Первый Воин Анубиса (джен)

Примечания:

Дорогие читатели, теперь в фанфике есть сюжетные дополнения, исправления и изменения. Потому прошу не удивляться. Я учла наличие сюжетных дыр, несостыковок и прочих огрехов.

Египет времён Нового царства.

Страной правил мудрый и справедливый фараон Сэди IV. При его правлении страна росла и процветала. И на самом деле рабов никогда не было. Были лишь рабочие, строившие пирамиду, в которой фараон будет захоронен, когда его настигнет смерть.

В эти времена существовали и первоклассные воины. В их обязанности входила защита царской семьи, их гробниц, сохранение порядка в царстве, а также защита простого населения.

Они назывались меджаями.

Среди них был молодой воин по имени Хаким, сын Файзуллы — умелого воина-меджая. Юноша был силён, умел и отважен в бою, что неоднократно доказал в показательных поединках с другими меджаями, устроенными на потеху правителю, его членам семьи и прислуге .

Воинская доблесть Хакима настолько впечатлила Сэди IV, что он решил сделать его стражем своей дочери — прекрасной принцессы Латифы. И в один из дней он призвал молодого воина к своему трону.

Хаким тренировался в казармах, когда его нашел стражник фараона.

— Наш повелитель, фараон Сэди IV, да продлят боги его дни, желает видеть тебя. Отправляйся немедленно.

Хаким повиновался и последовал за стражником.

— Повелитель, я привёл к вам его, — сообщил стражник.

— Хорошо, — прошелестело из-за двери. — Он может зайти.

— Слушай же решение Сэди IV, — тем же шелестящим голосом объявил слуга, находящийся в покоях фараона.

Хаким опустился на колени, положив рядом свой меч, и приготовился принять уготованное ему.

— Капитан Эхнор хвалит тебя за силу, ум, навыки и отвагу, — произнёс фараон, слегка повернувшись к Хакиму. — Я прекрасно знал твоего отца, Файзуллу. Он был преданным воином и хорошим другом. И ты многое унаследовал от него. Поэтому, не сомневаясь в том, что ты будешь таким же, как Файзулла, я принял решение назначить тебя личным стражем моей дочери.

Когда фараон закончил говорить, из коридора вышла очаровательная молоденькая девушка в богатых одеждах и украшениях. Она зашла в покои Сэди IV не одна, а в сопровождении своей матери — царицы Египта — и прислуги. Они подошли к фараону и встали подле него. Девушка бросила на Хакима обворожительный взгляд окаймлённых хной глаз. Её длинные густые ресницы взметнулись вверх, уголки прелестных губ приподнялись в слабой насмешливой улыбке.

Хаким подумал, что принцесса больше чем просто прекрасна, после чего немедленно опустил свой взгляд, не смея лицезреть царскую дочь.

— Ты будешь защищать Латифу, — продолжал Сэди IV, обнимая принцессу за плечо. — И в случае опасности, которая будет угрожать её жизни, ты уведёшь мою любимую и единственную дочь подальше отсюда и защитишь её ценою своей жизни.

И молодой меджай не посмел сказать что-то против воли господина, чья дочь пленила Хакима своей ослепительной красотой, как только он взглянул на неё. Единственное, что он сказал фараону: "Повинуюсь, мой господин."

С тех пор Хаким стал защитником принцессы. Он сопровождал её, куда бы она ни отправилась, и хранил её покой и сон, когда она почивала в своих покоях.

В один из жарких дней Латифу попытались похитить бандиты из племени гиксосов, чтобы потребовать выкуп. Однако их попытку похищения пресёк бесстрашный меджай, что всегда был рядом с ней.

— Никто не смеет прикасаться к дочери фараона, — грозно произнёс он, презрительно глядя на побитых злодеев, и негромко добавил: — Даже я.

Хаким свистом позвал к себе своего сокола, отдыхавшего на насесте. Тот, услышав зов хозяина, молниеносно прилетел к нему. И меджай позвал к себе на помощь других меджаев, служивших в отряде капитана Эхнора, отправив за ними птицу, и вместе они прогнали бандитов прочь из города.

— Моя госпожа, вы в порядке? — задал Хаким вопрос.

— Да, я в порядке, — ответила Латифа, даже не поблагодарив за спасение.

