Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
На появление Анахиты пустыня отозвалась пронизывающим голосом ветра, необычайно смиренным для края, что полон враждебного презрения ко всему ее божественному существу. Анахита обвела хмурым взглядом голые, теряющие жар окрестности, смахнула с лица черную прядь волос и повернулась к западу(1).
Громадное солнце уже наполовину ушло за горизонт, на прощание окрашивая небеса в ягодный и золотой. Анахита дождалась, когда оно скроется почти целиком, и лишь тогда с бойкой надеждой вгляделась в точку, где его крошечный осколок увенчал цепочку скалистых хребтов подобно царской тиаре. Мгновения перекатывались в ушах крупицами песка. В страшном волнении она застыла, как недавно отлитый небесный клинок, но уверенная, что солнцеликий Митра(2) не подведет ее. Он обещал помочь, он не мог уйти, не исполнив просьбы повелительницы вод.
— Укажи путь, прошу. Ты знаешь, где он, — за время, проведенное ею в ожидании, огненный осколок беспощадно таял в зелени заката, и, уже ощущая привкус обреченности на губах, Анахита позволила себе выразить нетерпение. — Умоляю! Будь же ко мне милосерден!
Ночь медленно сгущалась, оседая на земле гарью людских страхов и криком диких зверей, тех немногих, что загнала сюда твердая рука Творца, сочтя их нечистыми и отравленными злом. И все же страх шелестел громче, намного громче, чем перекликались между собой твари, слепленные из жажды крови и тьмы. Это странно, поскольку она не видела вокруг людей, чьи чувства могла бы ощутить, касаясь тонких, невидимых нитей, которые приносил трепет смертных сердец. Значит, к ее рукам тянулось сердце самой земли, перепуганное до смерти, будто человеческое. Отдающая безумием пустыня, забыв о нелюбви к Анахите, просила о помощи.
Где-то здесь, по словам Митры, он и укрылся, спасаясь от разящего света своего брата Ормузда(3), и мертвые пески стали надежным убежищем отвергнутого владыки мрака. И Анахита с готовностью откликнулась на их горячий призыв спасти его. Встала спиной к покинувшему ее солнцу, что так и не открыло верный путь, поймала одну из невесомых нитей наощупь, будто слепой, схвативший каменный выступ в незнакомой стене, а затем... резко обернулась, все еще крепко сжимая путеводную жилу.
Солнечный диск самой кромкой зацепился за острые вершины скал, и Анахита сделала последний глоток надежды. Та не обманула ее на сей раз: золотистый луч, посланный Митрой, выглянул в просвете между бурыми скалами и указующей стрелой вонзился в мглу песчаной равнины. Но его направление не совпало с тем, какое наугад избрала она из множества исступленных молитв. Брошенная Анахитой нить канула в ледяной сумрак, и она двинулась по дорожке луча.
Тот, кого она искала, должно быть, притаился и ждал, ощущая ее скорое приближение. Битва с Ормуздом, повелителем жизни и света, наверняка отняла немало его сил. В прошлый раз, наступая на мудрого Творца, тьма помутила рассудок царя персидских племен и тем укрепила власть злых духов над людьми. Божественный наместник творил откровенные безумства, и мудрый Ормузд не остался в долгу у тьмы...
Память веков и тысячелетий напомнила Анахите о том, что братья всегда боролись друг с другом как созидающее доброе начало и разрушительное злое и что от последнего следует держаться как можно дальше не только смертным, но и богам.
Анахита так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль в зубах: скверная из нее вышла заступница человечества, раз она спешила на помощь ему. А может, она уже и не богиня, достойная почитания, а нечто другое? Столь же древнее и могучее, как благие собратья, но сложенное из предательства и необъяснимого влечения к владыке мрака.
Под ногами что-то жалобно хрустнуло, Анахита опустила тревожный взгляд и в свете солнечной стрелы обнаружила звериные кости, присыпанные песком, — верный признак того, что она почти пришла.
Через несколько локтей(4) валялась крупная туша, кажется, рыжего волка. Тощий, высушенный труп говорил о том, что из хищной твари забрали все соки на восполнение истраченных сил. Благие боги никогда так не поступали. В отличие от пустых демонов они не нуждались в подпитке, чтобы оставаться теми, кем их задумал Творец. Сама Анахита вышла из бесконечного сияния Ормузда, взрываясь тысячами раскаленных вспышек. Густое, как кровь, золото и синие воды небесных рек разнеслись по жилам, добираясь до каждой частицы поджарого девического тела. Тогда она взглянула на еще юный мир впервые, услышав из уст Ормузда данное ей имя, — Ардвисура Анахита. Хранительница воды и мудрости.
