Иван Понырёв и... (джен)

Прошло достаточно времени, чтобы я смог прийти в себя после гибели Берлиоза и последовавших за этим событий, которых я как атеист, всё же он был прав, критикуя ту поэму про Христа, не мог поверить. Не мог бы, извини, пожалуйста, дорогой дневник.

По ночам я вижу его и его любимую. Мне рассказывали, что есть такое понятие как проклятие. Вот каждую ночь оно настигает меня. Надеюсь, это когда-нибудь закончится.

Днём я стараюсь избегать Пионерских прудов, так как гибель Берлиоза оставила шрам на моей памяти, седые волосы не дадут соврать. Хотя седыми они начали становиться после того как его якобы друг, того, с кем я общался у Стравинского, начал распространять его «Понтий Пилат». Вот зачем он это делает? Я не понимаю. Наживаться на мёртвом? А какой смысл? Ты-то, дорогой дневник, мне понятное дело не ответишь, но хочется узнать, в чём его логика. Если она, конечно, есть.

Мои стихи... они далеко в прошлом. Как и моя молодость. Говорят, что по молодости надо найти любовь, создать семью и быть счастливым. У меня, видимо, свой путь. Счастливым после посещения психиатрической больницы меня ничего не делает. Это второй кошмар после явлений еженощно мастера и его любимой. Хорошо, что их только двое, иначе я бы правда сошёл с ума. Создать семью мне не позволяет понимание, что я могу быть виноватым в гибели Берлиоза. Как-никак, а я считал его своим другом, с которым можно было бы выпить и обсудить ту или иную проблему. Разница пятнадцать лет в его пользу? И что? Вон девки выходят по молодости за стариков и никто не возмущается! Найти любовь... самое сложное. Кому нужен я, а я считаю себя неудачником, хотя и из поэты эволюционировал до учёного. Как это вышло, я сам не могу до конца понять. Зато могу понять одно: будь ты тысячу раз неверующим, но после того как увидишь, как огромный кот взбирается на трамвай и едет, как двое идут так быстро будто они автомобиль, если не быстрее, ты перестанешь им быть.

Говорят, что скоро война. Об этом запрещено говорить, а то расстреляют. Что я хотел бы ещё сказать... временами хочется умереть от одиночества. Миши не осталось, мастер умер, разговаривать с ребятами из Грибоедова не хочется после предательства одного из них... Одиночество оно такое: съедает тебя изнутри, пока ты живёшь. Если это можно вообще жизнью назвать, потому что живут те, кто любит. У них всё всегда хорошо, есть ради кого возвращаться домой. А мне?

Ладно, пора бы закругляться, дорогой дневник. Сейчас май 1941 года.