Забытое письмо (джен)

Мо Сюаньюй

Если честно, то иногда в мою бедовую голову приходит мысль о том, что я совсем другой человек: высокий юноша, в темных, а вернее черных, одеяниях, с длинными темными волосами, собранными в неряшливый хвост, перевязанный алой лентой, и серыми глазами, в которых вечно горит озорной огонек. Но глядя на себя в зеркало, вместо того, почему-то вроде бы и не знакомого, но такого, как мне казалось, родного юноши, я постоянно видел вечно лохматое, не высокое, по сравнению с ним, и в чем-то даже немного женственное недоразумение, со взглядом загнанного зверя в золотисто — серых, а вернее серо-карих глазах.

И то, что я видел в них, когда невольно ловил свой лик либо в зеркале, либо в водной глади, почему-то заставляло мое сердце болезненно сжиматься в предчувствии возможной беды, и в то же время отравляло душу горечью от осознания того, что это возможно еще одна, может быть даже и очередная, моя больная фантазия.

И вот в такие редкие, достаточно спокойные мгновения, мне казалось, что в шуме ветра я слышу смутно знакомый голос. Голос, шептавший явно не мне, но откликающийся в моей душе на то, что нам уже «никто» не сможет, а может быть даже и не захочет помочь. А не захочет только лишь потому, что побоится утонуть в «чужой», затаенной где -то в глубине глаз, «печали».

И все это продолжалось до тех пор, пока моя, видимо все же измученная осуждением не только своей сестры, но и нашей деревни, мать не решилась отправить меня в заклинательский орден. И, к моему сожалению ее выбор почему-то пал на Ланьлин Цзин.

А подтолкнуло ее к принятию сего поспешного решения явно болезненное воспоминание, пробудившееся при внезапном появлении загадочного гостя, в золотых одеяниях с крупным пионом на груди.

Вот только сам гость, оказавшийся моим братом, был далеко не рад этой встрече, а я, тяжко вздохнув, и подчиняясь немому приказу матери, достаточно то ли боязливо, то ли нерешительно, попросил, этого выбившегося в люди, а вернее заклинатели господина забрать меня с собой.

Вот только тогда я зря покинул свою деревню: ведь оказавшись в Ланьлине, я по-настоящему осознал насколько был одинок, и насколько был нужен собственной семье, состоящей из матери и ее родни.

А помог мне осознать все это один достаточно неприятный случай: видимо все же мой сводный брат, отчего-то решивший,что я собираюсь занять его место при нашем ветреном отце, стал распускать слухи о моей совсем «не братской» любви к нему. И если первое время, я не придавал этому значения, покорно принимая любые наказания, то потом не выдержал и сорвался — наплевав на свое, и так втоптанное в грязь имя, действительно начал приставать к нему.

И если сначала остальные адепты спускали мне мои шалости с рук, то мой «шисюн», за каждую такую провинность запирал меня в самой дальней комнате, и заставлял разбирать старые документы.

И однажды, отбывая наказания, и разбирая разрозненные записи, повествующие об «Аннигиляции Солнца», а вернее пытаясь разложить их в хронологическом порядке, я нашел старое, немного, а вернее по углам подпалённое, выцветшее письмо, написанное достаточно неразборчивым подчерком, и явно адресованное выжившим «шиди» и «шицзе». Вот только писавший, явно предчувствующий что-то, пожелал остаться безымянным. Но надеясь на что-то этот безымянный, словно умолял доставить его письмо либо в Юньмэн, либо в его родной орден.

Наверное, уже тогда мне следовало бы отдать свою неожиданную находку брату, но что-то меня остановило, и я, поддавшись любопытству все же решил расшифровать эти странные, но как мне казалось наполненные болью каракули.

И расшифровывая их, я невольно заметил, что они, местами выцветшие, местами размытые и даже стертые каракули, под моей рукой все же превращались в достаточно длинное и сумбурное письмо.

