Первый Воин Анубиса (джен)

Примечания:

Дорогие читатели, теперь в фанфике есть сюжетные дополнения, исправления и изменения. Потому прошу не удивляться. Я учла наличие сюжетных дыр, несостыковок и прочих огрехов.

Египет времён Нового царства.

Страной правил мудрый и справедливый фараон Сэди IV. При его правлении страна росла и процветала. И на самом деле рабов никогда не было. Были лишь рабочие, строившие пирамиду, в которой фараон будет захоронен, когда его настигнет смерть.

В эти времена существовали и первоклассные воины. В их обязанности входила защита царской семьи, их гробниц, сохранение порядка в царстве, а также защита простого населения.

Они назывались меджаями.

Среди них был молодой воин по имени Хаким, сын Файзуллы — умелого воина-меджая. Юноша был силён, умел и отважен в бою, что неоднократно доказал в показательных поединках с другими меджаями, устроенными на потеху правителю, его членам семьи и прислуге .

Воинская доблесть Хакима настолько впечатлила Сэди IV, что он решил сделать его стражем своей дочери — прекрасной принцессы Латифы. И в один из дней он призвал молодого воина к своему трону.

Хаким тренировался в казармах, когда его нашел стражник фараона.

— Наш повелитель, фараон Сэди IV, да продлят боги его дни, желает видеть тебя. Отправляйся немедленно.

Хаким повиновался и последовал за стражником.

— Повелитель, я привёл к вам его, — сообщил стражник.

— Хорошо, — прошелестело из-за двери. — Он может зайти.

— Слушай же решение Сэди IV, — тем же шелестящим голосом объявил слуга, находящийся в покоях фараона.

Хаким опустился на колени, положив рядом свой меч, и приготовился принять уготованное ему.

— Капитан Эхнор хвалит тебя за силу, ум, навыки и отвагу, — произнёс фараон, слегка повернувшись к Хакиму. — Я прекрасно знал твоего отца, Файзуллу. Он был преданным воином и хорошим другом. И ты многое унаследовал от него. Поэтому, не сомневаясь в том, что ты будешь таким же, как Файзулла, я принял решение назначить тебя личным стражем моей дочери.

Когда фараон закончил говорить, из коридора вышла очаровательная молоденькая девушка в богатых одеждах и украшениях. Она зашла в покои Сэди IV не одна, а в сопровождении своей матери — царицы Египта — и прислуги. Они подошли к фараону и встали подле него. Девушка бросила на Хакима обворожительный взгляд окаймлённых хной глаз. Её длинные густые ресницы взметнулись вверх, уголки прелестных губ приподнялись в слабой насмешливой улыбке.

Хаким подумал, что принцесса больше чем просто прекрасна, после чего немедленно опустил свой взгляд, не смея лицезреть царскую дочь.

— Ты будешь защищать Латифу, — продолжал Сэди IV, обнимая принцессу за плечо. — И в случае опасности, которая будет угрожать её жизни, ты уведёшь мою любимую и единственную дочь подальше отсюда и защитишь её ценою своей жизни.

И молодой меджай не посмел сказать что-то против воли господина, чья дочь пленила Хакима своей ослепительной красотой, как только он взглянул на неё. Единственное, что он сказал фараону: "Повинуюсь, мой господин."

С тех пор Хаким стал защитником принцессы. Он сопровождал её, куда бы она ни отправилась, и хранил её покой и сон, когда она почивала в своих покоях.

В один из жарких дней Латифу попытались похитить бандиты из племени гиксосов, чтобы потребовать выкуп. Однако их попытку похищения пресёк бесстрашный меджай, что всегда был рядом с ней.

— Никто не смеет прикасаться к дочери фараона, — грозно произнёс он, презрительно глядя на побитых злодеев, и негромко добавил: — Даже я.

Хаким свистом позвал к себе своего сокола, отдыхавшего на насесте. Тот, услышав зов хозяина, молниеносно прилетел к нему. И меджай позвал к себе на помощь других меджаев, служивших в отряде капитана Эхнора, отправив за ними птицу, и вместе они прогнали бандитов прочь из города.

— Моя госпожа, вы в порядке? — задал Хаким вопрос.

— Да, я в порядке, — ответила Латифа, даже не поблагодарив за спасение.

* * *

Спустя несколько дней принцесса все еще игнорировала своего стража, всегда молчаливо следовавшего за ней. Она смотрела на Хакима свысока, а он в ответ лишь оберегал свою юную госпожу.

Поначалу девушка была груба и жестока и вела себя с ним не очень хорошо. Латифа отдавала Хакиму глупые приказы и упрямилась, когда тот не соглашался выполнять их. Меджай начинал думать о своей госпоже плохо, но терпел все её проделки. Хаким не хотел гневить Сэди IV и терять его благосклонность к себе. Однако вскоре терпению молодого человека пришёл конец, и он, когда они оказались наедине друг с другом в одном из тёмных переулков Фив, повысил на упрямицу голос.

— Ваше высочество, — начал он сдержанно, но твердо. — Ваше поведение недостойно вашего положения. Я долго терпел ваши оскорбления и унижения, но всему есть предел. Вы не можете обращаться со мной как с ничтожеством лишь потому, что я ниже вас по положению.

Латифа, ошеломлённая прежде всегда молчаливым охранником, не ожидала такого поворота событий. Впервые слыша такой решительный тон от того, кого считала простой игрушкой в своих руках, она на мгновение утратила самообладание.

— Ты смеешь мне перечить?! — вскрикнула она, но в её голосе теперь чувствовалась не столько ярость, сколько удивление и даже страх.

— Смею, — кратко ответил Хаким, не уступая её гневу. — Я человек со своей честью и достоинством, а не безмолвная тень. Я останусь верным слугой вашему отцу, но я не позволю вам больше унижать меня.

Принцесса сделала шаг назад, пристыженная суровым взглядом её личного охранника, и попыталась осмыслить услышанное. Её гордость и упрямство вступили в борьбу с новым, ранее неизвестным чувством уважения к другому человеку. Тишина переулка, казалось, искрила от напряжения после их слов.

Вдруг Хаким увидел, как в её взгляде появилась неуверенность, а холодное выражение лица смягчилось.

— Может быть, я ошибалась, — прошептала Латифа, отворачиваясь и пытаясь скрыть своё смятение. — Возможно, я думала, что власть дает мне право на всё.

Хаким вздохнул с облегчением, понимая, что до юной госпожи дошли его слова. Он подошел ближе, все еще соблюдая почтительное расстояние.

— Власть — прежде всего ответственность за тех, кто является вашими верными подданными, — уже мягче промолвил меджай. — И те, кто имеет её, должны служить примером для других. Я верю, что в вас есть сила стать великой правительницей, если вы научитесь слушать и уважать других.

«О, боги, — Хаким мысленно возвел глаза к небесам, продолжая строго смотреть на девушку, — судя по всему, мой господин потакал всем капризам этой девицы ещё с малых лет. Неудивительно, что она выросла такой. Но ничего, дело это исправимо».

Латифа посмотрела на него, и её глаза блестели в полумраке только что осознанной правды.

— Благодарю, Хаким. Ты дал мне важный урок. Этот разговор останется между нами, но он изменит многое. Я обещаю.

Молодой меджай молча склонился в знак признательности, понимая, что семена перемен только что были посеяны в душе упрямой принцессы. Выпрямившись, он всё же добавил несколько слов:

— Моя госпожа, надеюсь, вы подумаете над своим поведением и у себя во дворце... Земная жизнь не вечна, вечна лишь та жизнь, что ждёт нас на полях Иалу… Задумайтесь над тем, как вы сможете выжить на пути к ним, чтобы успешно пройти Суд Осириса. И вполне может случиться так, что я не смогу быть с вами там.

После этих слов он вновь замолчал. Теперь его принцесса знала, что у её стража есть свой голос и воля, и что он немногословен лишь потому, что всегда говорит по делу.

Немногим позже, когда Хаким и Латифа возвращались во дворец с прогулки, принцесса повернулась к парню и сказала:

— Знаешь?

Тот вопросительно глянул на неё, и она продолжила: "Когда ты спас меня от бандитов и прогнал их из города с помощью других меджаев, я была тебе и им очень благодарна. В глубине души. И не знала, как мне отблагодарить всех вас за это."

— Не стоит, госпожа, — мягко улыбнувшись, Хаким вежливо отказался, ступая с ней наравне. — Это лишнее.

Тем же вечером Латифа, сидя на кровати у себя в комнате, действительно сдержала своё обещание. Слова Хакима имели большой смысл. Они не покидали ее разум ещё на протяжении трёх последующих дней. Ее терзали угрызения совести, настигнувшие её так неожиданно после разговора с меджаем.

С тех пор симпатия к молодому воину только росла, Латифа стала лучше относиться не только к нему, но и ко всем окружающим. Иногда во время беседы с умным не по годам Хакимом девушка подшучивала над ним, рассказывала забавные истории и делилась своими мыслями и переживаниями. Так умелый воин-меджай и принцесса египетского царства нашли общий язык и подружились.

* * *

Жарким днём Лафтифа гуляла с Хакимом по городу.

— Скажи, что ты думаешь обо мне? — спросила она, поправляя парик на голове. — Не как о принцессе, а как о девушке.

Меджая удивили и смутили ее слова, но, подчиняясь воле своей госпожи, он подумал немного и ответил: "Сперва, в день нашего знакомства с вами, я был о вас самого лучшего мнения."

— Неужели? — Латифа скептически изогнула бровь.

— Кто ж мог тогда знать, кроме ваших родителей и царских наложниц, о вашем характере, который вы так искусно скрывали от всех под маской благовоспитанности, — был ответ.

— Говори дальше, Хаким. Я слушаю.

— А затем моё мнение о вас стало ухудшаться с каждым днём, проведённым рядом с вами.

— Ах вот как! — ахнула девушка и легонько ударила его в плечо.

— Это так, — Хаким слегка усмехнулся. — Однако позже стало видно, что вы, госпожа, — продолжил меджай, вернув лицу былую невозмутимость, — подумали над моими словами и своим поведением. Я рад, что вы смогли извлечь урок из нашего разговора. Теперь же моё мнение о вас изменилось в лучшую сторону.

— А всё-таки? — не отступала Латифа. — Возвращаясь к теме.

— Вы очень милая и красивая девушка, — сказал Хаким. — Вы за столь короткий срок так сильно изменились, стали очень любезны ко мне и заботливы. Вы стали мне другом, которого у меня никогда не было.

— Это значит, я тебе нравлюсь?

— Моя госпожа, вы нравитесь мне как добрый друг.

— Хаким, ты согласился бы разделить ложе с такой девушкой, как я?

— Принцесса, я ни за что не посмею делить с вами ложе.

— Хм, — на минуту Латифа задумалась, пропуская вперёд упряжку двух породистых коней. — А хотел бы? Ведь я нравлюсь тебе.

— Если ваши родители не будут возражать, — сказал тот, вздохнув, — против вашего законного брака с воином из племени Меджа.

Так ответил он ей, и принцесса сегодня больше не задавала ему подобных вопросов. Они должны были продолжать дружить, не переходя эту тонкую грань между дружбой и любовью.

Немного погодя, спасаясь от жары и палящего солнца, друзья направились к берегу Нила, чтобы поплескаться в прохладной воде и освежиться. Убедившись, что на берегу реки было безопасно и, избавившись от сандалий, Латифа и Хаким зашли в воду по колено.

Приятная прохлада щекотала им кожу, помогая охладиться и не потерять сознание от теплового удара. Побродив так, друзья поплескались-таки, весело смеясь и возмущаясь, когда вода попадала одному из них в лицо. А время между тем неумолимо приближалось к вечеру.

* * *

Когда принцесса вернулась во дворец в сопровождении личного стража, проведя весь день до позднего вечера вне дома, Хакима осторожно позвала к себе одна пожилая дама. Молодой воин, заинтересованный этим явлением, подошёл к женщине. Однако вместо неё меджая поджидала стройная молодая женщина в длинном узком калазирисе, расшитом мелким бисером и узорами, с широким вырезом на груди. Широкий усех прикрывал ее роскошные груди. Голову незнакомки венчала рогатая корона с солнечным диском в центре. Хаким сразу узнал в этой привлекательной молодой женщине богиню Хатор. Он тотчас преклонил перед ней колени в знак уважения и опустил взгляд.

— Приветствую тебя, о великая госпожа и покровительница Дендеры.

— Здравствуй и ты, Хаким, сын славного Файзуллы, — промурлыкала богиня, обратив на него свой взор.

— Ответь мне, о владычица Дендеры, — обратился к ней молодой воин. Та лукаво посмотрела на него, ожидая продолжения. — Могу ли я узнать, зачем ты звала меня к себе? Если будет на то твоя воля, отпусти меня, ибо должен я стеречь покой моей принцессы денно и нощно.

— Хорошо, — богиня кокетливо повела плечиками и, сделав к Хакиму пару семенящих шагов, сказала: "Видела я, что вы двое с недавних пор начали испытывать друг к другу тёплые чувства. Рано или поздно ваша дружба перерастёт в любовь. Ты сам прекрасно это понимаешь."

Меджай всё ещё стоял на коленях, его взгляд был обращен в пол. Но он видел, как богиня неторопливо ходит вокруг него. Пусть он и не видел уже лица Хатор, зато видел её красивые ножки.

— Вас тянет друг к другу, — продолжала Хатор, — несмотря на некоторые разногласия. Вы влюблены. Скажи честно, Хаким, сын Файзуллы, хотел бы ты тайно и по-настоящему, а не в своих грёзах, разделить с Латифой ложе и взять за нее ответственность? Я помогла бы вам в этом, будучи богиней радости и любви.

Меджай сглотнул, ощущая себя не в своей тарелке в обществе богини, остановившейся возле него с левой руки.

— Знаю, ты хочешь, но не можешь из-за разницы в ваших статусах. Однако же, помни, Хаким, я помогу тебе и твоей ненаглядной принцессе лишь раз.

Хаким, слушая речи Хатор, не верил своим ушам. Склоняя голову перед богиней, он надеялся, что его сердце не ошиблось, и что перед ним действительно стоит сияющая Хатор. «Это не иллюзия, она настоящая», — убеждал себя Хаким. Её облик, озарённый золотыми лучами заходящего солнца, излучал вековую мудрость, а глаза лучились неописуемой проницательностью.

— О, прекрасная Хатор, — прошептал он с трепетом, — если бы это действительно было возможным, я бы склонился пред тобой и принёс богатые дары в знак моей благодарности.

Улыбка богини была мягкой, но уверенной. Лёгким движением руки она пригласила Хакима подойти ближе. И её голос, нежный, как весенний ветерок, пробуждал поля, напитывая их силой.

— Вам суждено быть вместе, — промолвила она, когда воин приблизился к ней и прикоснулась к его вискам. — Ступай по дороге на восток, там ты увидишь небольшой дом, в котором горит свет. В нём твоя принцесса и будет ждать тебя.

С открытым сердцем, готовым к великим преобразованиям, Хаким отправился навстречу своей судьбе. Благодаря Хатор он был полон решимостью и уверенностью, о которых прежде не мог и мечтать.

Латифа, прекрасная, словно цветок лотоса, тоже почувствовала перемены. Искра надежды зажглась в её сердце, когда к ней явилась Хатор и наказала смело ступать к лачужке, в которой горит свет, и дожидаться там возлюбленного. Богиня слышала её вечерние молитвы; тайком от родителей принцесса молилась Хатор, отправляя свои самые искренние желания в ночное небо. И богиня не могла не помочь влюблённым воссоединиться в объятиях друг друга. Пусть даже на одну ночь.

Латифа взяла с собой лишь котомку, да тонкую накидку и отправилась к тайному месту, где должна ждать своего личного стража, к которому стала неравнодушна. А богиня радости и любви приняла облик принцессы и осталась в комнате вместо неё. Голос, звучавший у Латифы в голове, подсказывал ей дорогу к лачужке.

Хатор проделала бы то же самое и с Хакимом. Однако у него не осталось родных. С тех пор как Файзулла умер в битве с гиксосами, он жил один. Капитан Эхнор, заменивший ему в отца, был другом Файзуллы и его соратником.

Итак, с благословения богини радости и любви, Хаким и Латифа встретились в старой заброшенной лачужке и провели в ней недолгое наполненное счастьем время, предаваясь страстным объятиям.

— Хаким, ты всё-таки пришёл, — не веря своим глазам, девушка подошла к нему и уткнулась носом в его крепкую грудь.

— Моя госпожа, — промолвил меджай, с благоговением глядя обнажённую девушку, — вы прелестны.

Он обнял Латифу в ответ. Их взгляды встретились, взволнованные, полные невысказанной нежности. И после короткого молчания их губы наконец соединились в страстном и отчаянном поцелуе. Хаким подхватил принцессу на руки и уложил её на покрывало, постеленное на полу. Латифа обнимала любимого стража за шею, пока тот покрывал трепетными поцелуями её шею и грудь.

После она помогла молодому меджаю избавиться от одежды и в полной мере оценила все его достоинства, проводя руками по рельефным мышцам рук и перебираясь от них к широким плечам и ниже, от груди к кубикам пресса на животе.

