Огранённые (гет)

Ора́нта, столица Э́квии, 1904 год Третьей эры.

Раздался стук. А́нтсен поднял глаза на тяжёлую лакированную дверь. Удовлетворение отразилось на его лице, очерченном жёсткими чёрными тенями из-за того, что единственным источником света в кабинете была настольная лампа.

— Войдите, — приказал он, и это единственное слово рокотом пронеслось по всему кабинету так, что не оставалось сомнений: тот, кто стоял за дверью точно его услышал. Хотя Антсен даже не прилагал для этого усилий — его голос был громкий сам по себе.

Дверь бесшумно приоткрылась. За ней оказался человек в старом свитере и неглаженных брюках. В руках он держал кожаный портфель. Рядом с ним стояли двое военных: по одному с каждой стороны от проёма. Один из них слегка подтолкнул пришедшего в спину, навстречу сидящему за массивным письменным столом Антсену, тоже в военной форме. Как только человек, едва не споткнувшись, переступил порог, дверь за ним так же бесшумно закрылась.

— А, Бальт, это вы, — произнёс Антсен, натянув на лицо улыбающуюся маску. Она ещё никого не смогла обмануть, и Антсен не только прекрасно знал об этом, но и во многом на это рассчитывал. — Я вас ждал. Садитесь.

Антсен, приглашая, указал раскрытой ладонью на стоявший перед ним стул, обитый дорогой тканью с узором. Бальт кивнул и сел на точно такой же, но чуть дальше у стены.

Внешне Антсен и Бальт были похожи. Оба немолоды. На затылках заметные лысины, виски уже давно тронуты инеем времени, лбы пересекают глубокие морщины, из-за чего кажется, что мужчины всё время о чём-то напряжённо думают, и это почти всегда было так. Их могли бы принять за братьев: квадратные подбородки, бледно-серые, почти белёсые, глаза. Оба низкие, худощавые. Но было у них и несколько значительных отличий. Например, Бальт выглядел высушенным временем, а Антсен — просто сухим.

— Как вы относитесь к тому, что люди говорят у меня за спиной? — Прогромыхал хозяин кабинета. Он любил начинать разговоры с этого вопроса и наблюдать за реакцией.

— О чём вы, господин Антсен? — Голос Бальта был едва слышен, несмотря на видимые усилия, которые он приложил, чтобы фраза прозвучала чётко. В этом заключалось их следующее значительное отличие.

— Не притворяйтесь, будто не понимаете. Конечно, после того, как я вернул смертную казнь, они боятся говорить об этом открыто, но все они думают, что эта война с Анкла́ндом бесполезна и разрушительна. А вы как считаете?

Бальт открыл рот, но Антсен продолжил, не дав ему ответить:

— Они говорят, что Тийский регион не стоит того.

Взгляд Бальта устремился за спину собеседника, туда, где наполовину скрытая тенью висела карта. Это не укрылось от Антсена, который тоже повернулся к ней. Его рука с жилистыми пальцами и резко выделяющимися круглыми костяшками, казалось, сама потянулась к желанному месту. Руки Бальта с такими же худыми пальцами и такими же крупными костяшками непроизвольно сомкнулись в замок.

— Они никогда всерьёз не задумывались, какой великой страной станет Эквия, когда я захвачу эти месторождения, — продолжал Антсен. — Но в одном они правы: мы действительно теряем позиции. Помнится мне, что вы, Бальт, говорили о каком-то проекте. Я тогда не придал ему должного значения. Биооружие, кажется?

Бальт, почти неподвижный и скованный до этого момента, заметно оживился.

— Биооружие не совсем подходящее слово. Я работаю над созданием сверхлюдей. Сверхсолдат, совершенных солдат, называйте как угодно.

— И чем же они так совершенны?

