Огранённые (гет)

Ора́нта, столица Э́квии, 1904 год Третьей эры.

Раздался стук. А́нтсен поднял глаза на тяжёлую лакированную дверь. Удовлетворение отразилось на его лице, очерченном жёсткими чёрными тенями из-за того, что единственным источником света в кабинете была настольная лампа.

— Войдите, — приказал он, и это единственное слово рокотом пронеслось по всему кабинету так, что не оставалось сомнений: тот, кто стоял за дверью точно его услышал. Хотя Антсен даже не прилагал для этого усилий — его голос был громкий сам по себе.

Дверь бесшумно приоткрылась. За ней оказался человек в старом свитере и неглаженных брюках. В руках он держал кожаный портфель. Рядом с ним стояли двое военных: по одному с каждой стороны от проёма. Один из них слегка подтолкнул пришедшего в спину, навстречу сидящему за массивным письменным столом Антсену, тоже в военной форме. Как только человек, едва не споткнувшись, переступил порог, дверь за ним так же бесшумно закрылась.

— А, Бальт, это вы, — произнёс Антсен, натянув на лицо улыбающуюся маску. Она ещё никого не смогла обмануть, и Антсен не только прекрасно знал об этом, но и во многом на это рассчитывал. — Я вас ждал. Садитесь.

Антсен, приглашая, указал раскрытой ладонью на стоявший перед ним стул, обитый дорогой тканью с узором. Бальт кивнул и сел на точно такой же, но чуть дальше у стены.

Внешне Антсен и Бальт были похожи. Оба немолоды. На затылках заметные лысины, виски уже давно тронуты инеем времени, лбы пересекают глубокие морщины, из-за чего кажется, что мужчины всё время о чём-то напряжённо думают, и это почти всегда было так. Их могли бы принять за братьев: квадратные подбородки, бледно-серые, почти белёсые, глаза. Оба низкие, худощавые. Но было у них и несколько значительных отличий. Например, Бальт выглядел высушенным временем, а Антсен — просто сухим.

— Как вы относитесь к тому, что люди говорят у меня за спиной? — Прогромыхал хозяин кабинета. Он любил начинать разговоры с этого вопроса и наблюдать за реакцией.

— О чём вы, господин Антсен? — Голос Бальта был едва слышен, несмотря на видимые усилия, которые он приложил, чтобы фраза прозвучала чётко. В этом заключалось их следующее значительное отличие.

— Не притворяйтесь, будто не понимаете. Конечно, после того, как я вернул смертную казнь, они боятся говорить об этом открыто, но все они думают, что эта война с Анкла́ндом бесполезна и разрушительна. А вы как считаете?

Бальт открыл рот, но Антсен продолжил, не дав ему ответить:

— Они говорят, что Тийский регион не стоит того.

Взгляд Бальта устремился за спину собеседника, туда, где наполовину скрытая тенью висела карта. Это не укрылось от Антсена, который тоже повернулся к ней. Его рука с жилистыми пальцами и резко выделяющимися круглыми костяшками, казалось, сама потянулась к желанному месту. Руки Бальта с такими же худыми пальцами и такими же крупными костяшками непроизвольно сомкнулись в замок.

— Они никогда всерьёз не задумывались, какой великой страной станет Эквия, когда я захвачу эти месторождения, — продолжал Антсен. — Но в одном они правы: мы действительно теряем позиции. Помнится мне, что вы, Бальт, говорили о каком-то проекте. Я тогда не придал ему должного значения. Биооружие, кажется?

Бальт, почти неподвижный и скованный до этого момента, заметно оживился.

— Биооружие не совсем подходящее слово. Я работаю над созданием сверхлюдей. Сверхсолдат, совершенных солдат, называйте как угодно.

— И чем же они так совершенны?

— Они будут управлять реальностью. Кто-то сможет читать мысли, кто-то — изменять облик по собственному желанию, кто-то — оборачивать время вспять. Одни будут обладать телекинезом, другие получат несметную физическую силу, третьи смогут становиться невидимыми. У вас будут идеальные военные, идеальные шпионы…

— Бальт, — Антсен прервал своего собеседника его же фамилией, резкой, как нож гильотины. — Я позвал вас говорить о делах, а вы лишь отнимаете моё время. Всё это и так подвластно бойцам из магических подразделений.