Хакиму нравилось то, как принцесса изучает его тело. Он тоже не отставал от неё и ласкал груди возлюбленной, как умел. Его руки осторожно сжимали мягкие холмики с розовыми вершинками, легонько дразнили их пальцами, губы оставляли дорожку жалящих поцелуев на ложбинке. В ушах звучал стон его госпожи и нежные признания в любви к нему.

— Я люблю тебя, мой меджай, — говорила Латифа, отвечая на его ласки. — Люблю и хочу быть твоей женщиной. Хочу быть матерью твоих детей и любовницей, если ты желаешь того же.

— Да, — отвечал ей Хаким, отвлекаясь от поцелуев, и улыбаясь. — Хочу, это моё самое заветное желание. Будьте моей, моя госпожа, хотя бы этой ночью. И я тоже люблю вас, сильно люблю. И мне всё равно, кто вы.

— Тогда, пожалуйста, сделай меня своей женщиной, — прошептала Латифа, чувствуя трепет в объятиях любимого.

После этих самых желанных слов молодой воин не сдержался и вошёл глубоко в лоно принцессы. Та вскрикнула от боли в животе, поцарапав ноготками плечи своего стража.

А дальше были лишь их тела, двигавшиеся навстречу друг другу, и сердца, бившиеся в унисон, словно подчиняясь чарующей мелодии, слышной лишь им одним. В эти мгновения они забыли обо всем, что существовало вне их райского уголка. Лунный свет струился сквозь щели в стенах, звезды казались столь близкими, что можно было дотронуться рукой.

Проходили часы, наполненные ярчайшими чувствами. Они делились самыми сокровенными мечтами, о которых не решались говорить даже наедине с собой.

Латифа тихо смеялась, пряча лицо на плече Хакима, а он, очарованный ею, не мог отвести взгляда.

— Я полюбил вас ещё тогда, когда был мальчишкой, — признался меджай, обнимая девушку за талию и угощаясь фруктами, что лежали в глиняной миске на низеньком столике. — Мой отец не подозревал о моих чувствах к вам, я скрывал их от него. Отныне вы моя, принцесса, — он оторвал виноградинку от общей грозди и поднёс её ко рту Латифы. — И только моя. Я никому вас не отдам. Вы моя навеки.

Их встреча была истинным волшебством, дарованным богиней, и они дорожили каждой проведенной вместе секундой. Мир остановился для них, позволяя им насладиться друг другом без всяких преград. Каждый взгляд, каждое прикосновение говорили больше слов. В эти часы они обретали личное счастье, вселенную, существующую лишь для них двоих.

Хаким рассказывал Латифе о своём детстве, а она слушала его с упоением, прижимаясь к горячему литому телу молодого мужчины. Некоторые моменты трогали её до глубины души, волновали и заставляли сопереживать ему.

— Отныне ты больше не одинок, — тихо произнесла Латифа, целуя возлюбленного и одаривая его своей тёплой улыбкой. — Теперь у тебя есть я, — затем, она провела рукой по своему животу, ее лоно было заполнено горячими соками её стража, — а скоро будут и наши дети.

— Тогда я самый счастливый меджай среди воинов Египта, — ухмыльнувшись, заметил тот.

— А я самая счастливая принцесса, — вставила Латифа, проглотив кусочек финика. — Поклянись мне, Хаким, что всегда будешь моим.

— Клянусь богами, моя Латифа, — сказал парень и нежно поцеловал её в лоб. — А теперь давай спать, — он зевнул и потянулся руками вверх. — Мы должны вернуться во дворец до рассвета, — руки опустились вниз и приобняли девушку покрепче.

— Доброй ночи, любовь моя, — закрывая усталые глаза, услышал Хаким.

Когда влюблённые проснулись в лачужке ничего волшебного не осталось. Встав с покрывала, они оделись; девушка помогла Хакиму с его обмундированием. Затем они отправились обратно во дворец.

Добрались принцесса и её личный страж как раз вовремя. Латифа незаметно прошмыгнула в свои покои и застала в них Хатор, начавшую исчезать прямо у неё на глазах. Прежде чем полностью раствориться в воздухе, богиня одобрительно кивнула девушке, также мягко улыбнувшись на прощание. После этого она исчезла.

Этим же днём Хаким познакомился с забавным и весёлым мальчиком по имени Амон, сыном одной из наложниц фараона. Они встретились совершенно случайно, в саду, окруженном высокими и стройными пальмами, где золотое солнце Египта щедро рассыпало свои тёплые лучи.

Несмотря на свою юность, Амон уже проявлял интерес к делам, обычно увлекающим взрослых. Его пытливый ум и озорной смех быстро растопили сердце молчаливого и серьёзного Хакима. Вскоре они стали неразлучными друзьями. Хаким рассказывал Амону о древних тайнах богов и чудесах, скрытых за стенами царских покоев. А мальчик в свою очередь делился с Хакимом своими мечтами и замыслами, столь же светлыми и свободными, как и сам юный принц.

Они вместе исследовали разнообразные уголки дворца и его окрестностей, часто убегая от строгих взглядов стражников — таких же меджаев, как сам Хаким — и мудрых жрецов.

— Бежим, дяденька Хаким, — говорил Амон, утягивая его за руку за собой.

— Полегче, малец, — просил его тот, негромко посмеиваясь.

Даже один раз дерзнули подглядеть за тем, как принцесса Латифа раздевается и принимает ванну, украшенную цветками. Заметив это, девушка вскричала: "Ах вы, озабоченные развратники! Погодите у меня, я вас накажу!"

И они улепетывали от нее во всю свою прыть, спасаясь от праведного гнева.

— Прости, сестрица Латифа! — просил Амон, убегая с Хакимом. — Это была его затея!

— Эй! — возмутился Хаким таким предательством и, догнав мальчика, отвесил ему подзатыльник. — Это тебе за враньё.

Временами они любовались великим Нилом, где парили небесные соколы над сверкающей голубой гладью воды. Друзья мечтали о далёких землях, покорённых бурными водами этой великой реки.

Со временем их дружба становилась всё крепче, и Хаким начинал понимать, что их встреча была предначертана им судьбой. Он видел Амона — смелого, справедливого, исполненного радости и жизни. И видел будущее Египта, каким оно могло бы быть при таком фараоне.

В свою очередь Амон нашёл в Хакиме не только друга, но и старшего брата, на которого всегда можно было положиться. Кроме того у мальчика пока не появилось младшего братика или сестрёнки от других наложниц фараона. И Олабиси — мама Амона — не возражала против дружбы сына со стражем принцессы.

Когда над Египтом заходило красное солнце, окрашивая улицы Фив и небо в пурпурные и золотые цвета, Хаким и Амон садились у подножия городских стен и под оглушительный шум ночного города планировали великие свершения.

— Через много лет ты станешь новым фараоном, — сказал меджай, предаваясь мечтам, — как твой отец и мой господин.

— А ты? — Амон вопросительно взглянул на Хакима, повернув к нему голову.

— Не знаю, — тот пожал плечами. — Никому из нас не дано знать о нашем будущем. Разве что семерым богиням, которым ведома вся наша жизнь.

Эти моменты были их сокровищем, залогом бесценной дружбы, которой не подвластны ни время, ни пространство.

Вместе они встречали новый день, смело принимали вызовы судьбы и знали, что, несмотря на все превратности жизни, они всегда будут рядом друг с другом. Они стали не просто друзьями — они стали братьями, связанными невидимыми, но сильнейшими узами судьбы.

Примечания:

Дорогие читатели, это ещё не конец. В ближайшем будущем выйдут и другие части.

Суман стоял на коленях перед алтарем, погруженный в глубокую медитацию. Стены древнего храма за его спиной были покрыты загадочными и пугающими символами. От курильниц с жертвенными благовониями вился тонкий дымок. Когда верховный жрец произнес последние слова заклинания, его голос дрожал от напряжения и восторга.

Сет, бог хаоса и разрушений, возник перед ним в вихре темной энергии. Его присутствие было столь подавляющим, что даже стены храма, казалось, трепетали от страха. Его глаза, сверкающие алыми огнями, смотрели прямо в душу Сумана.

— Как смел ты призвать меня, смертный? — произнес Сет, и его голос, подобный громовому раскату, пронесся по залу.

— Великий Сет, — с поклоном ответил Суман, — твой покорный слуга взывает к твоей милости. Помоги мне захватить трон, и мы будем править Египтом. Потому что никто не может противостоять воле великого Сета-разрушителя!

Бог хаоса на мгновение задумался. Для него власть была и бесконечным искушением, и целью, и удовольствием. Могучий Гор одолел его в бою и изгнал в безжизненную пустыню, желая отомстить за смерть Осириса. Сет поклялся, что рано или поздно он воздаст всем виновникам своего поражения. Взгляд его темных глаз проник в сознание жреца, исследуя каждую мысль и скрытый уголок его души.

— Твоё предложение звучит заманчиво, смертный, — наконец сказал Сет. — Я дарую тебе часть своих магических сил. Пусть наша сделка вступит в силу.

С этими словами Сет протянул руку, и темная энергия хлынула к Суману, окутывая его тело. Жрец почувствовал в себе невообразимую силу, его глаза вспыхнули магическими огнями. Теперь он был не просто смертным, а обладателем частички божественной мощи.

— Вместе мы победим, — прошептал Сет, — и Египет преклонится перед нами. Впереди великая битва, но с этой силой у тебя есть шанс. Не подведи меня, Суман. — И он исчез.

Жрец поднялся на ноги, чувствуя, как внутри него бурлит могучая магия. Он был готов отправиться в путь и исполнить свой коварный замысел. В его сердце пылала ненасытная жажда власти, а глаза горели огнем, отражающим безграничную силу, дарованную ему самим богом хаоса.

Собравшись в дорогу, коварный Суман оседлал верблюда и отправился за помощью к гиксосам в Аварис, расположенный на так называемой Пелусийской ветви Нила в Восточной дельте. Владения этих народов простирались только до Ликополиса. Дальше начинались земли Египта.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Сэди IV в честь дня рождения своего любимого сына Амона устроил во дворце великий праздник. Главным развлечением обещал стать поединок двух лучших воинов.

Первым был Фарид, что служил в охране самого фараона. Вторым выбрали Хакима, уже долгое время хранившего покой принца и принцессы. Оба воина часто сходились в поединках. И не только в военном деле. Когда-то они боролись за руку и сердце прекрасной Латифы. И Фариду выпал редкий шанс сразиться с Хакимом в честном поединке на глазах Сэди IV, чтобы раз и навсегда решить вопрос их давнего соперничества.

Оба поединщика были вооружены мечами и щитами и облачены в лёгкие кожаные доспехи поверх тонких туник. Зрителей ожидало отличное представление: ни один из воинов не уступал другому по силе, скорости, ловкости и выносливости. Пусть у них и была разная весовая категория и боевая подготовка.

Солнце медленно погружалось за горизонт, длинные тени ползли по песчаному полу зала для боёв. Ласковый ветер касался лиц наблюдавших за боем. В центре зала, ограниченного копьями, стояли два молодых египетских воина: меджай по имени Хаким и простой солдат Фарид. Свежие и полные силы, они готовились к решающему столкновению.

Хаким, воспитанный в традициях племени Меджа, сжимал рукоять своего верного хопеша. Его глаза блестели решимостью, а мускулы были напряжены: он готовился к атаке. «Сегодня я докажу всем и себе самому, что достоин носить гордое звание меджая до самого конца». В каждом его движении ощущались годы тренировок и самоотречения. Мудрые наставники из прошлого, казалось, нашептывали ему советы.

Фарид был готов к схватке не менее. Тяжелый бронзовый меч в его руках отражал отблески огней факелов, прикреплённых к стенам. Обученный в рядах армии фараона, он знал, что этот бой станет испытанием не только его силы, но и духа. Его дыхание было ровным, но в глазах горел огонь стремления доказать свою доблесть.

Они стояли неподвижно, словно тигры перед прыжком, пристально изучая друг друга. Толпа, включая принцессу Латифу и принца Амона, пришедших поболеть за Хакима, затаила дыхание. Секунды растягивались до бесконечности.

Наконец прозвучал сигнал к началу боя, и Хаким сделал первый шаг, стремительно нападая на Фарида. Меч в его руке прорезал воздух с пугающей точностью. Но Фарид был не менее быстр — молниеносно уклонился и сделал ответный выпад.

Оружие со звоном встретилось, искры разлетелись в стороны. Каждый удар и каждое движение демонстрировали боевое искусство сражавшихся. Хаким, опустившись на одно колено, избежал мощного удара Фарида и, обернувшись, ударил противника по ногам, пытаясь лишить равновесия.

Фарид, сохранив хладнокровие, перекатился через голову и, вскочив, мгновенно восстановил баланс. Его глаза сверкали, а сердце стучало в бешеном ритме. Он знал, что бой завершится, когда один из них упадет.

Их движения напоминали танец, исполненный с точностью и грацией. Пыль и песок вперемешку вздымались вокруг них, создавая впечатление битвы не на земле, а на волнах бурного моря. За них говорило их оружие и их тела.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Пока фараон со своей семьёй и прислугой наблюдал за увлекательным поединком двух лучших воинов, Суман верхом на верблюде приближался к границам владений гиксосских правителей. Бесконечные дюны простирались перед ним под ясным голубым небом, как море из раскалённого песка. Воздух был насыщен пылью и жарой.

Пески окрестных земель казались бескрайними, и тихий шепот ветра, переносящего мелкие частицы и подгоняющего перекати-поле, был единственным звуком, разрушающим глухую тишину пустыни. Одежда жреца, усыпанная золотыми украшениями, развевалась на этом ветру.

Его глаза внимательно следили за дорогой, выискивая возможные опасности.

— О, прекрасная и могучая Сехмет, — воздал Суман хвалу богине войны, палящего солнца и яростной мести, — сжалься над слугой твоего союзника, великого Сета.

(Суман направлялся в Аварис, столицу Египта при гиксосах, расположенную на востоке дельты Нила, на правом берегу его Пелусийского рукава.)

Жрецу предстояло преодолеть далекий и трудный путь, но сердце упорно звало его вперёд. В своей алчной до власти и богатства душе мужчина хранил древние знания, которые могли изменить ход истории, если бы только ему удалось передать их нужным людям. У него также были мистические силы, которые позволяли ему предвидеть будущее и влиять на события. Суман знал, что его миссия в Аварисе чрезвычайно важна для судьбы Египта и что она будет выполнена не без трудностей. Однако его сопровождала великая сила, которой Сет наделил его, и он был готов встретить всё, что уготовано судьбой.

Кроме того Суман был хорошо осведомлён о трудностях, которые могли ждать его внутри городских стен. Гиксосские охранники были известны своей жестокостью, а иные могли узнать в нём носителя древних знаний и попытаться помешать его миссии. Он предался мыслям о предстоящем путешествии, вспоминая уроки и наставления, полученные в священных храмах от его учителя. Благословение тёмного бога Сета укрепляло его дух и придавало сил.

Согласно карте, купленной у одного торговца, до земель гиксосов оставалось еще очень далеко. Он сделал глубокий вдох, аромат пустыни наполнил его лёгкие, и с новыми силами направил своего верблюда к вратам Авариса. Каждый шаг приближал его к исполнению великого предназначения.

Между тем в небе медленно сгущались облака, предвещая приближение дождя, будто бы символизировавшего перемены, которые служитель Сета должен принести в этот древний и благородный край.

Путь становился все труднее, однако Суман продолжал своё путешествие без остановок. Он знал, что его миссия имеет первостепенную важность и что любая задержка могла стоить ему не только жизни, но и души. Он обещал Сету, что они вместе разделят власть, и не мог отступить от своего слова.

Вскоре, поднявшись на склон очередной дюны, Суман увидел вдали город, окружённый неприступными стенами. Усталость от долгого пути лежала на его плечах, но вид массивных стен Авариса вдохнул в него новые силы.

— Хвала тебе, о мой великий господин, — произнёс он, упав на колени, и воздел глаза и руки к небесам.

Дабы успеть до начала ливня, жрец погнал верблюда быстрее к городским воротам. Животное бежало лёгкой рысью, и его наездник всю оставшуюся часть пути подпрыгивал у него на спине. Город манил своими величественными постройками и оживленными рынками, где с рассвета до заката шумела людская толпа, приходившая за драгоценными товарами со всех уголков мира.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Бой продолжался, удары находили цели, но никто не мог взять верх. Толпа, наблюдающая за схваткой, жаждала увидеть, кто окажется сильнее. Их сердца бились тревожно в ожидании воли богов. Даже два стражника, что стояли по обе стороны от трона, на котором сидел фараон, поспорили между собой.

— Если сын Файзуллы одолеет сына Хасана, ты должен будешь мне одну золотую, — сказал первый.

— Нет, это слишком дорого, — возразил второй.

— Хорошо, пять серебряных, — уступил тот.

— Договорились, — согласился другой. — Но если победит сын Хасана, то ты должен будешь мне названную сумму.

— Договорились, — сказал первый.

Но кто выйдет победителем?

Хаким и Фарид продолжали поединок, полные решимости доказать свое превосходство. Честь, долг, верность идеалам — все это воплотилось в этом единственном моменте, данном им для проявления силы и мужества.