Тускнеющий наконечник луча указывал строго на восток, и она сошла с него, продолжая путь в одиночку. Днем ничто на земле не укроется от ясного взора Митры, но если другие боги прознают, что он сжалился и помог ей найти демона до наступления сумерек, если за ней придут сыновья Ормузда, Сраоша(5) и Раншу(6)… Они будут преследовать ее до скончания веков, пока не запрут в Бездне Лжи(7), в царстве злых духов. Но и под страхом изгнания Анахита не покинет объятий тьмы, в которых горела, подобно звездам, и в упоении гасла в самой ее глубине, чтобы с рассветом родиться вновь.
Пустыня задышала громко и прерывисто, беспомощно, как смертельно раненый зверь. На всякий случай Анахита огляделась по сторонам, убеждаясь, что ей не летит в спину топор Сраоши и неистовый крик «Изменница!» вослед. Внизу, у подножия бархана, она заметила гнилое дерево с тонким стволом, надвое расколотым дневным зноем, а за дымкой сухого кустарника, еще дальше, холодная ночь приняла очертания чьей-то упавшей фигуры.
Анахита сорвалась к ней, по щиколотки увязая в песке.
Подкошенным колосом она рухнула на колени, взяла лежащего за плечо и перевернула на спину. Смелые руки богини ни разу не дрогнули, когда отцепляли от металлического пояса заготовленный бурдюк с кровью, но внутри ужас закручивался в спирали и засасывал разум. Оживить истощенного демона будет не так просто, как ей казалось, но возможно ли еще?
Передумав, Анахита отложила бурдюк и осмотрела черные трещины ран. Темная сила излилась из них, сделав землю под собой такой же черной, а кое-где на опаленных краях плоти теплились сгустки божественного света. Она сняла их, но потребуется немало человеческих жизней, чтобы привести его в чувство. Ведь ее жертва оказалась скудна — свежая львиная кровь и только. Анахите до сих пор противно от того, что она напала на священное животное, одно из прекрасных творений Ормузда, но и в тот момент отчаянная решимость не отказала богине сомнением.
— Ариман. Очнись, повелитель мрака(8), — шептала она ему в губы, убирая ласковыми пальцами серую пыль из волос. Разбитый и обессиленный, он не слышал ее и не почувствовал, как Анахита прислонилась щекой к колючей черной бороде, затем нашла его руку и сжала в своей. — Увы, ты не оставил мне выбора. Я не брошу тебя умирать, ни за что…
Вскоре ее плотно стиснутая ладонь нагрелась и занялась пожаром искр, что исчезали под кожей демона, вливаясь в опустошенное тело мощным потоком и сращивая края жутких ран. От его сущности повеяло острым, раскаленным ветром Бездны Лжи, криками боли, воем гиен, и первое, что ощутила Анахита, — то, как первородная тьма, отвечая на пробуждение, рвет ее изнутри на части, как иссушает и вырезает божественную силу, словно трепещущее людское сердце.
До этого Анахита уже делилась ею, решив отдать ему несколько капель целебного, живого огня, но Ариман не принял столь щедрый дар. В ту ночь она сошла к нему, кутаясь в спасительную темноту, как в плащ, однако ни мудрый Ормузд, ни Митра, ни прочие боги не подозревали о том, что так растревожило сердитую хозяйку вод.
На окраине Персеполя, царского города в провинции Персия, ее реку осквернила кровь. Не демона, едкая и разливающаяся по воздуху тяжелым запахом смерти, железа и зимней грозы, а багровая и горячая, почти как у богов.
Властелин мрака опустился на одно колено, погрузив руки в бегущую реку, но, уловив глухую дрожь под непрошеной гостьей, он объял хмурым взглядом небо. Ариман явно ее не ждал, и причина тому ей открылась сразу же — выйдя к берегу, она перешагнула высохший человеческий труп, а в зарослях чернобылья, лишенный внутренностей, бросили еще один. Отсвет луны на смуглой коже и клочьях некогда белых одеяний позволил Анахите получше рассмотреть убитых, в которых она безошибочно признала священных жрецов Ормузда.
— Ариман, что ты наделал… — она задыхалась от стоявшего повсюду зловония. — Твой брат никогда не простит тебе этого кощунства. Ты погубишь себя!