— Да, но не без помощи специальных артефактов, — возразил Бальт гораздо менее уверенно, чем минуту назад, и всё-таки продолжил, разглядев во взгляде Антсена искру заинтересованности, которую тот не успел скрыть. — Артефакты дороги в производстве, а кроме того они не вечны. Они могут сломаться, потеряться или, ещё хуже, оказаться в руках врага.

— Мне нравится, куда заходит этот разговор. Продолжайте.

— Сейчас мы с членами моей команды работаем над одним препаратом. Вы, наверное, слышали об опытах наших коллег из магического отдела, в которых они пытались передать свойства артефактов другим предметам или живым существам. У них ничего не вышло, но они сделали важное наблюдение. Во время экспериментов неорганика разрушалась практически мгновенно, органика же умирала за несколько дней. После чего работа над проектом была передана моей команде. Если по-простому… То есть я хотел сказать, если без лишних подробностей, мы разрабатываем препарат, который при единоразовом введении в организм может нейтрализовать негативные эффекты и предотвратить смерть организма. Таким образом человека можно будет наделить магической силой непосредственно, а не при помощи артефакта.

— Всё действительно настолько хорошо, как вы описываете? — Антсен выдержал паузу и, как только Бальт собрался с духом, добавил. — Перед ответом подумайте, чем для вас может обернуться ложь.

Губы Бальта дрогнули.

— Конечно, проблемы есть. Технология не совершенна, но мы работаем над её улучшением. Понимаю, это просто слова, но есть и факты. Все самые важные документы я ношу с собой, можете взглянуть.

Бальт деревянными пальцами расстегнул портфель.

— Не надо, — остановил его Антсен. — Просто скажите, на какой стадии проект.

— Послезавтра будет завершён первый образец препарата. Всё тщательно выверено, поэтому этап тестирования на животных должен продлиться недолго, и вскоре можно переходить к людям.

— Никакого тестирования на животных, Бальт! Вы хоть думаете, сколько денег и времени мы потеряем в то время, когда война подбирается к нашим границам? Вы вообще отдаёте себе отчёт, что может натворить крыса с телекинезом, например? Сколько денег на сдерживающие амулеты или обряды истощения придётся потратить, чтобы неразумная тварь не разнесла ваш лабораторный корпус в щепки? Испытывайте сразу на людях. Это не должно стать проблемой, тем более, вы говорите, что всё тщательно выверено.

* * *

Оранта, столица Эквии, 1906 год третьей эры.

— Кхм… Э, Господин Эйо́н? — Вэ́рсвер, младший секретарь, до сих пор не мог привыкнуть к тому, что он может так запросто обратиться к этому человеку.

Сам же Эйон постепенно принимал тот факт, что теперь многие относительно молодые и в меру впечатлительные люди могли подобным образом тушеваться при встрече с ним.

Он оторвал взгляд усталых, покрасневших глаз от документов и обратил его на Вэрсвера. От долгого изучения бумаг зрение никак не могло сфокусироваться на стеллажах в дальнем конце кабинета, рядом с которыми и стоял секретарь. Что уж говорить, взгляду было сложно вырваться даже за пределы столешницы.

Проклятый стол. За ним Эйон чувствовал себя одиноким, отделённым от жизни. Такую отрезанность от всего мира он не ощущал даже по ту сторону баррикад.

— Господин Эйон, как прошла ваша встреча с Антсеном? — наконец набравшись смелости спросил Вэрсвер.

— Как и ожидалось, безрезультатно.

Выглянувший солнечный луч осветил Эйона, выдавая синяки под глазами и потускневшие, истончившиеся волосы.

— Он что-то сказал вам?

— Ничего толкового. Сверкал глазами из-за решётки и всё твердил, что со мной страну ждёт упадок, — Эйон постарался посмотреть туда, где, по его мнению, должны были находиться глаза секретаря. — Не могу с ним не согласиться. Пусть у меня и получилось остановить падение Эквии, поднять её с колен суждено кому-нибудь другому.

— Но ведь именно Антсен начал эту кровопролитную, беспощадную, бесполезную войну. Вы её закончили. За это вся страна признательна вам.

Эйону потребовалось немалое усилие, чтобы не улыбнуться во время этих по-юношески запальчивых и наивных слов.

— Господин Вэрсвер, вы любите аллегории?

