Бумажный папа (джен)

«Привет, папа! Как у тебя дела? В Хогвартсе мне очень нравится, я даже забываю, что приехал сюда только неделю назад. Сегодня ничего особенного не произошло: я немного позанимался трансфигурацией, написал огромное эссе по зельям, а потом пошел на ужин. Мне все еще некомфортно рядом с Роном ― я думал, мы подружимся, но он постоянно говорит, что я везунчик, счастливчик и все в таком роде. Кажется, он завидует, что Волан-де-Морт напал на меня, а не на него. Это так неприятно, ведь я не издеваюсь над его старой одеждой и не смеюсь над тем, что его семья очень бедная ― как это постоянно делает Малфой. Я не знаю, что с ним делать, так что я пока дружу с одной Гермионой. Она умная, много читает, и мне это нравится. Кстати, папа, я тут вот о чем подумал. Ты как-то говорил, что не можешь навещать меня у Дурслей, потому что по закону маги не должны появляться там, где живут маглы. Наверное, это не касается маленьких магов, а только взрослых, ведь я жил у них целых десять лет... Но это неважно. Ты бы мог, к примеру, приехать ко мне в Хогвартс? Было бы здорово тебя увидеть. Искренне, твой Гарри».

«Привет, сынок! Рад слышать, что ты доволен школой, что тебе там хорошо. Не огорчайся насчет Рона: твои друзья сами тебя найдут, главное ― будь собой. А ты у меня самый лучший, смелый и умный. Мой милый, мне очень жаль, но я никак не могу к тебе приехать. Есть причины намного серьезнее, чем законы о маглах. Речь идет о твоей безопасности, которая для меня важнее всего. Все это время ты был под кровной защитой своих родственников. Так будет и дальше. А я всегда рядом, ты же знаешь, даже когда далеко. Ложись спать, не засиживайся допоздна. Люблю тебя, твой папа.

P.S. Если тебе что-то нужно купить, напиши, я пришлю в ближайшие дни».

Гарри, прочитав письмо, резко выдыхает. Что ж, он попытался.

Он не имеет права сердиться на отца, ведь тот сделал для него так много. Именно благодаря ему Гарри довольно сносно жилось у Дурслей, а могло бы быть совсем иначе…

Ему тогда было четыре или пять. Дядя с тетей относились к нему, как к надоедливому ребенку и всячески показывали, что он нежеланный в их семье. Однажды дядя Вернон так разозлился из-за одного невинного вопроса, что набросился на него с упреками и в сердцах отпустил ему оплеуху. Дело происходило в гостиной. Пока Гарри глотал слезы и сопли от обиды и пятился к стене, потому что дядя продолжал на него орать, входная дверь с треском распахнулась сама собой. Дядя Вернон моментально заткнулся, обернувшись с ошалелым видом, а тетя Петунья, протирающая сервиз от пыли, со звоном выронила блюдце.

На пороге стояла темная фигура в длинном черном плаще и в капюшоне.

Гарри плохо помнит, что происходило потом. Звуки вмиг исчезли, как будто у него внезапно испортился слух. Но, скорее всего, это была магия. Он оказался изолирован от внешнего мира и не видел ничего: все вокруг него окуталось густым туманом.

После этого происшествия дядю с тетей как подменили. Они стали вдруг приторно ласковыми и услужливыми, отчего Гарри воротило: он чувствовал, что это неискренне. Но были и плюсы: Гарри переселили с чулана в нормальную комнату, а Дадли перестал его бить, когда захочет. Видимо, приход таинственного незнакомца подействовал и на него.

Гарри знал: это был отец. Он пришел, чтобы его защитить. И он придет снова, если что-то подобное случится.

Гарри с тоской осматривает себя. Новая мантия из качественной матовой ткани, теплая, легкая и удобная. Блестящие новенькие ботинки и костюм с жилеткой, сшитый на заказ. Это не говоря уже о метле последней модели, которую отец подарил ему в первый день поступления в Хогвартс, разных мелочах в виде пергамента, перьев, инструментов для зельеварения ― все качественное от лучших производителей. Отец никогда не скупился и баловал его дорогими подарками, как у Дурслей, так и сейчас. Все семейство, скрипя зубами, громко радовалось и восхищалось, когда Гарри получал огромные посылки с игрушками, книгами, сладостями, одеждой… Забавно, что тетя Петунья лезла из кожи вон, чтобы купить своему Дадлику что-то подобное, потому что тот неприкрыто страдал и ужасно завидовал. Но подарки отца все равно превосходили и количеством, и качеством.

Гарри не может сдержать язвительную улыбку, вспоминая обиженно-возмущенное жирное лицо Дадли. Но тут же улыбка гаснет. Его тупой двоюродный брат не осознавал, что хотя Гарри может получить все, что захочет, у него нет самого главного, того, что было у него самого ― родителей, которые всегда рядом, которых можно обнять, с которыми можно поговорить с любую минуту… а не писать горы писем, которые никогда не заменят живого общения.

Отец ему часто снился. Он приходил ночью в том самом плаще, что и в первый раз, а лицо было скрыто под капюшоном. Иногда он просто стоял возле кровати, а иногда присаживался рядом, нежно гладил по волосам и целовал в лоб. Иногда Гарри казалось, что он не спит, и это происходит наяву ― шелест ткани плаща, осторожные прикосновения и даже запахи пряностей, идущие от его одежды, были словно настоящими. Но когда он просыпался, отец исчезал в пелене грез, и Гарри снова оказывался в своей привычной тоскливой реальности.

Помня оплеуху, благодаря которой тут же пришел отец и навел порядки, Гарри начал вести себя нагло и вызывающе. Он питал слабую надежду, что его треснут еще раз, и когда отец появится ― а он непременно появится, ― Гарри не упустит шанса с ним поговорить. Но, как ни странно, Дурсли все спускали ему с рук, даже откровенное хамство и швыряние драгоценной тетиной посуды в стену.

Первое письмо отец прислал, когда ему было лет шесть. Прочитав его, Гарри узнал, что он волшебник, и что наступит время, когда он поедет учиться в специальную крутую школу для магов. А до этого он должен ходить в обычную школу и старательно там учиться, чтобы привыкать к дисциплине. Отец обещал ему слать письма как можно чаще, и совы приносили их каждый день или через день. Птицы, прилетавшие в открытое окно, были разны видов и пород ― маленькие, большие, серые, пестрые и белоснежно белые. Гарри любил их рассматривать и гладить. Больше всего он жалел, что совы не говорят. Они бы рассказали, где живет отец, и Гарри смог бы к нему приехать. Но, увы. Все, что он мог ― это писать ему и с нетерпением ждать ответа.

Конечно, Гарри первым делом спросил, почему папа не может его забрать к себе. Ему не нравились подобострастные неискренние Дурсли, и он хотел бы жить с отцом. Но тот ответил, что пока это невозможно. Что речь идет о его безопасности, поэтому Гарри обязан оставаться там, где есть.

Поначалу его такой ответ устраивал. Но чем старше Гарри становился, тем больше у него появлялось вопросов. Почему отец его не навещает, если действительно любит? Неужели ему совсем не хочется увидеть сына? Почему Гарри не может жить вместе с ним? Это какая-то глупость. Ведь Дадли спокойно живет с родителями, те его обожают и ни за что не отдали бы даже близким родственникам.

Но отец так ничего конкретного и не сказал. Все его ответы сводились к одному: Гарри грозит какая-то мифическая опасность, и он ничего не может изменить.

Единственная опасность, которая когда-либо грозила Гарри ― это Волан-де-Морт. Да, он пытался его убить в младенчестве, уничтожил его семью: маму и приемного отца. А потом и сам сгинул. Где он? Нет нигде. Так чего же бояться?

Отец, видимо, считает иначе.

Но приехать-то он может! Просто приехать и ничего более. Они могут встретиться и поговорить, например, в кабинете директора. Дамблдор Гарри сразу понравился: своим добродушными видом и теплыми нотками в голосе он располагал к себе и внушал доверие. Наверняка он умеет хранить тайны. В общем, можно сделать так, чтобы никто об их встрече не узнал, если отцу это так важно.

Гарри вздыхает, перечитывая еще раз письмо, в котором нет ни капли надежды на то, что они когда-нибудь встретятся.

Он быстро забирается на кровать, беря с собой все письменные принадлежности, и задергивает полог: в комнату из гостиной с шумом возвращаются одногруппники. Сейчас они будут готовиться ко сну и пусть думают, что Гарри уже спит. Он быстро взмахивает палочку, накладывая заглушающие чары ― заклинание, которому его научила Гермиона. Убедившись, что сработало, Гарри берет чистый пергамент и заносит над ним перо ― так и застывает.

Обычно Гарри писал только о хорошем и не жаловался на всякие неудобства и мелочи. Не хотел лишний раз беспокоить отца, а может, подспудно боялся, что если будет ныть и капризничать, то тот замолчит и не пришлет больше ни одного послания. Ведь письма ― это единственное, что их связывало. Гарри не мог потерять то, что было для него так дорого.

Но, кажется, отец не собирался прекращать ему писать, ведь столько лет все происходило неизменно. Так что…

«Папа, тут еще такое дело… Вообще-то у меня все хорошо, кроме одного. На первом занятии по зельеварению ко мне прицепился Снейп… ой, то есть, профессор Снейп. Он поставил меня перед всеми и начал спрашивать меня о том, что я не знал. Наверное, он считал, что я должен был выучить наизусть весь учебник за несколько дней до приезда в Хогвартс. И ладно, если б я один был такой. Но никто, кроме Гермионы не мог ответить на его каверзные вопросы. Ну, она гений, это понятно, а вот я…»

Гарри прерывается, чувствуя неприятный комок в горле. И эти мысли о том, какой он еще маленький и уязвимый… Нет, это ему совсем не нравится.

Это мерзкое чувство и раньше его преследовало, хотя Гарри всеми силами гнал его от себя. Он знал, что должен быть сильным. Ведь несмотря на видимое отношение Дурслей он знал: в глубине души они его ненавидят и за его спиной чуть ли не проклинают его. А это означало, что он был один во всем мире, не считая призрачного отца, которого нет рядом, но который наверняка снова придет его защитить, если Гарри в этом будет нуждаться.

И вот, допустим, он нуждается.

Гарри нервно грызет перо. Так неловко писать о том, каким ничтожным и глупым он выглядел перед профессором Снейпом. Может, папа перестанет его уважать и посчитает хлюпиком, который ноет от всякой несправедливости? Но ведь Гарри не такой. Он смелый, сильный, уверенный в себе. Такой, каким его считает отец. И каким он просто обязан быть.

Но как же хочется его увидеть! Не во сне, а наяву. Обнять его, зарыться лицом в тот черный плащ и физически почувствовать: его любят. Он нужен. Пусть это случится хотя бы раз. Что ж, ради этого Гарри готов рискнуть и выставить себя в некрасивом свете.

«…а вот я самый обычный студент. А еще профессор Снейп смотрит на меня слишком пристально, даже когда мы просто пересекаемся в коридорах. И в большом зале за столом ― он не спускает с меня глаз, я специально проверял и несколько просил Гермиону, чтобы та глянула, смотрит ли он на меня. Знаешь, я бы не писал тебе, если бы мог справиться с этой проблемой сам. Но он взрослый, опытный маг, о нем ходят всякие дурные слухи, и я не знаю, что он замышляет. Я чувствую себя рядом с ним очень неуютно, у меня даже голова начинает болеть. Но не ходить на его занятия я не могу: зельеварение обязательный предмет. Что бы ты посоветовал? Твой Гарри».

Гарри с облегчением откладывает перо. Он это сделал. Что ж, отцу не должно быть наплевать, как к его сыну относятся профессора. А Снейп и правда ведет себя подозрительно. Кто знает, что от него ожидать.

Гарри сворачивает пергамент, перевязывает его, как положено, после чего берет палочку и легонько прикасается к письму:

― Эпистулам!

Пергамен исчезает. Это заклинание придумал отец, чтобы ускорить переписку. Теперь, когда у него есть палочка, Гарри может спокойно ею пользоваться, и совы не нужны. Письмо отправляется мгновенно: по словам отца, оно оказывается у него в кармане. А письмо для Гарри появляется у него под подушкой.

Гарри ждет несколько минут, но письма все нет и нет. Наверное, отец лег спать, ведь уже довольно поздно. Что ж, значит, ответ придет утром, и на этот раз пусть он будет обнадеживающим.

― Гарри, быстрее, что ты копаешься! Ну же!

Гермиона нетерпеливо тянет его за руку и бежит, будто библиотека вот-вот закроется, причем навсегда. До этого она весь завтрак, а потом и два урока подряд скучнейшей истории магии нашептывала ему все, что узнала о Волан-де-Морте.

Вот же беспокойный человек! Гарри не мог ее ни остановить, ни перебить. Но в отличие от увлекающейся подруги он не мог просто взять и подумать о чем-то другом, когда внутри разъедали вопросы.

― Вот. ― Гермиона с размаху вываливает перед Гарри на стол кипу старых газет и трактатов. ― Я нашла это в библиотечной урне и потихоньку вытащила, а потом припрятала, чтобы никто не нашел… здесь же просто кладезь! Не понимаю, как их вообще решили выбросить. Как будто это нормально ― утаивать от нас всю правду!

― Какую еще правду? ― зевает во весь рот Гарри. Он не выспался. Вечерний разговор с отцом его растревожил, а еще именно в Хогвартсе ему начали сниться странные сны. Этой ночью он видел огромный пустой зал, стоящий посреди высокий стул, похожий на трон. Слышал голоса, точнее ― звуки, но не видел никого и не различал слова. От трона веяло могильным холодом и жутью. Гарри хотел убежать, но не мог сдвинуться с места: его ноги будто вросли в мраморный холодный пол.

― Как это ― какую? ― сердится Гермиона, усевшись напротив за стол и наклонившись к нему. ― Ты что, меня совсем не слушал? Тот-кого-нельзя-называть на самом деле не умер и хочет возродиться!

― И что мне до этого? ― Гарри равнодушно отодвигает от себя горы пыльной писанины. ― У меня есть проблемы поважнее…

― А то, что он будет тебя искать, ― тихо говорит Гермиона, и ее гнев как ветром сдувает. Она тревожно глядит ему в глаза.

― Он захочет тебя убить. На этот раз ― по-настоящему.

Гарри машинально трет шрам на лбу ― напоминание о том, что его когда-то действительно пытались убить. Но это всего лишь шрам от непростительного заклинания, не более. Ох уж эта подруга-паникерша. Вечно любит все усложнять!

― Ну, подумай логически, ― начинает он в надежде, что до нее, наконец, дойдет, и они, наконец, поговорят на более интересную для него тему. ― С момента, как Волдик пытался меня прикончить… ― Гермиона прерывает его угрожающим покашливанием, а Гарри беспечно пожимает плечами и продолжает:

― …прошло десять лет. Десять! За это время можно было десять раз умереть и столько же раз возродиться. Почему же он, спрашивается, до сих пор этого не сделал?

― Все не так просто, как тебе кажется. ― Гермиона вытаскивает из сумки совсем свежую, хрустящую беленькую газету и сует ему под нос. ― Смотри! На этой неделе в Азкабане у одного из преступников на руке зашевелилась черная метка. А это означает, что Тот-кого-нельзя-называть становится сильнее. Он был совсем похож на призрака ― то, что осталось от него после того, как он на тебя напал. Но что-то или кто-то помогает ему поддерживать жизнь. И вот, получается, он созывает всех бывших Пожирателей смерти в свое логово, хотя до этого сидел тихо и не высовывался. Считаешь это пустяки, да?

Гарри отбирает у нее газету и внимательно читает заметку. Если «Еженедельный пророк» периодически врет, а «Придиру» вообще лучше читать вместо анекдотов, то «Листья на ветру» обычно пишут правду, оттого и считаются запрещенкой. Ему об этом отец рассказал, когда подготавливал к жизни среди волшебников, чтобы Гарри не выглядел совсем чайником.

Интересно, как эта газета попала в Хогвартс? А потом ожидаемо оказалась в урне. Вряд ли ее кто-то выписывает из студентов ― это бы просекли мигом.

Кто-то ― например, Гермиона, которая достала газету не из библиотечной полки, где прятала старые, а из своей сумочки. Ладно, он спросит ее об этом позже.

Черная метка. Мрачный знак в виде змеи, который впивается в руку и остается там навсегда. Гарри всего передергивает, когда он представляет, как она шевелится и причиняет жуткую боль владельцу. Допустим, «Листья» не врут. Но зачем Волан-де-Морту давать о себе знать, спустя столько лет? Большинство приспешников сразу же переобулись после его мнимой смерти, так что, какая у него теперь будет армия для новой войны?

Гарри отбрасывает газету и встает. Почему вообще это должно его интересовать? Этот гад лишил его семьи ― нормальной полноценной семьи. И теперь все, что его по-настоящему волнует ― то, что от нее осталось.

Его родной отец, которому просто повезло, что он не был мужем его матери и не оказался в тот роковой день под прицелом бешеного маньяка.

Папа не посчитал Снейпа достаточно сильной угрозой для Гарри, чтобы приехать и разобраться. Кажется, он вообще не воспринял его слова всерьез. «У профессора Снейпа неприятный характер, но он точно не желает тебе зла. Будь внимателен на его занятии и не привлекай к себе слишком много внимания. А я рядом с тобой, сынок. Я всегда рядом».

Интересно, если тупой Волд-идиот обретет какую-то там мифическую мощь и нападет на Гарри, посчитает ли отец это веской причиной, чтобы вмешаться?

― Слушай, Гермиона, мне нужен твой совет… ― начинает он, но подруга его не слушает. Она смотрит на наручные часы и хватается за голову.

― Зеленые кролики, прямо сейчас начинается зельеварение! Если мы опоздаем, с нас снимут кучу баллов… бежим!

Гарри только вздыхает. Ладно, придется набраться терпения, которое у него на исходе, и отсидеть очередной отвратный урок со Снейпом.

На зельях как-то все не ладится с самого начала. Гарри рассеянно смотрит в учебник: буквы плывут перед глазами и не несут ни капли смысла. Он все повторяет и повторяет про себя слова отца, пытаясь понять, что он имел в виду. Всегда рядом? Что это значит? Разве что он привидение. Но это вряд ли, потому что привидения можно увидеть и даже почувствовать ― они холодные и немного склизкие.

Или у Гарри совсем плохо со зрением, что он не видит очевидного ― недаром же он носит очки.

А все же, почему отец так написал? Не хочется же думать, что он издевается.

― Поттер!

Противный голос над ухом возвращает Гарри из мыслей в реальность.

― Надеюсь, вы потому еще здесь, что заучиваете инструкцию приготовления усыпляющего зелья наизусть, чтобы не делать опасных глупостей, как Лонгботтом.

Прошипев, Снейп задерживает на нем пристальный взгляд, после чего отходит. Гарри слышит позади себя хихиканье. Ах, вот в чем дело. Все уже давно перешли в другую часть класса и толкут в ступках травы.

Злясь на Снейпа и на себя, что в очередной раз опозорился, Гарри плетется к шкафу, чтобы взять нужные ингредиенты. В пару ему достался Невилл, а Гермиона, стоящая рядом с Роном, бросает на Гарри гневные взгляды.

Вообще-то Снейп мог его поторопить, когда составлял пары, но специально этого не сделал, чтобы соединить его с Лонгботтомом, с которым никто не хотел работать вместе. Оно и не удивительно. И теперь, как только Гарри ни будет стараться, Невилл все испортит. Он просто по-другому не умеет.

― Поттер, вы считаете, что порошок и пыль ― одно и то же? ― Язвительный голос тут как тут. Гарри только сейчас замечает, что растолок сухие травы до состояния той самой пыли ― и не поспоришь.

― Может, вам нравится этим дышать?

И снова слизеринцы ржут, как будто Снейп отколол ну такую уж смешную шутку, достойную близнецов Уизли.

Гарри изо всех сил сдерживается, чтобы не запустить ступкой в котел Драко Малфоя.

Поручив Невиллу относительно безопасную задачу ― сделать новый порошок, он идет на негнущихся ногах к шкафу за валерианой, которую забыл взять, когда выбирал ингредиенты. Почему-то в кабинете Снейпа каждый раз все тело у него затекает, становится как деревянное, будто Гарри забывает, как пользоваться мышцами. Возможно, дело в ядовитых испарениях, которыми Снейп пропитан с ног до головы. Ему-то все нипочем, а вот Гарри ощущает скованность, которая постепенно перерастает в странное необъяснимое волнение. Ну вот, у него уже руки дрожат. Только этого еще не хватало!

Наверное, у него нервное перенапряжение. Гарри подносит лицу веточку валерианы: аромат должен его успокоить и привести в чувство, а то не хватало еще психануть и нарваться на отработку.

― Что вы делаете, Поттер?

Гарри вздрагивает. Благодаря Снейпу на него теперь смотрят все. А он, как мартовский кот, занюхивает валериану. Просто шик и блеск.

И это при том, что они с Невиллом ни на йоту не продвинулись, чтобы хотя бы начать варить зелье.

― Наслаждаюсь, ― равнодушно говорит Гарри, продолжая свое занятие. Внутри него, как в котле при неправильном составе зелья, поднимается и вскипает возмущение. Наверное, валериана поддельная ― что-то совсем не помогает. Он пристально смотрит на Снейпа, прямо в его черные глаза. Раз папа сказал, что его нечего боятся, он и не будет.

― Вы весь урок занимаетесь всякой ерундой, ― шипит Снейп, медленно приближаясь к нему. ― Почему вы не в силах выполнить даже самую простейшую задачу?

― Может, потому, что я наркоман? ― предполагает Гарри. Тот же сейчас на это намекает, разве нет?

У Снейпа свирепо раздуваются ноздри. Он шагает к нему, пытаясь выхватить веточку валерианы, но Гарри с быстротой молнии прячет руку за спину, и тот захватывает своими длинными паучьими пальцами лишь воздух.

― Как вы смеете… ― начинает он угрожающе, но Гарри перебивает:

― Нет, это вы ― как смеете? Все время цепляетесь ко мне по мелочам. Кому это понравится?

Снейп от такой наглости даже не находит что ответить, только открывает и закрывает рот.

― На самом первом уроке… это было очень смешно, правда? ― распаляется Гарри все больше. ― Выставили меня идиотом, а теперь хотите, чтобы я обожал ваш предмет?

― Вы переходите все границы…

― А вы ― нет? ― Гарри всего трясет и он не может остановиться. ― Ну конечно, я же ребенок… со мной по-всякому можно. Но почему бы для разнообразия вам не позадирать Малфоя? Ах, у него зелье, кажется, впенилось, разве это не кошмар?

Гарри плохо видит Снейпа. В минуты приступа ярости зрение у него ухудшается в разы. Он на всякий случай достает из кармана палочку ― которую Снейп приказал не носить на его уроки, но кто ж его слушает? ― и выставляет вперед.

― Я все расскажу отцу, ясно? Он известный… самый известный в мире маг. Он приедет в школу ко мне очень скоро, и вам тогда не поздоровится!

Гарри больше чувствует, чем видит, как Снейп осторожно опускает его палочку вниз.

На несколько секунд воцаряется такая тишина, в которой Гарри слышит сумасшедший бой собственного сердца. Зрение постепенно налаживается. Вместе с тем приходит и осознание, что он сейчас натворил.

― Урок окончен, ― сухо объявляет Снейп притихшим студентам. ― Подходите по очереди с результатами. Поттер и Лонгботтом ― у вас за сегодня ноль.

Гарри ошалело смотрит на Снейпа, который нахмурившись и потирая переносицу, отходит к столу, чтобы оценивать зелья в пробирках. Это и все? Наказания не будет? Он даже не снимет кучу баллов с Гриффиндора? Гарри уж точно заслужил отработки, если не чего-то похуже…

― Грейнджер, отведите Поттера в больничное крыло. Он не в себе, ему нужно выпить успокоительное, ― бросает через плечо Снейп.

― Драконий хвост… Гарри, ты совсем, что ли? ― Гермиона тащит его к выходу, и они последними выходят в коридор. ― Да что на тебя нашло? Это же Снейп! ― она сужает глаза. ― Он не забудет твою выходку и будет мстить… ты этого добиваешься?

― Это же Снейп, бла-бла-бла! ― кривляясь, переходит им дорогу Малфой. ― Ты теперь такой крутой, нашему декану хамишь, никак твой папочка ― премьер-министр Лондона!

Позади него выступают Крэбб и Гойл. Эти здоровяки сразу же подходят к Гарри, отрезая ему путь назад. Гарри оглядывается в поисках своей группы, но они с Гермионой поотстали, и теперь надо срочно что-то придумать, чтобы выйти из ситуации с достоинством и минимумом потерь.

― Чего тебе надо, Малфой? ― Гарри отталкивает наседающего Крэбба, но тот больно хватает его за плечо и придавливает к стене.

― Гарри! ― Гермиона бросается к нему, но Драко грубо толкает ее.

― Вали отсюда, грязнокровка, иначе и тебе достанется!

― Ты я вижу, без своих телохранителей ничего не можешь, да? ― Гарри, стиснув зубы, пытается высвободить плечо, а второй рукой медленно нащупывает палочку.

― Я-то могу. ― Драко легким щелчком пальцев заставляет Крэбба отпустить Гарри, у которого от боли уже потемнело в глазах. ― А вот ты… ― он подходит ближе, явно наслаждаясь превосходством и мило улыбаясь, ― ты без своего папеньки ― ноль без палочки. И ты всерьез думаешь, что он придет разбираться со Снейпом? ― Он аристократически поводит рукой. ― Знаешь, я бы даже поверил, если не одно но…

― Гарри, пойдем отсюда, не связывайся. ― Гермиона пробивается к нему, и беря за руку, умоляюще смотрит. Гарри мельком думает, что она одна из самых храбрых девчонок, каких он только здесь видел ― другая на ее месте сама бы не связывалась с грубиянами и давно бы убежала.

― Погоди, пусть договорит. ― Гарри мягко отстраняет Гермиону и уверенно смотрит Драко в его бледные глаза, в самой глубине которых проглядывает страх. Он ему отвратителен, но все же Гарри не может уйти. Если уйдет ― почувствует себя последним трусом, который боится труса. При том, что он несколько минут назад давал отпор самому Снейпу. Отец считает его смелым, значит, он таким и будет ― всегда.

― Хочешь услышать правду, Поттер? ― Драко приближает к нему лицо и сужает глаза. ― В школе все знают, кому ты письма строчишь каждый день. ― Он резко вытаскивает свернутый пергамент у Гарри из кармана, и тот не успевает его отнять. Драко отбегает на несколько шагов и разворачивает письмо. ― Дорогой папочка, ― кривляясь, «читает» он. ― Я тут без тебя совсем наложил в штаны, приди и подотри мне задницу…

― Заткнись! ― Гермиона тут же подходит и отнимает у него письмо.

― А что я не прав, Поттер? ― Драко ухмыляется во все лицо, в победным видом засунув руки в карманы. ― Почему твой папочка, если он такой хороший, не забрал тебя к себе и отдал родственникам, а? Никогда не думал об этом? Ты же его никогда не видел, правда? Как его зовут, кем он работает? Самый известный в мире маг? Ну да, ври больше. Да он просто шифруется, потому что такой, как ты, ему не нужен. Ты же внебрачный сын ― похуже этой грязнокровки, ― Драко сплевывает в сторону Гермионы. ― Твоя шлюха-мамаша нагуляла тебя, а он и рад здыхаться…

Гарри плохо осознает, что происходит дальше. Он приходит в себя, когда коридор пронзает чей-то вопль. Драко держится за разбитый нос, а Гермиона с громким шепотом на ухо: «Бежим!» в очередной раз тащит Гарри вперед.

Теперь он не вырывается и бежит вместе с подругой что есть сил до тех пор, пока они не оказываются перед входом в гриффиндорскую гостинную. Хотя Драко все равно нажалуется, но лучше уйти с места преступления и отстрочить наказание на некоторое время.

* * *

Поздний вечер. Гарри сидит под пологом с наложенными заглушающими чарами, и смотрит в пустой лист.

Он сидит уже так целый час. Все слова, которые приходят на ум, кажутся неправильными, смешными и фальшивыми. А еще как назло в голове звучит противный голос Драко Малфоя: «Я тут без тебя совсем наложил в штаны, приди и подотри мне задницу».

Как он узнал? Ах, да. Гарри сказал Гермионе, Гермиона по секрету сказала Рону, Рон ― Симусу, и пошло поехало. Стоило держать язык за зубами и не говорить ничего лучшей подруге, ведь иногда даже самые преданные ошибаются.

Конечно, Малфою легко бросаться словами. Он живет в полной семье, как сыр в масле катается. И почему-то он, как и Снейп, с первой секунды невзлюбил Гарри. Все дело во вражде факультетов или… в чем-то другом?

Гарри вынимает леденец из-под подушки, машинально разворачивает и кладет его себе в рот. О, ему сегодня надарили много конфет и безделушек ― праздновали «победу над сальноволосым мерзавцем». Только о победе говорить рано. Ведь Снейп его не наказал, точнее, не наказал ― пока еще. Это значит, что отработкой Гарри не отделается. Злостный профессор придумал для него что-то более унизительное и коварное ― под стать себе. А когда он узнает, что его любимчик Драко умылся кровью, Гарри влетит вдвойне.

То, что до самого вечера Гарри не вызвали ни к Снейпу, ни к директору, его не порадовало, а еще больше напрягло.

