Последняя надежда Империи (джен)

Велик был год и страшен год от Рождества Христова 1916, от начала же войны 2-й. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, но все это затмевала канонада и разрыв множества снарядов. Уже целых 2 года длится безжалостная война на истощение, миллионы солдат погибли, и миллионам еще это суждено. Одним из них был поручик Михаил Артеньев, потомственный дворянин. На войне он с её начала, застал победы в Восточной Пруссии и отход из Царства Польского. Сейчас он находится недалеко от города Бучач, в Галиции. Тем временем в России уже нависла угроза революции, потрясения на фронте в 1915 году, неготовность к войне и решение императора Николая II командовать армией подкосили и так низкий авторитет монарха. Россию ждали великие перемены и совершения

* * *

Было тихое июньское утро, светило яркое солнце. Поручик Артеньев находился в штабе роты. Он читал собрание стихов Ивана Бунина о природе, которое купил ещё до мировой войны. Поручик думал: "Чёрт возьми, что же мешало фрицам и австриякам тихо-мирно жить. Но ничего, победим их и вернусь домой". В этот момент в штаб забежал ефрейтор Семёнов, связист полка. Он держал в руках телеграмму из штаба, немного запыхавшись, Семёнов, отдав честь, сказал: 

—Ваше благородие, пришла телеграмма из штаба дивизии. Приказано довести до офицеров, что готовится наступление. Разрешите идти?

—Свободен.

—Есть!

Ефрейтор ушёл. Артеньев отложил сборник стихов и приник к карте. Он думал вслух:

—Ага… Значит на Бучач наступаем. Угу…

После этих слов Артеньев вышел из штаба роты и подошел к проходящему мимо солдату, и сказал:

—Боец, найди прапорщика Рудковского и скажи чтобы сообщил офицерам, что в 18:00 общий сбор. В штабе роты.

—Есть Ваше благородие! Разрешите идти?

—Иди.

Солдат ушел, а Михаил Сергеевич Артеньев достал золотой портсигар, вытащил папироску и закурил. Это был человек 32 лет, высокого роста. На груди висел орден Святого Георгия 4 степени и Георгиевский крест 3 степени. Он это получил за Русско-Японскую, проявив храбрость в битве за Порт-Артур и Мукден. Дальше воевал, как доброволец в Балканских войнах. За службу в сербской армии награждён в 1913 году медалью за храбрость. А сейчас этот потомственный дворянин уже второй год выполнял свой святой долг, защищать свою любимую Родину и страну чего бы это ему не стоило. Но Артеньев никогда не думал о том какой ужас эта война, ибо он давал присягу. Не думать об этом научил офицера его брат, который служит на Балтике. Выкурив одну папиросу, он решил пройтись по расположению русских войск. Тут он встретил своего друга и боевого товарища. Подпоручика Ковальского. Он познакомился с ним во время битвы на Мазурских Озёрах. Тогда он спас поручика от

летящего на него немецкого солдата. Ковальский был из интеллигентной семьи, родом из Лодзи. Увидев Артеньева, он сказал:

—Здравствуй, Миш.

—Привет Януш. — сказал Поручик, пожав руку другу-поляку.

—Миш, я проходил мимо и видел, что Семёнов нёсся в штаб, что-то серьёзное? 

—Да Януш... Наступление готовится. Телеграмма из штаба дивизии была. Приказано оповестить офицеров и прапорщиков. Сбор в 18:00. А сейчас 17:49. Так что, предлагаю пройти в штаб роты. А там и остальные подтянутся.

—Chodźmy. (Пошли.)

Наступило 6 вечера. В штабе собрались поручик Артеньев, подпоручик Ковальский, прапорщик Рудковский. Так же пришёл унтер-офицер, подпрапорщик Дьяченко. Тут Михаил Сергеевич внимательно посмотрел на карту, затем на собравшихся и сказал:

—Господа, из штаба дивизии пришло сообщение. Наша армия готовится начать наступление. Нам предстоит наступать на город Бучач. На нашем участке чешские роты. Так что скорее всего они сдадутся в плен, но прошу довести до солдат, чтобы они были максимально готовы. Вопросы есть?