Юноша зарделся оттого, что сам Эйон назвал его господином.

— Не задумывался. Наверное, да.

— Тогда я позволю себе одну. Представьте, пожалуйста, испуганного коня. Он несётся по проспектам и переулкам, не разбирая дороги, топча клумбы, сшибая в лучшем случае урны, в худшем — людей. Человеку нужна немалая смелость, может быть, нездоровая отчаянность, чтобы встать у него на пути. И вот конь остановлен, успокоен, спасённые горожане на радостях дарят его смельчаку. Но сможет ли тот, кто совладал с испуганным животным, в последующем управлять им без навыков наездника?

— И что же вы предлагаете? — возразил Вэрсвер. — Отдать коня другому хозяину? Справится ли он с ним? Не будет ли стегать кнутом или морить голодом?

— А что предлагаете вы? Запереть коня в стойле?

— Записаться на верховую езду, — с чувством ответил секретарь, но тут же, вспомнив с кем разговаривает, прикусил губу.

Эйон всё-таки не смог сдержать грустный смешок.

— Ну хватит, хватит. Лучше напомните мне, что в этой папке, которую вы держите в руках?

— В ней часть документации, связанной с экспериментом доктора Бальта.

— Я слышал об этом. Честно говоря, мне казалось, это всё сплетни. Ну раз так, не поведаете, чем всё закончилось?

— Не располагаю такой информацией.

— А мне почему-то думается иначе, — Эйон расплылся в очаровательной улыбке, которую не портил ни уставший вид, ни несвежая одежда. У него были свои методы разговорить человека. — Кажется мне, что вы из тех читателей, которые заглядывают на последнюю страницу, прежде чем взяться за первую. И не стыдно вам? Своё любопытство удовлетворили, а меня заставляете теряться в догадках.

Было очевидно, что Вэрсвер увиливает от ответа в попытках скрыть, что он отвлёкся от сортировки документов. В этот раз Эйон решил не делать замечание и обратить любопытство секретаря себе во благо. В конце концов, после стольких часов непрерывного чтения сфокусироваться на мелких буквах документов было слишком сложно.

— В общем, когда Антсен заинтересовался проектом, он приказал пропустить этап тестирования на животных и сразу перейти к людям, — неуверенно начал Вэрсвер. — Благо, ничего плохого не случилось: тут надо отдать должное доктору Бальту. Я слышал, что до этого он несколько лет работал в больнице, и, кажется, слова «не навреди» для него не являлись пустым звуком. Он был предельно осторожен в испытании инъекции. Правда, ничего из этого эксперимента не вышло. Никаких суперсил у испытуемых не проявилось, хотя, к счастью, никто не умер из-за артефактов или препарата. В итоге проект прикрыли ещё при Антсене.

— А что стало с теми, кто принимал участие в экспериментах? — глухо спросил Эйон.

— Испытуемых распустили, исследователям дали места в других проектах. О судьбе доктора Бальта тут ничего не сказано, но ходят слухи, что он так и не смог смириться с тем, что дело всей его жизни провалилось, и совершил самоубийство. И с тех пор от эксперимента не осталось ничего, даже ни одной пробирочки.

— А как же архивные данные?

— Бумажки? Ну, разве что, только они и сохранились.

Незаметно для обоих в кабинете наступила тишина. Казалось, в ней вязли секунды. Густая, как мазут, она душила и давила.

— Уничтожьте их, — сказал Эйон.

Алари́йская область, Эквия, 1979 год Третьей эры.

И́джи грела руки над огнём, разведённым в прохудившейся внизу металлической бочке. Бензина на заброшенной заправке, весьма неподходящем месте для юной девушки, уже давно не найти, но старые сухие доски, на которые не без труда был разобран прилавок, и так неплохо горели. Спички нашлись здесь же, среди мусора. Здание, в котором раньше располагался придорожный магазинчик, нельзя было увидеть с трассы. Только если приглядеться, становился заметен чёрный провал на фоне ночного неба. Слабое подобие чувства безопасности теплилось в душе Иджи, пока постройка оставалась позади неё — с недавних пор она предпочитала не поворачиваться спиной к открытым пространствам. У её ног расположились несколько крыс. Тоже грелись, ночь выдалась холодная.

