Первый бой (гет)

"Нельзя отнять ни нашего прошлого, потому что его уже нет, ни будущего, потому что мы его ещё не имеем." —  Марк Аврелий

На столике остывал забытый кофе, а карандаш шустро порхал по бумаге, торопясь записать все, что теснилось в голове у Есении. Она должна быть готова к встрече с Меглиным, должна доказать, что не зря он согласился взять вчерашнюю выпускницу, пусть и с красным дипломом, на стажировку. Увлеченная своим занятием, Стеклова не заметила Сашу Тихонова, который уже несколько секунд почти в упор смотрел на нее, радостно улыбаясь.

— Саша, ты меня что, преследуешь? — не разделила радости Есения.

— Нет! Просто я здесь часто…- растерялся от такого приветствия парень.

— Понятно. А я редко.

— Слушай, я хотел тебе тогда сказать…

Но Есеня оборвала его, — Саш, я тебя умоляю, не надо!

— Ты же не знаешь, что! — настаивал Тихонов.

— Да я по глазам твоим вижу! Ты меня любишь — я угадала? И на этом основании, достаточно сомнительном, ты бы очень хотел меня трахнуть!

Саша смущенно отвел глаза, а вот другие посетители кафе, напротив, с интересом оглянулись, ожидая продолжения щекотливой темы.

— Тетеньки, вы же немножечко знаете жизнь, я что, не права? — обратилась Есения к любопытным дамам за соседним столиком.

— Да не это я хотел сказать, — обиженно пробурчал Саша, — Меня за красный диплом пригласили в прокуратуру помощником прокурора. Ну, я отказался. Следователем пойду, — он развернулся, чтобы уйти.

Есении стало немного стыдно за эту вспышку, она примирительно потянула его за рукав, — Саш! Охота тебе грязь месить? Ну, не твое это! Ты слишком…

— Что, хороший, да? — помог закончить фразу Тихонов.

— Есения Андреевна? — прервал беседу мужчина в кепке, — Я от Меглина. Готовы ехать? — не дожидаясь ответа, он сел в припаркованный автомобиль и завел двигатель.

— А как вы…, — ошарашенно выдавила Стеклова, но решение пришло мгновенно, — Еду! — и оставив недоумевающего Сашу, бросилась вслед за незнакомцем.

Ехали долго и молча. Изредка водитель бросал оценивающий взгляд в зеркало заднего вида, чем нервировал девушку. Когда центр города с оживленными улицами остался далеко позади, Есения забеспокоилась. Все так же, ни говоря ни слова, незнакомец остановился у проржавевших, некогда зеленых ворот заброшенного завода, вышел из машины, повернул спрятанный механизм, и ворота распахнулись. Есения с любопытством оглядывалась по сторонам, рассматривая полуразрушенные здания, цеха и огромные бетонные конструкции непонятного назначения, гадая, зачем же ее сюда привезли. Но тут машина снова остановилась, на этот раз у заросшего травой оврага, на дно которого вела старая металлическая лестница. Так что к ее прежним опасениям добавилось еще одно — как бы не переломать ноги.

Здание стояло особняком, и в это время дня его как-то по-особенному освещало солнце, превращая руины в замок. Или это просто казалось Стекловой, воспринимающей поездку как приключение, даже на какое-то время забывшей об истинной цели стажировки.

Он привел Есению в помещение, бывшее когда-то частью завода, пыльное, с остатками давно вышедшей из строя техники. В глаза бросался диван, невысокий столик и вполне себе современный телевизор с плоским экраном. Было видно, что это приготовили специально для нее. Незнакомец кивком головы указал на столик со стопками дел, чайником и тарелкой с бутербродами.

— Что больше любишь, чай или кофе? — от простого вопроса, заданного неожиданно тихим голосом, Стеклова, чуть не подпрыгнула, настолько она привыкла к молчаливому спутнику.

— Смотря какой, — ответила она, отметив дужку слухового аппарата в ухе незнакомца.

