Огранённые (гет)

Ора́нта, столица Э́квии, 1904 год Третьей эры.

Раздался стук. А́нтсен поднял глаза на тяжёлую лакированную дверь. Удовлетворение отразилось на его лице, очерченном жёсткими чёрными тенями из-за того, что единственным источником света в кабинете была настольная лампа.

— Войдите, — приказал он, и это единственное слово рокотом пронеслось по всему кабинету так, что не оставалось сомнений: тот, кто стоял за дверью точно его услышал. Хотя Антсен даже не прилагал для этого усилий — его голос был громкий сам по себе.

Дверь бесшумно приоткрылась. За ней оказался человек в старом свитере и неглаженных брюках. В руках он держал кожаный портфель. Рядом с ним стояли двое военных: по одному с каждой стороны от проёма. Один из них слегка подтолкнул пришедшего в спину, навстречу сидящему за массивным письменным столом Антсену, тоже в военной форме. Как только человек, едва не споткнувшись, переступил порог, дверь за ним так же бесшумно закрылась.

— А, Бальт, это вы, — произнёс Антсен, натянув на лицо улыбающуюся маску. Она ещё никого не смогла обмануть, и Антсен не только прекрасно знал об этом, но и во многом на это рассчитывал. — Я вас ждал. Садитесь.

Антсен, приглашая, указал раскрытой ладонью на стоявший перед ним стул, обитый дорогой тканью с узором. Бальт кивнул и сел на точно такой же, но чуть дальше у стены.

Внешне Антсен и Бальт были похожи. Оба немолоды. На затылках заметные лысины, виски уже давно тронуты инеем времени, лбы пересекают глубокие морщины, из-за чего кажется, что мужчины всё время о чём-то напряжённо думают, и это почти всегда было так. Их могли бы принять за братьев: квадратные подбородки, бледно-серые, почти белёсые, глаза. Оба низкие, худощавые. Но было у них и несколько значительных отличий. Например, Бальт выглядел высушенным временем, а Антсен — просто сухим.

— Как вы относитесь к тому, что люди говорят у меня за спиной? — Прогромыхал хозяин кабинета. Он любил начинать разговоры с этого вопроса и наблюдать за реакцией.

— О чём вы, господин Антсен? — Голос Бальта был едва слышен, несмотря на видимые усилия, которые он приложил, чтобы фраза прозвучала чётко. В этом заключалось их следующее значительное отличие.

— Не притворяйтесь, будто не понимаете. Конечно, после того, как я вернул смертную казнь, они боятся говорить об этом открыто, но все они думают, что эта война с Анкла́ндом бесполезна и разрушительна. А вы как считаете?

Бальт открыл рот, но Антсен продолжил, не дав ему ответить:

— Они говорят, что Тийский регион не стоит того.

Взгляд Бальта устремился за спину собеседника, туда, где наполовину скрытая тенью висела карта. Это не укрылось от Антсена, который тоже повернулся к ней. Его рука с жилистыми пальцами и резко выделяющимися круглыми костяшками, казалось, сама потянулась к желанному месту. Руки Бальта с такими же худыми пальцами и такими же крупными костяшками непроизвольно сомкнулись в замок.

— Они никогда всерьёз не задумывались, какой великой страной станет Эквия, когда я захвачу эти месторождения, — продолжал Антсен. — Но в одном они правы: мы действительно теряем позиции. Помнится мне, что вы, Бальт, говорили о каком-то проекте. Я тогда не придал ему должного значения. Биооружие, кажется?

Бальт, почти неподвижный и скованный до этого момента, заметно оживился.

— Биооружие не совсем подходящее слово. Я работаю над созданием сверхлюдей. Сверхсолдат, совершенных солдат, называйте как угодно.

— И чем же они так совершенны?

— Они будут управлять реальностью. Кто-то сможет читать мысли, кто-то — изменять облик по собственному желанию, кто-то — оборачивать время вспять. Одни будут обладать телекинезом, другие получат несметную физическую силу, третьи смогут становиться невидимыми. У вас будут идеальные военные, идеальные шпионы…

— Бальт, — Антсен прервал своего собеседника его же фамилией, резкой, как нож гильотины. — Я позвал вас говорить о делах, а вы лишь отнимаете моё время. Всё это и так подвластно бойцам из магических подразделений.

— Да, но не без помощи специальных артефактов, — возразил Бальт гораздо менее уверенно, чем минуту назад, и всё-таки продолжил, разглядев во взгляде Антсена искру заинтересованности, которую тот не успел скрыть. — Артефакты дороги в производстве, а кроме того они не вечны. Они могут сломаться, потеряться или, ещё хуже, оказаться в руках врага.

— Мне нравится, куда заходит этот разговор. Продолжайте.

— Сейчас мы с членами моей команды работаем над одним препаратом. Вы, наверное, слышали об опытах наших коллег из магического отдела, в которых они пытались передать свойства артефактов другим предметам или живым существам. У них ничего не вышло, но они сделали важное наблюдение. Во время экспериментов неорганика разрушалась практически мгновенно, органика же умирала за несколько дней. После чего работа над проектом была передана моей команде. Если по-простому… То есть я хотел сказать, если без лишних подробностей, мы разрабатываем препарат, который при единоразовом введении в организм может нейтрализовать негативные эффекты и предотвратить смерть организма. Таким образом человека можно будет наделить магической силой непосредственно, а не при помощи артефакта.

— Всё действительно настолько хорошо, как вы описываете? — Антсен выдержал паузу и, как только Бальт собрался с духом, добавил. — Перед ответом подумайте, чем для вас может обернуться ложь.

Губы Бальта дрогнули.

— Конечно, проблемы есть. Технология не совершенна, но мы работаем над её улучшением. Понимаю, это просто слова, но есть и факты. Все самые важные документы я ношу с собой, можете взглянуть.

Бальт деревянными пальцами расстегнул портфель.

— Не надо, — остановил его Антсен. — Просто скажите, на какой стадии проект.

— Послезавтра будет завершён первый образец препарата. Всё тщательно выверено, поэтому этап тестирования на животных должен продлиться недолго, и вскоре можно переходить к людям.

— Никакого тестирования на животных, Бальт! Вы хоть думаете, сколько денег и времени мы потеряем в то время, когда война подбирается к нашим границам? Вы вообще отдаёте себе отчёт, что может натворить крыса с телекинезом, например? Сколько денег на сдерживающие пластины или обряды истощения придётся потратить, чтобы неразумная тварь не разнесла ваш лабораторный корпус в щепки? Испытывайте сразу на людях. Это не должно стать проблемой, тем более, вы говорите, что всё тщательно выверено.

* * *

Оранта, столица Эквии, 1906 год Третьей эры.

— Кхм… Э, Господин Эйо́н? — Вэ́рсвер, младший секретарь, до сих пор не мог привыкнуть к тому, что он может так запросто обратиться к этому человеку.

Сам же Эйон постепенно принимал тот факт, что теперь многие относительно молодые и в меру впечатлительные люди могли подобным образом тушеваться при встрече с ним.

Он оторвал взгляд усталых, покрасневших глаз от документов и обратил его на Вэрсвера. От долгого изучения бумаг зрение никак не могло сфокусироваться на стеллажах в дальнем конце кабинета, рядом с которыми и стоял секретарь. Что уж говорить, взгляду было сложно вырваться даже за пределы столешницы.

Проклятый стол. За ним Эйон чувствовал себя одиноким, отделённым от жизни. Такую отрезанность от всего мира он не ощущал даже по ту сторону баррикад.

— Господин Эйон, как прошла ваша встреча с Антсеном? — наконец набравшись смелости спросил Вэрсвер.

— Как и ожидалось, безрезультатно.

Выглянувший солнечный луч осветил Эйона, выдавая синяки под глазами и потускневшие, истончившиеся волосы.

— Он что-то сказал вам?

— Ничего толкового. Сверкал глазами из-за решётки и всё твердил, что со мной страну ждёт упадок, — Эйон постарался посмотреть туда, где, по его мнению, должны были находиться глаза секретаря. — Не могу с ним не согласиться. Пусть у меня и получилось остановить падение Эквии, поднять её с колен суждено кому-нибудь другому.

— Но ведь именно Антсен начал эту кровопролитную, беспощадную, бесполезную войну. Вы её закончили. За это вся страна признательна вам.

Эйону потребовалось немалое усилие, чтобы не улыбнуться во время этих по-юношески запальчивых и наивных слов.

— Господин Вэрсвер, вы любите аллегории?

Юноша зарделся оттого, что сам Эйон назвал его господином.

— Не задумывался. Наверное, да.

— Тогда я позволю себе одну. Представьте, пожалуйста, испуганного коня. Он несётся по проспектам и переулкам, не разбирая дороги, топча клумбы, сшибая в лучшем случае урны, в худшем — людей. Человеку нужна немалая смелость, может быть, нездоровая отчаянность, чтобы встать у него на пути. И вот конь остановлен, успокоен, спасённые горожане на радостях дарят его смельчаку. Но сможет ли тот, кто совладал с испуганным животным, в последующем управлять им без навыков наездника?

— И что же вы предлагаете? — возразил Вэрсвер. — Отдать коня другому хозяину? Справится ли он с ним? Не будет ли стегать кнутом или морить голодом?

— А что предлагаете вы? Запереть коня в стойле?

— Записаться на верховую езду, — с чувством ответил секретарь, но тут же, вспомнив с кем разговаривает, прикусил губу.

Эйон всё-таки не смог сдержать грустный смешок.

— Ну хватит, хватит. Лучше напомните мне, что в этой папке, которую вы держите в руках?

— В ней часть документации, связанной с экспериментом доктора Бальта.

— Я слышал об этом. Честно говоря, мне казалось, это всё сплетни. Ну раз так, не поведаете, чем всё закончилось?

— Не располагаю такой информацией.

— А мне почему-то думается иначе, — Эйон расплылся в очаровательной улыбке, которую не портил ни уставший вид, ни несвежая одежда. У него были свои методы разговорить человека. — Кажется мне, что вы из тех читателей, которые заглядывают на последнюю страницу, прежде чем взяться за первую. И не стыдно вам? Своё любопытство удовлетворили, а меня заставляете теряться в догадках.

Было очевидно, что Вэрсвер увиливает от ответа в попытках скрыть, что он отвлёкся от сортировки документов. В этот раз Эйон решил не делать замечание и обратить любопытство секретаря себе во благо. В конце концов, после стольких часов непрерывного чтения сфокусироваться на мелких буквах документов было слишком сложно.

— В общем, когда Антсен заинтересовался проектом, он приказал пропустить этап тестирования на животных и сразу перейти к людям, — неуверенно начал Вэрсвер. — Благо, ничего плохого не случилось: тут надо отдать должное доктору Бальту. Я слышал, что до этого он несколько лет работал в больнице, и, кажется, слова «не навреди» для него не являлись пустым звуком. Он был предельно осторожен в испытании инъекции. Правда, ничего из этого эксперимента не вышло. Никаких суперсил у испытуемых не проявилось, хотя, к счастью, никто не умер из-за артефактов или препарата. В итоге проект прикрыли ещё при Антсене.

— А что стало с теми, кто принимал участие в экспериментах? — глухо спросил Эйон.

— Испытуемых распустили, исследователям дали места в других проектах. О судьбе доктора Бальта тут ничего не сказано, но ходят слухи, что он так и не смог смириться с тем, что дело всей его жизни провалилось, и совершил самоубийство. И с тех пор от эксперимента не осталось ничего, даже ни одной пробирочки.

— А как же архивные данные?

— Бумажки? Ну, разве что, только они и сохранились.

Незаметно для обоих в кабинете наступила тишина. Казалось, в ней вязли секунды. Густая, как мазут, она душила и давила.

— Уничтожьте их, — сказал Эйон.

Алари́йская область, Эквия, 13 июля 1979 года Третьей эры.

И́джи грела руки над огнём, разведённым в прохудившейся внизу металлической бочке. Бензина на заброшенной заправке, весьма неподходящем месте для юной девушки, уже давно не найти, но старые сухие доски, на которые не без труда был разобран прилавок, и так неплохо горели. Спички нашлись здесь же, среди мусора. Здание, в котором раньше располагался придорожный магазинчик, нельзя было увидеть с трассы. Только если приглядеться, становился заметен чёрный провал на фоне ночного неба. Слабое подобие чувства безопасности теплилось в душе Иджи, пока постройка оставалась позади неё — с недавних пор она предпочитала не поворачиваться спиной к открытым пространствам. У её ног расположились несколько крыс. Тоже грелись, ночь выдалась холодная.

Сегодня на ужин Иджи пришлось украсть четыре незрелых, кислых яблока в чьём-то саду. Больше не успела. Эта гадость становится вполне приемлемой после двух дней полной голодовки. Погони нет. Неужели она так хорошо спряталась, или они уже нашли её и просто выжидают момент?

Ноги невыносимо болели, подошвы были стёрты до крови. Последнюю неделю Иджи нигде не задерживалась надолго. Днём пряталась от лишних взглядов в подвалах и на чердаках, отсыпалась, пока тепло, а ночью, когда холодало, выдвигалась в путь и согревалась ходьбой. Но, кажется, она ушла уже далеко, а эта заправка на выезде из маленького, захолустного городка, возможно, достаточно безопасная для того, чтобы провести там несколько дней и, наконец, отдохнуть от долгой дороги.

Следующий день предстоял непростым. В конце концов, невозможно питаться одними яблоками. Надо бы подзаработать, а для этого желательно оставаться бодрой. Значит, пора спать. Иджи накрыла бочку изъеденным ражавчиной и дырявым по краям металлическим листом, дождалась, пока огонь потухнет, и вошла в заброшенное здание. Уже миновав порог, она обернулась и, напряжённо прищурившись, посмотрела на крыс, так и оставшихся сидеть у бочки. Несколько секунд они были всё так же неподвижны, а затем, словно по команде, разбежались в стороны.

Иджи стала пробираться сквозь темноту заправки к месту, которое она получасом ранее расчистила себе для сна, но не пройдя и полпути услышала громкий звук, будто упало что-то большое и увесистое, а за ним посыпалось много предметов поменьше. Иджи тут же рухнула на пол, стараясь слиться с разбросанными вокруг обломками мебели. Здесь кто-то есть? Они уже пришли за ней? Или это просто обвалилась куча мусора? Иджи не знала, и всё, что ей оставалось делать, — это лежать как можно тише. Тело похолодело, пальцы на руках и ногах словно покрылись инеем. Она напряжённо вслушивалась в окружающие звуки. Снаружи шелестел ветер и иногда проезжали машины. В самой заправке что-то изредка шуршало, но ничего, однозначно выдававшего присутствие человека не происходило. Крысы могли бы разузнать, есть ли поблизости кто-то чужой, но из-за паники Иджи не могла сосредоточиться на них.

Она не знала, сколько уже так лежит. Наверное, минут пять или десять. За это время кто-то, если он, конечно, был здесь, наверняка бы наделал ещё больше шума. Пора бы, наконец, отправиться спать, но от страха и усталости подняться на ноги было невозможно. Что если кто-то притаился и ждёт, когда Иджи обнаружит себя? А если сознание играет с ней злую шутку, и прошло не больше минуты? Рука уже начинала затекать из-за неестественной позы, но Иджи продолжала неподвижно прислушиваться.

Теперь каждая тень казалась человеческим силуэтом. Два блика луны на металлических обломках, сваленных у дальнего окна вполне могли оказаться чьими-то глазами. Когда до Иджи долетело дуновение ветра, которое она приняла за дыхание прямо у себя над ухом, сердце рухнуло вниз. Каждый писк крысы слегка напоминал скрип отворяющейся двери. Но постепенно внимание ослабевало, а глаза от недельного недосыпа закрывались несмотря на страх.

Иджи провалилась в рваный, беспокойный сон. Неделя ходьбы напоминала о себе болью в спине и ногах. Всю ночь она то и дело просыпалась и незаметно для себя засыпала снова, и всё равно слышала окружающие звуки и не переставала думать о них даже во сне.

Когда она в очередной раз открыла глаза, уже рассвело. Вчерашних яблок как будто и не было. Желудок сводило от голода. Сегодня нужно поесть что-то нормальное. Желательно, чтобы оно хотя бы отдалённо напоминало мясо. Иджи с трудом встала, отряхнулась и вышла на улицу. Который час? Судя по солнцу… трудно было сказать что-то определённое. Кажется, полдень ещё не наступил. Нужно раздобыть денег. Иджи несколько раз в отчаянии дёрнула себя за волосы, подстриженные под каре. И ведь даже не продать.

Она встала на обочине и огляделась. Дорога была пустая и пыльная. Один её конец вёл к маленькому городку, а другой терялся где-то в лугах. И тут Иджи увидела то, чего не заметила вчера в темноте — блеск воды. «Река!» — подумала она в первую секунду, хотя почти сразу же поняла, что это скорее озеро, но не важно. Главное, что рядом была вода. Иджи хотела отправиться туда сразу же, чтобы искупаться после долгой дороги, но сначала надо было разобраться с другим делом.

Найти подходящие предметы было ещё труднее, чем Иджи себе представляла. Она обошла три помойки в близлежащем городке, прежде чем нашла пустую бутылку из-под аэрозоля и обрывки фольги, и только на пятой обнаружила птичью клетку с погнутыми прутьями. Конечно, это всё было не совсем то, что надо, но о лучшем пока не приходилось и мечтать. Вот бы ещё сменить одежду, но всё, что попадалось на свалках было гораздо хуже того, во что была одета Иджи даже после недели скитаний. Зато рядом с одним из мусорных баков оказалось вполне ещё приличное детское шерстяное одеяло, только в одном месте прожжённое сигаретой. Ночью в заброшенном здании с выбитыми окнами оно будет очень полезно.

Дорогу назад Иджи нашла без труда, потому что старалась вести поиски вдоль окраины городка. Только выходя из него, она обратила внимание на название — Зюс. Это никак не помогло понять, в какой части страны Иджи теперь находится, но судя по тому, что Ала́ри, город, который точно уж ни с чем не спутать, остался позади ещё три дня назад, она была где-то на севере.

Не заходя на заправку, Иджи отправилась к озеру. Ей хотелось сорваться с места и побежать со всех ног, чтобы наконец-то смыть пыль дорог и запах помойки, но силы остались только для того, чтобы улыбнуться, и медленно побрести в ту сторону.

Озеро оказалось небольшим и совершенно диким. Ближний берег зарос густой травой, дальний — рогозом. Иджи скинула одежду и стала медленно заходить в воду. Окровавленные стопы щипало, кожа покрылась мурашками от холода, но Иджи с каждым шагом погружалась всё глубже. Зайдя по грудь, она слегка наклонилась и начала пить маленькими глотками. Пила много, не столько из-за жажды, сколько для того, чтобы обмануть желудок и притупить чувство голода. И только после этого она стала мыться, соскребая грязь ногтями. Закончив с телом, она принялась за голову, а потом тщательно промыла раны на ногах.

Выйдя на берег, Иджи взялась за свой новый реквизит: ополоснула всё водой и обернула баллончик фольгой, чтобы не было видно, что в нём содержалось раньше. Затем она скептически осмотрела свою одежду. Джинсы были ни на что не похожи — почти по колено в грязи и пыли. Но другого ничего нет, пришлось надеть и закатать их в попытке спрятать пятна. Жёлтая футболка на подмышках стала зеленоватой и после недели непрерывной носки ужасно пахла. Иджи попыталась постирать её без порошка прямо в озере. Джинсовую куртку она надела на голое тело и застегнула до самой шеи. Куртка выглядела вполне неплохо, особенно её тёмно-синие части. Оранжевые трикотажные рукава за время дороги немного испачкались, но в сравнении со всем остальным это было не страшно. Носки Иджи тоже пришлось надеть грязными — носить кроссовки на голые ноги в таком состоянии она не осмелилась.

Иджи оставила футболку сушиться на одиноком дереве у озера, а одеяло аккуратно сложила под ним же в надежде, что никому не придёт в голову брать эти вещи, и отправилась обратно в Зюс. И без того невысокая, ссутулившись, она медленно ковыляла в сторону ближайших домов. Солнце было уже высоко. После купания Иджи действительно выглядела чуточку лучше, хотя ей самой так не казалось. Короткие волосы, всё-таки отмытые от грязи, постепенно высыхали, и к ним возвращался естественный светло-русый оттенок. А вот румянец с щёк исчез, похоже, бесследно; лицо осунулось, утратило округлость и мягкость, даже губы будто бы истончились, из-за чего подбородок казался ещё больше, чем обычно.

Заработать деньги семнадцатилетнему подростку в бегах и без паспорта сложно, но не невозможно. Нужно было просто выбрать подходящего клиента, лучше всего какую-нибудь подслеповатую сердобольную одинокую старушку. И ни в коем случае нельзя упоминать магию. Люди этого поколения боятся волшебства сильнее конца света, хотя в их понимании это одно и то же, потому что они выросли на страшилках о том, как закончилась Новая эра, а ещё о том, какие бесчинства с помощью магии творил Антсен.

Побродив по окраине городка, Иджи приметила деревянный дом с небольшим огородиком. Синяя краска на досках уже облупилась, хотя участок выглядел чисто и аккуратно. Через распахнутое окно было видно, как ветерок играет с кружевными занавесками. «То что надо», — подумала она, бесцеремонно открыла калитку, прошла по тропинке и постучала в дверь.

Через несколько секунд с той стороны звякнула щеколда, и сквозь небольшую щёлочку на Иджи удивлённо уставилась старушка в голубой косынке.

— Чего тебе? — прошамкала она, оценивающе глядя на грязные рукава куртки, подвёрнутые джинсы и старую клетку.

— Обработка от крыс, мышей и других грызунов, — постаралась чётко и по-деловому ответить Иджи.

— Я никого не вызывала.

— Всё верно, мы сами пришли.

Очень удобное местоимение — мы. Сразу добавляет вес, хотя собеседнику может быть и неизвестно, кто же причисляется к этому размытому «мы».

— И почему же вы, — на этом слове старушка сделала нажим, явно о чём-то догадываясь, — решили, что мне нужны ваши услуги?

— Ну как же, свой дом, частная территория…

— Как вас зовут, девушка?

Такой простой вопрос поставил Иджи в тупик. Самое глупое, что можно сделать, когда ты скрываешься, — назваться своим именем. Но и сказать первое попавшееся — верх безрассудства. Иджи вдруг вспомнила, что преступники, бегущие от правосудия, в неожиданных ситуациях часто не могут выдумать случайные имена и представляются именами своих знакомых. Некоторых из них так и вычисляют. Ну почему же эта мысль не пришла ей в голову несколькими минутами раньше?

— Я… а, ну… Не суть. Я хотела сказать, что я представляю компанию… м-м-м… «Чистый дом», и мы…

— Сколько вы берёте? — оборвала её старушка.

— Десять экванов, — назвала Иджи случайно пришедшую в голову цифру.

— Что?! Да это же грабёж средь бела дня! Подумать только, десять экванов за комнату!

— Нет-нет, что вы, — Иджи поспешила успокоить старушку. — Десять экванов — это за весь дом.

Старушка подозрительно сощурилась.

— Тогда почему так мало?

— Ну, мы компания новая. Я имею в виду, в этом городе. Да, в Зюсе у нас ещё не было филиалов. Большое упущение с нашей стороны, такой милый город…

— Всё мне про вас ясно, — вновь перебила Иджи старушка. — Вы контора проходимцев. Убирайся-ка ты по-хорошему, а не то я позову полицейского, и уж он-то придумает, что с тобой делать.

Дверь закрылась, раздался звук щеколды, и из дома донеслось:

— Иди-иди! Чтоб через две минуты и духу твоего здесь не было.

Иджи развернулась, в сердцах пнула валявшийся на дорожке камень, о чём тут же пожалела — слегка зажившая за ночь мозоль на большом пальце заныла с новой силой. Ну почему бы хоть раз не подумать прежде чем сделать?

Она вышла за калитку и уселась прямо на землю. Неподалёку из-за забора выглядывали ветви яблони, низко склоняясь к земле. Иджи сорвала одно и надкусила. Не такое уж и кислое, скороспелое, наверное.

И всё-таки, каким же именем представляться этим людям? Как назло, в голову не приходила ни одна дельная мысль, зато ерунды лезло с избытком. Почему-то вспомнилось, как много лет назад девочка из параллельного класса убеждала Иджи, что её имя — Иджена — нельзя так сокращать. Иджена — это Джена, но ни в коем случае не Иджи. А Иджи, как и Джина — это всё сокращения от Иджины. А что, если действительно назваться Иджиной? Поменять всего одну букву — настолько нелепо, что вряд ли вообще кому-то придёт в голову. И фамилию надо подобрать самую непримечательную. Как насчёт Вонд? Иджина Вонд — звучит неплохо. Нет, кажется, есть актриса с такой фамилией. Тогда могут и догадаться, что она выдуманная. А если Палфест? Да, пожалуй, в самый раз.

Сорвав с ветки второе яблоко, Иджи подняла с земли клетку и пошла дальше испытывать удачу. В нескольких домах она услышала отказ, потому что грызунов там вовсе не было, но ещё чаще Иджи просто не удавалось ни с кем поговорить: либо её не хотели пускать на порог, либо хозяева действительно ушли. В других обстоятельствах, она, может быть, и отчаялась, но голод, казавшийся лишь сильнее после двух яблок, не позволял опускать руки. Когда дверь очередного дома открылась перед Иджи, та затараторила уже отрепетированный текст, не позволив пожилой хозяйке вставить ни слова:

— Здравствуйте! Меня зовут Иджина Палфест, я представляю компанию «Чистый дом». Мы обрабатываем дома от крыс, мышей и других вредоносных грызунов. Совершенно безопасно для людей и домашних питомцев. В Зюсе мы начали работать совсем недавно, поэтому проводим акцию, в рамках которой обработка всего дома обойдётся в десять экванов.

— Ой, дочка, вовремя ты, — ответила старушка. — Ко мне на будущей неделе приезжают внучата, а у меня эти гады завелись. И кошка моя померла. Как к вам записаться-то? По телефону звонить или как?

— Никуда звонить не надо, — Иджи от радости с трудом сохраняла спокойное выражение лица. — Я прямо сейчас всё сделаю, только вы выйдите на пару минут.

— Зачем же выходить? Ты ж сказала, не опасно.

— Да, не опасно. Просто зрелище не из приятных. Знаете, некоторые впечатлительные люди и в обморок упасть могут, когда увидят, как крысы полезут изо всех щелей.

Старушка покачала головой, будто бы в сомнениях и ответила:

— Ничего, и не на такое смотреть приходилось. Я, пожалуй, лучше постою. А то знаешь, дочка, времена-то какие. Сколько мошенников вокруг. Так вот пусти кого на порог без присмотру…

— Хорошо, пойдёмте в дом.

Иджи и не подумала, как подозрительно будет звучать её просьба выйти на несколько минут. Конечно, она не собиралась никого обманывать, просто в одиночестве было бы проще работать. Теперь придётся разыграть небольшой спектакль.

Разувшись на веранде, Иджи прошла в дом, и расположилась в самой большой комнате. Посредине она поставила открытую клетку, и сделала вид, будто что-то распыляет вокруг неё из баллончика. Старушка стояла в дверном проёме и смотрела не то с опаской, не то с недоверием. Настало время для самой сложной части. Иджи зажмурила глаза и закрыла уши. Нужно всего лишь сосредоточиться, это не так сложно. Главное представить, что этой женщины здесь нет. Чтобы успокоиться и сконцентрироваться Иджи сделала несколько медленных глубоких вдохов и выдохов. И это случилось.

В темноте опущенных век начали проступать крысы. Их было три. Сначала Иджи могла различить только глаза, но ещё чуть-чуть, и она видела их целиком. Точнее не видела и даже не чувствовала, а знала. Знала, где они, как выглядят, о чём думают. Большие, грязные, словом — обычные дикие крысы. Совсем такие же, с какими она ночевала на заправке. Мысли заняты в основном едой, но одному зверьку до неё нет никакого дела. Судя по воспоминаниям, он недавно подрался с крысой из другой стаи и теперь зализывал раны. Двое находились где-то сверху, должно быть, на чердаке, ещё один внизу.

«Идите в клетку», — мысленно приказала им Иджи. При этом она почти слышала свой голос, как если бы слова были сказаны вслух. Идите в клетку. И крысы пошли. Когда они начали двигаться, держать в голове всех троих стало труднее, хотя Иджи что было сил старалась не ослаблять бдительность. Несколько секунд шла борьба. Крысы, почуяв слабину, постарались вырваться из-под контроля, но Иджи усилием воли заставила себя не думать ни о чём, кроме них. На миг исчезли все звуки и запахи, даже пол под ногами пропал, и Иджи будто воспарила в пустоте, где не было никого, кроме неё самой и стайки крыс. Тогда она поняла — она победила.

Иджи открыла глаза и увидела, как крысы с разных сторон бегут к клетке, и послушно залезают внутрь. Она тут же захлопнула дверцу и повернулась к старушке, на лице которой отразилась смесь удивления и отвращения.

— Ну вот и всё. С вас десять экванов.

— Да-да, одну минутку, — ответила старушка оторопело, явно не успев прийти в себя.

Она вышла из комнаты и тут же вернулась с десятиэквантной купюрой в руке. Отдав деньги, она проводила Иджи до калитки и только потом сказала:

— Ох, спасибо, дочка. Уж что бы я без тебя делала? А ты с ними так споро справилась. А сама то… Одежда у тебя вон какая грязная.

— Ну, работа такая — слегка нетерпеливо ответила Иджи. Все мысли были заняты только обедом. — По подвалам и чердакам лазить приходится. Ладно, пойду я. Дел ещё много.

— Ступай-ступай, доченька.

Иджи двинулась прочь так быстро, как только позволяли ей ноги. Срочно надо найти магазин, любой, хоть самый крохотный и запустелый. Она завернула за угол, и сердце от радости забилось сильнее. Впереди виднелся настоящий супермаркет. Клетку с крысами Иджи оставила у входа — на такое сокровище никто не позарится — и влетела внутрь. Она не обратила внимание на то, каким маленьким и обшарпанным было здание, на старые кривые стеллажи, на неприветливую продавщицу за единственной работающей кассой из трёх. Почти не отдавая себе отчёт, что делает, она положила в корзину упаковку сосисок, булку хлеба, помидоры, пакет чипсов и мелкую молодую картошку. Старая была дешевле, но Иджи не представляла, как справляться с её толстой шкурой без ножа. Кассирша, как назло, еле копалась и пробивала покупки до невозможности медленно.

— Шесть экванов, девяносто одна тэрна, — не взглянув на Иджи промямлила она. — Пакет надо?

— Нет, не надо, — более резко, чем хотела, ответила Иджи, сунув продавщице купюру.

Пока та искала сдачу — вновь невыносимо медленно — Иджи уже разорвала упаковку сосисок, и в два укуса проглотила первую. Потом, неаккуратно засунув деньги в карман, сгребла в охапку покупки, и так быстро, как только могла, покинула магазин.

На улице поблизости не было ни лавочки, ни даже пенька, и Иджи села прямо на растрескавшийся асфальт в нескольких метрах от входа. Пара минут — и с упаковкой сосисок было покончено.

Впервые за всю неделю Иджи была сыта, дикое чувство голода отступило, и ему на смену пришли другие. Одиночество, боль, скорбь — они всё это время чёрным осадком покрывали Иджи изнутри, не давали о себе знать, заглушаемые голодом и страхом за собственную жизнь, но никуда не исчезали. О, как Иджи могла вот так запросто думать о деньгах и есть сосиски, когда они больше никогда не смогут разделить с ней обед? Как могла она искать себе ночлег и жаловаться на боль и усталость, и даже не подумать о том, что стало для них последним пристанищем? Зачем теперь цепляться за эту проклятую, ненавистную жизнь, если рядом нет никого из них, если она больше никогда не увидит ни маму, ни папу, ни Рэ́ина? Почему, ну почему её не убили вместе с ними?

— Эй, ты чего тут? Случилось что-то? — спросил входящий в магазин мужчина, но Иджи даже не услышала его, и он прошёл мимо.

Когда она очнулась от своих мыслей, начинало смеркаться. Она встала, кое-как собрав свои вещи: картошку распихала по карманам, хлеб и чипсы положила за пазуху, сетку с томатами взяла в одну руку, а клетку — в другую, и медленно побрела к выезду из Зюса. Показалась заправка, тёмная, неприветливая и, наверняка, как вчера, полная разных звуков. Теперь они уже не внушали Иджи такого страха. Нашли? Ну и ладно. Убьют? Вот и хорошо, меньше мучиться. И всё-таки, даже преступники, приговорённые к смертной казни заслуживают последний ужин.

Иджи снова развела в бочке костёр, но теперь не позади здания, а прямо посреди большого асфальтированного пространства. Огонь горел ярко, и его отсветы играли на стенах забегаловки и покосившихся бензоколонках. Зачем от кого-то прятаться? Пусть лучше найдут побыстрее. Иджи наломала веток у ближайшего дерева и на острые их концы с немалым усилием насадила мелкий картофель. Пока она жарила его на костре, три крысы, выпущенные из клетки, уже доедали отданные им помидоры. Неплохой прощальный ужин в неплохой компании. Может быть, совсем скоро Иджи воссоединится с семьёй.