Все затаили дыхание, когда воины снова сблизились. Хаким, размахивая хопешем, вновь атаковал, пытаясь прорвать оборону Фарида. Каждый его удар был пронизан древней мудростью и силой предков. Хопеш свистел, разрубая воздух, как океанский шторм.

Латифа восхищалась возлюбленным, стараясь делать это незаметно для окружающих. Её сердце оставалось спокойным: она была уверена, что Хаким возьмёт верх. Но Фарид не уступал. Его бронзовый меч искусно и точно отводил каждый удар.

Внезапно Хаким заметил слабость в обороне Фарида. И решил воспользоваться этим, ускорив темп атак. Фарид лишь на миг поколебался, но этого мига оказалось достаточно. «Должно быть, на что-то или на кого-то отвлёкся», — догадался меджай и метко нанёс удар, заставив врага отступить на шаг. Зрители вздрогнули, чувствуя напряжение момента. Казалось, чаши весов необратимо склоняются в сторону воина из племени Меджа.

Однако Фарид не сдавался. Он собрался с силами и, стиснув зубы, отразил следующий удар Хакима с такой силой, что тому пришлось отступить.

Затаив дыхание, юный Амон наблюдал, как Фарид с нарастающим рвением атаковал, отбив меч его друга и старшего брата в сторону. Теперь противники кружили друг вокруг друга точь-в-точь как разъяренные хищники, не оставляя другому шансов на ошибку.

Когда казалось, что бой затянется до бесконечности, Хаким сделал обманное движение. Уловка сработала, Фарид потерял равновесие. Хаким, воспользовавшись моментом, нанес решающий удар, сбив Фарида с ног. Зрители взорвались криками. Фарид лежал на земле, изнемогая от усталости, но не сдаваясь. Хаким склонился над ним, держа хопеш наготове.

«Чтоб провалиться мне на этом месте!» — ругнулся сбитый с ног Фарид.

Он, несмотря на вымотанность, поднял глаза на своего противника. В его взгляде не было страха, только непоколебимая решимость. Хаким почувствовал это и на мгновение замер. Толпа замолкла, напряженно наблюдая за происходящим. В этот судьбоносный миг время словно остановилось, давая обоим воинам шанс осознать важность момента. Хаким медленно опустил хопеш, явно приняв решение.

Но вдруг тишину разорвал крик из-за спин зрителей. Кто-то выкрикнул имя Фарида, и это дало ему новую волну сил. Он собрался и бросился на Хакима, сбив того с ног. Теперь они оба были на земле, борясь не только с противником, но и с собственными пределами. Меджай пытался отбросить Фарида, но тот держался цепко, словно дикий зверь, и не отпускал свою добычу.

Зрители неистовствовали, подбадривая своих любимцев. Со всех сторон раздавались крики поддержки и проклятия. Это был не просто поединок двух людей, а столкновение двух мировоззрений, старого и нового, традиций и новаторства. Хаким, обученный по заветам предков, и Фарид, впитавший в себя достижения своей эпохи.

И когда уже начало казаться, что никто из них не сможет найти силы на последний рывок, произошло чудо. Нет, никакого вмешательства извне не было. Что-то случилось у меджая в глубине души. Хладнокровие уступило место эмоциям, и это заставило его совершить тот самый, столь нужный ему, бросок.

Хаким каким-то неведомым образом ощутил поддержку своих друзей и воинов-соплеменников. Они болели за него всем сердцем и душой. И воин понимал, что не может подвести их всех, дать повод для разочарования.

Хаким неожиданно смог перегруппироваться и обезоружить Фарида, выбив меч из его руки. Это был миг триумфа, хоть и омраченный усталостью.

Фарид посмотрел на своего противника с уважением, понимая, что этот бой мог закончиться только так. Хаким поднялся на ноги, направив меч на побежденного противника. Он вздохнул глубоко, осмотрелся, и, вопреки ожиданиям толпы, отложил свое оружие в сторону. Он протянул Фариду руку, предлагая подняться, тем самым выражая признание мужеству врага. Зрители ахнули, а затем взорвались звуками одобрения.

— Ты достойный соперник, — едва слышно произнёс Фарид и встал с земли, держась за руку меджая.

— Ты тоже, — кивнул Хаким в знак согласия.

В этот момент, несмотря на исход поединка, оба воина стали героями в глазах своих зрителей, воплощая истинное благородство и смелость. Юный принц Амон ликовал и радостно прыгал, поочерёдно поднимая руки вверх. А принцесса осталась очень довольна победой своего любимого. Однако никто из зрителей поединка не знал причину того, почему именно эти двое молодых людей решили скрестить друг с другом свои мечи. Только боги знали, но хранили это в тайне во избежание скандала в семье принцессы. Ведь фараон планировал выдать дочь за одного из своих приближённых.

— Браво! Браво! — Сэди IV сошёл с трона, аплодируя двум воинам, которым удалось поднять настроение всем зрителям, и подошёл к ним. — Я не ошибся, выбрав сына моего старого друга в охранники принцессы, — он одобрительно похлопал Хакима по плечу. — Также не ошибся, выбрав Фарида в качестве охранника для моего сына Амона.

— Ура! — радостно вопил юный принц. — Дядя Хаким победил! Он победил!

Меджай, успевший перевести дух к этому моменту, подхватил мальчика, поднял, словно пушинку, высоко над головой и усадил себе на плечо. Все, кто пришёл посмотреть на представление по приглашению правителя, не пожалели, что стали его зрителями.

И стражники, поспорившие друг с другом, тоже убедились в этом. Второй из них отдал первому пять серебряных за то, что проиграл спор.

— Твоя взяла, — признал он поражение, вручая сумму.

— Верно, — кивнул тот, забирая у него её.

На эти деньги первый стражник решил как следует отдохнуть, посетив баню, после того, как закончится его смена.

После поединка фараон, довольный представлением, устроил также большой пир в тронном зале. Столы ломились от разнообразных яств и угощений. Хлеба, сливок, масла, творога, мёда, рыбы, копчёных перепёлок и уток. Также пиршественные столы украшали салаты из фруктов и овощей, а из напитков в кувшинах были вино и пиво.

Пир длился до поздней ночи, все дружно веселились, разговаривали и угощались. Во время празднества по хлопку фараона в зал семенящей походкой вышла группа танцовщиц, заиграла музыка, и те начали радовать хозяев и гостей своими грациозными движениями.

Когда праздник закончился все, кроме слуг и придворной стражи, отправились спать.

— Я верила, что ты одолеешь Фарида, — тихо промолвила Латифа, идя рядом с Хакимом, провожавшим госпожу к её покоям по коридору, освещённому огнями факелов на стенах.

— Ваша вера и поддержка придавали мне сил, моя госпожа, — так же тихо ответил тот, слегка улыбнувшись. — И я признателен вам за это. Как мне отблагодарить вас?

— Завтра я хочу пойти на рынок, — сказала девушка, — и купить Амону подарок на его одиннадцатый день рождения. Будешь меня сопровождать, — и подмигнула Хакиму, отправив ему воздушный поцелуй.

Когда они подошли к дверям покоев принцессы, та, прежде чем зайти внутрь, подарила своему личному охраннику поцелуй на ночь. Затем она зашла в покои, оставив парня стоять за дверями с очень счастливой улыбкой на лице, которое, кстати, успело обрасти щетиной.

«Надо будет сбрить её», — подумал меджай, нахмурившись и дотронувшись своей щеки.

И с этой мыслью он остался стоять возле дверей с мечом и щитом в руках вплоть до самого утра.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

По мере приближения к городу пустыня начала медленно, но верно отступать. Аварис постепенно вырастал перед Суманом, пока из едва заметного силуэта на горизонте не превратился во впечатляющий город. Его высокие стены и величественные постройки навевали мысли о процветании и незыблемости. Жрец надеялся, что за этими стенами найдутся те, кому можно довериться.

Гиксосы — завоеватели из далёких земель — превратили Аварис в великолепную крепость, полную секретов и магии. Их правление изменило облик Нижнего Египта, и Суман нёс с собой надежду на возвращение его былого величия.

Когда же мужчина преодолел последний холм, его глазам предстало изумрудное великолепие дельты Нила. Оазисы с высокими пальмами и плодородные поля орошались разветвлёнными протоками великой реки. Жизнь мощно бурлила здесь, и Суман осознавал значимость этих земель для тех, кто здесь обитал.

Наконец он оказался у массивных ворот Авариса. Стражники, закованные в броню и вооружённые копьями, застыли в привычной стойке, наблюдая за редкими путниками, не решавшимися пройти через эти врата. Суман, уверенный в своём праве доступа, жестом указал на амулет Сета, висевший на его груди. И молчаливые стражники немедленно расступились, пропуская его вперёд. Жрец въехал в город, где шум толпы и запахи рынка смешивались с ароматом благовоний, исходящим от храмов.

Суман, облачённый в одежды жреца, ощущал на себе пристальные взгляды местных жителей, удивлённых и настороженных появлением чужеземца в их городе.

Мужчина остановился, достал позолоченный жезл с магическими символами и произнес заклинание, вызывая знамения, которые успокоили толпу.

Пробираясь среди многозначительных взглядов и шумных разговоров, Суман направлялся во дворец правителей, предвкушая встречу, которая изменит историю Египта. Солнечные лучи скользили по золотым пилястрам и балюстрадам, заставляя дворец сиять. Под величественными сводами жрец должен был заключить союз с гиксосской властью. А союз между ними мог кардинально изменить расклад сил на этой плодородной земле.

Сердце Сумана билось ровно, хотя тревога летала неугомонной тенью за его плечами. Богатые дворцовые интерьеры, придворные стражи и слуги — всё это было лишь началом. В затемненных залах его ждали те, кто мог решить судьбу целого народа. Верховный жрец готовился явить свою мудрость и силу перед гиксосами, твердо зная, что его присутствие в этом месте не случайно и сегодняшняя встреча изменит будущее Египта.

Помня о договорённости с богом Сетом, жрец Суман по прибытии в Аварис сразу же направился во дворец, где встретился с Мансуром — царём гиксосов. И в царских покоях он с помощью сил, дарованных Сетом, убедил Мансура собрать армию и напасть на Фивы, неожиданно и молниеносно.

Мансур задумался над предложением жреца, он сомневался в целесообразности этого шага, взвшивая свои силы. Однако Суман, искусно играя словами и используя магические заклинания, постепенно вселял в сердце царя решимость и неукротимое желание действовать. Тени в комнате оправдывали своё название, расползались по углам, словно усиливая тьму вокруг распалённых умов.

Взвесив всё, Мансур наконец дал своё согласие, и тронный зал озарился мистическим светом, когда жрец произнёс заключительное заклинание. Тонкие чёрные иероглифы засветились на его руках, и последние сомнения царя гиксосов растаяли.

— Ты сделаешь это ради величия нашего народа, — прошептал Суман.

После этих слов Мансур уже не видел причин, чтобы отказываться.

Прошло несколько дней, гиксосы начали готовиться к войне.

Освежить память о великой мощи гиксосов и утвердить их превосходство в землях Египта — вот что стало главной целью царя. Так под руководством Сумана за непроницаемыми стенами дворца велись неутомимые приготовления, и каждый меч, каждая стрела были направлены в сторону Фив.

Солнце обагряло небеса кровавым блеском, когда армия Мансура выступила в поход. Воинственный звук труб и гром барабанов эхом разносились по пустыне, но Фивы не подозревали, какая беда надвигалась на них.

Первыми под ударом гиксосов на пути к конечному пункту пали города, соседствующие с Аварисом. Это Бубастис, Иуну⁽¹⁾ и Мемфис. Средний Египет тоже не выстоял под натиском вражеской армии: Хемену⁽²⁾ и Ахетатон.

Тем временем жрец Суман, погрузившись в свои мрачные молитвы, завершал последний ритуал, который должен был обязать Сета исполнить данное ранее слово — помочь гиксосам победить и получить мощь и власть. Заверения старейшин о невероятной силе этого божества только укрепили его веру в успех задуманного мероприятия.

— О мой великий тёмный господин, — говорил Суман, обращаясь к каменному идолу на постаменте. — Совсем скоро, когда Фивы покорятся нам, весь объединённый Египет будет в нашей власти.

Когда Мансур со своей армией достиг стен Фив, была уже ночь. Внезапный удар был подобен яростной буре, сокрушавшей всё на своём пути. Не ожидавший нападения город пал под натиском гиксосов прежде, чем руки защитников смогли дотянуться до оружия.

Злая магия Сета помогла захватчикам быстро избавиться от охраны перед стенами и на стенах. Стража не успела даже подать сигнал тревоги. Ворота были отворены — враги проникли в спящий город. Воины Мансура, жестокие и хладнокровные, вторгались в дома и убивали всех без разбора, будь то бедняки или знать. Молодых людей, детей и стариков. Они насиловали женщин и молоденьких девушек, уничтожали домашний скот, птицу и посевы.

Через какое-то время в царский дворец прорвалась вооружённая группа во главе с самим Суманом. Разделавшись со всеми придворными стражниками, они беспощадно убили всю царскую семью: самого фараона, его царицу, наложниц и всю прислугу. А принцессу, возвращавшуюся в свои покои, схватили и, связав её по рукам и ногам, повели к жрецу.

Однако одному члену царской семьи всё же удалось выжить. Это был мальчик по имени Амон, сын Олабиси. Он спрятался и, дрожа от страха, видел всё, что происходило. Потом мальчик услышал, как принцесса Латифа кричала и требовала отпустить её, но вскоре ее голос стих.

Когда убийцы ушли, уверенные в том, что они завершили своё мрачное дело, Амон тихо вылез из своего укрытия. Слёзы катились по его щекам, сердце билось в бешеном ритме, но он знал, что должен выжить и рассказать о том, что произошло. Он должен был добраться до Хакима.

Амон пробирался через тёмные коридоры дворца, старательно избегая взглядов стражников, околдованных чарами Сумана. На рассвете мальчик почти достиг тайного хода, который вёл из дворца к казармам. Амон знал о нём, потому что часто бродил по дворцу, изучая его.

Этот ход был спасением, и он без промедления бросился бежать, чтобы, как он надеялся, получить помощь. Но не успел мальчик добежать до дверей, как почувствовал, что что-то длинное и острое вонзилось в его спину, нанеся страшную рану.

Истекая кровью, Амон добежал до казарм и заколотил кулачками по дверям и взмолился, чтобы его пустили внутрь. Ему нужен был Хаким. Двери поддались, они не были заперты. Мальчик толкнул их и увидел страшную картину: жестоко разрубленных на части царских воинов.

— Нет, — всхлипнув от горя, тихо произнёс Амон. — Боги, что же вы слепы и глухи ко всему этому ужасу?

Он упал на колени и заплакал ещё горше от большого отчаяния и боли.

Вдруг послышался звук приближающихся шагов. Звук становился всё громче и громче с каждой секундой. В страхе Амон поднялся с колен, быстро вытер слёзы, продолжавшие литья из его глаз, тыльной стороной рук и побежал прочь, тратя последние силы, что у него оставались.

Он звал меджая — единственного, кто мог защитить его. Но тот не откликался.

Они смогли найти друг друга, но в момент встречи в мальчика пустили очередную стрелу, заставив вскрикнуть от боли и броситься к Хакиму.

— Амон! Нет!

Отыскав взглядом лучника, меджай прицелился и бросил в него копьё, лежавшее возле них, надеясь успеть прежде, чем тот снова выстрелит. Оружие пролетело несколько метров и попало в цель. Пошатнувшись, лучник упал на пол и затих.

Затем Хаким вернулся к своему маленькому другу, и Амон рассказал о том, что произошло с фараоном, его мамой, другими наложницами и царицей.

— Они повсюду, братец… Сестрица Латифа… Она в плену у верховного жреца… Хаким, это он… Он и его люди.

— Тихо, малец, — пытался успокоить его воин. — Ничего не говори, я знаю, знаю.

Хаким закусил губу так сильно, что ощутил привкус крови. Каждая секунда утекала, словно песок сквозь пальцы, и с нею утекала жизнь Амона. Его едва слышные стоны разрывали сердце Хакима на части, а долг звал на помощь Латифе. Нужно было собраться с силами и действовать.

— Ты мой младший брат и мой лучший друг, Амон. Я не брошу тебя одного в этом мире.

— Почему ты такой упрямый? — хрипло прошептал юный Амон. Его губы посерели, глаза затуманились, но в них всё ещё пылало пламя борьбы. — Сестрица Латифа… Она…

Хаким осторожно обнял его, стараясь не причинить большей боли: "Это я-то упрямый?" — слабо усмехнулся он.

— Латифа куда упрямей меня. Мы спасём Латифу, клянусь богами. Но я не могу покинуть тебя сейчас. Мы выстоим или падём вместе.

Ветер принес запах битвы с улиц, крики стражников и жрецов, что были на стороне добра, стирали границы между реальностью и мраком, охватившим сознание Амона. Хаким, чувствовавший, как мальчик слабеет в его руках, понимал, что каждое мгновение может стать последним.

«Боги, молю вас, помогите нам выбраться отсюда».

Резко подняв взгляд, он увидел, что со стороны северного крыла дворца продвигается группа вооружённых людей. Они явно двигались в их сторону. Возможно, это была их последняя надежда, и боги не остались глухи к мольбе меджая.

