Homecoming (гет)

Примечания:

Я намеренно проигнорировала тот факт, что должность камерленго может занимать только кардинал, которым Ренато, как мы знаем, не является. Учитывая, что действие происходит во время и после предполагаемой "чистки" на верхах, вполне естественно, что позицию, приближённую к Папе, на короткий срок вынужденно занял человек, которому он безраздельно доверяет.

Часы на соборе Святого Петра пробили полдень. Жара, от которой едва не плавился асфальт, заставляла людей покидать помещения как можно реже, и обычно заполненные народом улицы Рима были странно пустыми и тихими — как будто весь мир замер в ожидании чего-то неизбежного.

Новый папа Римский и его приближённые с наступлением летнего зноя перебрались в Кастель-Гандольфо, и Апостольский дворец застыл где-то между сном и явью, тёмный и практически безлюдный, если не считать нескольких слуг, поддерживающих порядок в резиденции понтифика, да камерленго⁽¹⁾, оставшегося составить финансовую отчётность за последний месяц и проработать несколько важных дополнений, касающихся законов, направленных на полную реабилитацию Других и их восстановление в правах. Хотя после переворота в Ватикане прошло уже почти полгода, и церковная власть вместе со светской официально признали притеснение обладателей сверхъестественных способностей геноцидом, бумажная волокита растянулась на долгие месяцы — сколько бы Обычные и Другие не сражались за первенство, побеждала всегда бюрократия. Наконец последняя папка была приведена в порядок, и Ренато устало откинулся в кресле. От духоты голова разболелась, и он тонкими изящными пальцами коснулся виска, зацепив едва заметную белую полоску шрама, подарок от Магистериума — и напоминание, что он до сих пор жив только благодаря Ловчей и её странным друзьям из Гнезда, вытащившим превращённого заботливыми руками Петара и его подручных в кровавое месиво молодого священника из подземных крипт. Процесс спасения он, в общем-то, пропустил — оно и не удивительно, с учётом того, что на нём ни единого живого места не было к моменту появления поискового отряда. В памяти остался только истошный крик Ловчей, зовущей его по имени, тошнотворный хруст ломающейся шеи Григорова — вампир был не в настроении разводить дипломатию и решил проблему радикально, а еще ворчание чернокнижника, по большей части состоящее из нецензурной брани по поводу Церкви, пока тот тащил его на себе до ближайшего места, где не действовала особая защита, блокирующая любую магию, включтая телепортационную. Где-то после особо витиеватой тирады про блюстителей гребаного папского порядка измученное сознание Бернарди, не способное больше воспринимать любую информацию, наконец сдалось и отключилось, чтобы включиться через два дня, когда активная фаза переворота почти подошла к концу — кардинал Бароне и Веспер решили действовать на опережение после похищения второго агента, чтобы не дать врагам времени прийти в себя.

В двери тихо постучали. Молодой священник встрепенулся и произнёс, повысив голос:

— Войдите!

В кабинет, низко кланяясь, вошёл один из служащих — узнать, готовы ли документы к отправке. Про себя камерленго отметил, что мужчина вошёл с пустыми руками, и тихо вздохнул.

— Почты из летней резиденции ещё не было?

— Нет, монсеньор, ожидаем к вечеру.

— Хорошо, — кивнул Бернарди. — У меня всё готово, осталось только разложить по конвертам и запечатать. Принесите, пожалуйста, всё необходимое.

— Конечно, монсеньор, — служащий поклонился и вышел в коридор.

Ренато знал, что тот обязательно по пути заглянет на кухню — за кофе и новыми сплетнями, а значит, у него было примерно полчаса, чтобы перевести дух. Однако стоило ему вновь откинуться на спинку и прикрыть глаза, как в тёмном углу кабинета с тихим хлопком материализовался Шен. Чернокнижник презрительно оглядел расписанные религиозными сюжетами стены, роскошные портьеры, дорогую мебель и скривился. Взглядом отыскал расслабившегося в кресле за рабочим столом, заваленным документами, хозяина помещения, и его лицо смягчилось. Колдун небрежно поправил рукав пальто и громко спросил:

— Эй, святоша! Уснул там, что ли?

Уголки губ молодого камерленго дёрнулись вверх, намечая тонкую усмешку, но глаза так и остались закрытыми.

— Сеньор Шен, добро пожаловать в мои скромные апартаменты!

— Да уж, скромные, — хмыкнул мужчина. — Пафосные ублюдки вы всё-таки, церковники. Не жалко будет всё бросить?

— Что — всё? — поза Ренато так и не изменилась. Шен расслабленно привалился к стене.