Иджи устала и легла, свернувшись калачиком, рядом с бочкой прямо на испещрённый трещинами асфальт. Вскоре она перевернулась на спину и устремила взгляд на раскинувшееся над головой звёздное небо. Ещё недавно всё было так хорошо…

* * *

Тро́вэг, Орантская область, Эквия, 5 июля 1979 года Третьей эры.

Иджи с тоской смотрела из окна на то, как сухой ветер гнал по дороге пыль. Аккуратно подстриженные, уже слегка пожелтевшие от палящего солнца газоны, маленькие декоративные кустики, одинаковые частные домики с двускатными крышами — вся эта ерунда, свойственная благополучному столичному пригороду, наводила невыносимую скуку. Хотя Иджи и прожила тут все свои семнадцать лет, она так и не смирилась с местным ритмом жизни и страстно желала однажды навсегда покинуть свой родной городок.

Заняться было решительно нечем. Ю́мма, лучшая подруга, улетела с родителями на месяц в Лаока́рию. Иджи по-доброму завидовала ей и не могла дождаться возвращения, чтобы подробно обо всём расспросить. Прекрасные лаокарские горные виды будоражили воображение и отчаянно манили Иджи. Впрочем, любая девушка, которая прочитала бы столько восторженных стихов, посвящённых этой стране, не могла бы оставаться равнодушной. Вчера Иджи уже получила от Юммы первую открытку, которую не выпускала из рук весь день, а перед сном прикрепила скотчем на зеркало в своей комнате, чтобы всякий раз при взгляде туда любоваться величественной горной вершиной.

Нили́та, почти лучшая подруга, каждое лето проводила на юге страны с отцом и его новой семьёй. К началу школы она всегда возвращалась загоревшая, счастливая и с кучей подарков. Мама Нилиты в это время ходила мрачнее тучи.

Странноватые сёстры Дэ́мия и Нэ́ри, с которыми можно пообщаться, когда очень скучно, уехали в лагерь. Иногда Иджи коротала время с Сага́йрой, девушкой на три года старше неё, но в конце весны та выскочила замуж и уехала в неизвестном направлени. Даже Ве́лса, которая обычно все каникулы проводила в Тровэге, сейчас отдыхала на минеральных источниках, потому что её матери дали на работе семейную путёвку. Все! Все покинули этот несчастный городишко, а Иджи улетала на отдых только через две недели. Приходилось торчать в этой дыре в одиночестве.

Она бросила последний взгляд на унылую улицу и поднялась в свою комнату на втором этаже, но уже стоя перед дверью, вдруг вспомнила о ещё одном человеке. Сегодня ей уж точно удастся его растормошить. Иджи развернулась посреди узкого коридора, и перед её лицом оказалась вторая точно такая же дверь.

— Рэ́ин, ты спишь?! — закричала она после короткого, но громкого стука. — Я знаю, что ты не спишь! Если ты там голый, лучше прикройся, потому что я сейчас вхожу! Раз! Два!! Три!!! Всё, вхожу!

Иджи громко распахнула дверь, и оказалась в полумраке комнаты с зашторенными окнами. Где-то у противоположной стены угадывались очертания кровати, и там, под тёплым одеялом в такую-то жару, лежал человек.

— М-м-м, Иджи, имей совесть. Который час? — делано сонным голосом спросил он.

— Полдень, к твоему сведению. Хватит валяться, ленивая ты задница.

— Я не пойму, тебе что, заняться нечем, — пробурчал Рэин, хмуро глядя, как Иджи открывает шторы.

— Какой ты проницательный… Фу, ну и бардак.

Солнечные лучи проникли в комнату. В их свете невнятные очертания у стены оформились в письменный стол, полностью загромождённый книгами, в то время как три широкие полки прямо над ним были наполовину пустые. Рядом стоял шкаф со стеклянными дверцами, и в нём, судя по свободным пространствам, тоже не хватало заметного количества книг. Зато других странных предметов там было достаточно: расчёска, грязная кружка из-под чая, точилка со стружкой от карандаша, три разномастных носка, к счастью выглядевших неношенными. Остальная одежда в этой комнате тоже валялась где ни попадя. Немалая её часть бесформенной кучей лежала на стуле, отдельные рукава и штанины высовывались из неплотно прикрытых ящиков массивного комода. Иджи посмотрела на люстру, ожидая там увидеть какую-нибудь водолазку, и даже будто бы разочаровалась, обнаружив там всего лишь бандану.

Но от вида фортепиано, на котором так же бесцеремонно были нагромождены разные предметы, она пришла в ужас по-настоящему.

— Рэин, ну ты совсем? Разве можно так с инструментом? — Укоризненно спросила Иджи и начала перекладывать книги и всякий хлам на полупустые полки.

— Ты сюда нотации пришла читать?

— Нет. Просто я не понимаю, как ты можешь так обращаться со своим драгоценным пианино, которое другим даже трогать запрещаешь. Навалил всякого хлама, хотя играешь на нём каждый… Подожди-ка. — она так и застыла с очередной порцией книг, снятой с крышки фортепиано. — Ты же вот, вчера вечером играл. Ты когда успел это всё…

— Ой, хватит. Я просто кое-что искал в шкафу, и мне нужно было это куда-то выложить. Говори уже, зачем пришла.

— Пойдём погуляем.

— Хотя нет, лучше продолжай меня отчитывать.

Рэин отвернулся к стене, но Иджи не нужно было видеть его лицо, чтобы знать, что он улыбается. Начиналась их привычная игра «попробуй уговорить меня выйти из комнаты».

Рэин был на два года старше сестры, и хотя всё детство они провели бок о бок, иногда казалось, что в их характерах нет ничего общего. Да и внешность была схожа не так сильно, как порой бывает у родственников. Иджи всегда немного завидовала карим выразительным глазам брата, хотя он и уверял, что её тёмно-серые встречаются гораздо реже. Волосы Рэина были темнее и слегка вились, особенно после купания. Самое явное сходство проявлялось в мелочах: улыбке, жестах, интонациях. Одинаково прищуренные глаза сразу же делали лица брата и сестры невероятно похожими, особенно на фотографиях.

— Нет, ну серьёзно. Уже считай пол-лета прошло. Кончатся каникулы, ты опять уедешь в Оранту и будешь возвращаться только по выходным. Но и на выходных тебе не будет до меня дела, потому что, видите ли, кое-какому ботанику нужно делать уроки.

— Тебе, кстати, тоже иногда не помешало бы этим заниматься.

Иджи в ответ только скривилась. Она рассеянно пролистала очередную книгу, которую перекладывала с фортепиано на полку, и вдруг увидела на её первой странице печать.

— Рэин, ладно ты свои книги не бережёшь, но бросать библиотечные учебники в общую кучу? И вообще, почему ты до сих пор не сдал его? За каникулы тебе такой штраф набежит.

— Это списанный. Мне разрешили оставить его себе.

Иджи и Рэин — оба любили читать, но если сестра интересовалась только художественной литературой, то брат тащил в дом всё, у чего были страницы. Впервые оказавшись в университетской библиотеке, чтобы получить учебники на первый семестр, он, к своему восторгу, обнаружил в фойе несколько стендов с отслужившими срок книгами. В тот раз он поживился двумя томами медицинской генетики, учебным пособием по экономической географии, методичкой по теории литературной критики, и это притом, что он поступил на исторический факультет.

— Так, давай в темпе, — Иджи решила повернуть разговор в практическое русло. — Я выхожу, а ты одевайся и спускайся завтракать. Я пока придумаю, куда нам с тобой пойти.

— Но сегодня так жарко, — предпринял Рэин ещё одну слабую попытку отговорить сестру, а та лишь выразительно указала глазами на его тёплое одеяло и покинула комнату.

Уже через полтора часа они сидели в тряском автобусе и направлялись к Большим озёрам. На самом деле, больши́м можно было назвать только одно из них, и то с натяжкой. Два других скорее походили на мелкие лягушатники, как их описывала Иджи. И несмотря на однозначное преувеличение в топониме, эти живописные водоёмы с лодками и катамаранами, сувенирными палатками и ухоженными тропинками вокруг были популярным местом для отдыха среди жителей пригорода Оранты, особенно Тровэга из-за близкого расположения. Иджи это место нравилось, потому что здесь часто что-нибудь происходило: на стоящей неподалёку сцене проходили концерты, летом по пятницам под открытым небом показывали кино, а зимой на замёрзшем льду играли в хоккей. Рэин особенно не жаловал ничего, что находилось за пределами их дома, но не сильно возражал против Больших озёр, потому что совсем рядом раскинулась роща, не такая людная и гораздо более спокойная.

Иджи сидела, прислонившись головой к стеклу, и комкала в руках джинсовую куртку, которую Рэин заставил взять с собой, на случай, если вечером похолодает.

— Я уже не могу дождаться, когда мы полетим на море, — обратилась она к брату. — Просто помираю тут со скуки.

— Ты преувеличиваешь.

— Тебе легко говорить. Ты не торчишь здесь столько, сколько я. Лето закончится, и ты уедешь.

— Ты тоже можешь. Уже буквально через год.

— Ну не знаю, обучение в университете меня как будто не привлекает.

— Что значит «как будто»?

— В целом я не имею ничего против учёбы, но если вдаваться в частности… Мне не нравится ни один факультет.

— Даже физкультурный? — усмехнулся Рэин.

Раньше Иджи занималась лёгкой атлетикой, но бросила около года назад.

— Особенно физкультурный. Мне кажется, там учатся одни тупицы.

— Ну они же учатся. Глядишь — поумнеют.

— Иногда мне кажется, что у меня есть какой-то нераскрытый талант, — задумчиво протянула Иджи, не удостоив вниманием последнюю реплику брата. — Вот представь, что в далёкой древности родился какой-нибудь… м-м-м… гениальный игрок на терменвоксе, но его ведь ещё не изобрели. И вот бедняга всю жизнь тянулся к музыке: то лютню возьмёт, то клавесин, или что у них там было из инструментов. Но это не то. Все считают его бездарностью, он наверняка и сам так думает…

Рэин наклонился к Иджи.

— Таланта не существует. Нет ничего такого, что тебе было бы не по силам.

Он хотел добавить что-то ещё, но в этот момент автобус подошёл к нужной остановке, и в общей толчее нить разговора потерялась. Оказавшись на улице, они сразу направились к уединённой рощице. Там отыскалась маленькая уютная полянка, где окружающие деревья и близость озёр спасали от жары. Рэин принялся расстилать покрывало, которое захватил из дома, но, не доведя дело до конца, вдруг замер в неестественной полусогнутой позе, а затем мгновенно обмяк и рухнул на землю.

Иджи ринулась к брату, но тут же почувствовала, как земля плывёт под ногами, а голова начинает кружиться. В глазах мутнело, и она уже ничего не видела в тот момент, когда ощутила болезненный удар головой о твёрдую землю.

* * *

Ххххх «Ххххх», Ххххх, Х хххх ХХХХ хххх Ххххххх ххх.

Пробуждение наступило внезапно. О падении и всём, что ему предшествовало, ничего не напоминало. Тело и разум чувствовались свежими и отдохнувшими. Открыв глаза, Иджи поняла, что лежит в незнакомой прохладной комнате, довольно маленькой — примерно шесть квадратных метров. Здесь было две одинаковые белые двери в противоположных концах, ни одного окна и небольшая вентиляция под самым потолком, между прочим, довольно высоким. Из-за этого создавалось впечатление, что окружающее пространство давит с боков. Помещение освещалось свисавшей на проводе неяркой лампочкой без абажура. Стены, покрашенные в зелёный, и пол, выложенный тёмно-бирюзовой плиткой только усиливали окружающую полутьму.

Здесь стояли письменный стол, трёхногая табуретка и металлическая кровать, на которую кто-то положил Иджи поверх покрывала. Она встала, из-за чего пружины издали тихий, мягкий звук, и это обратило её внимание на то, что всё вокруг было новым. Даже стены как будто красили недавно.

Аккуратно сложенная джинсовая куртка нашлась на столе, но в карманах не оказалось ни ключей, ни кошелька, ни паспорта. Девушка на цыпочках подкралась к одной из дверей. Издавать лишние звуки было страшно, хотя, несомненно, тот, кто принёс Иджи сюда, не забыл бы о её присутствии просто из-за того, что она ведёт себя тихо. За дверью оказалась комнатка ещё меньших размеров. Там помещались только унитаз и раковина с умывальными принадлежностями, над которой висело зеркало и полотенце на крючке. Противоположная дверь не поддалась. Из замочной скважины струился яркий свет.

Что вообще случилось на Больших озёрах? Как она оказалась здесь? А самое главное, где Рэин? Иджи пыталась в малейших подробностях припомнить события, произошедшие в роще, но ответ так и не приходил. С каждой минутой паника охватывала её всё сильнее, а страх перед неизвестностью не давал сосредоточиться. Иджи не могла ни сидеть, ни стоять и только ходила кругами по комнате. Время от времени она вспоминала, что кто-то может услышать её, и останавливалась, но вскоре, погружаясь в тревожные мысли, незаметно для себя возвращалась к погоне за бестелесной и неуловимой мыслью.

Иджи была уверена, что прошло несколько часов прежде, чем до неё донёсся стук шагов за запертой дверью. На секунду промелькнула надежда, что это Рэин, но походка была более тяжёлой и уверенной. Неизвестный остановился у самого порога. Иджи напряглась и прислушалась. Раздался тихий, немелодичный звон, какой бывает, когда достают связку ключей. Замочная скважина потемнела и звон прекратился. Поворот, щелчок, поворот, щелчок, поворот, щелчок. Ручка медленно качнулась, и дверь отворилась, впуская в комнату яркое солнце, которым был залит весь коридор позади силуэта пришедшего.

Не в силах пошевелиться или сказать хоть слово Иджи смотрела на него, щурясь от света, но не могла разглядеть лица. Человек сделал шаг в комнату и прикрыл за собой дверь. Теперь ничего не мешало узнать его.

— Здравствуй, Иджена, — сказал посетитель, проходя дальше и усаживаясь на край кровати. — Меня зовут Лас Эрве́нт.

Последняя фраза была излишней — обладатель этого имени был известен всем. Одни видели в нём олицетворение будущего и прогресса, другие — глупца, играющего с огнём, но абсолютно никто по отношению к нему не оставался равнодушным. Лицо и голос Эрвента знал каждый. Он появлялся на радио и телевидении, его фотографии не сходили с газетных страниц с тех пор, как в Эквии сняли запрет на магические исследования.

Он начал десять лет назад с теоретических статей, которые подвергались суровой критике, а сегодня владел несколькими лабораториями по изучению магических явлений и артефактов, а ещё небольшим заводиком, производящим дорогие, но по большей части бесполезные волшебные сувениры. Например, там выпускались маленькие порталы, которые напоминали толстые железные браслеты и могли перемещать лишь небольшие предметы наподобие карандаша или заколки для волос на короткие расстояния. Через пять-шесть метров связь между порталами терялась, что превращало их из полезного приспособления в забавную игрушку для богатых.

Эрвент всегда выглядел безукоризненно. Было бы странно, если бы подобный человек одевался в старые, неаккуратно заштопанные вещи, ходил с четырёхдневной щетиной и сутулился. Он привлекал к себе внимание словом, делом и видом, всегда держал осанку прямо, плечи — расправлено, а голову — высоко поднятой. Его одежда, где бы он ни был замечен, выглядела так, будто её только что забрали из ателье. В тот день на Эрвенте был белоснежный костюм с таким же белым тонким галстуком и ярко-алой шёлковой рубашкой. Когда Иджи пригляделась к его лицу, она поняла, что в жизни он выглядит заметно старше, чем на снимках. Должно быть, он даже старше её родителей, но лёгкая пружинистая походка и раскованные движения не давали долго задумываться о его возрасте.

— Хорошо, что ты уже очнулась. Хотя я огорчён, что нам пришлось встретиться при таких обстоятельствах.

— Что случилось? — голос Иджи сначала прозвучал сипло и сдавленно, но тут же набрал силу. — Где мы? Как я тут оказалась? Рэин тоже здесь?

— Я пришёл, чтобы поговорить с тобой об этом. Присядь, пожалуйста, — он указал на табурет.

Иджи послушалась, не сводя глаз с собеседника.

— Для начала успокойся. Здесь ты в безопасности.

— Какая вообще мне может угрожать опасность, не считая того, что я нахожусь в неизвестном месте? — спросила она, не до конца понимая, что происходит, и тщетно пытаясь собрать все факты воедино.

— Там, на озере, на вас с Рэином напали анкландские террористы. Они применили магическое оружие, запрещённое Международной конвенцией, поэтому вы потеряли сознание. Они хотели вывезти вас за пределы Эквии. К счастью, вы нужны были им живыми, и наши спецслужбы успели вас перехватить.

— Что за бред? Зачем мы понадобились анкландским террористам?

— Они всё знают, — этот ответ прозвучал странно, но Иджи поняла, что он означал.

— Нет! — воскликнула она и тут же прошептала. — Нет… Что им от нас нужно? Я ведь только умею общаться с грызунами, а Рэин — с птицами. Не нужны же им, в самом деле, смотрители зоопарка?! — она выдавила из себя слабый смешок и заглянула Эрвенту прямо в глаза, словно надеясь прочитать в них, что это всё шутка.

— Иджена, они знают даже то, что ты сама понимаешь не до конца, — несмотря на старание Эрвента держаться спокойно, его внутреннее напряжение было практически невозможно скрыть. — Вы ведь догадывались, что эти силы могут быть опасны для вас же самих, иначе бы не скрывали их. То, что ты назвала общением с животными на самом деле — телепатия. У тебя она проявилась так, а у Рэина иначе. Если правильно развить ваши способности, вы сможете проникать в сознание людей. Вот что им нужно от вас.

Иджи хотела сказать так много, но с каждым словом Эрвента всё это переставало иметь значение, а новые мысли не могли появиться из той пустоты, что разрасталась у неё внутри.

— Но здесь тебе ничего не грозит, — продолжил Эрвент. — Я сотрудничаю с правительством, и эта лаборатория тщательно охраняется.

— А как давно вы знаете?

— О чём?

— О том, что мы с Рэином телепаты.

— Достаточно давно, впрочем, как и правительство. Это долгая история, она началась за много лет до вашего рождения. Спецслужбы, скажем так, приглядывали за вами. Только это и позволило тебе выжить.

— А я могу увидеть Рэина? И кто-то уже сообщил нашим родителям, что мы здесь?

Эрвент отвёл взгляд.

— Не молчите! — воскликнула Иджи, предчувствуя неладное.

— Террористы убили Рэина во время перехвата, — ответил Эрвент, глядя на носы своих начищенных туфель. — Они не знали точно, у кого из вашей семьи есть магические способности, поэтому они также попытались похитить ваших родителей. Никого, кроме тебя, Иджена, не удалось спасти.

Иджи видела, как Эрвент продолжает что-то говорить. Его губы шевелились, но до неё не долетало ни единого звука. В любом случае, всё, что он сейчас ни скажет, не имеет значения, да и то, что он произнёс несколькими минутами ранее, казалось Иджи абсурдом. Она разглядывала Эрвента с интересом, как любопытную диковинку, как телевизор с выключенным звуком, и поражалась собственной бесчувственности. Иджи не могла понять, почему в ту минуту, когда она узнаёт о гибели всей своей семьи, её сильнее занимали губы Эрвента, которые растягивались, смыкались или округлялись.

Эрвент встал с кровати, похлопал Иджи по плечу и направился к выходу. Уже у самой двери он обернулся и сказал что-то ещё, но Иджи по-прежнему ничего не поняла. Будто в замедленной съёмке она смотрела, как Эрвент переступает порог и закрывает за собой дверь.

Как всё странно. Как будто не по-настоящему. Иджи знала, что осознание и боль придут позже — она уже теряла близких. Их с Рэином бабушка и дедушка ушли из жизни несколько лет назад. Это была страшная и мучительная смерть в автомобильной аварии под обломками искорёженного железа. Такое нельзя было предвидеть, к такому нельзя было подготовиться. Боль пришла потом: после опознания, после похорон, а до тех пор Иджи не чувствовала ничего, кроме пустоты. В этот раз и пустоты не было. Не было ничего, кроме ощущения искусственности.

Кто опознал тела родителей и Рэина? Разве этим не должны заниматься близкие родственники? А раз так, то никто, кроме Иджи не мог этого сделать. И вообще, почему она находится в этом месте, которое совсем не похоже на больницу? Разве после нападения террористов не нужно удостовериться, что её здоровью ничего не угрожает?

Иджи подошла к двери и поняла, что Эрвент снова запер её на ключ. Она постучала, но ответа не последовало. Она постучала вновь, дольше, громче и увереннее — ничего. Она забарабанила по двери обоими кулаками, отбив их до красноты и боли, но с той стороны не раздалось ни звука. Видимо, там никого и не было. Иджи колотила по двери кулаками и ногами, била с разбегу плечом, кричала, дёргала за ручку, в надежде, что она отвалится, и от бессилия царапала краску ногтями. Такой шум не мог оставаться незамеченным, и всё же никто не пришёл. Не оттого ли, что в этой странной зелёной комнате она заперта не ради собственной безопасности?

Обессиленная, она упала на кафель у порога и долго смотрела на тусклую лампочку под потолком. И всё-таки нельзя делать поспешных выводов. Сначала нужно поговорить с Эрвентом или с кем угодно. В любом случае, рано или поздно кто-нибудь придёт. Иначе какой смысл держать её тут? К сожалению, для убийства есть более эффективные способы, чем заморить человека голодом.

И действительно, спустя некоторое время опять раздался звук шагов. Иджи вскочила на ноги и вскоре оказалась лицом к лицу с новым посетителем, на секунду вновь впустившим в комнату яркое солнце. Это был незнакомый мужчина с едой на подносе.

— Кто был на опознании моих родственников? — без предисловий спросила Иджи.

— К сожалению, я не знаю, — ответил мужчина.

Он прошёл в комнату и поставил поднос на стол.

— Когда будут похороны? Я могу на них присутствовать? Я могу увидеть тела?

— Не знаю, — повторил человек. — Я всего лишь обслуживающий персонал.

Он вышел из комнаты, но закрыть дверь не успел — Иджи подставила ногу.

— Позовите кого-нибудь, кто знает! — воскликнула она в отчаянии.

— Хорошо, я позову, — спокойно ответил мужчина, — если вы сделаете шаг назад.

— Ладно.

Дверь закрылась. Иджи обратила внимание на то, что этот ключ не звенел, как связка Эрвента, а значит, существовал как минимум один дубликат.

Она стала ждать и просидела на табуретке не одну минуту. Это было известно точно, потому что Иджи считала. Доходя до шестидесяти, она загибала палец и начинала заново. Когда все пальцы на руках оказались загнуты она поняла, что, видимо, разговор с девушкой, недавно подвергшейся террористической атаке, в этом месте не считается важным. Надо было сказать тому человеку, будто она вспомнила кое-какие подробности. Может быть, в таком случае разговор бы всё-таки состоялся?

Только теперь она внимательно посмотрела на поднос и очень удивилась. Там было больше еды, чем она ожидала увидеть: в одной тарелке оказался гороховый суп с копчёностями, в другой — куриный окорочок и картофель, запечённый по-деревенски. В пиале был салат из томатов, лука и моцареллы. Рядом с кружкой чая лежали три кубика сахара и пышная румяная булочка. В животе начинало урчать, но Иджи решила пока не есть. Вдруг голодная забастовка окажется более действенным средством начать разговор?

Иджи могла бы смыть еду в унитаз, но всё же решила этого не делать. Полные тарелки нагляднее демонстрируют её намерения. Она отвернулась и продолжила размышлять.

Нужно было понять, сколько прошло времени. Она точно помнила, что вышла с Рэином из дома во втором часу. От этого воспоминания сердце болезненно сжалось, но Иджи колоссальным усилием воли пресекла все мысли о возможной смерти брата и родителей. Автобус на Большие озёра выехал из Тровэга в тридцать пять минут второго, ещё полчаса в пути и минут пять-десять ушло на то, чтобы обогнуть озеро и дойти до рощи. Значит нападение должно было произойти примерно в начале третьего. Террористы вырубили Иджи и Рэина, но, предположим, не успели никуда увезти, и перехват начался прямо на озере. Допустим на это ушёл час, после чего Иджи нужно было доставить туда, где она сейчас находится. Скорее всего, это где-то в столице, потому что трудно представить Эрвента с его лабораторией в каком-нибудь другом городе. Тровэг находится как раз посередине между Орантой и Большими Озёрами, значит доехать можно за час. И ещё столько же по городу. Предположим, Иджи пришла в сознание сразу, как только её поместили в эту комнату, но потом она ещё много времени провела здесь до прихода Эрвента. Конечно, в помещении без окон трудно делать такие выводы, поэтому она допустила, что прошёл всего один час.

То есть по самым скромным подсчётам, Иджи должна была встретиться с Эрвентом в начале седьмого, а коридор в дверном проёме был залит солнцем, примерно как в полдень. Человек с подносом пришёл, как казалось Иджи, часа через два, но на всякий случай она прибавила лишь час. Получилось начало восьмого, но коридор был освещён не по-вечернему. Она заглянула в замочную скважину — всё тот же яркий свет, никаких признаков приближающегося вечера.

Такую несостыковку Иджи могла объяснить только единственным образом: на самом деле времени прошло больше, притом не на час или два, а по меньшей мере на половину суток. И снова возникает вопрос, почему человек, который находится без сознания не меньше двенадцати часов оказывается не в больнице, а… здесь? Да и еда как будто не предназначена для человека, чьё здоровье недавно подвергалось опасности. Иджи снова бросила взгляд на поднос, но тут же заставила себя отвернуться.

Такого числа несостыковок вполне достаточно, чтобы породить зерно сомнений, но всё это время Иджи не покидала одна страшная мысль: что если она лишь принимает желаемое за действительное? В конце концов, Эрвент — достаточно заметный человек, чтобы так рисковать своей репутацией. Вдруг все странности имеют объяснение, и она на самом деле единственная выжившая? Именно в этот момент она почувствовала, как отчаянно не хватает ей материнских объятий. Иджи обняла себя за плечи, сгорбившись, низко склонила голову, уткнулась носом в перекрестье рук и заплакала, не проронив ни всхлипа, ни стона. Слёзы беззвучным потоком катились по щекам и подбородку, падали на одежду и покрывало. Очень быстро футболка промокла, но Иджи этого не заметила. Иджи вообще больше ничего не могла замечать.

Все мысли, которые только что перебивали друг друга, вдруг замолкли, и перед глазами словно опустилась пелена. Иджи сидела на кровати в странной, неудобной позе спиной к краю, так близко, что могла упасть от любого движения, но она была неподвижна, как изваяние, как скорбная статуя на могиле. Взгляд застыл, дыхание было почти незаметно, и лишь две дорожки слёз мерцали в слабом свете лампочки.

В таком виде и нашёл её Эрвент, когда вернулся во второй раз.

— Иджена, ты совсем ничего не съела.

Эти слова вывели её из оцепенения.

— Конечно, — ответила она, вскакивая с кровати и едва не теряя равновесие из-за крутого поворота. — Я и не собираюсь есть, пока не получу ответы!

— Поверь мне, ты ещё не готова к этому.

Иджи гневно посмотрела на Эрвента, но, к своему изумлению, увидела в его глазах искреннее беспокойство. Её руки, непроизвольно сжатые в кулаки, обмякли.

— Тебе нужно поесть и набраться сил. Именно это приблизит тебя к тому разговору, которого ты так добиваешься.

Эрвент положил руку на плечо Иджи, но та отшатнулась.

— То есть вы всё прекрасно знали, и только сейчас пришли поговорить?

— Мне доложили совсем недавно. Я находился в другой части корпуса и не подозревал о том, что тебе нужна помощь. Мои люди привыкли не беспокоить меня, когда я занят, но в этот раз они ошиблись. Ты важнее.

Он снова накрыл плечо Иджи своей ладонью, и в этот раз она не отпрянула.

— Всё давно остыло. Пойдём в столовую, сейчас как раз обед, — тихо и почти по-отечески сказал Эрвент.

Мягко подтолкнув Иджи в спину, он вышел вместе с ней из комнаты. Наконец она оказалась в коридоре с окнами, из которых лился яркий свет. Все они были зарешечены, и вид из них открывался вовсе не на Оранту, а на лес, раскинувшийся за высоким забором с сильно выделяющимися металлическими столбами. Люди в рабочей одежде что-то на них устанавливали. Эрвент и Иджи спустились в столовую на этаж ниже. Там помещалось всего пять столов. В противоположном конце зала находились двойные двери, наверное, на кухню или в другой зал. Окна здесь тоже закрывали решётки. В столовой не было никого, кроме болезненного вида девочки лет пятнадцати с очень бледным лицом в обрамлении тонких прямых волос, спадавших по спине и плечам до пояса. Перед ней стоял поднос с такой же едой, как приносили Иджи. Она медленно перевела взгляд на вошедших и едва заметно кивнула Эрвенту.

— Иджена, познакомься, это Норсиэ́ль, — произнёс Эрвент. — Норсиэль, это Иджена. Вы будете…

Но он не успел закончить фразу, потому что в этот момент в кармане его брюк зашипела рация, и голос оттуда произнёс:

— Произошло самопроизвольное включение портала.

Это нисколько не встревожило Эрвента. Он со спокойным видом повернулся к Иджи и Норсиэль и сказал:

— Приятного аппетита. Я скоро вернусь, это не надолго.

Он вышел, а вскоре из-за двойных дверей показалась девушка с подносом. Она молча поставила его на один из пустых столов и удалилась. Иджи вновь даже не взглянула на еду — возникло дело поважнее.

— Ты давно здесь? — спросила она у Норсиэль, подсев напротив.

— Минут пять, — безразличным тоном ответила та. — Обед только начался.

— Нет, я имею в виду это место целиком. Ты давно тут? — Иджи говорила очень быстро, опасаясь возвращения Эрвента.

— Несколько дней. Может быть неделю. Я не считала.

— Как ты здесь оказалась?

— Это что, допрос? — Норсиэль выразительно подняла тонкую чёрную бровь.

— Послушай, Норсиэль…

— Норс. Я предпочитаю просто Норс.

Иджи начинала терять терпение.

— Хорошо, Норс. Вся моя семья погибла, — тут она наклонилась и значительно понизила голос. — По крайней мере, мне так сказали, но у меня есть основания полагать, что это не так. От твоего рассказа зависит многое. Можешь, пожалуйста, подробно описать, как ты здесь оказалась?

— Ну, я пришла домой. Было поздно, наверное, ближе к трём утра, — начала Норс, без особого интереса тыкая вилкой в куриную ногу. — Увидела приоткрытую дверь. Я подумала, что к нам кто-то влез, или мать опять напилась настолько, что не смогла запереть квартиру. Я вошла внутрь, а потом… как бы упала в обморок. Очнулась уже здесь. Эрвент сказал, что на меня напали террористы, по-моему из Анкланда. Они убили мать и ждали меня. Но на каждую рыбу найдётся рыба больше, и вот я здесь.

— Ты была на опознании?

— Я? На опознании? — Норс рассмеялась. — Пусть её собутыльники опознают. Они явно знали её лучше.

— Ты рассказывала о случившемся полиции?

— Я вообще с полицией не разговаривала. Эрвент сказал, что дело выходит за рамки их полномочий.

— А ты не заметила каких-нибудь странностей или несостыковок?

— Да вся моя жизнь одна сплошная несостыковка! Судя по твоему виду, ты росла как маленькая избалованная принцесса, и отказываешься верить в случившееся, потому что не можешь это принять. Мой тебе совет: разуй глаза.

— Свой совет себе посоветуй! — воскликнула Иджи, не выдержав, но тут же снова перешла на шёпот, из-за опасений, что их подслушивают. — На тебя напали террористы, но тебя не допрашивает полиция, вокруг тебя не суетятся доктора. По-твоему это не подозрительно?

Ответить Норс не успела, потому что вернулся Эрвент.

— Что ж, погляжу, вы уже пытаетесь найти общий язык. Но сначала еда. — Он поставил поднос прямо перед Иджи, и с улыбкой произнёс, — в самом деле, она не отравлена.

После этих слов Эрвент взял из её тарелки один кусочек картофеля и положил себе в рот.

— Видишь? Ничего не случилось.

В ответ Иджи лишь кивнула и молча приступила к обеду. Он не убедил её — она сама приняла это решение, потому что для того, что она собралась сделать, понадобятся силы. После еды Эрвент, кажется, хотел что-то предложить Иджи, но она перебила его, и попросилась в свою комнату, сославшись на слабость и усталость. Она и в самом деле чувствовала себя непривычно: в голове как будто клубился лёгкий туман, глаза начинали слипаться. То ли причиной тому было чувство сытости, то ли в еду действительно что-то подмешали, хотя вряд ли это был яд.