— Держись, малыш. Помощь близко, — произнёс Хаким, сжимая его руку.

Не дождавшись ответа, он поднялся, неся на руках раненого друга. Вся его решимость теперь сосредоточилась на одном — выжить, чтобы исполнить последнюю волю юного принца: спасти принцессу Латифу и свершить правосудие для предателя. Дворец окружали тени и тайны, но истинную угрозу теперь представлял лишь тот, кто готов был сражаться до последнего вздоха за друзей и правду.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Суман в это время спорил с Латифой. Он издевался над бедной девушкой, касался её лица своими руками, обагрившимися кровью невинных людей, и говорил, что Латифа рано или поздно будет принадлежать его великому и ужасному повелителю — тёмному богу Сету.

— Ты тщетно сопротивляешься, принцесса, — говорил Суман, его глаза блестели жадностью и безумием. — Никто не придёт на помощь. Твоя семья убита, твоё царство в руинах, твои подданные мертвы либо порабощены. Вскоре ты станешь лишь марионеткой в руках великого Сета.

Латифа задрожала, её карие глаза наполнились слезами, когда она осознала полную безысходность своего положения. Но даже в этот момент отчаяния она не теряла всей своей смелости и гордости. Её голос срывался от гнева и страха.

— Мерзавец, ты заплатишь за свои злодеяния, — голос дрожал, но взгляд оставался твердым. — Даже если я погибну, свет всегда восторжествует над тьмой.

Суман лишь рассмеялся, его смех был полон презрения и уверенности в своей победе.

— Свет? — Он склонился ближе к ней. Его лицо было так близко, что Латифа могла чувствовать его гнилое дыхание. — Свет уже давно погас, моя дорогая. Наступила эра тьмы, и ты станешь её первой жертвой.

Он отпустил её подбородок и снова отвернулся к своим магическим артефактам, расставленным на столе. Латифа знала, что каждый из этих предметов был проклят и наполнен темной магией, способной разрушать души и умы. Но пока Суман был занят, в её голове зарождался план, дающий надежду на спасение.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Звуки битвы становились всё ближе, и Хаким понял, что времени не остаётся. Люди, приближающиеся от северного крыла, могли оказаться как союзниками, так и врагами. Его сердце забилось быстрее, но он не мог позволить себе роскошь боятся или сомневаться. Каждый его шаг по мраморным плитам дворца казался подвигом.

По мере того как тьма сгущалась, Хаким заметил, что взгляды тех, кто приближался, были полны решимости и сострадания. Он различил среди них знакомое лицо. Капитан Саид был верен покойному Сэди IV. Вздох облегчения сорвался с его губ, когда Саид, подав знак своим людям, подбежал к ним.

— Хаким! Хвала богам, мы нашли вас! — воскликнул Саид, когда увидел состояние мальчика. — Идём с нами! У нас есть безопасное место, где можно перевязать его раны.

Наш герой поспешно кивнул, не тратя времени на слова. Вместе с капитаном и его людьми они направились в укрытие, оставив позади шум битвы и страшные тени, укрывающие предателей. Его сердце вновь обрело надежду, но он знал, что впереди еще длинный и опасный путь. Миссия оставалась неизменной: спасти принцессу, восстановить справедливость и отомстить за тех, кто отдал свою жизнь ради этой благородной цели.

Укрытие, к которому они направлялись, находилось в заброшенной части дворца, давно покинутой и забытой. Стены здесь, когда-то покрытые красочными изображениями и барельефами, изображающими сцены из жизни прежних правителей Египта, теперь заросли пылью и паутиной. Равнодушные камни были свидетелями множества интриг и заговоров. Свет немногочисленных факелов немного разгонял мрак.

Хаким шел с раненым Амоном на руках, прислушиваясь к его тяжёлому хриплому дыханию. Важно было провести операцию быстро: он не мог позволить себе потерять друга и младшего братика.

Когда отряд наконец достиг безопасного места, капитан Саид приказал своим людям рассредоточиться, установить сторожевые посты и подготовить всё необходимое для оказания помощи раненым. В укрытие было ещё несколько человек, в числе которых была одна молодая женщина-врачеватель по имени Нану. Когда она увидела принца на руках у нашего героя, то сильно встревожилась.

— Скорее, — сказала Нану, пропуская отряд внутрь. — Укладывайте мальчика на койку, только аккуратно.

Хаким отнёс своего друга к указанному месту и осторожно уложил на грубую импровизированную койку. Лицо одиннадцатилетнего принца было белее мела, но он еще не утратил силу воли. Хаким, не теряя времени, начал помогать перевязывать его раны. Руки женщины двигались с точностью и вниманием, накопленными за годы обучения и практики в доме жизни при храме бога Тота.

Сначала она с помощью светлой магии и снадобий избавила Амона от боли, пронизывающей его тело. Затем, женщина-врачеватель с помощью Хакима осторожно извлекла из поражённых участков на теле остатки поломанных стрел. Наконечники извлечь не получилось, они вошли глубоко и продолжали мучить Амона изнутри.

И Хаким, и Амон, и все остальные понимали, что юный принц долго не проживёт с такими ранениями. Им оставалось только молиться Нефтиде, чтобы он смог уйти к предкам безболезненно. Саид присел рядом и заговорил тихим голосом, чтобы не тревожить уснувшего мальчика и других на постах:

— Мы почти дошли до принцессы, но её положение остается опасным. Шпионы донесли, что она находится во внутренних покоях, хорошо охраняемых, но доступных для точной атаки. Нам нужно спланировать всё до мелочей, время раздумий прошло.

Хаким внимательно слушал, борясь с нараставшим чувством усталости. Он знал, что времени осталось очень мало, и его сердце сжималось от осознания важности следующего шага.

Саид говорил с ним так, как говорил Эхнор — капитан гвардии меджаев, первоклассных воинов. Которые, к величайшему сожалению, не выстояли перед мощью чёрной магии и пали в неравной схватке. Наш герой на пару минут предался воспоминаниям о тех днях, когда он ещё подростком учился у него после того, как не стало Файзуллы.

— Саид, ты случайно не видел, где капитан Эхнор? — Хаким так же тихо задал вопрос.

— Нет, извини, не видел, — ответил тот. — Одному Тоту ведомо, где он мог быть.

— Нутром чую, что Эхнора и наших людей перебили, — сердито процедил Хаким, сжимая кулаки.

Свет ламп бросал длинные тени на старые каменные стены старой части дворца. Казалось, что сами стены, в которых творилась история, могли отразить храбрость и решительность тех, кто здесь скрывался.

Хаким и Саид разложили карту дворца и начали обсуждать стратегию и разрабатывать на всякий случай план побега из города. Каждый шаг, каждое решение было наполнено напряжением и ожиданием. В этот момент Хаким понял, что они стали не только союзниками в бою, но и частью судьбы, которая создавалась в эти мрачные и решающие часы.

— Мы не имеем права на ошибку, — прошептал он, сжав руку Саида в знак солидарности. — Во имя принцессы, во имя справедливости и ради памяти тех, кого мы потеряли.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Принцесса глубоко вздохнула, собрав все свои силы. Она знала, что это может быть её последний шанс. Её руки дрожали, но она начала двигать пальцами, нащупывая нож, спрятанный в складках её одежды. В её сердце жила надежда, что она сможет прорваться и сразиться за свою свободу.

В этот момент дверь в комнату резко распахнулась, в коридоре послышались тяжелые шаги. Суман обернулся, его лицо исказилось от гнева.

— Кто смеет прерывать меня? — закричал он, но ответом было лишь молчание.

Латифа увидела свою возможность и, не теряя ни минуты, бросилась вперёд, направив нож прямо в сторону жреца. Но её попытка была прервана магической силой, исходящей от артефактов на столе. Нож выпал из ее рук, и она снова оказалась в хватке Сумана, его жесткие пальцы сжались на её плечах.

— Глупая девчонка, — прошипел он. — Ты думаешь, что сможешь победить меня?

Но в этот момент в комнату ворвались освободители — преданные воины её покойного отца. Вновь загорелась искра надежды в сердце Латифы, и, используя замешательство жреца, она вырвалась из его рук и укрылась за спинами своих защитников.

Суман закричал от ярости, пойманный в ловушку собственной жестокости. Воины Сэди IV, зная благородное сердце принцессы и чистоту её души, сражались, как бог Маахес, не покидая её ни на мгновение. В пылу битвы Латифа осознала, что свет никогда не умирает даже в самых тёмных уголках мира и что надежда всегда сильнее страха.

Схватка была яростной и беспощадной. Жрец Суман, одурманенный своей жаждой власти и силой тёмных магических артефактов, бросился в бой. Его заклинания переплетались с криками и звоном стали. Сначала он не мог одолеть объединенного духа и решимости воинов, защищавших принцессу. Особенно, меджая, сражавшегося с таким остервенением, что Суману пришлось признать его силу и мужество. Кроме того каждый из них знал, что на кону не только жизнь Латифы, но и будущее их родного царства.

Девушка, укрывшись за спинами своих защитников, наблюдала за битвой с бурей эмоций в душе. Она чувствовала боль утрат и страх перед неизвестностью, но в то же время её сердце наполнялось гордостью за мужество своих людей. Каждый удар меча, каждое отразившееся заклинание напоминало ей о силе, живущей в сердцах истинных героев, готовых стоять до последнего вздоха.

Тем временем Суман, осознав, что его положение ухудшается, утроил свои усилия. Он вытащил один из самых мощных артефактов со стола, его глаза сверкали злорадством и безумием. Жрец поднял артефакт высоко над головой и произнёс заклинание на хеттском языке: "Именем Сета! — воскликнул Суман. — Демоны Исфета⁽³⁾, явитесь на мой зов! Помогите вашему покорному слуге одолеть наших врагов!"

В тот же миг пространство вокруг них погрузилось во тьму. По стенам поползли жуткие и отвратительные демонические тени. Затем они стали овладевать телами умерших воинов, что лежали на полу в коридорах. Трупы оживали, одержимые злыми духами низшего порядка — слугами Сета, поднимались на ноги и направлялись к покоям жреца.

Отовсюду послышались громкие, холодящие кровь в жилах завывания мертвецов, неотвратимо приближающихся к нашим героям. А всё пространство вокруг наполнилось могильным холодом. Латифа замёрзла и принялась активно тереть руки. Изо ртов тяжело дышащих фараоновых воинов выходили облачка горячего пара, а потные тела покрывались тонкой коркой изморози.

Не прошло и нескольких минут, как в покои Сумана шагнул первый мертвец. Его пустые глаза горели огнём, из его глотки выходил страшный нечеловеческий рык. За первым мертвецом, перешагнувшим порог покоев верховного жреца, подошёл второй мертвец с такими же пустыми глазами и огнём в них.

Следом пришло ещё шесть мертвецов. У всех горящие глаза, перекошенные в жуткой гримасе лица, выпрямленные руки и ноги, если не отрубленные в пылу сражения, то израненные и обескровленные. Мёртвые воины, как свои так и вражеские, выли, рычали и с оружием в вытянутых руках нападали на наших героев.

По двое, по трое они заходили и дрались с отрядом капитана Саида, который с ужасом и отчаянием из последних сил сражался, защищая принцессу. Этим мертвецам не было конца. И вскоре, изнеможденные и израненные, воины Саида пали.

— Хаким! — позвал союзника Саид, отбиваясь от атаки очередного мертвеца. Тот, продолжая отбивать атаки жреца, быстро бросил на Саида вопросительный взгляд. — Бери принцессу и уходи отсюда!

— А как же ты?

— За меня не бойся, — ответил Саид, слабо улыбнувшись ему. — Я задержу Сумана, а вы уходите! Я всё равно не жилец.

Меджай болезненно сглотнул, закрывать глаза, пусть даже на миг, было нельзя.

— Брат мой, для меня было честью сражаться с тобой бок о бок, — Хаким схватил Латифу за руку. — Клянусь богами, я отомщу за вас, за всех вас.

Сказав эти слова на прощание, парень вместе со своей госпожой стал прорываться из дворца сквозь полчища мертвецов, преграждавших путь к отступлению.

— Удачи вам, друзья, — промолвил Саид и продолжил проигранную битву.

Битва была проиграна, но не война. Она ожидала наших героев впереди. Им предстоял долгий и трудный путь к победе.

Меджай Хаким вместе со своей возлюбленной — принцессой Латифой — прокладывали себе путь к свободе через захваченные залы дворца. Полчища оживших мертвецов преграждали им путь. Каждый шаг требовал неимоверных усилий, каждая секунда — предельного сосредоточения. Мертвые с пустыми глазами и скрипучими суставами простирали к ним руки, стремясь схватить беглецов.

Латифа, сжав в правой руке длинный кинжал, левой крепко держалась за плечо Хакима. Усталость покинула её, вытесненная адреналином. Глаза девушки высматривали враждебные тени в каждом уголке затененных коридоров, где мог спрятаться враг.

Сам же Хаким вспоминал в деталях план отступления, продуманный им и Саидом, который остался биться с верховным жрецом и демонами до последнего вздоха.

— Если ситуация окажется безнадёжной, — говорил капитан стражи. — Если врагов будет больше, чем нас — тебя, меня и восьмёрки моих лучших воинов, которых я возьму с собой — вы должны будете немедленно покинуть дворец… Мы дадим вам двоим шанс выскользнуть, а вы с принцессой воспользуетесь им… У выхода вас будут ждать другие мои товарищи, а также Нану и верблюды. Вместе с ними вы покинете город и отправитесь подальше отсюда. В безопасное место.

— Куда? — спросил Хаким, нахмурившись.

— В Ликополис, — Саид указал на местность, в которой схематично изображён большой трехэтажный дворец с высокими колоннами на фасаде, а вокруг расположились домики для мумифицированных собак.

— Город находится достаточно далеко от Фив, — продолжал он. — Остановитесь там и разобьетелагерь. А о безопасности, полагаю, позаботится местная охрана. Надёжные и верные создания бога загробного мира не подпустят к лагерю демонов и прочих созданий хаоса.

— Ты веришь в это? — засомневался Хаким. Он никогда не верил в высшие силы до встречи с Хатор.

— Да, — кивнул Саид, подтверждая свою веру. — Чтобы вы все смогли добраться до Ликополиса, спросишь карту у Нану. Всё, теперь нам пора. Принцесса в опасности.

— Ты прав, — с готовностью согласился Хаким.

Обсудив план отступления, союзники и братья-по-оружию пожали друг другу руки.

— Мы почти у цели, Латифа! — сказал Хаким, размахивая своим хопешем, словно смертоносным вихрем. — Держись!

Несколько мертвецов рухнули на пол беспорядочной грудой разрубленных тел. Нельзя было давать демонам шанс вновь овладеть покойниками.

Наконец они достигли мраморной лестницы, ведущей к главному входу. Через высокие окна проникали первые лучи утреннего солнца, символизируя надежду. Но их путь усеян новыми мертвецами, готовыми вновь подняться и атаковать.

— Любовь моя, нам предстоит пронестись через них! — крикнул Хаким, перекрывая вой мертвецов.

Латифа решительно кивнула. Взявшись за руки, они рванулись вперёд, подобно парящим листьям в бурном ветре. Хопеш и кинжал сверкали, разя врагов подобно сияющим звёздам, вспыхивающим и угасающим в ночи.

— Быстрее! — торопил меджай девушку. — Нас не могут долго ждать!

— Да! — откликнулась принцесса.

Каждое мгновение превращалось в вечность. Последний рывок — и они оказались на открытом пространстве, в наружнем дворе. Там их встретил отряд под руководством Бакари и женщины-врачевателя Нану.

Увидев Латифу, живую и невредимую, все они опустились перед ней на колени, как подобает её верноподданным. Пятнадцать воинов, включая самого Бакари — помощника капитана Саида и его лучшего друга. Были также их семьи, которых они отыскали в подвалах под завалами домов, и простолюдины, которым тоже удалось выжить в кровавой бойне.

— Принцесса, наша юная госпожа, хвала богам, вы живы! — говорили они и проливали слёзы радости.

Хаким отпустил руку Латифы. Та немного отстранилась и, скрывая от всех своё смущение, обратилась к своему народу:

— Встаньте, не нужно более кланяться, — произнесла с горечью в голосе. — Какая я теперь принцесса? — этот вопрос заставил их обеспокоенно заговорить друг с другом. — Всех, кого я знала и любила, убил предатель, — Латифа, чувствуя боль утраты и ненависть к жрецу, крепко сжала кулаки. — Суман лишил меня и всех вас дома, семьи, друзей. Сейчас я простая девушка, но, хвала богам, со мной есть вы… Собирайтесь в дорогу, друзья. Нам предстоит путь, далёкий путь в безопасное место. И то место будет нашим новым домом, по крайней мере до тех пор, пока мы не отвоюем Фивы и не вернёмся.

Верблюды уже были навьюченные необходимой в дороге поклажей. Бакари начал отдавать распоряжения своим людям; теперь он стал их капитаном после Саида. Животные стояли в затенении под навесом и были вдоволь напоены водой для дальнего путешествия.

Некоторые из верблюдов были верховыми, по бокам у них свисали ремни с холодным оружием и щитами.