* * *

Спустя несколько дней принцесса все еще игнорировала своего стража, всегда молчаливо следовавшего за ней. Она смотрела на Хакима свысока, а он в ответ лишь оберегал свою юную госпожу.

Поначалу девушка была груба и жестока и вела себя с ним не очень хорошо. Латифа отдавала Хакиму глупые приказы и упрямилась, когда тот не соглашался выполнять их. Меджай начинал думать о своей госпоже плохо, но терпел все её проделки. Хаким не хотел гневить Сэди IV и терять его благосклонность к себе. Однако вскоре терпению молодого человека пришёл конец, и он, когда они оказались наедине друг с другом в одном из тёмных переулков Фив, повысил на упрямицу голос.

— Ваше высочество, — начал он сдержанно, но твердо. — Ваше поведение недостойно вашего положения. Я долго терпел ваши оскорбления и унижения, но всему есть предел. Вы не можете обращаться со мной как с ничтожеством лишь потому, что я ниже вас по положению.

Латифа, ошеломлённая прежде всегда молчаливым охранником, не ожидала такого поворота событий. Впервые слыша такой решительный тон от того, кого считала простой игрушкой в своих руках, она на мгновение утратила самообладание.

— Ты смеешь мне перечить?! — вскрикнула она, но в её голосе теперь чувствовалась не столько ярость, сколько удивление и даже страх.

— Смею, — кратко ответил Хаким, не уступая её гневу. — Я человек со своей честью и достоинством, а не безмолвная тень. Я останусь верным слугой вашему отцу, но я не позволю вам больше унижать меня.

Принцесса сделала шаг назад, пристыженная суровым взглядом её личного охранника, и попыталась осмыслить услышанное. Её гордость и упрямство вступили в борьбу с новым, ранее неизвестным чувством уважения к другому человеку. Тишина переулка, казалось, искрила от напряжения после их слов.

Вдруг Хаким увидел, как в её взгляде появилась неуверенность, а холодное выражение лица смягчилось.

— Может быть, я ошибалась, — прошептала Латифа, отворачиваясь и пытаясь скрыть своё смятение. — Возможно, я думала, что власть дает мне право на всё.

Хаким вздохнул с облегчением, понимая, что до юной госпожи дошли его слова. Он подошел ближе, все еще соблюдая почтительное расстояние.

— Власть — прежде всего ответственность за тех, кто является вашими верными подданными, — уже мягче промолвил меджай. — И те, кто имеет её, должны служить примером для других. Я верю, что в вас есть сила стать великой правительницей, если вы научитесь слушать и уважать других.

«О, боги, — Хаким мысленно возвел глаза к небесам, продолжая строго смотреть на девушку, — судя по всему, мой господин потакал всем капризам этой девицы ещё с малых лет. Неудивительно, что она выросла такой. Но ничего, дело это исправимо».

Латифа посмотрела на него, и её глаза блестели в полумраке только что осознанной правды.

— Благодарю, Хаким. Ты дал мне важный урок. Этот разговор останется между нами, но он изменит многое. Я обещаю.

Молодой меджай молча склонился в знак признательности, понимая, что семена перемен только что были посеяны в душе упрямой принцессы. Выпрямившись, он всё же добавил несколько слов:

— Моя госпожа, надеюсь, вы подумаете над своим поведением и у себя во дворце... Земная жизнь не вечна, вечна лишь та жизнь, что ждёт нас на полях Иалу… Задумайтесь над тем, как вы сможете выжить на пути к ним, чтобы успешно пройти Суд Осириса. И вполне может случиться так, что я не смогу быть с вами там.

После этих слов он вновь замолчал. Теперь его принцесса знала, что у её стража есть свой голос и воля, и что он немногословен лишь потому, что всегда говорит по делу.

Немногим позже, когда Хаким и Латифа возвращались во дворец с прогулки, принцесса повернулась к парню и сказала:

— Знаешь?

Тот вопросительно глянул на неё, и она продолжила: "Когда ты спас меня от бандитов и прогнал их из города с помощью других меджаев, я была тебе и им очень благодарна. В глубине души. И не знала, как мне отблагодарить всех вас за это."