«Папочка, забери меня к себе, пожалуйста. Или хотя бы просто приедь и покажи всем, что ты не бумажный. Что ты самый настоящий и тебе неважно, внебрачный я сын или какой-то там еще. Хоть ты мне и пишешь каждый день, я не могу перестать себя чувствовать сиротой. Я никогда тебе не говорил, но хочу, чтобы ты знал…»

Гарри с остервенением рвет письмо на мелкие клочья. Ему хочется вызвать адский огонь и спалить каждый кусок этих «соплей», где он расписывается в своей слабости и глупости. Но этот огонь спалит весь полог и его самого впридачу.

Впервые Гарри думает, что случись нечто подобное, никто бы не страдал.

Интересно, приедет ли отец на его похороны? Или только напишет прощальное письмо, которое уже некому будет читать?

Гарри трясет головой, обхватывает ее обеими руками, будто пытается выдавить предательские мысли. Нет, он так не поступит. Все же есть надежда, что папа навестит его, когда справится со своими сверхсложными задачами и создаст вокруг себя безопасную обстановку. Или ― когда с Гарри что-то случится. Пусть не фатальное, но довольно серьезное.

А что если попытаться возродить Волдика? Отец тогда точно обратит на него внимание.

Гарри падает на кровать и хохочет во все горло ― благо, что его никто не слышит. Благодаря Гермионе его фантазия теперь выдает фортеля.

Конечно, это утопия (в которую Гермиона свято верит, но не суть). Есть план более реальный и осуществимый: вывести Снейпа из себя настолько, чтобы тот его ударил. Сегодня он был близок к этому, но сдержался. Интересно, если проявить чуть больше креативности, как быстро он слетит с катушек и покажет, на что способен?

Вот это Гарри и проверит уже завтра.

«Папа, если ты заберешь меня на это Рождество, я обещаю, что ничего больше не попрошу. Никаких подарков, мне ничего не нужно. Только чтобы ты был рядом по-настоящему».

Еще один пергамент, который так и просится в адский огонь.

Когда Вернон треснул его, не прошло и минуты, как отец появился на пороге.

Интересно, сколько времени пройдет с момента, как Снейп задаст ему трепку?

Кажется, Гарри нашел самый верный способ наконец увидеть его. Ради этого стоит вытерпеть множество неприятностей.

«Папа, просто знай… я готов на многое ради встречи с тобой».

― Гарри, ты снова что-то затеял?

Как всегда умница-подруга пытается отговорить его от опасного дела.

― Зачем ты за ними идешь? Хочешь теперь сам получить?

Гарри делает знак Гермионе, чтобы перестала бубнеть страшным шепотом и чтобы вообще отстала. Не время объяснять, потом как-нибудь. Ему позарез надо узнать, что задумал Малфой. А тот явно что-то задумал.

Гарри весь завтрак исподтишка следил за ним, любуясь его распухшим носом. Драко, в свою очередь, бросал на него мрачные взгляды и шептался с Крэббом и Гойлом. Слишком быстро позавтракав, эта троица вышла из-за стола и куда-то направилась.

Вроде бы ничего особенного, да только у Малфоя был такой загадочный и вместе с тем самоуверенный вид, что Гарри невольно напрягся. Двое его дружков воровато оглядывались по сторонам. Гарри не выдержал и рванул за ними.

О, он совсем не хочет, чтобы его застали врасплох. Конечно, Малфой вчера нарассказывал Снейпу небылиц об их ссоре, но хотелось бы знать, что именно. Это поможет подготовиться к грядущему неприятному разговору, почувствовать себя на коне, чтобы уверенно держать удар. Иначе Снейп может обернуть все против Гарри настолько, что ему всерьез не поздоровится. А если об этом узнает отец, вряд ли он его за это похвалит.

Гарри неслышно крадется следом за Драко и его «свитой». Жаль, он не может стать невидимкой. Он прячется за выступами в стене, за спинами одиноких студентов, которые тоже поели и неспешно прохаживаются по коридору. Малфой быстро оглядывается, делает знак друзьям, и они все вместе исчезают за углом. Гарри на цыпочках подходит ближе и останавливается, услышав голоса.

― Ты обещал рассказать, чего вчера приезжал твой отец, ― хрипло шепчет то ли Крэбб, то ли Гойл ― Гарри их почти не различает.

― Ну не за столом же, ― это говорит Драко своим нагловатым сиплым голосом. ― Он хотел увидеться со Снейпом, чтобы кое-что обсудить… ну вы понимаете, о чем я.

― Нет…

― О чем?

― Ну почему вы такие тупицы? ― злится Драко, и Гарри впервые с ним согласен. ― Уже в газетах об этом вовсю пишут! Ах, ну да, вы же ничего не читаете. А дело, между прочим, касается не кого-то там, а Темного Лорда.

У Гарри мороз идет по коже. Несложно догадаться, о ком идет речь: он знает все «имена» Волан-де-Морта, помимо тех, что придумал ему сам. Но почему Драко его так величает? Много чести называть этого маньяка лордом. Да еще и с таким почтением. Почтение к кому-либо ― это не про Малфоя, но тем не менее…

― Кажется, это Снейп хотел его видеть. ― Драко переходит на совсем еле слышный шепот, и Гарри подходит еще ближе, чтобы не пропустить ни слова. ― Это касается черной метки… Он о чем-то предупреждал отца, но это странно: ему самому надо быть начеку. Если Дамблдор узнает, что у Снейпа тоже есть метка, то уволит его, и Темный Лорд потеряет своего шпиона.

Гарри, чтобы не закричать, закрывает обеими руками рот. Снейп носит метку? Значит, он тоже из «этих»… Но чему удивляться? Это же самый неприятный тип из всех профессоров. Именно он постоянно унижает Гарри на ровном месте, а сам коварно лжет директору, служит Темному Лорду и не просто служит ― шпионит в Хогвартсе для него. Снейп всех обманывает, чтобы помогать своему боссу. Стоит учесть, что именно из-за Гарри этот лорд-убийца превратился в призрака или ― что там от него осталось.

Теперь понятно, почему Снейп его так невзлюбил.

Гарри ежится. Он потихоньку отходит и сливается с толпой студентов, которые постепенно выходят в коридор из Большого зала. Нужно уединиться и все обдумать. Срочно.

Гарри решает прогулять прорицания и уходит в башню, сославшись на то, что у него разболелась голова. Кажется, стоит пересмотреть свой план по выведению Снейпа из себя. Ведь тот ― не просто мерзавец, а Пожиратель смерти. Рейтинг его злодейства просто зашкаливает. И резонный вопрос: не сделает ли Снейп чего-то такого, что сильно навредит Гарри?

Да, стоит оценить все риски. Хотя… Снейп слишком умен и хитер, если по сей день ему удается успешно дурачить Дамблдора ― величайшего волшебника последнего столетия. Вряд ли он сделает что-то такое, что разоблачит его гнусную натуру. Он не допустит ошибки, которые из-за которой его могут уволить. А, значит, максимум на что он способен ― отпустить Гарри оплеуху, как дядя Вернон. Это очень неприятно и обидно, но не смертельно.

Так что план остается в силе.

«Папа, ты защищаешь Снейпа, а на самом деле он оказался ужасным человеком. Он носит черную метку и служит тому, кто уничтожил мою семью. К тому же он шпион и обманывает Дамблдора. Разве ему можно верить?..»

Гарри откладывает в сторону очередное письмо, которое никогда не отправит. Все это ― пустые обвинения, которые отец посчитает детсадовскими и глупыми. Гарри не видел метку своими глазами и не может подтвердить, что это истинная правда. Но Драко говорил так, будто все это ― давно известный факт среди них троих. И никто из его дружков не возражал и не задавал вопросов.

Жаль Гарри не дослушал разговор до конца. Но он так разволновался, что мог выдать себя с головой. К тому же коридор уже наводнили студенты, и Драко не стал бы рассказывать секретные вещи при свидетелях.

* * *

На уроке по зельям Гарри мрачно следит за Снейпом, наблюдая, как тот неспешно прохаживается между рядами. Он ощущает, как внутри зарождается настоящая ненависть. Очень, очень многое говорит о том, что Малфой не врал: этот тип самый настоящий шпион. Его повадки, осторожные движения, замкнутое лицо без единой эмоции говорят, что так и есть.

Гарри позволяет ненависти выплеснуться наружу хотя бы во взгляде. Все, кто служат Волан-де-Морту, так или иначе причастны к смерти его мамы. Значит, Снейп тоже причастен. Он не заслуживает ни капли уважения. И ему не место в Хогвартсе.

― Поттер, сделайте-ка лицо попроще. ― Снейп останавливается возле него, глядя свысока. ― Чем я заслужил такой взгляд?

Сейчас самый момент, когда надо хамить. Но Гарри молчит. Горло будто перетягивает стальной проволокой. Перед ним стоит предатель. Убийца. Тот, кому было плевать на жизни многих людей.

― Тем, что вы заодно с этим гадким маньяком, ― выдает он. Класс ахает. Гарри встает и смотрит на Снейпа, который почему-то резко бледнеет. Скорее всего, потому, что обвинение попало в цель.

― Объяснитесь, Поттер, ― тихо приказывает он.

― Вы служите Воланд-де-Морту…

Снейп вздрагивает.

― Не произносите его имя вслух!

― Хочу и буду произносить! ― Гарри сжимает руки в кулаки. ― Я его не боюсь! Он убил моих близких, а вы ему служите! Вы такой же, как он… мерзавец!

― Чем докажете? ― у Снейпа сверкают глаза, но говорит он все так же ― тихо и вкрадчиво.

― У вас на руке черная метка. ― Гарри сжимает кулаки. ― Это не доказательство?

― Кажется, я не демонстрировал вам ничего подобного. ― Его голос становится слишком медовым. ― Откуда же такие сведения?

Гарри решается всего за несколько секунд.

― Мне сказал об этом Драко Малфой, ― выдыхает он, торжествуя в душе. Вот и попался любимчик декана. Интересно, как он будет выкручиваться?

― Это неправда! ― вскакивает Драко. По его лицу идут красные пятна. ― Поттер лжет… я с ним вообще не говорил.

― Может, не со мной, а с другими, ― многозначительно произносит Гарри. ― А я случайно проходил мимо и услышал. Это что-то меняет?

― Хватит! ― взрывается Снейп, сбрасывая маску сдержанности. ― Поттер и Малфой ― вы останетесь здесь после урока, ― чеканит он каждое слово. ― Не думаю, что это будет для вас приятным времяпровождением.

Он резко отворачивается от них, взметая полы мантии, и идет к своему столу. А Гарри медленно садится на место. Оставит после урока? Это и все? Уму непостижимо. Конечно, сальный мерзавец будет вовсю защищать своего слизеринца, но, скорее всего, не станет бить Гарри при нем.

Но когда занятие подходит к концу, у Гарри неприятно терпнут пальцы рук, а еще в них ощущается покалывание. Нет, он не такой смелый, каким его считает отец. Он совсем не смелый, когда не чувствует поддержки, когда он совсем один. А ведь это правда ― в этой ситуации ему никто не поможет. Все, что ему хочется ― сбежать, а не выслушивать от Пожирателя смерти чтение морали. Только, кажется, это будет не мораль, а что-то похуже.

Драко с победным видом подходит к Снейпу и насмешливо оглядывается на Гарри. Конечно, он сейчас будет все отрицать.

― Подойдите сюда, Поттер, ― приказывает Снейп.

Гарри медленно идет к преподавательскому столу, стараясь не выказать скованность и страх.

― Объясните, пожалуйста, за что вы вчера разбили нос Малфою?

Ах, это… Гарри уже почти забыл об этом, ведь теперь у него есть проблемы посерьезнее. Но видимо декан Слизерина решил вспомнить все его прегрешения, снять огромную кучу баллов и наказать по полной программе.

Гарри нервно пожимает плечами, стараясь не думать о том, что его ждет. Что бы это ни было ― он не должен бояться. Ведь папа приедет и защитит его, если Снейп перейдет допустимые границы.

Наверное.

― Правду, Поттер, ― шипит Снейп, буравя его взглядом. ― Вы не выйдете отсюда, пока не откроете мне тайну своих садистских наклонностей.

― Он назвал мою маму шлюхой, ― ровным голосом говорит Гарри и пугается от того, как моментально меняется выражение лица профессора. Его глаза загораются такой злостью, которую он никогда в нем не видел ― да, стоит признать, Снейп никогда еще не злился так по-настоящему. Наверное, потому, что слишком хорошо умеет скрывать истинные чувства.

Гарри еще больше удивляется, когда видит, что злобный взгляд направлен не на него. Скорее ― в пустоту. Снейп медленно поворачивает голову к Драко.

― Это правда? ― только и спрашивает он.

Удивительно, что Драко не защищается. Кажется, он только в коридорах такой крутой, а перед своим деканом трясется, как мокрая мышь. Его бледное лицо заливается краской. По-видимому, он не выдерживает взгляд Снейпа и опускает глаза.

― Да, ― с трудом выдавливает он.

― Всю неделю, даже в выходные, будете чистить котлы в моей лаборатории, с семи до одиннадцати вечера, ― выносит вердикт Снейп.

Гарри не верит своим ушам. Так, нужно срочно проснуться!

― Поттер! ― Снейп смотрит как будто сквозь него, ― У вас сегодня отработка. В шесть.

― За что? ― глупо вырывается у него. Как будто совсем не за что.

― За хамское поведение и срыв урока.

Гарри машинально кивает. А за разбитый нос Драко его не накажут. Чудеса да и только.

Но от этого не легче. Снейп непредсказуемый. Сначала он унижает Гарри ни за что, цепляется и придирается за каждую мелочь. Потом почему-то игнорирует срыв предыдущего урока и не вызывает Гарри для разборок из-за драки с Малфоем. Но когда Гарри заикается про черную метку ― до Снейпа, наконец, доходит, что его надо наказать. И такое серьезное обвинение в свою сторону он называет хамством.

Если все это принимать за чистую монету, то Снейп ― просто душка. Самый лояльный, добрейший из всех профессоров. Никто, ни один из них не спустил бы Гарри с рук и капли того, что он себе позволил на уроках зельеварения.

Только вот обольщаться рано. Когда Гарри останется этим «душкой» наедине, может произойти все что угодно.

И это страшно.

Кажется, он жестко влип.

Что делать?

«Папа, Снейп мне назначил отработку, потому что я сказал ему в лицо все, что о нем думаю».

Кажется, родители за такое не хвалят. И не жалеют, а еще дополнительно наказывают. Гарри не знает, как там на самом деле происходит, ведь у него никогда не было нормальной семьи. Разве что Рон его немного просветил. И Гермиона чуточку рассказала о родителях. А вот любимого тети Петуньиного Дадлика никто в помине не наказывал.

«Может, ты придешь и сам поговоришь с ним? Я просто не знаю, что от него ожидать».

Гарри не против даже, чтобы отец пришел и наказал его за плохое поведение. Но он не придет. Просто посчитает его тупицей, который не мог справиться с эмоциями, и не придет.

«Да, я вполне осознавал, что делаю».

«Я его ненавижу. Просто за то, что он есть. Но от этого не легче».

Конечно, отец все это не прочитает. В письме будет стандартное: «У меня все хорошо».

Значит, Гарри придется как-то справляться с ситуацией в одиночку.

― Серебряные единороги… Гарри, что с тобой? Ты в порядке? Прошу тебя, не молчи. Ты выглядишь так… ну, не очень. Может, сходишь в больничное крыло? Нет… лучше сразу к директору. Что этот гадкий Снейп с тобой сделал? Вот не надо было идти к нему на отработку. Наверное, он и правда Пожиратель смерти, а я не верила…

Гермиона чуть не плачет, потому что Гарри упорно отказывается что-либо говорить. А сказать ему нечего.

Она права ― ему плохо. Ему очень плохо.

― Послушай, надо что-то делать… ― не успокаивается подруга. ― Когда Дамблдор увидит твой синяк на лице и руку ― он сразу же уволит Снейпа… Может, напишешь отцу?

Гарри мрачно усмехается. Говорят, что когда пишешь, мозг разгружается и освобождается от воспоминаний. Такая себе терапия. Но он уверен: с ним это не прокатит. Он не хочет писать о том, что яркими вспышками без конца врывается в память ― все эти картинки, запахи, ощущения… Если он это еще и запишет ― будто увековечит внутри себя и приложит печать.

Он не хочет ни с кем это обсуждать. Ему нужно просто остаться в покое. Подумать. Прийти в себя. И еще раз подумать, что ему теперь делать и как с этим жить.

* * *

Гермиона весь этот день спорила с ним до посинения, доказывая, что Малфою не стоит верить. Он мог что угодно наплести своим «телохранителям», только чтобы прибавить веса в их глазах. Но Гарри не сомневался: Драко не стал бы обсуждать втихую с дружками то, что не являлось правдой. К тому же ясно, что у него отец тоже Пожиратель, Малфой это не скрывал. Нет, конечно, он не врал. Это означало одно: Снейп намного хитрее и опаснее, чем кажется.

По мере приближения вечера его все больше и больше охватывала тревога. То, что Снейп не наказал его за разбитый нос Драко и поступил вроде бы по справедливости, не успокоило, а насторожило еще больше. Это типичное поведение шпиона, причем очень умного шпиона, который хочет окончательно запутать и сбить с толку.

Гарри подспудно чувствовал, что на отработке Снейп проявит свою гадкую сущность в полной мере, поэтому даже мысль о том, что Драко всю неделю будет драить у него котлы, не радовала. Но он даже не представлял, насколько все пройдет ужасно.

А еще Гарри так нервничал, что нечаянно сел на свои очки, которые снял и положил рядом с собой на кровать, когда переодевался для занятия по травологии. Это означало, что ему придется попросить отца, чтобы тот прислал ему новые: с погнутой оправой и треснутым стеклом носить их оказалось крайне неудобно. Отец, конечно, купит и пришлет самые лучшие и дорогие, но вопрос ― когда? Очки нужны были ему позарез сегодня вечером. Все это вогнало Гарри в еще большее уныние, ведь он теперь видел намного хуже, чем обычно. Значит, у Снейпа появилось еще одно преимущество: на отработке Гарри будет тупить по-черному из-за того, что просто чего-то не разглядит. И Снейпу это, конечно, на руку.

День пролетел очень быстро, и ровно в шесть Гарри постучал в дверь ненавистного кабинета. Услышав недовольный голос: «Кого это там принесло?», Гарри с предательски трясущимися коленками буквально заставил ноги нести себя вперед. И тут же мысленно обругал себя за трусость: раз уж решил всерьез нарваться на Снейпа, надо довести дело до конца. На кону стоит очень много. Чем хуже сальноволосый мерзавец себя поведет, тем больше шансов увидеть отца. Так что надо взять себя в руки и…

― А, это вы, Поттер, ― услышал Гарри вполне миролюбивый голос Снейпа, который смотрел на него спокойно, без капли агрессии. ― А я подумал… Неважно. Проходите.

С этими словами Снейп вытащил палочку и направил в его сторону. Дверь за спиной захлопнулась сама собой, после чего раздался характерный щелчок.

Все произошло так быстро, что Гарри не успел испугаться. Он вообще чувствовал себя очень странно, как во сне, когда все происходит будто не с ним. Но когда на тебя направляют палочку, надо быть начеку. Нельзя зевать и тормозить. Надо что-то делать.

Он полез за своей палочкой, но рука его плохо слушалась. Вообще надо бежать отсюда. Да, это самое разумное решение, ведь, кажется, дело набирает крайне неприятных оборотов. Но в голове набатом звучал щелчок замка. Дверь заперта, наверняка заколдована. Хотя… может у Гарри все же получится ее открыть?

Он растерялся, заметался, как зверек в клетке. Резко рванул к выходу, запутался в мантии и со всего маху грохнулся на пол ― аж зубы щелкнули.

Палочка отлетела на несколько метров. Гарри лежал и смотрел на нее, боясь пошевелиться. Ему казалось, если он встанет, произойдет что-то очень плохое. И когда сильные руки подхватили его под плечи и осторожно поставили на пол, он просто взвыл от ужаса.

Снейп повернул его к себе, и Гарри, встретившись с ним взглядом, к своему позору отключился.

Он пришел в себя, когда уже сидел за партой, а Снейп, наморщив лоб, сосредоточенно водил палочкой перед его лицом.

Прекрасно. Просто прекрасно. И о чем Гарри только думал? Что мерзкая летучая мышь просто задаст ему писать строчки? Как бы ни так.

― Сотрясения мозга нет… уже хорошо, ― пробормотал Снейп, опуская палочку. ― Вот, возьмите, выпейте.

Так как Гарри плохо соображал, что делать, Снейп сам поднес ему стакан ко рту. Вода обожгла разбитую губу, которая тут же начала саднить. Правую руку пронзила боль. К окаменевшему телу постепенно возвращалась чувствительность.

Снейп медленно вытащил руку из-под его спины. Гарри подавился водой и закашлялся от осознания, что все это время тот придерживал его. Вода расплескалась во все стороны. Снейп отставил стакан в сторону и поднялся. Гарри мысленно приготовился к самому худшему и зажмурился. Вот сейчас тот покажет свое истинное лицо.

Неизвестно, сколько он так просидел. Гарри от неожиданности вздрогнул и открыл глаза, когда его губы коснулось что-то мокрое и холодное.

― Так сильно болит, да? ― участливо поинтересовался Снейп и посмотрел на кусок бинта, на котором отпечаталась кровь. ― Потерпите, сейчас будет щипать…

Он набрал пальцем какого-то серого отвратительно на вид снадобья из банки и снова осторожно прикоснулся к его губе.

Гарри отдернулся. Вот же гад! Это по его вине он упал, а теперь этот мерзавец делает вид, что заботится о нем. Фу, какое лицемерие. К тому же через несколько минут он наверняка его крепко накажет, например, отлупит ремнем или розгами. Но сначала, конечно, нужно полечить разбитую губу, чтобы никто не подумал, что это Снейп хорошо приложился кулаком к его лицу.

А следы от ремня никто не заметит, они же будут под одеждой.

И никому не докажешь, что это Снейповы делишки. Разве что Гермиона поверит. А толку?

Хотя… должен поверить отец. Это немного успокаивает. Немного.

Снейп закончил с губой и внимательно посмотрел на него. Гарри вжался в спинку стула. И когда Снейп снова потянулся к нему, он не выдержал и закрыл обеими руками лицо, отчего кисть противно заныла.

― Сэр… не надо… прошу вас… ― вырвалось у него умоляюще. Волны страха ходили по его телу, и Гарри почти не осознавал, что делает и говорит.

Снейп убрал руку и даже отступил. Обманчиво отступил на шаг, чтобы… ну конечно, чтобы вынуть из кармана палочку. Очки сорвались с Гарриного носа, плавно зависли в воздухе и через секунду оказались в руке Пожирателя смерти.

Кабинет зельеварения превратился в мутные пятна. У Гарри перехватило горло от обиды и беспомощности: Снейп знал его слабое место ― ну, о нем сложно не догадаться, ― и подло сыграл на этом. Тут же его лица коснулось что-то прохладное. Гарри инстинктивно замахал руками и наткнулся пальцами на свои же очки.

― На стекле была трещина, ― сообщил Снейп, который из большого темного пятна вдруг превратился в детализированного сальноволосого мерзавца. ― С оправой посложнее… думаю, вам нужны новые очки.

Гарри теперь видел отменно, даже лучше, чем раньше, а погнутая оправа приобрела более-менее приличную форму.

Он резко вдохнул и выдохнул. Не успел он что-то подумать и сказать, как Снейп снова взмахнул палочкой, и перед Гарри оказался чистый пергамент и перо с чернилами.

― Думаю, вы немного не в форме, чтобы помогать мне с ингредиентами, ― спокойно заметил Снейп, а Гарри услышал: «…немного не в форме, чтобы я вас использовал на ингредиенты». ― Поэтому пишите строчки. «Я обещаю, что буду прилично вести себя на уроках зельеварения» ― сто раз.

Наверное, Гарри удивленно на него посмотрел, потому что Снейп приподнял брови и сказал:

― Вы считаете, это слишком для вас?

Гарри только помотал головой, опустил глаза и схватил перо. Тут он, конечно, погорячился: с кистью правой руки явно было что-то не так. Но Снейпу этого лучше не знать.

― Что-то еще болит?

Снейп пристально посмотрел на него. Гарри, стиснув зубы, снова помотал головой. Тот, наконец, оставил его в покое и отошел к столу. Гарри облегченно выдохнул и макнул перо в чернильницу.

Чем быстрее начнет, тем быстрее закончит и уйдет отсюда. Что? Уйдет? Снейп отпустит его просто так после написания строчек? Не стоит обольщаться. К тому же каждое движение кистью отдавало такой мучительной болью, что через несколько минут Гарри сдался.

Он медленно и, как ему казалось, незаметно переложил перо в левую руку. Боль отпустила, но вместо читабельных букв на пергаменте стали появляться уродливые каракули. Гарри от напряжения вспотел. Он старался не думать, что скажет Снейп, увидев его писанину, а когда нечаянно взглянул на пострадавшую кисть, то увидел, что та посинела и сильно распухла.

От ее вида Гарри снова начал куда-то уплывать. Дыхание замедлилось, а когда он пришел в себя, рядом сидел Снейп и водил по его руке палочкой. Теперь он был рассержен не на шутку.

― Почему вы не сказали сразу? ― прошипел он. ― Я же спросил… какой вам смысл терпеть все это? Что вы хотите доказать?

Он возмущенно поднялся и ушел, наверное, в лабораторию. Очень быстро вернулся, неся темный непрозрачный флакон и эластичный бинт.

― У вас растяжение, ― сообщил он и, кажется, уже не так сердился. ― На три дня вам придется ограничить движение кистью… и еще ― не носиться по коридорам, как гиппопотам. Я понятно объясняю?

Гарри кивнул. Он будто утратил способность говорить. А когда его рука оказалась на ладони этого мерзавца, а длинные паучьи пальцы, которые он ненавидел всей душой, начали нежно и аккуратно втирать в его кожу целебную мазь, Гарри будто попал в другую реальность. В реальность, где близкие родственники, которые должны любить и поддерживать, улыбаются в лицо, а за спиной проклинают. В реальность, где злобный хмырь лечит его руку, боясь сделать неосторожное движение, чтобы не причинить боль. В реальность, где заслуженная отработка, сулящая кучу неприятностей, превращается в фарс. В общем, все стало с ног на голову, и Гарри почувствовал себя прямо-таки ужасно.

Он почувствовал себя слабым и беспомощным.

А еще он снова стал хуже видеть. Наверное, виной всему эта проклятая мазь, которая полезла в глаза и заставила их слезиться. В горле запершило, и в носу появилась влага, которая грозилась вот-вот вытечь и совсем его опозорить.

Просто у Дурслей он не раз наблюдал, как его тупые родственнички ухаживали за Дадли, когда тот ломал то ногу, то руку или даже несчастный палец. Весь дом стоял на ушах. Гарри как-то не болел, даже обычной простудой. И он не хотел, чтобы с ним так сюсюкались.

Разве что от заботы отца он бы не отказался. Она как бы и была, но слишком на расстоянии.

Не так близко, как сейчас.

― А вы правда шпион?

Гарри вскидывает голову, ожидая, что руку сейчас охватит адская боль. Но Снейп продолжает спокойно и деловито заматывать его кисть эластичным бинтом.

― Да, ― просто отвечает он.

Гарри протирает глаза под очками в надежде, что эта аллергия временная, и громко втягивает носом воздух.

― И вы служите… ― Он запинается. Снейп сегодня сильно вышел из себя, когда Гарри назвал полное имя Волан-де-Морта, и сейчас ему показалось слишком глупым искушать судьбу.

― Кому вы на самом деле служите? ― переформулировал он вопрос и уставился на него, о чем сразу пожалел. Снейп глянул на него, и в глубине его глаз отразилась боль. Та самая боль, которую Гарри почему-то принимал за агрессию. Наверное, потому, что она каждый раз пробуждала в нем его собственное отчаяние, которое он заталкивал поглубже в себя и прятал за привычной бравадой.

Снейп, напоследок скользнув по нему взглядом, невесело усмехнулся.

― Время покажет, ― только и ответил он.

― Но метка… ― начал Гарри. Снейп мягко отпустил его руку и зачем-то начал закатывать рукав своей мантии.

― Хотите взглянуть?

― Нет! ― Гарри вскочил из-за стола и инстинктивно сделал несколько шагов назад. Снейп поднялся следом. Выражение его лица стало непроницаемым.

― Будьте осторожны с рукой, ― сказал он ровно. ― Вы свободны.

* * *

― Я не напишу отцу только потому, что нечего писать, ― твердо говорит Гарри подруге, которая все еще здесь и, кажется, не собирается оставлять его в покое.

― А Дамблдор…

― Давай уже закроем эту тему, ладно? Надоело.

― Ты что, совсем не хочешь, чтобы Снейпа наказали?

Гарри молчит, разглядывая аккуратно намотанный эластичный бинт. Он ненавидит себя за то, что снова и снова воскрешает в памяти момент, как длинные пальцы заботливо втирают мазь, и с каждым движением боль уходит все дальше и дальше.

Снейп вышел из себя и наорал на беднягу Невилла, который умудрился расплавить свой котел на первом же уроке. Но взрыв ― это куда эффектнее, правда?

Он не сможет слишком долго прикидываться хорошеньким. Поэтому Гарри знает, что делать.

Огонь.

Гарри нравится огонь.

Он бы не против что-то поджечь. Например, кабинет зельеварения.

Но он не хочет, чтобы кто-то пострадал. Достаточно котла, который разлетится на кусочки. Да, пусть плохо будет только котлу. Ну и Гарри ― от гнева Снейпа.