Вновь входя в свою комнату, Иджи увидела на двери табличку с номером 216. Она также отметила, что в её отсутствие здесь никого не было: постель осталась смятой, остывший обед так и стоял на столе. Что ж, это хорошо. Еда, пусть и сомнительная, ещё пригодится. Дверь опять закрыли за ключ. По словам Эрвента, это была временная мера безопасности. Ага, как же.

Она выдвинула табуретку на центр комнаты, села, закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Это было как никогда сложно. С одной стороны, мешало отсутствие права на ошибку в её рискованном деле, с другой, сомнения в своей правоте так и не покинули Иджи после разговора с Норс. Она не привыкла полагаться на интуицию, но сейчас ей не оставалось делать ничего другого.

Сначала Иджи казалось, что рядом вообще нет грызунов, но когда её уже начали охватывать отчаяние и паника, она вдруг почувствовала в отдалении какое-то живое существо. Через несколько минут Иджи смогла сконцентрироваться и, наконец, проникла в его мысли, но всё равно ощущала, что неустойчивая связь разорвётся, если зверёк решит проявить свою волю. Тогда она постепенно и ненавязчиво, старательно маскируя своё желание под мысли грызуна, заставила его подобраться ближе. Хотя Иджи пока не могла ничего видеть, у неё создалось ощущение, что животное передвигается прыжками или скачками. Только когда дистанция между ними сократилась, она смогла увидеть то, что видел зверёк.

Это оказалась белка, которая сидела на ветке ближайшего к опушке дерева и созерцала крайне странную картину. Посреди леса возвышалось трехэтажное здание, окружённое забором, к которому вела широкая грунтовая дорога. Здание было немаленьким и не имело совершенно никаких архитектурных излишеств. Оно выглядело новым или, как минимум, недавно оштукатуренным. Вокруг него располагалось что-то, напоминающее спортивную полосу препятствий. Но самым необъяснимым в открывшемся пейзаже казалось не здание в лесной глуши, а то, что оно и вся прилегающая к нему территория как бы обрывались. Не так, словно они были недостроенными или, наоборот, попали под снос, а так, будто их часть всё ещё оставалась на месте, просто оказалась скрыта от глаз некой иллюзией. Стены и забор неестественным образом переходили в лес, а воздух на месте стыка подрагивал и плавился, как от жары.

Иджи заставила белку перебраться через видимую часть забора. По эту сторону всё выглядело обыкновенно: здание и лес держались друг от друга на расстоянии и не обнаруживали склонности к нарушению личных границ. Весь забор тоже хорошо просматривался изнутри. Оказалось, что именно на том его участке, который был невидим извне, рабочие успели установить причудливо выглядящие квадратные пластины из металла. Они располагались прямо на вершине выделяющихся столбов, размером напоминали книгу и были испещрены мелким узором. В центре каждой такой пластины находился немалых размеров фиолетовый камень.

Наверняка это были какие-то магические артефакты. Иджи не была уверена, для чего они служат, кроме сокрытия здания от посторонних глаз. Должно быть, они создавали некую разновидность барьера, судя по тому, как рабочие приставляли лестницы прямо к воздуху над пластинами. Артефакты были размещены уже почти на половине длины всего забора, и Иджи не сомневалась, что когда установка завершится, барьер станет полностью непроницаемым. Возможно, где-то останется незаметный вход, но пройти через него будет уже не так просто, поэтому время ускользало — действовать надо было быстро. Обнадёживало только то, что с того момента, как Иджи заметила рабочих из окна коридора, они не сильно продвинулись вперёд.

Спрыгнув на землю, белка помчалась к зданию. Чем ближе зверёк подбирался к Иджи, тем крепче между ними становилась связь, но туман в голове, возникший после обеда с каждой минутой всё больше мешал её удерживать. Только мысль об истекающем времени заставляла Иджи из последних сил цепляться за сознание животного.

Белка поскакала вдоль здания в поисках места, через которое можно было бы проникнуть внутрь. Пришлось обогнуть почти весь периметр, прежде чем она нашла приоткрытую форточку на первом этаже. Зверьку не составило труда, подпрыгнув, зацепиться за оконную решётку, пролезть между прутьями, вскарабкаться до форточки по деревянной оконной раме, как по стволу, и, наконец, оказаться в помещении, по всей видимости, служившем продуктовым складом.

Отсюда вела только одна дверь. Даже если она и не была заперта, выйти из помещения этим путём для белки было достаточно затруднительно, поэтому Иджи сразу обратила внимание зверька на вентиляцию под потолком. До неё было очень легко добраться по стеллажу с ящиками провизии, так что белка оказалась там в считанные секунды. Оставалось найти способ пробраться за пластиковую решётку, и Иджи не пришло на ум ничего более действенного, кроме как перегрызть прутья.

Времени на это ушло много. Иджи даже пришлось покинуть сознание белки, чтобы чуть-чуть отдохнуть. К счастью, пока белка была предоставлена сама себе, она не успела опомниться и выбраться наружу. Наконец, решётка была уничтожена ровно настолько, сколько нужно для того, чтобы белка пролезла. Теперь она могла передвигаться по вентиляционной шахте, а значит, Иджи на шаг приблизилась к своему вызволению.

По лабиринту вентиляции белке пришлось пройти не один раз, потому что Иджи путалась в одинаковых поворотах и развилках. К тому же запас сил иссякал, и ей всё чаще приходилось делать небольшие перерывы. В это время Иджи заглядывала в замочную скважину, и с тревогой отмечала, что на смену яркому дневному свету приходит мягкий вечерний. Когда Иджи, отдохнув буквально несколько минут, снова оказывалась в голове у белки, восстанавливать ориентацию в пространстве было очень сложно, потому что она обнаруживала зверька совсем не в том месте, где его оставляла.

Белка заглядывала в каждую комнату, куда выходила вентиляционная решётка. По внешнему виду большинства помещений нельзя было сказать, для чего они предназначены; многие выглядели недостроенными. Это только мешало Иджи, потому что она сама не до конца понимала, что именно ищет. Она знала, что ключи от её комнаты есть у Эрвента и, возможно, у человека, который принёс еду, но выкрасть их прямо из кармана — задача непосильная.

В конце концов, Иджи осознала, что вентиляция на первом этаже полностью осмотрена, притом не один раз, а выше по пустой и отвесной шахте не забраться даже белке. Нужно было выбираться, и самым лучшим местом для этого Иджи сочла пустынный коридор. Вновь последовала сложная командная работа, и ещё одна решётка не выдержала натиска. Белка спрыгнула на кафельный пол и поскакала вперёд.

Достаточно скоро она добралась до места, которое напоминало пост вахтёра — застеклённая будка, в которой сидел человек. Позади него на стене виднелся небольшой металлический подвесной шкаф. Наверняка именно там и хранились ключи. Белка проскользнула внутрь через неплотно прикрытую дверь, и спряталась за мусорным ведром под столом вахтёра. Теперь оставалось только ждать подходящего момента.

Это далось особенно тяжело, потому что силы Иджи уже были на исходе, а отдохнуть возможности не представлялось. Если она отпустит контроль здесь, то белка сразу себя выдаст, а учитывая, что Эрвент знает о её способностях, может знать и вахтёр.

Иджи не могла сказать, сколько времени она провела в борьбе с белкой и с самой собой. Она была настолько сосредоточена, что когда рядом раздался женский голос, чуть не потеряла связь от неожиданности.

— Сдаю ключ от комнаты 147-Б, — сказала незнакомка и тут же раздалось удаляющееся цоканье каблуков.

Вахтёр взял ключ и встал со своего места. Как только другим ключом он открыл металлический шкаф, белка опрокинула мусорное ведро и тут же юркнула в другой конец комнатушки. Вахтёр обернулся и замер, глядя на учинённый беспорядок. Белка тем временем в два прыжка оказалась на шкафу.

— Опять что-то испытывают? — пробормотал он, почёсывая затылок, и начал подбирать разбросанные бумажки, огрызки яблок и банановую кожуру.

Пока человек смотрел в другую сторону, белка свесилась с крышки шкафа и прыгнула внутрь. Иджи едва сумела найти ключ с биркой 216 из-за нахлынувшей волны паники. Белка схватила его зубами и чуть было не выпрыгнула из шкафа, как вдруг Иджи заметила кое-что очень полезное — отдельно висящую связку из двух ключей с надписью «крыша» на бирке. Белка взяла её тоже, а затем выскочила из комнатки и во всю прыть помчалась в сторону лестницы.

В коридоре этажом выше она нашла закреплённый на стене под вентиляцией огнетушитель, и воспользовалась этим местом, чтобы подпрыгнуть и ухватиться за решётку. Перегрызть её было сложнее всего. Во-первых, белке приходилось держаться на весу, во-вторых, Иджи с каждой секундой становилось всё тяжелее оставаться в сознании животного. Наконец, белка пробралась в вентиляцию. После нескольких поворотов, Иджи не выдержала, и разорвала связь.

Она обнаружила себя лежащей на кафеле. Во рту ощущался привкус металла, по ладони текла кровь. Кажется, Иджи прокусила её. Но расслабляться времени не было. Она бросила взгляд на вентиляцию прямо над кроватью. Слишком высоко — не дотянуться. Стараясь не создавать лишних звуков, Иджи отодвинула кровать, придвинула стол, поставила на него табурет, и наконец, достала до решётки. Используя как рычаг нож, всё это время лежавший вместе с другими столовыми приборами, она выломала большую часть прутьев и снова мысленно нашла белку, которая за это время успела оказаться совсем в другом месте и где-то оставить ключи. Время, потраченное на их поиск, а также несколько неправильно выбранных поворотов заставили Иджи изрядно понервничать, но в конце концов нужный путь был найден, и достаточно скоро белка, прыгнула ей в руки.

Пора сматываться отсюда. Иджи надела куртку, потом, бросив взгляд на поднос и немного подумав, принялась поедать салат так быстро, что едва успевала жевать. На удивление, сил немного прибавилось, но и туман в голове, уже начавший исчезать, вновь стал ощутимее. В освободившуюся пиалу Иджи переложила курицу с картофелем, накрыла это тарелкой и перемотала получившуюся конструкцию полоской ткани, которую оторвала от простыни, помогая себе ножом. Это, а ещё булочку и три кубика сахара она положила в наволочку. Иджи нерешительно посмотрела на тарелку холодного супа, но подумав о предстоящем изнурительном путешествии, съела всё. Когда из еды остался только чай, который Иджи не удостоила своим вниманием, она помыла столовые приборы в смежной комнате, и положила к еде всё, кроме ножа. Оторвав с помощью него вторую полоску ткани, она привязала наволочку к спине на манер рюкзака, а потом разорвала на полосы оставшийся кусок простыни и пододеяльник. Иджи связала их в одну длинную верёвку, которую смотала в объёмный клубок. Перед выходом Иджи сняла кроссовки и за шнурки привязала их к шлёвке джинсов, нож с ключами от крыши убрала в карман, а клубок взяла в руки.

Оказавшись в пустынном коридоре, Иджи заперла за собой дверь, чтобы хоть немного запутать Эрвента. Пути назад уже не было. Она помчалась вперёд. Ноги через носки чувствовали холод кафеля, но кроссовки создали бы много шума. Белка сидела на плече, вцепившись в куртку маленькими коготками. За окном наступали сумерки. Прошло слишком много времени, больше, чем Иджи рассчитывала. Сейчас она сильнее всего опасалась, что рабочие закончили установку пластин, и барьер её не выпустит. Боялась она и того, что может наткнуться на кого-нибудь по дороге, а ещё ей не давали покоя мысли о Норс. Иджи чувствовала себя бесчеловечной, оттого что не попыталась взять её с собой, хотя даже не знала, где та находится, и почти лишилась сил, чтобы продолжать поиски по вентиляции.

Добравшись до лестницы, Иджи побежала наверх. Выбраться из здания через парадный вход было слишком глупой идеей, чтобы рассматривать её всерьёз. Может быть, вахтёр и не заметил белку, но человека заметит непременно. Оставалось надеяться на возможный выход через крышу.

На последнем этаже следы недавней стройки были ещё заметнее. В коридоре тут и там лежали остатки строительных материалов: банки с краской, доски, канистры грунта, обрезанные куски плитки. С некоторых дверей до сих пор ещё не сняли плёнку, ручек у них тоже не было. Пробежавшись по всем коридорам в первый раз, Иджи не заметила того, что искала, но при повторном обходе наконец увидела люк в потолке.

Она подставила несколько ящиков, валявшихся неподалёку, забралась на них и открыла люк одним ключом из связки. Первой Иджи подсадила белку, затем подпрыгнула сама и подтянулась. Она оказалась на неком подобии чердака с таким низким потолком, что чуть ли не упиралась в него головой. Уходить отсюда надо было как можно скорее, потому что из-за прыжка стопка ящиков с грохотом рассыпалась. Иджи снова заперла за собой люк, понимая, что это, может быть, и собьет Эрвента с толку, но явно его не задержит. Наверняка у него свои ключи от всех замков. Ощупью она нашла дверь, ведущую прямо на крышу, открыла её вторым ключом и осторожно вышла.

К своему облегчению, сверху Иджи заметила, что рабочие ещё не закончили с пластинами, но, видимо, дело было настолько важным, что они не покидали своих мест даже после очевидного окончания рабочего дня. Передвигаясь почти ползком, чтобы её не заметили, она крепко привязала один конец своего клубка из тряпок к металлической трубе, а другой сбросила вниз с той стороны, где не было рабочих, и, вновь посадив белку на плечо, начала спуск. Ткань опасно трещала, и когда до земли оставалось метра полтора, не выдержала и порвалась. Падение получилось неприятным, но обошлось без травм. Белка сразу же ускакала прочь. Иджи, тоже не медля ни секунды, побежала к той части забора, которую приметила ещё сверху. Там пока отсутствовали пластины, а рабочие были заняты в другом месте.

Иджи забралась по столбу забора на самый верх, предварительно спрятав носки в карман и закатав джинсы до колен, чтобы кожа прилипала к металлу. Высота составляла метра три, если не больше. Перелезая на другую сторону, Иджи поцарапала щиколотку об острые пики, но даже не обратила на это внимание. Все её мысли были заняты только тем, чтобы побыстрее скрыться. Наконец, оказавшись снаружи, она быстро, но аккуратно спустилась вниз по столбу, спряталась за деревьями, надела носки с кроссовками и побежала прямо в глубь леса.

Из-за сумерек и густой тени, отбрасываемой кронами деревьев, продвигаться вперёд было страшно, но оставаться на месте — ещё страшнее. К счастью, лес оказался не дремучим, и идти сквозь него было не очень сложно, но когда темнота совсем сгустилась, Иджи стала то и дело спотыкаться о торчащие корни. К тому же окружающие звуки навевали мысли о хищниках, поэтому она забралась на первое попавшееся дерево, которое оказалось достаточно ветвистым для этого, и заночевала там.

Иджи понимала, что лучше всего сейчас поспать и набраться сил, но не смогла сомкнуть глаз. Её то и дело пугали шорохи, крики ночных птиц, чьё-то завывание, и она была готова поклясться, что слышала шаги какого-то крупного зверя прямо под деревом, на котором сидела. За ночь всё тело замерзло и онемело. Иджи почти перестала чувствовать руки, несколько часов подряд крепко обхватывавшие ствол.

Наконец, на небе забрезжил рассвет. Перед предстоящей дорогой она подкрепилась куриным окорочком, а булочку и картофель оставила на потом. К сожалению, нож, на который Иджи так сильно рассчитывала, пропал. Должно быть, выпал из кармана, пока она перелезала через забор.

Поев, Иджи спустилась с дерева и продолжила путь. Она плутала целый день, прикончила все запасы провизии, случайно оставила где-то по дороге наволочку с вилкой и ложкой, но когда почти потеряла надежду, вдруг увидела, как лес расступился перед ней, и золотые лучи вечернего солнца осветили её измождённую фигуру. Перед Иджи простирался дикий луг, вдалеке рассечённый надвое автомобильной дорогой.

Ххххх «Хххххх», Х хххх ХХХХ хххх Ххххххх ххх.

Едва очнувшись, Рэин услышал приглушённый, как будто доносящийся из-за преграды не то шорох, не то шелест. Его источник находился где-то сверху. Юноша открыл глаза, чтобы посмотреть, что происходит, но вид помещения, в котором он оказался, заставил мысли о странном звуке мгновенно исчезнуть.

Он совершенно не узнавал это место — маленькую комнату без окон, но с двумя дверями. Здесь были кровать, стол и табурет — ничего больше. Недолго думая, Рэин подошёл к одной из дверей, но выяснилось, что та заперта. Он подёргал за ручку, затем постучал, а потом, не дождавшись ответа, пожал плечами и подошёл ко второй. На удивление она поддалась, хотя Рэин полагал, что здесь тоже будет закрыто, и чуть не упал, неожиданно потеряв точку опоры. За дверью оказался санузел, ещё более маленький, чем основная комната. Кроме унитаза, раковины и зеркала там ничего не было, да и поместиться не могло.

Рэин вернулся назад, сел на кровать и постарался воскресить в памяти последнее воспоминание. Перед глазами возникла роща рядом с Большими озёрами. Они с Иджи нашли уединённую полянку, и Рэин наклонился, чтобы расстелить плед. Из-за этого закружилась голова, перед глазами всё поплыло, а потом он, кажется, упал в обморок. Вот до чего доводит сидячий образ жизни…

Но это всё ещё никак не объясняло его пребывание здесь.

— Иджи? — неуверенно позвал он и прислушался, будто ожидал ответа из-за стенки, но тишину по-прежнему нарушал лишь тихий шелест.

Рэин обошёл комнату по кругу несколько раз. В этом помещении явно никто не жил. Оно выглядело неуютно и одиноко, никаких следов пребывания человека. Тем не менее зелёная краска на стенах не казалась свежей, а затирка между плитками на полу потемнела, и становилось ясно, что комната пустовала несколько лет.

— Что за бред? Это уже не смешно! — крикнул Рэин, и снова принялся стучать в запертую дверь, на этот раз долго и ожесточённо.

Из-за этого он не услышал приближающихся шагов, однако, как только человек по ту сторону вставил ключ в замок, Рэин сразу же замер. Дверь открылась, чуть не задев его, и юноша оказался лицом к лицу с тем, кого он никак не ожидал здесь увидеть. Да что уж, он вообще не предполагал когда-нибудь в своей жизни лично встретиться с Ласом Эрвентом.

Сквозь дверной проём был виден коридор и большие квадраты зарешечённых окон с заключённым в них пасмурным небом. В их тусклом свете фигура Эрвента выглядела размытой, почти призрачной. Мягкие тени на его белоснежном костюме только усиливали этот эффект, а ярко-алая рубашка на первый взгляд показалась зловещим кровавым пятном.

Рэин от удивления не мог ни пошевелиться, ни отвести взгляд.

— Здравствуй. Можно мне пройти? — спросил Эрвент, потому что юноша всё ещё загораживал проход.

Рэин молча сделал шаг в сторону.

— Хорошо, что ты уже пришёл в себя. Я рад нашей встрече, но огорчён тем, при каких обстоятельствах она состоялась. Можешь обращаться ко мне господин Эрвент, — представился он, вероятно и подозревая, что это было излишним, но не придавая значение такой мелочи.

Рэин по-прежнему не проронил ни слова, только следил глазами за неожиданным посетителем.

— Лучше присядь.

Рэин занял трёхногую табуретку.

— Я, с твоего позволения, тоже сяду, — Эрвент расположился на краю кровати.

Вновь воцарилось молчание, но взгляд Рэина красноречивее любых слов свидетельствовал о том, что он жаждет объяснений.

— Ты, конечно, хочешь знать, что произошло, — Эрвент сам решил озвучить очевидное. — На тебя напали анкландские террористы. Они применили магическое оружие, запрещённое Международной конвенцией, поэтому ты потерял сознание. Тебя намеревались вывезти за пределы страны и использовать в своих целях. Наши спецслужбы сработали быстро, поэтому сейчас ты здесь. Это место охраняется правительством, и тебе ничего не грозит.

— Постойте. Вы, должно быть, перепутали меня с кем-то ещё, — возразил Рэин, ясно припоминая солнечную рощу и полное отсутствие анкландских террористов. — Моя фамилия Крэйт. Я Рэин Крэйт. Никто на меня не нападал. Я был с сестрой, она подтвердит. Поговорите с девушкой по имени…

— Иджена, — осторожно, но твёрдо закончил за него фразу Эрвент. — Здесь нет никакой ошибки, как ни больно мне это говорить. К сожалению, во время перехвата твоя сестра погибла.

— Нет, я не верю, — тихо ответил Рэин. — Не верю, не верю, не верю, не верю… — повторял он шёпотом, хотя для него всё уже встало на свои места.

Рэин догадывался, что их с Иджи силы — нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Самым явным тому подтверждением было то, как стремительно и даже пугающе развивались способности сестры. Рано или поздно кто-то должен был узнать о них и пожелать использовать в своих целях. Это становится так очевидно, когда оглядываешься назад, но совершенно неясно, если всматриваешься в туманное будущее.

Как террористы обо всём узнали? А впрочем, разве это важно сейчас, когда непоправимое уже случилось? В их действиях чувствовался холодный расчёт. Они не видели ни в Иджи, ни в Рэине людей — лишь оружие — и естественно, не сумев им завладеть, постарались уничтожить, чтобы оно не досталось врагу. Конечно, такие люди, если их вообще можно назвать людьми, позаботились о том, чтобы тот, кто сильнее, умер первым.

Рэин не сомневался, что во всём виноват он сам, ведь это именно он убедил Иджи держать их способности в тайне. Что было бы, если бы они всё-таки рассказали о своих силах? Может быть, их просто взяли бы под защиту? Может быть, Иджи была бы жива, если бы Рэин не посоветовал ей сделать неправильный выбор?

— Мне нужно поговорить с родителями, — наконец сказал он, не глядя на Эрвента.

Он должен сам им всё объяснить, должен сам во всём признаться. Каким тяжёлым ни предстоит этот разговор, он должен сказать всё сам.

— К сожалению, это невозможно. Они погибли.

Губы и руки Рэина задрожали. Он медленно, почти не поднимая головы, перевёл на Эрвента взгляд, который мог бы скорее принадлежать не человеку, а загнанному, израненному зверю.

— Что за чушь вы несёте?! — вдруг выкрикнул он и вскочил на ноги. Эрвент тоже встал. — Мы поехали туда только вдвоём! Родителей не было с нами!

— Террористы знали, что кто-то в вашей семье обладает магическими способностями, но им было неизвестно, кто именно. Вы были нужны им любой ценой, поэтому они разделились на несколько групп, чтобы взять все цели в один день. Мы пока не понимаем, почему они не предприняли попытку напасть на вас, когда вы все были дома, но…

— Замолчите, — резко оборвал его Рэин.

— Извини. Я затронул тему, к которой ты пока не готов.

Раньше Рэин недолюбливал Эрвента, хотя знал его лишь по газетным статьям и репортажам на телевидении, а теперь и вовсе испытывал к нему отвращение.

— Уйдите.

Эрвент с тревогой посмотрел на юношу, но ничего не сказал и действительно покинул помещение. Рэин не провожал его взглядом, но боковым зрением увидел, как закрывается дверь, и услышал звон ключей.

— Откройте! — крикнул он и сразу, бросившись к двери, дёрнул за ручку, но было уже поздно.

— Это временная мера ради твоей же безопасности, — голос Эрвента звучал мягко, с долей извинения. — Рэин, я не хочу, чтобы следующей жертвой стал ты.

— Вы сами сказали, что здесь мне ничего не грозит.

— Сейчас тебе требуется защита в том числе и от самого себя.

После этих слов Эрвент ушёл. Его шаги быстро смешались с окружающими звуками: странным шелестом, отдалёнными голосами, непонятными хлопками, раздававшимися то ближе, то дальше. В этом месте кипела жизнь. И жизнь всё ещё зачем-то теплилась внутри Рэина.

Он осмотрел комнату новым взглядом. О какой защите от самого себя говорил Эрвент, запирая его здесь? Даже в таком маленьком пространстве найдётся множество способов умереть.

На одной из стен обнаружилась розетка, почему-то загороженная столом. Через отверстия Рэин сразу разглядел шторки-заглушки, открывавшиеся, только если вставить туда вилку от электроприбора. Он понял, что просунуть какой-нибудь другой металлический предмет не выйдет, но можно было потратить некоторое время на то, чтобы расшатать и вытащить из стены пластмассовый корпус целиком.

Потом Рэин вспомнил об умывальных принадлежностях, которые заметил на раковине во время первого обхода. Он вновь осмотрел их, ожидая увидеть бритву, но кроме мыла, щётки и зубной пасты там ничего не было. Видимо, никто не собирался упрощать задачу настолько сильно. В таком случае странно, что они не додумались убрать зеркало, ведь его можно запросто разбить и перерезать вены осколком. Впрочем, Рэин недолго размышлял об этом, потому что ему в голову пришёл ещё один способ, для которого не нужна ни розетка, ни бритва, ни зеркало.

Можно было просто-напросто повеситься, тем более, что петлю легко сделать из ремня, который как раз был у Рэина при себе. Закрепить её получится хоть на двери в туалет, хоть на проводе, с которого свисала лампочка. А если провод всё-таки оборвётся, можно завершить начатое, взявшись рукой за оголённую часть. Человеческий организм слишком беззащитен перед самим человеком.

Всё тело била крупная дрожь. Рэин не понимал, действительно ли он хотел смерти или просто боялся жить дальше. Не являются ли его мысли о самоубийстве всего лишь сделкой с совестью? Неосознанным желанием приумножить страдания, заслужив тем самым прощение перед самим собой? Ведь на самом деле Рэин знал, что не способен убить ту частичку мамы, папы и Иджи, которая до сих пор жива внутри него и будет жить до последнего вздоха.

Рэин вспомнил о дурацкой привычке сестры наводить порядок, когда она растеряна и не знает, как быть дальше. Вообще у неё был какой-то пунктик на уборке, но в моменты отчаяния Иджи занималась ей с особым остервенением. Говорила, что помогает. Рэин сорвал с кровати покрывало, вытащил одеяло из пододеяльника, швырнул подушку в другой конец комнаты, скомкал простыню, а потом попытался привести всё в прежний вид. Терпения не хватило, и он обессиленно осел на кафель. Иджи советовала поплакать, лёжа на полу, если с уборкой ничего не выходит.

Ещё вчера, а может быть, даже сегодня, сестра хозяйничала в его комнате, а теперь от неё остались только воспоминания, которые тянули и Рэина в пучину прошлого. Мысли сами обратились к тому дню, когда, по его мнению, всё началось.

* * *

Тровэг, Эквия, апрель 1976 года Третьей эры.

Рэин сидел за столом в своей комнате и старательно притворялся, будто делает уроки, чтобы его не привлекали к домашним делам. Вдруг закрытая дверь с грохотом распахнулась. Рэин от неожиданности подпрыгнул на стуле и первым попавшимся под руку учебником закрыл книгу, от которой не отрывался последние два часа. Увидев, что на пороге стоит Иджи, он с облегчением выдохнул.

— Хоть бы стучаться пробовала.

— Ладно, не бухти. В следующий раз обязательно постучусь.

Иджи взяла со стола стопку книг, бесцеремонно переставила её на пол и уселась на освободившееся место. На плече сестры сидел Клюква — её хомячок. Это имя он получил из-за своих красных глаз.

— Хочешь, покажу фокус? — спросила она.

— Хочу, чтобы ты ушла, — не то что бы Рэин был против присутствия сестры, просто у них было так заведено, и оба соблюдали обычаи. — Ты мешаешь мне делать уроки.

— Ну да, ну да… Так хочешь фокус или нет?

— Нет.

— А если скажешь да, то я покажу и уйду.

— Хорошо, тогда я хочу фокус.

Иджи радостно хлопнула в ладоши, спрыгнула со стола и посадила Клюкву на своё место. Хомячок быстро огляделся по сторонам и тут же поспешил к подставке для карандашей, очевидно, сочтя её перспективной целью, но Иджи уверенным движением руки вернула его на место.

— Сейчас я силой мысли заставлю Клюкву исполнить для тебя сальто!

Она приложила указательный палец ко лбу хомячка, зажмурилась так сильно, что от напряжения даже скривилась и покраснела, а потом вдруг отдёрнула руку. Рэин подумал, что Клюква её укусил, но не успел спросить, всё ли в порядке, как хомячок встал на задние лапки, забавно и нелепо подпрыгнул, а потом упал, распластавшись пузиком кверху.

— Когда ты не смотрел, получалось чуть лучше, — смущённо прокомментировала Иджи, беря Клюкву на руки и почёсывая его за ушком. — Хотя, конечно, настоящее сальто пока ещё ни разу не вышло.

— Ничего страшного, — решил поддержать её Рэин. — Мне понравилось. Ещё немного подрессируешь Клюкву, и…

— Я же сказала, это не дрессировка. Я сделала это силой мысли.

— Прошу простить мне моё невежество, — шутливо ответил Рэин, принимая правила игры. — И как только я мог так ошибиться?

Он расплылся в хитрой улыбке, взял три книги и поставил их буквой «П» на одном конце стола, а на противоположный положил маленький резиновый мячик.

— Не могла бы ты силой мысли заставить Клюкву забить гол в эти ворота?

Иджи смерила брата взглядом, в котором смешалось недоверие и надежда, однако повторила все странные действия, которые предшествовали неудачному сальто: коснулась лба Клюквы, зажмурилась, скривилась от напряжения и резко отдёрнула руку.

Клюква, до этого даже не смотревший в сторону мячика, теперь явно им заинтересовался, подбежал ближе, оценивающе оглядел и стал толкать к импровизированным воротам. Зрелище, на самом деле, было жалкое. Мячик постоянно норовил укатиться, но Клюква старательно двигался к цели, и, в конце концов, у него получилось выполнить задание. В этот момент Рэин кое-что понял.

— Ну конечно! — воскликнул он зло и раздражённо. — Как я не догадался сразу?!

— Не догадался о чём? — растерянно переспросила Иджи, понимая, что представление пошло не по плану.

Она взяла Клюкву на руки и прижала к груди.

— В этом как-то замешаны магические приблуды Эрвента! — продолжал Рэин. — Я видел, какими глазами ты смотришь на рекламные плакаты его барахла, но, честно говоря, думал что у тебя гораздо больше здравого смысла. Мало того, что все эти волшебные игрушки плохо изучены и, скорее всего, опасны, но ведь они ещё и дорогие! Столько денег ты бы не сэкономила на школьных обедах! Где ты достала эту свою штуку?

— Какую штуку?!

— Ту, которая помогает тебе общаться с Клюквой.

— Нет никакой штуки! — вскричала Иджи.

Она отпустила хомячка, подняла раскрытые ладони на уровень головы и несколько раз повернула, демонстрируя, что они пусты.

— Вот только не надо отрицать очевидное! Я не знаю, что это за… что это за вещь, и где ты её взяла. Может быть, ты её украла…

— Украла? Как ты мог обо мне такое подумать?

— А что мне ещё остаётся думать?! — Рэин сделал паузу, чтобы перевести дух. — Так вот, эту вещь ты должна вернуть туда, где ты её взяла, и больше не затевать опасных игр с магией.

— Я тебе ещё раз говорю, нет никакой вещи, штуки, артефакта — называй как хочешь. У меня ничего нет! И хватит мной командовать!

— Я не командую! Я просто спасаю твою задницу, потому что если об этом узнают родители, то тебе крышка. Лучше избавься от этого артефакта поскорее.

Иджи посмотрела на Рэина остекленевшими взглядом, а потом произнесла тихо и спокойно:

— Хорошо, я тебя поняла.

С этими словами она вышла из комнаты.

* * *

Тровэг, Эквия, февраль 1977 года Третьей эры.

Тусклый зимний свет наполнял комнату Рэина тоской и меланхолией. По его мнению, такая атмосфера идеально подходила для того, чтобы поиграть на фортепиано, чем он и занимался последние десять минут. У его канарейки по имени Децима, вероятно, были схожие взгляды на этот счёт, так что она старательно подпевала, но в силу то ли неразвитого слуха, то ли вредного характера не выдерживала ни мелодию, ни тональность.

В конце концов у Рэина кончилось терпение. Он достал Дециму из клетки и, рассеянно поглаживая птичку по голове, подошёл с ней к окну.

— Ну, если ты уж решила петь, пой хотя бы что-нибудь похожее на то, что я играю, — тихо пробормотал он не столько Дециме, сколько самому себе.

Рэин ещё недолго постоял, разглядывая пустынную заснеженную улицу. И хотя обычно он не предавался бесплодным фантазиям, в этот раз воображение вдруг живо нарисовало Дециму, выводящую трели под аккомпанемент фортепиано. Напоследок он потрепал птичку по голове и отпустил полетать по комнате. Может быть, это занятие окажется поинтереснее пения.