—Михаил Сергеевич. — сказал прапорщик — А когда наступление, не сообщали?

—Завтра, 4 июня. Ещё вопросы?

Все молчали.

—Как я понимаю, вопросов нет. Все свободны, можете идти.

Офицеры разошлись кто куда, а Артеньев остался. Рядом со столом стоял граммофон, он взял пластинку и включил вальс "На сопках Маньчжурии". Он начал напевать его:

—Спите...бойцы... Эх... Вот жаль в командовании одни идиоты были. Но сейчас главное германа разбить и будет хорошо.

Дослушав полюбившийся ему вальс, Артеньев прочитал ещё несколько стихов Бунина и пошёл осматривать передовую траншею. Он немного пообщался с бойцами. На вид они выглядели уставшими, что свойственно человеку который месяцами сидит в окопах, но тут чехи начали пытаться сломать спокойствие и устроили провокацию, крича солдатам:

—Rus, Rus ven! (Рус, Рус выходи!)

Тут у поручика сдали нервы. Он схватил у солдата винтовку Мосина выстрелил, сбив солдату кепи. Провокация не удалась. Наступила ночь. Артеньев заснул прямо за столом. Наступило 3 часа утра. Началась двухдневная артподготовка. От неё Артеньев дёрнулся и вскочил со стула. Больше он не уснул. А воинам императора Франца-Иосифа было не до шуток. Град снарядов под чистую разнёс первую линию траншей. Чехи отошли на вторую. От несмолкаемых обстрелов сдавали нервы и некоторые бойцы погибали, выбегая из блиндажей. Но и не всем кто укрылся повезло. Некоторых наглухо засыпало, им оставалось медленно и мучительно погибать. Артиллерии австрияков тоже досталось. Большая часть личного состава и орудия были уничтожены. У Российской Императорской Армии появилось преимущество. Так прошли 2 дня, долгих как год. Вот и наступило утро 6 июня. Время 8:54. Офицеры и унтеры уже в окопах. Поступила команда: "Примкнуть штыки!". После этого зазвенели штыки, примкнутые к трёхлинейкам. Прошло 4 минуты. Офицеры с ужасов смотрят на часы. У поручика форма идеально чистая и выглаженная. Он всегда так делает перед боем, ибо он может стать его последним. 9:00 прозвучали свистки и сотни солдат побежали на вражеские позиции со словами:

—Урааааа! Бей австрияков!

Чехи, которые с неохотой сражались за корону Цислейтании и Транслейтании дрогнули. Треть роты, которая стояла напротив русских соседей побежала назад. Оставшиеся приняли бой. Затрещали пулемёты. Полетели винтовочные пули. Солдат скашивало пулемётными очередями, но первая линия траншей занята. Вперёд пошли 3 отделения "штурмовиков". Они забрасывали все живое гранатами. Пулёметы обезврежены. Солдаты пошли в штыковую. Началась страшная сеча. Лежали искалеченные чехи, русские с порезанными лицами. Артеньев вел за собой свою роту. Он как обычный боец зачищал окопы. Тут на него замахнулся чех с булавой, но его успел заколоть неизвестный рядовой. Вторая линия траншей с большими потерями взята. Осталась третья, но она сдалась без боя. Деморализованные чехи и офицеры сдались. Траншеи наши. Мимо поручика проходил его чешский коллега. Он решил немного заговорить с ним:

—Nun, Kamerad, haben Sie genug gekämpft? (Ну что, товарищ, навоевался?)

Офицер посмотрел на Артеньева. Он выглядел подавленным и на вид ему было за 40. Неизвестный офицер тихо сказал:

—Fahr zur Hölle....Rus...(Иди к чёрту...Рус...)

—Warum mich gleich schicken? Ich frage mich nur, warum bist du in unser Land gekommen, wenn du nicht zu Hause säßest? (Зачем так сразу меня посылать? Мне просто интересно, что вам дома то не сиделось, зачем вы пришли нашу землю?)