Сегодня на ужин Иджи пришлось украсть четыре незрелых, кислых яблока в чьём-то саду. Больше не успела. Эта гадость становится вполне приемлемой после двух дней полной голодовки. Погони нет. Неужели она так хорошо спряталась, или они уже нашли её и просто выжидают момент?

Ноги невыносимо болели, подошвы были стёрты до крови. Последнюю неделю Иджи нигде не задерживалась надолго. Днём пряталась от лишних взглядов в подвалах и на чердаках, отсыпалась, пока тепло, а ночью, когда холодало, выдвигалась в путь и согревалась ходьбой. Но, кажется, она ушла уже далеко, а эта заправка на выезде из маленького, захолустного городка, возможно, достаточно безопасная для того, чтобы провести там несколько дней и, наконец, отдохнуть от долгой дороги.

Следующий день предстоял непростым. В конце концов, невозможно питаться одними яблоками. Надо бы подзаработать, а для этого желательно оставаться бодрой. Значит, пора спать. Иджи накрыла бочку изъеденным ражавчиной и дырявым по краям металлическим листом, дождалась, пока огонь потухнет, и вошла в заброшенное здание. Уже миновав порог, она обернулась, и, напряжённо прищурившись, посмотрела на крыс, так и оставшихся сидеть у бочки. Несколько секунд они были всё так же неподвижны, а затем, словно по команде, разбежались в стороны.

Иджи стала пробираться сквозь темноту заправки к месту, которое она получасом ранее расчистила себе для сна, но не пройдя и полпути услышала громкий звук, будто упало что-то большое и увесистое, а за ним посыпалось много предметов поменьше. Иджи тут же рухнула на пол, стараясь слиться с разбросанными вокруг обломками мебели. Здесь кто-то есть? Они уже пришли за ней? Или это просто обвалилась куча мусора? Иджи не знала, и всё, что ей оставалось делать — это лежать как можно тише. Тело похолодело, пальцы на руках и ногах словно покрылись инеем. Она напряжённо вслушивалась в окружающие звуки. Снаружи шелестел ветер и иногда проезжали машины. В самой заправке что-то изредка шуршало, но ничего, однозначно выдававшего присутствие человека не происходило. Крысы могли бы разузнать, есть ли поблизости кто-то чужой, но из-за паники Иджи не могла сосредоточиться на них.

Она не знала, сколько уже прошло времени. Наверное, минут пять или десять. За это время кто-то, если он, конечно был здесь, уже наверняка бы наделал ещё больше шума. Пора бы, наконец, отправиться спать, но от страха и усталости подняться на ноги было невозможно. Что если кто-то притаился и ждёт, когда Иджи обнаружит себя? А если сознание играет с ней злую шутку и прошло не больше минуты? Рука уже начинала затекать из-за неестественной позы, но Иджи продолжала неподвижно прислушиваться.

Теперь каждая тень казалась человеческим силуэтом. Два блика луны на металлических обломках, сваленных у дальнего окна вполне могли оказаться чьими-то глазами. Когда до Иджи долетело дуновение ветра, которое она приняла за дыхание прямо у себя над ухом, сердце рухнуло вниз. Каждый писк крысы слегка напоминал скрип единственной оставшейся на петлях двери. Но постепенно внимание ослабевало, а глаза от недельного недосыпа закрывались несмотря на страх.

Иджи провалилась в рваный, беспокойный сон. Неделя ходьбы напоминала о себе болью в спине и ногах. Всю ночь она то и дело просыпалась и незаметно для себя засыпала снова, и всё равно слышала окружающие звуки и не переставала думать о них даже во сне.

Когда она в очередной раз открыла глаза, уже рассвело. Вчерашних яблок как будто и не было. Желудок сводило от голода. Сегодня нужно поесть что-то нормальное. Желательно, чтобы оно хотя бы отдалённо напоминало мясо. Иджи с трудом встала, отряхнулась и вышла на улицу. Который час? Судя по солнцу… трудно было сказать что-то определённое. Кажется, полдень ещё не наступил. Нужно раздобыть денег. Иджи несколько раз в отчаянии дёрнула себя за волосы, подстриженные под каре. И ведь даже не продать.