Сегодня Гарри работает один. Он заранее говорит Гермионе, Невиллу и Рону, что хочет сосредоточиться на зелье и чтобы ему никто не мешал.

Он берет свои вещи и уходит в дальний конец класса. Деловито раскладывает инструменты, устанавливает котел, кладет перед собой тщательно переписанную с доски инструкцию ― зрение у него все-таки не ахти, и надо создать впечатление примерного студента.

― Поттер, как все это понимать?

Снейп тут как тут. Все замечает, зараза. Он складывает руки на груди и буравит его взглядом.

― Я хочу попробовать сварить зелье самостоятельно, чтобы мне никто… не помогал.

Вернее бы сказать ― не мешал, ведь в паре с ним снова Невилл, но Гарри прикидывается дурачком и поднимает невинные глаза на Снейпа.

Тот неприязненно щурится.

― Если вы думаете, что особенный, то ошибаетесь. Можете готовить зелье отдельно от всех, но в таком случае я разделю оценку между вами и Лонгботтомом напополам.

Конечно, это сказано к тому, чтобы Гарри перестал выкрутасничать и вернулся работать к Невиллу, ведь тот сам не справится и опять получит ноль. Но он только кротко произносит:

― Хорошо, сэр.

Снейп скептически оглядывает его с ног до головы, после чего оставляет его в покое, переключившись на других студентов. Гарри тихонько выдыхает: пока все идет, как надо.

Он идет к шкафу и с самым безмятежным видом собирает ингредиенты для Бодроперцового зелья. Хорошо, что правая рука уже в полном порядке, и он может ловко положить в карман несколько фрагментов кожи дракона, а в другой ― две бородавки оневки. Какой смысл экспериментировать и кидать в котел все подряд, когда можно использовать проверенное сочетание? Конечно, не обошлось без помощи Гермионы, которая просветила его в этом вопросе, а Гарри удалось сделать вид, что его интерес к подобной информации такой же беспристрастно-ботанский, как и у подруги.

Гарри сосредотачивает все внимание на ингредиентах, чтобы в голову не лезли предательские мысли о том, как Снейп нагло и беспринципно проявлял о нем лицемерную заботу. Но об этом напоминает буквально все: и полностью зажившая губа, которую Гарри сейчас покусывает от волнения, и отлично работающая рука, и исправленные очки ― новые он у отца так и не попросил, почему-то постеснялся. Да и зачем, если эти почти в полном порядке.

Так, выбросить из головы всю эту ерунду, немедленно! Ему сейчас нужно быть предельно осторожным, чтобы Снейп ни о чем не догадался, и тогда он сможет осуществить задуманное.

Гарри начинает сосредоточенно толочь в ступке рог двугора. Краем глаза замечает, что Снейп все равно посматривает в его сторону. Наверное, не надо было уходить так далеко от всех ― это подозрительно. Но сейчас это уже неважно, главное ― цель.

Гарри не спеша помешивает растолченный рог двурога. Он положил его в правильной пропорции, потому что Снейп слишком пристально за ним следил. А сейчас он отвлекся на бедного Невилла и отчитывает за невнимательность, поэтому Гарри бросает в котел корень мандрагоры, даже предварительно не очистив его. Зелье недовольно хрюкает и приобретает устрашающе темно-коричневый оттенок вместо нужного красного.

Гарри усмехается: это только начало.

― Вы считаете, это смешно, Поттер? ― Снейп тут как тут. Как он сюда перенесся с другого конца класса? Не иначе, как трансгрессировал, хотя в Хогвартсе это невозможно. Но об этом Гарри подумает позже ― сейчас надо что-то отвечать разгневанной летучей мыши, пока та не испепелила его своим взглядом.

При всем этом он успевает оценить обстановку. Снейп злится, а ведь Гарри еще не сделал ничего критичного. Это хорошо. Может тот, наконец, своим действиями и поступками вызовет его отца? Хоть какая-то польза будет от этого мерзавца.

Конечно, Гарри немного страшновато, не без этого, но оно того стоит.

Пока он молчит и обдумывает ответ, Снейп протягивает палочку к котлу:

― Ваше зелье уже ни на что не годится…

― Нет! ― Гарри тут же закрывает собой котел. ― Пожалуйста, сэр… я попробую исправить ошибку!

― До конца занятия осталось всего ничего. ― Снейп смотрит на него взглядом, в котором сложно прочитать эмоции. ― Вы не успеете сварить зелье заново. А здесь, ― он кивает на котел и кривит тонкие губы, ― вряд ли что-то можно изменить. Но если вам так хочется возиться с этим никчемным варевом еще десять минут ― дело ваше.

Гарри стискивает зубы от досады: надо действовать быстрее, иначе ничего не выйдет!

Пока Снейп отвлекся на своих любимых слизеринцев ― Драко что-то напартачил с зельем, и оно приобрело синеватый оттенок, ― Гарри достает из кармана кожу дракона и бросает в котел. Зелью это явно не нравится: оно начинает подозрительно булькать, а цвет с коричневого сменяется на ярко-оранжевый.

А вот и бородавка оневки ― Гарри нащупывает склизкий кругляш. Сейчас все случится. Только он собирается забросить бородавку в котел, как кто-то хватает его за руку.

― Вы ходите по скользкому краю. ― Снейп отбирает бородавку, а в его глазах сверкают искры. ― Что вы задумали?

― Ничего, сэр. ― Гарри пожимает плечами. ― Я действовал по инструкции, но, кажется, снова ошибся… разве в Бодроперцовом зелье не нужен этот ингредиент?

Он широко раскрывает глаза, всеми видом демонстрируя, что чист в своих намерениях, но Снейп только сильнее сжимает его руку и притягивает к себе. Гарри замечает, что его хватка не болезненная, а просто крепкая, хотя тот злится не на шутку.

― Сейчас же собирайте вещи и уходите вон! ― шипит Снейп.

Конечно, шпиона сложно обмануть, на что Гарри рассчитывал?

Снейп отпускает его и протягивает палочку к зелью, чтобы его уничтожить. В эту же секунду Гарри быстро достает из кармана вторую бородавку и бросает наудачу в котел.

Дальше происходит невообразимое. Из котла, как раскаленная оранжево-красная лава, поднимается варево и с силой выплескивается наружу. Гарри не успевает сообразить, что делать: сам момент его завораживает, он даже не понимает, куда бежать. И надо ли? В тот же миг взрывная волна, отбрасывает его в сторону.

Все это происходит мгновенно, но Гарри кажется, будто время замедлило свой ход. Резкий удар, боль в затылке. Воздух заволакивает дымом и смрадом. Как сквозь подушки, издалека доносятся чьи-то взволнованные голоса и крики. Они становятся все тише и тише, пока не затухают совсем.

* * *

― Гарри! О, кажется, он пришел в себя…

Он открывает глаза. Он все еще в кабинете зельеварения, все еще на полу. Под головой что-то мягкое. Вокруг шевелятся тени, которые постепенно превращаются в людей. Гермиона сидит на корточках и держит его за руку. Рон ― с другой стороны, пытается надеть ему очки, которые, видимо, слетели, когда Гарри падал, но чудом не разбились. Чуть поодаль топчется Невилл, рядом с ним ― близняшки Патил и другие знакомые лица.

Гарри садится, осматривается. Дым исчез ― его убрали как по мановению волшебной палочки. Так, скорее всего, и было. А где же Снейп? Его здесь нет, только растерянные одногруппники и даже часть слизеринцев ― все окружили его, смотрят обеспокоенно и настороженно.

― Гарри… ― вдруг всхлипывает Гермиона, прислоняя руку ко рту. Она будто только сейчас осознала, что произошло, хотя Гарри сам не может до конца понять, почему все вокруг него сгрудились. Он же не умирает? Вроде бы. Все кости целы и даже ничего не болит… почти. Разве что от падения побаливает затылок ― наверное, там шишка, ― и ребра с правой стороны. Но это мелочи. Наверное.

― Тебе просто очень повезло, ― говорит Рон вместо Гермионы, которая не в силах сейчас сказать ни слова ― сидит и обливается слезами. Гарри выпрямляется и весь напрягается. Как же Рон достал со своими «повезло!»

― В чем это, интересно? ― сухо спрашивает он. Как будто Рон при желании сам не мог взорвать котел ― это ведь пара пустяков, главное, захотеть и сделать. А еще ― что вон там такое чернеет? Ах да, котел. Целый и невредимый. Это значит, у Гарри ничего не получилось. Его только отбросило в сторону, а сам котел даже не треснул. И это называется ― повезло?!

― Ну… хотя бы в том, что ты не умер, ― пожимает плечами Рон.

― Ага, круто, я рад, ― мрачно кивает Гарри.

Как будто после Волди с его авадой его может что-то убить.

― Если бы не Снейп… ― Падма Патил содрогается. ― Был бы просто кошмар.

― Да это и без того кошмар, ― вторит ей сестра.

Гарри снова обводит взглядом кабинет в поисках того, кто должен сейчас на него орать во всю глотку, а потом назначить самое жесткое наказание.

― Интересно, как он там сейчас… ― тихонько пищит Лаванда. Гермиона в ответ только всхлипывает.

― Где? ― Гарри накрывает нехорошее предчувствие.

― Где, где, в больничке, ― бурчит Рон. ― Эй, да ты не сиди, вставай, давай. ― Он протягивает руку, а Гарри закатывает глаза ― с чего это Рон стал таким заботливым? Еще вчера он букой на него смотрел, завидовал каждой минуте Гарриной жизни, а теперь сидит над душой и слишком тревожится о его самочувствии.

Все еще всхлипывающая Гермиона с одной стороны и Рон с другой помогают ему подняться.

― И нечего больше нас так пугать, ― сурово говорит Рон. ― А то Снейп чуть не околел, и ты так долго лежал, что можно было подумать…

― Рон, прекрати! ― вскрикивает Гермиона, а потом обхватывает Гарри за шею.

― Что ты сказал? Я не понимаю. ― Гарри машинально снимает ее руки. Не надо его жалеть. Ему нужно разобраться. Язык плохо слушается, а ноги отказываются стоять. Почти наощупь он находит стул и садится, стараясь ничего не надумывать.

― Твое зелье превратилось в настоящий вулкан, ― с трудом проговаривает Гермиона. ― Ты ничего не помнишь, да?

Гарри неопределенно мотает головой. Он помнит, как бросил в котел бородавку, а еще ― ту оранжевую яркую волну, которая поднялась над ним. Потом ― резкий удар о пол. Собственно и все. Что он должен помнить, если ему не дали как следует насладиться зрелищем?

Но Снейп… он же не умер, да? Гарри хотел только его разозлить, но вовсе не…

Гарри медленно подносит руки к ушам. Он не готов услышать ничего, что ему сейчас скажут. Кажется, он сделал что-то ужасное, чего совсем не собирался. Он же не Пожиратель какой-то. И не убийца.

― Все произошло так быстро… ― Гермиона обхватывает себя руками и ежится, будто в подземельях резко похолодало, до этого здесь было знойное лето. ― Снейп вроде как пытался нейтрализовать зелье, но ты стоял слишком близко, и он просто оттолкнул тебя в сторону. В этот момент часть зелья обрушилась на него…

― Он жив? ― пересохшими губами спрашивает Гарри. Его начинает мутить. Он совсем не хочет представлять то, что ему рассказывает подруга, но картинки как живые мелькают перед глазами.

― Да, но он… это ужасно, ― содрогается Гермиона. ― Я не знаю, что ты сделал с Бодроперцовым зельем, которое должно только согревать и уничтожать микробы, но оно превратилось в обжигающую жидкость, которая разъедает кожу и даже одежду…

Она замолкает с таким видом, будто говорить ей об этом крайне болезненно и неприятно.

― Снейп, конечно, держался молодцом, ― продолжает за нее Падма. ― Он успел сказать, что делать, перед тем как потерял сознание. Под его столом есть магическая кнопка экстренной помощи, которая вызывает медсестру. Мадам Помфри примчалась моментально. А еще здесь были профессор МакГонагалл и профессор Флитвик. Они быстро поняли, что с тобой все в порядке и плотно занялись Снейпом ― с ним-то просто беда... Я думаю, они все сейчас в больничном крыле.

― А еще он повторял твое имя, пока не отключился, ― тихо говорит Гермиона, глядя в пол.

― Наверное, он думал, зелье попало и на тебя, он же не видел, как далеко ты отлетел, ― предполагает Рон.

― Я не знаю, как он все это терпел… его рука… я не хочу это вспоминать. ― Гермиона закрывает ладонями лицо.

Гарри вскакивает. Перед глазами все плывет, но он как-то находит дверь и выбегает в коридор. Он едва добегает до туалета: его выворачивает с такой силой, что кажется все внутренности сейчас покажутся наружу. Из глаз текут слезы, но он не плачет, нет. Внутри все застыло и как будто оборвалось.

* * *

«Папа… может ты уже знаешь, что произошло на уроке зельеварения, но я хочу прояснить ситуацию. Я ни в чем не виноват. Вообще я все делал правильно, по инструкции, но Снейп стоял над душой и сбивал меня с толку. Вот я и ошибся, вся масса взорвалась и оказалась на нем. Этого бы не случилось, если бы Снейп не совал постоянно свой противный длинный нос в мой котел».

Гарри ненавидит себя за то, что делает, но продолжает писать. Он не может допустить, чтобы его исключили. А за такой поступок следует исключение ― это еще в лучшем случае.

Никто не знает, что он сделал это нарочно. Никто ― кроме Снейпа.

Он будет прав, если добьется дисквалификации Гарри как студента. Что тогда скажет отец?

Вряд ли он за это погладит по головке.

Гарри прячет лицо в ладонях, чувствуя, как горят щеки.

Интересно, что чувствует человек, когда у него сжигают кожу?

Гарри бы мог это сегодня испытать, если бы не Снейп, который зачем-то спас ему здоровье, а то и жизнь. Он недаром стоял возле него. Он видел, что замышляет Гарри и пытался это пресечь. Он сознательно подвергал себя опасности. Спрашивается, зачем?

«Папа, я совсем не хотел, чтобы ему было больно. Да, он мерзкий тип и терпеть меня не может, но мне правда не все равно, что теперь с ним будет. А еще он может всем рассказывать, что я подстроил это специально, но ты же ему не поверишь? Я же не дурак: это зелье вполне могло меня накрыть с головой, а еще я при падении мог переломать себе все кости, но я, кажется, неубиваемый. Наверное, это хорошо, правда?»

Скрепя сердце, он оправляет письмо в надежде, что это сработает, и отец ему поможет. Не сейчас, так потом, когда Снейп поправится и пойдет прямиком к директору вершить судьбу Гарри.

Если он поправится.

Гарри закрывает глаза и стискивает зубы. Тот самый огонь, который недавно горел под его котлом, будто переместился внутрь его души. Он палит и жжет и кажется, его ничем не потушить.

Разве что…

Гарри с трудом вылезает из-под полога, разминая затекшие ноги.

Кажется, еще не слишком поздно, чтобы разгуливать по коридорам. А даже если бы и поздно ― его бы это не остановило.

Почему-то он не мог это сделать раньше, а теперь ноги его сами несут в больничное крыло.

Гарри просто хочет услышать, что он жив. И еще посмотреть, как он. Может, попросить прощения, потому что даже такой ужасный человек как Снейп не заслуживает адской боли. Никто ее не заслуживает.

Может, это немного угасит огонь в его душе.

А еще Снейп не мог звать его по имени ― он его просто не знает. Ему всегда было плевать на Гарри. Гермиона что-то напутала.

Судорожно вздохнув, он подходит к медицинскому кабинету и протягивает руку к двери.

Гарри открывает дверь, и ему сразу же становится дурно от неприятной смеси ароматов лечебных зелий. В глазах темнеет. Он не сразу осознает, что большая палата с множеством кроватей пуста.

Удивляться нечему. Он знает: есть еще другая, одиночная палата для тяжелобольных. За глаза ее называют «могильник» ― придумали близнецы Уизли, кто же еще. И если раньше одно только упоминание о ней вызывало саркастическое хихиканье, то теперь Гарри совсем не до смеха.

Остается надеяться, что в этом слове нет ничего… пророческого.

Он подходит к «могильнику», но не успевает постучать: из него вылетает разгневанная мадам Помфри. Ее белый накрахмаленный чепчик сбился в сторону, и из-под него неряшливо торчат волосы: она не похожа сама на себя.

― Сейчас же уходи! ― Увидев Гарри, без лишних слов она указывает на дверь в конце длинной общей палаты. Всегда милая, дружелюбная и готовая помочь медсестра сейчас напоминает огнедышащего дракона.

― Но я… ― пытается возразить Гарри, но мадам Помфри хватает его за руку.

― Тебе здесь делать нечего! Профессор Снейп не в том состоянии, чтобы…

В этот момент Гарри резко вырывается и проскальзывает мимо нее в «могильник». Услышав фамилию ненавистного профессора, он понимает, что если сейчас же не увидит его живым, то просто не сможет спать. И дышать, кажется, тоже.

Вот сейчас он стоит в нескольких шагах от кровати, задыхаясь от ужаса и сострадания. Самое время закрыть глаза, а еще лучше ― выйти вон, как попросила мадам Помфри. Но он смотрит и смотрит, не отрываясь, будто причиняя себе таким образом боль, он может хоть немного искупить свою вину.

Снейп тяжело и шумно дышит. Его левая рука покоится на белоснежном пододеяльнике, и она в полном порядке. А вот правая… Она полностью перемотана бинтами и напоминает мумию. На них виднеются желтоватые и красные пятна, от которых мороз идет по коже. То же творится с его верхней частью тела: одежды нет, там сплошные бинты. Справа на лице и на лбу приклеены пластыри ― видимо, на те места, куда попала отвратительная ядовитая жижа.

Тут же в «могильник» врывается мадам Помфри.

― Немедленно отсюда! ― громким злым шепотом требует она и быстро идет к Гарри с явным намерением выдворить. ― Ты не имеешь никакого права здесь находиться!

― Кто здесь… ― едва шевеля губами, произносит Снейп.

― Поттер, кто же еще! ― Медсестра хватает Гарри за плечо и сердито буравит его взглядом.

― Нет… пусть останется.

Мадам Помфри от неожиданности отпускает его.

― Поттер… вы в порядке? ― спрашивает Снейп своим хриплым неузнаваемым голосом. Его ресницы дрожат, будто он делает неимоверное усилие, чтобы открыть глаза, но не может. Это навевает дурные мысли.

И вообще, что это за вопрос? Снейп должен проклинать его за все мучения, которые Гарри ему доставил, а не интересоваться его самочувствием. Даже если это обычная вежливость ― хотя, где Снейп и где вежливость, ― то она в любом случае неуместна.

Снейп все делает не так. Постоянно. Он просто очень хитрый. Он шпион. Да, он отменный шпион.

Просто. Нужно. Постоянно. Помнить. Об этом.

― Молчание ― это не ответ… Вы можете… сказать нормально? ― Даже в хриплом, еле слышном голосе профессора проблескивает привычный сарказм.

Гарри до боли вгрызается ногтями одной руки в другую и пытается что-то ответить, но из его горла вырываются странные звуки. Он закусывает губу, пытаясь дышать спокойно и смотреть куда угодно, но не на кровать. Не на эти бинты, под которыми скрываются жуткие раны.

Гарри зажмуривается. Он не хотел. Совсем не хотел такого исхода. Но как об этом сказать? Кажется, он не может.

Снейп зачем-то приподнимает здоровую руку, будто приглашает подойти поближе. Гарри делает неуверенный шаг. Еще один и еще, пока не подходит вплотную к кровати. Тут же он слышит:

― Я вас прощаю.

Порой нескольких слов достаточно, чтобы выбить почву под ногами. С Гарри это происходит в буквальном смысле: ноги подкашиваются, и он садится на пол рядом с кроватью. Неожиданно для себя он громко всхлипывает и заливается слезами.

Это словно очищающий поток, который уносит с собой все страхи. Сжатая пружина разжимается и вырывается на свободу.

― Я… я не хотел… ― выдавливает он, громко шмыгая носом. ― Я… правда… Вам очень больно, да?

Снейп не отвечает, а только нервно ворочается на постели.

― Я спросил… есть ли у вас… какие-то повреждения? ― Он шумно дышит и, кажется, начинает раздражаться. ― Разве так сложно ответить?

― В отличие от тебя, Северус, он здоров как бык, ― сердито подает голос мадам Помфри, стоящая у дверей с недовольным лицом. Тут ее взгляд застывает, она решительно шагает вперед, отодвигает Гарри и накрывает здоровую руку Снейпа одеялом.

― Все в порядке, Поппи, ― едва слышно бормочет Снейп. ― Он знает.

Брови мадам Помфри сходятся на переносице.

― С каких это пор ты стал настолько доверять студентам?

Черная метка. До Гарри с трудом доходит смысл разговора. Снейп ему доверяет? Нет, это какой-то бред.

Вообще у тяжелобольных бывает бред. Вот, пожалуйста, яркий пример.

Хотя ― он промолчал. Но и не отрицал. Значит…

― Поттер… вы видите, я живой… вы услышали то, зачем пришли… что вы хотите еще?

Он снова к нему обращается. И каждое слово ему дается с трудом. Надо что-то ответить. Что-то сказать… но что?

Все слова колом застревают в горле. Гарри, обхватив себя руками и закусив дрожащую нижнюю губу, только кивает, хотя Снейп его не видит.

― Идите спать… не то я сниму баллы… за разгуливание по коридорам… после отбоя.

Снейп в своем репертуаре. Но если раньше никто бы не засомневался в реальности угрозы, то сейчас это звучит жалко. И слезы вот-вот снова потекут, хотя, казалось, они иссякли ― все до одной, ― но это только начало. Гарри чувствует себя тем самым котлом, который вот-вот взорвется ― так сильно давят на него три банальных слова.

Не надо было его прощать. Он не заслуживает ничего хорошего после того, что сделал.

Да и разве он просил? Он бы не смог, потому что трус, самый настоящий. И Снейп это знает.

Чтобы не искушать судьбу и не потерять драгоценные баллы (о, сейчас самое время о них волноваться), Гарри поднимается с пола и убегает из «могильника». Будто те самые три слова гонятся за ним, чтобы окончательно сломать все настроенные внутри баррикады и предубеждения.

* * *

Сколько надо времени, чтобы стать знаменитым? Достаточно одного дня. И ночи. Той самой бессонной мучительной ночи, каждая секунда которой казалась вечностью. Да, слезы немного облегчили жжение внутри, как бы загасили огонь, но вместо них пришли мысли ― хладнокровные логические мысли, с зубами и когтями, жестокие и бескомпромиссные. Они взяли Гарри в плен до самого утра.

Только кто об этом знает? Явно не близнецы, которые соорудили корону из золотистой бумаги и повесили ему медальон на шею с надписью: «Поттер ― гроза Слизерина». И не Невилл, который аж посвежел и расцвел от мысли, что зельеварения не будет еще о-о-очень долго. И не Рон, который вчера хоть и беспокоился о Гарри ― совсем чуточку, но было, ― сегодня нелицеприятно высказался, что Снейп мог бы уничтожить зелье моментально, а не устраивать весь этот цирк. Конечно, он завидовал, что у Гарри теперь есть корона, и медальон, и все эти почести. И огромная дыра в душе, которую выжгло зелье его собственного приготовления.

Есть чему завидовать, правда.

Одна только Гермиона ведет себя адекватно. Она не осаждает вопросами, не хлопает восторженно в ладоши, не кланяется в ноги ― в шутку или всерьез. А еще она тихонько плачет на уроке по истории магии ― потому что скучно до смерти и потому, что она то и дело прокручивает перед глазами всю ту жуткую жуть, когда на Снейпа обрушилось огненное зелье. Гарри ее понимает. Он чувствует себя так же отвратительно и немного жалеет, что не умеет открыто, как она, выражать свои чувства.

Весь день проходит как в тумане. После каждого урока Гарри бегает в спальню. Под подушкой нет письма. А ему нужно это письмо. Позарез. Чтобы прочесть и узнать, что отец ему верит.

Но тот молчит. Наверное, слишком занят, чтобы сесть и написать пару строчек ― так уже бывало.

Он молчит, конечно же, не потому, что разгадал Гаррину ложь и больше не хочет иметь с ним дел.

И не потому, что ему больше не нужен сын, который по глупости навредил человеку. Сильно навредил.

Пусть даже этот человек ― Пожиратель смерти.

Гарри снова стоит у знакомой двери. Его сюда принесли ноги, а может, он перенесся сюда силой мысли. Больше похоже на второе.

На удивление мадам Помфри пропускает его в «могильник» без лишних слов, хотя и недовольно сводит брови, бормоча что-то нелестное себе под нос.

Гарри усиленно доказывает себе, что Снейп сегодня выглядит лучше, хотя ― кого он обманывает. Те же страшные, хоть уже и новые, чистые бинты, то же бледное лицо с темными кругами под глазами и слишком выделяющимся носом. То же шумное неровное дыхание, будто каждый вдох и выдох дается ему с огромным трудом.

― Как вы себя чувствуете, сэр?

Голос еще тот предатель ― дребезжит и срывается. Но главное, сегодня Гарри может связно говорить, а не рыдает, как пятилетний малыш ― прогресс налицо.

― А вы? ― вопросом на вопрос отвечает тот, не открывая глаз.

― Не очень, ― признается Гарри, не отрывая взгляда от его лица. ― Вообще… мне немного лучше. Лучше, чем вчера.

Снейп медленно кивает.

― Вам… удалось хоть немного поспать? ― тихо спрашивает Гарри и тут же мысленно ругает себя: какое вообще ему дело до этого? Но тут же говорит себе: значит, есть дело.

― Заживляющие зелья и обезболивающие с улучшенной формулой просто творят чудеса. ― Снейп явно намекает на важность своей профессии. Да и говорит он пусть негромко, но связно, не прерываясь, как вчера.

― А что касается вас, ― неожиданно говорит Снейп, немного ворочаясь, ища удобное положение. ― Вы хоть спали нормально?

― Я?.. Почти нет, ― теряется Гарри. ― Не удалось...

Странно, что Снейп ― единственный за весь день, кто этим поинтересовался.

― А вам-то чего не спать? ― раздражается он. Однако злится не в полную силу, а вполовину или даже в четверть обычной мощи. ― Накручивать себя ― много ума не надо, ― продолжает он уже спокойнее. ― Вчера могли бы спросить обо всем, что вас интересует. Вот сейчас вы не спрашиваете, а я вам скажу: мое лечение займет неделю. Всего неделю, ― медленно, чуть ли не по слогам произносит он. ― Вы и соскучиться не успеете.

Неделя? Это хорошо. Это очень хорошо.

Правда, через неделю Гарри ответит за все. Но, может, тогда совесть прекратит снова и снова сжигать его заживо, когда он бесконечно видит перед глазами ярко-оранжевую волну высотой в два метра и когда смотрит на белоснежную постель и такие же бинты, сквозь которые просвечивают раны.

Да, ему определенно полегчает. Со школой придется распрощаться, но поделом ему.

О будущем Гарри сейчас старается не думать.

― А ваши глаза… почему вы их не открываете? ― спрашивает он о том, что его беспокоит не меньше, чем отчисление из Хогвартса. Уж Гарри знает, что такое плохое зрение. А если его вообще потерять… нет, лучше не надо развивать мысли в эту сторону.

― Когда зелье попало на кожу, ядовитые пары повредили слизистую, ― по-деловому говорит Снейп, будто объясняет новую тему, а не общается с тем, кто спровоцировал эту ситуацию. ― Скоро она восстановится, но пока нежелательно смотреть на свет и читать. С этим понятно?

Гарри неопределенно пожимает плечами и зачем-то дотрагивается до его здоровой руки. Она теплая и сухая. И у него совсем не противные паучьи пальцы, как он считал раньше. Гарри осторожно проводит по тыльной стороне его руки. Ему совсем неинтересно рассматривать его метку. Он просто делает то, что подсказывает сердце.

― И что это такое? ― интересуется Снейп.

― Ничего, ― говорит Гарри, не прекращая своего занятия.

― Вы не верите своим глазам и ушам… вам нужно еще и почувствовать, что я живой?

Гарри не отвечает. Он не понимает одного: почему Снейп с ним так ласков. Почему он говорит таким спокойным, пусть и не лишенным иронии голосом? Гарри бы на его месте отомстил обидчику всеми способами, какие только знает. Почему профессор так мягко сжимает в ответ его руку? Руку ненавистного мальчишки, который причинил ему столько неприятностей ― это еще мягко сказано.

― Ах… может, вы подлизываетесь? ― Снейп все пытается разгадать загадку, которую подкинул ему Гарри своим незатейливым жестом. ― Так вот это напрасно: я не смогу простить вас больше, чем уже это сделал. Даже если очень постараюсь.

Гарри изумленно поднимает на него глаза, пытаясь осознать услышанное.

Лицо Снейпа ничего не выражает.

― Я так понимаю, вы здесь обосновались и уходить не собираетесь. У вас слишком много свободного времени? ― сухо интересуется тот.

― Прямо сейчас по расписанию ― зелья, ― говорит Гарри, едва проглотив огромный ком и с трудом справившись с накатившими слезами. Кажется, всем в этой палате хватило вчерашнего фонтана, но Снейпу, наверное, мало, и он не успокоится, пока снова его не доведет.

― А, и вы, как примерный студент, пришли ко мне на урок. Похвально.

― Может, вам нужно что-нибудь? ― выдавливает Гарри. ― Я бы мог что-то сделать… ну что в моих силах.

Это то, чего он действительно хочет, но отчего-то страшно смущается, комкая край простыни.