— Не стоит, госпожа, — мягко улыбнувшись, Хаким вежливо отказался, ступая с ней наравне. — Это лишнее.

Тем же вечером Латифа, сидя на кровати у себя в комнате, действительно сдержала своё обещание. Слова Хакима имели большой смысл. Они не покидали ее разум ещё на протяжении трёх последующих дней. Ее терзали угрызения совести, настигнувшие её так неожиданно после разговора с меджаем.

С тех пор симпатия к молодому воину только росла, Латифа стала лучше относиться не только к нему, но и ко всем окружающим. Иногда во время беседы с умным не по годам Хакимом девушка подшучивала над ним, рассказывала забавные истории и делилась своими мыслями и переживаниями. Так умелый воин-меджай и принцесса египетского царства нашли общий язык и подружились.

* * *

Жарким днём Лафтифа гуляла с Хакимом по городу.

— Скажи, что ты думаешь обо мне? — спросила она, поправляя парик на голове. — Не как о принцессе, а как о девушке.

Меджая удивили и смутили ее слова, но, подчиняясь воле своей госпожи, он подумал немного и ответил: "Сперва, в день нашего знакомства с вами, я был о вас самого лучшего мнения."

— Неужели? — Латифа скептически изогнула бровь.

— Кто ж мог тогда знать, кроме ваших родителей и царских наложниц, о вашем характере, который вы так искусно скрывали от всех под маской благовоспитанности, — был ответ.

— Говори дальше, Хаким. Я слушаю.

— А затем моё мнение о вас стало ухудшаться с каждым днём, проведённым рядом с вами.

— Ах вот как! — ахнула девушка и легонько ударила его в плечо.

— Это так, — Хаким слегка усмехнулся. — Однако позже стало видно, что вы, госпожа, — продолжил меджай, вернув лицу былую невозмутимость, — подумали над моими словами и своим поведением. Я рад, что вы смогли извлечь урок из нашего разговора. Теперь же моё мнение о вас изменилось в лучшую сторону.

— А всё-таки? — не отступала Латифа. — Возвращаясь к теме.

— Вы очень милая и красивая девушка, — сказал Хаким. — Вы за столь короткий срок так сильно изменились, стали очень любезны ко мне и заботливы. Вы стали мне другом, которого у меня никогда не было.

— Это значит, я тебе нравлюсь?

— Моя госпожа, вы нравитесь мне как добрый друг.

— Хаким, ты согласился бы разделить ложе с такой девушкой, как я?

— Принцесса, я ни за что не посмею делить с вами ложе.

— Хм, — на минуту Латифа задумалась, пропуская вперёд упряжку двух породистых коней. — А хотел бы? Ведь я нравлюсь тебе.

— Если ваши родители не будут возражать, — сказал тот, вздохнув, — против вашего законного брака с воином из племени Меджа.

Так ответил он ей, и принцесса сегодня больше не задавала ему подобных вопросов. Они должны были продолжать дружить, не переходя эту тонкую грань между дружбой и любовью.

Немного погодя, спасаясь от жары и палящего солнца, друзья направились к берегу Нила, чтобы поплескаться в прохладной воде и освежиться. Убедившись, что на берегу реки было безопасно и, избавившись от сандалий, Латифа и Хаким зашли в воду по колено.

Приятная прохлада щекотала им кожу, помогая охладиться и не потерять сознание от теплового удара. Побродив так, друзья поплескались-таки, весело смеясь и возмущаясь, когда вода попадала одному из них в лицо. А время между тем неумолимо приближалось к вечеру.

* * *

Когда принцесса вернулась во дворец в сопровождении личного стража, проведя весь день до позднего вечера вне дома, Хакима осторожно позвала к себе одна пожилая дама. Молодой воин, заинтересованный этим явлением, подошёл к женщине. Однако вместо неё меджая поджидала стройная молодая женщина в длинном узком калазирисе, расшитом мелким бисером и узорами, с широким вырезом на груди. Широкий усех прикрывал ее роскошные груди. Голову незнакомки венчала рогатая корона с солнечным диском в центре. Хаким сразу узнал в этой привлекательной молодой женщине богиню Хатор. Он тотчас преклонил перед ней колени в знак уважения и опустил взгляд.