—Weißt du, Rus, ich habe diese Monarchie noch nicht aufgegeben, ich will Freiheit für mein Heimatland, die Tschechische Republik. Ich möchte in meine Heimatstadt Ceske Budejovice zurückkehren und mein heimisches Licht ungefiltert in einem freien Land trinken. (Знаешь, Рус, мне эта монархия к чёрту не сдалась, я хочу свободу моей Родине-Чехии. Я хочу вернуться в родной Ческе-Будейовице и попивать родное светлое нефильтрованное, в свободной стране.)

—Wir hätten es sofort melden sollen. Wenn Sie Freiheit für Ihr Heimatland Tschechien wünschen, dann haben wir auch dafür einen Vorschlag. Tschechoslowakische Brigade. Nun, wenn Sie nicht wollen, sitzen Sie in einem Kriegsgefangenenlager und sehen möglicherweise kein freies Tschechien. Wählen. (Надо было сразу с этого называть. Если хочешь свободу, для родной Чехии, то у нас и на этот счёт есть предложение. Чехословацкая Бригада. Ну, а если не хочешь то будешь сидеть в лагере для военнопленных и возможно не увидишь свободной Чехии. Выбирай.)

—Sie sagen, das tschechoslowakische Brigade... Und das hält mich jedoch in der Armee dieses Landes, das für mich unnötig ist. Ich stimme zu, es ist besser für Sie, Russen, mein Vaterland zu befreien, als in einem Lager zu sitzen. (Чехословацкая Бригада говоришь…А, что меня впрочем держит в армии этой ненужной мне страны. Я согласен, лучше с вами, русскими, освобождать мою Родину чем сидеть в лагере.)

—So würde ich sofort anfangen. (Вот так бы сразу и начал.)

Мимо поручика проходил солдат и он окликнул его:

—Фельдфебель!

Тот подбежал и отдал честь, сказав:

—Ваше благородие, звали?

—Звал. Ты не видел ефрейтора Семёнова?

—Никак нет. Но могу поискать. Разрешите идти?

—Иди

Боец отдал честь и побежал для поисков связиста. Артеньев повернулся к пленному чеху и предложил ему папиросу, которую достал из своего портсигара.

—Danke. (Спасибо.)

—Wie ist Ihr Name, Officer? (Тебя как звать, офицер?)

—Major Lukas Hamacek. (Майор Лукаш Гамачек.)

—Freut mich, dich kennenzulernen. —Сказал поручик,протянув руку— Leutnant Artenjew. (Приятно познакомиться. Поручик Артеньев.)

Чех пожал руку. Тем временем прибежал раненый в плечо связист батальона. Он отдал честь и сказал:

—Ваше благородие, ефрейтор Семёнов по вашему приказанию прибыл!

—Семёнов, телеграфируй в штаб. Майор австро-венгерской армии, Лукаш Гамачек, как верный сторонник идеи независимости Чехии желает присоединиться к Чехословацкой Бригаде. Запомнил?

—Так точно! Разрешите идти?

—Иди.

Ефрейтор ушёл. Тем временем офицера остался охранять солдат, а командир роты ушел в траншеи. Там он встретил прапорщика Рудковского и сказал:

—Юзеф, какие потери?

—Из 250 человек, в нашей роте, 73 убитых, 115 раненых, из них 39 человек тяжёлые…

—Понятно…Потом прикажи Семёнову телеграфировать в штаб.

—Хорошо Михаил Сергеевич.