Она встала на обочине и огляделась. Дорога была пустая и пыльная. Один её конец вёл к маленькому городку, а другой терялся где-то в лугах. И тут Иджи увидела то, чего не заметила вчера в темноте — блеск воды. «Река!» — подумала она в первую секунду, хотя почти сразу же поняла, что это скорее озеро, но не важно. Главное, что рядом была вода. Иджи хотела отправиться туда сразу же, чтобы искупаться после долгой дороги, но сначала надо было разобраться с другим делом.

Найти подходящие предметы было ещё труднее, чем Иджи себе представляла. Она обошла три помойки в близлежащем городке, прежде чем нашла пустую бутылку из-под аэрозоля и обрывки фольги, и только на пятой обнаружила птичью клетку с погнутыми прутьями. Конечно, это всё было не совсем то, что надо, но о лучшем пока не приходилось и мечтать. Вот бы ещё сменить одежду, но всё, что попадалось на свалках было гораздо хуже того, во что была одета Иджи даже после недели скитаний. Зато рядом с одним из мусорных баков оказалось вполне ещё приличное детское шерстяное одеяло, только в одном месте прожжённое сигаретой. Ночью в заброшенном здании с выбитыми окнами оно будет очень полезно.

Дорогу назад Иджи нашла без труда, потому что старалась вести поиски вдоль окраины городка. Только выходя из него, она обратила внимание на название — Зюс. Это никак не помогло понять, в какой части страны Иджи теперь находится, но судя по тому, что Ала́ри, город, который точно уж ни с чем не спутать, остался позади ещё три дня назад, она была где-то на севере.

Не заходя на заправку, Иджи отправилась к озеру. Ей хотелось сорваться с места и побежать со всех ног, чтобы наконец-то смыть пыль дорог и запах помойки, но силы остались только для того, чтобы улыбнуться, и медленно побрести в ту сторону.

Озеро оказалось небольшим и совершенно диким. Ближний берег зарос густой травой, дальний — рогозом. Иджи скинула одежду и стала медленно заходить в воду. Окровавленные стопы щипало, кожа покрылась мурашками от холода, но Иджи с каждым шагом погружалась всё глубже в воду. Зайдя по грудь, она слегка наклонилась и начала пить маленькими глотками. Пила много, не столько из-за жажды, сколько для того, чтобы обмануть желудок и притупить чувство голода. И только после этого она стала мыться, соскребая грязь ногтями. Закончив с телом, она принялась за голову, а потом тщательно промыла раны на ногах.

Выйдя на берег, Иджи взялась за свой новый реквизит: ополоснула всё водой и обернула баллончик фольгой, чтобы не было видно, что в нём содержалось раньше. Затем она скептически осмотрела свою одежду. Джинсы были ни на что не похожи — почти по колено в грязи и пыли. Но другого ничего нет, пришлось надеть и закатать их в попытке спрятать пятна. Жёлтая футболка на подмышках стала зеленоватой и после недели непрерывной носки ужасно пахла. Иджи попыталась постирать её без порошка прямо в озере. Джинсовую куртку она надела на голое тело и застегнула до самой шеи. Куртка выглядела вполне неплохо, особенно её тёмно-синие части. Оранжевые трикотажные рукава за время дороги немного испачкались, но в сравнении со всем остальным это было не страшно. Носки Иджи тоже пришлось надеть грязными — носить кроссовки на голые ноги в таком состоянии она не осмелилась.

Иджи оставила футболку сушиться на одиноком дереве у озера, а одеяло аккуратно сложила под ним же, в надежде, что никому не придёт в голову брать эти вещи, и отправилась обратно в Зюс. И без того невысокая, ссутулившись, она медленно ковыляла в сторону ближайших домов. Солнце было уже высоко. После купания Иджи действительно выглядела чуточку лучше, хотя ей самой так не казалось. Короткие волосы, всё-таки отмытые от грязи, постепенно высыхая, светлели, и к ним возвращался естественный светло-русый оттенок. А вот румянец с щёк исчез, похоже, бесследно; лицо осунулось, утратило округлость и мягкость, даже губы будто бы истончились, из-за чего подбородок казался ещё больше, чем обычно.

Заработать деньги семнадцатилетнему подростку в бегах и без паспорта сложно, но не невозможно. Нужно было просто выбрать подходящего клиента, лучше всего какую-нибудь подслеповатую сердобольную одинокую старушку. И ни в коем случае нельзя упоминать магию. Люди этого поколения боятся волшебства сильнее конца света, потому что выросли на страшилках о том, как закончилась Новая эра, а ещё о том, какие бесчинства с помощью магии творил Антсен.