— Они будут управлять реальностью. Кто-то сможет читать мысли, кто-то — изменять облик по собственному желанию, кто-то — оборачивать время вспять. Одни будут обладать телекинезом, другие получат несметную физическую силу, третьи смогут становиться невидимыми. У вас будут идеальные военные, идеальные шпионы…

— Бальт, — Антсен прервал своего собеседника его же фамилией, резкой, как нож гильотины. — Я позвал вас говорить о делах, а вы лишь отнимаете моё время. Всё это и так подвластно бойцам из магических подразделений.

— Да, но не без помощи специальных артефактов, — возразил Бальт гораздо менее уверенно, чем минуту назад, и всё-таки продолжил, разглядев во взгляде Антсена искру заинтересованности, которую тот не успел скрыть. — Артефакты дороги в производстве, а кроме того они не вечны. Они могут сломаться, потеряться или, ещё хуже, оказаться в руках врага.

— Мне нравится, куда заходит этот разговор. Продолжайте.

— Сейчас мы с членами моей команды работаем над одним препаратом. Вы, наверное, слышали об опытах наших коллег из магического отдела, в которых они пытались передать свойства артефактов другим предметам или живым существам. У них ничего не вышло, но они сделали важное наблюдение. Во время экспериментов неорганика разрушалась практически мгновенно, органика же умирала за несколько дней. После чего работа над проектом была передана моей команде. Если по-простому… То есть я хотел сказать, если без лишних подробностей, мы разрабатываем препарат, который при единоразовом введении в организм может нейтрализовать негативные эффекты и предотвратить смерть организма. Таким образом человека можно будет наделить магической силой непосредственно, а не при помощи артефакта.

— Всё действительно настолько хорошо, как вы описываете? — Антсен выдержал паузу и, как только Бальт собрался с духом, добавил. — Перед ответом подумайте, чем для вас может обернуться ложь.

Губы Бальта дрогнули.

— Конечно, проблемы есть. Технология не совершенна, но мы работаем над её улучшением. Понимаю, это просто слова, но есть и факты. Все самые важные документы я ношу с собой, можете взглянуть.

Бальт деревянными пальцами расстегнул портфель.

— Не надо, — остановил его Антсен. — Просто скажите, на какой стадии проект.

— Послезавтра будет завершён первый образец препарата. Всё тщательно выверено, поэтому этап тестирования на животных должен продлиться недолго, и вскоре можно переходить к людям.

— Никакого тестирования на животных, Бальт! Вы хоть думаете, сколько денег и времени мы потеряем в то время, когда война подбирается к нашим границам? Вы вообще отдаёте себе отчёт, что может натворить крыса с телекинезом, например? Сколько денег на сдерживающие амулеты или обряды истощения придётся потратить, чтобы неразумная тварь не разнесла ваш лабораторный корпус в щепки? Испытывайте сразу на людях. Это не должно стать проблемой, тем более, вы говорите, что всё тщательно выверено.

* * *

Оранта, столица Эквии, 1906 год третьей эры.

— Кхм… Э, Господин Эйо́н? — Вэ́рсвер, младший секретарь, до сих пор не мог привыкнуть к тому, что он может так запросто обратиться к этому человеку.

Сам же Эйон постепенно принимал тот факт, что теперь многие относительно молодые и в меру впечатлительные люди могли подобным образом тушеваться при встрече с ним.

Он оторвал взгляд усталых, покрасневших глаз от документов и обратил его на Вэрсвера. От долгого изучения бумаг зрение никак не могло сфокусироваться на стеллажах в дальнем конце кабинета, рядом с которыми и стоял секретарь. Что уж говорить, взгляду было сложно вырваться даже за пределы столешницы.

Проклятый стол. За ним Эйон чувствовал себя одиноким, отделённым от жизни. Такую отрезанность от всего мира он не ощущал даже по ту сторону баррикад.

— Господин Эйон, как прошла ваша встреча с Антсеном? — наконец набравшись смелости спросил Вэрсвер.

— Как и ожидалось, безрезультатно.

Выглянувший солнечный луч осветил Эйона, выдавая синяки под глазами и потускневшие, истончившиеся волосы.

— Он что-то сказал вам?