— Чай черный. Кофе тоже — черный, — он засунул руки в карманы, — Бутерброды с сыром…

— Сыр тоже черный? — попыталась разрядить обстановку Есения.

— Нет, желтый, — поддерживать разговор мужчина явно не планировал, — Изучай, — бросив короткий взгляд на папки, он ушел в лабиринты коридоров, оставив Стеклову одну.

* * *

Есения потеряла счет дням, которые она провела за изучением дел маньяков и серийный убийц. Не менялось ничего, даже бутерброды. Не так она представляла себе стажировку у легендарного следователя…

— А вы не подскажете, мы с ним сегодня увидимся? Или, вообще, когда-нибудь? Я соскучилась, — эта неопределенность начинала раздражать, и Стеклова решила попытаться взять штурмом молчаливого водителя.

Ответом на ее вопрос было лишь недовольное шипение сквозь стиснутые зубы.

— У вас аппарат сломался? — не собиралась сдаваться Есения.

— ДА! — рявкнул водитель, отбив у девушки всякое желание продолжать расспросы.

Есения захлопнула последнюю папку и встала, разминая затекшие конечности. Вот на что она рассчитывала? На то, что с первых дней начнутся погони-расследования, а не монотонная рутина обработки дел, которая ей порядком надоела за годы учебы. Ей надо искать убийцу матери, конечно, как она рассчитывала, не без помощи Меглина, а она сидит в пыльной комнате, копаясь в чьем-то прошлом, когда ей надо разбираться со своим настоящим. Шагов она не слышала, только тихий щелчок замка. Решив, что это приехал Глухой — как обычно отвезти ее домой, Есения выплеснула на него весь спектр накопившихся эмоций:

— Машину не надо! Прогуляюсь… Тошнит от вашей комнаты. И от бутербродов с сыром, — она резко развернулась, — И от Меглина тоже тошнит!

Последнюю фразу она договаривала автоматически, уставившись расширившимися глазами на стоящего в дверях Родиона Викторовича. Сейчас он выглядел хуже, чем во время их встречи в Следственном комитете.

— Пошли, — небрежно бросил следователь и, не дожидаясь Стекловой, пошел к выходу.

* * *

Из липкого серого тумана на него смотрели глаза цвета горького шоколада. Много лет эти глаза не тревожили его, заблудившись в прошлом, так глубоко, что иногда казалось, что все это было не с ним. А сейчас это прошлое упорно напоминает о себе, принимая облик дерзкой девчонки с точно такими же глазами. И уже не ясно, кто смотрит на него из мутной пелены — прошлое или настоящее? Изредка он выныривал на поверхность, находил в вечном бардаке таблетки, запивая их чем-то, отдаленно напоминающим коньяк, чтоб снова погрузиться в мир болезненных образов и воспоминаний. В этот раз приступ был сильнее, чем обычно, так, что впору было звонить Бергичу… Не в этот раз. Еще рано. У него еще есть время. Нужно только найти силы, чтоб стряхнуть с себя тянущие на дно тени.

В кармане плаща фляжка, почти полная — это хорошо. С каждым шагом муть перед глазами светлеет. Мысли приобретают более четкие очертания: «Интересно, на сколько её еще хватит, Есении? Необычное имя, явно не Андрей придумал… О как! Разозлилась стажер!  Ну-ну…»

— Пошли, — приказал Меглин.

Есения опять попала в лабиринты цехов и коридоров, только теперь провожатым был сам Меглин, которому каждый шаг давался с трудом. Дойдя до выхода, он облокотился о стену и махнул головой, указывая на дверь.

— Стоп-стоп…, — поморщился он, будто солнечный свет и щебетание птиц прибавляли ему мучений, — Я в туалет. Жди в машине, — он бросил Стекловой связку ключей и снова ушел.

Возле лестницы, ведущей в овраг, стоял Мерседес то ли серого, то ли синего цвета, покрытый слоем пыли. Через грязные стекла смутно просматривался салон, заваленный пустыми бутылками, банками и не весть еще каким хламом. Есения озадаченно хмыкнула и принялась за поиски ключа на внушительной разномастной связке. К замку не подходил ни один. От этого занятия ее отвлек глухой баритон:

— Не закрываю.