Снейп какое-то время молчит, видимо, удивленный вопросом.

― Пожалуй, да, ― наконец, говорит он. ― Здесь где-то должна быть газета...

Снейп неопределенно машет рукой.

Гарри быстро ее находит на столе у окна. Это «Листья на ветру» ― самая правдивая газета по словам Гермионы. Замечательно. Он быстро проскальзывает по ней взглядом. На первой странице ― статья о Волан-де-Морте. Ничего себе! Конечно, Снейп не захочет, чтобы Гарри в нее вникал. Значит…

― Что там на главной странице? Поппи мне читала какую-то скучную ерунду про маглов. Вы, надеюсь, не будете надо мной так издеваться?

― Там… ― Гарри заминается. Он мог бы открыть любую другую заметку, но что-то внутри не дает ему солгать.

Кажется, «что-то» ― это сильное желание прочесть именно эту статью. А еще ― увидеть, как на нее отреагирует Снейп. Ведь Темный Лорд ― или как там его называют, ― его господин и повелитель. И Гарри, да и все, кто сталкивается со Снейпом на уроках, находятся в потенциальной опасности.

Да, он до сих пор так считает. Потому что нужны факты, чтобы доказать обратное, а не просто душещипательные речи и прочая слезливая дребедень.

И Гарри здесь только потому, что чувствует вину, а не потому, что Снейп полностью реабилитировался в его глазах.

― Ну? ― требовательно произносит тот. ― Вы читать разучились, или в чем дело?

― Здесь статья про… Вол… ну вы поняли, ― смешивается Гарри. Он совсем не хочет раздражать Снейпа лишний раз упоминанием имени, которое почему-то нельзя произносить.

― О… любопытно, ― по интонациям Снейпа невозможно понять, что он об этом думает. ― Прочтите мне ее, если не боитесь.

― А чего мне бояться-то? ― вырывается у Гарри. ― Простите, сэр, ― добавляет он, поняв, что допустил очередную оплошность, и за хамство тот его просто выгонит.

Но Снейп игнорирует его тон ― ничего даже не меняется у него в лице.

― Например, правды, ― говорит он.

Гарри в очередной раз пожимает плечами. Лучше он так будет выражать свое недовольство, а то язык ― его враг. Как раз правды-то он и жаждет больше всего.

― Волан-де-Морт завербовал еще двоих приспешников, которых на этой неделе удалось успешно поймать, ― начинает он читать, устроившись поудобнее в кресле у стены. ― Это произошло в среду вечером. Они пытались пробить защиту Хогвартса, но как стало известно, накануне ее усилили, будто ждали незваных гостей. Преступники в Азкабане, а все мы удивляемся проницательности Альбуса Дамблдора, который удивительно вовремя занялся обновлением защиты. «Не иначе как он провидец, или в Хогвартсе у директора появился шпион, который раскрывает коварные планы Того-Кого-Нельзя-Называть», ― предполагают местные и, кажется, они недалеки от истины.

Гарри замолкает, удивленно уставившись на Снейпа: на его губах играет довольная улыбка, которую он тщетно пытается скрыть.

― Кажется, они недалеки от истины, ― медленно, смакуя каждое слово, произносит Снейп. ― А что вы об этом думаете, Поттер? ― неожиданно спрашивает он.

Гарри замирает. Похоже на провокацию. Или…

Он не хочет думать в сторону «или».

Он не заслуживает доверия. И не нужно с ним говорить на равных. Не нужно подкупать ложной искренностью. А она ложная ― нет сомнений. Перед ним ― шпион. Помни об этом всегда.

― Я пойду. ― Он вскакивает. ― Извините, сэр… ― тут же он смущенно приостанавливается. ― Я просто… мне лучше уйти.

И он уходит, не дождавшись ответа от Снейпа, который снова пытался доказать, что он служит отнюдь не Темному Лорду.

* * *

«Папа… я обещаю ― из-за меня больше никто не пострадает. Ни один человек. Даже если он последний мерзавец или Пожиратель смерти. Да это одно и то же, правда? Если хочешь ― поклянусь. Просто все это слишком для меня. Я не выдержу больше ни дня, если еще хоть раз услышу от Снейпа, что он меня простил. Но я все равно к нему пойду. Завтра. Потому что когда я вижу, как он поправляется, мне становится легче. Я хожу к нему каждый день. Снейп сегодня сказал, что я совершаю крестный ход. Интересно, что это значит? Надо спросить у Гермионы, ты ведь все равно не ответишь».

«Знаешь, я никогда раньше не делал ничего подобного. Ну, не издевался над кем-то, чтобы ему навредить, и чтобы он потом лежал в больничке. Ладно, я немного дразнил Дурслей, пугал, что превращу их в навозных жуков. Но это же несерьезно, правда? Это ни капли не похоже на то, что произошло в кабинете зельеварения. Я чувствую себя очень странно, как будто перешагнул за черту, хотя и не нарочно. Как думаешь, я еще могу вернуться назад?».

«И еще знаешь… я придумаю, как привлечь твое внимание. Снейп говорит, что есть вещи, которые не нужно заслуживать. Я с ним не согласен ― все имеет свою цену. Разве нет?»

«Вот когда я был хорошим, ты мне писал каждый день. А теперь уже почти неделя прошла с твоего последнего письма, и ты все молчишь. Я не знаю, как мне заслужить твою любовь. Наверное, я должен очень стараться, просто из кожи вон лезть, но все равно как-то не получается. Поэтому я пойду другим путем. Тебе он не понравится, но выхода другого нет. Теперь ты точно ко мне придешь, я знаю. А это для меня самое главное».

«И еще. То, что я задумал, опасно только для меня одного. Потому что никто не виноват, что мне без тебя очень плохо».

Очередное письмо, которое через секунду превратится в клочья и никогда не попадет к адресату.

Снейп идет по коридору. Это он, нет сомнений: его тощая фигура, длинные волосы, черная широкая мантия, которая взметается от каждого шага. Он выглядит бледнее, чем обычно, но его лицо в полном порядке ― ни одного шрама. На правой руке нет бинтов. Пожалуй, это лучшее, что Гарри видел за последнюю неделю.

Если бы раньше кто-нибудь ему сказал, что на четвертой неделе учебы в Хогвартсе он будет счастлив видеть Снейпа ― Гарри назвал бы его идиотом. Сейчас он идиот и есть: не может сдержать глупой улыбки. А еще вместо того, чтобы спрятаться и лишний раз не нарываться, он прямиком идет к профессору, готовясь закрыть один нерешенный вопрос.

― Я… очень рад, что вы уже здоровы, сэр, ― проговаривает он смущенно, остановившись перед ним.

― Кажется, вы мне не поверили, когда я говорил об одной неделе, ― ровным тоном отвечает Снейп, глядя на него внимательным, но вместе с тем закрытым взглядом, в котором сложно прочесть эмоции. ― Как и всему остальному, ― зачем-то добавляет он.

Гарри пожимает плечами и отводит глаза. Ему не нравится тема, куда упорно пытается утянуть его Снейп в который уже раз.

― А что насчет наказания? ― сцепив руки за спиной, спрашивает он о том, что его беспокоит. ― Вы так ничего и не сказали, что мне за это будет.

Снейп хмурится и сжимает губы.

― Что непонятного в слове «прощение», Поттер? ― сердится он непонятно на что. ― Может, вы слышите только отдельные буквы ― «п» или «р», а все остальное пролетает мимо?

― Дело не в этом, а…

― Кажется, я ясно дал понять, что вас не выгонят из школы, ― перебивает Снейп, надменно приподнимая подбородок. ― И что эта ситуация останется между нами и… пожалуй, директором.

― Я хотел сказать… ― смешивается Гарри, ― что после такого случая нормально будет назначить мне отработки.

― Нормально? ― цепляется к слову Снейп, что вполне в его характере. ― Не знаю, почему вы так считаете, но мое мнение другое ― в них нет нужды. Вы уже и так себя наказали, ― добавляет он тихо, и Гарри кажется, это этому ему послышалось.

А если не послышалось, то… что Снейп имеет в виду? Что Гарри почти не мог спать всю неделю или, что ему пришлось каждый день читать газету ненавистному профессору и подавать ему воду в стакане?

Хотя пришлось ― это громко сказано, ведь его никто не заставлял.

Или ― что из-за этого позорного случая отец молчал всю неделю и отправил ему письмо только вчера?

Письмо, в котором не было ничего плохого, но и ничего конкретного. Его так и можно назвать ― ничего.

― Но я хочу отработать свой проступок, ― бормочет Гарри, глядя куда-то под ноги Снейпу, где из-под мантии виднеются его черные лакированные туфли. ― Да и другие не поймут, почему вы не назначили мне никакого взыскания…

Снейп только фыркает.

― Вас так волнует, что думают другие? ― В его голосе звучит ирония, и Гарри вдруг понимает, что ― нет. Не волнует. Что это все ― ради разрешения одного мучительно-тягостного чувства, которое не давало ему покоя всю последнюю неделю.

Он даже не сомневался, что Снейп как-то отреагирует и назначит наказание ― пусть даже легкое, несоразмерное проступку, но оно будет. Однако Гарри даже не предполагал, что тот просто сделает вид, что ничего не произошло.

Слишком тонко. И опасно. Как знать, что Снейп замышляет на этот раз? Его настроение меняется каждую секунду. Он может разозлиться всерьез и назначить отработку, о которой Гарри потом пожалеет. А все потому, что он бессовестно пренебрег милостивым прощением грозного профессора.

Нет, Гарри совсем не хочет быть скормленным Волан-де-Морту на обед.

Значит, самое время развернуться и уйти. А еще лучше ― убежать, пока не грянул гром.

Жаль, он не оценил все риски перед тем, как сунуться со своими глупостями к Снейпу. Впрочем, Гарри никогда о них не думал. О рисках.

Вместо того, что прекратить всю эту канитель и спасти свою шкуру, он стоит на месте, будто на его ботинки кто-то наслал заклятие вечного приклеивания.

― Это все… это из-за того… ― выдавливает он.

― Говорите, наконец, в чем дело? ― теряет терпение Снейп.

― Хоть вы и решили закрыть эту тему, я не могу этого сделать… Я не могу… не могу себя простить… не получается, ― наконец, признается Гарри, тяжело выдохнув, после чего ему сразу же становится легче ― как гора с плеч.

Удивительно, но во взгляде Снейпа проскальзывает понимание.

― Что ж, ладно, ― говорит он через небольшую паузу. ― Если так все серьезно, то… две отработки вас устроят?

― В неделю? ― уточняет Гарри.

― Само собой.

― До конца года? ― снова уточняет Гарри.

У Снейпа брови взлетают вверх и широко раскрываются глаза. Он смотрит на Гарри с изумлением, будто раньше никогда его не видел.

― Если вам будет угодно, ― очень сдержанно говорит он, продолжая с интересом его разглядывать.

Вряд ли когда-нибудь хоть один из студентов просил, нет ― умолял Снейпа или другого преподавателя назначить ему отработки, да еще и до конца года. Таких самоубийц Хогвартс не видывал за всю свою бытность. Наверное, именно эта мысль сейчас крутится в слишком умном и хитром мозгу профессора. Гарри чуть не фыркает, осознав, насколько все выглядит нелепо, но тут же благоразумно закусывает губу.

Если выбирать из двух зол наименьшее, то это все же отработки. Они успокоят совесть и помогут реабилитироваться перед отцом. А Волдик… что ж, если Снейп захочет сдать Гарри своему любимому лорду, он это сделает в любой подходящий момент, не обязательно на отработке ― у Гарри все равно в Хогвартсе нет никого, кто бы его защитил.

* * *

На уроке зельеварения во время практической части Гарри медленно раскладывает инструменты и старательно отводит взгляд от дальнего угла, где неделю назад произошла трагедия.

Точнее, могла произойти, но не произошла. Так считает Снейп.

У Гарри же другое мнение.

Они даже немного поспорили. Это случилось позавчера, когда Гарри после уроков по обычаю пришел его навестить, а Снейп уже выглядел почти здоровым, сам читал газеты, книги, которые ему принесли из библиотеки, и даже делал записи все еще перемотанной рукой.

Этой же рукой он словил Гарри за мантию, притянул к себе и долго вычитывал. Суть его монолога была в том, что если бы Гарри хоть немного пострадал, Снейп считал бы ситуацию катастрофической. А так все это ― мелочи жизни.

Гарри исподтишка поглядывает на Снейпа, который с недовольным брезгливым видом смотрит на макушки студентов, ходит между столами с установленными котлами и цедит сквозь зубы какие-то свои привычные гадости.

Просто все это сбивает с толку. И навевает мысль, что Снейп врет. Причем постоянно. Без перерыва.

Гарри резко мотает головой: в поле зрения случайно оказался тот самый роковой дальний угол. В тот же миг очертания кабинета искажаются. Стены сжимаются и расширяются, будто на них просыпали оживляющий порошок ― если такой существует, конечно. Потолок становится выпуклым, как оптическое стекло в телескопе. Столы со стоящими рядом студентами разъезжаются, словно на роликах, и снова съезжаются.

Гарри крепко зажмуривается и открывает глаза. Кабинет перестает сходить с ума. Но может, дело не в кабинете, а в нем самом?

Сердце колотится о грудную клетку так оглушительно, будто бьет в барабан, что даже в висках отдает. Ладони неприятно потеют, из-за чего пальцы с трудом удерживают маленький ножик для нарезки. Не хватало еще брякнуться в обморок. Гарри нервно потирает шею и сосредотачивается на ингредиентах. Но один только вид флоббер-червей, которые нужно разрубить на мелкие кусочки, вызывает внезапный приступ тошноты.

Медленно дышать. Расслабиться. Подумать о чем-то приятном…

Гарри пытается. Очень старается ― и дышать, и думать. Но что приятного у него есть, кроме мечты, что когда-нибудь его заберет к себе отец? Рано или поздно. Или… нет? Вдруг не заберет? Вдруг эта неопределенность продлится вечно, точнее, до дня, когда Гарри вырастет и сам станет отцом? Будет ли он и тогда продолжать ждать?

Так, нужно сосредоточиться на чем-то, немедленно! На чем-то, что рядом.

Котел. Гарри переводит взгляд на свой новенький, отполированный до блеска медный котел. Вчера его прислал отец ― несмотря на его проделку, он продолжал о нем заботиться, хоть и на расстоянии. Значит, надо смотреть на него. На котел. А еще ― бросить туда червей. Все уже приступили к варке, а он только разложил это склизкое месиво на доску. Нет, черви ― сейчас не самый лучший вариант. Но выхода нет, Снейп вот-вот увидит и прицепится, что Гарри ничего не делает и отстал от всех, а ему лишнего внимания не надо. Особенно сейчас, когда с ним происходит какая-то ерунда.

Вдруг болезненной вспышкой перед глазами мелькает огромная ярко-оранжевая волна. Гарри мотает головой, чтобы заставить воображение заткнуться. Его трясет. Черви! Срочно смотреть на червей ― это меньшее из зол. Но вспышка повторяется, нож выпадает из ослабевших пальцев. Еще одна вспышка, в которой возникает Снейп. Профессор взмахивает палочкой, но заклинание не срабатывает. Огромная волна с шумом обрушивается на него, покрывая с головы до ног, и превращается в огонь. В адский огонь, который ничем не погасишь, пока он не испепелит все вокруг…

…Гарри приоткрывает глаза. Потолок все еще немного качается. Голова его покоится на чем-то мягком и одновременно упругом. Тут же весь обзор закрывает Снейп, который склоняется над ним, а его длинные черные волосы почти касаются его лица.

Гарри осознает, что сидит за своим столом в той части класса, где они обычно пишут конспекты. Снейп одной рукой поддерживает его, а голова Гарри лежит на его плече. Можно подумать, что тот его обнимает, но это не так.

Просто Гарри почему-то утратил опору. Такое случается со всеми. Правда?

― Я… ― Он неосознанно хватается за Снейпа и начинает задыхаться. ― Я не успел… не сделал…

― Тихо, все хорошо, вы в безопасности, ― спокойно и медленно проговаривает тот, глядя ему в глаза. Гарри не нравится этот взгляд. Совсем не нравится.

Просто от него еще хуже. Зачем делать вид, что тебе настолько не все равно, если на самом деле ты предатель и лгун?

― Отпустите меня… сэр. ― Гарри давит очередной приступ ничем не объяснимой паники и садится прямо, потирая лоб. ― Я в порядке. Я должен сварить зелье…

― Об этом не может идти и речи, ― возражает Снейп, но без привычной агрессии. ― Я бы вас отправил в больничное крыло…

― Нет! ― пугается Гарри. ― Пожалуйста, не надо!

Просто там быстро поймут, что он сошел с ума. Об этом узнает отец и…

Снейп какое-то время внимательно смотрит на него, все так же держа за плечи, хотя Гарри уже может сидеть сам.

― В таком случае, до конца урока пишите конспект по текущей теме. ― Профессор выпрямляется и палочкой призывает его учебник из сумки.

― Чего застыли? ― Он резко оборачивается к притихшим студентам, которые все как один обеспокоенно смотрят в сторону Гарри. Но ближе не подходят ― видимо, боятся гнева Снейпа.

― Если хоть у одного балбеса зелье не окажется в приемлемом состоянии, все до единого будете отрабатывать целую неделю у Филча, ― угрожающе шипит Снейп. ― Поттера это не касается, ― тут же уточняет он, может быть потому, что Гарри слишком явно вздрагивает. И потому, что сумасшедшим не назначают дополнительны отработок ― к ним особый подход.

Гарри переписывает главу, слово в слово, выводя каждую букву ― медленно и сосредоточенно. Ему не хочется признаваться самому себе, но он благодарен Снейпу. Конспектом то, что получается, не назовешь, зато сам процесс его успокаивает, постепенно приводя в норму эмоции. А еще ― отвлекает от гнетущих мыслей о том, что он ненормальный.

Если бы не испарения от котлов, все было бы просто замечательно. Они будто заполняют все пространство. Гарри закашливается, хотя раньше такого не случалось: он нормально дышал, готовя зелья, которые пахли не лучше, чем сейчас. А еще он то и дело ловит на себе взгляд Снейпа. Странно, в нем больше нет ничего пугающего.

Кажется, Снейп ― единственный в этом классе, кто не смеется над ним, в отличие от ехидно хихикающих слизеринцев, и не считает его странным, в отличие от подозрительно смотрящих в его сторону гриффиндорцев.

Гарри снова кашляет и зажимает рукой рот. Его мутит. Кажется, еще чуть-чуть ― и вывернет. Надо бежать. Надо встать и бежать, пока не поздно. Если бы только ноги слушались… А еще Снейп ― тут как тут. Да еще и со своей палочкой, которая якобы на зельеварении не нужна. Свою-то Гарри оставил в сумке и сейчас даже защититься нечем…

― Поттер, что такое?

Тон обманчиво заботливый. Это совсем не помогает от тошноты. Наоборот. Снейп того и добивается, разве нет?

― За… запахи… ― с трудом выдавливает Гарри сквозь прижатую ко рту ладонь.

Снейп взмахивает палочкой, и Гарри вдруг перестает чувствовать удушающий аромат паров. Что… что происходит?.. Снейп оторвал ему нос? Гарри в панике ощупывает его и облегченно вздыхает. Тошноты как не бывало. А еще на него дует легкий ветерок, напоминающий морской бриз.

― Защитные чары от запахов, ― поясняет Снейп, хотя Гарри ни о чем не спрашивает, а просто наслаждается сиюминутным спокойствием, которое на него вдруг снизошло ― надолго ли?

― Я вас научу этому заклинанию на одной из отработок, ― небрежно бросает Снейп, а сам, как ни в чем не бывало, отходит в сторону и идет проверять работы студентов.

* * *

― Хвосторогий василиск… Гарри, как ты меня напугал!

Взволнованная Гермиона не может устоять на месте. Она берет его под руку и отводит в сторону, подальше от любопытных глаз гриффиндорцев, которые все, как один, уставились на него, когда он после долгого изнурительного дня наконец вошел в гостиную.

― Как ты? Может, все-таки сходишь в больничное крыло, как сказал Снейп?

― Еще чего, ― мотает головой Гарри. ― Чего я там не видел…

― Я вот раньше тоже ничего подобного не видела! ― Гермиона упирает руки в бока, и Гарри тихонько вздыхает: кажется, подруга не отцепится, пока не добьется своего. Хотя он сделал для этого все возможное: после зелий сразу же ушел от всех на улицу подышать свежим воздухом, погулял часок возле озера. Не заходя в гостиную, Гарри с прогулки сразу отправился на первую отработку со Снейпом, который задержал его на пару минут после урока и продиктовал расписание грядущих отработок. Тех самых, которые до конца года. Которые не закончатся никогда.

Что ж, жаловаться не на что. Сам напросился.

А еще Снейп зачем-то просканировал его самочувствие. Гарри почти не дернулся, когда в его сторону ткнули палочкой. Может, потому, что профессор на этот раз его предупредил.

― У тебя был такой взгляд… ― Гермиона делает страшные глаза. ― Будто стеклянный ― ты смотрел и никого не видел. А еще ― дышал рывками, словно задыхаешься. Все так испугались… особенно Снейп. Он вел себя так, будто случился пожар. Он бросился через весь класс, обхватил тебя за плечи и начал что-то говорить ― так медленно и успокаивающе… я даже не думала, что он так может. И он называл тебя по имени…

― Что?

На этом месте Гарри не выдерживает. Такое ощущение, что Гермиона все это придумала ― несет полную околесицу. Это все не про Снейпа, а про кого-то другого. Ну, более адекватного, что ли. Конечно, Снейп привел его в чувство ― это он не отрицает. И помог справиться с тошнотой ― ну, на это противно смотреть, себе же лучше сделал. Но поднимать столько паники из-за какого-то Гарри Поттера ― это вряд ли. Гермиона, как обычно, преувеличивает.

― Я сама его никогда еще не видела таким, ― понижает голос до шепота подруга. ― Ты никак не реагировал, как будто тебе все равно, что рядом Снейп. А потом вдруг упал в обморок. Снейп тут же тебя подхватил на руки, усадил за стол и начал бубнеть заклинания и махать палочкой прямо у тебя над головой… Знаешь, если бы я до этого не увидела его глаз ― они были такие ужасно испуганные и растерянные, ― я бы подумала, что он замышляет какую-то пакость и хочет тебя заколдовать…

Гарри нетерпеливо дергает плечом. У Снейпа было уже миллион возможностей сделать ему пакость или хотя бы справедливо наказать, но он ими не воспользовался. Вряд ли бы он навредил ему на глазах у всех первокурсников.

― А сейчас… как ты себя чувствуешь?

― Нормально, ― сердито отвечает Гарри. Гермиона слишком уж пристает со своей заботой. Это начинает раздражать. Ну, словил паничку, подумаешь! И он не сумасшедший. Даже Снейп это подтвердил на отработке.

К слову, это совсем не было похоже на отработку. Когда Гарри второй раз за сегодня вошел в ненавистный кабинет, его все еще слегка трусило. Снейп тут же попросил его сесть и спокойно поинтересовался, как он себя чувствует. Вот как сейчас Гермиона.

― Профессор… я могу сварить то зелье, которое было на уроке? ― робко поинтересовался Гарри. Он совсем не хотел показаться неблагодарным. К тому же на отработке он должен был исправить свои ошибки. Как минимум. А еще ― заплатить за свой проступок. Гарри не боялся тяжелой работы в виде уборки кабинета, чистки котлов и монотонного нарезания ингредиентов. Он хотел ее.

Тут же он осознал, что погорячился. Он не сможет сварить зелье. От одной только мысли о нем ему становилось плохо.

― Не сегодня, ― мягко ответил Снейп, продолжая его изучать взглядом. ― Я думал… надеялся, что тот случай действительно вам никак не навредил. Но я ошибся. Вы получили травму, и пусть ее не сразу можно разглядеть игнорировать ее нельзя.

― Но я не… ― Гарри запнулся от внезапно подкатившего к горлу тугого комка, который никак он не мог проглотить. Он хотел сказать: «Я не сумасшедший». Но все, кажется, просто кричало об обратном.

― Я понимаю, о чем вы думали или что представляли, когда началась практическая часть, ― тихо сказал Снейп, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на сострадание. ― Вы приняли свою ошибку слишком близко к сердцу и теперь пожинаете плоды случившегося.

«Это не ошибка!», ― зудело в мозгу Гарри, но он закусил губу и молчал.

― В том, что вы сделали, нет ничего… катастрофичного. ― Снейп говоритлмедленно, будто с трудом подбираел нужные слова. ― В вашем возрасте я тоже жаждал экспериментировать с компонентами зелий, смешивать их и смотреть, что получится… это ведь очень увлекательно, правда? ― Его глаза так искренне блестели, что до Гарри вдруг дошло: Снейп сейчас не издевается над ним. ― Но стоит помнить, что подобные эксперименты могут закончиться бедой. ― Его взгляд стал серьезным. ― Они допустимы, если вы досконально знаете свойство каждого магического ингредиента и предполагаете на научном основании, какой из них и как себя поведет при том или ином соединении. Поэтому, ― продолжил он. ― Я вас нисколько не осуждаю за излишнюю любознательность и тягу к приключениям. Эти качества послужат вам во благо, если вы будете использовать их с умом.

Гарри с трудом перевел дух, как будто не Снейп, а он произнес такую длинную тираду. Интересно, что скажет этот слизеринский доносчик, точнее ― что с ним сделает, когда узнает, что Гарри досконально изучил свойства некоторых ингредиентов и хотел взорвать котел?

Кажется, со словом «интересно» он погорячился. Нет, ни капельки. И проверять он не станет.

По крайней мере, не сегодня, когда он чувствовал себя измочаленным, как будто по нему пробежалось стадо слонов.

― Сейчас мы пройдем тему, в которую вы не смогли вникнуть по уважительной причине, ― бодро продолжил Снейп. ― Но только в теории, ― уточнил он. ― А в конце я проведу с вами сеанс терапии…

«Ну конечно, я же теперь псих», ― горько подумал Гарри, но в ответ только кивнул.

Снейп подошел ближе, из-за чего Гарри невольно напрягся.

― Я бы не стал касаться того, что для вас крайне болезненно, без особой на то нужды. Однако на следующих отработках вы начнете заново привыкать к варке зелий. Рано или поздно вам придется сдавать практический экзамен, этого, увы, не избежать. Поэтому…

― Но я… нет, я не смогу, ― вырвалось у Гарри, прежде чем он осознал это. ― У меня, наверное, не получится…

Уничтожено опустив голову, он разглядывал трещины на столе. Паника снова подступила к горлу, не так сильно, как в первый раз, но ощутимо. И это гадкое чувство беспомощности от мысли, что невозможно ничего исправить.

― Вам нужно побороть свой страх, ― негромко проговорил Снейп. Он стоял уже совсем рядом. Одно движение руки в его сторону ― и Гарри зажмурился: так ему показалось безопаснее. Но это, конечно, иллюзия. В тот же миг он почувствовал, как Снейп осторожно взял его за подбородок и приподнял голову.

― Посмотрите на меня, ― попросил он.

Гарри несмело приоткрыл сначала один глаз, потом второй. Во взгляде Снейпа он не увидел ничего угрожающего. Пока еще. Это «пока еще» не давало покоя. Наверное, лучше всего было бы сосредоточиться на том, что этот лордовский шпион совсем не выглядел так, будто хочет его убить.

― Я вам помогу, ― совсем тихо произнес он. ― Я буду рядом.

Гарри резко вырвал подбородок и откинулся назад. «Я рядом». Он уже слышал подобное. Но это ложь. Тот, кто уже обещал подобное, был очень далеко и не собирал ничего менять. А Снейп ― чего стоят его обещания?

Гарри ждал, что Снейп вот-вот разозлится и вспылит. Ведь он сделал такой широкий жест, а им вот так пренебрегли. Но тот сделал вид, что ничего не произошло. Он только призвал толстенную тяжелую книгу со своего стола и подсел к нему, как ни в чем не бывало. Сначала он сидел немного на расстоянии, но потом Гарри заметил, что Снейп невольно придвинулся к нему. Наверное, ему так было удобнее показывать что-то в своем учебнике зельеварения, который вдоль и поперек был испещрен заметками на полях. Снейп водил пальцем по строчкам и не спеша, спокойным голосом, очень даже доброжелательно объяснял тему. После он попросил повторить, что запомнилось. Гарри, заикаясь, пересказал параграф, но получилось не очень. Он почему-то страшно нервничал, и его мозги работали плохо.

Снейп снова прошелся по моментам, которые сложно понять. Он как будто упрощал то, что заумно написано в учебнике. Гарри в какой-то момент вдруг расслабился и увидел весь процесс варки зелья в своей голове ― от и до, чего с ним не происходило раньше. Мало того, острый локоть Снейпа, который то и дело задевал его собственный, перестал ему мешать. Гарри сам не заметил, как начал задавать вопросы, на которые Снейп охотно отвечал. Поэтому он не совсем понял, что означает фраза: «Время отработки истекло». Как истекло? Они же только начали!

Снейп закрыл книгу и взял свою палочку. Странно, но Гарри на этот раз совсем не испугался этого жеста. Не может быть, что уже он начал доверять этому сальноволосому мерзавцу! Он решил подумать об этом позже, потому что Снейп попросил его немного податься назад, а сам осторожно положил руку ему на затылок, начал водить палочкой перед самым лицом, монотонно нараспев произнося непонятные слова. На несколько мгновений Гарри погрузился в транс. А когда пришел в себя ― на него дул снова легкий ветерок, похожий на тот самый морской бриз, от которого становилось так легко и уютно.

