Бумажный папа (джен)

«Привет, папа! Как у тебя дела? В Хогвартсе мне очень нравится, я даже забываю, что приехал сюда только неделю назад. Сегодня ничего особенного не произошло: я немного позанимался трансфигурацией, написал огромное эссе по зельям, а потом пошел на ужин. Мне все еще некомфортно рядом с Роном ― я думал, мы подружимся, но он постоянно говорит, что я везунчик, счастливчик и все в таком роде. Кажется, он завидует, что Волан-де-Морт напал на меня, а не на него. Это так неприятно, ведь я не издеваюсь над его старой одеждой и не смеюсь над тем, что его семья очень бедная ― как это постоянно делает Малфой. Я не знаю, что с ним делать, так что я пока дружу с одной Гермионой. Она умная, много читает, и мне это нравится. Кстати, папа, я тут вот о чем подумал. Ты как-то говорил, что не можешь навещать меня у Дурслей, потому что по закону маги не должны появляться там, где живут маглы. Наверное, это не касается маленьких магов, а только взрослых, ведь я жил у них целых десять лет... Но это неважно. Ты бы мог, к примеру, приехать ко мне в Хогвартс? Было бы здорово тебя увидеть. Искренне, твой Гарри».

«Привет, сынок! Рад слышать, что ты доволен школой, что тебе там хорошо. Не огорчайся насчет Рона: твои друзья сами тебя найдут, главное ― будь собой. А ты у меня самый лучший, смелый и умный. Мой милый, мне очень жаль, но я никак не могу к тебе приехать. Есть причины намного серьезнее, чем законы о маглах. Речь идет о твоей безопасности, которая для меня важнее всего. Все это время ты был под кровной защитой своих родственников. Так будет и дальше. А я всегда рядом, ты же знаешь, даже когда далеко. Ложись спать, не засиживайся допоздна. Люблю тебя, твой папа.

P.S. Если тебе что-то нужно купить, напиши, я пришлю в ближайшие дни».

Гарри, прочитав письмо, резко выдыхает. Что ж, он попытался.

Он не имеет права сердиться на отца, ведь тот сделал для него так много. Именно благодаря ему Гарри довольно сносно жилось у Дурслей, а могло бы быть совсем иначе…

Ему тогда было четыре или пять. Дядя с тетей относились к нему, как к надоедливому ребенку и всячески показывали, что он нежеланный в их семье. Однажды дядя Вернон так разозлился из-за одного невинного вопроса, что набросился на него с упреками и в сердцах отпустил ему оплеуху. Дело происходило в гостиной. Пока Гарри глотал слезы и сопли от обиды и пятился к стене, потому что дядя продолжал на него орать, входная дверь с треском распахнулась сама собой. Дядя Вернон моментально заткнулся, обернувшись с ошалелым видом, а тетя Петунья, протирающая сервиз от пыли, со звоном выронила блюдце.

На пороге стояла темная фигура в длинном черном плаще и в капюшоне.

Гарри плохо помнит, что происходило потом. Звуки вмиг исчезли, как будто у него внезапно испортился слух. Но, скорее всего, это была магия. Он оказался изолирован от внешнего мира и не видел ничего: все вокруг него окуталось густым туманом.

После этого происшествия дядю с тетей как подменили. Они стали вдруг приторно ласковыми и услужливыми, отчего Гарри воротило: он чувствовал, что это неискренне. Но были и плюсы: Гарри переселили с чулана в нормальную комнату, а Дадли перестал его бить, когда захочет. Видимо, приход таинственного незнакомца подействовал и на него.

Гарри знал: это был отец. Он пришел, чтобы его защитить. И он придет снова, если что-то подобное случится.

Гарри с тоской осматривает себя. Новая мантия из качественной матовой ткани, теплая, легкая и удобная. Блестящие новенькие ботинки и костюм с жилеткой, сшитый на заказ. Это не говоря уже о метле последней модели, которую отец подарил ему в первый день поступления в Хогвартс, разных мелочах в виде пергамента, перьев, инструментов для зельеварения ― все качественное от лучших производителей. Отец никогда не скупился и баловал его дорогими подарками, как у Дурслей, так и сейчас. Все семейство, скрипя зубами, громко радовалось и восхищалось, когда Гарри получал огромные посылки с игрушками, книгами, сладостями, одеждой… Забавно, что тетя Петунья лезла из кожи вон, чтобы купить своему Дадлику что-то подобное, потому что тот неприкрыто страдал и ужасно завидовал. Но подарки отца все равно превосходили и количеством, и качеством.