Вернувшись за инструмент, Рэин ощутил беспричинную усталость, но не придал этому значение. Он взял несколько первых нот, и Децима защебетала вновь, но в этот раз совсем не так, как прежде. Теперь она действительно подпевала, будто каким-то образом подслушала мысли хозяина. В тот момент, когда это невероятное сравнение возникло в голове у Рэина, он резко оборвал мелодию и захлопнул крышку фортепиано. В памяти вдруг всплыл случай, произошедший почти год назад, и теперь ему нужно было кое в чём убедиться.

Он вырвал клочок бумаги из первой попавшейся тетради и положил его на шкаф. Потом Рэин снова погладил Дециму по голове точно так же, как несколько минут назад, и постарался отчётливо представить, как птичка приносит ему этот обрывок. Чтобы лучше сосредоточиться, Рэин поднял глаза к потолку, и вдруг почувствовал, что маленькие коготки перестали сжимать его палец. Вновь оглядев комнату, он увидел стремительно летящее жёлтое пятнышко, которое на секунду задержалось на верхушке шкафа и тут же повернуло назад. Мгновение спустя Децима с обрывком бумаги приземлилась ему на руку.

С минуту Рэин ошеломлённо разглядывал птицу, будто видел её в первый раз. Очнувшись от оцепенения, он вырвал из тетради четыре таких же клочка, нарисовал на одном из них крест и перемешал вместе с предыдущим. Как и в прошлый раз, он разложил их на шкафу, а потом отошёл, опять поглаживая Дециму по голове, и представил, как птичка приносит ему бумажку с пометкой.

Канарейка в одно мгновение перелетела через комнату, озадаченно посмотрела на разложенные клочки, а потом, схватила один из них, и, вернувшись к Рэину, уронила бумажку на раскрытую ладонь. Децима описала несколько кругов вокруг хозяина и, наконец, уселась ему на плечо. Рэин же в это время, как заворожённый, разглядывал совершенно чистый кусочек бумаги. Дрожащей рукой перевернув его на другую сторону, он увидел крест. Об этом нужно было срочно поговорить с Иджи.

Немного постояв посреди коридора в тщетных попытках привести мысли в порядок и оправиться от усиливающейся усталости, Рэин постучал в дверь сестры.

— Заходи, — раздалось из комнаты.

Иджи сидела за столом и была всецело поглощена заточкой карандашей канцелярским ножом.

— Не могла бы ты пока этим не заниматься? — осторожно попросил Рэин.

— А что такое? — спросила она с ухмылкой.

— Да боюсь, что ты меня зарежешь.

— Ладно, заинтриговал, — ответила Иджи, демонстративно убирая нож в выдвижной ящик стола. — Говори.

— Помнишь, однажды ты показала мне кое-какой фокус?

— Нет, не помню, — ответила она, но по тому, как изменилось выражение её лица, Рэин понял, что они оба сейчас думают об одном и том же случае.

— Сегодня со мной произошла странная ситуация, — он немного помолчал, наблюдая за реакцией сестры и заметил, как в её взгляде промелькнула тень обеспокоенности. — Мне кажется, что я могу… как бы это поточнее сказать…

— Заставить кого-нибудь сделать то, что ты хочешь, — Иджи явно пыталась произнести это будничным тоном, но волнение всё равно прорывалось наружу.

— Да. Я в тот раз тебе не поверил.

— Не могу тебя винить. Я сама выбрала не лучший способ, чтобы рассказать об этом. Наверное, и я на твоём месте сначала бы накричала, а потом неделю не разговаривала.

— Прости пожалуйста.

— Да ладно, чего уж там. Бедняга Клюква. В его голову лезут все, кому не лень.

— Причём тут Клюква? — удивился Рэин.

— А кто тогда? — Иджи удивилась не меньше.

— Децима конечно.

— Как странно, — она перевела взгляд на стоящую в углу клетку с хомячком. — Сколько бы я не экспериментировала, у меня никогда не получалось установить связь с кем-то кроме грызунов. Клюква, белки в парке, крысы из канализации — это пожалуйста, но с птицами, кошками, собаками никогда ничего не выходило.

— А давно ты уже проводишь эти… эксперименты? — с долей опаски спросил Рэин.

— Давно. Почти год.

— И как успехи?

— Неплохо. Раньше на это уходило много сил, но чем больше тренируешься, тем меньше устаёшь потом. Сначала так взаимодействовать получалось только с Клюквой, и то при наличии физического контакта, а дальше стало получаться и на расстоянии. Попрактиковавшись, я стала проникать в головы других грызунов, и чем больше пробовала, тем лучше выходило. Раньше я могла только передавать свои мысли, а теперь получается читать чужие. Иногда выходит хорошо, иногда улавливаю только какие-то обрывки и отдельные образы. Один раз мне показалось, что я на несколько секунд увидела саму себя глазами крысы. Правда, повторить это пока не удалось.

Подвинув свободный стул, Рэин сел рядом с Иджи.

— Ты пыталась рассказать об этом ещё кому-нибудь, кроме меня? — спросил он.

— Нет конечно, я же не сумасшедшая. Я могла бы довериться только своей семье. Ты счёл меня лгуньей, так что с родителями я даже не стала пробовать.

Рэин приобнял Иджи.

— Наверное, нам обоим лучше молчать, — сказал он. — Мало ли, что случится, если вдруг об этом узнают. Вероятно, нас навсегда запрут либо в психушке, либо в какой-нибудь лаборатории.

— Пожалуй, что да.

— Нужно на всякий случай поменяться питомцами, раз твои способности не действуют на птиц, а мои, по такой логике, не должны распространяться на грызунов. Нам не стоит пытаться это развивать.

— Ты уверен? — было видно, как Иджи нелегко отказаться от своих сил и тем более отдать Клюкву, пусть даже он и «переезжал» в соседнюю комнату.

— Да, — твёрдо ответил Рэин. — Это опасно. Мы до конца не знаем, с чем имеем дело. Скажу избитую вещь, но ты ведь знаешь, как закончилась Новая эра.

— Знаю, — печально подтвердила Иджи и положила голову брату на плечо.

Ххххх «Хххххх», Х хххх ХХХХ хххх Ххххххх ххх.

Рэин лежал на полу и не чувствовал, как холодный кафель забирает его тепло, не понимал, что ему стало гораздо хуже из-за того, что к душевной боли добавился голод, постепенно скручивающий внутренности, не слышал, как загадочный шорох, доносившийся сверху, сменился стрёкотом, а потом и вовсе — тишиной.

В памяти всплыл обрывок стихотворения: «… Но на звёзды глядя, русый локон // Прижимаю к сердцу. Отчего // Я средь тысяч незажжённых окон // Точно знаю, где искать твоё?» Очень походило на то, чем зачитывалась Иджи. Кажется, это было что-то из творчества Эйона. Рэин так и не определился, кто из него вышел хуже: политик или поэт, а Иджи обожала всё, связанное с ним. Но в своём нынешнем состоянии Рэин только позавидовал Эйону: у него хотя бы было окно, на которое он мог смотреть. У Рэина же не осталось ничего.

Непрошенные мысли не давали сосредоточиться на чём-то одном. Воспоминания разных лет смешивались и рождали в голове Рэина ситуации, которые никогда не происходили на самом деле, но всё же создавали зыбкое ощущение близости к семье. Спустя много часов пребывания в этом полубреду Рэин незаметно для себя задремал. Он проснулся от того, что кто-то звал его по имени. Сквозь пелену сна ему показалось, что это голос отца, но вскоре иллюзия развеялась. Рэин открыл глаза и увидел склонившегося над собой Эрвента. Видимо, уже наступил следующий день, потому что он был одет по-другому: в тёмно-синий костюм с крупным рисунком из нежных бежевых цветов, чёрную рубашку и бежевый галстук-бабочку. Кроме того, Эрвент выглядел так, будто не спал всю ночь.

— Рэин, слышишь меня?

С этими словами Эрвент попытался приподнять его за плечи, но Рэин сам встал с пола и сел на кровать, несмотря на то, что там не осталось ничего, кроме матраса. Он смерил Эрвента взглядом, в котором явственно читалось: «Опять вы?»

— Сразу видно, я тебе не понравился, — ответил тот на невысказанную претензию. — И теперь мне долго придётся заслуживать твоё доверие. Первое впечатление побороть непросто. Я не жду от тебя… В общем-то ничего от тебя не жду. Я понимаю, что ты чувствуешь.

— Ну конечно. А что ещё вы можете сказать?

— Я погляжу, ты любишь прямолинейный подход.

Рэин отвёл глаза. Никто раньше не пытался описать его такими словами, к тому же прямолинейностью он никогда и не отличался. Мама или Иджи — другое дело, это действительно в их характере. Было в их характере.

— Обедать будешь? — совершенно неожиданно спросил Эрвент.

— Нет, — ответил Рэин, хотя желудок сводило от голода.

— Уверен? Ты уже давно ничего не ел.

Рэин хотел отказаться вновь, но не смог. Не дождавшись ответа, Эрвент достал рацию и произнёс:

— Господин Вальда́у, обед в комнату 216, пожалуйста.

Очень скоро появился незнакомый человек с подносом, который задержался в комнате ровно настолько, сколько требовалось, чтобы оставить еду. Эрвент удалился вслед на ним, и Рэин вновь остался один.

Он ещё толком не успел разглядеть обед, но уже чувствовал запах, стократно обострявший аппетит. Отдалённой частью сознания, которая не была разбита горем, Рэин ощутил облегчение из-за того, Эрвент не видит, с какой жадностью он набросился на принесённую пищу. Тарелку с супом он опустошил за минуту, и даже не успел понять, какой именно это был суп. И всё же, несмотря на дикий голод и полное одиночество, Рэин пытался сохранять достоинство во время еды. Как бы ему ни хотелось по-варварски растерзать свиную отбивную, отрывая большие куски мяса прямо зубами, он всё равно пользовался вилкой и ножом. Когда очередь дошла до гарнира — шампиньонов, обжаренных с луком, — Рэин всё же позволил себе вылизать тарелку после того, как съел всё до единого кусочка гриба. Точно так же он поступил и с винегретом. Чай с вафлями он пил уже спокойно, ощущая приятное тепло, разливающееся по всему телу. В голове клубился лёгкий туман, который Рэин принял за чувство долгожданной сытости.

Не успел он вновь погрузиться в свои мысли, как вошёл Вальдау и забрал поднос. Вслед за ним в проёме показался Эрвент.

— Хочу познакомить тебя кое с кем, — он сделал несколько шагов по коридору, а потом, остановившись, добавил. — Пойдём, я отведу тебя. Не переживай, скоро ты вновь отделаешься от моего общества.

Рэин подумал о том, что, как бы он ни относился к Эрвенту, этот человек не совершил ничего плохого — лишь хотел помочь и защитить, поэтому пошёл следом. Они спустились на этаж ниже и, немного пройдя по коридору, оказались перед белыми двойными дверями. Открыв одну из них, Эрвент пропустил Рэина вперёд.

Помещение было огромным и светлым, совсем не похожим на комнатушку, из которой они только что вышли. Рэин с немалым удивлением отметил, что за большими зарешечёнными окнами раскинулись бескрайние равнины. Куда ни глянь — везде небо и волны длинной трепетавшей на ветру травы. Пейзаж разбавляли только холмы на горизонте, деревья, росшие в нескольких местах поодиночке или небольшими группками, и окружавший здание забор с выделяющимися столбами, увенчанными прямоугольными пластинами.

Внушительный по своим размерам зал визуально делился квадратными колоннами и мебелью на зоны. В самой близкой ко входу располагались несколько кресел-мешков и длинный диван, обращённый к огромному телевизору на не менее огромной тумбе, в специальном отделении которой находился проигрыватель для видеокассет.

Чуть поодаль начиналась другая зона. От всех остальных её отделяли стеллажи с книгами. Там стояли два кресла более консервативного вида, а также несколько столов с настольными лампами и подставками для разнообразных канцелярских принадлежностей — судя по их внешнему виду, не только для письма, но и для рисования, хотя Рэин мог ошибаться, поскольку не разбирался в этом.

Следующая зона представляла собой пустое пространство, и её предназначение было трудно определить с первого взгляда, но магнитофон неподалёку наводил на мысль о том, что она представляла собой нечто наподобие танцпола.

В дальнем конце помещения находилось что-то ещё, но с того места, где стоял Рэин, открывался плохой обзор. Тем более, что почти сразу его внимание с комнаты переключилось на людей, которые уже были здесь до их с Эрвентом прихода.

Две девочки сидели за письменным столом, склонившись над листом бумаги, лежавшим между ними. Рядом стояла девушка постарше. Она облокотилась на спинку кресла и лениво бросала дротики в мишень для дартса, которую сняли со стены и водрузили на стопку книг, прислонив к стеллажу. Кажется, пока Рэин и Эрвент не вошли, она не столько была увлечена игрой, сколько разговором с юношей, который в отдалении от всех развалился на диване и которому приходилось значительно повышать голос, чтобы остальные хорошо его слышали. Все четверо показались Рэину не старше него самого, а одна из девочек за столом вообще выглядела лет на двенадцать.

При виде Эрвента все отложили свои занятия и поприветствовали его нестройным хором голосов. Он поздоровался в ответ, а потом перечислил Рэину имена присутствующих. Самую младшую девочку звали Иуо́ра, её соседку — Эми́та, девушку, игравшую в дартс, — Пандэлеа́на, а юношу — Куа́ндэл. Но когда Рэин решил, что всех уже представили, Эрвент добавил:

— А это Даа́р.

Только осмотрев помещение внимательнее, Рэин понял, что в одном из кресел-мешков кто-то сидел, отвернувшись от входа и глядя в окно. На звук своего имени Даар никак не отреагировал и даже не повернулся посмотреть на вошедших. Заметив это, Иуора поднялась со своего места и слегка поторомошила его за плечо. После этого Даар очнулся то ли ото сна, то ли от оцепенения, поздоровался и, низко опустив голову, так, что большей части его лица не было видно, пересел на диван к Куандэлу. Судя по телосложению, в этой компании он мог быть старше всех.

— Я зашёл на минутку, чтобы представить вам этого молодого человека, — произнёс Эрвент. — Его зовут Рэин, а обо всём остальном он расскажет сам, когда (или если) он будет готов. Ну, вы знаете… А пока могу я рассчитывать на ваше гостеприимство?

В ответ все кивнули.

— Что ж, в таком случае я вас покидаю.

И он в самом деле ушёл, оставив Рэина, который не мог понять, рад ли он тому, что наконец отделался от Эрвента, или растерян, оказавшись в новой компании в совсем неподходящем для этого душевном состоянии.

— Привет, Рэин — Иуора первая решила прервать молчание.

Все остальные тем временем стянулись к зоне с телевизором, находившейся ближе всего ко входу. Пандэлеана подсела к юношам на диван. Эмита предпочла кресло-мешок.

— Не переживай, мы не будем мучить тебя расспросами, потому что и так примерно представляем, что произошло. Лучше расскажем о себе, — произнесла Пандэлеана.

— О, можно я первый? — попросил Куандэл.

Девушки посмотрели на него так, будто он сказал что-то бестактное или оскорбительное, но Пандэлеана всё-таки кивнула.

— Я оказался здесь в конце прошлого года, и до сегодняшнего дня был типа новичком. Но теперь новичок ты, поэтому обращайся ко мне по любым вопросам.

В других обстоятельствах Рэин счёл бы смешным тот покровительственный взгляд, которым его наградил Куандэл, выглядевший лет на пять младше.

— Имей в виду, что это место не такое уж плохое, как кажется на первый взгляд. Некоторым поначалу тут тяжело, но, конечно, не мне. Я и не такое видал. Расписание и строгий режим ещё никому не повредили. Некоторые, правда, не могут сразу привыкнуть, но я, конечно, не из таких. К тому же здесь вкусно кормят.

За время своего непродолжительного монолога Куандэл уже успел соскочить с места и обойти диван по кругу. При этом он постоянно то клал руки в карманы джинсов, то опять вынимал их, то запускал пальцы в свои торчащие во все стороны чёрные волосы. Возможно яркий темперамент, а ещё слегка смуглая кожа и чёрные глаза говорили о его южном происхождении.

— Но, конечно, я попусту не болтаю, поэтому перейдём к самому главному.

Куандэл встал прямо напротив Рэина и отвёл одну руку в сторону. Сначала ничего не происходило, но вдруг рукав кофты колыхнулся и повис, пройдя сквозь руку, как будто вместо настоящей конечности из крови и плоти на её месте осталось лишь видение.

Каким бы удивительным ни казалось то, что сейчас произошло, Рэин был настолько вымотан недавними потрясениями, что не находил сил на выражение любых эмоций. Куандэл, видимо, остался неудовлетворён такой реакцией. Он недовольно снял кофту одной рукой — при этом сквозь вторую ткань по-прежнему свободно проходила — и сразу же надел обратно уже двумя руками.

— Если ты потерял дар речи и не в силах спросить, что это сейчас было, то я продемонстрировал тебе способность проходить сквозь предметы, — пояснил Куандэл.

— Не слишком ли много пафоса для того, кто только недавно научился проделывать это со всей рукой, а не только с одним пальчиком? — ехидно прокомментировала Эмита.

Куандэл наградил девушку злым взглядом, но перерасти их перепалке во что-то серьёзное не дала Пандэлеана:

— Вы двое, хватит уже. Иуора, теперь ты.

Куандэл выглядел уязвлённым, но всё же сел на место. Иуора предпочла остаться там, где сидела — на подлокотнике дивана рядом с Дааром. Она будто сошла с иллюстрации из детской книжки в своём небесно-голубом платье в тон глазам. Светлые волосы, заплетённые в тонкие косички, подпрыгивали при каждом движении головы.

— Я не буду показывать мою способность, — сказала она, хотя в её тоне не слышалось ни упрямство, ни категорический отказ. — Для этого мне пришлось бы причинить кому-то боль, ведь я умею исцелять. Пока немногое: царапины, синяки, ушибы, с недавних пор переломы. Рано или поздно ты всё равно увидишь, как я это делаю.

Рэин вновь промолчал, но Иуора, в отличие от Куандэла, отнеслась к этому как к должному и лишь кивнула Эмите, как бы передавая эстафету.

— Мою способность тоже не продемонстрируешь так просто, — произнесла та. — Я умею видеть прошлое и будущее.

— Получается, ты можешь рассказать, что именно стало с моей семьёй? — наконец подал голос Рэин.

— Я знала, что ты это спросишь. К сожалению, нет. Во-первых, видеть прошлое получается у меня плохо. Это сложнее, чем будущее. Точнее, чем возможное будущее. Оно ещё не определено, и ухватиться за один из его вариантов гораздо легче, чем откопать единственно верную последовательность уже произошедших событий. Есть и другие трудности, с которыми я пока плохо справляюсь. Например, увидеть будущее или даже прошлое предмета значительно проще, чем человека. Ну, и самое главное — у меня ещё ни разу не получалось проследить за чем-то, с чем нет физического контакта. К сожалению, пока я не могу тебе помочь.

— Пока? — только и произнёс Рэин.

— Пока. Может быть однажды я разовью свои силы настолько, что смогу видеть любое прошлое, каким бы отдалённым оно ни было, и к кому или чему оно бы ни относилось.

Эмита смотрела на Рэина кротко и как будто чуть-чуть виновато, но вместе с тем взгляд её светло-карих, почти оранжевых глаз, лучился теплом. Она смущённо теребила прядь рыжих волос, обрамляющих её круглое лицо и ложащихся на округлые плечи, пока Пандэленана не произнесла:

— Даар, твоя очередь.

Прежде, чем заговорить, он наклонил голову ещё ниже и запустил пальцы в тёмные волосы так, что рука совсем скрыла его лицо.

— Я могу изменять внешность по своему желанию, — сказал Даар, и Рэин вздрогнул от того, как были произнесены эти слова.

По тихому приветствию, адресованному им с Эрвентом в самом начале, он не успел понять, насколько голос Даара красив и глубок, но теперь, даже после такой короткой фразы, это стало очевидным.

— Я так понимаю, демонстрации тоже не будет? — прервал Куандэл воцарившееся молчание.

— Не все же такие показушники, как ты, — не упустила возможности ввернуть колкость Эмита.

— Хватит, — негромко, но твёрдо пресекла ссору Пандэлеана. — Вы оба уже надоели. Моя очередь.

Она встала с дивана, царственно расправив плечи, и направилась в сторону стеллажей. Каждая деталь её внешности выражала строгость: прямая осанка, уверенная и грациозная походка, собранные на затылке в тугой пучок каштановые волосы, аристократичный нос с горбинкой.

Почти не задержавшись у полки с книгами, Пандэлеана взяла одну не глядя и вернулась к остальным. Она остановилась перед Рэином, раскрыла книгу на середине и вдруг смяла несколько страниц. Бумага сухо захрустела под её пальцами, а потом и вовсе раздался треск, свидетельствующий о нескольких надрывах.

В своём нынешнем состоянии Рэин едва ли осознавал, какое надругательство сейчас совершилось над книгой, но и все остальные сидели спокойно, не выказывая ни малейшего возмущения по поводу порчи имущества.

Тем временем Пандэлеана несколько раз нежно провела рукой по смятым страницам, успевшим чуть-чуть расправиться под собственным весом. Сначала они сжались ещё сильнее, как будто кто-то невидимый снова схватил их и смял, а потом начали стремительно выпрямляться, и спустя пару секунд книга приняла прежний нетронутый вид.

— И в чём твоя способность? Можешь заменить утюг? — неожиданно зло даже для самого себя спросил Рэин, может быть, потому что порядком устал от всего происходящего вокруг, а возможно из-за того, что отдалённой частью сознания уже понял, что именно сделала девушка.

— Могу перематывать время.

Рэин перевёл взгляд с книги на Пандэлеану. На его лице отразились неверие и непонимание, негодование и страх.

— А, так ты из этих, — вскинула бровь Пандэлеана. — Считаешь, что магия времени опасна? Считаешь, что это из-за неё закончилась Новая эра? Да? Ведь это ваш любимый аргумент? Давай, скажи, так ты считаешь?

— Да, — с непоколебимой твёрдостью ответил Рэин.

— Значит, ты идиот. Новая Эра закончилась не из-за магии времени, а из-за человеческой тупости.

Пандэлеана отвернулась, желая отойти в другой конец помещения, но вдруг повернулась снова.

— Я не выбирала родиться такой, — тихо и холодно прошипела она. — И какая бы способность ни была у тебя, ты тоже это не выбирал.

Вдруг дверь за спиной Рэина открылась. Он оглянулся и увидел Вальдау, который появился подозрительно вовремя: знакомство уже закончилось, а возникший в ходе него конфликт не успел перерасти в горячую фазу. Рэин даже задумался, не подслушивали ли их разговор.

— Пора на вечернюю практику, — произнёс Вальдау.

Все сразу же потянулись к выходу. Пандэлеана прошла, гордо вскинув голову и даже не посмотрев на Рэина, так и оставшегося стоять. Эмита и Иуора, кажется, совсем не осуждали его, и постарались вложить в свои взгляды столько поддержки, сколько могли выразить без слов. Куандэл напоследок изучающе оглядел Рэина, на его губах застыла ухмылка. Даар по-прежнему прятал лицо, но, поравнявшись с Рэином, вдруг остановился и несколько раз неловко дотронулся до его плеча. Это было похоже на неумелую попытку подбодрить.

Пропустив всех, кроме Рэина, в коридор, Вальдау вошёл в комнату и закрыл за собой дверь.

— Господин Эрвент собирается обсудить с вами кое-что, — сказал он.

— Сейчас?

— Нет, сейчас он занят, но хотел бы поговорить с вами, как только освободится. Вы можете пока подождать здесь.

Рэин кивнул и сел на диван. Вальдау скрылся из виду за стеллажами с книгами, но Рэин чувствовал на себе его пристальный взгляд.

Всё, что случилось с ним за последнее время, было слишком тяжело, чтобы принять. Со своей способностью он успел свыкнуться, а потому умения Иуоры, Куандэла и Даара не казались ему опасными. Способность Эмиты слегка настораживала, ведь она была связана со временем, но хотя бы не подразумевала вмешательство в него. А вот то, что могла делать Пандэлеана, пугало Рэина. И сколь бы пренебрежительно девушка ни отзывалась о такой позиции, его также пугало повторение событий, которые послужили концом Новой эры.

Рассказы о нём Рэин слышал часто. Чаще всего, конечно, от школьного учителя истории, убеждённого противника магии и блюстителя дисциплины. Каким-то образом эти две вещи были неразрывно связаны в его сознании, и за любым непослушанием следовала тирада о том, как опасно волшебство, и каждый раз его поучение звучало одинаково.

Тысячи лет назад люди не знали магии, но настало время, и она явила себя человечеству. Сейчас уже неизвестно, кто первый обуздал её, но сохранившиеся источники свидетельствуют о том, что похожие события происходили по всему миру приблизительно в одно время. Приняв проклятие за благословение, люди сделали магию неотъемлемой частью своей жизни. Не изучая, но вовсю используя волшебство, они быстро достигли прогресса в этой области. Их изобретательности не было предела: люди находили новые материалы, которые могли использовать для создания магических артефактов, и придумывали формы, улучшающие их свойства. В конце концов волшебство стало занимать такое важное место, что многие страны договорились начать новое — общее — летоисчисление с того года, когда магия начала появляться по всему свету. Эру, в которую вступило человечество, оно смело назвало Новой, а спокойные времена, оставшиеся позади, с тех пор пренебрежительно именуются Старой эрой.

Но двигаясь в своих исследованиях словно наощупь, люди не задумывались, сколько жертв оставляет метод проб и ошибок, к которому они прибегали. И одна ошибка стоила им очень дорого.

Среди разных видов магии всегда находились те, что могут пугать своими проявлениями, но главную опасность, конечно, составляла магия времени. Мудрые люди всегда это понимали — глупцы всегда смеялись им в лицо. В 657 году Новой эры на территории современного Чшалта группа искусных магов изготовила временной артефакт такой мощности, что не создавали ни до, ни после. Для того чтобы привести его в действие, понадобилась энергия четырёхсот человек. Исследователи сходятся во мнении, что они намеревались вернуть к жизни недавно почившего великого волшебника Тальха Виттгира, несмотря на то, что с помощью магии времени ни разу не удалось вернуть кого-либо из мёртвых. Волшебство восстанавливало лишь тело, но возвратить в мир людей душу оно не в состоянии. В любом случае никто не смог расспросить тех безумцев, было ли воскрешение Виттгира их целью на самом деле, потому что этот ритуал стал для них последним — он высушил все их жизненные силы. И как бы печально ни было уже одно только это, артефакт создал сильнейший временной разлом. Он разрастался и ветвился, пока не исполосовал весь мир и не разорвал его на «лоскуты», в каждом из которых время текло по-своему: пока в одних оно замедлялось, в других — лишь набирало обороты. Где-то время застывало, а где-то оборачивалось вспять.

Отрезанные разломом родители видели, как их же дети за считанные секунды взрослеют, стареют и умирают, но никак не могли ни помочь, ни пересечь невидимую черту, чтобы умереть вместе. Некоторых людей временны́е трещины пронзили насквозь. Тем, у кого на линии разлома находились жизненно важные органы, повезло больше — они погибли мгновенно. Те же, у кого по ту сторону оказалась рука или нога, в ужасе наблюдали, как часть их тела начинает гнить и разлагаться, и в это время испытывали такую боль, что те, кто был поблизости и выжил, навсегда запомнили их душераздирающие крики.

Одни «лоскуты» были совсем маленькие, другие — огромные, простиравшиеся на многие километры, и часть из них время не пощадило, превратив в пустоши без единого живого существа. Они открылись людям, когда жизненная сила, вытянутая артефактом из четырёхсот искуснейших магов, иссякла, и разорванный мир вновь слился воедино. Тысячи, может быть, миллионы, людей погибли, а судьбы тех, кто выжил, остались навсегда разрушены. Дети лишились родителей, а родители детей. Возлюбленные, встретившись вновь, с ужасом осознавали, что один из них стал стариком, а другой — ребёнком. И никто не мог понять, сколько времени прошло на самом деле: для одних всё закончилось за считанные секунды, для других прошла вся жизнь. Ясно было лишь одно — настал конец Новой эры.

Люди стали жить по другому летоисчислению, отсчитывая время от закрытия разлома. Они вступили в следующую эру и назвали её Третьей, чтобы никогда не забывать уроки предшествующих двух.

Если Иджи справлялась с тревогой и смятением благодаря уборке, то для Рэина спасительным средством стало чтение. Годилось всё: от инструкции к электроприбору до пищевой ценности на упаковке макарон — главное, чтобы буквы складывались в слова.

Неосознанно он потянулся к книге, которую Пандэлеана отбросила в сторону во время перепалки и которая всё ещё лежала на диване. «Тиохим Эйон. Избранные стихотворения» значилось на обложке. Рэин закатил глаза и чуть не отшвырнул книгу в другой конец комнаты, но всё же машинально начал перелистывать страницы. Он сам не знал, что ищет, пока одно из стихотворений не привлекло его внимание.

Незажжённые окна

Тёмный город спит за баррикадой —

Там померкли тысячи огней.

Ты так близко. Ближе, чем была ты

Столько долгих и жестоких дней.

Ты так близко… Близко! В сердце самом:

И в моём, и в сердце всей войны.

Так хочу я быть с тобою рядом,

Только в обстоятельствах иных:

В новом дне под мирным небосводом,

И чтоб счастье теплилось в груди.

Но в борьбе за общую свободу

Я привёл войну к твоей двери.

Ночь на город опустилась низко,

Нас объяла липкой темнотой.

Ты теперь ко мне опасно близко.

Я боюсь забрать тебя с собой,

Но на звёзды глядя, русый локон

Прижимаю к сердцу. Отчего

Я средь тысяч незажжённых окон

Точно знаю, где искать твоё?

Последние строки именно этого стихотворения вспомнились Рэину, пока он сидел взаперти. Он слышал их не раз. Кажется, «Незажжённые окна» даже были в школьной программе, но сегодня Рэин прочитал их не так, как раньше. Сегодня он сам оказался на месте того, к кому были обращены эти стихи. Он стал тем, кого Иджи не забрала с собой.

Был ли Рэин мишенью сам по себе или представлял ценность только вместе с сестрой — этого он не знал, но вполне допускал второй вариант. В конце концов, если террористы обладали информацией об их способностях, они могли понимать, насколько Рэин бесполезен в сравнении с Иджи. Значит ли это, что он всего лишь оказался «опасно близко» к человеку, за которым велась настоящая охота? Если так, то Эйон вообще мало что понимал в жизни. Рэин бы предпочёл отправиться вслед за своей семьёй, и жена Эйона (а именно ей и было посвящено это стихотворение) наверняка желала бы того же, если бы её муж погиб в том бою.

Из дальнего конца помещения донёсся приглушённый звук рации. Это напомнило Рэину о том, что он всё время находился в обществе Вальдау. Несколько секунд спустя он и сам показался из-за стеллажей.

— Господин Эрвент скоро освободится. Если вы готовы к разговору, я провожу вас в его кабинет.

Рэин молча кивнул. В глубине души он чувствовал, что Иджи не пошла бы за Вальдау так просто. Она бы как минимум съязвила что-нибудь про выбор без выбора.

Они снова поднялись на второй этаж. Рэин не понял, свернули ли они в то же самое крыло, где находилась комната с зелёными стенами, или пошли в другую сторону. Он не мог найти в себе силы хотя бы попробовать разобраться в бесконечных лабиринтах одинаковых коридоров и дверей. Родители отчитали бы его за такую беспечность и невнимательность. Но их больше нет. Они больше никогда ничего ему не скажут.

Подойдя к нужной двери, Вальдау коротко постучал, и, не дожидаясь ответа, открыл её так, что его самого нельзя было увидеть из кабинета, а Рэин оказался прямо на пороге.

Эрвент сидел за столом боком к двери, окружённый ореолом света от настольной лампы. Он поднял голову от стопки бумаг, и обратил взгляд на посетителя.

— Проходи, — бросил он, вновь опуская глаза к документам.

Дверь бесшумно закрылась, как только Рэин сделал шаг. Комната, в которой он оказался, выглядела очень сдержанно. По периметру стояли одинаковые шкафы, в центре сидел Эрвент. Документы, над которыми он склонился, были разложены на несколько аккуратных стопок. Сквозь единственное окно, не такое большое, как в коридоре или общем зале, в кабинет проникал тусклый вечерний свет. Рэин даже удивился разнице между всегда ярким и претенциозным обликом Эрвента и его скромным рабочим местом.

Сделав несколько пометок в документах, Эрвент встал и подвинул к столу ещё один стул.

— Садись, — сказал он Рэину, возвращаясь обратно.

Рэин послушался, решив больше не накалять обстановку. Тем более, что он уже в некоторой мере раскаивался за своё враждебное поведение. Он внимательно всмотрелся в лицо Эрвента. Неизвестно, что случилось после их первой встречи, но явно ничего хорошего. Под глазами залегли тени, и весь его вид свидетельствовал о переутомлении, хотя он и старался держаться бодро. Рэин отметил, что усталость даже в некотором роде шла Эрвенту, придавала ему вид интеллигента, немного потрёпанного жизнью, несмотря на безупречный костюм, и даже нисколько его не старила. Рэин решил, что Эрвент должен быть примерно ровесником его родителей. Впрочем, Иджи бы непременно подумала, что он старше. Она часто ошибалась с возрастом, особенно, если речь шла о взрослых, а не о детях и подростках.