— Богатство, власть, хоромы эти, в конце концов.

— Да, вы правы, апартаменты в самом деле чудесные, — как будто печально окинул взглядом покои священник и вздохнул, но тут же улыбнулся, — вот только мне в любом случае пришлось бы их освободить. Я занял пост камерленго папы лишь потому, что после переворота было неспокойно, и его святейшество нуждался в человеке, которому смог бы доверять. Сейчас вокруг него собрались исключительной преданности кардиналы, и я со спокойной совестью оставляю эту должность, которая никогда не была моей по-настоящему.

— Ты её полгода уже оставляешь, вот только никак оставить не можешь, — фыркнул Шен.

— Вчера в летней резиденции его святейшество должен был назначить нового кардинала-камерленго, так что, полагаю, это мои последние часы в этой должности — и в этих апартаментах.

— А, — протянул Шен, — вот оно как. Ну, поздравляю, что ли?

— Спасибо!

— И всё-таки, — чернокнижник всё-таки не мог отказать себе в удовольствии подразнить священника, — как же эти ваши клятвы и обеты? Да и, надо думать, новый папа не оценил порыва бросить этого вашего всемогущего Бога и уйти из священных стен, да ещё и ради ведьмы?

— Во-первых, снятие мною сана никоим образом не влияет на мою веру, а служение Богу совсем не подразумевает обязательное пребывание в лоне церкви. Бог — он в душе и сердце, сеньор Шен, и это невозможно снять с себя вместе с саном и сутаной. Что же касается реакции его святейшества — всё прошло относительно спокойно, учитывая более чем веские причины, приведённые мною в качестве аргументов, — Ренато снова непроизвольно коснулся шрама. Взгляд чернокнижника метнулся к виску молодого человека, и он помрачнел. За свою жизнь ему довелось всякое повидать, и он искренне верил, что его уже ничем не удивить, однако в той подземной крипте от одного только вида залитых кровью стен и пола его затошнило — и Оникс тоже. На краткий миг показалось, что они опоздали, но тут болтающийся сломанной куклой в зверской хватке Петара священник резко вздохнул, Нова закричала, а Люсьен метнулся вперёд — и время рвануло с удвоенной скоростью. На те подземелья была наложена мощная защита, и Шену после освобождения Бернарди добрых полчаса пришлось тащить на спине его бренное тело, насквозь пропитавшее кровью драгоценное пальто. Священника удалось спасти и поставить на ноги за три недели, а вот любимую вещь чернокнижника — нет. Даже самые сильные заклинания почему-то не смогли вывести кисловато-солёный запах и бурые пятна до конца. Как только Ренато почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы самостоятельно передвигаться не только по убежищу, но и по улицам, направился в ателье и заказал в знак благодарности новое пальто, полностью идентичное испорченному. Вручение происходило при целой толпе свидетелей, и колдун, для проформы хорошенько поартачившись, в конце концов был вынужден принять дар, пообещав засунуть как можно дальше в шкаф и не надевать. Хватило его ровно на три недели, слишком уж хороша была обновка, чтобы бездарно пылиться в недрах и без того не слишком богатого гардероба. Да и февраль и начало марта выдались холодными — использовать магию для того, чтобы погреться, было слишком расточительно.

Судя по наметившейся на губах камерленго мягкой улыбке и собравшихся в уголках глаз лучиках морщинок, тот догадался, о чём вспомнил собеседник, и Шен мгновенно принял обычный раздражённо-скучающий вид. Уголки губ Ренато поползли выше, и чернокнижник закатил глаза в ответ и громко цыкнул.

— Так что вас привело сейчас сюда, сеньор Шен?

— Какой же ты душный, священник, — вздохнул колдун. — Говорил же — никакой я тебе ни сеньор!

— Да, простите, с…

Чернокнижник зашипел, и камерленго кашлянул и покраснел.

— Простите, Шен, я постараюсь исправиться! — Ренато виновато отвёл глаза.

— Что за взгляд побитой собаки? Дьяволовы штаны, никак не пойму, что Нова в тебе такого нашла!

При этих словах Бернарди как-то сник, и Шену захотелось наложить на себя заклинание немоты, но было поздно — имя Ловчей так и осталось висеть в душном воздухе между мужчинами. Первым неудобное молчание, как ни странно, нарушил молодой камерленго.

— Я и сам, если честно, часто задаюсь этим вопросом. Но Новы здесь нет, а ответить на него может только она. А всё, что могу я — ждать её благополучного возвращения.

— А если она не вернётся? — прищурился Шен.

— Что ж, — тихо вздохнул Ренато, — это ведь тоже будет своего рода ответ, верно?