― Все будет хорошо, Поттер, ― напоследок пообещал Снейп, и Гарри очень хотелось ему верить. Очень.

* * *

― А как прошла твоя отработка со Снейпом? Почему ты ничего не рассказываешь?

Гарри выныривает из воспоминаний. Он и забыл, что сидит в гриффиндорской гостинице, а рядом не дает покоя его верная, но немного надоедливая подруга.

― Так, как и должны проходить отработки, ― отрезает он. ― Отвратительно.

Он не станет говорить, что ушел в растрепанных чувствах, будто посидел за одним столом с хорошим другом, который вдруг решил помочь ему освоить непростую зельеварческую науку. Конечно, он не скажет, что Снейп обращался с ним бережно, был осторожен в словах и действиях, как будто Гарри ― ребенок, который имеет для него немалую ценность. Что наедине он совсем другой, и ему можно сказать все, что угодно. И что сейчас даже невозможно представить, что этот человек мог бы его когда-либо ударить. Что он как будто повернулся к нему лицом после того случая со взрывом, и следующей отработки Гарри даже ждет. Потому что на ней… да, он боится себе признаться в этом. На ней он чувствовал себя кем-то бо́льшим и значимым, чем просто Гарри, которого не хочет навещать родной отец из-за каких-то своих предубеждений.

* * *

«Папа, я тут знаешь, о чем подумал… Ну во-первых, я хочу стать крутым магом. А во-вторых, я собираюсь для этого много учиться. Только вот что я заметил. Есть люди, которые особо сильны там, например, в зельях или трансфигурации. И они передают свои знания другим. Это, знаешь ли, очень интересно ― учиться у лучших, особенно когда они с тобой возятся и все объясняют так терпеливо и понятно, как будто ты единственный ученик в школе. Просто непередаваемое чувство. Я бы очень хотел поучиться у тебя разным магическим скиллам, ты ведь тоже очень крутой, я знаю. Чему бы ты, к примеру, мог меня научить?»

«Сынок, я не знаю, чему мог бы научить тебя на расстоянии. Многие скиллы, которыми владеют маги, требуют большой концентрации и знаний, которые не объяснишь в двух словах. Это не игра в шахматы, а намного серьезней, и я бы не стал тебе обещать того, что не смогу выполнить. Ты мне на днях рассказывал, что теперь ходишь на отработки к профессору Снейпу. Могу тебя заверить ― этого достаточно, чтобы ты освоил все, что тебе пригодиться в учебе и даже в любой профессии, которую ты выберешь. Не сомневайся, ты ― в надежных руках».

Огромный пустой зал, отливающий ледяной синевой. Тронный зал. Посредине ― кресло, то бишь, трон. Гарри видит только его высокую спинку с устрашающими украшениями из черепов, но не видит сидящего. Снова голоса. И холод. Могильный, пробирающий до костей, окутывающий жутью.

Возле трона ― человек в черной мантии. Его скрывает ледяной туман. Гарри хочет посмотреть. Просто посмотреть, кто это. Может этот кто-то поможет ему выбраться? Ему здесь не нравится. Здесь пахнет смертью.

Ноги с трудом отрываются от мраморного пола. Каждый шаг дается с трудом. Гарри падает на колени и ползет.

Он видит Снейпа. Его черные глаза, которые смотрят в одну точку, холодное бесстрастное лицо без единой эмоции. И голос ― шипящий и одновременно скрежещущий, как будто кто-то проводит ножом по стеклу:

― Приведи мальчишку, Северус! Я теряю силы… Он нужен мне… его кровь… очень мне нужна!

― Сожалею, но я не могу этого сделать, мой Лорд. ― Снейп почтительно склоняется перед ним.

― Так ты мне платишь за мое благоволение к тебе, Северус? ― шипяще-скрежещущий голос приобретает угрожающие нотки.

― Ваше благоволение ― все, ради чего я живу, ― говорит Снейп с таким же бесстрастным выражением лица.

― Тогда почему медлишь? Чего ждешь?..

― Если я приведу Поттера, то раскрою свои истинные намерения перед Дамблдором и больше не смогу добывать для вас ценные сведения.

― Неужели ты не придумаешь, как обойти ловушки этого гнусного старикашки, ― мерзко хихикает «лорд». ― Хотя… ― он мерно постукивает чем-то острым по подлокотнику… когтями. Длинными изогнутыми, как у хищного зверя, когтями. ― Ты прав ― риски неоправданы. Такого шпиона, как ты, мне не найти.

― Значит ли это, что вы снимаете с меня эту ответственность? ― ровно звучит голос Снейпа.

― Именно, Северус. Это сделает кто-то другой, но ты… ты подготовишь почву.

― Безусловно. Я уже это делаю, мой Лорд, ― с легким поклоном говорит Снейп.

― Прекрасно, ― шипящий голос будто наполняет все пространство, наполняя собой каждую клеточку тела, из-за чего Гарри не может пошевелиться ― он прикован к полу, он почти лежит и полностью беззащитен. ― Продолжай в том же духе. Ты знаешь свое дело, как никто другой… И помни, ― продолжает тот наполнять воздух ужасом, ― мальчишка нужен мне живым…

― Я сберегу его для вас, мой господин, ― обещает Снейп.

Гарри резко садится на кровати, тяжело дыша. Сквозь темно-бордовый с желтыми узорами полог пробивается утренний свет и доносится запах камфоры, которой Рон вчера натер свою крысу Коросту, чтобы отпугивать от нее котов и других существ, которые покушаются на ее жизнь. Гарри усмехается, но тут же улыбка сходит с лица: кожей он по-прежнему ощущает тот могильный холод, несмотря на спертый воздух в спальне.

* * *

― Расскажите, что вы будете делать с хребтами рыбы-льва для приготовления зелья гербицида.

― Я возьму четыре штуки и растолку… э-э… не очень мелко.

Гарри старается отвечать на вопросы, но мысли путаются и свиваются в узел, который каждый раз приходится распутывать и развязывать.

― Что вы скажете о заключительных действиях в этом зелье?

― Я… помешаю четыре раза… кажется, по часовой стрелке.

На предыдущем уроке зельеварения во время практической части Снейп не дал ему и приблизиться к котлам, вместе чего снова задал конспектировать главу. И сразу же создал защиту от запахов. У Гарри тогда так потеплело на душе от его заботы, но теперь… теперь ему все видится в другом свете.

В том самом, отливающем холодной синевой.

― Сегодня вы немного рассеяны, Поттер, но в целом все верно. ― Снейп захлопывает учебник и откладывает его в сторону. ― В следующий раз попробуем поработать практически, а сейчас приступим к очищению сознания.

Это сон. Это был просто сон. Как можно верить снам? Гарри без конца твердит это про себя, но никак не может отделаться от гадостного ощущения, что Снейп ― настоящий предатель и маринует его, как огурец, в особом рассоле, чтобы потом пикантно подать к столу Волан-де-Морта. Поэтому он резко дергается, когда чужая рука прикасается к его затылку.

Снейп, конечно, это замечает.

― Поттер… что-то случилось? ― спрашивает он обеспокоенным голосом, которому Гарри отчаянно хочет верить, но не может.

Интересно, а Снейп может погрузить его в транс, а потом сдать в руки какого-то Пожирателя, чтобы тот отправил его своему Лорду? Тогда Снейп останется чистеньким в глазах Дамблдора…

Нет. Он не такой. Он… все-таки на их стороне. Или нет?..

― Вам сегодня крайне сложно сосредоточиться, ― констатирует Снейп. Гарри только пожимает плечами.

Ему нужно одно: удостовериться, что это был сон. Только сон. Да, очень яркий, правдоподобный, все эти ощущения, запахи, звуки… но все-таки сон. Страх, который приобрел слишком осязаемые формы. И тогда Гарри сможет все: внимательно слушать, отвечать, радоваться каждой отработке, где он получает сполна внимания от человека, который вроде как искренне хочет помочь…

― Этой ночью… ― начинает Гарри и замолкает, не зная, как сказать. Если он спросит, разве Снейп скажет правду?

Особенно, если это та правда, которую Гарри отвергает всей душой, но которая кажется ему истинной.

― Этой ночью вы говорили с Волан-де-Мортом обо мне. Это правда? ― быстро проговаривает и смотрит Снейпу в глаза.

Рука Снейпа дергается и соскальзывает с затылка, а его черные глаза на мгновение вспыхивают страхом.

― Что? ― переспрашивает он измененным голосом.

Гарри вскакивает. Сердце колотится как сумасшедшее.

Это был не сон. Не совсем сон. Неважно. Все это ― правда.

Снейп тоже встает. Он бледен. Он смотрит ему в глаза, не отрываясь, а Гарри прикидывает, сможет ли он добежать до двери, пока ту еще никто не запер каким-то сложным заклинанием. Ясное дело, не сможет.

Какой он идиот! Кому поверил! Гарри в отчаянии хочется пнуть парту, швырнуть стул, но лучше никого здесь не провоцировать ― ситуация и так аховая.

― На основании чего вы мне это говорите? ― холодно спрашивает Снейп с каменным лицом, которое он успел привести в норму, но глаза по-прежнему его выдают ― в них слишком много… чувств. Разных. Гарри предпочел бы это не видеть.

Коротко пораскинув мозгами, Гарри решает, что сказать правду ― наименьшее из всех зол.

― Мне приснился сон, ― говорит он. ― Но это не совсем сон… скорее, видение. Там были вы и ваш любимый Лорд… которого вы кстати так и называли. ― Гарри не удерживается от презрения и краем глаза замечает, как дергается лицо Снейпа, будто тот совсем разучился держать шпионскую маску. ― И вы сказали ему, что… сбережете меня для него. ― Голос в конце предательски дрожит, и Гарри стискивает зубы и глубоко вздыхает, чтобы не разреветься ненароком перед этим предателем, который на самом деле такой и есть.

Снейп молчит. Слишком долго и слишком тяжело, чтобы это можно было выдержать.

― Просто скажите… ― начинает Гарри, но тот перебивает:

― Вы вольны думать обо мне как угодно. ― Его голос звучит резко и бьется о стены кабинета, попутно ударяя по ушам. ― В свете всего, что вы видели и слышали, пусть вас успокоит мысль, что я не причиню вам вреда, какими бы мотивами я не руководствовался.

― Но почему бы вам не…

― Отработка закончилась, Поттер, вы свободны.

Снейп отворачивается, всем видом показывая, что не хочет его больше видеть.

Гарри, не веря своему счастью, пятится к двери, пока тот не передумал. Хотя… счастья на самом деле он не испытывает. Это просто такое выражение. На самом деле он ничему не верит. Никому и ничему. Даже тому, что сможет целым и невредимым выйти из этого кабинета…

― Да… вот что, Поттер, ― негромко окликает его Снейп, и Гарри застывает на месте, почти не дыша. ― Сделайте самостоятельно упражнение по очищению сознания. Это важно.

― А какая разница, буду я делать упражнение или нет, если Воланд-де-Морт все равно меня похитит и убьет? ― вырывается у Гарри. Снейп ощутимо вздрагивает и оборачивается.

― Если вы не будет делать глупостей, Поттер, ― шипит он, ― то никто вас не похитит: в Хогвартсе это невозможно. Пожиратели смерти шныряют за его пределами, поэтому вам категорически запрещено выходить за ворота. Это ясно?

Снова. Он снова делает вид, что Гарри для него ― нечто большее, чем просто какой-то мальчишка, очередной студент. Конечно, Кое-кто слишком жаждет его крови, поэтому Снейп его бережет. Ну, достаточно лишь сохранить ему жизнь, разве не так? А все эти намеки, что Гарри слишком важен и дорог, достоин такого внимания и заботы ― к чему, интересно, они? Это что, такой коварный план ― привязать его к себе, а потом сделать ему больно, потому что Гарри-дурачок все принял за чистую монету?

Во что бы он ни успел поверить до этого, нужно разорвать эту связь. Немедленно. Поставить точку здесь и сейчас. Снейп ― гадкий предатель, а еще ― садист, если он способен так тонко и незаметно пробраться в душу, чтобы потом точным ударом разворотить там все на свете. Не стоит давать ему оружие. Пусть же сейчас покажет свое истинное лицо. Пусть проявит свой гнев в полной мере, выплеснет ненависть черным смрадным потоком. Пусть она поглотит Гарри. Сейчас. Не потом. Когда будет слишком поздно о чем-то сожалеть.

― Я это сделал нарочно, ― собравшись с духом, говорит он.

Снейп медленно оборачивается.

― Что именно? ― спрашивает он бесстрастным голосом, будто только что не было раскрыто его предательство.

― Зелье… я взорвал его, потому что мне так захотелось, ― говорит Гарри.

― Не сходите с ума, Поттер. ― Снейп приподнимает подбородок, разглядывая его свысока. ― Не знаю, что за игру вы затеяли, но вообще-то я попросил вас уйти. Мне повторить?

― Вы не расслышали. ― Гарри задыхается от своей дерзости, но идет до конца. ― Я. Хотел. Взорвать. Котел, ― медленно повторяет он. ― Да, именно котел. Но ничего не получилось, и взорвалось только зелье. ― Он вкладывает в голос все сожаление.

Снейп смотрит на него так, будто видит впервые.

― Зачем вы мне это говорите? ― наконец, спрашивает он. ― Чего добиваетесь?

― Ничего, ― нервно пожимает плечами Гарри, нащупывая палочку в кармане ― так ему спокойнее. ― Просто говорю правду. Я не бросал ингредиенты наобум, чтобы посмотреть, что получится, потому что знал свойство каждого из них.

― Зачем? ― снова спрашивает Снейп и в его глазах Гарри видит…нет, не злость, которая сейчас уместна, а глубокую печаль. И это странно. Очень.

Гарри хорошо помнит ― «зачем». И что отец никак не отреагировал. Ну, почти никак. На фоне сна-видения, Снейпова предательства и теперешней ситуации, в которую Гарри добровольно зашел, закрадывается мысль, что… а какая разница, если даже Волди-шмолди похитит его и выкачает всю кровь. Кто будет о нем сожалеть? Может, немного Гермиона, они все-таки друзья. А Рон скажет: «Ну и повезло же ― умереть самым популярным в мире способом, чтобы помочь возродиться главному злодею века». Просто интересно, придет ли отец на его похороны? Если будет что хоронить, конечно. Если что-то от него останется.

Поэтому, что мешает ему быть честным до конца? С человеком, который почти смог втереться ему в доверие. Почти.

― Я хотел, чтобы отец узнал о взрыве котла и… как-то меня наказал, ― выдавливает он после секундных колебаний.

Глаза Снейпа становятся больше. Он вообще выглядит так, будто ничего не понимает, даже то ― где сейчас находится. И куда подевалась его шпионская маска?

― Наказал? ― переспрашивает он почти шепотом с полнейшим непониманием на лице. ― Вы так хотели… наказания?

― Неважно, что бы он сделал ― он бы пришел ко мне, понимаете? ― Гарри быстро вдыхает и выдыхает, чтобы ненароком не разреветься ― вот позору-то будет. ― И я бы его увидел. Поговорил с ним. Неважно о чем. Может, он бы на меня накричал или… или даже ударил. ― Гарри переводит дыхание, стараясь не смотреть на Снейпа. ― Я… я понимаю, это ужасный поступок, я заслужил… Но ему все равно.

Гарри только сейчас осознает глубину этих слов. Они и раньше у него мелькали, но это казалось ему… слишком надуманным, что ли. Может, оставалась надежда, что отец все же найдет время и приедет в Хогвартс. Здесь ничего такого нет, вон недавно приезжала бабушка Невилла ― повидать внука и привезти забытые вещи. Приехала, хотя могла бы прислать сову. И папа Рона приезжал ― близнецы набедокурили, и он проводил с ними серьезную беседу. Не в переписке, вживую. Хотя он работает, занят и все такое… Выходит, что Гарри просто как прокаженный, если его родной папа за столько лет не нашел возможности вот так с ним поговорить, посидеть рядом. Да что с ним не так?

Внутри него все застывает и готово вырваться горящей лавой слез. Неимоверным усилием воли он запихивает в себя все эмоции ― одну за другой, до тех пор, пока не превращается в каменную глыбу. Может он так и не выглядит, но именно так себя чувствует.

― А потом я ему написал, что это вы во всем виноваты, ― слышит он свой ровный, безжизненный голос. ― Что, когда я варил зелье, вы меня сбивали с толку, поэтому я ошибся.

― Вы понимаете, Поттер, ― голос Снейпа звучит не лучше его ― он тоже странный, как будто надтреснутый, ― насколько это было безответственно?

Э-э… Снейп говорит об ответственности, правильно? После всего, что он ему рассказал, его волнует только это?

― Ну, я вообще-то я ушел в дальний конец класса, чтобы осколки котла ни в кого не попали, ― говорит Гарри, с трудом осознавая реальность. ― Так что нельзя сказать, что я совсем ни о ком не думал.

― Вы совершенно не думали о своей безопасности, ― голос Снейпа становится угрожающим. ― Но… ― он как будто не хочет говорить то, что собирается, отчего заминка получается слишком уж продолжительной. ― К вашей чести, не могу не отметить, что вы настоящий гриффиндорец. ― У Гарри на этих словах отпадает челюсть ― и это Снейп говорит? ― Потому что только очень смелый человек может честно признаться в таком серьезном проступке, зная, что может за этим последовать.

Гарри молчит, собираясь с мыслями. Он ждет, что грянет гром прямо в кабинете, или Снейп превратится в зомби-великана, или серое мрачное помещение вдруг заиграет всеми цветами радуги ― в общем, что все это окажется сном. Или продолжением сна. То, что он слышит, раз за разом все больше сбивает его с толку.

― Я не такой смелый, как вам кажется, ― решает он развивать тему, чтобы как-то ухватить логическую нить и совсем не поехать кукухой. ― Я не смогу сказать отцу правду, потому что он… он совсем от меня тогда откажется и перестанет писать. Он же думает, что я нормальный, а я-то не совсем… ― добавляет он с горечью.

― Я считаю вас нормальным, ― говорит Снейп. ― И настоятельно прошу думать о себе так же. Еще, ― он поднимает руку, не давая Гарри возразить, ― я не заставляю вас писать отцу правду, это только ваше решение. Мне важно одно. ― Он подходит ближе, отчего Гарри немного пятится, следуя защитным инстинктам. ― Обещание, что вы больше никогда такого не сотворите на моих занятиях.

Гарри только сглатывает и кивает. А что еще ему остается?

Хотя он и правда не собирается ничего такого делать. Он же твердо себе пообещал, что если он и попытается достучаться до отца, то только не во вред другим.

― На самом деле я… ― Он не понимает, почему стало так тяжело говорить, он же самое сложное уже высказал! ― Я не хотел, чтобы все так получилось… ― Он снова сглатывает, его пробирает дрожь от картин, которые услужливо подкидывает воображение. ― Может… вы и плохой человек, но я не хотел, правда… не хотел вам так сильно навредить. И мне очень стыдно.

Снейп смотрит на него нечитаемым взглядом и медленно кивает, будто принимая его очередные извинения. Его губы вздрагивают, словно собирается что-то сказать, но за этим не следует ни звука. О да, Гарри в миллионный раз извиняется перед Пожирателем смерти. Это входит у него в привычку. Да и вообще вся его жизнь ― вверх тормашками, будто ее вывернули наизнанку.

Чувствуя, что добавить больше нечего, Гарри делает шаг, второй в сторону двери. Бежит. Его никто не останавливает, даже дверь, которая на удивление открыта. Спасительный коридор, студенты… И он сам ― живой и невредимый. Чудом. Или… так и должно быть?

«Я сберегу его для вас, мой господин».

Снейп хорошо его бережет. Даже очень. Босс с длинными когтями должен вознаградить его за отличную службу. Если забудет ― Гарри ему напомнит. Когда они встретятся.

А они встретятся, это ведь неизбежно. Правда?

Хотя… если отец вмешается, все может пойти другим путем. Ход событий может сместиться или вообще рассыпаться, попутно сведя с ума чьего-то там Лорда и его приспешников.

Если только…

Что ж, Гарри может попробовать. Что ему стоит? Это точно никому не причинит боли. И это поможет ему забыться хоть на время от странного давящего чувства в груди. Наверное, так болит душа, она же где-то там находится. И в этом отчасти виноват Снейп, который снова играл свою тупую шпионскую роль ― был недоволен открывшейся правдой, даже расстроен, но не наказал его дополнительно и не наорал. Он выглядел так, будто ему было просто грустно.

Боль усиливается, Гарри с трудом дается каждый вздох. Неважно, что будет после, главное ― осуществить задуманное. Прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик.

* * *

Гарри зол. Он ужасно зол. Даже холодный ветер, обдувающий со всех сторон, не остужает его. Что означает ― всегда рядом? В мыслях, в чувствах, в письме, которое в кармане? Слишком много философии. А где же суть?

То, что точно рядом ― вот эта Астрономическая башня, с которой открывается просто умопомрачительный вид на озеро и горы, покрытые туманной дымкой, квиддичное поле с силуэтами трибун и темнеющий вдали Запретный лес. Она никуда не уйдет, она надежная и крепкая. И неважно, что на Астрономическую башню строго запрещено подниматься без преподавателя с телескопом.

Интересно, что Гарри увидит еще, если залезет чуточку повыше? Вон по той лестнице, которая ведет к самому пику. Зачем-то же ее прикрепили, наверное, чтобы залезать туда и поправлять флаг Хогвартса или стирать его время от времени, если он запачкается. Ну, это же некрасиво, если флаг будет грязный, это уронит статус школы… Неважно, что снизу рассмотреть его можно только с помощью телескопа.

Только кажется, Гарри немного просчитался со временем. Уже хорошо так стемнело, вряд ли кто-то заметит его попытки привлечь внимание. Но раз уж он здесь, смог незаметно пробраться на самый верх, то отступать не стоит. Возможно, сама башня и эта лестница оснащены чем-то вроде магической сигнализации, и кто-то из профессоров обязательно узнает…

Проходит одна минута, вторая, десять, а за Гарри никто не приходит, чтобы строго приказать спуститься вниз и снять добрый десяток баллов. Он настолько замерз, что едва чувствует себя. Может, поэтому он решается залезть повыше ― просто ему нечего терять. Совсем нечего. Все равно они узнают. Рано или поздно.

Если, к примеру, он сделает вид, что прыгает, что бы на это сказал отец? Может, в этом случае ему хоть немного стало бы не все равно?

Гарри берется обледенелыми руками за тонкие перекладины лестницы, ведущей на самый пик башни. Еще немного… он сможет. Он справится. Главное ― сделать вид. А потом спокойно слезть и посмотреть, что будет. Подождать письма или… или он все-таки приедет?

Просто теперь точно станет ясно, любит ли его отец по-настоящему. Или же все это ― просто бездушные слова на бумаге.

Нет, лучше так не думать, это скользкие мысли… и перекладины лестницы тоже. Гарри едва удерживается из-за сильного порыва ветра, который словно норовит его сдуть. Хватит игр, пора спускаться. Гарри прижимается всем телом к лестнице, не видя ничего перед собой и вокруг себя: голова неимоверно кружится, дыхание забивается холодом, пальцы застыли и ничего не чувствуют. Держится ли он или… уже нет?

С трудом подавив панику, Гарри выпрямляется, пытаясь сообразить, что делать дальше. Пока он думает, нога соскальзывает с перекладины, и он больно ударяется о железную лестницу. Нет, нет… пожалуйста… Он сможет. Он выкарабкается. Если это кому-то надо. Кому?

Срывается вторая нога, которую он до этого не чувствовал, а теперь ощутил в моменте, но… какой в этом смысл? Руки держатся изо всех сил. Гарри напрягает мышцы, плохо понимая, с какой стороны лестница и куда ему девать ноги. Внизу кричат люди. А может, не внизу, а вверху? Снова мир вверх тормашками. А может ― наизнанку.

Короткая вспышка перед глазами ― тронный зал, наполненный синевой и могильным холодом. Злобный хохот в ушах ― как наяву. И знакомое лицо ― лицо Снейпа, искаженное отчаянием.

«Я сберегу его для вас, мой господин».

Последнее, о чем думает Гарри, когда пальцы разжимаются, и он летит вниз, ― был ли Снейп хоть на мгновение честен с ним, и пожалеет ли он хоть на секунду о Гарри, когда все закончится.

Шелест мантии, живое тепло, легкий аромат пряностей… И двойные удары ― то громкие, то глухие ― перемежающиеся между собой, звучат в мозгу как набат. Кажется, весь мир состоит из одних ударов. Они проникают слишком глубоко, заставляя сердце биться в унисон.

Что это? Может, огонь? Мощная сила, которая охватывает и не отпускает, пока не сожжет дотла. Только этот огонь другой ― он не уничтожает, а греет. Это всего лишь сон. Очередной обман об огне… точнее, об отце, который приходит только в видениях. А может это Воланд-де-Морт? Его козни и все такое… Поймал и держит в тисках. Нет, то когтистое, пахнущее смертью существо не может быть настолько живым. Значит, папа. Он, все-таки пришел. Ему не все равно…

В голове ― сплошь сахарная вата, такая липкая, немного тягучая, мешающая думать. Сквозь нее не продраться, да и не особо-то хочется.

― Выпей вот это, ― слышит он чей-то знакомый голос. В нос ударяет все тот же сладкий запах, и Гарри не может понять: как вату можно выпить? Наобум он делает глоток и закашливается: что-то приторное и противное раздирает горло. Гарри открывает один глаз. В стеклянном флаконе, зажатом в чьей-то руке, на самом дне плескается ярко-красная жидкость.

Очень похоже на бодроперцовое зелье. Только неясно, почему оно такое гадостно сладкое, когда должно горчить. И неясно, почему ни в чем не повинный флакон летит в стену и разбивается с противно бьющим по ушам звоном. И почему Гарри оказывается вдруг в ловушке, такой удушающей, что он с трудом делает вдох. И почему эта ловушка начинает вдруг раскачиваться, как лодка в шторм.

И снова двойные удары ― то громкие, то глухие ― перемежающиеся между собой. Это объятия. Его кто-то обнимает. Гарри теряется: такого еще с ним не случалось. Ну, чтобы его обнимали и прижимали к себе так крепко, и ласково гладили по голове, спине, рукам… ой, кажется, там синяк. Гарри дергается, и этот кто-то тут же его отпускает.

Гарри крепко зажмуривается. Кажется, он знает, кто здесь, рядом с ним. И да, он не сошел с ума. Он помнит и башню, и пронизывающий сильный ветер, и то, как пальцы разжались, а ноги перестали чувствовать опору, тот самый умопомрачительный полет… вниз. Он выжил и даже ничего не сломал ― чудеса? Потом узнает подробности, сейчас есть кое-что поважнее.

Кажется, он добился своего. У него получилось.

― Папа?

Звучит слишком тонко и жалобно. А ведь Гарри мечтал, что предстанет перед отцом сильным, смелым, уверенным, как гриффиндорский лев. Когда-то. Теперь мечты изменились, и он был готов встретиться ним, будучи раздавленным в лепешку. Только смогла бы лепешка что-то говорить, чувствовать? Об этом он как-то не подумал.

Не подумал, что в его прекрасном дальновидном плане имеется такой существенный изъян.

Ладно, ругать себя он будет потом, а пока… Гарри слушает тишину, которую нарушает чье-то неровное дыхание. Слушает и наслаждается моментом, который заставляет сердце радостно плясать. Это он, нет сомнений. Но почему так страшно открыть глаза? Потому что видение тут же рассеется. Так всегда было. Но сегодня ― не всегда. Это особенный день. Точнее ― вечер. А может, уже ночь?

Гарри, чтобы ощутить себя здесь и сейчас, ощупывает одежду самого родного человека на земле, который, кажется, немного напряжен. Наверное, он смущается: не каждый же день происходят такие встречи. Вот его мантия, а может пиджак ― ткань немного жесткая, плотная, в то же время приятная на ощупь. Гарри улыбается и, приподняв руку, натыкается на что-то мягкое и теплое. Помедлив секунду, он трепетно проводит пальцами по гладко выбритой щеке, стараясь запомнить и это ощущение, ведь кто знает, повторится ли оно когда-нибудь. Гарри осторожно погружает пальцы в его волосы, пытаясь представить цвет. Кажется, они длинноватые. Интересно, почему он никогда не расспрашивал отца, как тот выглядит? Что ж, самое время это увидеть.

Гарри набирается смелости, открывает глаза и… сталкивается с полным ужаса взглядом Снейпа. Очень близко. Гарри замирает ― и отдергивается, как от огня. Мозг усиленно работает и вот-вот сломается ― как механизм, который перегружен донельзя. Да, он не вывозит все это. Он ничего не понимает. Особенно то, почему Снейп не отталкивает его, а наоборот, прижимает его голову к груди.

― Нет, пустите!

Гарри что есть силы рвется, только сил у него мало, их совсем нет. Он не должен… он не хочет… это что, особый вид издевательств? Он чувствует, как хватка слабеет. Ему становится немного легче. Совсем немного. Потому что он все еще сидит… о нет, на коленях у Снейпа, и держит вытянутыми обе руки, которыми упирается ему в грудь, чтобы тот не смел больше его хватать и тискать. Он не плюшевый мишка и не котенок. Это отвратительно.

Эти громкие удары… слишком громкие. Они до сих пор звучат, но теперь уже не в голове, а в ладонях, наполняют все его естество, заставляя его собственное сердце биться в унисон. Удары, предвещающие приближение чего-то ужасного. Или ― говорящие о том, что самое ужасное уже произошло.