«Ши…цзе и шиди, хотя какое право, после всего происшедшего я имею право вас так называть?

……………..чувствую, что … осталось недолго, но хотя бы ….. я все же хотел рассказать вам о том, о чем сожалею.

Хотя сожалениями мне это назвать весьма трудно, но и вспоминать весьма больно.

А ведь всему этому положило начало одно сражение в пещере с черепахой -губительницей…. Но тогда я даже и не предал этому значение, по собственной глупости считая, что был прав… Но ……нет: за мой мнимый мятеж заплатили госпожа Юй и «дядя» Цзян.

….Наверное, тогда, мне впервые захотелось сдаться, но от этого меня удержал … взгляд госпожи Юй, и ее последний приказ. Приказ защитить тебя и шицзе любой ценой.

Но его я так и не выполнил: по- моей вине ты чуть не погиб. А я сам едва пережив острую боль, которая лезвием осознания вскрывала мне сердце, все же решил бросить миру вызов, ведь иного способа спасти тебя не было.

Вот только я не знал, что своими действиями повлеку еще больше смертей… Но не нашим союзникам меня судить, а тебе … … диди.

…Но не только тебе и Яньли я задолжал…. Ты помнишь скромного и забитого брата, и его боевую сестру принадлежащих клану Вэнь?......Если нет, то тогда пусть эта память ляжет еще одним камнем мне на душу… Но …, не взирая на всю опасность они спасли нас и помогли скрыться…

…….Вот только им долг я так и не выплатил: ее брат погиб от руки тех, кто даровал им прощение…. А ее, прямо на моих глазах сожгли на костре… Перед этим, а может быть и после этого, воспользовавшись моим отсутствием, добили стариков и лишенных сил простых людей и калек, которых она пыталась защитить…

…………………………………………………………………………………………

И если сейчас ты …. кабинет, читая эти строчки, то попытайся простить своего непутевого шиди за то, что не смог совершить невозможное и спасти не только тебя, но и … и орден, и еще за то что я вместо благодарности, принес беду в наш дом.

А если эти строки все же дошли до дорогой шицзе, то передай ей спасибо… Спасибо за ее почти забытую материнскую заботу, и ее солнечную улыбку согревающую душу.

Наверное, пока еще ваш А — Ин.»

И до конца прочитав то, что мне удалось восстановить, я понял, что не только хочу выполнить последнее желание этого по-своему сильного и странного человека, но и покинуть этот почти прогнивший, втоптавший все то, что лично мне самому ценно в грязь орден.

В тот момент я, впервые по-настоящему увидел то каким двуличным был мой брат, и понял то, что это письмо не должно достаться ему. А чтобы оно ему не досталось, я, просто забрал и оригинал, и расшифрованную мной копию, спрятав в рукавах своего одеяния.

Вот только тогда я не знал, что за мной следили, и о моем, как им казалось подозрительном поступке все же, доложили. И брат, видимо все же чего-то испугавшийся, сразу же поспешил за мной. А догнав стал требовать вернуть какие-то записи.

Вот только те «записи» он от меня так и не получил: ведь тогда из моего рукава выпало подложенное кем-то письмо явно неприличного содержания.

И оно спасло меня: брат, поймав чужой навет и бегло прочитав его, сначала резко покраснел, а потом не менее резко побледнел, и не глядя на меня поспешил скрыться.

И в тот же день, молодой господин, с подачи, как я позже узнал от матери, нашего сводного брата, все же рискнувшего перед всем кланом назвать меня «обрезанным рукавом», изгнал меня из ордена, тем самым заклеймив меня несмываемым позором.

А то письмо, открывшее мне глаза, на некоторые, ранее не замечаемые мной вещи,так и осталось у меня...

Примечания:

Учитывая, то что пишу ночами, о любых допущенных ошибках прошу сообщать в комментариях.

Заранее благодарю