— Ничего толкового. Сверкал глазами из-за решётки и всё твердил, что со мной страну ждёт упадок, — Эйон постарался посмотреть туда, где, по его мнению, должны были находиться глаза секретаря. — Не могу с ним не согласиться. Пусть у меня и получилось остановить падение Эквии, поднять её с колен суждено кому-нибудь другому.

— Но ведь именно Антсен начал эту кровопролитную, беспощадную, бесполезную войну. Вы её закончили. За это вся страна признательна вам.

Эйону потребовалось немалое усилие, чтобы не улыбнуться во время этих по-юношески запальчивых и наивных слов.

— Господин Вэрсвер, вы любите аллегории?

Юноша зарделся оттого, что сам Эйон назвал его господином.

— Не задумывался. Наверное, да.

— Тогда я позволю себе одну. Представьте, пожалуйста, испуганного коня. Он несётся по проспектам и переулкам, не разбирая дороги, топча клумбы, сшибая в лучшем случае урны, в худшем — людей. Человеку нужна немалая смелость, может быть, нездоровая отчаянность, чтобы встать у него на пути. И вот конь остановлен, успокоен, спасённые горожане на радостях дарят его смельчаку. Но сможет ли тот, кто совладал с испуганным животным, в последующем управлять им без навыков наездника?

— И что же вы предлагаете? — возразил Вэрсвер. — Отдать коня другому хозяину? Справится ли он с ним? Не будет ли стегать кнутом или морить голодом?

— А что предлагаете вы? Запереть коня в стойле?

— Записаться на верховую езду, — с чувством ответил секретарь, но тут же, вспомнив с кем разговаривает, прикусил губу.

Эйон всё-таки не смог сдержать грустный смешок.

— Ну хватит, хватит. Лучше напомните мне, что в этой папке, которую вы держите в руках?

— В ней часть документации, связанной с экспериментом доктора Бальта.

— Я слышал об этом. Честно говоря, мне казалось, это всё сплетни. Ну раз так, не поведаете, чем всё закончилось?

— Не располагаю такой информацией.

— А мне почему-то думается иначе, — Эйон расплылся в очаровательной улыбке, которую не портил ни уставший вид, ни несвежая одежда. У него были свои методы разговорить человека. — Кажется мне, что вы из тех читателей, которые заглядывают на последнюю страницу, прежде чем взяться за первую. И не стыдно вам? Своё любопытство удовлетворили, а меня заставляете теряться в догадках.

Было очевидно, что Вэрсвер увиливает от ответа в попытках скрыть, что он отвлёкся от сортировки документов. В этот раз Эйон решил не делать замечание и обратить любопытство секретаря себе во благо. В конце концов, после стольких часов непрерывного чтения сфокусироваться на мелких буквах документов было слишком сложно.

— В общем, когда Антсен заинтересовался проектом, он приказал пропустить этап тестирования на животных и сразу перейти к людям, — неуверенно начал Вэрсвер. — Благо, ничего плохого не случилось: тут надо отдать должное доктору Бальту. Я слышал, что до этого он несколько лет работал в больнице, и, кажется, слова «не навреди» для него не являлись пустым звуком. Он был предельно осторожен в испытании инъекции. Правда, ничего из этого эксперимента не вышло. Никаких суперсил у испытуемых не проявилось, хотя, к счастью, никто не умер из-за артефактов или препарата. В итоге проект прикрыли ещё при Антсене.

— А что стало с теми, кто принимал участие в экспериментах? — глухо спросил Эйон.

— Испытуемых распустили, исследователям дали места в других проектах. О судьбе доктора Бальта тут ничего не сказано, но ходят слухи, что он так и не смог смириться с тем, что дело всей его жизни провалилось, и совершил самоубийство. И с тех пор от эксперимента не осталось ничего, даже ни одной пробирочки.

— А как же архивные данные?

— Бумажки? Ну, разве что, только они и сохранились.

Незаметно для обоих в кабинете наступила тишина. Казалось, в ней вязли секунды. Густая, как мазут, она душила и давила.

— Уничтожьте их, — сказал Эйон.