Гарри медлит, но все же отрывает руки, чтобы не чувствовать, как бьется сердце Пожирателя смерти. Оно слишком лживое, чтобы ему верить. Оно сейчас рассказывает о чем угодно… о том, в чем нет ни капли правды.

― Вы так испугались, что Кому-то-там-с-когтями не достанется моя кровь? ― хрипит он, не найдя ничего лучшего сказать. ― Знаете, я бы на вашем месте тоже боялся.

Снейп неопределенно дергает головой, что может означать как «да», так и «нет» ― отличный прием шпиона, ― и начинает ощупывать его руку от плеча до локтя, медленно и методично.

― Где болит?

Вопрос звучит деловито и сухо, словно сейчас не произошло ничего странного. И до этого ― тоже. Будто Гарри просто бежал по лестнице, упал и немного ушибся. Или неудачно полетал на метле. Ночью. Или с размаху дал Малфою локтем по зубам ― кстати, это приятная тема, чтобы на нее переключиться и не вспоминать поминутно пронизывающий холод, скользкие ледяные перекладины и горькие мысли, тянущие вниз.

Снейп осторожными движениями выпутывает его из мантии ― слишком длинной, широкой, пахнущей травами, которая явно принадлежит не Гарри. Это же идиотство, что ему не хочется ее снимать, а, наоборот, зарыться в нее лицом ― от нее якобы пахнет чем-то очень успокаивающим. Гарри нервно стряхивает с себя ткань и встает, не в силах больше ни секунды высидеть на коленях Снейпа. Но это не лучшая идея, так как его тут же ведет в сторону. На удивление он не падает: его подхватывают и усаживают на диван.

Снейп закатывает рукав на его рубашке и смазывает синяк на локте. Потом зачем-то осматривает другую руку. Гарри просто диву дается: все, что его интересует, это синяки? Да он мог разбиться и переломать все на свете! И почему он не в больничном крыле, а в какой-то непонятной комнате в темных тонах с черным кожаным диваном, темно-зелеными тяжелыми шторами и огромным камином? Что за очередную игру затеял Снейп?

― А как… ― он пытается что-то сказать, но голос все еще не слушается и выдает странные шипяще-хрипящие призвуки. ― Почему я не упал?

Снейп медленно поднимает глаза. Гарри почему-то кажется, что морщин на его лице стало больше, хотя он вроде не старый. И его взгляд… лучше этого не видеть. Он странно застывший, поблекший, будто на глаза надели полупрозрачную пленку, потому из черных они превратились в мутно-серые. Снейп приоткрывает рот, собираясь что-то сказать, но не говорит. Он растерян донельзя, словно Гарри задал ему ну слишком сложный вопрос, с которым не справится даже его суперзлодейский хитрый ум.

― Я не хотел прыгать, правда, ― почему-то считает нужным пояснить он. ― Я сорвался. Был сильный ветер и… А зачем полез… ― Ему кажется, что Снейп хочет это знать, хотя он и молчит. ― Ну… все за тем же. Знаю, это глупо, я мог убиться и все такое…

А еще глупо оправдываться, когда тебя об этом не просят. Чуточку глупее ― делать это, когда из ушей валит пар, побочный эффект бордоперцового зелья. И глупее не придумаешь ― мило беседовать с Пожирателем смерти, который рано или поздно найдет способ ловко и незаметно отправить тебя в логово врага. Может, даже прямо сейчас.

Гарри невольно шмыгает носом. Когда он падал, очки соскочили и разбились, он очень плохо видит, оттого полностью беззащитен. И голова кружится, и ушибленные места, до которых Снейп не добрался, болят. Он пытается что-то еще сказать в свою защиту, чтобы не думали, что он суицидник какой-то ― почему-то ему это сейчас очень важно, ― но его голос обрывается на полуслове, и он позорно плачет, закрывшись рукой.

Снейп снова его обнимает. Он прижимает его к себе, как будто Гарри ему очень дорог. И это… страшно. Все, что нельзя объяснить ― страшно.

― Вы не можете… не должны так делать, ― бубнит он ему куда-то в плечо. А сам не хочет, чтобы его отпускали. Это что-то похожее на то, как бы его обнял отец. Но Снейп не отец, он шпион. Он беспокоится о Гарри только по одной причине: чтобы не ударить в грязь лицом перед своим господином.

Миг ― и Гарри проваливается в темную пустоту, которая постепенно светлеет. Обстановка кажется ему знакомой. Он уже там был и наблюдал что-то подобное: это не дает ему запаниковать. Перед глазами снова то самое видение, как Снейп смотрит в пространство с отчаянием на лице, но на этом оно не обрывается, как в первый раз. Гарри наблюдает, как Снейп в ужасе застывает и тут срывается с места. Слышит тяжелое прерывистое дыхание, будто тот бежит так, что легкие едва выдерживают. Снейп выскакивает за порог, почти слетает со ступенек, взмахивает палочкой и… в тот самый момент чье-то маленькое тело зависает в нескольких метрах от земли.

Снейп стоит несколько секунд, с трясущейся палочкой в руке, будто не понимает, что делать дальше. Или не может. Его шатает, будто он потратил все силы на заклинание, которое сейчас произнес. Несколько неверных шагов вперед, он протягивает руки и висящий в воздухе ребенок мягко спускается на них. Снейп присаживается на одно колено, склоняется над мальчиком, возит над ним палочкой, нервными движениями прикасаясь то к голове, то к рукам.

Гарри почему-то видит все это как бы со стороны или даже сверху. Он видит, как Снейп с ребенком на руках тяжело встает, после чего локации быстро сменяются на светлую просторную комнату со стоящими в ряд кроватями. Посреди комнаты две фигуры ― черная и белая ― беседуют о чем-то. Гарри поначалу слышит лишь смазанный шум, но мало-помалу бессвязные звуки превращаются в слова, а слова обретают смысл: «Нет повода для паники, мальчик получил стресс, может быть, легкое сотрясение, не более того» «Я… я не думаю… все не так просто… все слишком… слишком ужасно… » «Ничего ужасного нет, ты сказал, он не успел даже…» «Нет, молчи! Не говори ничего!» «Северус, ты немного не в себе. Иди, выпей успокоительное... да, вот прямо сейчас, иди! Оставь мальчика в палате, я прослежу…» «Не надо… я сам… я о нем позабочусь».

Гарри пытается приблизиться к ним. Ему хочется увидеть лицо Снейпа и его взгляд: действительно ли он так беспокоится или, как обычно, играет роль? Он хочет подойти… точнее, подлететь, но его отбрасывает назад. Картинка в голове туманится, ее будто заволакивает черным ветром. Последнее, что он видит ясно, как Снейп быстро уходит из больничного крыла, прижимая к себе ребенка, которого только что спас.

Но как… как Снейп узнал о том, что он падает в этот самый момент? Он же не ясновидящий!

«Следящие чары», ― тут же слышит Гарри ответ в своей голове.

Он резко выдыхает и садится прямо. Что это было?

Пока Гарри пытается понять, спал ли он сейчас, или видение каким-то образом пробралось в его неспящий мозг, Снейп куда-то уходит и тут же возвращается, неся колбу с темной жидкостью.

― Это успокоительное, ― говорит он. Гарри берет и машинально выпивает, даже не задумавшись, что это может быть яд. Точнее, он об этом думает уже после. А еще замечает, как сильно трясется рука Снейпа, когда тот принимает колбу обратно.

― Вам тоже нужно, ― говорит он, глядя на его руку. Говорит не подумавши ― как обычно.

Снейп не сердится. Его взгляд становится слегка виноватым.

― Да… спасибо за беспокойство, ― говорит он, спустя небольшую паузу.

― Вы все это сделали ради того, чтобы я остался в живых, не попал в больничку, остался при школе и был доступным для вашего Лорда? ― спрашивает зачем-то Гарри. Это один из вопросов, на который он вряд ли получит правдивый ответ.

Снейп искоса поглядывает на него, а потом переводит взгляд на стеклянную колбу. Гарри приподнимает плечи, готовясь услышать отвратительный звон. Почему-то любой резкий звук сейчас больно по нему бьет ― он бы предпочел его не слышать.

― Была б моя воля, я бы отправил вас из школы и вообще из страны, куда-нибудь, очень далеко отсюда, ― тихо говорит он, вертя колбу в руке, но, к счастью, вроде не собирается швырять ее об стену. ― Но… у директора другие планы и если я их нарушу, то не смогу говорить с вами вот так, как сейчас.

― Почему? ― спрашивает Гарри, весьма удивленный и… немного польщенный тем, что Снейп так откровенно с ним говорит. Хотя, может у него тактика такая ― запудрить мозги ложной искренностью?

― Пожирателям смерти нельзя иметь привязанностей, ― говорит Снейп спокойно и очень свободно о том, о чем многие предпочли бы умолчать. Наверное, потому, что Гарри уже знает его главный секрет.

Только причем здесь привязанности, если речь идет о Гарри? Снейп вряд ли спас его потому, что питает к нему нежные чувства. Хотя… после всего, что тут творилось, можно поверить в разные небылицы.

― То есть… им нельзя никого любить? ― уточняет он, только чтобы не молчать и не думать о том, что ему все равно не понять. ― Это типа потому, что у них вместо сердца ― злющий черный бладжер?

― Это типа потому, ― в тон ему отвечает Снейп, ― что это слишком опасно для их семей. Темный Лорд не постоит ни перед чем, чтобы заставить их подчиниться, и будет манипулировать самым дорогим. С этим понятно?

Гарри кивает. И тут до него доходит.

Кое-что ужасное, о чем он раньше даже не задумывался.

― Мой отец… он один из них. Правда? ― спрашивает он упавшим голосом.

Снейп не отвечает, но его потерянный взгляд в никуда и молчание как раз говорят о том, что Гарри прав.

― Поэтому он не может… ― Гарри запинается. Это слишком тяжело и слишком больно. ― Почему все так? Тот же Малфой ― у него есть отец и мать. Пусть его отец и ходит с этой дурацкой меткой, но Драко не чувствует себя сиротой! ― От возмущения он пинает воздух. ― Почему мой отец не может что-то придумать… вот вы сейчас говорите со мной, и ничего в этом такого! Он бы тоже так мог…

― Я профессор Хогвартса и имею право общаться со студентами, ― прерывает его Снейп, по виду которого можно сказать, что этот разговор ему, мягко говоря, не по душе. ― А ваш отец… он должен получить разрешение у директора на встречу, которое ему, конечно, никто не даст.

Дрожь охватывает Гарри с головы до ног.

― Вы его знаете?..

― Я знаю лишь то, что мне положено знать, ― отрезает Снейп. ― Не думайте, что я скажу хоть что-то из того, что выходит за рамки допустимого.

― Но вы можете хотя бы… намекнуть, что ли! ― жалобно произносит он. Да он готов на колени броситься перед ним, только чтобы получить хоть крохи информации, которую он вряд ли раздобудет в другом месте.

― Намекнуть ― на что? ― Снейп нервно расхаживает по комнате взад-вперед. ― На то, что, к примеру, какой-то человек когда-то давно мог дать непреложный обет другому человеку, например, директору какой-то магической школы, пообещав, что никогда не раскроет тайны перед собственным сыном, кем он ему приходится, в целях сохранить ему жизнь... вы это хотели услышать?

― Я… о… ― только и произносит Гарри.

Только что Снейп сказал много. Слишком много. О, он умеет обходить прямые вопросы, при этом доносить так, что не прикопаешься ― он действительно крутой шпион. К тому же Гарри знает, что такое непреложный обет. Он теперь знает, что отец никогда не подойдет к нему и не скажет прямо: я твой папа. Это невозможно, иначе он умрет.

Он не сделает глупостей. Он будет жить. Ради Гарри.

Его отцу нельзя иметь привязанностей. Нельзя иметь семью. Это слишком опасно ― если верить Снейпу.

«…я никак не могу к тебе приехать. Есть причины намного серьезнее, чем законы о маглах. Речь идет о твоей безопасности, которая для меня важнее всего.»

Теперь Гарри понимает, о чем были эти строки. Слишком хорошо понимает.

― Наверное, мой папа… ― он откашливается об этом слишком сложно говорить, ― он не хотел… или уже не хочет служить этому тупому Лорду? Я бы очень хотел знать, что это так… Ведь он добрый… он…

― Весьма неприятный тип, ― огорошивает его Снейп и отворачивается. ― В этом смысле не питайте на его счет никаких иллюзий.

Гарри почему-то кажется, что он блефует. Или просто имеет зуб на его отца. Что ж, так бывает.

При этом Снейп неоправданно добр к самому Гарри. Или ― как это еще называть?

― А почему бы вам просто не взять у меня кровь и не отнести этому придурку? ― с вызовом говорит он. ― Мы здесь вдвоем, никто и не узнает…

― О, прекрасная идея! ― В глазах Снейпа что-то сверкает, когда он оборачивается к нему. ― Как я сам до этого не додумался? Только есть одна серьезная помеха… Я знал вашу мать. ― Его голос вдруг теряет краски и силу, становится сухим, без единой эмоции. ― Она была моим другом… пожалуй, единственным за всю жизнь человеком, который не считал, что меня нужно сторониться и презирать… в отличие от всех остальных. ― Он откашливается, будто каждое слово дается ему с трудом. ― Стоит ли говорить, как я дорожил этой дружбой. Конечно, это не могло длиться долго ― из-за моего дурного характера, разумеется. Мы поссорились, я хотел все исправить… а потом ее убил Темный Лорд. Думаю, я сказал достаточно, чтобы вы прекратили думать, что я служу этому ублюдку.

Гарри с трудом переваривает услышанное.

― Значит… ― проговаривает он охрипшим голосом, ― вы и правда не собираетесь сдать меня этому…

Он прерывается на полуслове: у Снейпа так яростно горят глаза, словно они вот-вот его испепелят.

― Вам так хочется умереть? ― шипит он, медленно приближаясь. ― Так знайте: Темному Лорду нужна не только кровь. Ему нужны вы сами. Он жаждет убить вас, потому что боится. Боится, что вы его одолеете. Он выжидает лишь удобный момент, чтобы напасть. Он считает вас самой страшной угрозой, какая только может быть, и видимо, не напрасно, ― он зловеще усмехается, но куда-то в сторону ― эта эмоция направлена не на Гарри. ― В вас есть то, о чем он только может мечтать ― смелость, отвага, искренность, умение дружить и… любить. Я знаю, вы любите своего отца, который того не заслуживает. ― Он не дает Гарри сказать ни слова. ― И примерно понимаю силу этой любви… это ваше самое сильное оружие.

Гарри молчит. Все это ― слишком для него. Почему Снейп так говорит ― о нем, с ним? Почему сейчас он словно открытая книга? Как будто он… уважает его. Даже в чем-то гордится. Тот уже совсем близко, наклоняется к нему… о, кажется, он немного не в духе. Мягко говоря.

― Ваша мать умерла не ради того, чтобы вы так наплевательски относились к себе, ― внушительным тоном произносит Снейп, а его глаза все еще горят то ли от злости, то ли от боли, которую он тщательно скрывает, но она то и дело прорывается наружу. ― Если вы легко можете разбить сердце отцу, который, как я понимаю, ничего особенного для вас не сделал, то ее жертва слишком велика, чтобы ею пренебрегать ― она отдала за вас свою жизнь. И чтоб это был последний раз, когда вы творите подобные идиотские поступки!

Несмотря на то, что нервы у него явно на пределе, Снейп довольно мягко и осторожно берет его на руки. Гарри даже не сопротивляется ― настолько он ошарашен тем, что услышал. Он не может и не хочет бороться. Ему проще думать, что его прижимает к себе отец ― верить в эту ложь, которую он себе сочинил и не хочет с ней расставаться.

Когда Снейп заходит с ним в камин, Гарри даже не думает о самом худшем. Просто Снейп больше не кажется ему угрозой. Если по-хорошему, надо бы попросить доказательства, что тот действительно дружил с его мамой, и это та самая веская причина, по которой Главный Ужас Подземелий просто не может и не хочет причинить ему серьезный вред. Но Гарри настолько вымотался за сегодня, что готов поверить ему на слово. И он верит.

Несколько секунд ― и они выходят из камина. Гарри узнает больничное крыло ― теперь уже не в видении, а наяву. Снейп укладывает его на одну из кроватей, после чего тихо дает какие-то указания мадам Помфри. Гарри почему-то ждет, что Снейп подойдет к нему и даже мысленно посылает ему импульсы, но тот не слышит. Или не хочет слышать. Он лишь бросает на Гарри быстрый неуверенный взгляд и тут же отворачивается, шагает к камину, чтобы через пару секунд исчезнуть в зеленоватой дымке.

Гарри сворачивается калачиком, не обращая внимания на мадам Помфри, которая неодобрительно на него поглядывает, готовясь дать ему зелья. Он был бы не против, если бы Снейп с ним еще немножко посидел и поговорил. Гарри как будто привык к нему за этот вечер. Слишком. Это глупо, но факт. Он даже был бы рад услышать, как тот прощается с ним ― пусть даже самым сердитым тоном… Но тот, видимо, решил, что и так достаточно потратил на него времени и нервов. Что ж, наверное, он прав.

Гарри крепко зажмуривается, чтобы прогнать непрошеные слезы. Это все бред больной головы. Это все потому, что он свалился с башни и получил сильное сотрясение мозга, хотя никаких симптомов, кроме дури, не наблюдается. Это все потому, что он навыдумывал много чего, что не является правдой. Завтра он проснется, и все будет по-старому. Он снова начнет ненавидеть Снейпа ― просто за то, что он есть. Так ведь легче жить. Куда легче.

* * *

Наутро Гарри вяло ковыряется в каше и почти не слышит, о чем переговариваются друзья, сидящие рядом с ним. Когда сова сбрасывает чуть ли ни на голову небольшую посылку, он словно просыпается. Дрожащими руками ― отчего-то так волнуется, ― он разрывает крафтовую бумагу. Внутри прямоугольная коробочка еще в одной обертке. Наконец, он вынимает оттуда темно-бордовый футляр с желтыми надписями, внутри которого лежат… очки. Гарри безмолвно ахает, но куда больше удивляется, когда разворачивает вдвое сложенную записку:

«Я вчера погорячился, прошу меня простить. И забыл сказать самое главное: если вам станет плохо, и вы почувствуете желание навредить себе каким-либо способом, вы можете прийти ко мне в любое время. Обещаю сделать все, что в моих силах и заверяю, что об этом никто не узнает, так же, как и о вчерашнем происшествии. И помните о своей матери, не становитесь легкой добычей для Темного Лорда».

В самом низу приписка: «Ваш С. Снейп.»

Гарри перечитывает записку раза три, после чего гладит мягкий бархатный футляр ― в расцветке Гриффиндора, который Снейп терпеть не может. А может ли он терпеть его самого?

Наверное, этот вопрос теперь звучит крайне глупо. Гарри же не дурак, чтобы не сложить два плюс два и понять: Снейп вчера весь вечер думал о нем, даже когда оставил его в больничном крыле и ушел. И в этих своих мыслях он решил, что Гарри срочно нужны очки, потратил время, деньги, наверняка рано встал, чтобы сходить в деревню до завтрака. А еще извинился за вчерашний всплеск эмоций ― причем очень даже скромный всплеск, о чем можно было бы даже не говорить.

Тут у него начинают гореть уши: он только сейчас осознает, что его друзья сидят рядом и читают вместе с ним это маленькое письмо.

― Страннокалиберные ежики, ― фыркает вдруг Гермиона. ― Если тот, кто подарил тебе очки, захотел остаться неизвестным, зачем присылать записку без единого слова?

― Кажется, кто-то захотел выпендриться и предложил разгадать тебе загадку без ответа, ― шутливо подталкивает его в бок Рон.

Гарри давит облегченный вздох, чтобы друзья не поняли: он уже знает ответ на эту загадку.

― Это отец, ― вырывается у него прежде, чем он успевает подумать. Гермиона понимающе кивает, а Рон берет красивый гриффиндорский футляр и подносит к глазам.

― Везет же тебе… ― вздыхает он. А Гарри сидит, придавленный собственными словами.

Снейп ― чисто теоретически ― вполне мог быть его отцом. Он ― Пожиратель смерти, и не смог бы в открытую видеться с сыном, если бы тот у него был. Гарри начинает трясти от умопомрачительной догадки... или очередной сумасбродной идеи. Все, что нужно, чтобы успокоиться ― срочно пойти в комнату, сравнить почерк отца с тем, который в записке. Ему кажется, что они идентичны, но это не точно. Гарри заглядывает в нее краем глаз: слова никуда не исчезли, но они видны только ему: Снейп, как обычно, все продумал до деталей.

Как только появляется возможность, он отрывается от друзей и бежит в комнату. Дрожащими руками вынимает письма из сундука. Да ему не нужны все, хотя бы одно, любое. Задернув полог поплотнее, он зажигает люмос и смотрит попеременно то на письмо отца, то на записку Снейпа.

Почерк отца аккуратный, мелкий, убористый, почти печатный. А почерк Снейпа ― резкий, размашистый, крупные буквы слишком заваливаются вправо, что как раз соответствует его взрывному характеру.

Гарри еще какое-то время сравнивает почерки, пока не начинают болеть глаза от напряжения, после чего с разочарованным вздохом откладывает письмо в сторону. Не то, чтобы он сильно хотел видеть Снейпа отцом… просто тогда все стало бы на свои места. Многие поступки Снейпа можно было бы объяснить, к тому же ― он оказался не таким уж плохим. Но если б отец был настолько рядом, разве он не нашел бы способ об этом сообщить?

В общем, это не Снейп и точка. А отец… если ему не сообщат о последней выходке Гарри, вряд тот сам обо всем узнает и приедет, чтобы разобраться с его поведением. Скорее ― ограничится очередным письмом, в котором будет просто немного больше «воспитания», чем болтовни ни о чем.

* * *

«Сынок, как ты смотришь на то, если я приеду повидать тебя на Хэллоуин? Правда, эта встреча будет немного не такой, как ты себе представляешь… я все еще не могу с тобой свободно общаться. Просто знай, что я очень этого хочу и сделаю все возможное, чтобы ты не чувствовал себя брошенным. Твой папа».

Гарри смотрит в письмо и не верит глазам. Это правда? Правда, что отец приедет, наконец, и они смогут поговорить вживую? До Хэллоуина всего ничего ― каких-то пару недель…

Такое ощущение, что отец ничего не знает о его последней проделке. Точнее о том дне, который мог стать для Гарри последним, если бы не Снейп. Оно, может и к лучшему.

А может, он написал так именно потому, что знает?

Что ж, Гарри спросит его об этом, когда они увидятся. Он спросит его обо всем.

Почему-то закрадывается мысль, что и здесь не обошлось без вмешательства Снейпа. Этот человек тихо и незаметно вкрался в его жизнь, и с каждым днем его становится все больше. Сложно даже вспомнить хоть один день, когда бы Гарри не спорил с профессором, не хамил ему, не говорил о чем-то важном, не получал от него первую помощь…

Наверное, эти мысли от скачущих от счастья эмоций, когда хочется обнять весь мир и Снейпа в придачу. Но в одном Гарри точно уверен: при случае он скажет одному весьма искусному шпиону, что не считает его тем, кого нужно презирать.

― Гермиона, а что произойдет с человеком, если какой-нибудь негодяй направит на него палочку и скажет: «Круцио»?

― Пресловутые пикси… Гарри, что ты несешь? ― Гермиона в ужасе закрывает рукой рот. ― Пойдем отсюда. ― Она хватает его за руку. ― Ты б еще громче заорал, чтобы Снейп услышал! Тебе мало отработок?

― А разве он здесь? ― Гарри приостанавливается и вертит головой, высматривая высокую фигуру в черной мантии.

― Ой, Гарри… вот скажи, зачем тебе это нужно? ― Гермиона всплескивает руками, а потом снова хватает его под локоть и уводит подальше от слишком людного коридора. ― Ты хочешь кого-то проклясть?

Гарри дергается, будто его ударили.

― Случайно услышал. ― Он отворачивается, чтобы не встречаться с ней взглядом. ― Вот… стало интересно, что это такое.

― Ты ничего не знаешь о непростительных? Ладно. ― Она пожимает плечами. ― Только надеюсь, ты не задумал ничего ужасного. Империус подчиняет себе человека, Круциатус причиняет сильную боль, Авада Кедавра ― убивает, ― проговаривает она скороговоркой.

― Только боль… а от него нельзя умереть?

Гарри обхватывает себя и садится за первый попавшийся стол, как только они приходят в библиотеку ― ноги что-то его подводят, сильно дрожат.

Гермиона закатывает глаза. Гарри выдыхает ― значит, нельзя.

― Ну… человек после такого чувствует себя мягко говоря не очень, ― говорит она. ― И вообще, за непростительные сажают в Азкабан…

― Да не собираюсь я никого проклинать, ― мрачно перебивает Гарри. ― Разве что одного гада, который испортил мне жизнь и продолжает портить другим… Волан-де-Морт, знаешь такого? ― выкрикивает он, потому что лицо подруги выражает чистое осуждение, будто Гарри собрался накладывать непростительные на всех, кто попадает под его горячую руку.

Гермиона какое-то время просто смотрит на него. Наверняка оценивает степень сумасшествия. Гарри даже смешно становится, и чтобы не залиться нервно-истеричным хохотом, он вызывает у себя одно воспоминание, от которого мороз идет по коже: все веселье мигом проходит.

― Его не убьешь даже Авадой, ― нарушает молчание Гермиона. ― Разве ты не знаешь? Его душа бессмертна ― он что-то с ней сделал, когда убил несколько десятков людей.

Ее передергивает от собственных слов.

― И что, выходит, нет на него управы? ― не верит Гарри. ― Три таких мощных заклинания и ни одно из них…

― Четыре, ― поправляет Гермиона.

― Что? Нет, ты же сказала… я считать умею, вот смотри: Империус… ― Гарри загибает пальцы, но Гермиона только качает головой и взмахивает палочкой. Гарри пораженно умолкает, когда в полу чуть поодаль появляется тайник, которого раньше не было.

Гермиона быстро оглядывается, открывает дверцу и вытаскивает ворох газет. Гарри со стоном опускает голову на стол.

― Откуда у тебя столько? Неужели все выписываешь?

― Ага, конечно, разрешат мне выписывать «Листья» только годиков через шесть. ― Гермиона вываливает свое добро на стол. ― Ладно, только никому не говори… ― заговорщицки наклоняется она к нему. ― Я помогаю мадам Пинс составлять таблицы с книгами и студентами, которые их берут. Там слишком много работы, а магия в этом деле бесполезна… Так вот, она в благодарность разрешает мне рыться в сундуке со списанной литературой. Знаешь, сколько там газет за прошлые годы? Просто кладезь полезной информации.

― И ты хочешь сказать, что в «Листьях» пишут о… Круциатусе? ― Он с трудом произносит это слово.

― И не только. ― Гермиона со знанием дела выуживает нужную газету и раскрывает ее. ― Вот, смотри ― Испепеляющее заклятие.

Гарри видит в газете черно-белую фотографию. Она странная ― вереницы домов по бокам улицы и черно-грязное пятно на асфальте. Что бы это значило?

― Это четвертое непростительное, о котором не принято говорить, ― трагическим шепотом рассказывает подруга. ― Здесь кое-что есть о нем… Вот, читай: «На Голден-стрит средь бела дня произошла трагедия. Волшебник Смит, увлекающийся экспериментальной магией, убил соседа по квартире неким сильным заклинанием, из-за чего оба погибли. В результате расследования нашли дневники и записи Смита, где подробно описывалось некое «Испепеляющее заклятие», которое уничтожает душу вместе с телом. Возможно, оно не было доработано, так как экспериментатор не только испепелил в буквальном смысле своего оппонента, но и уничтожил себя самого ― на асфальте осталась лишь горстка пепла…»

― Ну и какой дурак захочет превратиться в ничто? ― перебивает Гарри. ― Это заклятие можно смело вычеркивать из непростительных, никто ведь не станет…

― Погоди, ты ведь не знаешь, что было дальше, ― Гермиона ищет среди вороха газет нужную. ― Тот случай описывался пятьдесят лет назад… а вот эта газета двадцатилетней давности. В ней рассказывается о случае использования Испепеляющего заклятия в дуэли. На этот раз тот, кто его произнес, не сжег себя, но у него раскололось магическое ядро ― а это… ну, считай то же самое, что смерть, ― серьезно говорит она. ― Поэтому заклятие считается не то, что запрещенным, а дважды запрещенным ― о нем не говорят в школе, чтобы студенты и не знали… Но я считаю, это глупо ― знать об этом необходимо, хотя бы для общего развития. ― Гермиона превращается в нудную училку: у нее даже тон меняется на менторский, когда она садится на любимого конька.

― Вот интересно, зачем в «Листьях» пишут столько всего, что могут легко использовать злые волшебники? ― думает вслух Гарри, нервно комкая бумагу.

― Пожиратели не могут читать «Листья». ― Гермиона отбирает у него газету и любовно выпрямляет краешки. ― Она зашифрована от них, а также от их родственников.

Перед Гарри возникает картина: он сидит на краешке стула и читает Снейпу газету, а тот возмущается, что мадам Помфри прочитала ему какую-то скучную ерундовину вместо кое-чего важного о Темном Лорде. Через несколько дней Снейп способен сам удержать в руках газету, но это «Еженедельный пророк» ― Гарри помнит ту витиеватую красную надпись на первой странице.

Только вот Гарри видит тексты в этих газетах, как они есть. Можно ли это расценивать, что его отец ― вовсе не Пожиратель смерти?

