В ноябре (гет)

В такую погоду свои дома сидят, телевизор смотрют. Только чужие шастают. Не будем дверь открывать! (с).

— Блядь!.. Ты?! Что ты здесь…

— У меня к тебе дело.

Полутьма коридора не была для него проблемой — спасибо сыворотке Гидры, сейчас он мог рассмотреть все в мельчайших деталях: как заполошно бьется жилка на виске только что подошедшей девушки, как она сжимает в кулак одну ладонь, а во второй так и продолжает держать огромный пакет из магазина. Вот она старается осмотреться в поисках путей отхода… Зря, конечно. От него в таких ситуациях и гораздо более тренированные не могли убежать, что уж говорить про ту, которую, по местному меткому выражению, «соплёй перешибить можно». А еще сыворотка подарила ему великолепный слух, и за бормотанием телевизора в квартире справа он ясно различил осторожные шаги — это любопытная старушка прямо сейчас подкрадывалась к двери. Лишнее внимание. Пожалуй, хватит тут торчать.

— Может, хоть чаю предложишь? Или так и будешь держать гостя на пороге? — нахмурился он. В сочетании с его габаритами и давно не бритой мордой это, правда, иногда давало совсем не тот результат, к которому он стремился: кто-то мог начать суетиться, а кто-то — наоборот впадал в ступор. К слову, не так давно ему привиделся во сне Командир — уставший, покрытый копотью, с потеками кровищи на виске, но все равно привычно по-акульи скалящийся: «Ты прикинь, Джек, вот ведь идеальное оружие! Его ж можно вообще без нихрена в бой пустить — самым буйным оторвет бошки голыми руками, а остальные от одного его вида сразу мордой в пол лягут!..»

«Соплёй перешибить можно», правда, оказалась из другой категории — выдохнув, она ответила ему не менее хмурым взглядом и небрежно бросила: «Чаю, говоришь… Я ключи-то из кармана достану, а, гость дорогой?», и после его кивка преувеличенно медленно, не отрывая от него взгляда, достала связку, держа ее двумя пальцами. Затем она подняла ключи едва не выше своей головы с таким видом, словно выступает в цирке с каким-то сраным фокусом.

У него внутри начало вскипать раздражение, и это был очень нехороший знак. Девчонка со страху (в чем он был уверен, потому что слышал, как отчаянно колотится ее сердце) принялась его бесить, хоть и наверняка понимала, чем эта бравада может для нее закончиться. Но он напомнил себе, что должен быть спокоен. Ему нельзя, никак нельзя упустить этот шанс, девчонка слишком важна.

Тем временем она, словно смирившись с неизбежным, состроила кислое, скучающее лицо и принялась отпирать дверь. Громыхнули пружины замков. Дверь открылась с противным скрипом. Девчонка первой переступила через порог и в следующее мгновение темнота за дверью сменилась приглушенным светом.

— Ну, как говорится, проходи, чувствуй себя как дома и все такое, — с издевкой протянула она, проворно снимая кроссовки, наступая носками на задники. Сварливо добавила: — Дверью сильно не хлопай, а то опять соседка примчится и начнет орать. И замкни там на вертушку. Кстати, у нас принято снимать уличную обувь, ты в курсе?

Ну конечно же он в курсе — нельзя скрываться в чужой стране и не знать при этом местных привычек. Правда, он их все равно не придерживался и считал самым правильным решением снимать обувь разве что на время сна или принятия душа, ведь никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, что в следующую секунду тебе не придется уходить от погони. Так что сейчас он колебался между разумной осторожностью и необходимостью идти на уступки перед человеком, от которого ему кое-что нужно, и это кое-что невозможно получить силой.

Он вжикнул молнией, оставил свои тяжелые ботинки на придверном коврике и подошел почти вплотную к девчонке, мявшейся тут же, в коридоре. Она старалась выглядеть спокойной. Однако ее с головой выдавал этот несуразно большой пакет с принтом-цифрой, в который она вцепилась до побелевших костяшек обеими руками, подняв на уровень груди.

— Не думала, что они отправят за мной тебя, Зимний.

— Они и не отправляли. Я пришел сам.

— Не понимаю… Я даже никогда не работала с тобой! А как только поняла, что там на самом деле творится, смылась при первой возможности. Уже ведь три года прошло…

— Я не за тобой.

— В смысле?

— Мне нужна помощь.

Она посмотрела на него так, как будто видела впервые. Ее мелко потряхивало.