— Приветствую тебя, о великая госпожа и покровительница Дендеры.

— Здравствуй и ты, Хаким, сын славного Файзуллы, — промурлыкала богиня, обратив на него свой взор.

— Ответь мне, о владычица Дендеры, — обратился к ней молодой воин. Та лукаво посмотрела на него, ожидая продолжения. — Могу ли я узнать, зачем ты звала меня к себе? Если будет на то твоя воля, отпусти меня, ибо должен я стеречь покой моей принцессы денно и нощно.

— Хорошо, — богиня кокетливо повела плечиками и, сделав к Хакиму пару семенящих шагов, сказала: "Видела я, что вы двое с недавних пор начали испытывать друг к другу тёплые чувства. Рано или поздно ваша дружба перерастёт в любовь. Ты сам прекрасно это понимаешь."

Меджай всё ещё стоял на коленях, его взгляд был обращен в пол. Но он видел, как богиня неторопливо ходит вокруг него. Пусть он и не видел уже лица Хатор, зато видел её красивые ножки.

— Вас тянет друг к другу, — продолжала Хатор, — несмотря на некоторые разногласия. Вы влюблены. Скажи честно, Хаким, сын Файзуллы, хотел бы ты тайно и по-настоящему, а не в своих грёзах, разделить с Латифой ложе и взять за нее ответственность? Я помогла бы вам в этом, будучи богиней радости и любви.

Меджай сглотнул, ощущая себя не в своей тарелке в обществе богини, остановившейся возле него с левой руки.

— Знаю, ты хочешь, но не можешь из-за разницы в ваших статусах. Однако же, помни, Хаким, я помогу тебе и твоей ненаглядной принцессе лишь раз.

Хаким, слушая речи Хатор, не верил своим ушам. Склоняя голову перед богиней, он надеялся, что его сердце не ошиблось, и что перед ним действительно стоит сияющая Хатор. «Это не иллюзия, она настоящая», — убеждал себя Хаким. Её облик, озарённый золотыми лучами заходящего солнца, излучал вековую мудрость, а глаза лучились неописуемой проницательностью.

— О, прекрасная Хатор, — прошептал он с трепетом, — если бы это действительно было возможным, я бы склонился пред тобой и принёс богатые дары в знак моей благодарности.

Улыбка богини была мягкой, но уверенной. Лёгким движением руки она пригласила Хакима подойти ближе. И её голос, нежный, как весенний ветерок, пробуждал поля, напитывая их силой.

— Вам суждено быть вместе, — промолвила она, когда воин приблизился к ней и прикоснулась к его вискам. — Ступай по дороге на восток, там ты увидишь небольшой дом, в котором горит свет. В нём твоя принцесса и будет ждать тебя.

С открытым сердцем, готовым к великим преобразованиям, Хаким отправился навстречу своей судьбе. Благодаря Хатор он был полон решимостью и уверенностью, о которых прежде не мог и мечтать.

Латифа, прекрасная, словно цветок лотоса, тоже почувствовала перемены. Искра надежды зажглась в её сердце, когда к ней явилась Хатор и наказала смело ступать к лачужке, в которой горит свет, и дожидаться там возлюбленного. Богиня слышала её вечерние молитвы; тайком от родителей принцесса молилась Хатор, отправляя свои самые искренние желания в ночное небо. И богиня не могла не помочь влюблённым воссоединиться в объятиях друг друга. Пусть даже на одну ночь.

Латифа взяла с собой лишь котомку, да тонкую накидку и отправилась к тайному месту, где должна ждать своего личного стража, к которому стала неравнодушна. А богиня радости и любви приняла облик принцессы и осталась в комнате вместо неё. Голос, звучавший у Латифы в голове, подсказывал ей дорогу к лачужке.

Хатор проделала бы то же самое и с Хакимом. Однако у него не осталось родных. С тех пор как Файзулла умер в битве с гиксосами, он жил один. Капитан Эхнор, заменивший ему в отца, был другом Файзуллы и его соратником.

Итак, с благословения богини радости и любви, Хаким и Латифа встретились в старой заброшенной лачужке и провели в ней недолгое наполненное счастьем время, предаваясь страстным объятиям.

— Хаким, ты всё-таки пришёл, — не веря своим глазам, девушка подошла к нему и уткнулась носом в его крепкую грудь.

