеймсу такой урок, выдавая ему Петтигрю, но из судьбы Петтигрю Джеймс сделал очень логичные выводы. — Выходи из игры, Джим. Мои люди тебя не тронут — а со своими друзьями разбирайся сам. И подумай все же над моим предложением дружбы, поговори с разумными людьми — с Абраксасом, с Арктуром, с Корбаном.

— Я буду молчать о нашем разговоре, — пообещал Джеймс, но как-то так выделил интонацией последнее слово, что Риддлу припомнилось и то, как он стоял с обгаженным подгузником в руках, и как сынишка Поттера помочился ему на руку и на живот. — И выйду из игры — если буду уверен, что моя семья будет в безопасности и моих жену и сына не попрекнут тем, что они не чистокровные.

— У нас я решаю, кто грязнокровка, а кто нет, — усмехнулся Риддл. — В организации есть и полукровки, и некоторые из них достигли больших высот. Так что мы договорились, Джим — но предупреждаю: не пытайся меня обмануть.

— К тебе кто-то приходил? — спросила заспанная Лили, спускаясь по лестнице через несколько минут после того, как Риддл ушел. — Я слышала, что ты с кем-то разговаривал.

— Да, ко мне заходил дядя Том, — немного уклончиво ответил Джеймс, — и довольно убедительно попросил меня выйти из игры и жить нормальной мирной жизнью. А остальное он обещал уладить.

— Это твой родственник? — поинтересовалась Лили, думая про себя о том, как на такие новости реагировать — ей хотелось мирной жизни, особенно после того как родился Гарри, но жизнь после возможного поражения Ордена Феникса казалась ей невозможной.

— Да все мы в волшебном мире в какой-то мере родственники, — чуть задумчиво сказал Джеймс, перебирая в памяти свою родословную. — Со стороны Певереллов так точно дальний родственник. Но это я потом подумаю. У тебя на Слизерине нормальные знакомые есть?

Лили первым делом вспомнила о Снейпе, какой он ни есть, но Джеймс вряд ли причислил бы его к «нормальным» — да Джеймсу и не нужен был ответ, настолько много было у него энергии и жажды деятельности после двухмесячного заточения под Фиделиусом.

— Так, слушай внимательно, — сказал Джеймс. — Фиделиуса на доме больше нет, хотя и опасности для нас нет тоже. Отнеси Гарри к своим родителям, а потом отправляйся к Лонгботтомам и скажи, что теперь на прицеле они. Я сейчас к Сириусу, пусть напишет Нарциссе, она ему все-таки кузина. Если мы с тобой выходим из игры, нужно будет у них пару человек уговорить на то же самое. И лучше тех, у которых есть маленькие дети — дяде Тому это понравится.

Если изначально Лили отнеслась к неизвестному ей дяде Тому с подозрением, то теперь она подумала, что дядя Том, наверное, неплохой человек — ведь не может же быть плохим человеком тот, кто любит маленьких детей и болеет душой за их безопасность.

— Ты не помнишь, у кого сын родился недавно — у Крэбба или у Гойла? — спросил Джеймс, уже выбегая в дверь. — Ладно, не важно, разберемся!

Пользуясь случаем, автор поздравляет себя с очередным ДР и желает себе и своим читателям сообразительности Джеймса и гибкости дяди Тома.