― Конечно, это слабая защита. ― Гермиона пожимает плечами и морщит лоб. ― Ведь Пожирателям могут донести информацию те, кто не связан с ними, но я слышала, ― она наклоняется вперед и приглушает голос, ― защита срабатывает и на тех, кто еще не имеет метку, но уже душой находится в рядах приспешников Того-кого-нельзя-называть.

Спрашивать об этом Снейпа напрямую ― есть ли смысл? Вряд ли он снова захочет откровенничать. К тому же, лучше ему не знать, что Гарри иногда почитывает вместе с Гермионой «запрещенку», особенно те статьи, которые повествуют о чем-то по-настоящему страшном. О чем не говорят в волшебном мире приличные люди.

Перед глазами проносятся последние две недели. Все это время Гарри не снились вещие сны, кроме последней ночи, и он не знал, привязывать ли это к тому, что Снейп от него как будто отдалился? Нет, он не злился, не орал, не язвил ― в целом, вел себя нормально, но крайне сдержанно. Даже когда проводил отработки и что-то пояснял, больше не садился рядом за стол, а стоял где-то поодаль. Он умудрялся даже сеансы по очищению сознания проводить на расстоянии.

Не то, чтобы Гарри ждал другого… просто его не отпускало ощущение, что Снейп в тот роковой день перешел некую грань допустимого и теперь всеми силами делает вид, что этого не было. Что он не вел себя с Гарри так, будто боялся его потерять. Не откровенничал о его матери. Не высказывался о его отце. Вообще ничего такого не говорил.

Гарри все подмывало спросить… но он не решался, видя каждый раз холодное, безэмоциональное лицо и закрытый взгляд, направленный словно вовнутрь себя.

― Я многое сказал, чего не должно, так как разозлился на вас. ― Снейп как-то сам решил упомянуть тот день, но говорил вовсе не то, что Гарри хотел услышать. ― Поэтому прошу не воспринимать мои слова всерьез.

― Вообще все? ― спросил тогда Гарри, и его сердце беспокойно заныло. Снейп говорил о своей дружбе с его мамой, о ее любви и жертве... Разве это была всего лишь ложь, очередная хитрая уловка?

― Все, что я сказал о вашем отце, ― уточнил Снейп и отвернулся. ― А что касается матери ― здесь я был предельно честен с вами и прошу именно слова помнить. С этим понятно?

Гарри кивнул, борясь с комком в горле. Ему захотелось, чтобы Снейп подошел и обнял его ― вот прямо сейчас. Чтобы ему не пришлось в который раз погружаться в мерзкое чувство одиночества при мыслях о маме, которой больше нет. Но тот не внял его молчаливой просьбе и ушел в дальний конец кабинета.

Но когда на одной из отработок Гарри впервые дрожащими руками зажег огонь под котлом и невольно отступил назад, взгляд Снейпа смягчился. В нем мелькнуло прежнее сострадание, как будто он забыл надеть привычную маску и на несколько секунд стал тем человеком, по которому Гарри почему-то очень скучал.

― Ну вот, у вас получилось сделать первый шаг, ― ровным голосом констатировал он, а Гарри все не мог отвести глаз от полыхающих языков, которые то и дело рисовали картину вздымающейся огненной волны.

Он упорно учился отгонять и блокировать негативные сюжеты, и у него даже получалось… но видимо, то событие оказалось сильнее его.

― Знаете… раньше мне он так нравился, ― промямлил он, неотрывно глядя на пламя. ― А теперь я боюсь огня.

Вряд ли он бы признался в этом перед кем-то другим. Но Снейп уже знал слишком много и никогда не смеялся над его слабостью. Поэтому Гарри рискнул высказаться, после чего на душе немного полегчало.

― Очень напрасно, ― спокойно ответил Снейп, подойдя ближе и поправив котел, чтобы тот стоял идеально ровно. ― Да, огонь ― мощная стихия, которая может стать вашим другом, если, к примеру, с ее помощью вы сварите зелье и спасете человека от смерти, ― продолжил он. ― Но она же может испепелить все вокруг, если дать ей волю. Все, что требуется ― разумное использование и умение управлять, подчинять ее себе. Сейчас вы прекрасно с этим справились.

Он указал на небольшие языки пламени, которые горели именно там, где им положено.

Гарри несколько раз глубоко вздохнул, чтобы страх, который уже поднялся вверх и начал перекрывать горло, немного осел. Но пока что это удавалось ему с большим трудом.

Чтобы отвлечься, он начал бормотать про себя латинские слова, выгравированные сбоку котла: Ab igne veniet ignis. Ego te in cinerem redigam. Perdam te.

Эта фраза написана на каждом котле ― такая длинная и заумная. Интересно, что она означает?

― Как это переводится? ― спросил он, готовый говорить о чем угодно, но только не приступать к варке зелья.

― Из огня произойдет огонь, ― ровным голосом перевел Снейп. ― Я превращу тебя в пепел. Я уничтожу тебя.

― Жуть какая. ― Гарри содрогнулся всем телом. ― Иногда мне кажется… мой страх… он испепеляет меня внутри. Он слишком сильный, и я не знаю, что с ним делать.

― В вашем случае страх ― это эмоция, которую вполне можно сравнить со стихией огня. ― На лицо Снейпа наползла тень, и он отвернулся, став к Гарри полубоком. ― Когда эмоции необузданы, они могут натворить много бед.

Гарри крепко зажмурился, глубоко вздохнул и взял в руки нож. Осталось дело за малым ― нашинковать ингредиенты и сварить что-то похожее на зелье.

Когда подошло время бросать ингредиенты в котел, Гарри не мог заставить себя сделать. Можно снова закрыть глаза, создать вокруг себя защиту от тошнотворных запахов, но как закрыть мозг от слишком ярких, навязчивых картин? Как уничтожить память? Снова и снова… Красно-оранжевая волна, Снейп в кровавых бинтах, лежащий без сознания, снова волна… и огонь. Всепожирающий и беспощадный.

― Помогите… ― только и успел пискнуть он, когда очередная огненная волна накрыла его, да так, что по-настоящему запекло в груди. Он очнулся уже, сидя на пуфе в углу лаборатории. Неудачная варка зелья закончилась мощным сеансом терапии, после которого Гарри чувствовал себя разбитым, а Снейп выглядел ужасно виноватым и даже попросил прощения за свои слова, которые, как он посчитал, вызвали такой негативный всплеск. Это произошло уже дважды, но Гарри не собирался коллекционировать извинения Снейпа, чтобы потом ими кичиться. Он хотел одного: получить гарантию, что когда-нибудь он исцелится от страха и станет нормальным.

Только кто мог дать ему эту гарантию?

Гарри отодвигает подальше старую газету, чтобы не видеть то темное пятно, которое осталось от волшебника-экспериментатора. Даже в черно-белом варианте оно выглядит тошнотворным. Это Испепеляющее заклятие ― тоже своего рода огонь, который пожирает и врага, и того человека, который выпустил его.

Только в том, что происходит с Гарри, никто не виноват. Только он один.

Или ― некое бессмертное существо, которое охотится за ним. Которое, предположительно, закабалило его отца и упорно желает завоевать весь мир.

Как его остановить? Разве что уничтожить душу… Только кто на это пойдет?

Тот, кто не боится расколоть свое магическое ядро, чтобы спасти тех, кто ему дорог.

Гарри не знает, кто бы это мог быть. Разве что ― он сам.

* * *

Теперь он хотя бы знает, что со Снейпом все в порядке. Ну, относительно ― спасибо Гермионе. Он не мог ей сказать правду. Он вынужден нести это бремя в одиночку.

Гарри на всем ходу останавливается прямо перед дверью кабинета зельеварения. Он даже не опоздал на отработку. Почти.

Хотя, какое это сейчас имеет значение?

Снейп сидит за преподавательским столом, облокотившись о него и закрыв ладонью половину лица. Он не реагирует на легкий хлопок двери. Его рука, лежащая на столе, немного подрагивает.

Гарри знает, что это такое.

Он тихо подходит и осторожно кладет свою руку поверх. В тот же миг ему в грудь утыкается волшебная палочка.

― Поттер… ― пораженно выдыхает Снейп, спустя несколько секунд замешательства. ― Что вы себе позволяете?

― Да я ничего такого не сделал... ― Гарри прячет руки за спиной и на всякий случай делает шаг назад.

Снейп хмуро глядит на него и медленно опускает палочку. У него очень усталый вид, как будто не спал всю ночь.

― Думаю, что отработку можно отменить, ― нарушает Гарри тишину, невольно наблюдая за профессором ― его движения слишком осторожны и скованны, как будто малейшее из них причиняет ему боль.

― С каких это пор вы получили право отменять свои отработки? ― недобро щурится Снейп.

― С тех пор, когда я сам их себе назначил, ― напоминает Гарри. ― Вы не подумайте, ― тут же добавляет он с ощущением, что сейчас может упустить или потерять что-то важное. ― Мне нравятся эти отработки. Мне нравится, как вы учите… все так просто и понятно, я даже себя идиотом больше не считаю ― благодаря вам, ― шепчет он. ― Мне, правда, жаль отменять отработку, но вам сейчас нужно отдохнуть и выпить что-то исцеляющее…

― Ну-ну, продолжайте, ― ядовито произносит Снейп.

― Вам лучше сейчас прилечь и не думать обо всех этих уроках, ― не сдается Гарри. ― Конечно, от Круциатуса не умирают, но все равно это слишком ужасно, и я…

Тут он понимает, что сболтнул лишнее: Снейп смотрит на него так, будто видит перед собой чудовище.

― Повторите, что вы сейчас сказали? ― шипит он.

Гарри заминается. Стоит ли раскрывать тайну? Как-то он уже пытался рассказать кое-что из своих видений, но Снейп не придал этому особого значения.

Учитывая, сколько всего Гарри уже ему наговорил и до сих пор остался в живых, есть нехилый шанс, что и на этот раз пронесет.

К тому же он не виноват. Он просто не знает, как это контролировать. Разве можно запретить снам… сниться?

― Я видел то, что он с вами делал, ― признается он. ― Он… он вам больше не верит, потому что смог пробраться к вам в голову и кое-что узнать. Вы… как будто… снова хотели меня спасти… а он узнал… ― эти слова даются ему с трудом. Гарри не хочет думать, что Снейп пострадал из-за него. Хотя, скорее всего, так и есть.

В голове как на повторе звучит гадостно-шипящий голос: «Может, ты хочешь меня проклясть, Северус?» «У меня и в мыслях не было», ― отвечает Снейп с каменным лицом. «Я видел… видел только что в твоей голове, что ты хочешь сбежать! Станешь лгать мне?» ― Палочка в когтистой руке медленно направляется на него. «Вам невозможно, солгать, мой господин», ― кротко говорит Снейп. «Вот именно! Зачем тебе понадобилось ехать заграницу?» ― «Я не собирался…» ― Хочешь увезти мальчишку?» ― «Нет... я…» ― «Да я найду тебя и на краю земли!» «Послушайте, мой Лорд, все не так…» «Если задумал предать меня ― тебя ждет медленная мучительная смерть! Круцио!»

― Как? ― произносит Снейп одно лишь слово, резко обрывая тягостные воспоминания, за что Гарри ему благодарен. Он очень бледен и выглядит намного хуже, чем до этого.

― Я вижу сны о вас, раньше это было вообще очень часто, ― говорит он всю правду, как есть. ― А еще я видел, как вы меня спасали ― я был там и смотрел на все со стороны, как смотрят фильм. Могу даже пересказать, как все было, если не верите…

Снейп резко двигает стул, и этот неприятный скрежещущий звук будто ставит точку в их разговоре.

― Уходите, Поттер. ― Его глаза превращаются в две ледышки. ― Ваши выдумки зашли слишком далеко. Не стоит принимать за истину все, что снится. Это всего лишь сон, со мной все в порядке. Если вы считаете нужным не заниматься сегодня ― что ж, ваше право. Но вам придется потратить субботний или воскресный вечер, чтобы отработать этот час вместо того, чтобы провести его в свое удовольствие с друзьями. В наказание надо бы его удвоить, но я не слишком хочу, чтобы… Всего хорошего.

Прервав самого себя, Снейп уходит в дверь, ведущую в лабораторию. Очевидно, что профессор не хочет посвящать его в свои личные дела и обсуждать их. Тем более ― рассказывать о том, что происходит, когда ему приходится иметь дело с когтистой тварью. Именно приходится ― спасибо Волан-де-Морту, сомнения которого, в свою очередь, развеяли сомнения Гарри.

* * *

И вот, тот самый хэллоуинский денек. Мало кто поймет, что для Гарри это не праздник. В этот день умерла его мама. А еще сегодня должен кое-кто прийти… Но почему совсем нет радости от мысли, что он, наконец, увидится с отцом? Ни капельки. Будто он уже пережил ее сполна, предвкушая встречу, а теперь сдулся и сник. Что ж, так бывает.

Или так не должно быть?

Его зовут к директору. Сердце начинает раскачиваться, как маятник. Его самого качает, когда он идет по длинному коридору, где с выступов вслед ему скалятся круглолицые зубатые тыквы с горящими глазами. Он не помнит, как говорит горгулье пароль ― и что это за пароль, ― как поднимается наверх, то ли его поднимают, как на лифте… Гарри приходит в себя уже в кабинете.

Человек в длинном черном плаще, в капюшоне, наброшенном на лицо, стоит в дальнем углу. На руках у него черные перчатки. Он весь в черном. Он ― как монолитная черная скала.

Он ждет Гарри. А может… не ждет?

Дамблдор холодно кивает ему.

Гарри делает неуверенный шаг. Еще один. Останавливается.

― Ты… можешь снять капюшон? ― С надеждой он смотрит на темный плащ.

Фигура даже не шевелится.

― Не думаю, что это возможно, ― категорично произносит директор.

Кажется, это тот самый момент, который вот-вот его испепелит: эмоции рвутся наружу и разрывают на части, потому что Гарри не может их выразить. Он застыл ― внутри и снаружи. И никто ― совершенно никто ― не собирается его спасать.

Наверное, он сейчас должен подойти к отцу и сказать… что сказать? А может, обнять? Но тот стоит, как статуя. Мог бы сам подойти. Или он боится Дамблдора? Он весь в черном. Он как неживой. Может, это вообще не отец, а статуя наподобие горгульи у входа к директорскому кабинету?

А еще за всем этим наблюдает Дамблдор с таким неодобрением на лице, будто даже сама мысль, что у Гарри может быть нормальная семья, ему противна. Хотя… какая уж тут нормальная семья.

«Из огня произойдет огонь, ― слышит он в голове голос Снейпа. ― Когда эмоции необузданы, они могут натворить много бед».

Боясь, что сейчас рванет, Гарри разворачивается и убегает. Убегает ― чтобы больше не вернуться. Он не больше пойдет в этот кабинет, если его снова позовут. Даже если пригрозят отчислением. Он просто… не хочет. Он не хочет видеть этого человека в капюшоне, который пришел, будто поневоле. Словно его притащили и поставили в том углу. Он не сделал ни шагу навстречу… нужно ли его заставлять?

Гарри бредет, не разбирая дороги. В тихом безлюдном месте он находит укромный уголок, забивается туда и тихо плачет. Если бы кто спросил, чего он хочет… он не знает. Может, чтобы отец прямо сейчас отправился его искать, сбросил свой дурацкий капюшон, снял не менее дурацкие перчатки и просто стал человеком. Обычным человеком. Не какой-то там таинственной личностью. Не супергероем. И не самым крутейшим магом на земле.

Гарри все это не нужно. Он не ждет, что отец начнет спасать весь мир. Он хочет, чтобы тот спас его самого ― от огня, который мешает ему жить. Это ведь несложно. Наверное.

Он чувствует, что к нему прикасаются ― сначала к плечу, чтобы привлечь внимание, потом приподнимают подбородок теплыми пальцами и проводят по щеке. Сквозь пелену слез он видит, что это Снейп склоняется над ним ― да-да, тот самый, который еще вчера избегал его и сердился. Он снова такой, каким хотелось бы видеть его всегда.

Гарри позволяет поднять себя на руки и унести прочь ― от собственных страхов и страшной пустоты внутри. Он обхватывает его за шею, прячет лицо у него на плече, ощущая, как огненные тиски, захватившие его сердце в удушающий плен, ослабевают, угасают, а потом и вовсе распадаются на части.

― Я не должен был убегать! Не должен… он больше не придет… я знаю. Директор не разрешит… Он и так… и так с трудом согласился…

Снейп молча гладит его по спине. Гарри и не нужны слова. Он хочет выговориться, а еще ― чтобы кто-то посидел рядом.

― Не знаю… может надо было сказать, что я рад его видеть? ― Он всхлипывает и плотнее прижимается лицом к груди Снейпа ― благо, что тот снял с него очки. ― Я ничего не сказал, только попросил снять тот ужасный капюшон… Д-дамблдор запретил ему… А я… А он… Он не придет больше…

Снейп крепко обхватывает его и начинает укачивать ― как младенца. Гарри не против. Он не чувствует себя взрослым. Он не чувствует себя тем, кто способен поступить правильно, если жизнь подкинет еще одно подобное испытание. Он вообще не хочет никак поступать. Он хочет только вдыхать этот пряный запах трав и еще чего-то неуловимо родного, что успокаивает, убаюкивает и словно тихо проговаривает, что все будет хорошо.

Гарри одного только не понимает: почему Снейп сейчас делает то, что должен делать отец?

Он усиленно ищет ответ, а когда Снейп наклоняется к нему и нечаянно ― а может, и нарочно ― прижимается щекой к его лбу, Гарри куда-то проваливается. Снова. Это ощущение ему знакомо и уже не пугает.

Он пытается что-то разглядеть сквозь плотную белую пелену. Почему снова туман? Что это значит?

Отец, когда пришел поквитаться с Дурслями, наслал на него туман, а в уши будто засунул заглушки: Гарри ничего не видел и не слышал. Оно, может, и к лучшему.

Но сейчас он не хочет, чтобы от него что-то скрывали. Словно услышав его желание, пелена рвется на части, белые хлопья разлетаются в стороны, словно на них подули из невидимого фена.

Кажется, на этот раз Гарри не в Хогвартсе. А может, он просто еще не видел эту пустую комнату с темно-зеленой площадкой наподобие сцены. Посреди «сцены» стоит Снейп. От него исходит легкое серебристое сияние.

Именно оно освещает мрачную сводчатую комнату без окон, вместо стен которой ― плотный туман.

Гарри хочет подойти, но в то же время боится нарушить тишину, которая словно звенит в ушах.

Снейп не замечает его. Он смотрит в пол и что-то бормочет себе под нос. Гарри делает несколько несмелых шагов. Его ноги погружаются во что-то мягкое и пружинистое, наподобие слишком толстого ковра, по которому сложно идти ― вот-вот можно потерять опору. Единственный плюс ― шаги не слышны, даже если топать, как слон. Подойдя еще, он различает слова:

― Неугодное… неугодный элемент… Если он меня убьет… я не смогу, не смогу защитить… Он не должен узнать… Он сканирует мой мозг с утроенной силой… Он не должен знать… дело не в просьбе Дамблдора… просто я не могу… не могу иначе… я разрываюсь… что мне делать…

Пока Гарри пытаясь связать разрозненные слова в смысл, Снейп поднимает голову и смотрит ему в глаза, но в то же время словно сквозь него.

― Как мне сказать, что ему не нужно… не нужно все это делать… Что это опасно… Я люблю его просто потому, что он есть…

Гарри на миг замирает, а потом бежит к нему. Точнее, пытается бежать: ноги увязают по щиколотки. Ковер превратился в болото, и все, Гарри застрял ― ни туда, ни сюда.

Хорошо, что хоть язык нормально работает ― не приклеился вместе с ногами.

― Профессор… это вы мне? Повторите еще раз, пожалуйста!

Снейп с шумом выдыхает и отстраняется от него. Видение выключается с легким щелчком, как будто у телевизора резко выдернули шнур. Гарри щурится от света, который кажется ему слишком ярким после той полутемной сводчатой комнаты.

― Скажи на милость, как ты пробираешься в мои мысли? ― сухо и отрывисто интересуется Снейп. На его щеках пятнами проступает румянец, а сам он настороженно смотрит на Гарри, будто тот вот-вот снова вскочит в его голову и подслушает секреты.

― Я ничего не… ― пытается оправдаться он, но Снейп перебивает:

― Ты уже не в первый раз это делаешь… и странно, что я этого не замечаю! ― восклицает он с непонятными интонациями: то ли сердится, то ли восхищается. ― Ничего чужеродного, как будто так должно быть… но так не должно быть! ― Он нервно потирает лоб. ― И это я, профессиональный легилимент… Кажется, я теряю сноровку.

Он встает, аккуратно ссадив Гарри с колен и начинает ходить по комнате.

Гарри больше не хочется плакать и сетовать на судьбу: его слишком захватило увиденное. А в особенности ― услышанное.

― В тот день, ― он аккуратно подбирает слова, ― когда ваш Лорд смог прочитать ваши мысли… его вы тоже не заметили?

Снейп оборачивается со свирепым видом:

― Он не мой Лорд, это во-первых… ― Он откашливается. ― А во-вторых, я тогда ошибся. Поддался эмоциям, не выстроил надежный блок… Этого больше не повторится. ― Он сжимает руки в кулаки, а глаза, смотрящие в одну точку, загораются. ― Иначе… слишком дорого платить придется.

Кажется, он говорит не о Круциатусе, а о чем-то другом.

― Вам нужно перестать искать встречи с отцом, ― вдруг говорит Снейп, резко перескочив на другую тему. При этом он продолжает ходить, потирая подбородок. ― В конце концов, на нем свет клином не сошелся. Есть и другие люди, которые готовы помочь. Я имею в виду, нормальных взрослых людей, которые…

― Вы имеете в виду себя? ― брякает Гарри. У него из головы не выходят подслушанные мысли.

― Я? В смысле ― меня? ― Снейп останавливается с забавно-испуганным, не присущим ему выражением лица. ― Я что ― я просто мимо проходил, вот и все… Не мог же я оставить вас размазывать сопли в том сыром углу. Если директор узнает о моем наплевательском отношении к студентам… э-э… других факультетов, голову мне снесет. Это же происходило… на моей территории, так сказать… а я и так здесь на добром слове держусь…

Его глаза при этом неуверенно скользят по полу, а движения рук становятся неловкими, будто Снейп смущается, что они у него слишком длинные, и он не знает, куда их деть.

― Ваш отец больше не придет, ― тихо, глядя в сторону, произносит он. ― Пока он сам себе не принадлежит… в этом нет никакого смысла, как вы уже сами увидели. ― Снейп засовывает руку в карман и тут же резко вытаскивает, из-за чего на пол падают клочки пергамента, носовой платок и даже фантики из-под конфет ― Гарри счел бы это забавным, если бы не услышал только что неутешительную правду. ― Да, мне он не нравится, ― продолжает он более раздражительным тоном. ― Потому что некоторые ошибки непростительны, и искупить их невозможно никакими жертвами… Но ради вашего спокойствия скажу: он не служит никакому маньяку. И если Тот-кого-нельзя-называть узнает о его родстве с вами… нет, этого не случится.

― Тогда он его убьет? ― спрашивает притихший Гарри.

― В лучшем случае. ― Снейп нервно позвякивает связкой ключей, которую обнаружил в другом кармане. ― Темный Лорд не остановится и будет испробовать разные способы, чтобы вынудить его привести вас к нему. При том, что ни один нормальный отец не предаст своего ребенка и сделает все, чтобы его защитить.

― Я… я больше не буду его просить, чтобы он приехал, ― упавшим голосом говорит Гарри, потому что Снейп тысячу раз прав. Достаточно было однажды увидеть, как действует на человека Круциатус. Он бы не хотел, чтобы подобное делали с его отцом. А если вообразить, что гадостный Лорд знает еще куда более изощренные пыточные заклинания… Его всего передергивает от этих мыслей.

Гарри плохо видит из-за новых слез, которые он старательно запихивает внутрь, но они его не слушаются. Чтобы снова не разреветься, как маленький, он украдкой вытирает глаза и переводит взгляд на Снейпа, который подошел к высокому шкафу. Гарри старательно наблюдает ― чтобы отвлекаться, ― как тот открывает небольшую дверцу, вынимает оттуда пухлый темно-зеленый блокнот, смотрит на него в раздумьях, после чего возвращается.

― Вот. ― Снейп вытаскивает небольшую карточку из блокнота и протягивает ему. ― Это единственная фотография, которая у меня есть.

Гарри смотрит на цветное фото. На нем ― маленькая рыжеволосая девочка в гриффиндорской форме и бледный худой мальчик с темными удлиненными волосами, одетый в нечто мешковатое и потрепанное, сидят рядом на траве и читают огромную книгу, переглядываясь и смеясь. Они сидят так близко друг к другу, что их волосы перемешиваются. Они выглядят такими счастливыми и умиротворенными, словно время для них остановилось…

― Это мама? ― нарушает неловкое молчание Гарри.

― Жаль, у меня нет возможности показать вам ее взрослой, ― совершенно охрипшим голосом говорит Снейп. ― Однажды в Хогвартс приезжал фотограф ― как раз во время нашего первого курса, ― благодаря чему осталась память… Возьми ее себе.

Гарри дергается. Так неожиданно Снейп сменил официальный тон, на… более дружеский что ли.

― Это очень ценный подарок. ― Он нежно проводит кончиками пальцев по фотокарточке и даже не знает, что еще сказать. ― Разве вы не хотите оставить ее у себя?

― Тебе нужнее, ― мягко отвечает тот, чем повергает Гарри в еще больший шок. ― Разве что… я могу вот это сейчас убрать. ― Он тянется к карточке. ― Этот оборванец здесь явно лишний.

Снейп направляет палочку на фотографию, но Гарри прижимает ее к груди и мотает головой.

― Нет… не нужно. Он там должен быть… Мама считала его своим лучшим другом и я… я с ней согласен.

Снейп медленно опускает палочку. Гарри смотрит на него и не узнает: в его глазах появляется свет, которого раньше не было. А может, это просто отблески от свечей, что украшают каминную полку?

― Вообще-то… его зовут Северус. ― Он указывает пальцем на мальчика. ― Ты можешь называть меня так же.

― Я? ― теряется Гарри. ― Называть вас?

― Тебя ― называть тебя, ― мягко поправляет тот.

― Значит вы… точнее ты… хочешь стать кем-то, ну вроде моего друга? ― смущенно уточняет Гарри.

Тот какое-то время молчит.

― Если тебя не смущает, что для твоей матери я был другом таким себе… то, почему бы и нет? ― Он пожимает плечами, а потом отходит в сторонку, слегка нахохлившись.

― Северус… ― Гарри так неловко называть его по имени, но он старается. ― Может… ты хочешь подняться в большой зал? Там все празднуют Хэллоуин… ты не обязан здесь сидеть со мной.

― А ты? ― нервно оборачивается тот. ― Я тебя тоже не держу, если что.

― Для меня этот праздник такой себе, ― говорит Гарри. ― Точнее ― совсем не праздник. Так что…

― Согласен, праздник такой себе, ― кивает Северус, и на его лицо набегает тень. ― Но это же не повод оставаться голодными, правда? ― Он меняет тон на более оптимистичный. При этом он быстро дотрагивается палочкой до его макушки… и Гарри вдруг становится прозрачным.

Или не совсем прозрачным. Но все же сквозь него прекрасно видно мебель и даже его нового друга, если тот станет к нему слишком близко.

― Что за шуточки… ― начинает он, но Северус прикладывает палец к губам, прося помолчать.

Тут же с громким треском появляется эльф, и Северус просит его принести еды, которая секунду спустя появляется на его большом столе. Еще один взмах палочкой, и сквозь Гарри уже не получится ничего рассмотреть, как бы ни хотелось.

― Для конспирации, ― поясняет тот.

Они подсаживаются к столу. Гарри берет стакан с его любимым тыквенным соком, но его желудок словно перетянут.

― Слушай… ― Он не знает как лучше сказать. ― А ты не мог бы… ну хотя бы предупреждать, когда снова будешь махать палочкой?

― Извини, не хотел тебя пугать. ― Северус бросает на него неуверенный взгляд. ― Когда я что-то задумываю, меня иногда несет… Причина в том, что я много лет жил один и могу не подумать о таких простых вещах.

― А еще… можешь предупреждать, если снова захочешь эффектно захлопнуть дверь, после того, как я войду? ― Гарри хочет разом выяснить все, что его беспокоит. ― Я, между прочим, на первой отработке тогда очень испугался, ― продолжает он в ответ на вопросительный взгляд Северуса.

Тот сидит с таким видом, словно не понимает, о чем речь. Тут его взгляд проясняется.

― А… точно. ― Он потирает лоб. ― Я ожидал некоего гостя… не очень приятного. Одного из приспешников Лорда, ― нехотя поясняет он. ― И этому гостю вовсе не нужно было видеть тебя в моем кабинете. Вот я и поспешил закрыть дверь ― сработал защитный механизм. Тебя это естественно не касалось… в плохом смысле, ― поправляется он.

― А то, что ты унизил меня перед всеми на своем первом уроке? ― не успокаивается Гарри. ― Как все это понимать?

― Это была не моя идея, ― спустя паузу говорит Северус, и его лицо темнеет. ― Но это было слишком, согласен. Надо было сделать так, чтобы… в общем, чтобы ты не сидел сейчас в моей комнате и не пил со мной чай, понятно? ― выпаливает он.

― Видимо, это не сработало. ― Гарри обводит взглядом комнату и праздничный стол.