— Моя госпожа, — промолвил меджай, с благоговением глядя обнажённую девушку, — вы прелестны.

Он обнял Латифу в ответ. Их взгляды встретились, взволнованные, полные невысказанной нежности. И после короткого молчания их губы наконец соединились в страстном и отчаянном поцелуе. Хаким подхватил принцессу на руки и уложил её на покрывало, постеленное на полу. Латифа обнимала любимого стража за шею, пока тот покрывал трепетными поцелуями её шею и грудь.

После она помогла молодому меджаю избавиться от одежды и в полной мере оценила все его достоинства, проводя руками по рельефным мышцам рук и перебираясь от них к широким плечам и ниже, от груди к кубикам пресса на животе.

Хакиму нравилось то, как принцесса изучает его тело. Он тоже не отставал от неё и ласкал груди возлюбленной, как умел. Его руки осторожно сжимали мягкие холмики с розовыми вершинками, легонько дразнили их пальцами, губы оставляли дорожку жалящих поцелуев на ложбинке. В ушах звучал стон его госпожи и нежные признания в любви к нему.

— Я люблю тебя, мой меджай, — говорила Латифа, отвечая на его ласки. — Люблю и хочу быть твоей женщиной. Хочу быть матерью твоих детей и любовницей, если ты желаешь того же.

— Да, — отвечал ей Хаким, отвлекаясь от поцелуев, и улыбаясь. — Хочу, это моё самое заветное желание. Будьте моей, моя госпожа, хотя бы этой ночью. И я тоже люблю вас, сильно люблю. И мне всё равно, кто вы.

— Тогда, пожалуйста, сделай меня своей женщиной, — прошептала Латифа, чувствуя трепет в объятиях любимого.

После этих самых желанных слов молодой воин не сдержался и вошёл глубоко в лоно принцессы. Та вскрикнула от боли в животе, поцарапав ноготками плечи своего стража.

А дальше были лишь их тела, двигавшиеся навстречу друг другу, и сердца, бившиеся в унисон, словно подчиняясь чарующей мелодии, слышной лишь им одним. В эти мгновения они забыли обо всем, что существовало вне их райского уголка. Лунный свет струился сквозь щели в стенах, звезды казались столь близкими, что можно было дотронуться рукой.

Проходили часы, наполненные ярчайшими чувствами. Они делились самыми сокровенными мечтами, о которых не решались говорить даже наедине с собой.

Латифа тихо смеялась, пряча лицо на плече Хакима, а он, очарованный ею, не мог отвести взгляда.

— Я полюбил вас ещё тогда, когда был мальчишкой, — признался меджай, обнимая девушку за талию и угощаясь фруктами, что лежали в глиняной миске на низеньком столике. — Мой отец не подозревал о моих чувствах к вам, я скрывал их от него. Отныне вы моя, принцесса, — он оторвал виноградинку от общей грозди и поднёс её ко рту Латифы. — И только моя. Я никому вас не отдам. Вы моя навеки.

Их встреча была истинным волшебством, дарованным богиней, и они дорожили каждой проведенной вместе секундой. Мир остановился для них, позволяя им насладиться друг другом без всяких преград. Каждый взгляд, каждое прикосновение говорили больше слов. В эти часы они обретали личное счастье, вселенную, существующую лишь для них двоих.

Хаким рассказывал Латифе о своём детстве, а она слушала его с упоением, прижимаясь к горячему литому телу молодого мужчины. Некоторые моменты трогали её до глубины души, волновали и заставляли сопереживать ему.

— Отныне ты больше не одинок, — тихо произнесла Латифа, целуя возлюбленного и одаривая его своей тёплой улыбкой. — Теперь у тебя есть я, — затем, она провела рукой по своему животу, ее лоно было заполнено горячими соками её стража, — а скоро будут и наши дети.

— Тогда я самый счастливый меджай среди воинов Египта, — ухмыльнувшись, заметил тот.

— А я самая счастливая принцесса, — вставила Латифа, проглотив кусочек финика. — Поклянись мне, Хаким, что всегда будешь моим.