Гарри не может сдержать язвительную улыбку, вспоминая обиженно-возмущенное жирное лицо Дадли. Но тут же улыбка гаснет. Его тупой двоюродный брат не осознавал, что хотя Гарри может получить все, что захочет, у него нет самого главного, того, что было у него самого ― родителей, которые всегда рядом, которых можно обнять, с которыми можно поговорить с любую минуту… а не писать горы писем, которые никогда не заменят живого общения.

Отец ему часто снился. Он приходил ночью в том самом плаще, что и в первый раз, а лицо было скрыто под капюшоном. Иногда он просто стоял возле кровати, а иногда присаживался рядом, нежно гладил по волосам и целовал в лоб. Иногда Гарри казалось, что он не спит, и это происходит наяву ― шелест ткани плаща, осторожные прикосновения и даже запахи пряностей, идущие от его одежды, были словно настоящими. Но когда он просыпался, отец исчезал в пелене грез, и Гарри снова оказывался в своей привычной тоскливой реальности.

Помня оплеуху, благодаря которой тут же пришел отец и навел порядки, Гарри начал вести себя нагло и вызывающе. Он питал слабую надежду, что его треснут еще раз, и когда отец появится ― а он непременно появится, ― Гарри не упустит шанса с ним поговорить. Но, как ни странно, Дурсли все спускали ему с рук, даже откровенное хамство и швыряние драгоценной тетиной посуды в стену.

Первое письмо отец прислал, когда ему было лет шесть. Прочитав его, Гарри узнал, что он волшебник, и что наступит время, когда он поедет учиться в специальную крутую школу для магов. А до этого он должен ходить в обычную школу и старательно там учиться, чтобы привыкать к дисциплине. Отец обещал ему слать письма как можно чаще, и совы приносили их каждый день или через день. Птицы, прилетавшие в открытое окно, были разны видов и пород ― маленькие, большие, серые, пестрые и белоснежно белые. Гарри любил их рассматривать и гладить. Больше всего он жалел, что совы не говорят. Они бы рассказали, где живет отец, и Гарри смог бы к нему приехать. Но, увы. Все, что он мог ― это писать ему и с нетерпением ждать ответа.

Конечно, Гарри первым делом спросил, почему папа не может его забрать к себе. Ему не нравились подобострастные неискренние Дурсли, и он хотел бы жить с отцом. Но тот ответил, что пока это невозможно. Что речь идет о его безопасности, поэтому Гарри обязан оставаться там, где есть.

Поначалу его такой ответ устраивал. Но чем старше Гарри становился, тем больше у него появлялось вопросов. Почему отец его не навещает, если действительно любит? Неужели ему совсем не хочется увидеть сына? Почему Гарри не может жить вместе с ним? Это какая-то глупость. Ведь Дадли спокойно живет с родителями, те его обожают и ни за что не отдали бы даже близким родственникам.

Но отец так ничего конкретного и не сказал. Все его ответы сводились к одному: Гарри грозит какая-то мифическая опасность, и он ничего не может изменить.

Единственная опасность, которая когда-либо грозила Гарри ― это Волан-де-Морт. Да, он пытался его убить в младенчестве, уничтожил его семью: маму и приемного отца. А потом и сам сгинул. Где он? Нет нигде. Так чего же бояться?

Отец, видимо, считает иначе.

Но приехать-то он может! Просто приехать и ничего более. Они могут встретиться и поговорить, например, в кабинете директора. Дамблдор Гарри сразу понравился: своим добродушными видом и теплыми нотками в голосе он располагал к себе и внушал доверие. Наверняка он умеет хранить тайны. В общем, можно сделать так, чтобы никто об их встрече не узнал, если отцу это так важно.

Гарри вздыхает, перечитывая еще раз письмо, в котором нет ни капли надежды на то, что они когда-нибудь встретятся.