Поручик пошел дальше. Перед ним лежали искалеченные трупы, которые ещё не успели убрать. Вот так и закончился первый день наступления. Роте предстояло принять новобранцев, которые придут на замену погибшим. Прошла неделя. Сильно потрёпанная рота потеряла уже 70% своего боевого состава, но переправилась через реку Сан и заняла Бучач. У Артеньева только одна мысль: "Чёрт, хоть бы не на переформирование пошли". Сам он тоже получил ранение, пуля попала в плечо, но он вёл своих солдат вперёд, ибо приказ есть приказ и он не большевик чтобы его обсуждать. Остатки его роты заняли оборону на северное окраине города. Измученные солдаты уже были, как звери, дрались насмерть, несмотря ни на что. Оставшиеся 75 человек, включая офицеров сделали баррикады, чтобы перекрыть дорогу немцам. Два отряда по 25 человек спрятались в переулках, готовясь встречать немца огнём с фланга. Остальные включая Артеньева, готовились встречать немца напрямую, благо у них остался один пулемёт системы Максима. Немцы уже почти подошли, но в расположение роты подошло 34 кавалериста из соседней части, которых немцы заставили отступать. Они бросили лошадей и разделились на 3 части, одна встречает с левого переулка, другая с правого и оставшиеся напрямую. Стали видны первые солдаты противника. Русские затаились. Сделали вид что никого нет. Немцы расслабились и вдруг резко открыли огонь "засадные" отряды и пулемёт. Немцев скашивало, они начали отходить назад, но резко поручик выстрелил в воздух из револьвера системы Нагана и крикнул:

—За Веру, Царя и Отечество! В штыковую! Вперёд!

Потрёпанная рота пошла в штыковую на ошарашенных наследников короля Фридриха II. Завязался страшный бой и Артеньеву досталось. Его ударили прикладом в живот, была дикая боль, но поручик успел выстрелить в неприятеля и он упал, захлёбываясь кровью. Позже командир роты потерял сознание. Его растолкали когда бой закончился. В живых осталось полсотни человек, все израненные. Боеприпасов почти не осталось, но знамя полка сохранилось, значит возможно переформирования не будет. Ковальский спросил Артеньева:

—Миша, ты как?

—Вроде более менее…Ты сам как?

—В порядке, только патроны закончились.

—Надеюсь нас заменят…

—Ага… 

К двум друзьям подошёл командир кавалеристов, это был вахмистр Дьяченко, он сказал:

—Здравия желаю господа.

—Здравия желаю. — ответили ему поручик и подпоручик.

—Подкрепления нет? А то у меня ощущение что не выстоим ещё один натиск. У меня осталось одно отделение из дюжины человек.

—Пока что нет… — ответил ему Артеньев.

—Что предлагаешь делать, Михал Сергеевич? — сказал Ковальский.

—Остаётся только ждать. — Закурив папиросу, сказал поручик.

В таком ожидании прошло 5 часов. На их смену пришёл свежий батальон чехословаков. Артеньев и оставшиеся солдаты были отправлен в тыл, поручик для обучения новобранцев, а остальные для "зализывания ран". Находясь в тылу, в 30 км от фронта, Артеньев принял пополнение. Это было 250 человек последнего призыва, в основном из деревни. Обучение велось довольно легко. В отрабатывании бросков гранат, владения штыком и прохождении полосы препятствий прошли следующие 2 недели, да, всего две недели, а не месяц, ибо фронту нужны солдаты и как можно скорее. В это же время за проявленное мужество и храбрость лично командир дивизии вручил Артеньеву Георгиевский Крест 4 степени. И вот, пришло время возвращаться на фронт. По пути были видны санитарные обозы, с искалеченными солдатами, опустевшие деревни. Поручику это всё уже давно приелось. Когда он собирался в путь-дорогу, к нему пришло письмо от его брата, офицера флота который служил на линкоре "Петропавловск". По дороге он вскрыл конверт и, находясь на привале, стал читать: "Дорогой Миша, у меня всё хорошо, на "Петропавловске" всё спокойно. После мятежа на "Гангуте" начались многочисленные проверки. Подпись: Твой Алексей." 

"Интересно живут." — подумал поручик. Тем временем спустя 2 дня рота дошла до расположения войск в Бучаче. Прибыла полевая кухня, солдаты получили еды и теперь они сыты. Предстояло наступать теперь на Галич. Первые дни наступления стали большим ударом для австрийцев и им предстояла перегруппировка.