Побродив по окраине городка, Иджи приметила деревянный дом с небольшим огородиком. Синяя краска на досках уже облупилась, хотя участок выглядел чисто и аккуратно. Через распахнутое окно было видно, как ветерок играет с кружевными занавесками. «То что надо», — подумала она, бесцеремонно открыла калитку, прошла по тропинке и постучала в дверь.

Через несколько секунд с той стороны звякнула щеколда, и сквозь небольшую щёлочку на Иджи удивлённо уставилась старушка в голубой косынке.

— Чего тебе? — прошамкала она, оценивающе глядя на грязные рукава куртки, подвёрнутые джинсы и старую клетку.

— Обработка от крыс, мышей и других грызунов, — постаралась чётко и по-деловому ответить Иджи.

— Я никого не вызывала.

— Всё верно, мы сами пришли.

Очень удобное местоимение — мы. Сразу добавляет вес, хотя собеседнику может быть и неизвестно, кто же причисляется к этому размытому «мы».

— И почему же вы, — на этом слове старушка сделала нажим, явно о чём-то догадываясь, — решили что мне нужны ваши услуги?

— Ну как же, свой дом, частная территория…

— Как вас зовут, девушка?

Такой простой вопрос поставил Иджи в тупик. Самое глупое, что можно сделать, когда ты скрываешься, — назваться своим именем. Но и сказать первое попавшееся — верх безрассудства. Иджи вдруг вспомнила, что преступники, бегущие от правосудия, в неожиданных ситуациях часто не могут выдумать случайные имена и представляются именами своих знакомых. Некоторых из них так и вычисляют. Ну почему же эта мысль не пришла ей в голову несколькими минутами раньше?

— Я… а, ну… Не суть. Я хотела сказать, что я представляю компанию… м-м-м… «Чистый дом», и мы…

— Сколько вы берёте? — оборвала её старушка.

— Десять экванов, — назвала Иджи случайно пришедшую в голову цифру.

— Что?! Да это же грабёж средь бела дня! Подумать только, десять экванов за комнату!

— Нет-нет, что вы, — Иджи поспешила успокоить старушку. — Десять экванов — это за весь дом.

Старушка подозрительно сощурилась.

— Тогда почему так мало?

— Ну, мы компания новая. Я имею в виду, в этом городе. Да, в Зюсе у нас ещё не было филиалов. Большое упущение с нашей стороны, такой милый город…

— Всё мне про вас ясно, — вновь перебила Иджи старушка. — Вы контора проходимцев. Убирайся-ка ты по-хорошему, а не то я позову полицейского, и уж он-то придумает, что с тобой делать.

Дверь закрылась, раздался звук щеколды, и из дома донеслось:

— Иди-иди! Чтоб через две минуты и духу твоего здесь не было.

Иджи развернулась, в сердцах пнула валявшийся на дорожке камень, о чём тут же пожалела — слегка зажившая за ночь мозоль на большом пальце заныла с новой силой. Ну почему бы хоть раз не подумать прежде чем сделать?

Она вышла за калитку и уселась прямо на землю. Неподалёку из-за забора выглядывали ветви яблони, низко склоняясь к земле. Иджи сорвала одно и надкусила. Не такое уж и кислое, скороспелое, наверное.

И всё-таки, каким же именем представляться этим людям? Как назло, в голову не приходила ни одна дельная мысль, зато ерунды лезло с избытком. Почему-то вспомнилось, как много лет назад девочка из параллельного класса убеждала Иджи, что её имя — Иджена — нельзя так сокращать. Иджена — это Джена, но ни в коем случае ни Иджи. А Иджи, как и Джина — это всё сокращения от Иджины. А что, если действительно назваться Иджиной? Поменять всего одну букву — настолько нелепо, что вряд ли вообще кому-то придёт в голову. И фамилию надо подобрать самую непримечательную. Как насчёт Вонд? Иджина Вонд — звучит неплохо. Нет, кажется, есть актриса с такой фамилией. Тогда могут и догадаться, что она выдуманная. А если Палфест? Да, пожалуй, в самый раз.

