Новая эпоха (гет)

«Непроглядная ночь: ни звёзд на чёрном небе, ни тяжёлых туч — одна лишь луна бездушно глядела на неё. Она стояла с закрытыми глазами, знала, что если откроет их, то вновь попадёт в тот круговорот событий. Холодно. Одинокий ветер играет с волосами султанши, с подолом её сорочки, с бежевым тюлем. Неожиданно потухли факела. Мороз пробежался по коже Акджан. Она резко повернулась ко входу. В какой раз это происходит, в какой раз она теряет контроль над собой, давая кому-то другому управлять её телом?!

— Мама! Мама! — жалобно кричал мальчишеский голосок из глубин дворца. Султанша слышала нескончаемый детский плач, сердце её обливалось кровью, — Помоги мне, прошу! Мне больно, очень больно!

— Коля, милый, — дрожащим голосом окликнула сына Акджан, врываясь в свои покои. Никого. В коридоре послышался детский крик. Трясущимися руками она открыла дверь и выбежала в коридор, — Подожди чуть-чуть, я бегу!

Перед женщиной предстал еле освещённый, длинный коридор. Даже внутри дворца факела́ не справлялись с ночной мглой. Холодные каменные стены вдруг побагровели. Акджан бросила взгляд на пол — он весь был залит рубиновой кровью. Дышать стало трудно, голова закружилась. Султанша упёрлась о стену, стараясь набрать в лёгкие как можно больше кислорода.

— Мамочка, почему ты остановилась? — голос сына заставил Акджан прийти в себя. Она подняла голову и увидела в нескольких метрах от себя маленького мальчика. Тот был одет в тёмно-синие кюлоты, сорочку и кобальтовый камзол, — Я очень соскучился, мамочка…

Слёзы градом покатились по щекам султанши. Вытирая их, она бросилась бежать к сыну, всё время приговаривая: «Прости, сыночек». И здесь детская, невинная кровь начала сочиться из щелей, литься на пол.

Добежав до мальчика, женщина схватила его за локти. Коля стоял и наивно смотрел в голубые глаза матери. Своими маленькими ладошками он притронулся к щекам султанши и притянул её лицо к своим губам, нежно чмокнув. Отойдя от Акджан и, направив на неё указательным пальцем, сказал:

— Смотри! — весело произнёс мальчик, ткнув в грудь женщины, — Ты живая! А я — нет! Но когда я увидел тебя, то и в груди сразу же перестало болеть!

— Коля, сынок, — вытирала слёзы Акджан. Она погладила его по голове, по пояс сидя в крови, — почему ты ко мне пришёл?

— О, я хотел увидеть тебя и своего братика с сестричками. — Коля нежно улыбнулся, — Жаль, что я не могу встретиться и поиграть с ними. Они же очень хорошие, правда?

— Да, — Акджан постаралась вновь не заплакать при сыне. Он, снова улыбнувшись, направился в сторону двери. Кое-как дотянувшись до ручки, он повернулся к матери и помахал ей, напоследок сказав:

— Пока, мамочка! Не переживай насчёт папы — он будет отвечать за то, что посмел обидеть тебя и меня. Передай от меня моим сестричкам и братику крепкого здоровья, — и ушёл… »

— Коля! — вскрикнула султанша, разрывая полотно тишины. Мокрая от холодного пота грудь горела, обжигала изнутри, когда женщина делала даже самый маленький вдох. Судорожно дыша, Акджан встала с кровати и подошла к зеркалу — подолы атласной ночнушки не были испачканы в крови. Она облегчённо выдохнула, осознав, что это был всего лишь кошмар. Госпожа присела на край дивана, глубоко задумавшись.

* * *

20 апреля, 1558 год. Османская империя. Дворец Топкапы.

Под тяжестью свинцовых облаков дворцовый сад выглядел чужим, заброшенным и безмолвным. Беседки, в которых можно было укрыться от палящего солнца, опустели. Кусты самых прекрасных цветов теперь казались увядшими, потерявшими яркость. Дворцовый пруд, сияющий от солнечных лучей, стал чёрным и печальным. Одинокий ветер гулял по пустующему саду, слегка дотрагивался до тёмно-зелёных листьев, тем самым срывая их от веток, и кружил с ними, пока те не упадут на мёртвую гладь. Высокие каменные стены дворца Топкапы, скрывающие коварные интриги, придавали ещё большую мрачность.