Когда все были готовы к путешествию, Хаким и Бакари отправились на разведку. В скором времени, избегая возможных нежелательных встреч, они добрались до городских ворот. Те были запреты, а на стенах стояли дозорные, наблюдающие за обстановкой в городе. Хаким тихо выругался, скрываясь в тенях от их взглядов, и переглянулся с Бакари, который, стоя напротив него, тоже недовольно скривился в лице.

— Что будем делать? — прошептал Хаким.

— Хм, — на минуту задумался тот. Затем промолвил: — Дождёмся темноты и под покровом ночи проберемся незамеченными.

— Хорошо, — кивнул Хаким. — Возвращаемся в подземное укрытие.

Они развернулись и тем же путем тихо и незаметно вернулись в укрытие, что находилось в трёх шагах от ворот.

1) Гелиополь

Вернуться к тексту

2) Гермополь

Вернуться к тексту

3) мир хаоса, противоположный миру порядка

Вернуться к тексту

Дождавшись наступления темноты, когда бдительность ослабевает, а видимость становится хуже, группа из семи человек во главе с Бакари и Хакимом, избегая взглядов вражеских стражников, подобралась к воротам. Вскоре они обнаружили лазейку и, воспользовавшись ею, пробрались внутрь стен. Не издавая лишних звуков, братья по оружию поднялись наверх по ступеням лестницы и начали операцию по освобождению пути к отступлению.

Они незаметно крались в тенях, по одному привлекали внимание к себе тихим свистом, а затем, застав врасплох, затыкали рты противников ладонью и резким движением рук безжалостно сворачивали им шеи. Вражеские воины тут же валились замертво.

Таким образом путь к воротам для остальных был расчищен. Бакари отправил одного из своих воинов за теми, кто остался в подземном укрытии и ждал, когда за ними пришлют. Этот человек, которого звали Джамилем, пошёл предупредить остальных, а оставшиеся члены группы спустились вниз по веревочным лестницам и с помощью механизмов открыли тяжёлые ворота.

Вскоре к нашим героям подошли все, кто желал покинуть захваченный город: воины вместе с Джамилем, крестьяне и люди среднего сословия.

— Путь свободен, друзья, — сказал Хаким, подойдя к ним. — Уходим. Ночная мгла нам благоприятствует.

Всем составом они вышли за ворота и вместе с верблюдами покинули родные Фивы, захваченные гиксосами.

Когда город остался позади, Латифа обернулась к Хакиму, чувствуя, что силы возвращаются к ней. И с глубоким вздохом она произнесла:

— Мы свободны, мой Хаким… Но борьба ещё не окончена. Мы вернём наш дворец, нашу родину. И ничто не остановит нас.

Хаким, склонившись к ней, прошептал:

— Вместе мы справимся со всем.

Он нежно прикоснулся к лицу любимой и ласково улыбнулся, стараясь приободрить.

— Мы непременно придумаем, как раз и навсегда освободить Египет от тирании Сумана и того, кому он поклоняется. Латифа, ты веришь мне?

— Да, мой Хаким, — ответила та, ощущая как вера, которую она чуть не потеряла в плену у верховного жреца, возвращается к ней. — Верю.

Сжав руки друг друга, они отправились навстречу ночной тьме, освещаемой лишь неярким сиянием звёзд на небе.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Завоевание Фив было не победой воинской доблести, но мастерски спланированным триумфом чёрной магии.

Вскоре известие об этом молниеносном наступлении разнеслось по соседним странам. Имя Мансура гремело не только в Египте, но и Ливии, и Нубии. Под его знамёна стекались новые воины, стремящиеся присоединиться к славе. Лишь Суман хранил в своей душе истинное значение этих событий и зловеще ухмылялся, когда видел, как тщательно сплетённые нити его заговора замыкаются вокруг доверчивых сердец смертных.

Однако верховного жреца злил тот факт, что его пленнице удалось сбежать вместе с её любовником — жалким мальчишкой, возомнившим себя героем. А ведь она должна была стать верной и послушной рабыней Сета.

«Какая досада, — ругался про себя Суман. — Повелитель будет недоволен этим просчётом. Ведь принцесска, весьма возможно, соберётся с силами и вознамерится вернуть себе трон и освободить Египет. Хотя это ей вряд ли удастся осуществить», — последнее предположение успокоило жреца, и он присел на табурет у стола, на котором догорали палочки с благовониями. «Остаётся надеяться, что повелитель простит мне потерю столь бесценного для него дара».

Итак, началась новая глава в истории. Тёмное предзнаменование нависло над долиной Нила, и только силуэт верховного жреца на фоне багряного заката знал, какие ещё сюрпризы уготовил миру старый, но очень живучий культ Сета.

Пока армия Мансура закрепляла свои позиции в захваченных городах, в тени происходило нечто куда более зловещее. Суман, осознавая, что завоевание — лишь первый шаг, сосредоточил свою магическую мощь на воскрешении древних артефактов, спрятанных в глубинах египетских пустынь. Его усилия привлекли внимание преданных последователей Сета, которые охраняли его фигурную тень и с готовностью ждали указаний своего лидера.

Вскоре к Суману, разгневанному побегом принцессы Латифы и её возлюбленного меджая Хакима, явился сам тёмный бог Сет. На заданный ему вопрос жрец смиренно ответил своему повелителю.

— О великий Сет, владыка тьмы и хаоса, я, твой преданный слуга, покорно внемлю твоим словам, — начал Суман, почтительно склонив голову. — Принцесса Латифа, которая должна была стать твоей рабыней, и её любовник, меджай Хаким, дерзнули нарушить твой закон и бежать из нашего священного царства.

— Моя воля непоколебима, Суман, — гремел голос Сета, отражаясь эхом от сводов мрачного храма. — Они оскорбили меня своим дерзким побегом. Ты, жрец, должен вернуть их обратно ко мне. Живыми или мёртвыми, не имеет значения. Их кровь утолит мой гнев.

Суман, ощущая тяжесть божественной воли, покачнулся, но собрался с силами и отважно продолжил:

— Могущественный Сет, я поклялся служить тебе и исполню твою волю. Мои люди прочёсывают пустыню, и скоро мы найдём беглецов.

Губы бога Сета растянулись в зловещем оскале.

— Не подведи меня, Суман. Их кости будут сокрушены, а души — навечно скованы в тенях моего царства. — После этого по залу прокатился раскатистый и такой же зловещий хохот. — Иначе твоя преданность подвергнется суровому испытанию.

Упав на колени, мужчина ответил:

— Я оправдаю твое доверие, о великий. Я найду их, и твой гнев обрушится на них всей своей мощью.

Сет исчез в вихре тьмы, оставив за собой предвестие надвигающейся кары. Верховный жрец знал, что ошибаться больше нельзя. Он должен выполнить приказ бога любой ценой, ибо ставки были слишком высоки. Суман поднялся, полный решимости и испепеляющего страха. Его слуги получили указания, и началась охота, обещавшая быть кровавой и беспощадной.

Ветер пустыни безлунной ночью гнал песчаные вихри. Неумолимые часы отсчитывали время до неизбежной встречи. Где-то далеко среди дюн прятались Латифа и Хаким, надеясь на чудо и спасение. Коварный Суман был уверен, что они — уже призраки, обречённые вечно скрываться в руинах забытой древности.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Они шагали молча, каждый был погружен в раздумья о месте, которое осталось за спиной. Бакари крепко держал древко копья натруженными руками, в его глазах тлела решимость защищать спутников. Хаким, не позволяя себе расслабиться ни на миг, держал гордцю осанку меджая. Его зоркий взгляд постоянно скользил в сторону горизонта в поисках угрозы. Да и другие воины, подчиняющиеся капитану Бакари, следили за обстановкой в округе. Нану шла рядом с принцессой Латифой, поддерживая её словами утешения.

Часто проводя время в медитациях и ночных бдениях, женщина-врачеватель привыкла к таинственным знамениям и пророчествам. Нану верила, что её связь с божественным миром была крепка, а её служение Нефтиде не осталось незамеченным. И этой ночью во время их путешествия к Ликополису она увидела богиню. Фигура Нефтиды с крыльями, раскинутыми в стороны, возникла перед её внутренним взором.

Богиня была прекрасна и грозна одновременно, её глаза светились всезнанием и мудростью, а голос звучал словно эхо под сводами древнего храма.

«Нану, моя верная служительница, — произнесла Нефтида голосом, что подобен шёпоту в пустыне. — Вас ожидает большая беда. Послушай меня очень внимательно, ибо у меня мало времени. Суман — злобный жрец, который захватил власть в Египте, не оставил своих мыслей о беглянке Латифе и её спутнике Хакиме… Он отправил воинов на поиски, и те уже направляются к вам. Они ищут Хакима и Латифу, их жизни в опасности, так же как и ваши. Нану, предупреди всех и помоги им».

Нану хмурилась, слушая богиню. Новости были печальными. Как только видение закончилось, она пришла в себя и тяжело задышала. Отряд к этому моменту уже был на полпути к Ликополису. Женщина быстро огляделась. Её поведение встревожило Латифу, ехавшую возле неё на своём верблюде.

— Дорогая Нану, что случилось?

— У меня было видение, — ответила та, переведя дух.

— Рассказывай, — попросила Латифа и позвала любимого. — Хаким, иди сюда!

Меджай среагировал моментально и тотчас оказался между ними. Правая бровь вздернулась в подозрении и заинтересованности. И Нану рассказала им двоим о предупреждении свыше.

— Моя повелительница Нефтида поведала о том, что в нашу сторону движется отряд воинов, посланных жрецом Суманом.

Хаким досадно скрежетнул зубами.

— Хаким, нам надо ускориться, — сказала ему Нану. — А о нашей скрытности я позабочусь.

— Хорошо.

Он кивнул и начал быстро продвигаться к лидеру группы, чтобы рассказать о словах богини.

Между тем Нану глубоко вздохнула, и, закрыв глаза, негромко запела молитвенный гимн:

Из бездны ночи, из тишины,

Ты являешься к нам,

Могучий Хонсу.

О свет луны,

Сверкающей с высоты,

Ты — наш хранитель

В мире этой суеты.

Твой лик сияет,

Светит в небесах,

В твоём присутствии

Исчезает страх

В наших сердцах.

Все, кто шёл и ехал рядом с ней, слушали её пение с упоением. У Нану был красивый приятный голос. Она пела с любовью и нежностью, невзирая на пережитое горе и потерю родных и близких.

Ты несёшь нам

Мир и благословение,

О, Хонсу,

Даришь с улыбкой вдохновение.

Серебро воды в отражениях,

Свет впитали горы и долины.

Ты, Хонсу, властитель времён,

Веди нас во снах

Под звёздными светилами.

Слушай молитвы наши

И просьбы наши.

После этих слов все члены группы так же как Нану обратили свои взгляды к ночному небу — прародителю богов и богинь, — чтобы помолиться о помощи и защите в их дальнем путешествии.

Даруй надежду

И радости возглас.

Ты — наш путеводитель в ночи,

И с тобой все страхи

Тают в дымке мглы.

О, Хонсу,

Храни нас под крылом,

Сильный и мудрый,

Веди за собой.

Свет луны дом наш бережёт,

Ты — наш защитник,

Ночи святой сын.

Принцесса Латифа, несмотря на юный возраст, несла в себе благородство и решимость царской крови. В её глазах читалось твёрдое решение вернуть Фивы и все остальные захваченные города под власть справедливости и порядка. Она знала, что защита стражей Ликополиса была их единственным шансом.

Молитвы путников не остались без внимания. Хонсу услышал их и не являл своего лика на протяжении всей ночи. Видны были лишь звёзды, тускло мерцающие в тёмном небе.

С каждым шагом они приближались к Ликополису, который всё ещё казался далёким миражом среди пустынных просторов. Хотя ноги звенели от усталости, никто не позволял себе замедлить шаг. Вперёд их вела вера в то, что Ликополис подарит им временное убежище.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Тем временем в завоеванной земле начался упадок. Гиксосы жестоко подавляли любое проявление сопротивления, вводя народ в чувство безысходности и ужаса. Охваченные паникой египтяне стали свидетельством неповинной крови, пролившейся в жестоком ритуале Сумана. Большинство людей были убиты или порабощены.

И вскоре под гнётом злодея началось возведение гигантских размеров статуи Сета. По всему Египту были слышны звуки безжалостных ударов хлыста, громкие вскрики, стоны и плач. Надзиратели не щадили никого из рабов: ни молодых, ни детей, ни стариков.

Старейшины Египта, с тревогой наблюдая за происходящим, начали задумывать союзы и планы по противостоянию тирану. Они не могли смотреть на страдания их же народа. Однако видно было, что силы тьмы явно преобладают, и мало кто решался открыто бросить вызов могущественному жрецу.

К счастью, среди них были и те, кто служит добрым богам. Один из жрецов узнал от богини Нефтиды о местоположении наших героев. После чего он поклялся под страхом смерти не разглашать эту информацию не тем людям. Собравшись в дорогу, он отправился следом за теми, кто сможет дать достойный отпор врагам их некогда прекрасной и цветущей страны.

Ветер перемен также коснулся самого Мансура. Окруженный магической аурой решимости, он стал подвержен влиянию своего советника. Оправдывая свои действия интересами государства, он уже не замечал, как его собственная сущность начала сливаться с темными чарами, прокладывая путь к постепенной потере собственной воли. Армия росла в численности, но с каждой новой победой также росли и слухи о мистических жертвоприношениях и проклятиях, сопровождавших взлёт гиксосов к власти.

Когда Суман завершил один из своих самых сложных ритуалов, оракулы провозгласили затмение луны необычайной силы. Предчувствие новой угрозы заполонило сердца египетских вельмож. В этот момент верховный жрец осознал: тьма была лишь первым актом их победы, впереди ожидали ещё более сокрушительные удары по свету и порядку.

— Скоро, мой великий господин, — говорил Суман, обращаясь к идолу Сета у себя на столе. — Скоро мы найдём беглецов и жестоко покараем за их дерзость. А потом Египет окончательно и безоговорочно будет принадлежать нам. — И разразился зловещим смехом.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Горизонт наконец открыл перед ними высокие стены священного города. На их фоне возвышались величественные силуэты черных собак — сторожей владений могучего Инпу. Их глаза внимательно следили за каждым шагом приближающихся путников.

Когда они прошли в городские ворота, ощущение облегчения охватило всю группу. Ликополис с его высокими стенами, священными храмами, посвященными местному властителю, живительными водами и изумрудными пальмами выглядел как обещание безопасности и покоя. Здесь возле храма Анубиса они могли отдохнуть, набраться сил и приготовиться к дальнейшей борьбе за Фивы.

Они знали, что им предстоит долгий путь со множеством испытаний, но в Ликополисе была их надежда и вера. Каждый, от простого солдата до крестьянина, понимал значение силы единства и верности своим идеалам. А в этом единстве крылась их сила.

Остановившись, отряд капитана Бакари вместе с группой изрядно уставших людей и Латифой с Хакимом смогли перевести дух. К моменту их прихода был уже день. Мужчины, отдохнув в тенях, утолив жажду и голод, принялись ставить шатры, снимать со спин верблюдов поклажу и поить их водой у источника, с позволения стражей, неутомимо охранявших город. Женщины утешали как своих детей, так и оставшихся без родителей.

— Латифа, как ты себя чувствуешь? — спросила Нану, подойдя к девушке, присевшей отдохнуть.

— Я в порядке, — ласково улыбнулась та и погладила свой пока что плоский живот. — Мы в порядке.

— Ты носишь дитя?! — удивилась Нану.

— Да, — мягко улыбнувшись, сказала Латифа.

— Но кто же отец этого ребёнка? — заволновалась врачеватель. — Фараон, да живёт его дух вечно в священных полях, вроде хотел выдать тебя замуж за чати.

— Мне этот мужчина в отцы годился, — брезгливо сморщила носик девушка и хихикнула. — И если честно, то я его сразу невзлюбила.

— Так кто же? — не унималась Нану.

— Это Хаким, мой личный охранник и единственный любимый мужчина.

— Так вот оно значит как! — воскликнула Нану. — Это надо срочно исправить, — решительно заявила она.

— Что?! — не поняла Латифа и удивлённо захлопала ресницами.

— Свадьбу надо устроить, — объяснила неугомонная врачеватель. — Твою с Хакимом, будущие мамочка с папочкой, — и зацокала языком, сетуя на связь влюблённых. — Знаешь, моя дорогая, я ведь не только врачеватель, но и жрица. Устроим вам простую и скромную свадебную церемонию, — после этого Нану одарила её покровительственной улыбкой.

Этим же днём счастливая Латифа призналась своему возлюбленному меджаю, что она носит под сердцем его ребёнка. И сразу же сказала, что никто не знает, кроме Нану, о её интересном положении. Теперь и Хаким знает о том, что он скоро станет отцом.

— Любовь моя, я так счастлив, — произнёс он, обнимая её за талию. — Позже возблагодарим Хатор за шанс воссоединиться друг с другом.

— Хорошо, милый, — отвечала ему Латифа, не переставая счастливо улыбаться.