Он внезапно поднялся, стряхивая с рук капли мутной воды, и она слабо дернулась, приколоченная к месту, где стояла, его жгучим взглядом пронзительно-черных глаз. Из всех бессмертных существ только Ариман мог вселять в нее трепет, какой Анахита не испытывала даже перед Творцом. Если Ормузд был отцом, в чьих объятиях мир спал, как в колыбели, то Ариман — огромным чудовищем, поглощающим его детей.
— В следующий раз Ормузд будет следить за своими пророками и тем, что они болтают, — его негодование вплелось в тишину каким-то гулким и безжизненным отзвуком, какой Анахите доводилось слышать в сердце северных гор.
В одно мгновение демон очутился рядом. Широкий в плечах, статный и выше ее на голову, затянутый в темные одеяния воина с мечом на кожаном поясе. Тело облегал чешуйчатый нагрудник, и Анахита не помнила, чтобы видела Аримана хоть раз без него. Рядом с ним, в платье из льна и в золотом ожерелье, лежавшем на ее ключицах, она мало походила на воительницу. Если бы она не имела при бедре собственный меч в ножнах, Ариман никогда бы не заподозрил в ней страсть к сражениям. Страсть, в которой они походили друг на друга.
Он ступил еще шаг, и нависшая тень его фигуры отразилась в златокованом головном обруче Анахиты. В глазах, притягательных и глубоких, плескался адский мрак, в который она стремительно летела, снедаемая вся, без остатка. Мысленно богиня отметила, что Ариман, насытившись жреческой кровью, превосходил ее и в силе.
— Служители ничем не провинились перед тобой, — произнесла Анахита, усмиряя чувства и подаваясь ближе к нему. — Они поют гимны, которым их научил Премудрый. Перестань срывать на них злобу за то, что является долгом каждого праведного человека.
Волчий оскал Аримана мелькнул, тая насмешку.
— С того дня, как мой брат открылся людям, они стали несносны. Что ни слово, то молитва в его честь. Они смеют говорить обо мне с презрением, обо мне — боге смерти! Как будто забыли, что их всех ждет загробный чертог и их гнилые души предстанут передо мной.
— Они помнят, владыка, — в ее глазах блеснули теплые голубые волны, ресницы сокрушенно подрагивали. Звук ее голоса наполнял демона покоем. — Ты сделал их смертными и насылаешь на них опасные болезни, а ничто так не заставляет людей молиться о своей душе, как страх быть низвергнутыми на суде в твою Бездну за прижизненные грехи.
Анахита взяла его за скользкие от влаги и остатков крови руки и переплела их пальцы, хорошо понимая, что не молитвы жрецов, распеваемые в храмах высоко в горах, вызывали его раздражение, отнюдь не молитвы…
Со дня основания мира его сущность терзал жестокий, звериный голод, и чем больше зла та пожирала, тем ненасытнее становилась. Лжецы, недуги, ядовитые твари, убийцы и богохульники — зло придавало Ариману сил, наделяя могуществом, но его никогда не хватало сполна. Рано или поздно голод возвращался к демону и по мере возвращения истощал его. Но если бы его власть над людьми стала такой, как прежде, если бы жрецы поклонялись духам зла — его мерзким прислужникам, перемешивая их имена с всевозможными молитвами и принося жертвы к их алтарям, наконец, если бы безумство персидского царя зашло слишком далеко, дальше оскорбления благих богов и дальше избиения царской супруги… Анахита много думала о последствиях этой войны и безмерной жадности Аримана к чужим жизням, но ее уговоры обычно не доходили до него, а если и доходили, то утекали в никуда. Он слушал только свою неуемную, безжалостную природу.
Он молчал, погруженный в неведомые ей мысли, когда она перехватила его взгляд и, печально улыбаясь, добавила:
— Раз деяния грешников восполняют твою мощь не так, как раньше, я могу помочь. Моей силы хватит на нас двоих.
В ладони Аримана, которые она держала в своих, толкнулся горячий сгусток света. В короткое мгновение он вывернул руки из ее пальцев и плотно сжал тонкие девичьи кисти, перекрещивая их и заставляя снопы искр гаснуть, не достигая земли. И Анахита правильно поняла этот жест, поняла, что ему не нужна ее жертва, не нужна разъедающая достоинство жалость, ни одной сущности он не разрешал так с собой обращаться. Он — крадущий жизни, тот, кто обрывает их вперемешку с хрипами поверженных врагов. Смерть не кормят с рук, как прирученного зверя, она сама берет то, что ей причитается.
— Никогда не делай так. А заодно запомни, язата(9), что если ты еще раз позволишь себе такую выходку, то больше меня не увидишь, — его властный и вкрадчивый голос поднимал со дна ее сознания острое желание возразить демону. В конце концов, она великая богиня, а не простая смертная и имеет право спорить с Ариманом, не боясь, что он разделается с ней на том же месте.