Чернокнижник только хмыкнул. Нова исчезла едва ли полтора месяца спустя после похищения Бернарди, не попрощавшись ни с кем, кроме священника. Да и ему она оставила только вырванный из блокнота клочок бумаги с одним-единственным «Прости», слезу, размывшую последние две буквы, и едва ощутимый аромат ночи и ветра, тихо шелестящего над спящими долинами. С тех пор прошло уже полгода, и как ни пытался найти пропажу бывший Союз Сожжения, ничего не вышло. Ловчая как сквозь землю провалилась, и им всем пришлось смириться и просто надеяться, что однажды она найдёт то, что ищет — и путь к ним, домой.

— И всё-таки, полагаю, вы не просто так появились в стенах, которые так не любите? — выдернул его из мыслей Ренато, пытливо всматриваясь в скрывающегося в тени Шена. — Есть какие-то новости по поводу приюта, возможно?

— Надо думать, ты эти стены любишь немногим больше, раз ждёшь-не дождёшься, когда уже свалишь отсюда, — парировал колдун, про себя в очередной раз поражаясь выдержке мальца. — Что касается новостей — Диди сообщила, что твоё родовое поместье отремонтировано и готово к приёму новых жильцов.

— Чудесно! — радостно вспыхнули карие глаза камерленго. — И синьора Веспер как раз закончила подбор персонала и прислала резюме всех кандидатов на почту, чтобы я мог ознакомиться. И мои обязанности тоже подходят к концу, надеюсь. Как удачно всё складывается!

— Как удасьно всё склавываеся, — передразнил Шен. — Тьфу, не могу понять — если Вес связывается с тобой напрямую, какого лешего Чидиого постоянно гоняет меня как почтового голубя? Мне это ваше сомнительное предприятие вообще не нужно, принимать участие в воспитании спиногрызов я не планировал и не планирую! Заняться вот мне нечем, кроме как туда-сюда мотаться да сообщения передавать!

Ренато, конечно, спорить не стал, только согласно покивал в ответ на пылкую речь собеседника. Не стоило знать колдуну, что они с Диди постоянно на связи, а Шена она привлекает для того, чтобы тот не чувствовал себя потерянным. После возвращения Других к нормальной жизни все бывшие члены Союза Сожжения нашли себе занятие по вкусу. Все, кроме чернокнижника. Внешне ничего не изменилось, он продолжал быть таким же колючим и невыносимым, но товарищи по оружию, успевшие хорошенько изучить колдуна за проведённое вместе время, заметили пустоту, поселившуюся в тёмных глазах, и попытки полностью отдалиться от друзей. Он игнорировал встречи, звонки, вообще на контакт шёл всё более и более неохотно, и Веспер забила тревогу — после исчезновения Новы потерять ещё и Шена они просто не могли. Тогда-то и возник план ненавязчиво привлечь чернокнижника к заботам, связанным с организацией приюта, и Чидиого идеально справилась с этой миссией, завербовав мужчину так хитро, что он и не заметил, как попался на удочку предприимчивой ведьмы.

— Конечно, Шен, никто вас ни к чему не будет принуждать, — Бернарди подался вперёд в кресле, — но позвольте от всего сердца поблагодарить вас за помощь сеньоре Веспер и сеньоре Чидиого! К сожалению, хотя идея с приютом и принадлежала мне, я не мог в полной мере принимать участие в её реализации в силу обстоятельств, и ваша поддержка…

— Да-да, неоценима, — закатил глаза колдун. — Но я всё равно не куплюсь на эту жалкую лесть!

— Это вовсе не лесть, Шен, что вы! Ни в коем случае!

Чернокнижник хотел было огрызнуться, но обмен дружескими любезностями прервал очередной стук в дверь — вернулся служащий с конвертами и сургучем. Мужчина отступил обратно в тень, молча кивнул на прощание Ренато и телепортировался. Камерленго выждал пару мгновений — на всякий случай — и только убедившись, что гость не вернётся, разрешил служащему войти. Пока тот разогревал над небольшой горелкой алый брусок, Бернарди ещё раз проверил подготовленные документы и аккуратно разложил всё по конвертам, чтобы потом запечатать их личной печатью.