И тем же вечером Нану, с помощью других женщин украсив место проведения торжества, устроила для меджая Хакима и Латифы скромную брачную церемонию, гостями которой были все члены их группы, а также властители Ликополиса — сам Анубис и его прекрасная супруга богиня Инпут.

Небо было усыпано звездами, словно драгоценными камнями, дополняя своим мерцающим светом сверкающие украшения, развешанные вокруг. Воздух пропитался сладкими ароматами экзотических цветов, которые дамы сплели в венки и гирлянды, украшающие алтарь и места для гостей.

Главной частью церемонии стало благословение от Анубиса, который величественно вышел вперед, держа в одной руке жезл, а в другой — священный амулет в форме анкха. Глаза проводника мёртвых и владыки Дуата светились мудростью веков, и его голос разнесся, словно громкий рокот песчаных бурь.

— Здесь, перед ликами богов и среди друзей мы свидетельствуем объединение двух сердец, Хакима, сына славного Файзуллы, и Латифы, дочери почившего фараона Сэди IV.

— Пусть их союз будет столь же крепок, как камень, — продолжила речь Инпут. — И столь же светел, как лучи Ра, породившего всех нас и всё живое вокруг. Пусть они пройдут через жизненные испытания, поддерживая друг друга и сохраняя верность своим клятвам.

После этого Латифа с позволения Госпожи святой земли⁽¹⁾, прикоснулась к амулету, ощущая приятное тепло, исходящее от него, и прошептала свои обеты, обещая верность и любовь на всю жизнь и после неё. Хаким в свою очередь поклялся защищать и заботиться о своей избраннице, вложив в свои слова все своё мужество и преданность.

Когда последние слова обета были произнесены, Инпут подошла к молодым супругам, благословляя их своим мягким касанием. Она вручила Латифе и Хакиму небольшой сосуд, наполненный священным маслом, символизирующим благополучие и достаток, которое теперь будет пребывать в их семейном очаге.

После церемонии все присутствующие собрались вокруг, чтобы поздравить счастливую пару. Улыбки и смех переполняли вечер, а музыка и танцы продолжались до глубокой ночи. Поверхность Нила, который был неподалёку, отражала свет факелов и звёзд, создавая волшебное сияние, будто великолепный пир будущих дней, полных радости и согласия.

Праздник продолжался, и вместе с ним расцветали надежды и мечты, словно бутоны под благословением богов. В этот торжественный вечер в Ликополисе было заложено начало новой истории, которую будут помнить ещё многие поколения.

1) один из титулов Инпут

Вернуться к тексту

Спустя пару дней после свадьбы Хаким принял твёрдое решение во что бы то ни стало выполнить обещание, данное Латифе, когда они покинули Фивы.

Был вечер, кто-то отдыхал, играя в сенет и наблюдая за игрой, а кто-то продумывал план по освобождению Египта. Хаким, сам Бакари и ещё три воина вместе с двумя выжившими вельможами низших званий обсуждали, как им лучше действовать.

На деревянном столе лежала единственная сохранившаяся карта страны, отданная капитаном Саидом Нану перед тем, как он пожертвовал собой в отчаянной попытке задержать Сумана. Возле карты на невысокой подставке стояла масляная лампа. По четырём сторонам от стола склонились над картой Хаким, Бакари и два воина младших званий.

Меджай, будучи единственным человеком, видевшим, что происходило в покоях верховного жреца, вспоминал об этом и с болью в сердце рассказывал своим людям. Он стал новым лидером выживших после капитана Саида.

— Суман заключил сделку с Сетом, — с уверенностью объявил Хаким, вглядываясь в лица братьев по оружию. — Он овладел сильной и опасной магией, с которой никому из нас не совладать. — Воины, в том числе и Бакари, переглянулись друг с другом и зароптали. — Я видел, как он вызывал из мира тьмы смертоносных демонов. Они овладевали телами мёртвых, двигали ими, словно дети — куклами, и заставляли атаковать нас по приказу негодяя… Кроме того подозреваю, что магия Сета помогла Суману завладеть умом и сердцем царя гиксосов, завоевавших весь Египет.

— Значит, как я и боялся, мой лучший друг погиб, жертвуя собой ради вашего с госпожой Латифой бегства, — печально заключил Бакари.

— Не печалься, друг мой, — Хаким по-дружески положил руку ему на плечо в знак поддержки. — Не один Саид пал геройской смертью. Первым во дворце погиб принц Амон, который искал меня. Никто из жертв Сумана не будет забыт. Мы отомстим предателю за всех, кого мы потеряли. За фараона, за принца, за наших родных и близких.

— Хорошо сказано, меджай, — с грустью, подавленностью и с ноткой сарказма в голосе произнёс Бакари. Все в шатре слушали их разговор, ощущая боль, тоску и печаль. — Но как мы это сделаем? Как нам покарать могущественного колдуна, заключившего сделку с самым главным демоном?

Неожиданно к ним в шатёр зашёл солдат вместе с человеком, изнемогающим от жажды и голода. Он был слаб и болен, но всё ещё мог говорить и хотел немедленно сообщить. Сообщить беглецам обо всём, что происходило в стране после их бегства.

Хаким с Бакари увидели их и посадили молодого жреца на стул. Однако тот завалился на бок, не имея сил даже сидеть. Тогда они осторожно уложили мужчину на кровать с подстилкой и дали ему немного попить воды из бурдюка. Затем дали поесть кашицы из пшена. И через несколько минут молодому жрецу стало лучше. Набравшись сил, он поведал всем о том, что видел, слышал и чувствовал.

Выслушав гостя, который затем уснул прямо на месте, Хаким крепко выругался на языке его племени и даже ударил кулаком по столу. От этого масляная лампа в своей ёмкости подпрыгнула вместе с деревянным сундучком. Бакари, Джамиль и вельможи тоже не удержались.

— Дело начинает усложняться, — прорычал Бакари, сдерживая злость. — Надо что-то делать, Хаким. Мы не можем прятаться здесь вечно.

— Ты прав, — согласился тот. — Я подумаю. Может статься, что придумаю что-нибудь стоящее.

— Хорошо, — с трудом успокоился Бакари. — Мы подождём.

Через несколько минут Хаким вышел из шатра и отправился побродить по вечернему городу, оставив остальных в мрачных раздумьях. Когда они закончили продумывать план и выслушали гостя, был уже поздний вечер. В высоком тёмном небе зажглось несколько тусклых звёзд и уже сиял полумесяц. Хонсу не полностью проявил свой божественный лик, в отличие от детей первоначальных Нут и Геба, что были поглощены первой и превратились в звёзды на её теле.

Бродя по улицам в размышлениях о том, что делать дальше и как бороться с могуществом Сумана, Хаким встретил самого Анубиса. Он сидел на высоком постаменте, слегка подогнув под себя одно колено, и, казалось, любовался луной. Бог загробного мира выглядел совершенно спокойно, словно избавился от всех забот и тревог, которыми была наполнена его вечная жизнь.

Хаким, поражённый неожиданной встречей, остановился и низко поклонился.

— О, великий Инпу, — произнёс он. — Прошу прощения за моё вторжение. Я лишь искал ответы на вопросы, что не дают мне покоя.

Анубис слегка повернул голову в его сторону, взглянул на нашего героя своими проницательными глазами, которые казались способными заглянуть в самую глубину души. Его волчья морда оставалась безмятежной, однако в голосе прозвучала доброжелательная нота:

— Когда извиняешься, слова теряют всякий смысл, Хаким, — сказал он, отвернувшись. — Эта ночь полна тайн и загадок, и каждый, включая нас с тобой, ищет свои ответы… Я говорил с Хонсу, видевшим многое с небосклона, — он кивком указал туда, и взгляд меджая устремился наверх. — И Хонсу многое поведал мне о том, что творилось в землях Египта.

— Ах, — меджай, ставший вождём беглецов, угрюмо потупился. — Я даже не стану спрашивать, — и сжал кулаки, с его глаз полились ручейками предательские слёзы.

— Великая беда настигла всех вас, — равнодушно промолвил Анубис, опустив колено. — Вы не могли знать о том, что Суман подстрекал заговор против фараона. И вы были бессильны что-либо сделать с его могуществом после его сделки с моим не-отцом, — теперь Анубис покачал головой и, тяжело вздохнув, про себя отметил: "Какое счастье, что им всё-таки оказался Осирис". — Вы бежали, спасаясь от тёмных чар Сета, — продолжил он. — И правильно сделали. Также я чувствую, что тебя, Хаким, что-то тревожит. Что-то помимо вопросов. Может поделишься?

— Господин Инпу, ты как всегда проницателен… Я и мои люди хотим отомстить Суману за его предательство и освободить Египет от его тирании. Изгнать гиксосов с земель наших, восстановить справедливость, коей повелевает великая Маат. Но, будучи смертными, не представляем, как нам всё это осуществить.

— Хм, — Анубис, выслушав тревоги Хакима, крепко задумался. Поразмыслив, он повернулся вновь к смертному, на этот раз полностью, и произнёс:

— Послушай то, что я тебе сейчас предложу, очень внимательно.

Меджай нерешительно поднял глаза и прислушался к тихому шелесту вечернего города. Полумесяц неярко светил, заливая всё вокруг мягким тусклым серебристым свечением. В наступившей тишине Хаким чувствовал, как ветерок нежно треплет его головной платок. Между тем Анубис начал:

— Незадолго до того, как ваша группа остановилась у меня, ко мне во дворец явился Тот с посланием от других богов. Он попросил создать магические доспехи для того, кто сумеет освободить Египет от тирании Сумана под руководством нашего с тобой общего врага — Сета… Я, как и сегодня, думал недолго и, согласившись с Тотом, сказал ему, что знаю одного смертного, достойного этой задачи. Под ним я подразумевал тебя, Хаким, сын Файзуллы… Итак, что ты решил?

— О великий Инпу, если боги избрали меня, то я готов, — меджай упал на колени перед богом смерти. — Я приму эти дары и отправлюсь выполнять задуманное.

— Очень хорошо, — Анубис довольно улыбнулся. — Однако силы моих доспехов будет мало для победы. Хаким, теперь ответь мне на ещё один вопрос: готов ли ты заключить сделку со мной взамен на силы и способности, которые получишь? С ними у тебя получится одолеть врагов и отправить их в загробный мир.

— Да. И если такова будет воля твоя, я согласен служить тебе до конца времён.

Вечный Властитель Дуата грозно рассмеялся. Но смех его слышен был только одному человеку — Хакиму, который всё ещё стоял перед ним на коленях и не смел поднять голову.

— Ещё лучше, — наконец, отсмеявшись, изрёк Анубис. — Потому что даже самому Ра неугодно столь плачевное положение Египта… А теперь, Хаким, сын славного Файзуллы, ступай отдыхать и ложись спать. Уже заполночь. Приходи ко мне во дворец завтра. До того как ладья великого Ра начнёт приближаться к западным границам, чтобы дать новый бой Апофису. И я дам тебе то, что ты просил у меня сегодня.

— Да, — ответил Хаким, ощущая, как отчаяние и безысходность уступают место надежде и уверенности в грядущем будущем.

Анубис улыбнулся, будто бы одобрительно, его острые зубы и клыки сверкнули при свете полумесяца, и медленно поднялся с постамента.

— Пусть эта ночь принесёт тебе и твоим людям успокоение и надежду, коли на то пошло, — сказал он напоследок, прежде чем исчезнуть в тени.

Оставшись один, наш герой почувствовал в себе новое чувство спокойствия и уверенности. Уверенности в победе над общим врагом, в том, что его с Латифой дети будут расти в светлом будущем, а его народ будет жить и развиваться, увеличиваться в количестве под покровительством божественной четы в Ликополисе. И под светлым ликом Хонсу он вернулся в лагерь, зная, что его народ теперь находится под надёжной защитой его нового господина.

Когда Хаким вернулся к своим людям, его встретила Латифа. Вид у неё был встревоженный и беспокойный. Тонкую накидку заменял плащ из двухслойного льняного полотна.

— С возвращением, дорогой, — промолвила девушка, тепло и мягко улыбнувшись своему супругу.

Меджай подошёл к ней, крепко обнял, поцеловал в лоб, затем он одарил красавицу жену долгим и страстным поцелуем в губы.

— Что случилось? — удивлённая поведением Хакима, та задала ему вопрос, когда тот выпустил её из объятий.

— Идём, — так же мягко улыбнувшись, сказал он ей. — Расскажу о моём разговоре с Владыкой Инпу.

— Хорошо, — согласилась Латифа.

Взявшись за руки, они зашли в их личный шатёр. Внутри в уютной обстановке, освещённой светом масляных ламп, Хаким кратко поведал любимой о встрече с Анубисом и о его разговоре с ним.

— За всё что Владыка Инпу с его супругой сделали для нас, мы обязаны им, — заключил мужчина с грустью в глазах. — И я готов стать его вечным слугой, если он даст нам то, что необходимо для победы и свободы Египта… Он пообещал мне, что даст… Латифа, любовь моя, я не знаю, что ожидает меня в его дворце, и боюсь, что не смогу вернуться оттуда.

— Тогда давай проведём эту ночь вместе, — ахнув, предложила девушка и взяла Хакима за его шероховатые руки. — Если ты боишься, что не сможешь вернуться ко мне, то знание о том, что тебя жду не только я, но и все мы, включая нашего ребёнка, поможет тебе выбраться и вернуться к нам.

— Прекрасная мысль, любимая, — похвалил меджай свою возлюбленную, счастливо улыбаясь.

— И ещё одно, дорогой, — угомонила его Латифа, дотронувшись пальцем его тонких губ.

— Слушаю, — пробормотал Хаким, уставившись на изящный женский пальчик.

— Что бы ни случилось там во дворце Владыки Инпу… Пожалуйста, помни, что я всегда с тобой и буду любить тебя вечно. Даже если ты станешь другим, моё сердце навечно принадлежит только одному мужчине, тебе… Хаким, сын вождя меджаев по имени Файзулла.

Подхваченная на руки, Латифа тотчас оказалась лежащей на кровати с подстилкой из шерсти старого верблюда. Её любимый мужчина помог бывшей принцессе избавиться от одежды. Теперь она лежала под ним обнажённая по пояс и с задранной кверху юбкой платья. Пальцы сплелись друг с другом, глаза смотрят в глаза с любовью и нежностью. Лишь обнажённые груди красавицы вздымались и опадали от вдоха и выдоха.

* * *

Пока наша влюблённая пара предавалась страстям внутри их прохладного шатра, банда вооружённых гиксосских воинов, нанятых и отправленных на их поиски жрецом Суманом, шла по их следу. К далёкому Ликополису, где властвует второй из сыновей мудрого и справедливого Осириса — Анубис. Он ни за что не пропустит чужаков в свои владения, и не даст чужакам навредить своим подчинённым и гостям. Могучая длань божества сметёт врагов подальше одним движением, и те навсегда забудут дорогу к его городу.

День ото дня преследователи приближались к границам Ликополиса, преодолевая песчаные дюны, шествуя через опасные устья рек, в которых могли обитать дети Собека — бога рек, озёр и других водных территорий — и мрачные руины более древних храмов. В один такой вечер, когда ладья Ра медленно причаливала к западному причалу небосвода, истомлённые погоней путники нашли убежище в тени статуи древнего божества. Их громкие голоса и смех растворялись в звуках ветра, разметавшего песчаные бури по округе.

А в это время Анубис, наблюдая за их приближением к городу благодаря магии, унаследованной от великого отца, начал испытывать беспокойство о намерениях преследователей. Его сердце, полное отеческой справедливости и собственной твёрдости, не могло допустить, чтобы невинные страдали. Анубис, продолжая наблюдать за преследователями, позвал к себе одного из слуг. К нему тотчас явился большой, ростом с хорошего бычка, шакал, материализовавшийся из тени откуда-то во дворце. Стройный, поджарый, мускулистый и чёрный как ночь зверь подошёл к Анубису.

— Вы звали, повелитель? — спросил шакал.

— Разумеется, — ответил тот, всё больше хмурясь. — У меня к тебе поручение. Сходи на разведку и разузнай намерения этих людей, — бог мумификации кивком указал своему слуге на изображение в большом магическом бронзовом зеркале.

Шакал поднял голову, чтобы взглянуть. Подняв взгляд, он увидел в зеркале банду гиксосских воинов, отдыхающих в тени.

— Чужеземцы, — прорычал шакал.

— Да, — подтверждающе кивнул Анубис. — Я переживаю за судьбы и жизни наших гостей, что довольно скоро станут моими подданными… Отта, выполняй приказ. А как вернёшься — доложи обо всём. Ступай.

Шакал с низко опущенной в поклоне головой потрусил исполнять волю своего создателя, поражённый тем, что тот впервые назвал его по имени. «Обычно владыка никогда не обращался ко мне по имени», — думал он, направляясь к выходу из дворца.

Покинув тронный зал, Отта побежал к выходу из дворца и быстрыми незаметными движениями скользя, словно тень по стенам и полу, добрался до врат. Последние отворились, когда шакал по-собачьи поскрёб когтистыми лапами по ним, затем, когда он вышел за них, те затворились.

Оказавшись за воротами, Отта потрусил к месту, которое увидел в зеркале. Враги остановились у развалин старого храма, посвящённого богу Атуму.