Караса Хатун шла по коридору, глубоко задумавшись. В её голове всё время возникали мысли о судьбе многих людей, живущих здесь, и о предстоящих делах в гареме, которые необходимо сделать, когда она и её госпожа приедут в Манису. Смерть Хюррем Султан потрясла всех — вряд ли кто-то из Шехзаде сможет оправиться от такой потери в кратчайший срок.

— Караса Хатун, — окликнула её Фахрие Калфа. Девушка повернулась в сторону Ункяр Калфы, — кому ты несёшь это письмо?

— И снова здравствуй, Фахрие Калфа, — поздоровалась Караса, натянув улыбку на лицо. Она бросила взгляд на тубус, потом снова посмотрела на Ункяр Калфу, — это письмо я несу Акджан Султан. Оно из Манисы.

Фахрие Калфа недоверчиво посмотрела на девушку. Однако, Караса глубоко вздохнула и, прижав тубус к своей груди, с мягкостью ответила:

— Если ты сомневаешься, можешь спросить у Акджан Султан. — Караса отошла от Ункяр Калфы, — Я уверена, она рассеет все твои подозрения.

— Ладно, Хатун, — строго произнесла Фахрие, отворачиваясь от Карасы, — иди к своей госпоже.

Хатун поблагодарила Ункяр Калфу кротким кивком и, направившись в сторону покоев своей госпожи, исчезла за поворотом, оставив Фахрие Хатун одну. Главная Калфа лишь глубоко вздохнула и отправилась по своим делам. Теперь в холодном коридоре остались тускло мерцающие факела и тишина, решившая поселиться здесь навсегда.

«Если Фахрие Хатун узнает, какое правило мы нарушили», — подумала Караса, входя в покои Акджан Султан, — «То нам обеим не поздоровится…»

Зайдя в просторные и светлые комнаты, Хатун увидела госпожу, которая встревоженно ходила из стороны в сторону и явно её не замечала. Только появившись перед самой султаншей, Ункяр Калфа смогла привлечь к себе внимание. Женщина остановилась и встревоженно посмотрела на преданную служанку.

— Госпожа. — сказала Караса, сделав поклон. Увидя состояние своей госпожи, девушка встрепенулась, — Госпожа, неужели вам снова снился кошмар?

— Да, — с осторожностью сказала Акджан, присаживаясь на край дивана. Она хотела сменить тему разговора. Женщина бросила взгляд на тубус, слегка нахмурив брови, — мне почему-то казалось, что письмо я получу, когда приедем в Манису.

Ункяр Калфа ничего не ответила, только протянула тубус. Султанша встала и, помедлив несколько секунд, взяла футляр, открыла крышку и на ладонь упал желтоватый лист бумаги. Медленно разворачивая письмо, на пергаменте появлялись буквы, элегантные и мелкие. Письма, написанные рукой сестры, нередко заставляли Акджан улыбаться и хихикать.

«Здравствуй, любезная сестрица! Я была безмерно счастлива, когда получила от тебя письмо. Благодарю за твоё беспокойство ко мне и моему здоровью. Твои письма — единственный тёплый лучик в этой кромешной тьме. Столько хочу рассказать, да боюсь, не хватит даже десяти писем, чтобы поделиться с тобой теми новостями, происходящими здесь. Однако я постараюсь поведать тебе о самом важном.

Беда у нас случилась. Помнишь Константина Юрьевича, мужа нашей сестрицы, Натальи Николаевны? Несколько месяцев тому назад покинул он нашу грешную землю, оставив в наследство уймы долгов. Все они свалились на хрупкие плечи Натальи…»

— Жаль его, — султанша на несколько секунд прервала чтение, погрузившись в свои мысли, будто бы она пыталась вспомнить этого человека,— ему-то и пятидесяти не было, когда он покинул этот мир. Хотя, здесь нет ничего удивительного. Несмотря на хорошее воспитание и службу, Константин Юрьевич сгинул в пучине азартных игр и алкоголизма, — сказала женщина и, вновь уткнувшись взглядом в письмо, продолжила читать.