Меглин распахнул дверцу то, обошел машину, поправив покосившийся значок, достал из кармана плаща флакончик с таблетками, вытряхнул содержимое в рот и запил чем-то из плоской серебристой фляги.

— Вы что, выпили? — спросила Стеклова, удивившись звучанию собственного голоса, ставшего вдруг тоненьким, совсем девчоночьим.

Следователь ничего не ответил и сел за руль. Ей ничего не оставалось, как опуститься на пассажирское сиденье и постараться как-то разместить ноги среди скопившихся бутылок и пустых сигаретных пачек.

Меглин вел уверенно, почти на предельно допустимой скорости, но Стеклова была убеждена, что следователь далеко не трезв. Она не выдержала и выкрутила ручку, опуская стекло.

— Что? — наконец обратив на нее внимание, спросил Меглин.

— Ничего, — фыркнула Есения, — Все хорошо, — она помолчала, но все же решилась задать вопрос, не дававший покоя, — А можно спросить, как Вы вычислили того, кто мою подругу убил?

— Очки…

— Что — очки? — нетерпеливо переспросила Стеклова.

— Очки у него дорогие, — пояснил он, — А лицо — нет.

— Значит, дедукция, — ухмыльнулась девушка, не сводя глаз с лица следователя.

— Все вокруг кричали, страшно было, — медленно заговорил Меглин, — А он молча смотрел, глаз оторвать не мог. Не страшно ему было, приятно.

— И психоанализ, — недоверчиво резюмировала Есения. Не так она представляла себе легендарного майора.

— Все в глазах, — не глядя на любопытного пассажира, продолжал он глухим, с хрипотцой, голосом, — Жена от него ушла. Любил ее. Все как положено. А она ушла. Почему? Потому что красивая. А красота — это расходы. Пришла, говорит: «Извини, полюбила другого». Он в слезы: «Как так — полюбила?! Сволочь!», а она ему: «Давай без скандалов обойдемся!»

Этот странный монолог, произносимый бесцветным голосом, настолько ошеломил Стеклову, что она застыла, потеряв связь с реальностью.

— Он переживал, спать не мог. Ночью придумал, утром чертежик нарисовал — серьги сделал. В кристалликах яд. Серьги надел и через день умер. Пришел, подарил на память. Ну и все, нет больше человека. А спать не может, потому что в голове будто щекотка. А как спать, когда щекотка, а?

— Вы с кем сейчас разговариваете? — прервала наставника Есения, рассчитывая, что сможет выдернуть его из этого странного подобия транса, или хотя бы заставить моргнуть.

— И тут этот вежливый вдруг нарисовался, — Меглин зло усмехнулся, — Говорит: «Знаю, мол, какой ты мастер, у меня нюх на такие таланты, как ты. Ожерелье сможешь сделать? Но мало ведь сделать, надо еще подарить еще, чтоб приняла. И не первой встречной, а той, которая заслужила, как твоя бывшая, самка продажная». — «А как же я выясню, которая заслужила?» — «А я подскажу тебе. И слова напишу, чтоб подарок приняла. Напишу, выучишь все, как диктор, слово в слово повторишь, потому что сам ты как дите недоразвитое... Родился в Калуге, батя алкаш. Но ничего, отрепетируешь, заодно и развитие подтянешь. А что очечки у тебя на шурупе и изоленте, так ничего страшного, я новые тебе куплю, Володь, и костюм новый куплю». Грамотно все рассчитал, молодец. Мо-ло-дец!

В голове Есении раздался щелчок, расставивший по местам всё, что кружилось в хаосе. Если в начале рассказ следователя казался ей чем-то из области сюрреализма, то сейчас перед глазами вспыхивали моменты выпускного, которые она видеть не могла. В какой-то момент она осознала, что видит происходящее глазами того самого Владимира.

— Получается, что их двое было, — наконец поняла суть странного монолога Стеклова, между ее бровей залегла упрямая морщинка, — Тот, которого взяли, только делал эти изделия. Был еще второй, который говорил, когда дарить, как и при каких обстоятельствах. Сообщник.