Воспоминание о семье заставило Рэина опустить глаза в попытке скрыть навернувшиеся слёзы.

— Что ж, у тебя наверняка накопились вопросы ко мне, — начал Эрвент. — Можешь задавать любые. Я расскажу всё, что знаю сам.

— Когда я смогу попрощаться со своей семьёй?.. Я имею в виду, когда будут похороны?

— Трудно сказать. Останки твоих родственников были переданы сразу для нескольких экспертиз, в том числе для тех, которые связаны с магией. Но как бы то ни было, ты не сможешь присутствовать на похоронах.

— Почему?

— Тебе слишком опасно покидать это место. Те, кто совершил нападение на твою семью, задержаны, но это не значит, что отныне все в безопасности. Как ты уже мог понять, в происходящее вовлечено гораздо больше людей.

Рэин вспомнил всех, с кем он познакомился в общей комнате, и содрогнулся при мысли о том, сколько ещё человек могло погибнуть.

— Те люди… — он запнулся, не зная, с чего начать. — Со слов Куандэла мне показалось, что они здесь давно.

— Да, к сожалению, это так. Всё слишком затянулось, и ты даже не можешь представить насколько. Дольше всех я знаю Даара — шесть лет. Но и это лишь малая часть того, сколько длится вся ситуация.

— Вы хотите сказать, что мы были в опасности уже с рождения?

— Я хочу сказать, что вы были в опасности ещё задолго до своего рождения.

— Не понимаю.

— Я объясню, но для этого нам придётся поговорить об истории. Что ты знаешь об эквийско-анкландской войне? — задав этот вопрос, Эрвент откинулся на спинку стула, словно ожидая длинный, развёрнутый ответ.

— Многое, — коротко сказал Рэин и, недолго помолчав, пояснил, чтобы его ответ не казался невежливым. — Я учусь на историческом факультете. Прочитал несколько источников по этой теме для вступительных экзаменов. Не думаю, что вы хотите, чтобы я пересказывал всё.

— В таком случае ты наверняка знаешь, что Ксодий Антсен собирался использовать магическое оружие.

— Да, собирался, — нехотя согласился Рэин. — Но мы же не будем сейчас всерьёз обсуждать теории заговора о каких-то там экспериментах на людях?

— Я удивлён, что в нашей ситуации ты всё ещё называешь это теориями заговора.

— Всё потому что я верю только фактам, а не выдумкам о сверхлюдях.

Эрвент наклонился к Рэину через стол.

— Если сверхлюди — это выдумка, то ты тогда кто?

Рэин неосознанно отпрянул от Эрвента. Он не знал, что ответить.

— Митс Вэрсвер работал младшим секретарём в Доме Правительства в 1906 году, — вдруг сказал Эрвент, возвращаясь в прежнее положение. — Он любил яблочный пирог, который готовила его девушка, кошек и поэзию, но мы об этом никогда бы не узнали, если бы не его привычка крайне подробно и обстоятельно фиксировать свою жизнь в дневниках. Когда его записи попали ко мне в руки, я счёл их крайне ненадёжными, однако потом убедился, что информация из них с поразительной точностью совпадает с обрывочными сведениями из других, более компетентных, источников. Я никогда не полагался на дневники Вэрсвера всецело, но часто использовал в качестве отправной точки своих поисков.

Эрвент на несколько секунд отвёл глаза, мрачно улыбнулся своим мыслям и заговорил вновь:

— Благодаря Вэрсверу мы знаем, что в уже упомянутом 1906 году Тиохим Эйон отдал приказ уничтожить всю документацию, связанную, — здесь Эрвент неожиданно замялся, — с так называемым экспериментом доктора Бальта. Приказ был выполнен, однако такой большой проект не мог совсем ничего после себя не оставить, поэтому я начал искать. И нашёл.

Рэин не мог до конца поверить, что Эрвент на полном серьёзе обсуждает с ним слухи и домыслы, и всё же жадно ловил каждое слово.

— Я выяснил, — продолжал Эрвент, — что для своего эксперимента Бальт выбрал семнадцать способностей, которые счёл наиболее полезными. На каждую из них приходилось по одному добровольцу. К сожалению, имена этих людей не сохранились, тем не менее мы располагаем достаточными данными о ходе самого эксперимента. Ни одна способность так и не проявилась, в связи с чем его признали неудачным ещё в 1904 году, до переворота и прихода к власти Эйона. Неудивительно, ведь в науке того времени было слишком много белых пятен. Однако современные специалисты оценивают результаты эксперимента по-другому. Изучив сохранившиеся материалы, они пришли к выводу, что перенос магических сил с артефактов на людей прошёл успешно, но воспользоваться этими способностями смогут только потомки испытуемых, начиная с четвёртого поколения, то есть их правнуки. Выходит, Рэин, что твой прадед был добровольцем в эксперименте, в реальность которого ты не веришь.

— Но если это так, почему никто не нашёл семьи испытуемых? Почему никто хотя бы не поставил нас в известность?

Рэин не мог отделаться от ощущения, что они одновременно обсуждают нечто очень личное и вместе с тем не имеющее к нему никакого отношения.

— Я же сказал, имена добровольцев нам неизвестны, — тоном терпеливого учителя пояснил Эрвент.

— Но ведь у вас уже шесть лет назад появилась зацепка. Можно же проследить родословную Даара. Прадедов у человека не так уж много — всего четыре.

Рэин возражал, но не так как вчера: зло и ожесточённо — скорее потеряно. В этот спор он вступил, заранее зная, что проиграл его, но пока не догадываясь, почему именно.

— Ситуация с Дааром немного иная. У него есть особенность, о которой ты вряд ли успел узнать и о которой, по-хорошему, он должен сам тебе сказать, если сочтёт нужным. Но если ты желаешь докопаться до истины здесь и сейчас, придётся это сделать мне. У Даара серьёзные проблемы с памятью. Я нашёл его совершенно случайно, одного, в бедственном положении. К моменту нашей встречи он ничего не помнил о своей жизни, о том, кто он такой. Мы зовём его Дааром, потому что он сам так представился. Это имя осталось у него в голове, но действительно ли оно ему принадлежит — никто не знает.

— А остальные?

— О родственниках остальных известно, несомненно, больше, но всё-таки недостаточно. Проследить историю их семей до начала века очень сложно. Нужно учитывать политическую обстановку того времени: войну и последующий государственный переворот. Эквия была объята хаосом. Не сохранилась более важная информация, чем подробности жизни нескольких десятков человек. А ещё не стоит забывать, кто согласится на эксперимент над собственным телом — люди в отчаянном, бедственном положении; люди, у которых нет другого выхода. Их имена история стирает особенно беспощадно.

С каждой минутой разговора Рэин чувствовал себя всё более потерянным, а Эрвент продолжал, будто не замечая этого:

— Возьмём, например, семью Пандэлеаны. Для начала во время нашего обсуждения мы совершенно логично сбросили со счетов женщин: в то время они не могли быть выбраны в качестве добровольцев для такого проекта. Это сужает круг ни много ни мало в два раза. Мне удалось точно установить личности всех четырёх прадедов Пандэленаны, но кто именно принимал участие в эксперименте — неизвестно. Трое родились в Оранте, но это не значит, что они всё ещё жили там в 1904 году. У нас нет данных, которые могли бы это подтвердить или опровергнуть: не осталось никаких сведений о том, где они тогда работали или о чём-то подобном. Ещё один прадед Пандэлеаны родом из Алари, но ничего не мешало ему в 1904 году оказаться в Оранте, учитывая, что его жизненный путь невозможно проследить с 1889 по 1905 год. Скажи честно, Рэин, много ты сам знаешь о своих прадедах?

— Не очень. Со стороны матери оба были врачами, потому что по этой линии у нас что-то вроде врачебной династии, — ответил Рэин, чувствуя, как нить, за которую он ухватился во время разговора ускользает у него из рук.

— А что насчёт отцовской ветви?

— Не знаю.

— Видишь? Всё гораздо сложнее. И даже если станет известно имя одного испытуемого, шанс, что оно выведет меня на остальных, практически равен нулю. К тому же анкландские террористы лучше осведомлены, кого искать. Я предполагаю, что имена добровольцев были переданы Анкланду двойными агентами ещё во время войны, а потом попали не в те руки. Неизвестно, сколько всего данных утекло. Видимо, достаточно, чтобы анкландцы поняли, что эксперимент увенчался успехом. Думаю, они не догадались, что способности проявляются, начиная с четвёртого поколения, а потому предпринимают попытки захватить всех живых членов семьи, далеко не всегда обращая внимание на кровное родство с испытуемыми. У Эквийских спецслужб слишком мало информации. Они не могут работать на опережение и защитить тех, кому угрожает опасность. Вместо этого они пытаются отслеживать террористов и редко успевают вмешаться вовремя.

— И что, власти Анкланда просто закрывают на это глаза?

Рэин сам удивился тому, как он произнёс эту фразу: без злости и даже отчаяния, скорее с бесконечной усталостью.

— Не совсем. С их точки зрения никакого эксперимента вообще не было. Несмотря на все найденные, в том числе и мной, подтверждения, Эквия так и не признала факт его проведения, следовательно не признаю́т и другие страны. Поэтому Эквия ведёт переговоры с Анкландом по вопросам конкретных нападений и террористических актов, формально никак не связанных между собой. Правительство умалчивает факт существования таких людей, как ты, поэтому в Анкланде даже не догадываются, что все жертвы нападений так или иначе связаны с магией. Террористы на допросах тоже не выдают своих истинных намерений. Анкланд видит очень искажённую картину, его вмешательства ждать бесполезно.

Эрвент замолчал. Он просидел некоторое время, подперев рукой лоб и пустым взглядом сверля аккуратную стопку бумаг перед ним. Рэин предположил, что для его собеседника этот разговор тоже непрост.

— Да, кстати, — Эрвент вышел из оцепенения так же внезапно, как и погрузился в него, — я с тобой предельно честен и рассказываю всё, даже то, чего тебе не положено знать. Некоторые мои догадки, в том числе об утечке данных, правительство не поддерживает и предпочитает, чтобы я их тебе не сообщал. Кроме того, не всё, чем я поделился с тобой сегодня, находит достаточные подтверждения. Например, совершенно очевидно, что вместо мелких разрозненных террористических группировок мы имеем дело с большой и организованной сетью, но весомых улик у меня нет. Я считаю, что тебе важно это знать, правительство считает по-другому.

— Видимо, у людей из правительства на меня большие планы, раз они так беспокоятся о степени моей осведомлённости, — произнёс Рэин, теребя прядь волос.

— Ты даже не представляешь, насколько, — Эрвент усмехнулся, и тут же добавил. — Прости, это нервное.

— Так, может быть, вы мне скажете?

Эрвент перевёл взгляд на окно, поворачиваясь к Рэину профилем. В этот момент что-то смутно знакомое промелькнуло в его чертах, что-то присущее другому человеку, но оно исчезло как только Эрвент снова изменил положение головы.

— Как бы цинично это ни звучало, они собираются использовать тебя по прямому назначению.

— Опыты на мне ставить?

— Опыт на тебе уже поставили, — Эрвент усмехнулся опять. — Теперь они хотят тебя обучить и заставить сражаться на их стороне.

Рэин вскочил на ноги так резко, что опрокинул стул, на котором сидел.

— Но они же не могут заставить меня! — в конце фразы его голос сорвался.

— Тише, Рэин. Успокойся, пожалуйста. Я ещё не закончил, — сказал Эрвент невозмутимо.

Он обошёл вокруг стола и поднял упавший стул, а потом сделал шаг вперёд.

— Я могу помочь тебе, поэтому я предлагаю сотрудничество. Выслушай меня внимательно.

Эрвент сделал ещё шаг, оказавшись с Рэином лицом к лицу. Он значительно понизил голос, когда заговорил снова.

— Хочешь, чтобы в твоей ситуации никто больше не оказался? Хочешь, чтобы больше ни одна семья не пострадала?

— Хочу, — Рэин неосознанно тоже стал говорить тише.

— Тогда придётся бороться. Мы все: ты, я, Даар и остальные — находимся в одной лодке, из которой нам пока никак не выбраться. Но мы можем направить её в нужную сторону.

— Что вы имеете в виду?

— Правительство хочет с помощью вас решить проблему анкландских террористов. Моя задача, которая, к слову, мне совсем не по душе, — обучить вас и подготовить. Самое страшное в этой ситуации то, что никто, кроме вас, не может положить ей конец. От Анкланда помощи ждать нельзя, Эквия в своём текущем состоянии не справляется. Нападения будут продолжаться до тех пор пока в конфликте не появится ещё одна сторона, способная его остановить. Я предлагаю до определённого времени играть по правилам и делать то, что правительство от нас ожидает. Но когда с террористами будет покончено и вас решат (а решат обязательно) использовать в других целях, вы уже перестанете быть кучкой беззащитных подростков. Вы превратитесь в несокрушимую силу, и никто уже не сможет вами воспользоваться. Я лично приложу все усилия, чтобы помочь вам развить свои способности до такой степени, чтобы вы могли противостоять кому угодно.

От всех этих слов у Рэина начинала кружиться голова, к горлу подступала тошнота. Слабость распространилась по всему телу, руки обмякли, ноги стали ватными, и было совершенно непонятно, как он ещё держался в вертикальном положении.

— То, что вы предлагаете мне, звучит ненамного лучше.

— Я знаю. Но разве есть у нас выбор?

Рэин промолчал.

— Вот что: тебе нужно это переварить. Уже вечер, — Эрвент кивнул в сторону окна. — Отправляйся к себе, отдохни, насколько это возможно. Главное помни, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Пока ты не в состоянии защитить себя сам, это моя ответственность.

Эрвент открыл дверь и обратился к своему помощнику, который, наверное, всё время стоял рядом:

— Господин Вальдау, проводите, пожалуйста, Рэина до его комнаты и принесите ужин.

Вальдау кивнул и, подождав, пока его подопечный на негнущихся ногах выйдет из кабинета, вновь двинулся по лабиринту коридоров.

— Подождите! — окликнул его Рэин, когда они проходили мимо лестницы.

Вальдау остановился и повернулся к юноше, удивлённому собственным поступком.

— Я могу взять книгу из общей комнаты?

— Да, конечно. Вы помните дорогу или мне отвести вас?

— Отведите, пожалуйста.

Вальдау кивнул и свернул к лестнице. Рэин последовал за ним, ощущая, что, снова оставшись наедине со своими мыслями в той маленькой и неуютной комнате, он непременно сойдёт с ума. Подошёл бы любой текст, лишь бы только чем-то забить голову. В общем зале на глаза сразу же попались «Избранные стихотворения» Эйона, которые так и лежали на диване. Недолго думая, Рэин взял книгу и повернул к выходу.

Когда-то Иджи с упоением читала эти строки, а теперь он сам до поздней ночи не выпускал сборник из рук. Но листая страницы и скользя по ним невидящим взглядом, он думал не о стихах, а о тех временах, когда ещё мог поспорить с сестрой о вкладе Эйона в искусство, а потом услышать от кого-нибудь из родителей, что они оба неправы. Может быть, даже хорошо, что Рэину отныне суждено посвятить себя борьбе с теми, кто разрушил его жизнь.

Почувствовав усталость, он захлопнул книгу, но тут же снова раскрыл её — в последний момент взгляд зацепился за фразу «вот чем я стал своей стране на благо». На благо? Благо? Так почему же сейчас, спустя семьдесят с лишним лет, невинные люди страдают от решения Эйона замять сам факт проведения магического эксперимента?

— Ну давай, Эйон, расскажи, чем же ты стал, — еле слышно пробормотал Рэин, склоняясь над книгой.

* * *

Я сделал выбор. Я хотел прожить

С тобою долго, нежно, безмятежно.

Чужие судьбы пулями вершить

Неосторожно, грубо и небрежно

Не смел, не мог. Не в праве был всегда

И до сих пор остался я не в праве,

Но выбор сделан. И теперь война

Меня сжигает, как бумагу пламя.

Не человек я. Нож или ружьё —

Вот чем я стал своей стране на благо.

Сам каждый раз, вонзая остриё

В другого, к смерти делаю полшага,

Ведь даже если я вернусь домой,

С тобою рядом будет только тело.

За Эквию я жертвую душой,

Себя я разрушаю до предела.

И оправданий отыскать уже нельзя;

Слова защиты мелочны и лживы,

Но выбор сделан. Выбор сделал я

И отказаться от него уже не в силах.

Закончив чтение, Рэин, вопреки всем ожиданиям, не нашёл в себе ни злости, ни раздражения. В этих стихах Эйон высказал нечто такое, что отозвалось в душе Рэина в самый неожиданный и неподходящий для поэтических вечеров момент. Жестокие в своей искренности строки пугали и успокаивали одновременно. Сквозь толщу десятилетий они указывали Рэину нелёгкий, но единственный верный путь. Сколько бы ошибок ни совершил Эйон, встав во главе Эквии, до этого он сражался за свободу, счастье и процветание своей страны, и теперь Рэину предстояло сделать то же самое. Наверное, Эйону было даже тяжелее, ведь у него ещё оставалось то, что было так тяжело покинуть — дом, куда могло возвратиться его измученное тело.

Засыпая, Рэин вдруг подумал о том, что сегодня он не читал стихи Эйона, а разговаривал с ним самим: то спорил, то соглашался. Разговор их длился целый день, и Эрвент будто даже не прерывал его.

Оранта, столица Эквии, 11 июля 1979 года.

Четыре бра зажглись сами по себе. Под каждым из них висело по раме высотой чуть больше человеческого роста и шириной примерно в полметра — все на одной стене через равные промежутки. Край каждой из них касался пола, поэтому плинтус в тех местах отсутствовал. Испещрённая мелким узором поверхность отлитых из металла рам слабо поблёскивала. В одну из них было вставлено зеркало, в остальные три — портреты мужчин в полный рост.

Напротив находился кожаный диван, рядом с ним на элегантном маленьком столике располагался телефон, а больше в этой узкой вытянутой комнате ничего не было. Единственное окно закрывали жалюзи, которые уже давно никто не трогал.

Через несколько секунд после того, как зажглись бра, поверхность зеркала подёрнулась рябью, а потом начала наливаться фиолетовым и испускать свечение. Вскоре за этой пеленой проступил тёмный, размытый по краям силуэт, который становился всё чётче, и наконец, возмутив гладь стекла, оттуда вышел Лас Эрвент.

Пока он поправлял пиджак — на этот раз горчичный с узором из тонких веточек и мелких продолговатых листьев приглушённо-зелёного оттенка — зеркало за его спиной приобрело прежний вид. Он подошёл к столику, набрал на телефоне номер, и в этот момент холст в соседней раме засветился фиолетовым. Эрвент повесил трубку и ещё раз набрал номер, уже другой, но в комнате ничего не изменилось. Вновь положив телефон, он прошёл сквозь раму, портал внутри которой ещё полминуты горел, а потом погас.

Спустя короткое время тот же портал зажёгся опять, и Эрвент появился с объёмной папкой в руках. Он тяжело сел на диван, отложил бумаги в сторону и прикоснулся руками к вискам. Это была ужасная неделя. Просто отвратительная.

Ладно, понедельник выдался вполне сносным. В конце концов, всё прошло по плану, и никто не мог предположить, что проблемы возникнут именно из-за девчонки — да ещё какие проблемы. Эрвент думал, что основную часть трудностей станет создавать пацан, но тот оказался каким-то заторможенным, или такое впечатление возникало на фоне бойкой сестры.

Эрвент сделал вывод, что родственников лучше похищать вместе и уже потом разделять. Пропажа нескольких детей в семье в разное время вызывает подозрение, а исчезновение в один день больше походит на спланированный побег. То, что почти все они сейчас подростки, определённо играет на руку, ведь в этом возрасте люди склонны бунтовать. Сколько случаев было, когда подростки без разрешения родителей отправлялись в другой город на концерт любимой группы или ещё за чем-нибудь, а по дороге нарывались на насильника, маньяка или кого-то в этом роде? Если не оставлять улик, — а люди Эрвента никогда их не оставляли — полиция будет работать именно в этом направлении. Насчёт родителей можно было даже не беспокоиться, не пытаться убрать с дороги. Их бесполезные, бесплодные поиски ещё ни разу не навредили Эрвенту. Наоборот, отсутствие всей семьи вызвало бы больший резонанс в обществе, чем предположительный побег подростка.

Крэйтов надо было взять гораздо раньше. Во-первых, они обладали телепатией — одной из самых важных способностей. Во вторых, мальчишке осенью исполнится уже двадцать лет. Чем старше они становятся, тем больше оставляют во внешнем мире якорей, цепи которых приходится обрубать Эрвенту. Но найти и выследить этих двоих было сложнее ожидаемого, потому дело и затянулось.

В мыслях Эрвент ещё называл их Крэйтами, хотя при личном общении ни разу не обратился к ним по фамилии. Очень скоро они привыкнут, что у них её больше нет, как нет никакой семьи. Даже у Иджены, как бы далеко ни зашли её попытки сопротивления.

Ожидая встретить отпор от Рэина, Эрвент поместил его в центр «Восток», наиболее защищённый и удалённый от цивилизации. Иджену он определил в «Запад», и с этого момента всё пошло не так. Во вторник, то есть на следующий день после того, как Крэйтов оставили в их комнатах приходить в себя, в центрах «Запад», «Юг» и частично «Север» одновременно вышли из строя пластины, создающие барьер. Видимо, во время изготовления этой партии были допущены существенные нарушения технологии, что значительно снизило срок службы артефактов.

В «Западе» находились только двое: Иджена, которая вот-вот должна очнуться, и семилетний Флидэр, очевидно, слишком маленький для побега. Эрвент принял решение доставить Иджену в другой центр с помощью сети порталов. Но куда? В «Востоке» уже разместили её брата, «Юг» и «Север» также остались без защиты. Выбор пал на «Север», потому что половина его пластин была из другой партии, и они ещё выполняли свою функцию, а потому восстановление барьера там займёт меньше времени. Перемещать кого-либо из «Юга» смысла не было. Все они давно не новички, у всех так или иначе уже есть определённый уровень доверия к Эрвенту и его людям. К тому же они пока не должны догадываться о существовании других центров.

Если бы Эрвент знал наперёд, что Рэин окажется таким пассивным, он бы просто поменял местами брата и сестру, пока те не успели прийти в сознание и познакомиться с остальными, но теперь было уже слишком поздно что-то менять.

Девчонка сбежала. Из-за суматохи, происходящей в тот день, её отсутствие обнаружили только поздним вечером. Эрвент хорошо помнил, что уже собирался уходить домой, когда услышал по рации взволнованный голос Обенхо́рста. Кажется, это был первый раз, когда тот потерял самообладание за всё время их с Эрвентом сотрудничества. Впрочем, он быстро взял себя в руки, ведь именно Обенхорст нашёл, каким путём Иджена вышла из здания, как бы Эрвент ни надеялся, что она всё ещё где-то внутри.

Нужно было срочно прочесать лес, но темнота уже успела сгуститься. Людей катастрофически не хватало: в «Севере», и без того самом новом и малочисленном центре, ночью почти никого не осталось. Сначала на поиски вышел только Обенхорст. Эрвент отправился вслед за ним, как только с помощью порталов переправил в «Север» всех, к кому было доверие, и с кем удалось связаться в такое время. Охрана, которая успела доказать свою несостоятельность, не смотря ни на что, оставалась на местах — не хватало ещё и Норсиэль дать возможность побега.

Иджену искали до самого утра, хотя не прошло и часа, когда стало понятно, что драгоценное время упущено. Девчонка успела либо слишком далеко уйти, либо хорошо спрятаться. Возможно, и то, и другое. С рассветом пришлось вернуться. Все, кто участвовал в поисках, были вымотаны, поэтому Эрвент дал им выходной. Себе же он не мог такого позволить.

После ночи в лесу, белый костюм оказался напрочь испорчен, но, если правильно разыграть карты, он станет единственным, чего Эрвент лишился в тот вечер. Иджена найдётся, она не задержится во внешнем мире надолго. Всё, что она ни сделает, приведёт её обратно.

Эрвент ожидал, что она объявится в ближайшем отделении полиции. Это был бы очень удобный расклад, потому что слово девчонки ничего не весит против его слова. Иджену с лёгкостью можно было бы упрятать в психиатрическую лечебницу, а потом забрать оттуда. Конечно, её показания могут стать основанием для расследования, но этого Эрвент не боялся. Сколько раз в его легальных лабораториях проводили проверки, но так ничего и не нашли — даже того, что находилось под самым носом. Сколько ни допрашивали его сотрудников, всё равно не услышали больше, чем они знали, а знали они, надо сказать, немного. Эрвента вполне устраивал статус единственного человека в стране (ну, может быть, одного из двух), который по-настоящему разбирается в магии.

Тем не менее к концу подходили уже пятые сутки, как Иджена сбежала, а тучи над его лабораториями не собирались сгущаться. К сожалению, Эрвент не мог проследить её путь с помощью своих провидцев. Эмита была совершенно бесполезна, когда дело касалось прошлого, а Мади́ бы не хватило сил преследовать Иджену на значительном расстоянии. К тому же, ни одна из них ещё не достигла того состояния, когда им можно будет сообщить о существовании других центров.

Дома Иджена также не объявилась. Это Эрвент знал наверняка, потому что связался со старшими Крэйтами. Обычно до родителей ему не было дела, потому что они не могли принести никакой пользы. Но только не в этот раз.

В поисках своих детей они поставили на уши всю Оранту. Стало понятно, в кого Иджена такая, и если бы она сама не проговорилась, что у Рэина тоже проявились способности, Эрвент бы решил, что он приёмный.

Как бы то ни было, рвение старших Крэйтов можно было обратить в свою пользу. Будучи публичной личностью, в четверг Эрвент выступил с речью на каком-то очередном вечере благотворительности, где поднял проблему пропажи детей и подростков и призвал не оставаться к ней равнодушными. Сейчас Эрвент как раз был неравнодушнее многих, поэтому помог двум убитым горем супругам, недавно потерявшим своих детей, финансово обеспечить поисковую кампанию. Естественно, по чистой случайности супругами оказались старшие Крэйты.

Пятница для поисковиков прошла безрезультатно, но это и неудивительно, ведь они работали в пределах Оранты и области, в особенности в Тровэге и на Больших озёрах, где младших Крэйтов видели в последний раз. К середине дня Эрвент через подставных лиц передал информацию о том, что Иджена была замечена в Аларийской области, примерно там, где находился центр «Север». Ничего более точного он и сам не мог сказать, поскольку исходил из одного лишь предположения, что девчонка не ушла слишком далеко.

Впрочем, предположение отчасти подтвердилось уже на следующий день, в субботу, когда сами поисковики выяснили, что похожую девушку видели непосредственно в Алари. Что ж, умно-умно. Затеряться в одном из самых густонаселённых городов страны — действенный ход. И вот уже воскресенье, а новостей никаких.

Эрвент с шумом втянул воздух и откинулся на спинку дивана. Можно было во всём винить неудачное стечение обстоятельств, но он прекрасно понимал, что главную ошибку совершил сам — недооценил Иджену. То, что избалованная девчонка из состоятельной семьи оказалась хитрее и изворотливее, даже чем Норсиэль, — неожиданно, но не невозможно.

Тем более, если посмотреть на девушек с другой стороны, всё становится на свои места. У Иджены была такая жизнь, к которой хочется вернуться, которую нельзя просто оставить за спиной, не убедившись, что все мосты окончательно сожжены. До Норсиэль же никому не было дела. Она непонятным образом выживала в том притоне, в который её собственная мать превратила их квартиру. Для Эрвента это обстоятельство стало весьма удобным: никто не заметил её пропажи, если почти никто не замечал её существования.

Он ожидал, что, будучи всё время предоставленной самой себе, Норсиэль привыкнет к свободе и не захочет безвылазно сидеть в «Севере». Но выяснилось, что она при всей внешней агрессии человек уставший от постоянной неопределённости и бесконечных потрясений. Норсиэль, конечно, не призналась Эрвенту в этом напрямую, но за неполные две недели он и сам понял, что та нуждалась в стабильности и предпочитала наличие жёстких правил. Уж что-что, а это он мог ей предоставить.

Такой характер Норсиэль, безусловно, стал неожиданностью, но ещё большей неожиданностью оказалось само её существование. Долгое время Эрвент пребывал в полной уверенности, что Даар — единственный правнук На́лера Ха́йтшена, испытуемого с потенциальной способностью к изменению внешности. Его семейное древо было исследовано досконально — никаких намёков на других представителей четвёртого поколения. Судя по всему, Норсиэль являла собой результат чьей-то интрижки на стороне, и Эрвент бы с удовольствием пожал руку этому дамскому угоднику. Теперь благодаря такому нежданному подарку судьбы у него появилась возможность создать полноценную замену Даару.

Сам по себе Даар безупречен: трудолюбив, усерден, любит учиться и схватывает всё на лету. Он силён и физически, и энергетически. Несмотря на то что изменение внешности не такая полезная способность, как, например, управление временем, провидение или телепатия, пока Даар имел бо́льшую ценность, чем Эмита, Пандэлеана и уж тем более Рэин, потому что своей силой он овладел лучше всех и продолжал оттачивать мастерство до такого уровня, какой сам Эрвент ещё недавно считал невозможным. Но память и эмоциональный интеллект Даара уже не вернуть. Может быть, однажды наступит день, когда он и вовсе превратится в бездушную машину для убийств или в овощ. Первый вариант, естественно, предпочтительнее.

Шесть лет назад, когда Эрвент выследил Даара, ничего не было готово, даже строительство центра «Восток» ещё не началось, но ждать уже становилось слишком рискованно. Даар то и дело мелькал на публике, к счастью, не из-за своих способностей, но, если бы Эрвент пустил это дело на самотёк, впоследствии бы Даара не получилось выкрасть практически без шумихи. Пришлось почти три года держать его у себя дома.

Кроме того, Даар оказался слишком умён, для того чтобы ему можно было так просто пудрить мозги. Возникла необходимость слегка притупить его когнитивные способности. На тот момент у Эрвента имелся первый, ещё не доработанный, прототип того, что впоследствии он стал подмешивать в еду всем остальным. Тогда препарат сильно отличался от того, что Эрвент использовал сейчас, и существовал в форме инъекции. Риск был велик в обоих случаях: если прототип не применить, Даар обязательно заметит несостыковки и поймёт, что дело нечисто, а если воспользоваться им уже сейчас, эффект может быть не совсем тем, на который Эрвент рассчитывал.

Так и случилось. Уже в первый день Даар задавал слишком много неудобных вопросов, на которые не получал ответов, а на третий чуть не прикончил Эрвента, догадавшись о его истинной роли во всей ситуации. Красноречие и умение убеждать в этот раз не помогли, жизнь спасла грубая сила — Эрвенту всё-таки удалось вырубить Даара и вколоть ему препарат. После этого он стал совершенно другим человеком: начал стремительно терять память и за несколько дней забыл всю свою предыдущую жизнь, перестал адекватно реагировать на внешние раздражители, утратил способность выражать, а возможно и испытывать, многие эмоции.

Эрвент не хотел, искренне не хотел делать это с Дааром, но другого выбора не оставалось. С остальными он уже не допустил такой ошибки. Вызывать необратимые изменения сознания слишком опасно, поэтому Эрвент переработал препарат таким образом, чтобы он имел эффект, который пропадает, если прекратить систематическое употребление. Существенный результат перестал появляться незамедлительно, но и урон был несопоставимо меньший.

Неудачный опыт с Дааром также научил его, что людей нельзя держать в информационном вакууме, если требуется заручиться их доверием. Поэтому Эрвент предоставлял им правду, в которой они так нуждались, заботливо перемешивая её с удобной ложью. Ответы нужно давать и давать с избытком, отвечать даже на незаданные вопросы, как бы переступая грань дозволенного, и посвящая собеседника в общую тайну. Анкландские террористы и правительство Эквии вступали ключевыми фигурами в этом фарсе, ведь нужно же было сплачиваться вокруг какой-нибудь грозной силы, пусть даже и несуществующей. А крупицы истины под воздействием пищевых добавок всё равно забудутся спустя год или два.

С Рэином это сработало, пожалуй, лучше, чем со всеми остальными. Если рассудить здраво, даже хорошо, что более внушаемый телепат оказался именно в «Востоке», пусть это и стоило побега менее внушаемого. Трудности такого рода временные: девчонка либо умрёт, либо вернётся, но уж точно не принесёт Эрвенту вреда. Гораздо важнее сразу поместить нужного человека в нужное место, и лояльный Рэин был в «Востоке» гораздо полезнее, чем хитрая и дерзкая Иджена.