«Наша двоюродная сестра не смогла оправиться после потери столь близкого для неё человека. И каждый раз, когда я приезжаю её навестить, Наталья то и дело твердит о том, как бы уберечь своего недоросля от семейного проклятья. Вот только и сыночка её больше нет в живых. Наш шестнадцатилетний племянник, Борис Константинович, вслед за отцом отправился несколько недель тому назад. Я не знаю, в каком она сейчас состоянии, но явно не в хорошем…»

Прочитав о смерти своего племянника, у султанши опустились руки. Пускай она не знала его лично, пускай не держала на руках, но в них текла одна кровь…

— Покойся с миром, Борис Константинович. — подавленно сказала женщина, присев на край дивана. Караса, что так внимательно следила за движениями госпожи, удивлённо посмотрела на султаншу, — Жаль и Наталью. Потерять своего ребёнка — равносильно гореть в адском пламени.

«Я и дальше буду следить за здоровьем нашей сестры. Есть ещё одна новость. Не знаю, обрадуешься ли ты ей, прочитав её, или же огорчишься, но грех тебе не сообщить.

Анна, младшенькая наша сестра, собирается уехать в Османскую империю. Как только я собираюсь спросить причину неожиданной поездки, она придумывает глупейшие оправдания. Порой говорит, что её мужа отправили послом или даже шпионом… В любом случае, Агния, дорогая сестрица, будь аккуратнее.

А на этом я закончу. Жаль, что мы не сможем сейчас с тобой встретиться. Я бы с удовольствием рассказала про красочную жизнь в Петербурге, про ассамблеи и кавалеров… Но ничего, буду рассказывать тебе об этом в письмах. Будь здорова телом и бодра духом. Не хочу говорить «Прощай», а потому — До свидания!

С любовью, Виктория Альфонская».

— Ооо, Виктория, — ласково сказала Акджан, положив ладонь на письмо, — ты как всегда в своём репертуаре. Готова рассказывать о красочной жизни, скрывая при этом душевную боль и тяжести повседневной жизни, — голубые глаза тут же наполнились грустью, — однако это одна из тех вещей, способных меня утешить… Особенно сейчас, — женщина сжала ладонь в кулак и решительно посмотрела на пергамент, — однако, ты права. Враги могут быть на каждом шагу.

Султанша подняла взгляд на Карасу — та молча стояла и наблюдала за госпожой. Уловив на себе взгляд, Хатун слегка улыбнулась, однако Акджан понимала, что-то тревожит её служанку. Положив письмо на мягкую обивку дивана и встав с него, султанша подошла к Ункяр Калфе и посмотрела в её серые глаза. Совсем тихо она задала вопрос: «Тебя что-то тревожит?» и надеялась, что Караса быстро ответит. Но вместо этого Хатун помялась на месте.

— В коридоре я повстречала Фахрие Калфу, — Караса наконец сдалась и высказала всё, — боюсь, как бы она не заподозрила в чём-то.

— Успокойся. — с облегчением сказала султанша, — Волноваться нужно тогда, когда ты действительно проворачиваешь дела за чьей-либо спиной. А так как я просто общаюсь со своей сестрой, то меня всего лишь предупредят. Не стоит понапрасну тратить свои нервы. Ну а теперь, нужно найти детей и собираться в дорогу, — Акджан посмотрела на Карасу, — сегодня вечером мы уже должны быть в Манисе.

* * *

20 апреля, 1558 год. Российская Империя. Поместье Крестовское.

Всё: и фруктовый сад, в котором можно было сорвать спелое яблоко или же укрыться от любопытных юношеских взглядов, и круглая каменная беседка, и конюшня, содержащая несколько крепких и выносливых жеребцов, утопало в солнечных лучах. Тёплый ветерок игрался с зелёными листьями деревьев. Повсюду то и дело разносились и ребячьи крики, и женский смех, и ругательства высоких крепостных мужиков.

По коридору спешно шёл Граф Михаил Илларионович Воронцов. Ему надо было срочно встретиться с Натальей Николаевной Щедриной. Минуя несколько комнат и собирая на себе недоумённые взгляды прислуги, он столкнулся с хозяйкой этого поместья. Женщина, слегка испугавшись, прижала руки к груди.

— Наталья Николаевна, — Михаил Романович сделал небольшой поклон, — прошу, примите мои искренние соболезнования.