— Разве не той силы ты хочешь, что скрыта в благих богах?
— Очень скоро я заберу ее у брата, а его иссохший труп оставлю гнить под взором Митры. Но причинять вред тебе я не стану, так как мой ритуал может убить даже бога. Я забираю силу полностью, до последней капли, либо не трогаю ее вовсе.
Анахита укоризненно качнула головой, так что ее обильные волосы потянулись вдоль плеч черными, блестящими змейками, отливая серебряной россыпью.
— Хорошо, пусть ты ненавидишь брата. Но оставь эту вражду богам, а на людей больше не нападай, как на этих бедолаг жрецов. Они сполна настрадались за свои земные прегрешения.
— Тогда у меня ответное требование, — мгновенно откликнулся демон, сжимая ее плечи. — Отрекись от Ормузда. В небесных чертогах тебя ничто не держит, кроме веры в него, однако и она не столь тверда, как ты полагаешь. Будь навсегда моей. Тьма примет тебя как достойную почитания, когда остальные боги отвернутся.
Дыхание замерло на вдохе, дав чувствам, живущим внутри нее, заговорить громче. Они твердили о том, что он прав, что она ждала этих слов и притом очень давно. В бесконечном сиянии Гародманы(10) выжжены последние тени, дарившие ей ласковые прикосновения Аримана, и разом погасли сумеречные шорохи, в которых прежде Анахита узнавала его горделивый, ровный голос. Все в доме Творца стало для нее чужим, и, если бы не долетающие до небес усердные моления людей, которым она обещала свою защиту, ей не нужен был бы и целый мир.
Долгие мгновения Анахита смотрела на него в замешательстве, напрасно пытаясь разглядеть в жестких чертах углы насмешки, но затем приникла к губам Аримана, порывисто обнимая за шею и вынуждая его наклониться к себе. Стало так душно, будто они стояли возле алтарного огня в храме. Жар пленительного поцелуя горячими волнами растекся по телу, зарождая где-то внизу живота Анахиты сладостный, щекочущий трепет. Любовь бога смерти жгущая, терпкая и хмельная, как вино — ей нельзя сопротивляться ни разумом, ни оружием, ни сердцем и невозможно высказать ни одним существующим словом. Она проходит сквозь тысячи лет, расцвечивая узорами алого зарева бегущее полотно времен, и она безжалостнее тысяч войн к тем, кто не подчиняется ее жестоким законам. А в том, что благие боги, охваченные праведным гневом, назовутся врагами этой любви, Анахита не сомневалась. Но они ее мало заботили. Они не в праве решать ее судьбу.
— Но я всегда была и буду с тобой, владыка. Неужели ты тянул с признанием, потому что думал, что я на самом деле преданна Ормузду? Я не принадлежу ему, хоть и сотворена его светом. Моя сила не только его милость. Она держится на том, чтобы творить добро ради людей и всего живого на земле. И ради тебя, — со значением пояснила Анахита. — Пока ты этого не замечаешь, но я стараюсь для тебя тоже. Я знаю, ты бесстрашен и отвага твоя не имеет границ, но, может быть, хоть изредка стоит прислушаться к моему совету.
Ариман гордо вскинул взгляд.
— Я не назвал бы своей супругой ту, чье мнение мне безразлично. Ты ведь помнишь, сколько раз я тебе уступал? «Ариман, не насылай жестокую жару, звери задыхаются от зноя». «Не губи растения своими ледяными бурями, иначе люди будут терпеть нужду». «Пощади моих лекарей, что испрашивают у меня мудрости в лечении твоих болезней».
С каждой упомянутой просьбой ласковая улыбка Анахиты становилась шире и радостнее. На некоторые уговоры он действительно сдавался, а она, как и столетия назад, надеялась разжечь негасимое пламя из слабой крупинки выпрошенного великодушия.
— Ты делаешь очень много. Но знаешь ли, зачем я тебя прошу об этом? Потому что ты умеешь быть милосердным и не только брать, но и давать. Потому что однажды, заботясь о мире вместе со мной, твоя сила окрепнет и перестанет требовать пищу, и ты сам откажешься от кровавых жертв и разорений. Этого я желаю для тебя и буду твоей супругой.
Щеки Анахиты пылали ярко и ало в отблесках лунного блика, локон волос, набежав на лицо, колыхнулся под легким дуновением клятвы. Она положила руки на крепкие плечи Аримана и, видя, что он, удовлетворенный ее ответом, протянул ладонь к мертвым жрецам, поймала ее и мягко опустила.