Эрвент многое ставил на связку Даара и Рэина, которого необходимо как можно скорее научить применять свою способность на людях. С недавних пор стало очевидно, что потребуется кто-то, кто сможет копаться в голове Даара и возвращать его в обычное состояние, потому что сам он рано или поздно будет не в состоянии. Чем больше он тренировался изменять внешность, тем сложнее ему становилось принимать свой истинный облик. Эрвент точно не знал, с чем это связано: с потерей памяти, которая со временем прогрессировала, пусть и гораздо меньшими темпами, или с нарушением каких-либо иных когнитивных функций. Вероятно, от Даара начинало ускользать понимание того, когда он использует способность, а когда нет. В перспективе невозможность вернуться к своему настоящему виду выльется в то, что способность Даара начнёт постепенно вытягивать его жизненные силы. Эвент возлагал большие надежды на то, что это получится предотвратить с помощью Рэина.

В свете недавних событий стало ясно, что правильно распределить по центрам важно не только носителей магических способностей, но и сотрудников. В «Севере» требовалось усилить охрану. Дело осложнялось тем, что невозможно набрать её полностью из идейно заряженных помощников, таких как Обенхорст или Вальдау, готовых положить всю жизнь ради общей цели. Оставалось обходиться тем, что есть. Для начала из «Востока» в «Север» в качестве начальника охраны был переведён Шхро́ер Сцщемчхо́ф, эмигрант из Чшалта с фамилией, которую Эрвент в своё время учился выговаривать четыре дня. Такие верные и тупые псы, как он, полезны. Они легко поддаются манипуляциям, хотя по большей части это и не нужно, ведь им можно вбить в голову всё, что угодно.

Деньги, время, люди — вот самые ценные ресурсы и именно в такой градации. Когда-то у Эрвента не было ничего из этого, а удобные и полезные люди остались в дефиците до сих пор.

Человек не более, чем инструмент, и, как любой инструмент, он раскрывается только в нужных руках. Дикарь никогда не сможет воспользоваться циркулем так, как инженер, и сочтёт эту диковинку крайне неэффективным приспособлением для выкалывания глаз. Некоторые люди в применении не сложнее, чем циркуль — взять того же Шхроера Сцщемчхофа. Но и пользы он не принесёт столько, сколько Эрвент извлечёт из самых совершенных его инструментов, которые, однако, ещё требуют заточки и калибровки.

Иногда он задумывался, не проще ли было в самом деле использовать инструменты, но рассуждения эти всегда сводились к одному: не проще. Магические артефакты недолговечны, особенно в сравнении с человеческой жизнью, процесс их производства сложен и длителен, но главная причина заключается в том, что со временем они только слабеют, а люди — наращивают свою мощь. И в конечном счёте, люди — это инструменты, которые лишь самую малость сложнее, чем артефакты, в руках того, кто умеет ими пользоваться.

Эрвент тоже был инструментом, может быть, самым сложным из всех — таким, который научился пользоваться собой сам. Жизнь его давно превратилась в функцию, в служение цели.

С побегом Иджены эта цель немного отдалилась. Перевод Сцщемчхофа — лишь первый шаг к решению возникшей проблемы, но любое дело начинается с первого шага. Эрвент уже привык к тому, что со всеми трудностями он разбирался, словно двигался по рельсам в густом тумане. Он видел колею лишь на расстоянии вытянутой руки, но уверенно шёл в неизвестность и неизбежно достигал цели. Даже если кое-где рельсы скрывались в высокой траве, в конце концов они снова выглядывали, едва поблёскивая в тусклом свете, пробивающемся сквозь мглу. Оказавшись в конце пути, он оборачивался и видел, как туман рассеивается, открывая пройденную дорогу, которая в этот момент становилась ясной и очевидной, поэтому Эрвент научился полагаться на первый шаг.

Всё шло своим чередом. Может быть, не совсем по плану, но определённо так, как должно быть. Не существует непреодолимых трудностей, не существует неразрешимых проблем.

Зюс, Аларийская область, Эквия, 19 июля 1979 года Третьей эры.

— Девушка, у вас есть читательский билет? — раздался настороженный шёпот библиотекарши.

— Нет, — ответила Иджи в полный голос, потому что в читальном зале никого не было. — А можно я просто посмотрю?

— Не положено! — воскликнула женщина, вновь шёпотом (может быть, профдеформация?) — Сейчас я вам его оформлю. Давайте паспорт.

— Дома забыла. Можно я всё-таки пройду? Мне только посмотреть.

— Не положено!

— Ну послушайте же! К вам всё равно никто не ходит, — Иджи обвела рукой пустое помещение, — Вдруг я сейчас найду то, что мне нужно, а потом вернусь с паспортом оформлять этот ваш билет.

Библиотекарша несколько долгих секунд сверлила Иджи взглядом. Внутри неё явно происходила борьба.

— Ладно, — сдалась она в конце концов, — можете посмотреть. Только аккуратно!

Дважды Иджи повторять не требовалось. Она быстро прошла мимо нескольких стеллажей с классикой, не удостоила взглядом полки с любовными романами, не остановилась у стенда с детективами — всё не то.

— Скажите, а есть здесь научная литература? Может быть, научно-популярная? — спросила она у библиотекарши, обойдя зал по кругу два раза, но так и не обнаружив нужного отдела.

— Это какая например? — настороженно спросила женщина. Кажется, она почуяла, что добыча обходит расставленные сети.

— Ну, что-нибудь о магии. Исследования о том, как люди пользовались ей в Новой эре.

— Девушка! Такое мы не держим! — от возмущения у библиотекарши почти прорезался голос.

— А не подскажете, где держат именно такое? — спросила Иджи с очаровательной улыбкой.

Женщина несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот, сделавшись похожей на оскорблённую до глубины души рыбу.

— С вашими запросами поезжайте в Алари, — наконец выдавила она и уткнулась в лежащий на столе кроссворд, давая понять, что разговор окончен.

Иджи вышла из библиотеки и отправилась на заправку, прокручивая в голове те немногие факты, которые были известны о её способности. Последнее время она постоянно думала об этом, потому что желала знать, кому могла понадобиться её семья. Интуиция подсказывала, что к ответу можно было подобраться с другой стороны — узнав зачем. Вряд ли этим людям нужен был личный специалист по обработке помещений от крыс и мышей, но другие применения своей способности ещё недавно Иджи представляла с трудом. В качестве шпионов они с Рэином много пользы не принесут: связь разрывается когда расстояние до животного становится слишком большим. Решалась ли эта проблема достаточным количеством тренировок, Иджи не знала. Собственный предел она так и не нащупала — каждый раз силы оставляли её неожиданно. В памяти всё время всплывал разговор с Эрвентом, о том, что при должном обучении она бы могла использовать свои способности на людях. Иджи понимала, что его словам, скорее всего, можно доверять. Вряд ли бы этот человек стал лгать о магии.

Рэин бы не гадал и тыкал пальцем в небо. Он бы обратился к литературе, и обязательно нашёл зацепку. Так Иджи и оказалась в библиотеке. Ради этого похода она завершила свой «рабочий день» на несколько часов раньше, что стало чуть ли не единственным нарушением её новой рутины.

Неделя, проведённая в Зюсе, слилась в сознании Иджи в один рваный, спутанный и неопределённый промежуток времени, наполненный бесконечной вереницей чужих дверей, постоянным счётом денег, борьбой с усталостью и голодом. На вторую ночь она была готова опустить руки, но с первыми лучами следующего дня что-то глубоко внутри вновь стало судорожно цепляться за жизнь.

Из библиотеки Иджи вернулась, когда солнце уже начало медленно клониться к горизонту. По дороге она закупилась продуктами на ужин и завтрак и теперь несла их в помятом ведре, потому что сумку ещё не могла себе позволить. Издалека заправка выглядела по-прежнему безлюдной, поэтому Иджи ослабила бдительность, и, завернув за угол здания, чуть не споткнулась о двух незнакомцев, которые сидели прямо на земле, прислонившись спинами к стене.

Она не раз обдумывала, как поступит, если встретит здесь людей, и пришла к выводу, что лучше сматываться без промедления, бросив всё. К счастью, бегала она всё так же быстро, как и во времена занятий спортом. Но теперь, когда Иджи столкнулась с чужаками не гипотетически, а нос к носу, тело одеревенело. Всё, на что она сейчас была способна, — это удивлённо хлопать глазами и переводить взгляд с одного чужака на другого.

— Привет, — невозмутимо сказал тот, что сидел ближе.

Он был одет в сильно поношенные тёмные джинсы, косуху с шипами, булавками и цепями, всю в каких-то надписях. Из-под неё выглядывала яркая, но вытянутая и в целом непрезентабельная футболка. Ирокез грязно-синего оттенка, видимо, уже успел выцвести. Его товарищ выглядел похоже, только одежда смотрелась опрятнее, а ирокез имел насыщенно-зелёный цвет.

— Эй, всё в порядке? Чего зависла? — окликнул Иджи Синий Ирокез и, встав, помахал рукой перед её лицом.

Она поморщилась и отстранилась. Зелёный Ирокез, тем временем тоже поднялся на ноги. В отличие от товарища он смотрел на Иджи с удивлением, вглядывался в неё пристально — даже чересчур.

— Ала́ус, это же она, — тихо сказал он приятелю, но Иджи всё равно смогла расслышать.

— Да ну?!

Зелёный Ирокез никак не отреагировал на это восклицание и обратился к Иджи:

— Иджена Крэйт?

— Н-нет, — её голос предательски задрожал.

— Ты знала, что тебя ищут? — продолжил незнакомец не обращая внимание ни на попытку Иджи отнекиваться, ни на ошарашенное лицо Алауса.

Конечно, она не знала наверняка, но было бы странно, если бы её не искали. Пока Иджи думала, что ответить, Зелёный Ирокез сказал своему спутнику:

— Слушай, у тебя же осталась та бумажка. Покажи ей.

Алаус достал из внутреннего кармана куртки смятый листок и, кое-как разгладив, протянул его Иджи. Она увидела адрес и несколько телефонных номеров, записанных почти пересохшим маркером.

— Переверни.

С обратной стороны на Иджи смотрело её собственное лицо. Оказалось, что она держит в руках сорванное со стены или столба объявление, вверху которого крупными буквами было написано: «ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК». Текст под фотографией гласил:

Иджена Крэйт, 17 лет.

Дата и место пропажи: 5 июля 1979 г. вышла из дома (г. Тровэг, Орантский городской округ), в тот же день была замечена на Больших озёрах. В последний раз видели 10 июля в г. Алари в районе ул. Железнодорожной.

Приметы: рост 161 см, атлетическое телосложение, глаза серые, волосы светло-русые.

Была одета: синие джинсы, синяя джинсовая куртка с оранжевыми рукавами, жёлтая футболка, коричневые кроссовки.

Дочитав, Иджи ещё долго смотрела на объявление пустым взглядом. Почему о Рэине не сказано ни слова? Да, в Алари его не было, но из дома они вышли вместе и на озёра приехали вдвоём. Почему в тексте нет ничего ни о его гибели, ни о гибели родителей, ни даже о нападении? Сомнения, которые уже успели утихнуть в душе Иджи, вспыхнули с новой силой.

— Они расклеены по всему Алари, — пояснил Зелёный Ирокез.

— Да, только верни нам эту бумажку, — добавил Алаус. — Там важные контакты.

— Отдам, когда ответите на мои вопросы, — сказала Иджи, аккуратно складывая листок и убирая его за пазуху.

— Твою мать, Ори́н, во что ты нас втянул? — пробормотал он, а потом снова обратился к Иджи. — Ну, задавай быстрее.

— Там, где вы это взяли, не было других плакатов? — аккуратно начала она, не зная, как подступиться к волнующей теме.

— Да полно, — раздражённо произнёс Алаус. — Свежая рыба, грузоперевозки, продам гараж. Тебя что конкретно интересует?

— Ещё люди: Рэин Крэйт, Абелле́н Крэйт, Ила́ргия Крэйт.

После этих слов недовольство вмиг сошло с лица Алауса. Колкость, которую он уже, вероятно, заготовил, и которая вот-вот должна была сорваться с его губ так и осталась невысказанной. Затянувшееся молчание первым нарушил Орин:

— Думаю, что нет. Если бы их искали так же тщательно, как тебя, мы бы обязательно заметили: твои фотографии висят на каждом углу.

— А были ли какие-нибудь новости о двух нападениях террористов в последнее время? — спросила Иджи и тут же поправилась, вспомнив о Норс. — О трёх нападениях. Два пятого июля, а третье… ну, предположим, в последних числах июня.

Алаус и Орин удивлённо переглянулись и в один голос протянули:

— Не-ет.

Странно. Слишком странно. Пресса замалчивает, чтобы не пугать население, или никаких нападений на самом деле не было?

Иджи тяжело вздохнула и вернула Алаусу объявление.

— Спасибо.

— Ты знаешь, кто тебя ищет? — спросил Орин. В его голосе звучала странная обеспокоенность для того, с кем Иджи познакомилась несколько минут назад.

— Догадываюсь.

— Они желают тебе добра?

— Не думаю.

— Тогда мы будем молчать, — сказал Алаус.

Этот ответ застал Иджи врасплох. Она не ожидала, что совершенно незнакомые люди встанут на её сторону, особенно после того, как она их шантажировала.

— Может, вы тогда останетесь на ужин? — спросила Иджи в неосознанной попытке сгладить неприятное впечатление.

Она не вполне отдавала отчёт, в какое русло направила разговор, потому что её мысли вращались только вокруг того, что ей рассказали. Однако Алаус и Орин не подозревали об этом. Их занимал совсем другой вопрос.

— Подожди, что значит остаться на ужин? — уточнил Орин. — Ты живёшь здесь?

— Ну да, — бросила Иджи через плечо, начиная разводить огонь в бочке.

— А ты не боишься, что тут всё вспыхнет? — поинтересовался Алаус. — В конце концов, мы на заправке.

— Здесь нет бензина.

— Здесь им всё пропитано!

— Так огонь же в бочке.

— Тогда следи, чтобы он в ней и оставался. И держись оттуда подальше, — Алаус махнул рукой в сторону бензоколонок.

В ответ он получил только кивок, который, кажется, не сильно его обнадёжил.

Разведя огонь, Иджи сказала гостям ждать, а сама вошла в здание, чтобы помыть руки. Заправку не отключили от холодного водоснабжения. Вскоре после того, как Иджи обосновалась здесь, она с удивлением обнаружила это обстоятельство и даже испытала некое подобие радости, потому что на настоящую радость уже была неспособна. Чистоте она уделяла столько внимания, сколько вообще возможно в таких условиях, потому что не хотела подцепить никакую болезнь. Ответственное отношение к гигиене ей привила мама. По профессии она была стоматологом, но Иджи казалось, что она могла бы заменить любого врача.

Вернувшись на улицу, Иджи занялась бесхитростным ужином, который представлял из себя поджаренные сосиски на веточках. Алаус и Орин в это время пытались соорудить три сиденья из старых покрышек и кусков фанеры. Иджи почти всё время смотрела в их сторону, но, погрузившись в себя, едва ли понимала, чем они занимаются.

Тот, кто стоит за поисками, должен точно знать, что случилось с родителями и Рэином — именно поэтому ищут только Иджи. Если бы тревогу забили неравнодушные соседи, заметившие долгое отсутствие Крэйтов, на плакатах была бы вся семья. Даже несмотря на то, что остальных больше не видели, их исчезновение обязательно бы упомянули в тексте. То, что одного из четырёх человек, пропавших при загадочных обстоятельствах, заметили в Алари, могло стать толчком к поискам сразу всех, но этого не произошло. Со стороны ситуация выглядела так, будто Иджи сбежала, и, скорее всего, кто-то в этом заинтересован.

Дальше в рассуждениях отсутствовало немало промежуточных звеньев, но каким-то образом всё сводились к фигуре Эрвента. Очевидно, он многое недоговаривал. Но почему? Были ли у него личные причины, или он действительно хотел помочь, и умалчивать факты его принудил кто-то сверху. Не проходило и дня, когда бы Иджи не сомневалась в том, правильно ли поступила, совершив побег. Может быть, этим поступком она обрекла себя на верную, пусть и отсроченную гибель от рук тех, от кого Эрвент мог её защитить. При условии, если они существовали, конечно.

Вынырнуть из пучины предположений и догадок Иджи заставил запах поджаренных сосисок. Ещё чуть-чуть, и она бы их передержала. Алаус и Орин уже расположились на двух самодельных сидениях. Ещё одно пустовало в ожидании Иджи. Когда она поделила ужин на всех, Орин, вспомнив о том, что формальное знакомство так и не состоялось, назвал своё имя и заодно представил Алауса.

— А как к тебе можно обращаться? — спросил он.

— Здесь я всем говорю, что меня зовут Иджина Палфест.

— Интересный выбор, — прокомментировал Алаус не очень чётко, потому что был занят пережёвыванием сосиски. — Не против, если мы сократим до Джины?

Иджи было всё равно, и она кивнула.

Алаус потянулся к сумке, которая сейчас стояла у его ног, а до этого была перекинута через плечо. Он достал оттуда четыре бутылки: две взял себе, одну передал Орину, а последнюю протянул Иджи, предварительно откупорив.

— В честь знакомства.

— Что это? — спросила Иджи.

— Лимонад, — ответил Алаус так, что стало понятно: там всё что угодно, кроме лимонада.

Иджи сделала глоток, а следом ещё один.

— Какое сегодня число? — вдруг спросила она.

— Девятнадцатое.

В этот день у Иджи была особенно веская причина отключить голову. Она залпом осушила полбутылки, но тут же отставила остаток в сторону — не таким способом.

Иджи перевела долгий взгляд на новых знакомых. Алаус часто улыбался, в отличие от Орина, который всё время выглядел серьёзным. Между ними чувствовалась странная гармония, хотя внешне они казались противоположностями друг друга даже несмотря на почти одинаковые ирокезы и косухи. Алаус был выше, имел несколько грубые, хотя и не лишённые привлекательности черты. В другой одежде и с другой причёской он бы походил на простого работягу с завода. В Орине же прослеживалось что-то благородное: не столько в тонких, аккуратных изгибах рук и линиях лица, сколько в манере держать себя. Даже на куске фанеры поверх двух лежащих друг на друге покрышек он восседал, будто на троне.

Ужин прошёл в неожиданно уютном молчании. Иджи вдруг поняла, как соскучилась по человеческому теплу. Сражаясь с голодом и страхом, она и не осмеливалась подумать, что ей не хватает общения, обыкновенных задушевных разговоров с друзьями, с семьёй. Семьи теперь нет. Друзья далеко — за много километров, а возвращаться в Тровэг слишком опасно. Не важно, причастен ли к нападению Эрвент, или его действительно совершили анкландские террористы. Кто бы за ним ни стоял, эти люди непременно отыщут Иджи вскоре после того, как она объявится на пороге собственного дома.

Как ни странно, случайные гости дарили почти забытое за эти бесконечно долгие две недели чувство близости, единения, поддержки. Алаус и Орин больше ничего не спрашивали, просто сидели рядом, но именно в этом Иджи и нуждалась.

Они собрались уходить, когда над городом разгорелся закат, и, прощаясь, пообещали заглядывать время от времени.

— Можно от кого-нибудь из вас позвонить? — спросила вдруг Иджи напоследок.

Эти слова уже долгое время вертелись у неё на языке, но до самой последней секунды было неясно, решится ли она их произнести.

— Да, — неуверенно ответил Алаус. — Тебе срочно?

— Нет. Могу в любой день.

— А что насчёт времени?

— В любое время.

— Не понимаю. Тот, кому ты хочешь позвонить, всё время дома? — спросил Алаус озадаченно.

— Нет, — это короткое слово далось Иджи тяжело, но она продолжила, как будто убеждала саму себя. — Теперь их никогда нет дома, но мне нужно позвонить. Понимаешь, Алаус? Дело не в том, ответят мне или нет, а в том, позвоню ли я.

Голос Иджи дрожал и в то же время звучал непривычно звонко. В нём слышался и надлом, и сила, непонятно откуда взявшаяся после долгих дней скитаний и одиночества.

— Ладно, — Алаус совсем растерялся. — Приходи завтра вечером.

— Нет, лучше с утра, — вмешался Орин.

— Да, это верно. Мы снимаем комнату в… достаточно неприятном месте. Велика вероятность, что вечером тебя к телефону просто не пустят, даже если он будет свободен — из вредности. Приходи утром, когда всем не до этого, часам к шести-семи, но имей в виду, что после десяти минут восьмого нас уже не будет.

— Улица Эйона, дом 84, квартира 5, третий этаж. Дверь подпирается кирпичом. Кирпич не убирать, иначе заклинит, и выходить придётся через окно первой квартиры, — проинструктировал Орин.

Алаус в это время опять достал плакат с фотографией Иджи и на обратной стороне записал их адрес тем же сухим маркером, которым были сделаны остальные надписи. Закончив, он разделил лист на две половинки, и Иджи, стоя в это время напротив Алауса увидела, как разрыв делит её лицо точно посередине.

— Ну, бывай, — сказали Орин и Алаус в один голос.

— До встречи.

Оставшись одна, Иджи затушила огонь и отправилась спать. Было ещё не поздно, но завтра предстоял ранний подъём. К тому же ей хотелось как можно скорее закончить этот день, хотя ещё в начале месяца она ждала его с нетерпением. Если бы ничего не случилось, сегодня Иджи с семьёй улетела бы на отдых. У них было столько планов, но теперь все они превратились в горькие сожаления о несбывшихся мечтах. Да ещё и в последнее время в памяти постоянно всплывала Норс. Действительно ли Иджи не могла ей помочь или просто не захотела? Она повторяла, что один сбежавший человек лучше, чем двое пойманных, но не могла простить себе, как мало раздумывала над тем, стоит ли попытаться найти эту девушку.

Обычно Иджи засыпала сразу, потому что сильно уставала за день, но в этот раз спасительное забытьё никак не приходило. Кроме навязчивых мыслей мешал неудобный диван в бывшей комнате для персонала, который шатался и скрипел от каждого движения, а его металлический каркас в некоторых местах прорвал наполнитель и ткань.

Блуждающий взгляд упал на крысу в дверном проёме. За время плотного общения с этими зверьками Иджи успела заметить, что те, в чьих головах она побывала, будто бы привязывались к ней и не спешили покидать заправку, очевидно, считая теперь это место своим домом.

— Поможешь мне? — спросила Иджи у крысы, не вставая с дивана.

Крыса сделала неопределённое движение всем телом, которое наверняка ничего не означало, но Иджи истрактовала его как согласие. Она закрыла глаза, глубоко вдохнула и выдохнула, помогая себе настроиться на предстоящее взаимодействие. Проникнув в сознание крысы, Иджи первым делом внушила ей возвращаться обратно, когда связь прервётся. Это было нелегко, но всё же не изнурительно.

В следующую секунду крыса уже бежала прочь с заправки, а Иджи смотрела её глазами на кроны далёких деревьев, на проплывающие высоко над Зюсом кучевые облака, на редкие автомобили, проносящиеся по трассе и исчезающие далеко впереди. Скоро силы стали иссякать. Очень хотелось отделиться от сознания крысы, но Иджи не позволяла себе этого сделать. Будучи запертой у Эрвента, она находилась в голове у белки несколько часов, но это получилось лишь благодаря перерывам и, возможно, адреналину. Сейчас её однозначно хватит на меньшее: хотя с тех пор она и научилась лучше управлять своей способностью, потому что то и дело прибегала к ней, продержаться продолжительное время без отдыха по-прежнему было тяжело. А главное, с каждой секундой крыса отдалялась, и сохранять связь становилось всё сложнее.

Картинка начинала мутнеть. В попытках вернуть чёткость Иджи тщетно старалась сконцентрироваться на чём-то, кроме внезапно появившейся и стремительно нараставшей боли в висках, но силы покидали её с каждой секундой, и вскоре всё вокруг превратилось в размытые двоящиеся силуэты, а ещё через несколько мгновений она потеряла сознание.

Больше никаких мыслей на сегодня.

* * *

Зюс, Аларийская область, Эквия, 20 июля 1979 года Третьей эры.

Пробуждение было не из приятных. Голова ощущалась тяжёлой, словно налитой водой, которая при каждом повороте билась о стенки черепа и от любого неосторожного движения была готова вылиться через уши вместе с мозгом. В последние несколько дней Иджи хорошо изучила это чувство. Оно исчезнет уже через полчаса — небольшая плата за крепкий сон без сновидений, в особенности без кошмаров.

От вчерашнего ужина в упаковке осталось всего две сосиски. Ночь выдалась прохладная, поэтому они не испортились. Иджи съела их сырыми, зато с хлебом. Такого завтрака едва хватило, чтобы утолить голод, который всегда ощущался сильнее после обмороков или насыщенного рабочего дня. Иджи предполагала, что это как-то связано с использованием телепатии.

Улицу Эйона она нашла без труда, потому что уже неплохо ориентировалась в Зюсе. Перед входом в подъезд стояла долго: знала, что от этого звонка ей станет очень больно, хотя никто даже не возьмёт трубку. Наконец решившись, Иджи поднялась по лестнице и оказалась перед неприглядной, обшарпанной дверью, с которой кто-то безуспешно пытался стереть несколько ёмких и весьма изобретательных оскорблений. Судя по светлому пятну в виде цифры пять над глазком, ещё не так давно здесь висел номер квартиры.

Звонок не работал, поэтому Иджи постучала, и в тот же момент сонная утренняя тишина погибла во взрыве самых разнообразных звуков. Что-то загрохотало, затем раздался не то свист, не то скрип, зарыдал младенец, следом ещё один. Из-за двери донёсся голос взбешённого мужчины.

— Уйми своих спиногрызов, или я за себя не отвечаю! — орал он.

— Паскуда! Хрен неблагодарный! Имей уважение, она же мать!! — закричала из другого конца квартиры пожилая женщина.

— Она не моя мать!!! — взревел мужчина.

Старуха что-то завопила ему в ответ, но Иджи не разобрала, потому что дети начали плакать ещё громче, залаяла собака, судя по звуку, что-то наподобие чихуа-хуа, а кто-то совсем рядом с дверью выпалил:

— Я больше не собираюсь терпеть вас и ваше скотское поведение! Я иду жаловаться хозяйке прямо сейчас!

После этих слов в замке несколько раз повернулся ключ, дверь распахнулась, и на пороге показался худощавый мужчина в спортивных штанах и вытянутой майке.

— Отойди, — сказал он Иджи, отталкивая её в сторону, и с поразительной быстротой взбежал вверх по лестнице.

Иджи удивлённо проводила его взглядом, но тут ей на плечо легла чья-то рука — легкая и нежная. Она обернулась и увидела Орина.

— Джина, проходи скорее, — поторопил он и, когда та переступила порог, закрыл дверь за ними обоими.

В квартире было полно людей, но никто не обращал на Иджи внимания. Всех их, сонных, злых и полуодетых, сильнее занимала грызня между собой. Телефон стоял на тумбочке в коридоре. Рядом с ним Иджи уже дожидался Алаус.

— Привет! — поразительно жизнерадостным тоном для подобной обстановки произнёс он. — Надеюсь, здешняя атмосфера тебе не помешает?

— И ты ещё меня спрашиваешь? — Иджи потупила глаза. — Прости, я правда не думала, что доставлю вам столько неудобств.

— Это разве неудобства? — отмахнулся Алаус. — Хочешь узнать, что такое настоящие неудобства — приходи вечером. А сейчас лучше звони, не теряй времени.

Пока Иджи набирала номер на неприятном на ощупь, засаленном диске, Алаус и Орин загородили её своими спинами. С каждой новой цифрой дыхание сбивалось сильнее, уже прояснившаяся голова вдруг начала кружиться. Иджи приложила трубку к уху. Гудок. Ещё гудок. Один лишь звук — вот всё, что связывало Иджи с местом, где она когда-то была счастлива. В этот момент ей отчаянно захотелось превратиться в электричество и раствориться в проводах по пути в родной Тровэг.

— Алло! — раздалось вдруг на том конце.

Иджи мгновенно узнала голос, который, как она думала, больше никогда не услышит.

— Алло! Не молчите! — в этих словах отчётливо прозвучало волнение, смешанное с мольбой и страхом.

Говорить — это ведь так легко. Почему же сейчас не получается произнести ни слова? Иджи было достаточно сказать лишь фразу, даже звука бы хватило, чтобы надрывные интонации перестали болезненно искажать такой знакомый, такой родной голос в трубке. Но она молчала.

— Рэин? Иджи? Я знаю, что это кто-то из вас. Если ты не можешь сказать прямо, намекни, где вы. Ответь хоть что-нибудь! Подскажи, как угодно! Мы с папой найдём вас!

Трубка выпала из внезапно ослабевших пальцев и громко ударилась о тумбочку. Алаус и Орин тут же обернулись — и как раз вовремя, чтобы подхватить потерявшую равновесие Иджи. Пока Алаус усаживал её на стоящий рядом шаткий табурет, Орин повесил трубку, и опустился перед ней на корточки.

— Джина, что тебе сказали? Угрожали? Шантажировали? — обеспокоенно спросил он.

— Кто вообще это был? — перебил его Алаус.

— Мама.

— Сволочь! Мразь! Ублюдок! Я убью его! — закричала Иджи, выбежав из подъезда.

— Стой! — Алаус выскочил на улицу следом и схватил её за руку.

— Пусти! Он сдохнет! Сдохнет, как последняя тварь!

— Кто? — спросил Орин, который тоже подоспел к этому времени и положил руки на плечи Иджи в попытке успокоить её.

— Лас Эрвент.

Орин поперхнулся от неожиданности, но тут же вернул своё самообладание.

— И куда ты сейчас собралась? Убивать Эрвента? Себя-то хоть слышишь? Лучше вернись и перезвони маме, иначе мы уедем, и придётся ждать до вечера или идти на телеграф.

Иджи кивнула, сделала несколько неровных шагов по направлению к подъезду, но сразу отступила.

— Поезжайте. Мне нужно всё осмыслить.

Алаус и Орин переглянулись, но, как и вчера, не стали задавать лишних вопросов. Иджи отказалась снова зайти с ними в квартиру, выпить воды и немного посидеть. Попрощавшись, она сразу же двинулась прочь — к выезду из города.

Главное сейчас не сделать необдуманный, опрометчивый шаг. Родители живы. Оба. Это стало очевидно из маминых слов. Но что случилось с Рэином? Иджи чувствовала: ещё чуть-чуть, и клубок лжи, намотанный Эрветом, рассыпется у неё в руках на отдельные нити и обнажит то, что было скрыто в середине.

Раз тот, кто за этим всем стоит (вероятно, сам Эрвент; вряд ли он был чьей-то марионеткой) не стал трогать родителей, значит, они для него попросту бесполезны. Ему нужны лишь Иджи и Рэин, и чтобы удержать их у себя требовалось уничтожить всё, что связывало их с прежней жизнью, или хотя бы создать видимость этого. Сомнений не оставалось: Эрвент — псих, ненормальный. Он уже перешёл черту морали и закона, и ничто не помешает ему зайти ещё дальше. Сейчас отец и мать в его глазах — всего лишь приманка, и как только они выполнят свою функцию, Иджи запрут в гораздо более защищённом месте, откуда она уже не сможет сбежать, и неизвестно, какая в этом случае судьба уготована родителям. Способен ли Эрвент на хладнокровное демонстративное убийство, чтобы доказать Иджи, что в этот раз у неё действительно никого не осталось? Может быть. Теперь она уже ни в чём не уверена.

Эрвент — человек умный, расчётливый, иначе бы не добился того, что имеет. Возможно, немного самоуверенный, но не более. На его стороне деньги, опыт, влияние. Могла ли Иджи противопоставить ему хоть что-нибудь? Вообще-то могла. Она обладала оружием, которым Эрвент снабдил её сам — знанием.

Если бы он в самом первом разговоре с Иджи не упомянул, что её способности можно использовать на людях, она бы никогда об этом не догадалась, так бы и пребывала в полной уверенности, что кроме грызунов ей никто не подвластен. Теперь же она осознавала свою настоящую силу.

Впервые с тех пор, как Иджи очнулась в той комнате без окон, она точно знала, что делать. План был простым, он состоял всего из пяти пунктов. Первый — научиться проникать в сознание людей. Второй — добраться до Эрвента и вытащить из его головы всю информацию. Третий — освободить Рэина, Норс и, возможно, других, о ком Иджи даже не подозревает. Четвёртый — уничтожить Эрвента, если не буквально, то хотя бы фигурально. И, наконец, пятый — вернуться домой.

Показалась заправка. Иджи не задержалась там надолго, только взяла клетку с баллончиком и отправилась работать: постоянное использование телепатии, пожалуй, лучший способ овладеть ей в совершенстве. К тому же без денег до Эрвента не добраться. А ещё не мешало бы всё-таки почитать о магии, чтобы понимать, с чем Иджи придётся столкнуться, и на что она способна сама. При самом лучшем раскладе, неплохо было бы узнать, как обойти защитный барьер вокруг лаборатории Эрвента, который к этому моменту уже наверняка завершён. Пожалуй, стоило прислушаться к совету библиотекарши.

— Часто вы бываете в Алари? — поинтересовалась она у Алауса и Орина тем же вечером. Они как раз зашли удостовериться, всё ли в порядке.