Завершив все дела, камерленго, не зная, чем ещё себя занять в ожидании желанной свободы, подошёл к окну, в последний раз полюбоваться на сады Ватикана — единственное, по чему он, пожалуй, будет скучать в своей мирской жизни. Несмотря на удушающую жару, зелень там не пожухла, а радовала глаза своей яркостью и живостью. Буйно цвели розы, наполняя воздух сладким ароматом, и Ренато подумал, что обязательно обзаведётся собственным розарием в новом доме. Интересно, одобрит ли Нова такую идею? При мысли о Ловчей сердце привычно зашлось тупой болью, и молодой человек поморщился, растирая грудь ладонью. Он ждал её каждый день и каждую минуту, написал больше сотни писем, пылившихся в недрах рабочего стола и, как и их автор, ждавших ту, которой все они были адресованы. Но она всё не возвращалась, и любой другой на его месте, наверное, уже смирился бы и продолжил жить своей жизнью, но Ренато был не из тех, кто сдаётся так просто. Он был уверен, что каждый капризный поворот судьбы вёл его к ней, к Нове. Встреча с ней стала именно тем недостающим кусочком мозаики, благодаря которому всё встало на свои места и обрело смысл, и как он мог отпустить её и не верить в возвращение? Ловчая обязательно найдёт свой путь домой — к нему и их друзьям, в этом без пяти минут бывший камерленго не сомневался, вот только когда?

Долгожданное бреве⁽²⁾, написанное от руки на плотной, дорогой бумаге и помещённое в конверт, запечатанный личной печатью папы, прибыло под вечер, в ворохе иной почты святого двора. Слегка дрожащими пальцами — пусть он и ждал этого момента так долго, расставаться с привычной жизнью всё равно было тревожно — Ренато провёл по кроваво-красному воску и сломал печать.

«Сим посланием освобождаю сына божьего Ренато от клятв и обетов, данных им церкви и Богу, и дозволяю снять с себя священный сан. За особые заслуги перед Святым престолом дарую ему монету, предъявление которой в Ватикане или любом ином приходе даст право на получение любой посильной помощи, материальной либо какой другой, по желанию предъявителя. С великой благодарностью и благословением, раб рабов Божьих, sub anulo piscatoris⁽³⁾»

В конверте обнаружилась и та самая монета, упомянутая в тексте, которую теперь уже официально просто сеньор Бернарди — не отец, бережно отложил на стол, и небольшая записка. В отличие от основного послания она была написана на итальянском. Ренато развернул листок.

«Будьте счастливы, сын мой, и позаботьтесь о ней. Я верю, что однажды Нова вернётся домой, к вам. И живите хорошо — это лучшее, что вы можете сделать во имя Бога. И для меня лично».

— И мы будем жить, — улыбнулся Ренато, сворачивая записку и складывая обратно в конверт. — Непременно будем жить хорошо.

Солнце клонилось к закату, окрашивая в нежно-розовый вечный город. Молодой человек встал с кресла, на котором провёл несколько часов в раздумьях, и подошёл к шкафу, достал светлые льняные брюки, рубашку песочного цвета, разгладил складки на рукавах дзимарры, в последний раз позволяя пальцам ощутить плотный шёлк одеяния. Тяжёлый позолоченный крест соскользнул с шеи, лёг на стоящий тут же прикроватный столик, за ним последовало религиозное облачение, которое сменила обычная мирская одежда, и с плеч Ренато словно сняли небесный свод — так стало легко и свободно. Сунув в лёгкую наплечную сумку нехитрые пожитки — основная часть вещей давно уже была упакована и перевезена в Гнездо, он прощальным взглядом окинул свои апартаменты и вышел, тихо затворив за собой дверь. В полном одиночестве молодой человек прошёл по полутёмным коридорам к служебному выходу, а оттуда, хрустя гравием, поспешил к незаметным воротам в дальней части садов, которые использовались, если кто-то из высшего духовенства не желал афишировать своё отсутствие в Ватикане. Швейцарские гвардейцы, прочитав послание папы, молча отдали честь и отошли в сторону, пропуская теперь уже бывшего камерленго. Ренато замер, но лишь на короткое мгновение, а после решительно шагнул за ворота, навсегда оставляя тёмное и страшное, полное лжи прошлое позади. Впереди его ждало будущее, и он сделает всё от него зависящее, что оно было светлым и прекрасным. Для него самого, для друзей и для детей, за которых он теперь будет нести ответственность.

1) одна из высших придворных должностей при Святом престоле, заведует финансами и имуществом Папы Римского, а также в случае смерти Папы занимает должность блюстителя святого престола до выборов следующего понтифика

Вернуться к тексту

2) письменное послание папы Римского, обычно касающееся второстепенных проблем, связанных с Церковью или мирскими делами, пишется на латыни или итальянском языке, имеет только обычную печать с изображением святого Петра в лодке, поэтому заканчивается фразой «под печатью рыбака»

Вернуться к тексту

3) под печатью рыбака

Вернуться к тексту