«Согласно легенде бог-творец создал себя сам и существовал один в начале времён, плавая в первозданных водах хаоса Нуна, — вспоминал Отта, приближаясь к месту назначения. — Он означал первоначальное и вечное единство всего живого».

Прибежав к храму, шакал скрылся в тенях, чтобы его присутствие не заметил никто из злодеев. Подобравшись поближе, наш четвероногий герой сам обратился в тень. Его глаза видели всё, что происходило в лагере чужаков. Его большие уши слышали всё, о чём говорили гиксосы, но нюх оставался глухим.

Подле командующего Нереса в окружении трескающегося костра сидели выжидающе настроенные воины, пытаясь понять непростые планы Сумана касательно судьбы беглой принцессы Латифы и её возлюбленного, меджая Хакима. Под пылающими языками костра их собрание приобретало особое значение. Искусные воины, хорошо сведущие в своём деле, часто спорили о путях исполнения задачи, усложняя её решение.

Командир Нерес, опираясь на верный ятаган, раздумывал над тем, какую стратегию избрать. Он осознавал, что судьба их репутации зависела от точности исполнения плана верховного жреца и служителя Сета. Предложение сулило богатства, но некая тёмная тень поселялась в словах нанимателя, и подозрение просачивалось в сердца воинов.

— Мы не знаем, с кем имеем дело, — померкнув шорохом ветра, признался один из бойцов, бросив взгляд на соратников. — Я считаю, что наша принцесска и этот меджай — не просто беглецы. За ними явно стоит нечто большее, что касается и нашей истории.

Молодой, но опытный Ассур, скрестив руки на груди, усомнился в необходимости погони за беглецами.

— Мы можем заработать золото, — сплюнув подкатившую ко рту желчь, сказал он. — Но если история обернётся против нас? Если исполнив грязную работу, мы упустим нечто важное?

Эти раздумья тянулись в воздухе, и беспокойный Нерес знал — поспешность в принятии решения могла стать фатальной. Он поднял голову, взглянув на звёзды, хранящие немыслимые пророчества и неведомые тайны мира предательств и интриг, где они могли оказаться лишь марионетками.

— Мы должны понять, что делаем, — тихо произнёс он, обводя взором свой отряд, проникаясь доверием к каждому. — Если в словах Сумана есть правда, мы можем переиграть судьбу.

Лагерь утонул в тишине под ритмичный шёпот костра, пока воины, полные мыслей и сомнений, устраивались спать и решали, какой путь избрать — долг перед нанимателем или зов собственной чести.

Разузнав мотивы и намерения гиксосов, Отта тихо и незаметно покинул их. Шакал бежал обратно ко дворцу Анубиса со всей своей возможной прытью. Ему было велено возвратиться и рассказать обо всём, что он видел и слышал.

Добравшись до ворот, Отта так же поскрёб лапами по ним, те отворились, впуская его внутрь. Вбежав в город, он молниеносно примчался ко дворцу, чтобы через несколько минут предстать перед повелителем.

Очутившись в тронном зале, где Анубис напряжённо наблюдал за чужаками через магическое зеркало, Отта опустил голову.

— Рассказывай, — повелел тот.

— Слушаюсь, — проскулил Отта, чуть приподняв голову.

И шакал в подробностях поведал Анубису обо всём, что видел и слышал. Бог мумификации и бальзамирования слушал рассказ своего верного слуги очень внимательно. И с каждым предложением его волчья морда хмурилась всё сильнее и сильнее. Не нравилось Анубису всё это. Сначала предательство верховного жреца, перешедшего на сторону тьмы, завоевание гиксосами Египта, затем убийство царской семьи и побег выживших. Ещё сделка Сумана с Сетом, которого Нефтида — мать Анубиса — невзлюбила с первого взгляда.

— Ты хорошо поработал, Отта, — похвалил его Анубис. — Теперь приказываю тебе предупредить Хакима и сказать ему, чтобы явился ко мне во дворец. Проводишь его ко мне и можешь быть свободен.

— Да, владыка.

Шакал низко поклонился своему создателю и отправился к лагерю, в котором мирно спали его обитатели. Мужчины, женщины, дети и вьючные верблюды, что давали им не только молоко и мясо, но и шкуру. Подойдя ко входу самого большого из шатров, Отта принял человеческий облик.

* * *

Хаким резко вскочил с кровати, внезапно ощутив чьё-то присутствие за дверью. Он встал, вместе с ним встала и Латифа, прикрываясь одеялом. Он быстро оделся и облачился в лёгкие кожаные доспехи.

— Что случилось? — тихо спросила девушка.

— За мной пришли, мне пора, — ответил Хаким. — Великий Инпу ждёт меня.

С накинутым на плечи одеялом Латифа встала с ложа, подошла к мужу вплотную и обняла.

— Останься.

— Я должен, любимая, — мягко возразил Хаким, обняв её в ответ. — Иначе мы не освободим Египет от тирании Сумана и околдованного им царя Мансура. Я просто обязан отомстить ему за предательство… Отпусти меня, Латифа, я должен идти. Если я не выполню обещание, что дал тебе тогда, то какой из меня меджай и вождь?

— Хорошо, — нехотя согласилась та, прекрасно понимая это. Латифа сама тоже хотела, чтобы верховный жрец жестоко поплатился за всё, что ей и её людям пришлось пережить. — Но, пожалуйста, милый, помни, что я тебе говорила перед тем, как заняться любовью, — она взяла руку мужа и приложила её к своей груди.

Хаким сглотнул, с трудом сдерживая желание остаться и возлечь с ней снова.

— Клянусь тебе, моя прекрасная госпожа, всеми светлыми богами, что буду помнить их… Особенно это, — и слегка сжал грудь, на которой лежала его рука.

Девушка тихо простонала. После короткого и пылкого поцелуя Латифа отпустила Хакима. Он вышел из шатра, преисполненный веры и решимости. У двери в темноте его терпеливо ожидал Отта.

— Приветствую тебя, о мой старший брат, — произнёс он при встрече.

— Здравствуй и ты, — кивнул тот, увидев перед собой юношу примерно того же возраста, что и он сам.

Юноша был одет в немес⁽¹⁾, шендит⁽²⁾ с узким передником и поясом, на сильных плечах висел широкий воротник, украшенный полудрагоценными камнями.

— Иди за мной, брат Хаким, — сказал Отта и жестом позвал его к себе. — Владыка Инпу ожидает тебя.

— Я иду, младший брат, — и он пошёл с ним.

По дороге к дворцу Отта по приказу Анубиса предупредил Хакима о приближении к городу банды гиксосов.

Дворец Анубиса представлял собой огромную, достающую своей верхушкой почти до самых небес, равнобедренную пирамиду. К парадному входу вела лестница высотой в сотни ступеней. Через каждые сто ступеней на площадке стояли охранники. Нет, не люди, а монументы чёрных шакалов с высоко поднятыми головами, торчком стоящими ушами и с золотыми ошейниками на шеях.

Подъём не отнимал у Хакима много сил. В этом ему помогал Отта, время от времени останавливаясь и делясь с ним крупицами сил, чтобы человек для встречи с Анубисом явился к нему должным образом. И молчаливые охранники неподвижно провожали паломников к парадной двери.

Вскоре, преодолев все ступени, братья оказались у дверей, которые стерегли две двухметровые антропоморфные статуи, один в один похожие на самого Анубиса. В руках они держали длинные копья с острыми наконечниками и щиты, на их поясах висели остро наточенные хопеши. А над дверью парил крылатый барельеф с символом бога Гора, старшего из божественных братьев.

Они — Отта и Хаким — зашли внутрь пирамидального дворца и очутились в тёмных коридорах, освещаемых зажжёнными факелами. Миновав расписные колонны, братья оказались у входа в тронный зал. Как только они подошли к нему, из-за дверей и по всему дворцу пронёсся зычный голос его хозяина, приглашающий войти.

Хаким взглянул на Отту, который неожиданно превратился обратно в шакала и кивнул одобряя. Меджай взял себя в руки, толкнул двери, распахнувшиеся вовнутрь, и зашёл в большой просторный зал. Внутри царил полумрак, освещаемый огнями факелов. В отдалении стоял каменный трон, на котором сидел Владыка Дуата в ожидании нашего героя.

— Приветствую тебя, владыка, сидящий на горе, — мрачно промолвил Хаким, вставая на колени перед ним. — Я пришел, как ты велел мне вчера. И я готов.

— Хорошо, — произнёс Анубис, поднимаясь с места. — Встань и иди за мной, в залу, где мы проведём обряд посвящения, — после чего он пошел туда первым.

Поднявшись с колен, Хаким последовал за ним, стараясь не отставать. Ибо бог смерти шёл довольно-таки быстро.

Зал находился глубоко под землёй, там проводились погребальные ритуалы. Анубис по пути сказал Хакиму, что в обряде будет помогать его единственная любимая дочь Кебхут.

Прекрасная, как её мать Инпут, с телом юной красавицы и головой кобры. В её обязанности входило совершение омовения и очищения посредством чистой прохладной воды. Будучи дочерью Анубиса и Инпут, она унаследовала от обоих родителей дар бальзамирования и мумификации. Согласно мифологии Кебхут помогала своему отцу: омывала внутренности и тело умерших, приносила священную воду, необходимую для омовения умершего, помогала очищать мумию. Приносила воду душам покойников, пока они ждали полного завершения процесса мумифицирования.

А в этот день Кебхут поможет Анубису в превращении смертного в бессмертное создание.

Когда Хаким зашёл в зал со своим повелителем, его поприветствовала та самая богиня Кебхут.

— Здравствуй, Хаким, сын славного Файзуллы, — голос девушки был мягким, со змеиным шипением в нём. — Прошу, проходи сюда и приготовься. Скоро всё начнётся.

Затем по просьбе отца она помогла мужчине снять кожаные доспехи, оставив только нижний шендит. После этого меджай лёг на каменный алтарь, а Кебхут взяла один сосуд с широким горлышком, зачерпнула из него специальные заговорённые масла, и покрыла ими всё тело смертного, тщательно втирая в кожу. И только потом начался сам обряд, о котором ему говорили.

Прозвучал тихий щелчок, и Хакима опутали золотые цепи, каждая из которых была испещрена иероглифами ушедших эпох. Вокруг него, скованного по рукам и ногам, покоились артефакты из костей и сосуды с бурлящими зельями. Сердце мужчины в страхе бешено заколотилось в груди, в горле застрял ком, который невозможно сглотнуть, а глаза расширились. И тут же он заставил себя забыть о страхе.

«Меджаю не пристало бояться смерти и чего-либо ещё», — пронеслись у него в голове наставления его бесстрашного отца.

Анубис воздел руки, и древнее заклинание, забытое людской памятью, зазвучало в зале. Его слова, шуршащие, как листва от дуновений ветра, проникали через границы неведомого. В зале поднялся ветер, и изображения богов на стенах были свидетелями каждому движению божества.

Хаким на алтаре затрясся в судороге, его кожа покрылась узорами, складывающимися в знаки древней магии. Он вскрикнул, но его голос стал исчезающим в полутьме эхом, недостойным противостоять мощи столь великого божества. Лишь мгновение спустя его тело начало видоизменяться: мышцы напряглись и вытянулись, конечности извивались, уступая место новой природе. Рост его увеличился, череп вытянулся, превращаясь в устрашающую морду шакала с белыми клыками, сверкнувшими как кинжалы.

Вскоре заклинание достигло своего пика, и фигура, что когда-то была меджаем, поднялась с алтаря, став новым стражем неизведанных сфер. Искры магии клубились вокруг нее, окутывая ауру потусторонней силы. Анубис опустил руки, и пространство в зале наполнилось ярчайшими звёздами, приветствуя рождение существа, что станет носителем истины и кары.

Отныне в мире людей есть страж, напитанный божественной силой. Его сверкающие в ночи глаза возвещали о наступлении новой эры, где баланс между бытием и смертью будет соблюдаться с неукротимым рвением, и каждый, кто осмелится нарушить покой усопших, познает гнев Анубиса, воплощенный в этом жутком человеко-шакале.

Примечания:

Продолжение пятой части первой главы читайте в следующей части, которая очень скоро выйдет.

? Небольшой спойлер: впереди — жестокая расправа и столь же беспощадная кровопролитная битва.

1) головной платок

Вернуться к тексту

2) набедренная повязка

Вернуться к тексту

— Слушай же мой первый приказ, — произнёс Анубис властным, не терпящим возражений тоном. Его копия навострила уши, повернув их в его сторону. — Собери подле себя верных братьев по оружию, они станут тебе подспорьем. А собрав, обрати их в таких же чудовищ, как ты сам. Затем отправляйтесь все вместе в Фивы и разберитесь с тем, что там происходит… Хаким, и вот следующий приказ.

— Я слушаю тебя, мой владыка, — сказал тот.

— Сет собирает подле себя несметное воинство, чтобы погрузить Египет во тьму и хаос, а затем и весь мир. Будущего, к которому мы все стремимся, может больше не быть. Потому приказываю тебе встать во главе моей армии шакалов и повести их за собой. Сможешь ли ты, мой первый воин, сын Файзуллы, сделать это?

И Хаким в обличье чудовища, не раздумывая ни секунды, ответил ему:

— Да, мой владыка. Я сделаю это и буду генералом твоего воинства, дабы противостоять воинству Сета.

— Очень хорошо, — Анубис оскалился в довольной улыбке. — Но случится это нескоро. Подозреваю, что демоны, чудовища и младшие боги присоединяются к нему неохотно. Так что, как выполнишь первый приказ, сможешь спокойно пожить счастливой жизнью со своей женой.

— Благодарю тебя, мой грозный повелитель. — Монстр тотчас опустился перед Анубисом на одно колено.

— А теперь, чтобы миссия, возложенная богами на твои плечи, была успешно выполнена, дарую тебе магические доспехи. Они будут помогать тебе вершить справедливость и защищать народ!

Он повернулся к дочери, которая всё это время стояла позади и слушала их разговор, и медленно кивнул.

Кебхут кивнула в ответ и хлопнула в ладоши, на запястьях которых весело звякнули тонкие браслеты, украшенные драгоценными камнями. Не прошло и пяти минут, как из темноты возникли двое мужчин в чёрных одеждах с золотыми узорами. На своих мускулистых плечах они несли тяжёлые ящики.

Первый из ящиков был меньше второго и, судя по размерам, назывался ларцом. Второй же был сундуком.

Подойдя к Анубису, мужчины поставили эти ящики подле его ног и с поклоном удалились. После этого Кебхут ещё два раза хлопнула в ладоши, и вместо мускулистых мужчин из темноты возникли две юные девушки. Они были в белых туниках до колен, на плечах висели скромные воротники, а верхние половины лиц скрывались под масками.

— Помогите избраннику богов облачиться, — велела им Кебхут, кокетливо поведя плечами.

— Повинуемся, госпожа, — в унисон откликнулись те.

Ларцы одновременно распахнулись в тот же миг, как исчезли замки, которыми те были закрыты.

— Взгляни, — негромко произнёс Анубис, жестом показывая Хакиму на магические доспехи. Они все были из золота и бронзы, но не сверкали, как драгоценные камни. — Это Браслет призыва, — продолжил бог загробного мира. — Его магия способна призвать к тому, кто к ней обратится, либо целый рой плотоядных скарабеев, либо воинов из моей армии шакалов.

«Для моей миссии будет достаточно и одной гвардии из сотни смертоносных воинов», — решил про себя Хаким, пока девушки надевали Браслет призыва на правое предплечье оборотня.

— А это Браслет воскрешения, в который вложена мощь Великого Ра, — продолжал между тем Анубис. — С его помощью можно вернуть к жизни. Но только не тех, у кого были злые намерения. Их души навечно обречены на муки в утробе Аммит. И не тех, чьи тела были значительно повреждены, и даже не тех, кто умер от болезни.

Девушки взяли из ларца две половины второго браслета, подошли к Хакиму и надели их на левое предплечье. Обе половины браслета слились друг с другом в единое целое.

— И ещё одно, — продолжал пояснять Анубис. — Браслет этот, увы, не способен вернуть к жизни своего носителя… А это Кираса неуязвимости, напитанная магией Усрет — богини защиты… Далее Шлем, в котором твоя голова будет защищена от неожиданных ударов сверху. И последнее, твоё оружие — бронзовый хопеш, именуемый Мечом сокрушения.

— Повелитель, а как мне превратиться обратно в человека? — низким нечеловеческим голосом задал Хаким вопрос.

— Очень просто, — усмехнулся Анубис. — Зарычи и взвой, как делают это мои слуги. Однако при обратном превращении ты почувствуешь неописуемую боль. Сперва тебе сильно захочется чесаться, потом начнётся процесс линьки.

— Понятно, — потупившись, промолвил тот. — Что же, благодарю тебя, господин мой, — Хаким низко поклонился ему. — За столь бесценные дары, — и попросил: «Передай господину Тоту от меня слова безмерной благодарности».

— Непременно, — оскалившись, ответил бог смерти.

Получив от своего нового господина сверхъестественные силы и способности, первый Воин Анубиса вернулся домой к своим людям. Однако не дойдя до лагеря, он мысленно позвал к себе братьев по оружию. Капитана Бакари, Джамиля и остальных воинов. Те услышали его голос у себя в голове и, тихо выйдя из шатров, пошли к тому месту, где их ждал их вождь, обращенный в чудовище.