— Каждый день. Иногда даже не возвращаемся в Зюс, — ответил Орин.

— Мы играем там на улицах. — продолжил Алаус. — У нас что-то типа, ну ты понимаешь, музыкальной группы. Пока что из двух человек. В Зюсе на этом много не заработаешь. В Зюсе на этом вообще не заработаешь.

— Ясно, — Иджи пропустила бо́льшую часть мимо ушей. — А как вы думаете, есть ли там библиотеки, в которых можно посмотреть книги, не оформляя читательский билет?

— Ты что, собралась в Алари? — удивился Орин.

Он был слишком проницательным для того, чтобы Иджи попыталась его переубедить.

— Ну, типа.

— А ничего, что там везде твои портреты? — возразил Алаус.

— Что-нибудь придумаю.

— Самоубийца, — пробормотал Орин себе под нос.

— А что ещё можно ожидать от человека, который разводит костёр на заправке? — ответил ему Алаус нарочито громко.

— Вы не понимаете! — воскликнула Иджи.

— Куда уж нам?

— Да я и сама понимаю очень мало, и чтобы во всём разобраться мне необходима информация. Это не прихоть и не блажь. Если хотите, это вопрос выживания, но в такой дыре, как Зюс, мне точно не найти того, что нужно. И уж извините, если я неуважительно отозвалась о вашем городе.

— Это было вполне мягко. Считай, ты сделала ему комплимент, — ответил Алаус, усмехнувшись.

На губах Орина тоже мелькнула лёгкая улыбка, но он быстро стал снова серьёзным.

— Джина, я могу помочь тебе, — сказал он. — У меня есть карточка в Центральной аларийской библиотеке. Подойдёт?

Лицо Иджи просветлело.

— На такую удачу я и рассчитывать не могла! — она была готова броситься на Орина и задушить его в объятьях. Лишь мысль о том, что убийство не лучшая плата за доброжелательное отношение, останавливала её от этого. — Ты не представляешь, как я благодарна.

— Если пообещаешь вести себя осмотрительно, я назову тебе свою фамилию, и ты сможешь притвориться мной, чтобы взять нужные книги.

— Вряд ли библиотекари поверят, что меня зовут Орин.

— Значит, нам придётся немного поработать над твоей внешностью, — непреклонно сказал он. — Во имя науки и ради безопасности.

За преображение они взялись уже на следующий вечер. Алаус и Орин предложили коротко подстричь Иджи и покрасить её в чёрный. По их мнению, так её будет сложнее узнать, а в библиотеке могут принять за мальчика лет четырнадцати. Иджи согласилась, несмотря на то, что у неё возникали серьёзные сомнения в их плане.

Роль парикмахера Алаус возложил на Орина, убедив Иджи, а возможно, и самого Орина, что у него выйдет аккуратнее. Пока Иджи смирно сидела на одном из самодельных табуретов из покрышек и фанеры, а Орин, пыхтя и вздыхая, подстригал её волосы, Алаус вальяжно прохаживался из стороны в сторону, то и дело давая советы.

— Слева короче надо, — в очередной раз подсказал он.

— Да вижу я, вижу! Я ещё не закончил, — Орин начинал закипать. — И вообще, хватит под руку говорить. Сейчас сам стричь будешь.

В этот момент Иджи решила перевести тему, чтобы сбавить накал:

— А вы давно знакомы?

— О! Полжизни! — воскликнул Алаус.

— И вы местные?

— Нет, только он, — ответил Орин, кивая в сторону друга. — Я переехал сюда три года назад.

— Как же вы тогда познакомились?

— Да этот горе-наследничек приезжал к бабке каждые каникулы, — начал объяснять Алаус. — Видела особняк на холме у западного выезда?

— Ну, вроде.

— Во-от, раньше это был её дом. А сейчас она умерла, и его предки сдают его… ну, короче, кому-то там сдают. Я, правда, не понимаю, кому понадобится снимать в этой дыре чуть ли не дворец.

— Кому угодно за такие-то деньги: аренда просто смешная. Лишь бы я там не жил. — мрачно пояснил Орин. — Ну вот, вроде готово.

— Как я выгляжу? — поинтересовалась Иджи.

— Сносно, — ответил Алаус, пока Орин крутил рукой в попытке подобрать слова.

В туалете на заправке ещё осталось треснувшее и потемневшее зеркало. В нём Иджи увидела свою новую причёску. Короткие волосы ещё не успели полностью просохнуть после стрижки, но уже торчали во все стороны. Орин явно не обладал задатками стилиста, но очень старался.

— Неплохо, — вынесла она вердикт, вернувшись на улицу. Разумеется, это была ложь, но Иджи понимала, что не в её положении критиковать работу того, кто безвозмездно вызвался помочь.

— Уж точно лучше, чем если бы этим занимался я, — присовокупил Алаус, что-то искавший в своей сумке.

В этот раз вместо бутылок с сомнительной жидкостью он достал краску для волос.

— Вы предлагали чёрный, — напомнила Иджи, скептически оглядывая разноцветные коробочки.

— Чёрный у нас закончился, поэтому мы просто смешаем всё, что здесь есть, — невозмутимо объяснил Алаус, приступая к делу.

— И ты уверен, что получится?

— Конечно. Это же элементарная теория цвета, — ответил вместо него Орин.

Утверждение прозвучало спорно, но, пока Алаус не закончил замешивать гущу отталкивающего цвета, Иджи молчала. Если бы она хотела (а она совершенно точно не хотела) описать этот оттенок словами, то подобрала бы что-то вроде «тёмный серо-зелёный с холодным отливом».

— Может быть, лучше взять просто красный и жёлтый? Покрасим меня в рыжий, а не вот в это вот, — предложила она.

— Плохая идея, — отрезал Орин, как показалось Иджи, чуть более резко, чем хотел.

— У нас нет жёлтого: только красный, синий и зелёный, — продолжил за него Алаус. — Да и цвет выйдет слишком уж, — он призадумался, — вырвиглазный, неестественный. Будет обращать лишнее внимание

— Ну да, конечно. А эта бурда превратит меня в натуральную шатенку, — возразила Иджи исключительно ради приличия.

Она понимала, что нанести получившуюся отвратительную смесь на волосы всё же придётся, но страдания ощутимо облегчало осознание того, что этот шаг, пусть и незначительно, но приблизит её к расправе над Эрвентом. Впрочем, после того, как Иджи смыла краску, оказалось, что цвет вышел, если не чёрным, то, во всяком случае, очень близким к желаемому результату.

В Алари она хотела отправиться уже на следующий день, но подготовка растянулась на неделю — именно столько потребовалось для того, чтобы накопить на билет туда и обратно. Проезд стоил недорого, но лишних денег у Иджи совсем не было, а с недавних пор ещё и выросли траты на еду: почему-то утолять голод после использования телепатии стало сложнее.

За это время краска с волос успела слегка смыться, и при ярком солнечном свете шевелюра Иджи начинала еле заметно отливать зелёным. К счастью, в Аларийской области часто бывало пасмурно.

Погода здесь оказалась неприветливой. Ясные дни, которые стояли, когда Иджи только сбежала от Эрвента, вскоре сменились дождями. Это напрямую отразилось на заработке: никто не хочет, чтобы от грызунов его дом избавлял человек, который сам выглядит, как мокрая крыса, только что выбравшаяся из канализации. Ливни Иджи пережидала у себя на заправке — заколачивала разбитые окна досками из старых овощных ящиков, которые она время от времени подбирала на свалке возле городского рынка. Гвозди нашлись в подсобке, а молоток одолжили Алаус и Орин. До этого Иджи мучилась с обломком кирпича и несколько раз отбивала себе пальцы, но как только к ней в руки попал настоящий инструмент, процесс пошёл быстро. С молотком она управлялась уверенно, потому что отец научил их с Рэином этому делу.

Кроме частых дождей здесь всё время дули солёные ветра, напоминая о близости моря. Иджи часто куталась в свою джинсовую куртку. Вряд ли Рэин имел в виду именно это, когда сказал взять её с собой на озёра на случай похолодания, и всё же его советы продолжали помогать Иджи, даже когда он был далеко. При встрече надо обязательно сказать ему за это спасибо.

Но как бы куртка ни согревала тело и душу, для поездки в Алари пришлось найти другую одежду, менее подходящую под описание на поисковом плакате. Другие джинсы и кофту Иджи купила в комиссионном магазине ещё до звонка домой, а толстовку, которая была на несколько размеров больше, ей одолжил Орин, чтобы, как он выразился, скрыть зону декольте. Один из карманов слегка выпирал из-за спрятанной туда тонкой тряпичной сумочки, которую Алаус на время дал для книг.

— Эй, пацан, посторонись! — крикнул Иджи незнакомый мужчина на перроне.

— Видишь, маскировка сработала, — самодовольно произнёс стоявший рядом Орин.

Он с Алаусом тоже ждал электричку в Алари. На плече у каждого висело по чехлу с гитарой.

Наконец подошёл поезд. В почти пустых вагонах всей троице легко удалось занять сиденья, но уже начиная со следующей станции место в электричке стало стремительно уменьшаться.

— И нравится вам вот так постоянно мотаться? — спросила Иджи, когда чей-то ребёнок, третий раз пробегая по проходу, случайно заехал ей рукой по лицу. Поездки в соседние города она привыкла совершать с родителями на машине.

— Не нравится. А что делать? — с оттенком обречённости ответил Алаус.

— Снимите жильё в Алари.

После этих слов Алаус и Орин рассмеялись так громко, что получили в свой адрес целую коллекцию неодобрительных взглядов от других пассажиров.

— Ты слышал, Орин? Ой, не могу…

— А что я такого сказала?

— Ну как тебе объяснить, — ответил Орин, к которому уже начинал возвращаться дар связной речи. — Алари — большой город, к тому же туристический. Аренда там такая дорогая, что комната в Зюсе, билеты на электричку и камера хранения вместе взятые выходят дешевле.

— А камера хранения-то вам зачем?

— Чтобы держать кое-какое оборудование, — пояснил Алаус. — Не будем же мы возить его с собой.

Когда поезд прибыл в Алари, Иджи с нескрываемым наслаждением покинула душный вагон и подставила ветру лицо. Она думала, что разделится с Алаусом и Орином у вокзала — монументального здания с огромными вытянутыми вверх окнами в форме заострённых арок — и очень удивилась, когда они увязались за ней следом, предлагая проводить до библиотеки. Принимать помощь, которая требовала от Алауса и Орина изменить их привычный маршрут и потратить лишнее время, было неудобно, поэтому Иджи попробовала отказаться, сославшись на то, что уже несколько раз посещала Алари. Хотя это и была чистая правда, ориентировалась она здесь не очень хорошо, и проводники ей бы не помешали. Это не укрылось от проницательного ума Орина, так что он с легкостью уломал Иджи пойти с ними, пообещав показать, как сократить дорогу через старый город.

Великолепие Алари поражало Иджи каждый раз, когда она приезжала туда. Здания в исторической части будто тянулись к небесам и надрывали шпилями завесу облаков, позволяя хотя бы маленькой толике мягкого солнечного света пролиться на город. Величественные постройки из камня или красного кирпича соседствовали здесь с маленькими, жмущимися к ним домиками с резными ставнями и двускатными крышами. Точно так же, создавая причудливый контраст размеров, рядом с широкими шумными проспектами соседствовали извилистые пешеходные улочки, вымощенные брусчаткой.

Окна старых зданий часто украшали витражи, по стенам тонкими веточками лозы тянулись барельефы и лепнина. Они удивляли своей лёгкостью и воздушностью, совсем не походили на помпезные, вычурные орнаменты в Оранте. Дух захватывало от осознания того, что несколько веков назад кто-то из предков Иджи мог рассматривать эти же узоры и прогуливаться по тем же улицам — Алари в самом деле был, как его называли, городом, победившим время.

Алаус и Орин смотрели на всё это привычным взглядом. Местные красоты уже стали для них обыденностью, а разговоры увлекали сильнее. Краем уха Иджи услышала что-то о поиске клавишника. Сразу вспомнился Рэин. Горло болезненно перехватило, но вместе с тем прибавилось решимости во всём разобраться. Чтобы успокоиться и прийти в себя, Иджи попробовала вклиниться в беседу.

— А зачем вам клавишник? Мне кажется, барабанщик важнее.

— Не знаю, ему виднее, — ответил Алаус. — Раз он говорит, что надо, значит надо. В вопросах музыки я ему полностью доверяю.

Иджи скептически прищурилась.

— Всё, что я умею, я умею благодаря нему, — Алаус кивнул в сторону Орина. — Он учил меня с подростковых лет и до сих пор учит. Не понимаю, зачем он всё ещё со мной возится. С его-то способностями он может играть, с кем пожелает.

— По-моему, мы уже поднимали эту тему, — возразил Орин. Он обращался напрямую к Алаусу, пока тот делал вид, что разговаривает с Иджи, хотя все понимали, что это не так. — У меня были возможности учиться, у тебя — нет. Я ничем не лучше. Я не обладаю всеми теми талантами, которые ты мне приписываешь.

— У тебя абсолютный слух! — теперь уже и Алаус бросил свою игру в испорченный телефон.

— А у тебя абсолютный вкус!

— Ага, как же! Очень полезное качество!

— Может быть, и полезное, — Иджи попыталась разрядить обстановку. — Знать бы ещё, что это такое.

Скептически оглядев Алауса с ног до головы, особенно его поношенную и далеко не самую опрятную одежду, она пришла к выводу, что вряд ли речь идёт об эстетическом вкусе, хотя и подозревала, что, если высказать это вслух, Алаус возмутится. Впрочем, долго теряться в догадках не пришлось, потому что Орин пояснил:

— Алаусу хватит одного глотка, чтобы с закрытыми глазами определить сорт напитка.

— Любого напитка?

— Преимущественно лимонада.

Иджи уже знала, что означает слово «лимонад» из уст этой парочки, поэтому от дальнейших расспросов воздержалась. Тем более, что в конце улицы показалось здание с белоснежными мраморными колоннами — аларийская библиотека.

— Ну вот и всё, — сказал Алаус. — Запомнила дорогу?

— Да, спасибо.

— Лучше возвращайся этим же путём, — Орин внезапно заговорил наставительным тоном. — Ходи по людным улицам, через подворотни дорогу не срезай. В целом здесь безопасно, но есть несколько районов, куда лучше не соваться, но в которые можно забрести совершенно случайно.

— Хорошо, мам, — съязвила Иджи, и эта фраза внезапно отдалась тяжестью на сердце.

Центральная аларийская библиотека встретила её широко распахнутыми тяжёлыми дверями, прохладой холла и шёпотом, отражающимся от стен. Размер этого места поражал, особенно в сравнении с маленькой зюсской библиотекой. Иджи потратила около четверти часа лишь для того, чтобы найти нужную секцию. Оказалось, что в отдел с научной литературой по магии можно попасть, только имея особый допуск, но научно-популярные издания находились в свободном доступе.

Уже после первого беглого взгляда на полки настроение Иджи упало. Все книги выглядели старыми, зачитанными. Судя по внешнему виду, их напечатали очень давно, некоторые вполне могли датироваться двадцатыми-тридцатыми годами. В таком случае вряд ли стоило надеяться на то, что там найдётся действительно полезная информация, а не сплошное запугивание читателей. Но может быть, это как раз тот самый случай, когда не стоит судить по обложке?

Иджи взяла книгу наугад, пробежала взглядом по нескольким страницам — ничего, одна лишь антимагическая пропаганда.

Об опасности волшебства было известно издревле, с момента его зарождения. Ещё в 89 г. Новой эры древнечшалтский философ Пфайль Сзлтаймрский писал: «Магия — это сила, которую человек не может обуздать, и которая с лёгкостью способна выйти из-под его власти». К сожалению, сограждане философа не прислушивались к его словам, и волшебство получило в Чшалте развитие и распространение, что напрямую привело к событиям 657 г. Новой эры, проще говоря, к её концу.

Иджи открыла вторую книгу, третью, четвёртую — всё то же самое, ни слова по существу. От досады захотелось взвыть, но вдруг проходящая мимо сотрудница библиотеки положила на ближайшую полку ещё одно издание. Оно отличалась от всех остальных: было больше и заметно новее. Иджи, нежно оберегая встрепенувшуюся в груди надежду, медленно и аккуратно взяла книгу в руки. Вытесненные на матово-чёрной обложке позолоченные буквы складывались в название: «Магия. История в запретах». Ниже значилось имя автора: Ниалис Лагидэм.

Иджи ничего не слышала об этом человеке раньше, хотя те, кто занимается магией, всегда на виду, как тот же Эрвент. Загадочности добавляло и то, что Ниа́лис — имя очень редкое, а с фамилией Лагидэм Иджи вообще никогда не сталкивалась. Может быть, он иностранец?

Не меньше имени автора интриговало и название — очень смелое даже по сегодняшним меркам, и Иджи никак не ожидала, что оно оправдается уже с первых строк введения.

В 1973 году в Эквии был снят запрет на магические исследования (который, впрочем, касался только частных лабораторий; как известно, в стране уже долгое время существуют государственные исследовательские центры, обеспечивающие оборонные нужды), а с 1976 года разрешён коммерческий выпуск артефактов класса А (не представляют опасности в использовании, технология изготовления не нарушает морально-этические нормы). Не только Эквия, но и всё человечество оставило в прошлом немало ограничений, связанных с магией, которые теперь требуют трезвого взгляда из настоящего. Насколько они были необходимы? Смогли ли обеспечить безопасность или стали причиной подпольного производства артефактов? Какие магические технологии сейчас утеряны из-за запретов, а какие без них никогда бы не появились?

Таинственный Ниалис Лагидэм поднял множество вопросов, но Иджи сейчас интересовал только один: как это вообще напечатали. Несмотря на смягчение законов, отношение к магии обществе всё ещё было остро противоречивым, а голос её противников звучал по-прежнему громко. Сейчас эта книга, пожалуй, была единственным источником, откуда Иджи могла без размытой пропаганды и невнятного устрашения узнать, с чем ей действительно придётся столкнуться в борьбе с Эрвентом.

— Молодой человек, «Историю в запретах» можно взять только в читальный зал, — сообщила сотрудница библиотеки, когда Иджи подошла к кафедре выдачи.

— Почему?

— Почему да почему! Какая разница? — встрял в разговор библиотекарь почтенных лет. — Что за молодёжь пошла? Ты ему слово — он тебе двадцать.

— Издание новое, очень востребованное, — пояснила его коллега. — Будете брать что-нибудь взамен?

— Нет.

— Вот и правильно, — снова вклинился пожилой библиотекарь. — В наше время юноши не читали подобную дурь.

Иджи поспешила к выходу настолько быстро, насколько позволяли рамки приличия. Ей была необходима эта книга. Именно эта и никакая другая. И если она не может её взять, значит, придётся купить. Такой расклад означал, что денег на обратный билет денег не останется. Видимо, придётся просить в долг у Алауса и Орина.

Узнав дорогу у случайных прохожих, Иджи без труда нашла книжный магазин и уже очень скоро стояла на кассе, крепко сжимая в руках «Историю в запретах».

— Двадцать экванов?! — воскликнула она, услышав цену. Эта сумма покрывала больше десятка обратных билетов.

— А чего ты хотел, мальчик? — язвительно поинтересовалась продавщица и надула пузырь из жевательной резинки. — Ты вообще знаешь, какой спрос на эту книжку?

— А вы вообще знаете, что такое двадцать экванов?! — взорвалась Иджи. — Вы знаете, как тяжело зарабатывать эти деньги вот этими вот руками?!

Продавщица скептически подняла бровь.

— Так, мальчик, не надо мне тут истерики устраивать. Проваливай, пока я не позвала охрану.

— Тоже мне, — пробурчала Иджи, покидая помещение. — Пижонская лавочка для туристов.

За весь день она обошла немало магазинов, но цена нигде значительно не отличалась. Сначала Иджи ходила по людным улицам, памятуя об увещеваниях Орина, но окончательно убедившись, что вблизи достопримечательностей всё стоит слишком дорого, осмелилась свернуть в переулки. Она так и не поняла, о каких именно районах её предостерегали, потому что каждая маленькая улочка встречала её сонной безмятежностью. Единственное, что действительно могло представлять опасность — это портреты Иджи, провожавшие её саму долгим немигающим взглядом с каждого столба.

Цены в небольших книжных лавках ожидаемо оказались ниже, но «Историю в запретах» Иджи по-прежнему не могла себе позволить. Самая дешёвая стоила 16 экванов 51 тэрну, и то лишь из-за брака.

Проходив весь день по городу, Иджи, наконец, вернулась в библиотеку, чтобы оставшиеся до закрытия пару часов провести в читальном зале, но не нашла на полках сочинение Ниалиса Лагидэма. Тем временем все остальные никому ненужные жалкие книжонки по-прежнему стояли на месте — и даже не в одном экземпляре. Раздосадованная и злая, она записала на имя Орина несколько изданий, заранее зная, что не найдёт в них ничего полезного, и поехала в Зюс, твёрдо решив, что, когда вернётся в Алари, она заберёт свою «Историю в запретах».

Аларийская область, Эквия, 15 августа 1979 года Третьей эры.

Иджи спала, прислонившись лбом к оконному стеклу, и сквозь сон слышала стук колёс. На коленях у неё стояла тонкая тряпичная сумочка с книгами, в кармане лежали двадцать пять экванов. В последние дни Иджи много работала и очень уставала, а всё ради того, чтобы накопить на «Историю в запретах». К счастью, по Зюсу начали распространяться слухи о девочке, которая избавляет дом от грызунов за считанные минуты. Благодаря этому дела пошли в гору. Однако всё чаще в слухах фигурировал мальчик. Поразительно, какое значение имеет длина волос.

Причёска Иджи тем временем успела претерпеть некоторые изменения и сейчас находилась в самой неоднозначной стадии. Волосы ещё не отросли, а краска уже сильно выцвела и стала болотно-зелёной. Впрочем, Иджи даже нравилось.

Свободное от работы время она уделяла тренировкам — постоянно заглядывала в головы грызунам, и, надо признать, с каждым днём получалось всё лучше. Ещё месяц назад она могла удерживать связь с тремя-четырьмя зверьками одновременно, а теперь это количество переваливало за десяток. Но как бы ни были очевидны успехи, желанная цель — проникать в человеческое сознание — была всё так же далека. Иджи слушались мыши, крысы, белки, даже ондатра, жившая у озера рядом с заправкой, но мысли кого-нибудь, кроме грызунов, были ей недоступны. Сколько бы она ни пыталась установить связь с голубями, воробьями, собаками или кошками, ничего не выходило. Иджи предполагала, что контакт с другими животными представляет собой некий следующий этап, и чтобы к нему перейти, предыдущий необходимо освоить полностью.

— Вставай, следующая конечная, — Алаус аккуратно потормошил её за плечо.

— Ты уверен? — спросила Иджи сквозь сон.

— Да.

— Жаль.

Она заглянула в сумочку и пересчитала книги, чтобы убедиться, что ничего не выпало. Сильно уставая днями, по вечерам она еле добиралась до дивана в бывшей комнате для персонала, падала на него мешком и засыпала ещё раньше, чем голова касалась протёртой ткани. Сил на чтение совершенно не оставалось. Иногда Иджи всё-таки предпринимала попытки хотя бы вскользь ознакомиться с книгами, которые взяла в аларийской библиотеке, но уже через несколько минут неизменно обнаруживала, что взгляд скользит по строчкам, не разбирая написанного, и, запертый в пределах абзаца, бесконечно бегает по кругу.

Иджи сомневалась, что упускает что-то важное. Пока концентрация не оставляла её окончательно, она лишь утверждалась во мнении, что в граффити на стенах заправки содержится больше пользы и смысла.

В этот раз Иджи разделилась с Алаусом и Орином уже на вокзале и первым делом направилась в библиотеку, чтобы вернуть книги. Ниалиса Лагидэма по-прежнему не выдавали. Иджи и не надеялась на такую удачу, так что, не теряя времени, отправилась в один из магазинов: туда, где книги стоили дешевле всего. Уценённый экземпляр уже купили — это неожиданностью не стало, а вот к чему Иджи действительно не была готова, так это к тому, что разберут всю «Историю в запретах». Продавец сообщил о том, что готовится дополнительный тираж, но когда он появится на прилавках, толком сказать не мог.

В двух ближайших книжных лавках дело обстояло точно так же. Уже предчувствуя долгие поиски и беготню по городу, Иджи решила окончательно пренебречь советом Орина и сократить путь через переулки.

Сначала всё шло хорошо. По пути попадались маленькие спокойные улочки, многие из них Иджи запомнила ещё в прошлый визит. Но вскоре, излишне положившись на своё чувство направления и ориентации в пространстве, она забрела совсем в другую часть города. Брусчатка сменилась потрескавшимся асфальтом. Дома здесь были новее, но состояние их оставляло желать лучшего. Серые обшарпанные стены нависали над узкими дорогами и закрывали небо. Из открытых подъездов веяло сыростью.

Ощутив неприятную, гнетущую атмосферу этих мест, Иджи поспешила вернуться на людные улицы, но на обратном пути, кажется, пропустила поворот и перестала понимать, где находится. После нескольких минут блужданий она почувствовала, что за ней кто-то следует. Бросив быстрый взгляд через плечо, Иджи заметила позади себя, метрах в пятидесяти, три фигуры, двигающиеся с ней в одном направлении.

Она ускорилась. Фигуры не отставали, их шаги слышались всё громче. Впереди вырос тупик, но Иджи, не растерялась: свернула в арку, неожиданно показавшуюся между домами, и попала во внутренний двор с такой же аркой в другом конце. Там, привалившись к стене, стоял человек, лениво взирая по сторонам. Иджи направилась в его сторону, слыша, как от сводов гулким эхом отражается топот преследователей. Она отчаянно надеялась, что при свидетеле ей ничего не сделают. Пройдя двор наполовину, Иджи оглянулась и увидела, что незнакомцы были уже совсем близко. Чувство паники стало настолько сильным, что девушка почти физически ощутила, будто что-то холодное толкает её в спину, и сорвалась на бег.

Буквально влетев в противоположную арку, она почувствовала себя в безопасности: улица находилась в считанных метрах. Там, на открытом пространстве, Иджи сумеет оторваться. Внезапно человек, стоявший у самого выхода и до этого казавшийся расслабленным, сделал выпад, схватил её за руку и подтащил к себе.

— Не так быстро, пацан, — прозвучал над ухом хриплый голос.

— Эй!!! Помогите!!! — что было сил заорала Иджи.

Шаги двоих преследователей замерли за спиной на небольшом расстоянии, ещё один подошёл вплотную и крепко зажал ей рот. От его рук пахло чем-то затхлым. Иджи застыла, прекратила попытки вырваться, понимая, что так может только усугубить ситуацию, и лихорадочно соображала, что теперь делать.

Крысы. Здесь должно быть полно крыс. Нужно заставить их укусить кого-нибудь, или испугать, или хотя бы отвлечь внимание. Иджи попыталась прибегнуть к телепатии, но страх не давал сосредоточиться, а паника всё усиливалась из-за того, что ни одного зверька обнаружить не получалось.

— Ну, чего там? — спросил один из мужчин, оставшихся чуть поодаль.

Вместо ответа человек, поймавший Иджи, залез в карманы джинсов и сразу нашёл деньги. Сначала он пересчитал их, а потом, подняв над головой, показал сообщникам.

— Сколько?

— Двадцать пять.

— Нехило. А ещё есть?

Человек опять молча принялся проверять карманы, достал пустую тряпичную сумку и разочарованно бросил на землю.

— Ничего.

— Посмотри получше.

Он стал тщательно ощупывать Иджи и вдруг расплылся в мерзкой улыбке.

— Это девчонка.

Ещё несколько секунд — и действовать станет слишком поздно. Именно сейчас самое время собраться, но Иджи будто забыла, как пользоваться своей способностью. Она бешено бегала взглядом по углам, словно ей обязательно нужно видеть крыс, хотя она уже давно научилась чувствовать их присутствие. Иджи зажмурилась одновременно и от испуга, и от того, что хотела сосредоточиться, уловить то самое ощущение, подсказывающее, где находятся грызуны, но не смогла распознать ничего, кроме собственного дикого, животного страха.

Кто-то открыл ей рот и запихал туда скомканный кусок ткани. Иджи в ужасе распахнула глаза. Один из нападавших, самый высокий и сильный, больно схватил её за запястья и чуть ли не волоком потащил через двор к первой арке. Иджи пыталась упираться, но один из тех, кто шёл за спиной, пнул её под колено, отчего она упала на землю.

— Эй, твари! — раздался на отдалении чей-то голос. — Что вам надо от ребёнка?!

Громила замер. Иджи обернулась на звук и увидела, как со стороны улицы, до которой она не успела добежать, к ним приближаются двое: мужчина и женщина.

— Зови на помощь! — скомандовал мужчина своей спутнице, и та сразу же скрылась. Сам он в это время подошёл ближе.

— Отпустите его, — незнакомец кивнул в сторону Иджи.

— Проваливай! — выкрикнул один из напавших, и сделал несколько шагов навстречу, но в этот момент позади заступника появился ещё один прохожий, и напавший в нерешительности замер.

— Валим? — тихо спросил кто-то за спиной у Иджи после затянувшегося молчания.

В следующую секунду в арке показался другой человек. Почти сразу за ним вернулась женщина, а с ней — ещё пара сопровождающих.

— Валим, — уверенно повторил тот же голос, и все четверо пустились бежать.

Двое из тех, кто подоспел на помощь, бросились за ними, но почти сразу поняли, что в подворотнях не смогут никого догнать.

Иджи вытащила изо рта кляп и узнала в нём тряпичную сумочку.

— Ты в порядке?! — спросила женщина.

Запястья саднило, нога, которая приняла на себя удар, болела. На языке до сих пор ощущалась неприятная шершавость ткани, сердце в груди бешено колотилось, но всё это были мелочи по сравнению с тем, что могло случиться.

— Спасибо, всё нормально.

Дав Иджи некоторое время прийти в себя, мужчина и женщина вывели её на широкие, многолюдные улицы и, убедившись, что она ориентируется в этой части города, исчезли в толпе.

Состояние было паршивым, успокоиться не получалось. Оттеснённая потоком людей к стене ближайшего здания, Иджи присела на крыльцо сувенирной лавки. По щекам потекли горячие слёзы. Было больно, но не из-за того, что какие-то отморозки сочли себя в праве забрать деньги и надругаться над её телом, а потому что она не смогла защитить себя даже от этого сброда. Как тогда она собралась спасти Рэина от Эрвента?

Ещё недавно Иджи думала, что хорошо овладела своей способностью, но ситуация, которая требовала быстрых действий, в которой не было времени успокоиться и сконцентрироваться, показала, насколько она беспомощна перед лицом опасности. Но на кону стоит самое дорогое — семья. Отступать нельзя.

Даже если где-то в Алари и остался магазин, в котором «Историю в запретах» ещё не разобрали, теперь Иджи не могла её купить. Ни ждать нового поступления, ни копить деньги времени не было. Любое промедление отдаляло тот день, когда она вырвет Рэина из лап Эрвента, а промедлений уже набралось немало. Выход оставался только один, и Иджи он не нравился.

Алари кишел крысами. Из них можно было легко собрать целую армию, но Иджи остановилась на четырёх. Хватило бы и одной, но четыре — чтобы наверняка. Теперь, когда страх не отнимал силы, а холодная ярость их только придавала, крысы слушались легко. По мановению мысли они запрыгнули в тряпичную сумочку. Нужно будет хорошо её выстирать, прежде чем возвращать Алаусу.

Заходя в просторный холл Центральной библиотеки, Иджи отдала крысам команду не шевелиться и сразу направилась к отделу с литературой о магии. Как и ожидалось, книги Ниалиса Лагидэма на полках не нашлось, но Иджи не растерялась — по дороге она уже решила, что будет делать в такой ситуации. Взяв со стеллажа несколько случайных томов, она вошла в читальный зал и стала медленно двигаться между столами, словно в поисках места получше. На самом же деле она пыталась разглядеть «Историю в запретах». Иджи помнила приблизительные размеры этой книги, но переживала, что не сможет беглым взглядом различить её среди прочих. И всё же, опасения оказались напрасными. Желанный труд Ниалиса Лагидэма очень скоро обнаружился у предельно сосредоточенного молодого человека. Приметная матово-чёрная обложка бросалась в глаза даже в открытом виде и узнавалась по одной лишь окантовке.

Иджи отошла на несколько шагов и очень натурально рассыпала стопку книг, которую несла в руках. Пара-тройка читателей, сидевших рядом, бросили на неё быстрый взгляд но вскоре вернулись к своим занятиям, остальные и вовсе не обратили внимания.

«Вот снобы, даже не помог никто. Хотя на то и расчёт», — подумала Иджи, садясь на корточки, будто для того, чтобы убрать учинённый беспорядок, и заодно положила на пол сумочку.