Сорвав с ветки второе яблоко, Иджи подняла с земли клетку и пошла дальше испытывать удачу. В нескольких домах она услышала отказ, потому что грызунов там вовсе не было, но ещё чаще Иджи просто не удавалось ни с кем поговорить: либо её не хотели пускать на порог, либо хозяева действительно ушли. В других обстоятельствах, она, может быть, и отчаялась, но голод, казавшийся лишь сильнее после двух яблок, не позволял опускать руки. Когда дверь очередного дома открылась перед Иджи, та затараторила уже отрепетированный текст, не позволив пожилой хозяйке вставить ни слова:

— Здравствуйте! Меня зовут Иджина Палфест, я представляю компанию «Чистый дом». Мы обрабатываем дома от крыс, мышей и других вредоносных грызунов. Совершенно безопасно для людей и домашних питомцев. В Зюсе мы начали работать совсем недавно, поэтому проводим акцию, в рамках которой обработка всего дома обойдётся в десять экванов.

— Ой, дочка, вовремя ты, — ответила старушка. — Ко мне на будущей неделе приезжают внучата, а у меня эти гады завелись. И кошка моя померла. Как к вам записаться-то? По телефону звонить или как?

— Никуда звонить не надо, — Иджи от радости с трудом сохраняла спокойное выражение. — Я прямо сейчас всё сделаю, только вы выйдите на пару минут.

— Зачем же выходить? Ты ж сказала, не опасно.

— Да, не опасно. Просто зрелище не из приятных. Знаете, некоторые впечатлительные люди и в обморок упасть могут, когда увидят, как крысы полезут изо всех щелей.

Старушка покачала головой, будто бы в сомнениях и ответила:

— Ничего, и не на такое смотреть приходилось. Я, пожалуй, лучше постою. А то знаешь, дочка, времена-то какие. Сколько мошенников вокруг. Так вот пусти кого на порог без присмотру…

— Хорошо, пойдёмте в дом.

Иджи и не подумала, как подозрительно будет звучать её просьба выйти на несколько минут. Конечно, она не собиралась никого обманывать, просто в одиночестве было бы проще работать. Теперь придётся разыграть небольшой спектакль.

Разувшись на веранде, Иджи прошла в дом, и расположилась в самой большой комнате. Посредине она поставила открытую клетку, и сделала вид, будто что-то распыляет вокруг неё из баллончика. Старушка стояла в дверном проёме и смотрела не то с опаской, не то с недоверием. Настало время для самой сложной части. Иджи зажмурила глаза и закрыла уши. Нужно всего лишь сосредоточиться, это не так сложно. Главное представить, что этой женщины здесь нет. Чтобы успокоиться и сконцентрироваться Иджи сделала несколько медленных глубоких вдохов и выдохов. И это случилось.

В темноте опущенных век начали проступать крысы. Их было три. Сначала Иджи могла различить только глаза, но ещё чуть-чуть, и она видела их целиком. Точнее не видела и даже не чувствовала, а знала. Знала, где они, как выглядят, о чём думают. Большие, грязные, словом — обычные дикие крысы. Совсем такие же, с какими она ночевала на заправке. Мысли заняты в основном едой, но одному зверьку до неё нет никакого дела. Судя по воспоминаниям, он недавно подрался с крысой из другой стаи и теперь зализывал раны. Двое находились где-то сверху, должно быть, на чердаке, ещё один внизу.

«Идите в клетку», — мысленно приказала им Иджи. При этом она почти слышала свой голос, как если бы слова были сказаны вслух. Идите в клетку. И крысы пошли. Когда они начали двигаться, держать в голове всех троих стало труднее, хотя Иджи что было сил старалась не ослаблять бдительность. Несколько секунд шла борьба. Крысы, почуяв слабину, постарались вырваться из-под контроля, но Иджи усилием воли заставила себя не думать ни о чём, кроме них. На миг исчезли все звуки и запахи, даже пол под ногами пропал, и Иджи будто воспарила в пустоте, где не было никого, кроме неё самой и стайки крыс. Тогда она поняла — она победила.

Иджи открыла глаза и увидела, как крысы с разных сторон бегут к клетке, и послушно залезают внутрь. Она тут же захлопнула дверцу и повернулась к старушке, на лице которой отразилась смесь удивления и отвращения.

— Ну вот и всё. С вас десять экванов.

— Да-да, одну минутку, — ответила старушка оторопело, явно не успев прийти в себя.