— Кукла на пальце и палец — сообщники? — привел простой пример Меглин.

Есения покачала головой, — Нет… Вы его не взяли?

— А как его взять? — усмехнулся майор, — Он все правильно делает. Не сам, чужими руками. Ты Меня Не Поймаешь… Молодец…

Есения с удивлением поняла, что они уже давно покинули пределы города. Мерседес мчал по шоссе, управляемый мрачным следователем, так и не соизволившим ей объяснить цель поездки.

— А…

— В Липецке за два года было убито девять девушек от четырнадцати до двадцати лет. Всех задушили шнурком. Убийца действовал дерзко, иногда при свидетелях, — последовал лаконичный ответ на неозвученный вопрос.

* * *

Уже стемнело, когда Мерседес, наконец, остановился у административного здания вокзала Липецка. Протяжный гудок товарняка разбудил задремавшую Есению. Она вздрогнула, и огляделась по сторонам, пытаясь понять где очутилась. Пока она четко уяснила одно — спрашивать бесполезно.

— Люблю вокзалы. А ты? — как ни в чем не бывало спросил Меглин, прикладываясь к фляжке.

Есения вышла из машины вслед за наставником, — А я нет.

— Надо полюбить, — порекомендовал следователь.

По перрону к ним бежал грузный мужчина:

— Родион Викторович? Меглин? — с трудом выравнивая дыхание, уточнил он, и не дожидаясь ответа представился, — Егоров.

— Егоров? Что ты рацией светишь, Егоров? Ты дурной, что ли? — отчитал его вместо приветствия следователь.

В ответ мужчина что-то промычал, убирая рацию в карман куртки.

— Помощница моя, Настя, знакомься, — небрежно кивнул Меглин в сторону Есении, — Что у вас?

— У нас все готово! — приободрился Егоров.

Родион Викторович хмыкнул, — Ну глянь, Насть, как тебе?

Стеклова, смирившись с новым именем, осмотрела темный перрон, — Не очень, честно говоря.

— Егоров, может тебе объявление по вокзалу пустить, чтобы он сам явился с повинной? Может, так проще?

— А что не так? — недоуменно развел руками сотрудник органов.

Стеклова уже включилась в игру, — Эти двое в такси…, — привлекла она внимание Меглина.

Он чертыхнулся сквозь зубы и быстрым шагом пошел к машине, — Какого рожна везде один, а здесь двое?

Егоров постучал по капоту, — Вали отсюда!

— Вот этот, что у тебя здесь делает? Почему не курит? — следователь опустился на скамейку рядом с неопрятно выглядящим мужичком.

— Так, общественное место… — пробормотал Егоров.

Меглин тяжело вздохнул и пошел дальше, — Это ты придумал? — указывая на бомжа, уточнил он.

— Я...

— А почему он у тебя не воняет? Он вонять должен… ссаками!

Проклиная эксцентричного майора, Егоров давал новые указания своим бойцам, готовящим ловушку для Душителя.

Родиона Викторовича это уже не волновало, — Поехали мы…

Гостиница «Восход» приняла в свои радушные объятья едва стоящего на ногах майора Меглина и стажера Стеклову, наверное, в первый раз так остро пожалевшую, что не вняла увещеваниям отца. Спасибо, что хоть номера было два. Маленьких и душных, с общей ванной комнатой. Есения помогла следователю скоординировать путь в одну из комнат, где пожилая горничная еще, видимо, советской закалки, перестилала кровать. Родион Викторович, не раздеваясь, рухнул прямо на матрас, укрывшись поверх плаща застиранным шерстяным одеялом.

— А, вроде, приличный человек, — осуждающе затянула горничная.

В ответ раздался отчетливый звук, издаваемый кишечником. Так следователь отреагировал на несправедливое, по его мнению, замечание о том, что он приличный человек.

Есения отправила горничную и, вздохнув, присела рядом со спящим наставником, не представляя, что ей делать дальше.