Убедившись, что столешницы скрывают её от большинства любопытных глаз, Иджи сделала тихий, но глубокий вдох и мысленно указала крысам на цель. В ту же секунду они устремились к бедному юноше, которому сегодня было не суждено дочитать книгу. Крысы больше походили на стаю миниатюрных гончих, а напор, с которым они рванули с места, был подобен выпрямлению тугой пружины.

Все четверо запрыгнули на стол. Самая маленькая и юркая из них описала изящную дугу в воздухе и приземлилась прямо на открытые страницы. Юноша вскрикнул от неожиданности, подскочил на стуле, а потом и вовсе побежал прочь. Другие читатели с недоумением смотрели на разворачивающуюся сцену. Те, кто сидел близко, успели разглядеть крыс и имели такой вид, будто тоже готовы удрать в любой момент, а те, чьи столы находились дальше, лишь непонимающе разводили руками.

— Здесь крысы! Скорее спасаем книги! — выкрикнула Иджи во весь голос, и тут же схватила «Историю в запретах».

После этих слов посетители повскакивали с мест, и началась неразбериха. Кто-то завизжал, несколько девушек запрыгнули на стулья, все вокруг стали суетиться, метаться и толкаться, и только работники библиотеки тщетно пытались призвать окружающих к порядку. Иджи поспешила к выходу, пряча книгу в сумочку, но этого никто не заметил.

Она выбежала из здания и, минуя собравшуюся у колонн толпу, помчалась по улице. Позади прокатилась волна вскриков и вздохов. Иджи на бегу оглянулась через плечо, увидела расступающихся людей, но не поняла, что происходит. Впрочем, загадка разрешилась уже скоро, когда Иджи забежала за угол и остановилась, чтобы обдумать дальнейшие действия. Следом завернули четыре крысы и с разбегу запрыгнули на девушку. Они приземлились в области пояса и, ухватившись за ткань своими маленькими цепкими коготками, быстро взобрались вверх по одежде. Все расселись на плечах, кроме самой маленькой, которая облюбовала место прямо на голове. Судя по всему, крысы услышали мысли о том, что надо поскорее уходить, восприняли их как приказ и пустились следом, напугав людей у входа.

Иджи привычным рассеянным жестом потрепала каждого зверька по голове. Она уже приготовилась аккуратно спустить на землю всех по очереди, но так и замерла с первой, самой наглой, крысой на руках — её посетила идея.

Возвращаться в Зюс нужно в любом случае. Ночевать на обжитой и уже почти родной заправке приятнее и безопаснее, чем в любом заброшенном здании в Алари — большом городе, уже успевшем показать свою негостеприимную сторону. Иджи собиралась одолжить денег на билет у Алауса и Орина, но что-то внутри неё противилось этому: они и так едва сводят концы с концами. Пока солнце ещё высоко, можно озадачиться финансовым вопросом самостоятельно. Кто бы мог подумать, что тренировка сальто с Клюквой однажды пригодится? Надо обязательно рассказать об этом Рэину, когда всё закончится.

Иджи отыскала очаровательный маленький сквер, где туристы часто останавливались посидеть после долгой ходьбы по городу. Она заняла одну из лавочек и начала маленькое акробатическое представление. Послушно следуя её мысленным указаниям, крысы кувыркались, выписывали пируэты, кружились в хороводе, иногда забавно падали, что только веселило собравшихся вокруг детей. А когда в сквер пришли уличные музыканты, которых в Алари, судя по всему, было много, выступление заметно приободрилось, и тряпичная сумка, стоящая у ног Иджи вместо кружки для пожертвований, начала наполняться быстрее. Драгоценная «История в запретах» на всякий случай была спрятана под толстовку.

Ближе к вечеру, почувствовав усталость и голод, Иджи медленно побрела в сторону вокзала. По пути она пересчитала заработанные деньги и отложила часть на билет. На остаток она купила буханку хлеба, которой не хватило, чтобы полноценно насытиться.

Дорога показалась бесконечно долгой. Ноги заплетались и отказывались идти. О себе давало знать не только использование телепатии, но и страх, которого Иджи натерпелась в подворотнях. Ныло ушибленное колено. Напряжённое весь день тело к вечеру обмякло и плохо слушалось, несмотря на попытки собраться и быть начеку. Наконец Иджи добралась до вокзала. Тяжело упав на скамейку, она благоговейно открыла «Историю в запретах» и погрузилась в неё в ожидании электрички.

Иджи не привыкла читать что-то кроме художественной литературы, и потому книга поначалу показалась сложной. Язык Ниалиса Лагидэма не был лишён нагромождений, но привыкнуть к стилю получилось вполне быстро, и когда этап знакомства с текстом прошёл, чтение начало приносить удовольствие.

«И прежде, чем мы продолжим, предлагаю прояснить некоторые лингвистические тонкости, — писал таинственный автор так, будто лично был знаком с Иджи и из всех читателей обращался именно к ней. — Существует единственный термин, которым корректно называть сверхъестественные проявления — это магия. Волшебство и колдовство предлагаю оставить для пропагандистских лозунгов».

Казалось, Лагидэм не боялся ничего, уже на первой странице между строк высмеивая своих предшественников. В глазах Иджи этим он сразу завоевал доверие и уважение. Из-за этого в его интерпретации всё звучало убедительно — даже изъезженная теория заговора про эксперименты на людях во время эквийско-анкландской войны. Иджи впервые задумалась всерьёз, что если её силы как-то с этим связаны.

— О-о-о! Какая встреча! — раздался голос прямо над ухом.

В следующий миг в поле зрения нарисовался Алаус.

— Ты чего скрючилась, как креветка? — поинтересовался он.

Рядом с ним непонятно откуда возник Орин. Он сразу заметил потрёпанный вид Иджи и спросил:

— Что-то случилось?

— Ограбили, — призналась она. Не было смысла что-либо утаивать, тем более от такого внимательного человека.

На лице Орина моментально возникло выражение, которое красноречивее любых слов говорило: «Ну я же тебя предупреждал». Но вслух он произнёс совсем другое:

— Хрен с ними, с деньгами. Сама-то ты как?

— Нормально. Можно сказать, отделалась лёгким испугом.

Алаус порылся во внутренних карманах и протянул смятую двухэкванную купюру.

— Это на обратную дорогу.

— У меня есть, — ответила Иджи, мягко отводя его руку.

Она понимала, что обрекает себя на голодную ночь, но не могла принять от них даже этой маленькой суммы.

Орин недоверчиво посмотрел на Иджи, потом скользнул взглядом по «Истории в запретах». Неизвестно, что он себе напридумывал. Вероятно, про книгу что-то близкое к правде, а про деньги — не очень, но переубеждать его сил не осталось.

— И всё-таки возьми, Джина, — Алаус опустил купюру прямо в сумку. — Если не пригодится, вернёшь года через два. Считай, что я отдаю их тебе на хранение.

Прибыл поезд. Алаус, видя усталость девушки, занял для неё сиденье. Неизвестно, как у него вышло протиснуться сквозь толпу с таким немаленьким ростом и широкими плечами. Весь путь Иджи пребывала в тревожной полудрёме. Мимолётная радость, которую она ощутила, заполучив «Историю в запретах», испарилась, оставив после себя осадок из чувства вины.

Цель оправдывает средства, так ведь говорят? Сколько шансов у того, кто начинает с воровства недозрелых яблок и библиотечных книг, закончить, как Эрвент, идя по головам и не считаясь ни с кем?

Но это всё ради Рэина. Это всё ради Рэина! Это всё ради Рэина!!!

ЭТО

ВСЁ

РАДИ

РЭИНА

Станция в Зюсе встретила Иджи прохладой и резкими порывами ветра. После душного вагона девушка зябко ёжилась и куталась в толстовку. Одинокий старичок сидел на скамейке и поверх газеты праздно взирал на группку высаживающихся пассажиров. Кивнув каким-то своим мыслям, он резким движением свернул газету в трубочку и уже занёс руку над урной, когда Иджи, проходя мимо, спросила:

— Свежая?

— Вчерашняя.

— Можно почитать?

Старичок молча протянул газету и заковылял прочь, а взгляд Иджи застыл в самом верху первой страницы, на дате: 14.08.1979 г.

Значит, вчера ей исполнилось восемнадцать.

Ххххх «Хххххх», июль — август 1979 года Третьей эры.

Рэин так и не узнал, где именно он оказался, но каждый день в этом месте напоминал предшествующие и последующие так же, как походили друг на друга гладкие столбы забора, окружающего огромный комплекс. И хотя в общей комнате висел календарь, никто почти не обращал на него внимание. Выделялись в этой череде только сутки после разговора с Эрвентом. Их дали Рэину для размышлений, но он уже всё решил предыдущим вечером.

По утрам приходил Вальдау, выдавал бритву на время умывания, а потом снова забирал. Затем все выходили в коридор из своих маленьких комнаток и отправлялись на утреннюю пробежку и упражнения. Именно при этих обстоятельствах Рэин впервые увидел лицо Даара через день после беседы в кабинете Эрвента.

Даар шёл позади всех неуютно близко к стене, как обычно запустив руку в длинную, достающую до глаз, тёмную чёлку.

— Сколько ты ещё будешь прятаться? — бесцеремонно бросила Панделеана через плечо. — Если он не сможет привыкнуть, это его проблема. Не твоя.

Даар ничего не ответил, тогда она развернулась и преградила ему путь. Все остальные сделали по инерции несколько шагов и тоже замерли. Вальдау, который сопровождал их в этот момент, внимательно следил за каждым движением, но не вмешивался. Обстановка была как во время грозы, когда молния уже сверкнула за свинцовыми тучами, и вот-вот грянет гром.

— Лена, не надо, — тихо протянула Эмита.

Рэин впервые услышал это обращение и даже сначала не понял, кому оно адресовано.

Пандэлеана не уделила просьбе внимания. Она аккуратно, но властно взяла Даара за запястье и уверенным движением отвела его ладонь от лица. Затем, всё ещё держа руку юноши в своей, она сделала шаг в сторону, повернулась к остальным и сразу же нашла глазами Рэина, чтобы убедиться, что он всё видит.

И он всё видел. Уже зная, в чём заключается способность Даара, Рэин пытался предположить, почему тот прячет лицо, и почти уверился, что причиной стало неудачное перевоплощение. Он был готов встретиться глазами с уродливой химерой, чей облик состоит из многих несочетающихся друг с другом человеческих и, может быть, даже нечеловеческих черт. Он бы не удивился, увидев десяток выпученных глаз с лопнувшими сосудами, жуткие шрамы, рваные ноздри, гнилые зубы в несколько рядов. Но то, что предстало взгляду Рэина совсем не соответствовало тому, что он успел себе представить, и оттого пугало ещё сильнее.

Рэин увидел бледного парня с аккуратными тонкими губами, чёрными бровями, темными глазами, которые могли быть очень выразительными, если бы не были такими ненастоящими — в посмертных масках заключалось больше жизни. Даар казался холодным, как фарфор, чуждый любым эмоциям. То выражение, которое застыло на его лице, не походило на спокойствие, умиротворение, скуку или даже равнодушие. Оно не передавало ничего. Когда Рэин смотрел в глаза Даара, ему на ум приходило только одно слово — пустые. Он даже не понимал, есть ли за этой оболочкой человек, потому что видел только бесконечное всеобъемлющее ничто.

Пандэлеана отпустила руку Даара, которая сразу же безвольно повисла. Это движение помогло Рэину очнуться. Он понял, что отступил на несколько шагов. На удивление, среди остальных полное спокойствие сохраняла только Иуора, несмотря на самый юный возраст. Эмита и Куандэл выглядели встревоженными то ли из-за общего напряжения, то ли из-за того, что сами не до конца привыкли к облику Даара.

— Идём, не задерживаемся, — наконец поторопил их Вальдау, и все продолжили движение.

В тот день, как впоследствии в любой другой, они вышли по коридору на спортивную площадку. Даже если бы Рэин попытался описать эту часть дня, у него бы не получилось, потому что всё смешивалось в голове, превращаясь в бесконечную изощрённую пытку. Разминка была ещё терпимой, но пробежка — совершенно невыносимой. От Рэина пока требовали меньше, чем от остальных, даже меньше, чем от Иуоры, но он едва справлялся с этой нагрузкой. Уже после первого круга ему казалось, что, делая выдох, он может случайно выплюнуть собственные лёгкие.

Каждый раз по дороге на завтрак Рэин думал, что так и не дойдёт до столовой. Особенно сильно это ощущение было в первые недели, когда от усталости он не мог держаться прямо на заплетающихся ногах и постоянно спотыкался. Однажды, подвернув ногу в коридоре и потеряв равновесие, Рэин понял, что искать баланс сил нет, и смиренно приготовился к встрече с кафелем.

Однако этого не случилось. Кто-то уверенной и сильной рукой поймал его выше локтя, а потом, для удобства перехватив за шиворот, одним движением снова поставил на ноги. Рэин обернулся. Из-за невысокого роста он привык смотреть на других снизу вверх, но по спине всё равно пробежал холодок, когда он впервые так близко увидел нависшее над собой пустое, безжизненное лицо Даара.

— Спасибо, — пробормотал Рэин, жалея, что от испуга не может в полной мере передать свою благодарность. Он подозревал, что Даару не хватает сочувствия.

Из-за усталости Рэин почти всегда входил в столовую последним. Пандэлеана обычно занимала место в центре, Даар садился в самый дальний угол. Куандэл, Эмита и даже Иуора, не раздумывая, следовали за Пандэлеаной. В первый раз Рэин поразился, как привычно для них это выглядело — оставлять Даара в одиночестве — и, слегка поколебавшись, подсел к нему сам: не напротив, а рядом, так, чтобы они сидели плечом к плечу, и в то же время Рэину не приходилось постоянно отводить взгляд от жутких глаз соседа.

Подали еду: кашу с бананом и изюмом, чай, тосты с вареньем, кажется, вишнёвым и персиковым. Для каждого предназначался свой поднос. Все завтракали с аппетитом, но изнурённый Рэин съел лишь пару ложек и откинулся на спинку стула, желая только одного — чтобы его оставили в покое.

— Лучше поешь, — обратился к нему Даар. — Тебе понадобится энергия.

Говорил он редко и мало, и Рэин не понимал, почему. Если его лицо пугало, то голос — завораживал, им стоило гордиться. Но, кажется, Даар старался обращать на себя как можно меньше внимания.

— А вас здесь всегда так кормят или только по особым случаям? — осведомился Рэин, вспоминая кулинарные изыски, которые приносили ему в комнату. Думать о том, для чего стоит набираться сил, решительно не хотелось.

— Всегда. Ешь, а то пожалеешь.

После завтрака все разделялись для индивидуальных тренировок. Поначалу Рэин ходил в сопровождении Вальдау, но вскоре, как и остальные, стал передвигаться по комплексу самостоятельно.

Помещение для практики было просторным. В нём, как и в спальне, отсутствовали окна, но поселиться полумраку здесь не давали встроенные в потолок светильники, вытянутое по горизонтали зеркало внушительных размеров и бледно-серые, почти белые стены.

Переступив порог этой комнаты впервые, Рэин долго разглядывал её, не до конца веря тому, что видит. Отовсюду из-за прутьев клеток на него смотрели блестящие глаза-бусинки — помещение было полно птиц. Для Рэина не стало неожиданностью, что Эрвент знал, на ком именно он может использовать телепатию, потому что сам рассказал об этом на следующий день после их знаменательного разговора. Поражало именно многообразие видов: белоснежный голубь; скворец, притягивающий взор тёмно-синим перламутром оперения; непоседливая синица; сова-сипуха, рассматривающая всех с застывшим удивлением; горделивый ворон. Комната выглядела так, будто не должна была появиться в новой раздробленной жизни Рэина. Она как будто сошла со страниц школьного диктанта.

Клетки были везде. Они, отражаясь и множась в огромном зеркале, свисали с потолка на цепочках, покоились на подставках, напоминающих те, что используются для кашпо в зимних садах, и даже стояли на полу. В одной на жёрдочке сидела ярко-жёлтая канарейка, мучительно напоминавшая Дециму, а в соседней — нахохлившийся воробей, при виде которого Рэин совсем поник. Раньше эта пташка казалась ему забавной, потому что своими повадками напоминала Иджи, теперь же на глаза наворачивались слёзы.

В растерянности Рэин поднял глаза на зеркало, ожидая увидеть там Вальдау, который в тот день неотступно следовал за ним, но встретился взглядом с Эрвентом, появившимся за спиной незаметно и бесшумно. На этот раз на нём был тёмно-изумрудный костюм из мягко переливающейся ткани. В тени оттенок казался холоднее, а на свету — теплее.

— Здравствуй, Рэин, — сказал он, делая шаг в комнату.

— Здравствуйте.

— Пришёл проведать тебя в первый день обучения, — Эрвент окинул взглядом многочисленные клетки. — Как ты понимаешь, я не смогу всегда присутствовать на занятиях, но время от времени буду заглядывать и смотреть на твои успехи. А сейчас я хотел бы, чтобы ты просто показал, что умеешь.

— Совсем немногое, — Рэин обращался к Эрвенту, но смотрел в глаза ворону в ближайшей клетке. — Я использовал телепатию всего один раз. Случайно.

— Это не имеет значения. Выбери любую птицу и заставь её сделать что-нибудь простое. Кстати, не забывай вот об этом, — Эрвент поднял с неприметной полки защитную перчатку.

Рэин машинально взял её, но не надел, а нервно сжал обеими руками и прошёлся по комнате, вновь вглядываясь в каждую птицу. Он в нерешительности замер рядом с канарейкой. Совладать с чувствами было сложно, а настроиться на спокойно-меланхолический лад, как в тот единственный раз, когда способность проявилась, — решительно невозможно. Рэин перевёл взгляд на воробья, и дыхание перехватило.

Он сделал несколько торопливых шагов назад, чуть не споткнулся и снова оказался перед клеткой с вороном. Его вид не вызывал никаких эмоций — то что надо. Рэин осторожно открыл дверцу и просунул туда руку. Ворон попятился. Тогда Рэин, робко исследуя границы дозволенного, прикоснулся сначала к крылу, а потом к голове. Птица предприняла слабые попытки отстраниться, но в клетке для этого было недостаточно места. Так они и простояли несколько минут: ворон терпел вторжение в его личное пространство, но не осмеливался клюнуть, а Рэин пытался применить телепатию, хотя толком не понимал, что должен почувствовать — в предыдущий раз всё случилось само собой.

— Не выходит, — сказал он наконец, убирая руку.

— Как думаешь, в чём проблема? — спокойно, без тени раздражения или нетерпения спросил Эрвент.

— В вас.

В ответ на это Эрвент улыбнулся нежной, почти отеческой улыбкой.

— Я имел в виду, в том, что вы смотрите, — поправился Рэин. — Это сбивает.

— Я так и понял, — Эрвент развернулся к выходу. — Пойдём, покажу тебе кое-что, — он жестом поманил Рэина за собой. — По дороге расскажешь, что ты пытался сделать, чтобы твоя способность сработала.

— Ну, я думал, для этого нужно настроиться, успокоиться, — ответил Рэин, следуя за Эрвентом по коридору. — Я был спокоен в тот единственный раз, когда применил телепатию. Расслаблен, но не рассеян. Правда, я так и не почувствовал связи, о которой рассказывала мне Иджи. Ощущалось скорее так, будто это Децима подслушала мои мысли, а не я залез в её голову.

Эрвент провёл Рэина за одну из одинаковых дверей, но вместо кабинета там оказался другой коридор, более узкий и совсем без окон.

— И именно поэтому ты не выбрал канарейку? Слишком много воспоминаний? — уточнил он.

Рэин кивнул.

— Интуитивно ты действовал верно, но, к сожалению, не всегда будет время сосредоточиться и отбросить лишнее, — Эрвент остановился у очередной двери, однако не спешил заходить. — Всё зависит от твоих мыслей. Когда ты спокоен, они твёрже, жёстче, им легче пробиться в сознание другого существа. Обстановка редко бывает благоприятной, поэтому твоя задача — в первую очередь научиться работать с собственным сознанием, управлять им.

Эрвент нажал на дверную ручку и переступил порог, увлекая Рэина за собой. Они оказались в комнате, где стояла только деревянная скамейка. На стене располагалось странно вытянутое по горизонтали окно, за которым виднелось уже знакомое помещение с птичьими клетками. Рэин понял: они стояли с обратной стороны зеркала.

Здесь Эрвент не задержался и сразу направился к незаметной боковой двери. За ней оказалось точно такое же помещение с лавкой и окном, с тем лишь изменением, что за стеклом находились два человека. Рэин сразу узнал Куандэла по всклокоченной чёрной шевелюре и резким движениям, в то время как неподвижно стоящего рядом мужчину он видел впервые.

Вокруг Куандэла находилось несколько преград из разных материалов: ткань, натянутая на прямоугольную раму, доски, бетонная плита, что-то ещё, чего Рэин не мог разглядеть на дальнем плане. Через ткань рука Куандэла проходила легко, будто сквозь мираж, в бетон же она погружалась медленно, как нож в масло. Рэин заметил, что Куандэл использовал способность только на одной, правой, руке, и когда доходил до плеча, будто встречал сопротивление.

— Каждому овладение способностью даётся по-разному, — подал голос Эрвент. — В большой степени это зависит именно от личных качеств. Куандэлу приходится тяжелее всего: ему очень трудно концентрировать внимание и заниматься одним и тем же на протяжении длительного времени. Но в этом кроется и его преимущество — он быстро переключается на разные задачи.

Внезапно, словно в подтверждение этих слов, человек рядом с Куандэлом сделал выпад, такой быстрый, что Рэин едва успел разглядеть в его руках, до этого спрятанных за спиной, металлическую палку. Свист, с которым она рассекла воздух, донёсся даже через стекло. Удар должен был прийтись прямо на предплечье Куандэла, но тот даже не попытался увернуться, только рефлекторно зажмурился — и палка, замедлившись всего на долю секунды, прошла сквозь его руку.

Эрвент удовлетворённо кивнул и открыл боковую дверь в следующее помещение, которое снова ничем не отличалось от двух предыдущих. За стеклом Рэин увидел Эмиту, а с ней — целых три человека. Все трое одновременно нападали на девушку, но она легко парировала любую атаку или уклонялась почти играючи, предугадывая каждое движение.

— Куандэлу нужна постоянная смена деятельности, поэтому он быстро научился работать с разными материалами: ткань, дерево, металл, — снова заговорил Эрвент. — Но, как ты видел, общий уровень пока достаточно низок. Эмита же легко увлекается чем-то одним, забывая про всё остальное. Именно поэтому она очень хорошо овладела предвидением недалёкого будущего, но ей сложно заглянуть, скажем, на несколько месяцев вперёд или, наоборот, во вчерашний день.

Рэин не отрываясь следил за Эмитой, за её лёгкими, отточенными движениями и невольно задавался вопросом, как давно она здесь.

— Чтобы не попасться в ловушку, которую устроит тебе собственный разум, не зацикливайся на чём-то одном, — Эрвент тоже заворожённо глядел на Эмиту. — Меняй птиц как можно чаще, развивай в себе гибкость и изменчивость. Не заводи любимчиков, иначе потом будет сложно переключиться на других животных и впоследствии на людей.

Эрвент открыл очередную дверь. Там за стеклом Рэин увидел Иуору. Она почти неподвижно сидела на стуле, маленькая и хрупкая. Перед ней на низком столике лежала худая и измождённая кошка. Её белая шерсть была перепачкана запёкшейся кровью, вместо хвоста — короткий обрубок, один глаз отсутствовал, другой гноился. Обе руки Иуоры покоились на изуродованном тельце, на лице отражалось лишь спокойствие — никакого отвращения. Поначалу Рэину казалось, что ничего не происходит, но, присмотревшись внимательнее, он понял, что раны медленно, едва заметно затягиваются.

Позади Иуоры стояло несколько клеток с кошками и собаками, тоже искалеченными. Рядом сидела женщина и наблюдала. Эрвент долго молчал, прежде чем подать голос.

— Иногда сосредоточиться очень сложно. Несмотря на свой юный возраст, Иуора уже сполна прочувствовала, как тяжело порой оставаться хладнокровной.

— Сколько ей? — не удержавшись, спросил Рэин.

— Тринадцать. Последние два года она провела здесь. Всё это стало для неё привычкой. Пожалуй, самый эффективный способ справиться с тем, что может выбить из колеи, — постоянно находиться в некомфортных условиях. Тогда, что бы ни случилось и кто бы ни пытался тебе помешать, ты воспользуешься своей способностью, не задумываясь.

Они перешли в следующую комнату. Сначала Рэину показалось, что за стеклом никого не было, только в середине зачем-то кру́гом стояли тонкие деревца в больших горшках. Но прошла секунда-другая, и они начали стремительно уменьшаться, за несколько мгновений превратившись в молодые побеги, а потом вовсе вросли в землю, будто их и не было. В самом центре Рэин увидел Пандэлеану, а за ней, позади линии из горшков — незнакомую женщину. Как только преграда исчезла, женщина прыгнула в круг, как горностай к добыче, а Пандэлеана в тот же миг выскочила из него, и саженцы вновь вырвались из-под земли так стремительно, будто это были не растения, а гейзеры с кипящей водой.

Даже про себя Рэин называл Пандэлеану полным именем: царственным и гордым. Если она и сможет когда-нибудь стать Леной в его глазах, то совсем не скоро.

— Понимаю, разобраться сложно, но не переживай, ты не останешься с этим один на один, — вновь заговорил Эрвент. При взгляде на Пандэлеану его лицо приобрело спокойное, почти безмятежное выражение. — Даже если меня не будет рядом, мои люди подскажут, если ты запутаешься, и не позволят никому навредить, даже случайно.

— Вас не пугает её способность? — спросил Рэин, кивая в сторону Пандэлеаны.

— Нет, — просто ответил Эрвент. — А должна?

Этот вопрос привёл Рэина в смущение.

— По крайней мере, она не может не настораживать.

— Думаешь о конце Новой эры? — с лёгкой усмешкой спросил Эрвент. — Не переживай, вызвать временной разлом Пандэлеана не сможет. Она умеет перематывать время только для отдельно взятых объектов. К тому же она неспособна в одиночку сделать то, для чего понадобилась жизненная сила четырёхсот человек.

— Вы верите, что всё было именно так? — поинтересовался Рэин.

Отчего-то ему казалось, что у Эрвента должен быть свой взгляд на события.

— Что, после нашего разговора официальные версии больше не удовлетворяют твоё любопытство? — Эрвент совсем развеселился. — Но в общих чертах — да, вероятно, всё было приблизительно так. Впрочем, я убежден, что те погибшие люди находились под определённым влиянием, потому что в нормальном состоянии организм не отдаст артефакту всю энергию. Когда она упадёт до критически низкого уровня, связь разорвётся: ты и сам почувствуешь это. Твоя способность — такой же артефакт, просто внутри тебя, и она не может тебе навредить.

Эрвент открыл следующую дверь. Рэин уже понял, что она станет последней. За стеклом он увидел нескольких людей, кружившихся не то в танце, не то в погоне, и подумал, что различить среди них Даара будет сложно, и тем не менее сразу его узнал. Кажется, его облик ничем не отличался от обычного. Едва Рэин успел об этом подумать, как рука Даара неестественно исказилась: сузилась и изогнулась под углом, на который больно смотреть. Пальцы одного из преследователей схватили воздух в том месте, где только что было запястье Даара. Рэин и представить не мог, что изменять внешность можно так: буквально превращать своё тело в глину и лепить себя заново.

Тренировка тем временем продолжалась. Услышав, а может быть, почувствовав очередного преследователя вне поля зрения, Даар обернулся вокруг своей оси, стремительно уменьшаясь, как будто он был одним из саженцев Пандэлеаны. Уже в следующую секунду он вырос за спиной противника и положил свою мраморную руку ему на горло. Судя по всему, это было что-то вроде условного сигнала, и преследователь, подобно выбывшему из игры участнику, тут же отошёл к стене. В этот момент к Даару подскочил ещё один человек, но вдруг отшатнулся и окинул комнату нервным взглядом, явно в поисках чего-то.

Сначала Рэин не понял, что случилось, но, приглядевшись внимательнее, увидел, что на месте, где мгновение назад находился Даар, почему-то стоял тот самый выбывший преследователь. Рэину потребовалась всего пару секунд, чтобы сообразить, что Даар никуда и не пропадал — его выдало пустое выражение, которое не сходило с лица даже в чужом обличье. Может быть, ровно столько же понадобилось бы отвернувшемуся противнику, если бы Даар не воспользовался моментом уязвимости, и не положил руку ему на горло.

— Завораживает, правда? — спросил Эрвент.

Рэин кивнул. Он уже забыл, что они находятся здесь вместе.

— Однажды и ты научишься делать поистине невероятные вещи. Я долго изучал материалы, оставшиеся после эксперимента доктора Бальта, и кое-что понял. Все артефакты, магическая сила которых была передана испытуемым, различались лишь назначением, а вот мощность у них совпадала. Это означает, что каждый из вас имеет одинаковый магический потенциал. То, каких результатов вы достигните, больше зависит от ваших личных качеств: упорства, целеустремлённости, работоспособности, в меньшей степени выносливости. — Казалось, Эрвент закончил свою речь, но вдруг он тихо и вместе с тем отчётливо произнёс. — Хочешь, чтобы больше ни одна семья не пострадала?

— Хочу.

— Тогда всё в твоих руках. Вернее — в голове.

После этих слов за стеклом Даар положил руку на горло последнему противнику и, скользнув глазами по зеркалу, на долю секунды задержал безжизненный взгляд на Рэине, словно знал или надеялся, что там кто-то стоит.

Что случилось с Дааром? От чего его спас Эрвент? Почему он стал таким? Рэин не верил, что человек мог родиться неспособным выражать эмоции. Наверное, как и каждый здесь, Даар побывал в лапах террористов, и, видимо, для него это не прошло бесследно.

— Пойдём, — сказал Эрвент, выходя из помещения.

Почти весь обратный путь они проделали в полном молчании, но в конце Эрвент снова заговорил.

— Что ж, мы начали с того, что в моём присутствии тебе сложно сконцентрироваться, но именно это и есть ключ к тому, чтобы научиться использовать телепатию в любых условиях. Как ты уже понял, из этой потайной комнатки, — он указал большим пальцем себе за спину, — каждую минуту за тобой могут наблюдать: я, господин Вальдау, кто-то ещё из моих помощников. Ты либо постоянно переживаешь о том, смотрят ли на тебя, либо выбрасываешь окно из головы, убеждаешь себя, что оно не имеет значения. Абстрагироваться от меня, стоящего прямо за спиной, чуть сложнее, но ненамного. В конце концов, если ты можешь вмешиваться в мысли других существ, почему бы для начала не поработать со своими?

Внимательно слушая, Рэин не заметил, как они вновь оказались на пороге тренировочного помещения.

— Это будет твоё первое задание, — подытожил Эрвент.

Рэин кивнул. Он опять подошёл к ворону, и опять ничего не получилось. Но в этот раз он не остановился — отпирал клетку за клеткой, не обращал внимание на следы от когтей и клювов недовольных птиц, специально не воспользовавшись перчаткой, чтобы подвергнуть себя ещё большим неудобствам. Рэин пробовал по второму, третьему, четвёртому кругу, пока, наконец, повинуясь его мысли, маленькая серая трясогузка скачущим полётом не описала круг по комнате и не приземлилась на плечо Эрвента.

Последующая часть того дня была похожа на утро: круговорот из тренировок — физических и магических, — еда, перерывы на отдых в общей комнате. Даар был прав, есть в этом месте хотелось сильно, поэтому Рэин больше не пренебрегал пищей.

В свободное время из спортивной формы можно было переодеться в повседневную одежду, которая была здесь в достатке: под любое настроение и подходящих размеров. Рэин сразу понял, что для обитателей корпуса это была последняя тонкая ниточка, связывающая их со старой, нормальной жизнью, и один из немногих способов выразить свою индивидуальность.

Из-за беспросветной тоски и оторванности от внешнего мира все дни напоминали друг друга, несмотря различия в распорядке. Тренировки и отдых могли проходить в разное время. Иногда Рэин и остальные почти целый день оттачивали свои способности до изнеможения и животного голода, а в иные разы так и не прибегали к магии, потому что всё время уходило на физическую подготовку. Обучаться они могли и поодиночке, и все вместе, но Рэин, как ни старался, не мог понять закономерность или график, по которому проходили групповые занятия.

Скорее всего, распорядок в комплексе зависел от помощников Эрвента. Сначала казалось, что в здании полно людей, то и дело снующих по коридорам и скрывающихся за многочисленными дверями, многие из которых для Рэина были недоступны. Однако вскоре он стал замечать одни и те же лица и насчитал чуть больше трёх десятков человек, включая уборщиков, на всё огромное строение.

Постепенно Рэин начал привыкать к странностям этого места, к здешнему укладу, к загадочным звукам — стрёкоту и шелесту, — которые разбудили его в первый день, и с тех пор время от времени так же неожиданно возникали и пропадали. Он привыкал к людям, которые его окружали постоянно, и которые появлялись время от времени. Очень скоро ему стало казаться, что однажды он сможет привыкнуть и ко всей своей новой жизни.