Они пришли и увидели перед собой высокую тёмную фигуру. Сначала воины приняли было ее за самого Анубиса, но после того, как луна выглянула из-за туч и её луч осветил лицо стоявшего перед ними, они поняли, что к ним пришел не бог смерти, а их вождь.

— Хаким? — шагнув вперед, осторожно спросил Бакари, держа наготове меч.

— Да, это я, — ответил ему оборотень, моргнув глазами, светящимися жёлтым светом. — Спасибо, что пришли на мой зов и не набросились на меня. Иначе я не смог бы объясниться… Повелитель Инпу поделился со мной частью своих сил и способностей, превратив меня в себе подобное чудовище. Также он дал мне возможность сделать и вас такими же, как я. Дабы вы обрели могучую силу и неуязвимость перед нашим врагом: тёмным богом Сетом, его прихвостнем Суманом и их чарами. Вы станете бессмертными и неуязвимыми воинами… Я поделюсь с вами этими силами и способностями, но завтра. Завтра на закате мы с вами отправимся освобождать Египет. Потому приготовьтесь.

— Хаким, а каким образом мы туда доберемся?

— Магия нашего повелителя поможем нам в этом. А теперь возвращайтесь.

Воины выслушали вождя, развернулись и пошли обратно к лагерю.

— Постой, Бакари, — остановил Хаким капитана. — Я хочу попросить тебя об одолжении.

— Хорошо, — он повернулся к оборотню и подошел поближе. — О чем хочет попросить меня наш вождь?

— Зайди в мой шатер и передай Латифе, что со мной все в порядке. И что мы с ней увидимся после того, как мы вернемся сюда из Фив… Бакари, отныне Ликополис — это наш новый дом. Здесь мы останемся жить.

— Понял тебя, друг. Я передам госпоже Латифе твои слова.

— Спасибо. Теперь иди и готовься к походу.

— Доброй ночи тебе, дружище.

— И тебе, капитан.

Поговорив с Хакимом, Бакари оставил его в одиночестве и пошел в лагерь вслед за другими. Капитан пришел к шатру вождя их небольшого племени и спросил у Латифы разрешения войти. Девушка, занимавшаяся своими делами, ответила ему: «Зайди, Бакари». И капитан зашел в шатёр, придерживая край полотняной двери.

— Госпожа, — сказал он, шагнув поближе. — Наш вождь передает вам, что с ним все в порядке.

Латифа, услышав эти слова, приостановила штопанье старых рваных одежд. Её взгляд устремился к капитану Бакари, стоящему у входа в шатёр.

— Также, — продолжил тот, — вождь сказал, что вы с ним увидитесь после того, как мы вернёмся сюда из Фив… Завтра с заходом солнца я и мои воины идём с ним освобождать Египет.

— Хорошо, — промолвила Латифа, выслушав капитана. — Спасибо тебе, что передал мне весточку от него, — она мягко улыбнулась.

— Не стоит, госпожа. Вождь сам позвал нас к себе, чтобы предупредить о походе. Доброй ночи.

— Доброй ночи, Бакари. Да благословят вас всех добрые боги.

И капитан вышел из шатра, оставив Латифу в одиночестве, как оставил и своего вождя.

Тем временем сам Хаким, пребывая в одиночестве, привыкал к своему новому обличью. Найдя где-то палку длиной с его предплечье, он попробовал помахать ею, как машут хопешем. Взмах вправо, влево. Поднял палку высоко над головой, взяв её конец в обе руки, и резко опустил перед собой, будто разрубая противника пополам.

Затем Хаким снова встал в боевую стойку, приготовился и сделал пару режущих ударов сверху наискось. После этого он поднялся на крышу одной из местных построек, подошел к краю крыши, чуть согнул ноги в коленях, готовясь к прыжку, и спрыгнул на землю. При приземлении никаких ушибов не получил. Все конечности работали как надо. И понимание этого принесло Хакиму удовлетворение.

На следующий день Воин Анубиса призвал к себе всех выживших воинов и, превратив их в бессмертных и неуязвимых оборотней, отправился обратно в Фивы, мстить за смерть фараона.

— Друзья мои, братья по оружию! Я зову вас всех идти вместе со мной, чтобы освободить Египет от тирании Сумана и власти Сета! — говорил Хаким своим людям, которых пока что не превратил в себе подобных. — Народ не может долго ждать избавления, а мы тем более не можем больше терпеть распространение гнили по землям египетским! Поднимитесь, облачитесь в доспехи, берите в руки мечи, начищенные до блеска, и идите за мной, чтобы нести правосудие!

— И не сомневайтесь в нашей победе, — продолжал Хаким. — Ибо я властью, дарованной мне моим повелителем, наделю вас силой, равной своей! Мы бурей пронесемся по пустыне, попутно уничтожим тех, кто гнался за нами, и доберёмся до Фив! С него и начнётся освобождение Египта!

После этих слов Хаким скрестил руки перед собой, высоко подняв их над головой. А когда он развёл руки в стороны, взглядом окидывая всех, кто собрался перед ним, воинов окутала тёмная магия Анубиса. И они начали превращаться в таких же чудовищ, каким стал сам Хаким.

С наступлением ночи, когда бескрайние пески обернулись мраком, пасть небес разверзлась, и Воины Анубиса, словно неуловимые тени, скользнули из глубин пустыни. Их глаза сверкали, подобно звёздам на бархатной пелене неба, отражая древнюю ярость и неумолимую решимость. Каждый из них был воплощением египетских мифов и преданий. Мускулы их были напряжены в ожидании битвы, мех под светом луны блестел, как полированная бронза.

Их окружал рой призрачных шакалов, верных разведчиков, которые сопровождали их в пути к освобождению Фив. Оружие, созданное магией и сталью, тихо звенело при каждом шаге, обещая скорую расправу над забывшими о мощи богов.

Во главе таинственной процессии шагал вождь меджаев с отметиной Анубиса, символом его избранности и власти. Его величественная осанка и непреклонный взгляд внушали трепет даже своим. Вдоль правой лапы тянулась древняя вязь, источавшая голубоватое сияние.

Пустынная тишина обостряла напряжение по мере их приближения к замершим в темноте Фивам. Воины, притаившиеся во мраке, чутко воспринимали каждый шорох, каждый запах, исходящий из города. Несмотря на массивные ворота и замки, Фивы только казались неуязвимыми.

Древние заклинания, прирученные временем, извергались сквозь стиснутые челюсти воинов Анубиса. Всего через несколько мгновений ворота станут хрупкими словно листья, и их ярость обрушится на всех, кто бросит им вызов.

Вместе со своей неуязвимой армией Воин Анубиса вернулся в место, где только начинал служить при царском дворе. Вернувшись, он увидел, что народ страдает под гнётом злодея и его прислужников. Люди голодали и умирали, их жизнь стала невыносимой. Реки крови невинных текли от жестоких ударов кнутов. Местами были слышны стоны, вопли и плач детей. Никто не мог жить спокойно, когда по ночам по улицам города бродили воины, в которых вселились демоны — слуги Сета — демонического бога войны, ярости, вселенского зла и повелителя красной пустыни.

Первый Воин Анубиса пришёл в ярость от увиденного.

— Уничтожьте всех вражеских воинов, — грозно рыкнув, отдал он приказ людям, превращённым в шакалоголовых воинов. — А Сумана оставьте мне. Я лично прикончу его. Он никогда не попадёт в священную долину и вечность будет мучиться в утробе чудовищной Аммит.

Обратившись в тень, его армия под покровом ночи проникла во дворец. Но слуги лжефараона обнаружили вторженцев и забили тревогу. Тогда воины бога смерти во главе с Хакимом возникли из тьмы, и началось сражение не на жизнь, а на смерть между силами двух непримиримых врагов.

Так началась битва за судьбу Фив, и в её сердце весомо звучал ритм бойцовского сердца, рождая новую легенду, пронизанную древними песками и воинской доблестью тех, кто носил в себе силы божественного Анубиса.

Битва длилась несколько дней и ночей. Не обошлась она и без жертв с обеих сторон. Но, хвала богам, враг понёс большие потери.

Пока люди Хакима дрались с воинами Сета, сам Хаким отправился вслед за предателем, ставшим слугой самого главного демона. Настигнув его, Хаким обнажил меч и сразился с его телохранителями.

Он, превратившись в устрашающего, почти двухметрового шакалоголового воина, облачённого в золотые доспехи бога Анубиса, сразился с охранниками коварного жреца Сумана, а затем и с самим жрецом, который предал фараона, став слугой бога Сета. Жрец Суман, развращенный тёмными силами, облёк себя в черные наряды и носил амулеты, черпающие силу из глубин подземного мира.

При виде Воина Анубиса стражники бросились на него, но тот, сокрушая их одним движением руки, оставлял позади отрубленные головы и расщепленные тела. Их крики тонули в рёве песчаной бури, поднявшейся от мощных ударов меча и свистящих в воздухе цепей.

Суман, взирая на поражение своей охраны, прочёл заклятие, и тёмные силы, подобно чёрному дыму, начали обвивать его тело, питая его нечеловеческой мощью. Огромные змеи выползли из-под его мантии и зашипели в сторону противника. Его глаза сверкали ненавистью к Хакиму. Жрец сформировал магическую сферу, полную разрушительной энергии, и бросил её в сторону врага.

Хаким, отступив на шаг, подпустил магический шар ближе и одним мощным взмахом своего огромного крылового щита отбил его назад. Сфера вернулась к своему создателю, взорвавшись в воздухе от столкновения с магической защитой Сумана. Взрывная волна сотрясла храм, поднимая облака пыли и отрывая куски камня с древних стен.

В пылу боя разъярённый Воин Анубиса подбирался всё ближе, расчищая свой путь огненной метеоритной цепью, источающей ослепительный свет.

— Иди сюда, мерзкий скользкий червь! — подзывал жреца оборотень, грозно рыча, скалясь и, сверкая жёлтыми, как луна, глазами. — Пора нам с тобой поговорить по душам.

— Ни за что! — вскричал тот. — Убирайся прочь, вонючая псина, и псов своих забери с собой!

— Оскорбляя меня, оскорбляешь моего повелителя, — пригрозил Хаким, неумолимо приближаясь к своему противнику.

Суман метался от одной атаки к другой, но каждый его шаг только увеличивал ярость жуткого оборотня. Броня Хакима сияла, отражая солнечные лучи, пробивающиеся через разрушенные стены.

Когда жрец готовился нанести последний, смертельный удар своим ядовитым клинком, Хаким ударил его в грудь своим магическим бронзовым мечом.

— Прощайся с жизнью, негодяй! Да покарают тебя боги в «Зале двух истин»!

Блеск священных иероглифов затмил всё вокруг, и тело Сумана начало рассыпаться чёрным прахом, который уносило ветром пустыни.

Сражение завершилось, и Хаким, тяжело дыша, поднял голову к небесам и завыл. Громко, протяжно. Пение оборотня было прекрасным и одновременно пугающим. Оно означало, что его миссия выполнена: предатель повержен, а дворец, некогда оскверненный злом, вновь ожил в лучах солнца. И остальные, Анубису подобные, воины, услышав голос их вождя, запели ему вслед.

Тем самым Хаким отомстил бывшему верховному жрецу за смерть фараона, которого тот убил. Затем непобедимый воин нашел и прикончил любовницу предателя, чтобы род его не очернил своим присутствием земли египетские.

После этого меджаи, превращенные в бессмертных и неуязвимых шакалоголовых воинов, были освобождены от чужой силы. Они освободили пленных рабочих и крестьян. А царский престол занял регент до тех пор, пока правителем не будет назначен достойный человек.

Такой человек нашёлся довольно быстро. Его звали Дэйкером. Семья регента: его родители, жена и дети — переселилась жить в отремонтированный дворец.

Хаким, в сопровождении своих верных товарищей, вернулся к любимой принцессе Латифе. А вернувшись к девушке, чуть не убил её и их нерожденного ребёнка.

Воин Анубиса в обличье жуткого чудовища чуть не погубил Латифу, свою любимую, и смог остановиться только тогда, когда в его затуманенном сознании внезапно появился её образ и прозвучали её слова: «Помни, что я всегда буду с тобой и буду любить тебя вечно. Даже если ты станешь другим, мое сердце навечно принадлежит только одному мужчине, тебе, Хаким, сын вождя меджаев по имени Файзулла».

Хаким замер в тот момент, когда образ Латифы, словно светоч в кромешной тьме, озарил его сознание. Его грубые, обросшие шерстью руки дрожали, а в груди гнев и ярость постепенно уступали место другой, давно забытой эмоции — любви. Волшебная мгла, окутывавшая его разум, таяла, как лёд под теплотой солнечных лучей.

Он вспомнил счастливые дни, полные смеха и заботы, проведенные в её обществе. Как она, несравненная и полная жизни, наполняла смыслом каждый миг его существования. В её глазах он видел отражение своей судьбы, и это осознание вновь обожгло его сердце.

Хаким медленно отшатнулся, звериная осанка выпрямлялась, отчего его согбенная фигура понемногу возвращалась в привычный ему человеческий облик. Он опустил голову, тяжело дыша. Он знал, что больше не может позволить тьме запутать себя.

— Латифа… — тихо выдохнул он, его глаза, наполненные слезами, устремились в небеса.

И будто по волшебству тяжесть, лежащая на его душе, начала спадать. Он понял, что освобождение в нем самом, в его выборе. В решении вернуться к той, кто своим светом разгоняет все его страхи и сомнения.

В этот миг, наперекор всем проклятиям и чарам, Хаким сделал первый шаг, ведущий обратно к любимой, веря, что вместе они смогут пройти любые испытания. Образ Латифы, словно путеводная звезда, нежно указывал ему дорогу к сердцу женщины, которая, по её же словам, всегда будет с ним.

Постепенно пелена тьмы, обволакивавшая разум оборотня, начала рассеиваться. Его острый слух восстановился после ужасных стонов и рычания, которые занимали ночи полнолуния. Луна медленно ускользала за горизонт, уступая место слабому свету рассвета. Воздух вокруг ощутимо изменился, где-то вдали запели первые птицы, пробуждаясь от сна.

Тело оборотня дрогнуло, и затем начался неизбежный процесс обратного превращения. Под скоплением густого меха забилось человеческое сердце и задышали легкие. Кожа начала стягиваться, покрывая давно забытые человеком очертания. Кости трещали и стонали, возвращаясь в изначальную форму, мышцы вытягивались, восстанавливая своё прежнее расположение.

Руки и ноги, которые недавно были когтистыми лапами, снова начали принимать человеческую форму. Тонкие вуали меха мягко опадали, раскрывая бледную человеческую кожу. Старые шрамы и новые отметины, полученные в дикой ночи, выступили как доказательства борьбы с самим собой, с инстинктами, которые некогда были подавлены, но теперь вернуть невозможно.

С каждым сердечным ударом оборотень обретал человеческое обличье, обострялись мысли, желания, мечты вновь становились частью сознания. Осознание того, что он снова человек, заполнило его душу; борьба между зверем и человеком, пусть даже на мгновение, была завершена. Он лежал ослабленный, но воодушевленный на земле, словно в первый раз ощущая прохладу внутри шатра и аромат любимой женщины.

— Хаким, любимый, — Латифа стояла рядом с ним на коленях, наплевав на то, что испачкала юбку платья. Она опустилась к нему поближе, чтобы подложить руки под его голову и приподнять её.

— Прости меня, родная, — с трудом произнёс Хаким, слабо улыбнувшись девушке. — Прости… я не хотел… причинить тебе боль… Ты… должно быть… сильно… испугалась.

— Да, любовь моя, — ответила ему Латифа, мягко улыбнувшись. — Я испугалась. Но я помнила, что несколько дней назад ты уходил к повелителю Инпу за помощью. Теперь я знаю, что это была за помощь, — она недовольно нахмурилась.

— Любимая, ты не отвергнешь меня сейчас? — Хаким лежал, глядя на девушку с виноватым взглядом. — Не откажешься быть со мной теперь, когда я могу становиться чудовищем?

— Ни за что, — гордо вздёрнув подбородок, хмыкнула Латифа, и заявила: — Только дура вздумает уйти от такого мужчины: сильного, красивого, мужественного и надёжного… И потом, милый, — добавила девушка к сказанному, — скоро ты станешь отцом. А мне надо будет привыкнуть к твоему обличью чудовища.

— Я… стану… отцом, — на глазах у ослабленного меджая проступили слёзы. — О, боги… Любовь моя… для меня это… великое счастье.

С тех пор прошло немного времени. Хаким, восстановившись после использования новообретенных способностей, продолжил служить богу Анубису, одновременно исполняя обязанности капитана египетской элитной полиции. А через несколько месяцев у пары родился сын, которому было дано имя Неф, означающее слово «дух». Следом дочь по имени Зара.

После чего фараон Дэйкер назначил Хакима защитником всего Египта и отправил его служить в приграничные земли. Он служил там вместе со своим отрядом достаточно долго и время от времени навещал свою семью. Когда Хаким отсутствовал, Латифе помогала смотреть за детьми другая женщина.

КОНЕЦ.