— Пожалуйста, не нужно. Пусть об их телах позаботятся звери и Митра, как положено.
Ариман не простил брату предательство людей, их отречение от тьмы и поддержку Ормузда. Демон толкал их на грех, сеял смерть и топил свет веры в крови и грязи сомнений. Если бы Анахита попробовала определить, сколько сражений минуло между добром и злом и сколько жизней раздробили жернова отравленной ненавистью войны, она сбилась бы со счета. Душа каждого человека — это сонмище окровавленных чувств, пиками наставленных друг на друга. Правды и Лжи. Победивших и побежденных. Но одно, из рассказов Ормузда, Анахита знала точно — и он, и Ариман рождены временем и судьбой, верховным богом Зерваном(11). Братьями они вышли из его недр, спеша разделить заплутавший между светом и тьмой мир и сокрушительную власть над ним. Ормузд сотворил благих богов и возложил на них обязанности во всем помогать ему — у Анахиты хватало забот с тех пор, как Творец доверил ей благополучие людей и тучных стад, для которых она разливала полноводные весенние потоки. Хватало молитв ведающих лекарей, что заступались перед смертью за больных, и жен, оберегающих домашний очаг. Когда же холодное дуновение времени принесло в Гародману едкий дым объявленной войны, Анахита обнажила свой меч. Но ни разу не подняла его против Аримана по-настоящему.
Ормузд говорил, что зло бездарно: оно разрушает, крадет, но не создает ничего нового и ни с кем не способно делиться. И все же, увидев воочию тварей, которых Ариман выставил против него, духов, оживленных злом и вскормленных ложью, она усомнилась в несокрушимой мудрости небес. Бездна удивила Анахиту. Из нее появились существа, почти близкие по силам благим богам. Ариман сотворил из мужчин дэвов, а из женщин — паирик так же, как свирепого волка из покорной собаки, но с восхитительной разницей, что волка он своей мощью не наделял. В пустом демоне выразилось созидательное начало.
Анахита, обожженная робкой надеждой, тем ревностней искала брешь в броне своенравия Аримана. В их короткие встречи они опьянялись исчезающими мгновениями доверительного тепла и неловкого сближения, и ей неизбежно доставалась пара дразнящих ссадин в попытках подчинить себе разъяренного зверя его упрямства.
— Не смей перечить моей воле, язата. Когда я наконец увижу помимо блеска твоего золота хотя бы редкие проблески мудрости в твоих глазах?
— Когда соизволишь поднять взгляд выше моей шеи, владыка.
Анахита чувствовала: с ней творилось что-то неладное. Обессилевшее тело не подчинялось велению разума о том, что пора отпустить руку демона. Тьма сдавила ее в колючих тисках жажды, облепила, проглатывая животворящие капли. Ариман предостерегал ее. Хотя ему не доводилось иссушать богов, в глазах смерти, обращаясь к ней лицом к лицу, те ничем не отличались от людей. Анахита на самую малость поверила, что сумеет принести его сущности исцеление и выжить.
Но она просчиталась.
1) Анахита (Ардвисура Анахита) — богиня воды, плодородия, медицины, любви и мудрости в иранской мифологии. Покровительница стад и домашнего очага.
2) Митра — божество, связанное с дружественностью, договором, согласием и солнечным светом.
3) Орму́зд (Ахурама́зда) — безначальный творец, пребывающий в бесконечном свете, создатель всех вещей и податель всего благого. Является покровителем праведного человека и главой всех сил добра, борющихся с «ложью». Ахурамазда сотворил всех благих богов.
4) Персидский локоть равнялся 55 см
5) Сраоша — бог религиозного послушания и порядка.
6) Раншу — бог правосудия.
7) Бездна Лжи — ад, Дом Лжи.
8) Арима́н (А́нгра-Ма́йнью, А́нхра-Ма́йнью, Ангхро-Майнью) — бог (демон) тьмы и олицетворение всего дурного, первоисточник зла, противник Ормузда. Ахриман не обладает самостоятельной творческой силой, но во всякое чистое и доброе творение Ормузда может заронить зерно зла.
9) достойная почитания
10) Гародмана — рай, Дом Песни.
11) Зерван — в иранской мифологии олицетворение времени и пространства, единое верховное начало бытия, «Вечное Время» (Зерван Акарана). Из недр его происходят Ормузд и Ариман, Свет и Тьма, образующие своей борьбой существование настоящего мира.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу