Забытое письмо (джен)

Мо Сюаньюй

Если честно, то иногда в мою бедовую голову приходит мысль о том, что я совсем другой человек: высокий юноша, в темных, а вернее черных, одеяниях, с длинными темными волосами, собранными в неряшливый хвост, перевязанный алой лентой, и серыми глазами, в которых вечно горит озорной огонек. Но глядя на себя в зеркало, вместо того, почему-то вроде бы и не знакомого, но такого, как мне казалось, родного юноши, я постоянно видел вечно лохматое, не высокое, по сравнению с ним, и в чем-то даже немного женственное недоразумение, со взглядом загнанного зверя в золотисто — серых, а вернее серо-карих глазах.

И то, что я видел в них, когда невольно ловил свой лик либо в зеркале, либо в водной глади, почему-то заставляло мое сердце болезненно сжиматься в предчувствии возможной беды, и в то же время отравляло душу горечью от осознания того, что это возможно еще одна, может быть даже и очередная, моя больная фантазия.

И вот в такие редкие, достаточно спокойные мгновения, мне казалось, что в шуме ветра я слышу смутно знакомый голос. Голос, шептавший явно не мне, но откликающийся в моей душе на то, что нам уже «никто» не сможет, а может быть даже и не захочет помочь. А не захочет только лишь потому, что побоится утонуть в «чужой», затаенной где -то в глубине глаз, «печали».

И все это продолжалось до тех пор, пока моя, видимо все же измученная осуждением не только своей сестры, но и нашей деревни, мать не решилась отправить меня в заклинательский орден. И, к моему сожалению ее выбор почему-то пал на Ланьлин Цзин.

А подтолкнуло ее к принятию сего поспешного решения явно болезненное воспоминание, пробудившееся при внезапном появлении загадочного гостя, в золотых одеяниях с крупным пионом на груди.

Вот только сам гость, оказавшийся моим братом, был далеко не рад этой встрече, а я, тяжко вздохнув, и подчиняясь немому приказу матери, достаточно то ли боязливо, то ли нерешительно, попросил, этого выбившегося в люди, а вернее заклинатели господина забрать меня с собой.

Вот только тогда я зря покинул свою деревню: ведь оказавшись в Ланьлине, я по-настоящему осознал насколько был одинок, и насколько был нужен собственной семье, состоящей из матери и ее родни.

А помог мне осознать все это один достаточно неприятный случай: видимо все же мой сводный брат, отчего-то решивший,что я собираюсь занять его место при нашем ветреном отце, стал распускать слухи о моей совсем «не братской» любви к нему. И если первое время, я не придавал этому значения, покорно принимая любые наказания, то потом не выдержал и сорвался — наплевав на свое, и так втоптанное в грязь имя, действительно начал приставать к нему.

И если сначала остальные адепты спускали мне мои шалости с рук, то мой «шисюн», за каждую такую провинность запирал меня в самой дальней комнате, и заставлял разбирать старые документы.

И однажды, отбывая наказания, и разбирая разрозненные записи, повествующие об «Аннигиляции Солнца», а вернее пытаясь разложить их в хронологическом порядке, я нашел старое, немного, а вернее по углам подпалённое, выцветшее письмо, написанное достаточно неразборчивым подчерком, и явно адресованное выжившим «шиди» и «шицзе». Вот только писавший, явно предчувствующий что-то, пожелал остаться безымянным. Но надеясь на что-то этот безымянный, словно умолял доставить его письмо либо в Юньмэн, либо в его родной орден.

Наверное, уже тогда мне следовало бы отдать свою неожиданную находку брату, но что-то меня остановило, и я, поддавшись любопытству все же решил расшифровать эти странные, но как мне казалось наполненные болью каракули.

И расшифровывая их, я невольно заметил, что они, местами выцветшие, местами размытые и даже стертые каракули, под моей рукой все же превращались в достаточно длинное и сумбурное письмо.

«Ши…цзе и шиди, хотя какое право, после всего происшедшего я имею право вас так называть?

……………..чувствую, что … осталось недолго, но хотя бы ….. я все же хотел рассказать вам о том, о чем сожалею.

Хотя сожалениями мне это назвать весьма трудно, но и вспоминать весьма больно.

А ведь всему этому положило начало одно сражение в пещере с черепахой -губительницей…. Но тогда я даже и не предал этому значение, по собственной глупости считая, что был прав… Но ……нет: за мой мнимый мятеж заплатили госпожа Юй и «дядя» Цзян.

….Наверное, тогда, мне впервые захотелось сдаться, но от этого меня удержал … взгляд госпожи Юй, и ее последний приказ. Приказ защитить тебя и шицзе любой ценой.

Но его я так и не выполнил: по- моей вине ты чуть не погиб. А я сам едва пережив острую боль, которая лезвием осознания вскрывала мне сердце, все же решил бросить миру вызов, ведь иного способа спасти тебя не было.

Вот только я не знал, что своими действиями повлеку еще больше смертей… Но не нашим союзникам меня судить, а тебе … … диди.

…Но не только тебе и Яньли я задолжал…. Ты помнишь скромного и забитого брата, и его боевую сестру принадлежащих клану Вэнь?......Если нет, то тогда пусть эта память ляжет еще одним камнем мне на душу… Но …, не взирая на всю опасность они спасли нас и помогли скрыться…

…….Вот только им долг я так и не выплатил: ее брат погиб от руки тех, кто даровал им прощение…. А ее, прямо на моих глазах сожгли на костре… Перед этим, а может быть и после этого, воспользовавшись моим отсутствием, добили стариков и лишенных сил простых людей и калек, которых она пыталась защитить…

…………………………………………………………………………………………

И если сейчас ты …. кабинет, читая эти строчки, то попытайся простить своего непутевого шиди за то, что не смог совершить невозможное и спасти не только тебя, но и … и орден, и еще за то что я вместо благодарности, принес беду в наш дом.

А если эти строки все же дошли до дорогой шицзе, то передай ей спасибо… Спасибо за ее почти забытую материнскую заботу, и ее солнечную улыбку согревающую душу.

Наверное, пока еще ваш А — Ин.»

И до конца прочитав то, что мне удалось восстановить, я понял, что не только хочу выполнить последнее желание этого по-своему сильного и странного человека, но и покинуть этот почти прогнивший, втоптавший все то, что лично мне самому ценно в грязь орден.

В тот момент я, впервые по-настоящему увидел то каким двуличным был мой брат, и понял то, что это письмо не должно достаться ему. А чтобы оно ему не досталось, я, просто забрал и оригинал, и расшифрованную мной копию, спрятав в рукавах своего одеяния.

Вот только тогда я не знал, что за мной следили, и о моем, как им казалось подозрительном поступке все же, доложили. И брат, видимо все же чего-то испугавшийся, сразу же поспешил за мной. А догнав стал требовать вернуть какие-то записи.

Вот только те «записи» он от меня так и не получил: ведь тогда из моего рукава выпало подложенное кем-то письмо явно неприличного содержания.

И оно спасло меня: брат, поймав чужой навет и бегло прочитав его, сначала резко покраснел, а потом не менее резко побледнел, и не глядя на меня поспешил скрыться.

И в тот же день, молодой господин, с подачи, как я позже узнал от матери, нашего сводного брата, все же рискнувшего перед всем кланом назвать меня «обрезанным рукавом», изгнал меня из ордена, тем самым заклеймив меня несмываемым позором.

А то письмо, открывшее мне глаза, на некоторые, ранее не замечаемые мной вещи,так и осталось у меня...

Примечания:

Учитывая, то что пишу ночами, о любых допущенных ошибках прошу сообщать в комментариях.

Заранее благодарю

Цзян Чэн

Сейчас, оглядываясь назад, вместо немного забитого, достаточно гордого и заботливого мальчишки, в глазах которого мелькали искры, и пытающемуся скрыть зависть к своему названному брату, я вижу сломленного многочисленными потерями, угрюмого и властного Саньду Шэншоу.

Вот только когда все это произошло я сам так и не понял: просто все мое время застыло в нескольких трагичных моментах. И сейчас готовясь к очередному важному совету заклинателей я невольно вспоминаю их.

И теперь, читая отчеты собственных адептов о происшествии в Пристани Лотоса, я всегда почему-то невольно вспоминаю прощальный, и даже кажется немного обреченный взгляд своей матери, и твердый, скрывающий некое обещание взгляд своего собственного шинсюна. Вот только тогда я даже и не думал вникать в их немой диалог, ведь все мои мысли были спутаны некой охватившей меня тревогой. И то что навсегда осталось в моей памяти — родной, пусть и немного забытый силуэт матери, на фоне горящего дома.