Она вышла из комнаты и тут же вернулась с десятиэквантной купюрой в руке. Отдав деньги, она проводила Иджи до калитки и только потом сказала:

— Ох, спасибо, дочка. Уж что бы я без тебя делала? А ты с ними так споро справилась. А сама то… Одежда у тебя вон какая грязная.

— Ну, работа такая — слегка нетерпеливо ответила Иджи. Все мысли были заняты только обедом. — По подвалам и чердакам лазить приходится. Ладно, пойду я. Дел ещё много.

— Ступай-ступай, доченька.

Иджи двинулась прочь так быстро, как только позволяли ей ноги. Срочно надо найти магазин, любой, хоть самый крохотный и запустелый. Она завернула за угол, и сердце от радости забилось сильнее. Впереди виднелся настоящий супермаркет. Клетку с крысами Иджи оставила у входа — на такое сокровище никто не позарится — и влетела внутрь. Она не обратила внимание на то, каким маленьким и обшарпанным было здание, на старые кривые стеллажи, на неприветливую продавщицу за единственной работающей кассой из трёх. Почти не отдавая себе отчёт, что делает, она положила в корзину упаковку сосисок, булку хлеба, помидоры, пакет чипсов и мелкую молодую картошку. Старая была дешевле, но Иджи не представляла, как справляться её толстой шкурой без ножа. Кассирша, как назло, еле копалась и пробивала покупки до невозможности медленно.

— Шесть экванов, девяносто одна тэрна, — не взглянув на Иджи промямлила она. — Пакет надо?

— Нет, не надо, — более резко, чем хотела, ответила Иджи, сунув продавщице купюру.

Пока та искала сдачу — вновь невыносимо медленно — Иджи уже разорвала упаковку сосисок, и в два укуса проглотила первую. Потом, неаккуратно засунув деньги в карман, сгребла в охапку покупки, и так быстро, как только могла, покинула магазин.

На улице поблизости не было ни лавочки, ни даже пенька, и Иджи села прямо на растрескавшийся асфальт в нескольких метрах от входа. Пара минут — и с упаковкой сосисок было покончено.

Впервые за всю неделю Иджи была сыта, дикое чувство голода отступило, и ему на смену пришли другие. Одиночество, боль, скорбь — они всё это время чёрным осадком покрывали Иджи изнутри, не давали о себе знать, заглушаемые голодом и страхом за собственную жизнь, но никуда не исчезали. О, как Иджи могла вот так запросто думать о деньгах и есть сосиски, когда они больше никогда не смогут разделить с ней обед? Как могла она искать себе ночлег и жаловаться на боль и усталость, и даже не подумать о том, что стало для них последним пристанищем? Зачем теперь цепляться за эту проклятую, ненавистную жизнь, если рядом нет никого из них, если она больше никогда не увидит ни маму, ни папу, ни Рэ́ина? Почему, ну почему её не убили вместе с ними?

— Эй, ты чего тут? Случилось что-то? — спросил входящий в магазин мужчина, но Иджи даже не услышала его, и он прошёл мимо.

Когда она очнулась от своих мыслей, начинало смеркаться. Сама не зная, почему, она встала, кое-как собрав свои вещи: картошку распихала по карманам, хлеб и чипсы положила за пазуху, сетку с томатами взяла в одну руку, а клетку — в другую, и медленно побрела к выезду из Зюса. Показалась заправка, тёмная, неприветливая и, наверняка, как вчера, полная разных звуков. Теперь они уже не внушали Иджи такого страха. Нашли? Ну и ладно. Убьют? Вот и хорошо, меньше мучиться. И всё-таки, даже преступники, приговорённые к смертной казни заслуживают последнего ужина.

Иджи снова развела в бочке костёр, но теперь не позади здания, а прямо посреди большого асфальтированного пространства. Огонь горел ярко, и его отсветы играли на стенах забегаловки и покосившихся бензоколонках. Зачем теперь от кого-то прятаться? Пусть лучше найдут побыстрее. Иджи наломала веток у ближайшего дерева и на острые их концы с немалым усилием насадила мелкий картофель. Пока она жарила его на костре, три крысы, выпущенные из клетки, уже доедали отданные им помидоры. Неплохой прощальный ужин в неплохой компании. Может быть, совсем скоро Иджи снова воссоединится с семьёй.