— А? То есть, — ей явно не хватало воздуха, голос подрагивал, — тебе… лично? И у тебя нет приказа меня вывезти обратно или устранить?

— Нету, — коротко ответил он. — Майя, Рамлоу сказал, что за тобой должок. Поэтому я здесь… Да давай ты уже сюда свой пакет! Где тут кухня?

Девчонка молча протопала в соседнюю комнату, оставив пыльно-зеленую дутую курточку на вешалке в коридоре. Зимний, после недолгой заминки, повесил рядом свою.

На кухне он первым делом осмотрелся, оценивая обстановку. Плотно прикрыл жалюзи на окне. В полной тишине сам разобрал немногочисленные покупки. Сливки, творог, зелень — в холодильник, туда же после недолгих раздумий отправилось огромное помело в ярко-оранжевой сеточке. На столе остались упаковки с конфетами и печеньем да коробка пакетированного чая. От Майи, которая, оказавшись на кухне, тут же кулем повалилась на стул и уставилась перед собой невидящим взглядом, подперев голову руками, особого гостеприимства, по-видимому, ждать не стоило. Зимний звякнул крышкой чайника, проверил уровень воды и зажег под ним конфорку. Так же молча пошарился в верхних шкафчиках в поисках кружек и выцепил две: бледно-серую в потеках глазури, здоровенную, и простую белую поменьше. Заодно убедился, что ничего опаснее просроченных протеиновых батончиков на кухне нет.

За то время, что находился в бегах, Зимний солдат успел от души порадоваться тому, что у него были сохранены все бытовые навыки. Он, конечно, не умел готовить что-то сложное, но в целом был абсолютно самостоятелен, с повседневными вопросами разбирался легко. А если и не знал чего — тут же находил информацию в сети и быстро учился. Лучшее оружие Гидры не впадало в ступор перед бесконечными полками с товарами в супермаркете, не шарахалось от микроволновок и стиральных машин, пользовалось утюгом по прямому назначению, умело поддерживало цивилизованный внешний вид, словом, вело себя молодцом, насколько это вообще возможно в текущих условиях. Шесть устраненных за три месяца агентов, которые могли каким-то образом вывести на его след — не в счет.

Вот если бы еще избавиться как-то от приступов, которые стали происходить все чаще. Из-за них он становился невероятно уязвимым. Пытаться угадать, когда накроет, — бесполезно. И он практически ничего о себе не помнил. В любой момент из горы невнятных образов в его голове могла сложиться картинка. Но что конкретно он видел в эти моменты — кусочки своего реального прошлого или плод работы травмированного обнулением мозга — он не мог сказать наверняка. Рамлоу говорил, что Зимний так вспоминает свою жизнь, и чем дольше его не шарашат электричеством добрые люди в белых халатах, тем больше упорядочиваются воспоминания. Кто знает, может, Командир был прав.

— Это он тебе подсказал, как меня найти?

— Рамлоу? Да. И передал досье на тебя. А ты хорошо спряталась, кстати.

— Видать, недостаточно, раз ты нашел. Но учитывая твой уровень — ничего удивительного. Значит, ты и есть тот человек, про которого Брок говорил мне? Кто бы мог подумать…

— Я не просил его, он сам так решил. Услуга за услугу, так вы договорились с ним когда-то.

— Он как, жив вообще? Не думай, что я тут, — она изобразила пальцами кавычки, — в домике сижу. «Озарение» громыхнуло так, что и глухой бы услышал. А уж в моём положении сам боженька велел каждый чих ловить.

Зимний ловко вскрыл коробку с чаем, закинул в каждую кружку по пакетику и залил их кипятком. Приятный бонус бионической руки — можно не пользоваться прихватками, когда снимаешь с плиты кипящий чайник. Поставив перед Майей кружку поменьше, а себе взяв большую, он опустился на стул напротив: из этого положения лучше всего просматривался выход в коридор, а от окна его отделял метр внешней стены.

— На момент проведения операции он был в Трискелионе. Вероятнее всего, погиб.

Майя опустила погрустневший взгляд и принялась поправлять скатерть.

— Ясно… Но даже если так, выбора у меня нет. Я, конечно, могу примерно догадываться, зачем ты пришел, но все же, будь добр, озвучь это сам… И, кстати, тебя как звать-то?

Он не сразу ответил. Простая фраза далась ему нелегко и отчего-то ощущалась так, словно он открывает тяжеленную ржавую дверь бункера. Была — не была!

— Джеймс, — глухо отозвался он. — Меня зовут Джеймс.