И возвращаясь в этот момент, я все же невольно спрашивал у тебя, Вэй Ин, что же ты ей мог пообещать. А зная тебя, это могло быть чем то,что могло соответствовать девизу нашего ордена: чем то невозможным.

И теперь знакомясь с результатами работы своих адептов я сам невольно вспоминаю те дни, которые мы сами провели в бегах. И ту цену, которую каждый из нас заплатил за свое спасение. И если тогда я сам потерял только ядро и возможность заплатить наглому клану за свою семью, то чего же лишился ты мой заклятый брат?

Вот только тогда ты мне так и не ответил, а я, опьяненный собственной болью так и не заметил, как померкла твоя улыбка, а в глазах стала отражаться бездна.

И знакомясь с данными о жертвах «Ночных охот», я почему-то невольно вижу расплывчатую фигуру странной целительницы и ее брата, из ненавистного нам клана, и почему-то слышу твой встревоженный голос… Вот только на этом мои теплые воспоминания о тебе почему-то обрываются, и перед глазами возникает картина гибели моей сестры и твоей дорогой шицзе.

И вот ее гибель я так и не смог тебе простить… Хотя иногда мне кажется, что было что-то еще… Но это «что-то» вечно от меня ускользало. И ускользало ровно до тех пор, пока я, на одном из «Советов», не столкнулся с взъерошенным мальчишкой, отдаленно похожим на тебя, Вэй Ин.

И если тогда я сам не предал никакого значения данной встрече, то стоящий где-то в отдалении «великий» Цзинь Гуанъяо чего-то испугался. Вот только я сам погруженный в собственные мысли этого так и не заметил.

Зато все это заметил, забытый мною мальчишка, который недолго думая, что-то вложил мне в рукав. И пока я не успел схватиться за Цзыдянь, он на одном дыхании прошептал одну единственную фразу: «Господинвсеэтокасаетсява..сем..и».- И прошептав поспешил уйти в неизвестном мне направлении.

Вот только видел это не один глава ордена Цзинь, и помимо текущих проблем, все уважаемые заклинатели принялись бурно обсуждать мою личную жизнь.

И как я тогда не пустил вход Цзыдянь я не знаю, зато заметивший мое состояние глава ордена Лань, предложил на этом и закончить столь важное собрание.

И как только недовольный гул стих, я сразу же поспешил покинуть столь «гостеприимную» башню.

Вот только в «Пристань Лотоса», я вернулся в растрепанных чувствах, а мои руки жгло злосчастное, явно не отправленное много лет назад письмо.

И я, не обращая внимания на встревоженных слуг поспешил к себе, по пути приказав кому-то принести мне вина, предчувствуя что эта ночь будет долгой.

И как только я раскрыл конверт, то понял, что все же предчувствие не обмануло меня: в конверте лежало два письма, причем одно было написано неразборчивым почерком Вэй Ина, а другое — явно того мальчишки.

И вот читая каракули мальчишки,как-то не решившись взять потрепанный лист оставленный все еще родным, пусть и не по крови братом,я понял,как мой пока еще шинсюн был прав: вот только вместо кабинета я громил свою, а когда-то давно нашу комнату.

Но от этого легче мне не стало, зато я нашел ответы на некоторые мучившие меня вопросы:

Во- первых, я все же узнал, что же ты пообещал моей матери. Но узнал я об этом слишком поздно, хотя все время предполагал то, что она приказала меня защищать. И зная тебя, я все же смог понять, что ты все же совершил невозможное и выполнил ее последний приказ. Приказ защищать меня и, возможно, мою сестру. Вот только ее, в отличии от меня ты и не смог спасти.

«Но какой ценой ты все же сумел защитить меня ?» — все же мысленно кричала моя раненая душа и я сам не раз спрашивал себя.— « Но не сумел уберечь Янли?" — ядовито добавляла моя раненная гордость.

Во — вторых, я даже и подумать не мог, что ради меня ты, заручившись поддержкой двух целителей, которых только теперь я не могу считать псами, ты бросишь нашему привычному миру вызов и все же хоть и на время вернешься ко мне и Янли. И то что ты один, попытаешься выплатить им наш долг…

И наконец, мне все же больно…что я…ненавижу…..не могу…простить…. понять…. тебя…. А — Ин»……..