Он быстро забирается на кровать, беря с собой все письменные принадлежности, и задергивает полог: в комнату из гостиной с шумом возвращаются одногруппники. Сейчас они будут готовиться ко сну и пусть думают, что Гарри уже спит. Он быстро взмахивает палочку, накладывая заглушающие чары ― заклинание, которому его научила Гермиона. Убедившись, что сработало, Гарри берет чистый пергамент и заносит над ним перо ― так и застывает.

Обычно Гарри писал только о хорошем и не жаловался на всякие неудобства и мелочи. Не хотел лишний раз беспокоить отца, а может, подспудно боялся, что если будет ныть и капризничать, то тот замолчит и не пришлет больше ни одного послания. Ведь письма ― это единственное, что их связывало. Гарри не мог потерять то, что было для него так дорого.

Но, кажется, отец не собирался прекращать ему писать, ведь столько лет все происходило неизменно. Так что…

«Папа, тут еще такое дело… Вообще-то у меня все хорошо, кроме одного. На первом занятии по зельеварению ко мне прицепился Снейп… ой, то есть, профессор Снейп. Он поставил меня перед всеми и начал спрашивать меня о том, что я не знал. Наверное, он считал, что я должен был выучить наизусть весь учебник за несколько дней до приезда в Хогвартс. И ладно, если б я один был такой. Но никто, кроме Гермионы не мог ответить на его каверзные вопросы. Ну, она гений, это понятно, а вот я…»

Гарри прерывается, чувствуя неприятный комок в горле. И эти мысли о том, какой он еще маленький и уязвимый… Нет, это ему совсем не нравится.

Это мерзкое чувство и раньше его преследовало, хотя Гарри всеми силами гнал его от себя. Он знал, что должен быть сильным. Ведь несмотря на видимое отношение Дурслей он знал: в глубине души они его ненавидят и за его спиной чуть ли не проклинают его. А это означало, что он был один во всем мире, не считая призрачного отца, которого нет рядом, но который наверняка снова придет его защитить, если Гарри в этом будет нуждаться.

И вот, допустим, он нуждается.

Гарри нервно грызет перо. Так неловко писать о том, каким ничтожным и глупым он выглядел перед профессором Снейпом. Может, папа перестанет его уважать и посчитает хлюпиком, который ноет от всякой несправедливости? Но ведь Гарри не такой. Он смелый, сильный, уверенный в себе. Такой, каким его считает отец. И каким он просто обязан быть.

Но как же хочется его увидеть! Не во сне, а наяву. Обнять его, зарыться лицом в тот черный плащ и физически почувствовать: его любят. Он нужен. Пусть это случится хотя бы раз. Что ж, ради этого Гарри готов рискнуть и выставить себя в некрасивом свете.

«…а вот я самый обычный студент. А еще профессор Снейп смотрит на меня слишком пристально, даже когда мы просто пересекаемся в коридорах. И в большом зале за столом ― он не спускает с меня глаз, я специально проверял и несколько просил Гермиону, чтобы та глянула, смотрит ли он на меня. Знаешь, я бы не писал тебе, если бы мог справиться с этой проблемой сам. Но он взрослый, опытный маг, о нем ходят всякие дурные слухи, и я не знаю, что он замышляет. Я чувствую себя рядом с ним очень неуютно, у меня даже голова начинает болеть. Но не ходить на его занятия я не могу: зельеварение обязательный предмет. Что бы ты посоветовал? Твой Гарри».

Гарри с облегчением откладывает перо. Он это сделал. Что ж, отцу не должно быть наплевать, как к его сыну относятся профессора. А Снейп и правда ведет себя подозрительно. Кто знает, что от него ожидать.

Гарри сворачивает пергамент, перевязывает его, как положено, после чего берет палочку и легонько прикасается к письму:

― Эпистулам!

Пергамен исчезает. Это заклинание придумал отец, чтобы ускорить переписку. Теперь, когда у него есть палочка, Гарри может спокойно ею пользоваться, и совы не нужны. Письмо отправляется мгновенно: по словам отца, оно оказывается у него в кармане. А письмо для Гарри появляется у него под подушкой.

Гарри ждет несколько минут, но письма все нет и нет. Наверное, отец лег спать, ведь уже довольно поздно. Что ж, значит, ответ придет утром, и на этот раз пусть он будет обнадеживающим.