— Клянусь богами, моя Латифа, — сказал парень и нежно поцеловал её в лоб. — А теперь давай спать, — он зевнул и потянулся руками вверх. — Мы должны вернуться во дворец до рассвета, — руки опустились вниз и приобняли девушку покрепче.

— Доброй ночи, любовь моя, — закрывая усталые глаза, услышал Хаким.

Когда влюблённые проснулись в лачужке ничего волшебного не осталось. Встав с покрывала, они оделись; девушка помогла Хакиму с его обмундированием. Затем они отправились обратно во дворец.

Добрались принцесса и её личный страж как раз вовремя. Латифа незаметно прошмыгнула в свои покои и застала в них Хатор, начавшую исчезать прямо у неё на глазах. Прежде чем полностью раствориться в воздухе, богиня одобрительно кивнула девушке, также мягко улыбнувшись на прощание. После этого она исчезла.

Этим же днём Хаким познакомился с забавным и весёлым мальчиком по имени Амон, сыном одной из наложниц фараона. Они встретились совершенно случайно, в саду, окруженном высокими и стройными пальмами, где золотое солнце Египта щедро рассыпало свои тёплые лучи.

Несмотря на свою юность, Амон уже проявлял интерес к делам, обычно увлекающим взрослых. Его пытливый ум и озорной смех быстро растопили сердце молчаливого и серьёзного Хакима. Вскоре они стали неразлучными друзьями. Хаким рассказывал Амону о древних тайнах богов и чудесах, скрытых за стенами царских покоев. А мальчик в свою очередь делился с Хакимом своими мечтами и замыслами, столь же светлыми и свободными, как и сам юный принц.

Они вместе исследовали разнообразные уголки дворца и его окрестностей, часто убегая от строгих взглядов стражников — таких же меджаев, как сам Хаким — и мудрых жрецов.

— Бежим, дяденька Хаким, — говорил Амон, утягивая его за руку за собой.

— Полегче, малец, — просил его тот, негромко посмеиваясь.

Даже один раз дерзнули подглядеть за тем, как принцесса Латифа раздевается и принимает ванну, украшенную цветками. Заметив это, девушка вскричала: "Ах вы, озабоченные развратники! Погодите у меня, я вас накажу!"

И они улепетывали от нее во всю свою прыть, спасаясь от праведного гнева.

— Прости, сестрица Латифа! — просил Амон, убегая с Хакимом. — Это была его затея!

— Эй! — возмутился Хаким таким предательством и, догнав мальчика, отвесил ему подзатыльник. — Это тебе за враньё.

Временами они любовались великим Нилом, где парили небесные соколы над сверкающей голубой гладью воды. Друзья мечтали о далёких землях, покорённых бурными водами этой великой реки.

Со временем их дружба становилась всё крепче, и Хаким начинал понимать, что их встреча была предначертана им судьбой. Он видел Амона — смелого, справедливого, исполненного радости и жизни. И видел будущее Египта, каким оно могло бы быть при таком фараоне.

В свою очередь Амон нашёл в Хакиме не только друга, но и старшего брата, на которого всегда можно было положиться. Кроме того у мальчика пока не появилось младшего братика или сестрёнки от других наложниц фараона. И Олабиси — мама Амона — не возражала против дружбы сына со стражем принцессы.

Когда над Египтом заходило красное солнце, окрашивая улицы Фив и небо в пурпурные и золотые цвета, Хаким и Амон садились у подножия городских стен и под оглушительный шум ночного города планировали великие свершения.

— Через много лет ты станешь новым фараоном, — сказал меджай, предаваясь мечтам, — как твой отец и мой господин.

— А ты? — Амон вопросительно взглянул на Хакима, повернув к нему голову.

— Не знаю, — тот пожал плечами. — Никому из нас не дано знать о нашем будущем. Разве что семерым богиням, которым ведома вся наша жизнь.

Эти моменты были их сокровищем, залогом бесценной дружбы, которой не подвластны ни время, ни пространство.

Вместе они встречали новый день, смело принимали вызовы судьбы и знали, что, несмотря на все превратности жизни, они всегда будут рядом друг с другом. Они стали не просто друзьями — они стали братьями, связанными невидимыми, но сильнейшими узами судьбы.

Примечания:

Дорогие читатели, это ещё не конец. В ближайшем будущем выйдут и другие части.