— Благодарю, — тихо произнесла Наталья и опустила взгляд на подол траурного платья. Ей было интересно, зачем же граф решил приехать к ней. Неужели это дело государственной важности? Женщина выпрямилась и взглянула в голубые глаза канцлера, — прошу, назовите причину вашего визита. Вы же ко мне не просто так решили заглянуть?

— Это дело особой важности. — глухо произнёс Михаил Илларионович, вплотную подойдя к графине. Нависая над женщиной, мужчина нахмурился и проскрипел: — Скажите, Наталья Николаевна, вам что-нибудь известно об Агнии Альфонской? Ходят слухи, что она пропала без вести.

Вопрос, заданный Канцлером, весьма озадачил женщину. Даже если Наталья и слышала про исчезновение своей двоюродной сестрицы, то не придавала этому значения, всё-таки есть и свои проблемы. Можно сказать, у девушек не было столь тёплых отношений. Скорее, наоборот — они всё время соперничали за звание «самой прелестной леди». Поэтому ни она, ни её братья не были в хороших отношениях с Агнией. Если у кого и были хорошие отношения с ней, то это была Виктория.

— Прошу прощения, граф, — сухо проговорила Наталья, приложив руку к груди, — Вы озадачили меня данным вопросом, и вряд ли я смогу на него ответить, — женщина поправила шаль на плечах,— думаю, Вам стоит обратиться к Виктории. Как-никак, у них были хорошие отношения.

— Я вам очень благодарен, Наталья Николаевна, — канцлер подошёл к графине и поцеловал её руку, — прошу, окажите мне ещё одну услугу, — получив одобрительный взгляд женщины, он продолжил, — в Вашем поместье, как я слышал, есть много красивых девушек. Вам, надеюсь, не составит труда подобрать несколько девушек. Если вам будет удобно, я приеду через два дня.

Сделав поклон, Михаил Илларионович повернулся и стремительно направился к выходу, оставив графиню одну. Тяжело вздохнув, она посмотрела в окно — граф сел в карету, и она тронулась с места.

— Чаруша, подойди сюда, — жестом Наталья подозвала к себе свою верную помощницу и старосту, девушку покладистую да ласковую. Чаруша подбежала к графине, поклонившись. Пряди медно-рыжих волос выбились из густой косы, а изумрудные глаза, сияющие от любой похвалы, наивно смотрели на свою госпожу. Казалось, что любой взгляд этой девчушки способен очаровать даже сурового человека, например, как Наталью Николаевну. Однако графиня строго произнесла: — собери всех девушек в этой комнате, как только они освободятся от работы.

— Как прикажете, Наталья Николаевна. — нежным голосом сказала Чаруша,— Барыня, позвольте узнать, зачем?

— Делай, что я говорю! — Наталья Николаевна вдруг вспыхнула как свеча, — Убирайся, пока не отдала приказ пороть тебя!

Девушка в страхе покинула комнату. Наталья Николаевна подбежала к красному углу с иконой Божией Матери и, упав на колени, сбивчиво начала молиться.

* * *

Османская империя. Дворец Топкапы.

— Михримах, — Акджан посмотрела на луноликую госпожу, — мне кажется, тебе не стоило провожать нас до кареты.

— Ну что ты, — дочь султана притянула к себе подругу, — мне несложно. К тому же, свежий воздух полезен.

Акджан кивнула в знак согласия. Султанша бросила взгляд на дворец — на фоне светло-серого неба возведён каменный дворец с высокими минаретами, в котором больше не будет ни радостной музыки, ни праздников. Везде будет царить тишина.

Отвлёкшись от своих мыслей, Акджан встретилась взглядом с Михримах, крепко обняла её и, отвернувшись, села в карету. Служанка отдала приказ кучеру, и карета тронулась.

— Мама, — с грустью обратилась к султанше Эйдже. Поникнув головой, она мяла рукав платья, — когда отец оправиться от смерти бабушки?

— Иншаллах, очень скоро, — проговорила Акджан, ласково глядя на дочь, — всё будет хорошо, не переживай.

Султанша приоткрыла шторку, чтобы посмотреть в окно. В нём мелькало множество пейзажей — рядом с пустынной дорогой шли обычные люди: купцы, рыбаки, фермеры. Одни любопытно смотрели на карету, другие и вовсе не обращали внимания, продолжали тащить тяжеленные корзины или телеги. Дорога предстояла быть долгой…

Примечания:

И года не прошло, как я что-то написала... Ура!