― Сработало, только привело к куда более худшим последствиям, чем я ожидал, ― мрачно говорит тот. ― Только будь готов, что на уроках я все еще буду несколько неприятным типом, ладно? Никто не должен догадываться…

― Да, хорошо, я понял, ― быстро говорит Гарри. ― Ты же шпион, твою истинную личность никто не знает, а на первом курсе полно детей Пожирателей смерти. Можешь не объяснять.

― А ты знаешь? ― тихо спрашивает Северус и встает.

― Надеюсь, что да. ― Гарри смотрит ему в глаза. Ведь невозможно жить и вообще никому не доверять.

― А я думаю, что нет. Ты совсем не знаешь, насколько хорошо я играю в шахматы. ― Северус взмахивает палочкой, и тут же с полки к нему в руки прилетает небольшой коробок с черно-белыми клеточками. ― Как насчет небольшого сражения? Только у меня обычные ― от волшебных слишком много пыли, ― добавляет он извиняющимся тоном, подходит к дивану и придвигает к нему журнальный столик вместе со стулом.

Гарри улыбается и кивает. Отец его научил играть в шахматы еще давно ― да, это оказалось возможным через письма. Он помнит длинные вечера, когда ждал сову с очередным ответом на ту или иную комбинацию ― тут уж совам пришлось несладко, это факт: они, наверное, теперь люто ненавидят шахматы, да и его самого. Гарри мечтал, что когда-нибудь сразиться с отцом вживую, но… кажется, его мечте не суждено сбыться.

Уже через несколько минут становится понятно, что некий декан Слизерина игрок так себе, хотя расхвастался так, что мама не горюй. Гарри прячет улыбку, когда тот делает черным конем очередной неверный ход, а потом и вовсе не удерживается и смеется.

― Слушай, тебе надо потренироваться, а то что-то пошло не так, тебе не кажется? ― говорит он, глядя на Северуса, который сидит сгорбившись и вцепившись пальцами в волосы с такой силой, что чуть не выдирает их от напряжения.

― Вот сейчас ты увидишь, как был неправ, ― хмурится тот и… делает еще одну ошибку ― причем фатальную. Гарри зажимает руками рот, чтобы не смеяться слишком громко.

― Шах и мат!

Гарри ловко загоняет его в тупик. Надо же, он и не думал, что это будет так легко. Расправившись с чужим королем, он хлопает в ладоши, но тут же останавливается:

― Эй, ты не обиделся?

Северус какое-то время дуется, глядя в сторону, но почему-то кажется, что он не всерьез. Гарри тянет его за рукав, чтобы привлечь внимание.

― А давай померимся на руках, кто сильнее?

― Ты шутишь? ― Северус скашивает на него глаза и все еще делает вид, что жутко расстроился из-за проигрыша.

― Нет… а что? Вот будет забавно, если я снова выиграю, ― пожимает плечами Гарри.

― А ты сначала попробуй вырваться. ― Северус хватает его и притягивает к себе и щекочет. Гарри смеется так, что бока болят. К слову, он еще никогда не видел, чтобы тот вел себя так ребячливо, как будто стал младше лет на пятнадцать.

― Что-то я жутко проголодался. ― Северус устало откидывается на спинку дивана, когда они надурачились всласть. ― Принеси там чего-нибудь, а?

Гарри относит шахматы на стол, захватывая попутно тарелку с булочками. Тут же на глаза ему попадает толстый том, на корешке которого написано: «Пособие по продвинутым шахматам» ― книга довольно потрепанная, видно, что ее читали и не раз. Скорее ― изучали.

Гарри задерживается, проводя рукой по коробке с шахматами. Внутри него рождается что-то теплое и нежное ― то, что не только греет, но и исцеляет. Ведь Северус просто поддавался ему и нарочно вел себя так забавно во время игры, что сложно было удержаться от смеха. И это грозный профессор Снейп, который никогда не позволял над собой смеяться?

Все ради того, чтобы Гарри не грустил из-за отца. Чтобы забыл хотя бы на время…

А ведь получилось ― он и правда забыл.

Гарри забывает о булочках. Он подходит к Северусу и осторожно обнимает его за плечи, прислоняясь щекой к его волосам. Снова ему хочется куда-то провалиться, но усилием воли он этого не делает ― чтобы больше не вклиниваться без спросу в личное пространство человека, который к нему так добр. Он чувствует, как Северус немного напрягается, но тут же мягко сжимает его руку.

― Расскажи мне еще о маме, ― тихо просит Гарри.

В камине вдруг резко вспыхивает зеленый огонь, и оттуда выходит Дамбдлдор.

Северус тут же убирает его руки со своих плеч и встает. Его лицо тут же приобретает привычно холодную жесткую маску, отчего тот Северус, который играл с Гарри в шахматы, легко общался на разные темы и дурачился вовсю, кажется совершенно другим человеком. Но почему при всем показном равнодушии его глаза так умоляюще смотрят на директора?

― Что здесь происходит, Северус? ― Голос Дамблдора не сулит ничего хорошего. ― Ты не имеешь права обнимать студентов и тем более держать их в своих личных комнатах ― это нарушение, которое грозит судом.

Сердце ухает вниз. Гарри кажется, что его мир, который только начал наполняться цветными красками, радостью и настоящим детством, темнеет и затухает, как экран сломанного телевизора.

― Я запрещаю тебе под каким-либо предлогом общаться со студентами неформально, а тем более ― с Гарри!

Тон Дамблдора непререкаем, а шпион снова в своей неизменной маске ― его лицо ничего не выражает, так же, как и на аудиенции у Темного Лорда.

Только сейчас в его глазах что-то меняется. Вспыхивает огонь и тут же гаснет, словно Северус усилием воли давит эмоции, чтобы снова превратиться в каменную глыбу.

― Я не могу выполнить вашу просьбу, Альбус, ― ровно говорит он. ― При всем этом я очень осторожен…

― Ты должен прекратить привязывать его к себе! ― Глаза всегда благодушного директора, как острые клинки, впиваются в собеседника. ― Добром это не кончится.

― Я бы мог и не начинать, ― сквозь зубы говорит Северус. ― Но ситуация вышла из-под контроля, вы так не считаете?

Дамблдор смеется, и от этих звуков Гарри ежится, хотя, наверное, это выглядит странно: он снова прозрачный, парит в воздухе и может с необычного ракурса рассмотреть весь директорский кабинет. Но его интересуют только эти двое: он ловит каждое слово, замерев и стараясь себя ничем не выдать. Хотя, скорее всего, он снова спит или смотрит все это сквозь мозги Северуса, а в таком положении вряд ли кто-то его обнаружит.

Разве что сам хозяин мозгов ― если только очень изловчится. Последний раз он его поймал, когда Гарри с ним заговорил ― вслух. Больше он не повторит ошибку и будет вести себя тихо-тихо, даже едва дышать.

― О, Северус, ― отсмеявшись, произносит Дамблдор, хотя тот, судя по выражению лица, не находит в этом ничего забавного. ― Ты как всегда со своей сентиментальностью… Но ты шпион. ― Его голос становится сухим и жестким. ― Это твоя главная миссия ― спешу напомнить, если забыл. Если расколешься ― а ты на пути к этому, ― с сарказмом продолжает он, ― то ребенок, которым ты якобы дорожишь, превратится в полностью незащищенную мишень для Волан-де-Морта. ― От внимания Гарри не укрывается, как вздрагивает при этом имени Северус. ― Тем более, что он и так ищет удобной возможности его похитить и убить, ― заканчивает свою речь директор таким тоном, словно он стопроцентно во всем прав, и это не обсуждается.

― Если я его оттолкну, это его сильно ранит, ― тихо говорит Северус, взгляд которого становится потерянным. ― Я не могу так с ним поступить.

― Раньше надо было думать, ― бросает Дамблдор. ― Впрочем… я могу тебя к этому, так сказать, легонько подтолкнуть. ― Его голос становится вкрадчиво-мелодичным, но жесткие нотки никуда не исчезают, скорее ― они маскируются под мнимо доброжелательный тон. ― Если ты завтра же не поставишь точку ― каким хочешь способом ― то боюсь, Гарри узнает кое-что о тебе… некую неприглядную правду. Что ты, к примеру, виновен в смерти его матери…

― Но это не совсем так! ― вскидывается Северус. ― Это не вся правда, а только часть ее…

― Неважно, ― властно прерывает его Дамблдор. ― Мальчик узнает именно ту часть, которая навсегда отрежет его от тебя.

― Нет… вы этого не сделаете. ― Северус сжимает руки в кулаки и смотрит прямо перед собой.

― Сделаю, если ты сам не прекратишь общение с ним.

Воцаряется тишина. Она настолько тяжелая, что тянет невесомого Гарри вниз. Но он не может себя обнаружить. Он не может крикнуть: «Пожалуйста, не соглашайся! Я ему не верю, я верю тебе!» Даже если очень хочется. Потому что этим он только все испортит.

― Хорошо, ― вдруг говорит Северус с болью в голосе, которую ему не удается скрыть. ― Я постараюсь…

― Не постараешься, а разорвешь с ним всякую связь уже сегодня! ― с нажимом говорит Дамблдор. ― Я самолично прослежу за этим.

― В этом нет нужды, ― ледяным тоном произносит Северус. ― Я сдержу слово.

― Чего стоят твои слова ― мы это уже узнали, ― с презрением говорит Дамблдор, открывая дверь и тем самым давая понять, что разговор окончен. ― Напомню тебе Северус на каких условиях я принял тебя на работу. Твое место в Азкабане, но я поручился за тебя. Не подведи или… мне придется принять меры.

Сон обрывается так резко, что у Гарри сдавливает в груди, будто его протащили сквозь узкую трубу. Он садится на постели, тяжело дыша. На будильнике ― полвторого ночи.

Вряд ли разговор произошел прямо сейчас. Скорее, Гарри снова подсмотрел чужие воспоминания. Просто повезло, что его не обнаружили, и он смог дослушать разговор до конца.

Северус же не всерьез давал всякие там обещания директору? У него хватит шпионских навыков спутать карты Дамблдору на пару с Волан-де-Мортом, после чего поступить по-своему. По крайней мере, он не давал никакого непреложного обета ― это обнадеживает.

Но что-то грызет его, только что? Ах, наверное, те самые слова о смерти его мамы… Нет, Северус ни в чем не виноват, Дамблдор все врет. Но… почему тогда он отреагировал так?

Даже если это правда ― то частично правда, как сказал Северус. Возможно, он сделал что-то неправильное, допустил роковую ошибку, из-за чего Волд-маньяк ворвался к ним домой, убил маму, отчима и чуть не прикончил самого Гарри. Как бы там ни было, он знает одно: Северус этого точно не хотел. Даже если он рассорился с подругой детства, жутко обиделся, не хотел ее видеть и все такое прочее ― вряд ли он желал ей смерти.

Гарри на днях сильно поругался с Роном ― из-за его крысы, которая потопталась по его кровати, оставив грязные следы, и погрызла простыню. Они, кстати, до сих пор не общаются из-за того, что он предложил посадить Коросту в клетку с мелкими прутьями и держать под замком. Рон не остался в долгу и сказал, что это Гарри нужно посадить в клетку, потому что он странный и от него неизвестно, чего ожидать.

Да, это все несправедливо и обидно, но Гарри совсем не хочет, чтобы с Роном случилось что-то плохое.

Он откидывается на подушку. До утра еще далеко, а сон не идет. К тому же он не уверен, что снова хочет провалиться в чужие воспоминания и услышать что-то такое, что ему знать не нужно. С каждым таким «сеансом» он будто становится чуточку взрослее, а детство отодвигается все дальше и дальше ― примерно туда, где находится отец, образ которого совсем потускнел и расплылся.

Странно, эти мысли больше не ранят.

Может, под подушкой письмо? Ну, вчера так все получилось, мягко говоря, не очень. Стоит ожидать, что отец напишет что-то вроде извинений и попутно пояснит, почему не снял капюшон. А может, он обойдет эту тему стороной, поздравит с Хэллоуином и спросит, что подарить. Такой себе отвлекающий маневр, который годится только для малышей.

Гарри лениво переворачивается на живот, но рука не поднимается, засунуть ее под подушку и проверить, хотя раньше этот ритуал ― единственное, что приносило ему радость.

Что бы там ни было сказано в том письме ― ему все это будто больше не нужно.

Это пугает. И освобождает.

Ведь вместе с тем ему уже не хочется взорвать дюжину котлов. Или разозлить до посинения некоего грозного профессора, который в душе ― мягче сладкой ваты. Или ― приделать себе крылья, взлезть на крышу и показать, как он умеет летать.

Так что это просто отлично. Наверное.

Кажется, мысли об отце сейчас ― идеальный способ, чтобы погрузиться в туманное марево и быстро уснуть. Но вместо этого в голову лезет вчерашний вечер. Все было настолько хорошо, как в прекрасном цветном сне, который не хочется прерывать. Но его все же прервали ― грубо и беспринципно. Разве это нормально ― врываться в чужую комнату, как к себе домой, вываливаться из камина, как тот Санта-Клаус, только отнюдь не с подарками?

Гарри скручивается в клубочек под одеялом. Кажется, он ужасно подвел Северуса. Не нужно было на него вешаться. Можно было сесть рядом и задать любой вопрос. Так нет же… додумался. Вот Дамблдор и вообразил невесть что. Гарри начал было что-то говорить в защиту своего старшего друга, но тот схватил его за руку и сказал, что немедленно выпроводит его.

― В следующий раз я заблокирую камин, ― едва слышно произнес Северус, выводя его за дверь. ― А еще… ― Он как будто задумался о чем-то, но тут же решился. ― Я тебе просто не сказал. Эта дверь настроена на тебя: достаточно только приложить руку, и она откроется.

Гарри только кивнул.

― У тебя проблемы? ― тихо спросил он.

― Нет… все в порядке. Не думай об этом, ― сказал тот и улыбнулся странной беззащитной улыбкой.

* * *

После урока по зельеварению Гарри с нетерпением ждет, пока все уйдут. Сейчас они поговорят и все выяснят, чтобы не оставалось ничего, что может стоять между ними, а конкретно ― тех самых слов Дамблдора, угрожающих и бескомпромиссных. Ведь именно из-за них Северус вел себя на занятии слишком уж отчужденно по отношению к Гарри: он как будто его не замечал.

Это он так начал исполнять обещание, данное директору. Обещание, которое он не хотел давать. Нет, это никуда не годится.

Надо срочно брать дело в свои руки.

― Вы можете идти, Поттер, занятие окончено, ― сообщает ему Северус, старательно играя роль самого сурового профессора в мире, после чего сам встает из-за стола и быстрым шагом направляется к двери, ведущей в лабораторию.

― Подожди, я хочу поговорить… ― начинает Гарри.

― Говорить не о чем, Поттер.

Гарри подбегает и хватает его за мантию. Надо действовать смело, иначе Северус сейчас придумает еще какую-то неправдоподобную отговорку, чтобы его отшить.

― Ты не можешь так со мной поступить! ― Он даже топает ногой от возмущения. ― И… не хочешь, я знаю.

― Могу стереть вчерашний день из вашей памяти, ― говорит Северус, выдергивая мантию из его рук. ― Станет легче.

― Для начала тебе нужно будет стереть мои воспоминания о твоем разговоре с директором, ― пожимает плечами Гарри, стараясь не показывать, что его задело это предложение.

Выражение лица Северуса красноречиво говорит о том, что это для него новость. Причем такая, конкретная, готовая сбить с ног.

― Что… что вы слышали? ― Он бледнеет и, кажется, уже никуда не уходит, хотя собирался в эту свою, лабораторию.

― Во-первых, не вы, а ты ― мне не нравится, когда ты со мной так говоришь. ― Гарри чувствует себя хозяином ситуации. Он ведь может и не рассказывать ничего, верно?

― А вообще, я слышал все, ― говорит он, потому что ему становится жалко Северуса, который выглядит слишком уж нечастным, напряженно ожидая ответ.

Тот бледнее еще больше и даже отступает на шаг. Кажется, Гарри ему этим не помог.

― Ты снова проник в мою голову, ― медленно начинает Северус с таким видом, что сейчас за это кое-кому влетит.

― Это был сон, ― спешит уверить его Гарри. ― А сны, сам знаешь, сложно контролировать… я, например, не умею.

Северус тяжело вздыхает, поднося руку к переносице.

― Ничего страшного не произошло. ― Гарри подходит к нему в надежде, что тот не отшатнется от него, как от венгерской хвостороги. ― Я просто немного полетал по кабинету, послушал разговор и сделал вывод, что Дамблдор ― жуткий манипулятор.

― Это и все, что ты понял? ― Северус становится к нему полубоком, видимо, чтобы не смотреть на него.

― А еще ― что на самом деле ты не хотел, чтобы моя мама умерла, ― тихо говорит Гарри.

Тишина после этих слов давит на него. Она настолько ощутима, что Гарри хочется закричать, чтобы разбить ее на мелкие кусочки и свободно вздохнуть.

― Ты не может этого знать наверняка, ― слышит он, наконец.

― Я уверен, ― твердо говорит Гарри и берет его за руку, из-за чего Северус вздрагивает, но руку не отнимает.

― Нельзя быть ни в чем уверенным, ― возражает тот. ― Вот ты думаешь, что я поддался тебе в шахматы, но это не так.

― Что? ― Гарри задирает голову, пытаясь понять, шутит ли сейчас Северус. Тот, как обычно, делает лицо непроницаемым.

― Я видел у тебя на столе пособие…

― Да, я отлично знаю теорию, ― перебивает его тот. ― Но что такое знания? На практике я ошибаюсь ― много и часто. И каждый раз боюсь, чтобы мой очередной неверный ход не оказался фатальным.

К концу фразы его голос затихает. Гарри остается лишь догадываться, правильно ли он все расслышал. Одно он знает точно: Северус сейчас говорил не о шахматах.

― Я не хочу тебя потерять, ― продолжает тот дрогнувшим голосом. ― И для этого тебе лучше держаться от меня подальше. Понимаешь?

― Это невозможно. ― Гарри чувствует, как к горлу подкатывают слезы. ― Я не смогу… Я… пожалуйста, не бросай меня!

Последние слова вырываются у него нечаянно, хотя они давно уже висят на языке. Он закрывает глаза, чтобы не разреветься и не испортить все окончательно. Ведь он хотел просто поговорить, как взрослый со взрослым, без вот этих всех… манипуляций. А еще он не видит, но чувствует, как к нему присаживается и крепко обнимает тот, кто только что сказал держаться от него подальше. Гарри тут же обхватывает его за шею, прижимается щекой к его щеке, Кажется, он держит его достаточно крепко, чтобы никакие маньяки и Дамблдоры не смогли отнять у него его самого лучшего друга.

― Никто не должен знать, ― шепчет Северус ему на ухо. ― Ни одна живая душа…

― Что именно? ― переспрашивает Гарри, хотя знает, о чем он.

― О том, кто я такой.

Ответ повергает Гарри в замешательство.

― Ты имеешь в виду свою метку? ― уточняет он.

― Моя роль в твоей жизни ― то, что я скрываю гораздо тщательнее метки.

― То есть… я не должен никому рассказывать то, что ты мой друг? ― Гарри чувствует, что не все так просто, но не хочет развивать эти мысли. ― Да я и не собирался…

Северус мягко отодвигает его от себя. Он выглядит изможденным ― под глазами залегли тени, ― но решительным. Он закусывает губу и на лице отражается короткая борьба, словно он борется с тем, чтобы не заплакать. Но он сильный ― слишком сильный, чтобы проявлять подобные чувства, и, конечно же, побеждает.

― Ты знаешь, кто я. ― твердо говорит он. ― Но ты не должен ни с кем об этом говорить. Даже со мной.

― Нет, ― вырывается у Гарри. ― Перестань. Ты имеешь в виду не то, что я думаю… правда?

Северус не отвечает. Это ожидаемо.

На самом деле Гарри не может сказать, что ему не нравится ответ, который висит в воздухе, но… это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Так бывает только в добрых сказках. Но в этой сказке главный злодей еще не побежден. Поэтому, кто знает, насколько она ― добрая?

Северус раз за разом подвергается опасности. Постоянно жертвует собой, сталкиваясь лицом к лицу с маньяком, и… как будто никому нет до этого дела.

А что если очередной такой раз окажется последним?

― Да, я хочу… ― слышит он в тишине надтреснутый, словно потусторонний голос, и боится взглянуть на Северуса. ― Может это неправильно, но я хочу провести время… сколько мне отведено… с тобой. Чтобы ты запомнил меня именно таким… Чтобы тебе было, что вспомнить...

Это означает, что Северус прямо сейчас плюнул с высокой колокольни на запрет Дамблдора? Это означает, что Гарри может приходить к нему, проводить с ним время, сколько захочет, и все остается по-прежнему? Только вот… что означают его слова ― «сколько мне отведено»?

Пока Гарри пытается что-то сказать, точнее ― спросить, Северус отпускает его, резко разворачивается и, взметнув мантией, исчезает в лаборатории.

Наверное, сейчас не стоит за ним идти.

Гарри смотрит на закрытую дверь и желает изо всех сил, чтобы у этой сказки оказался добрый конец.

* * *

― Как ты думаешь, я смогу его убить? ― Гарри изо всех сил толчет неподдающуюся драконью чешую ― ингредиент для зелья, которое снимает головокружение.

― Дракона? ― Снейп не отводит взгляда от котла, в котором медленно помешивает густое темно-коричневое варево.

Это отработка, но щадящая. Северус больше не предлагает ему иметь дело с пугающим котлом, разжигать огонь, который воскрешает слишком яркие и слишком болезненные воспоминания, а разрешает возиться с ингредиентами, с чем Гарри вполне себе справляется.

Его никто не торопит, хотя Гарри понимает: так вечно продолжаться не может. Но ему слишком нравится, как трепетно Северус обращается с его «психотравмой», поэтому не хочет ничего менять.

― Во… Темного Лорда, ― с невинным видом отвечает Гарри.

После чего с сожалением наблюдает, как длинная ложка для помешивания зелья выпадает у Северуса из рук, оставляя на полу темное пятно.

Пятно ― слишком напоминающее то, что было изображено в газете.

Гарри мотает головой, чтобы прогнать эти мысли ― его начинает тошнить.

― Надеюсь, это была неудачная шутка, ― сухо говорит Северус, наклоняясь, чтобы поднять инструмент.

― Почти, ― кивает Гарри. ― Но… а все же?

Северус смотрит на него так, как смотрел в первый день, когда они только познакомились. Этот взгляд тогда очень испугал Гарри. Чего в нем только не намешано: и пристальное внимание ― чересчур пристальное, ― и страх, и боль, и неуверенность, и раздражение… В общем, такой себе гремучий коктейль.

― Планы профессора Дамблдора тебя не касаются, даже если он будет на них настаивать, ― холодно произносит Северус, а Гарри тут же хватается за эту мысль:

― Дамблдор считает, что я могу его убить?

― Профессор Дамблдор, во-первых. А во-вторых ― нет, не можешь. Я так считаю. И я запрещаю тебе…

― Ты ведь сам говорил, что у меня есть сила ― это любовь. ― Гарри откладывает ступку в сторону. ― И что она его уничтожит рано или поздно.

― Да, любовь ― это то, что сводит его с ума, ― спустя некоторое время говорит Северус. ― Он ее просто не понимает… Но не стоит недооценивать силу Темного Лорда, ― твердо и внушительно продолжает он. ― По мощи он превосходит тебя ― одни его злодейские козни чего стоят. На его территории ты не сможешь бороться на равных.

― Значит, надо заманить его на свою. ― Гарри пытается очистить пальцы от налипшей драконьей шелухи.

― В Хогвартс, где полно беззащитных детей? ― говорит Северус с видом, будто не верит своим ушам.

― Ну… не совсем, ― хитро улыбается Гарри.

― Просто скажи, ― Северус со стуком откладывает пустой флакон в сторону, ― зачем тебе это нужно?

― Ну… если я его убью, ты перестанешь быть шпионом. ― Гарри загибает грязные пальцы, которые так и не удалось очистить. ― Тебе не придется говорить с когте-маньяком и терпеть пытки… Ты станешь свободным. И Дамблдор перестанет тебя использовать… Только не говори, что это не так! ― в сердцах восклицает он, не давая ему вставить и слова. ― А еще… ты заберешь меня к себе.

Глаза Северуса расширяются, и он замирает на несколько мгновений, которые кажутся Гарри слишком длинными ― просто до невозможности.

― Д-да… вот как, ― наконец, произносит он. ― А… почему ты так думаешь? ― спрашивает он и судорожно вздыхает.

Если б не этот вздох, Гарри бы посчитал, что перегнул палку. Что неправильно его понял или попросту придумал ― как обычно ― то, что ему хочется, а не то, что есть на самом деле.

― Потому что ты меня любишь ― ты сам это сказал, когда я был в твоей голове, ― быстро проговаривает он, чтобы тот не успел возразить.

― И не надо говорить, что тебе там… мало осталось и все такое, ― сердито продолжает Гарри. Благо, что Северус молчит, наверняка ошарашенный собственным признанием, а точнее, тем, что это признание ― больше не секрет. ― Мы победим его вместе, раз уж ты не хочешь, чтобы я ввязывался в это дело один.

― Нет, ― веско говорит Северус, словно ставит жирную точку на этом разговоре.

Но что для Гарри это «нет»?

Он ведь уже все решил.

Кажется, Северус просто не знает, на что Гарри готов пойти ради него. Тот самый Северус, который делает так много добра, но боится, что очередной его поступок будет ошибочным. Который хочет его спасти, но не знает ― как. Который рядом ― вопреки здравому смыслу и директору. И у которого не нужно заслуживать любовь ― она просто есть, хотя Гарри далеко не подарок. Который… то самое, о чем нельзя говорить ни с кем, даже с ним самим. И который, кажется, не знает, что ради такой любви стоит жить и умереть.

И это та территория, на которой Волан-де-Морт заранее проиграл.

* * *

― Гермиона… а можно еще заглянуть в твои газетки? ― Гарри заискивающе глядит на подругу. ― Я там кое-что не прочел, хочу наверстать упущенное.

― Гарри, если ты снова куда-то вляпаешься, я за это не отвечаю, ― сердится Гермиона. Она слишком умная и наверняка по лицу прочитала, что Гарри если еще не вляпался, то на верном пути к этому.

― Ну можешь не открывать свой тайник, не тратить на это время, а просто сказать, как звучит Испепеляющее заклятие, ― предлагает Гарри самым невинным тоном. ― Да, мне просто очень интересно, что я уже и поинтересоваться ничем не могу?

― Это тайная информация, которая зашифрована, ― говорит Гермиона после долгого молчания ― как она столько выдержала, уму непостижимо. ― Конечно, в запретной секции есть все, но… тебе придется очень постараться у мадам Пинс, чтобы усыпить ее бдительность и проникнуть туда, ― добавляет она язвительно. ― Уж я тебе скажу, работы она дает немеряно, а плата ― вот эти старые газеты. ― Она презрительно фыркает. ― Конечно, я не упускаю возможности, когда она не смотрит, почитать что-то такое… запретное. Но это сложно, сразу тебе говорю. Проще пробраться в библиотеку ночью, и если тебя не засекут, можно хоть до самого утра читать… ― Она мечтательно закатывает глаза. ― Я вот планирую такую вылазку в ближайшие дни. Только никому не слова!

― Ясное дело, ― усмехается Гарри, а сам прикидывает, стоит ли ему отправиться вместе с подругой нарушать правила, или можно обойтись малыми потерями.

― А что если… ― Он делает вид, что задумывается. ― Ты найдешь мне кое-какую информацию, а я сделаю для тебя что-то взамен?

― Нет, Гарри, ― отрезает Гермиона. ― Все, что ты можешь сделать для меня ― не нарываться на очередные неприятности, чтобы я не волновалась. Но, думаю, ты не справишься… тебя просто несет куда-то, это чувствуется и… я лучше сделаю все возможное, чтобы тебя от этой информации оградить.

С этими словами она уходит.

Что ж, значит, придется действовать самому. Кажется, у него созрел превосходный план.

Гарри входит в кабинет зельеварения и сразу чувствует: что-то изменилось. Он оглядывается, пытаясь понять, что именно. Стулья, столы, высокие шкафы возле стен, начищенные котлы, колбы ― все на месте. Свет? Он всегда был приглушенным в подземельях. Но сейчас этот зеленовато-желтый оттенок кажется зловещим. Почему? Может, все дело в тишине, которая звоном отдает в ушах? Или в том, что Северус не ждет его, как обычно, за преподавательским столом, и его просто нет?

Гарри мысленно ругает себя за трусость и делает несколько шагов вперед. Северус просто отлучился на несколько минут ― обычное дело, может, директор вызвал, а может, ему захотелось перекинуться парой-тройкой слов с кем-то из профессоров. А может, он отчитывает какого-то бедного гриффиндорца за недостаточно учтивый взгляд и с удовольствием снимает баллы с родного Гарриного факультета...

Так, это неважно. Он вот-вот вернется, и они пойдут в лабораторию измываться над флоббер-червями и паучьими глазами. Гадость еще та, но зато понятная. Куда более понятная, чем подозрительный шорох в пустом кабинете.

Гарри в который раз нервно оглядывается, нащупывая палочку в кармане. Стоит ли достать ее прямо сейчас, или он просто опозорится, узнав через секунду, что это крыса шуршит в углу, доедая остатки оброненных кем-то рогатых слизняков?

Прекрасно. Он уже крысы боится. Скоро начнет принимать боевую стойку при виде своей тени.

Но эти шаги не тень же издает, верно?

Едва слышные, осторожные, но все же шаги.

Крыса в ботинках? Звучит забавно… и жутко.

Гарри видит краем глаз какое-то движение. Справа от стены отделяется Северус. Он что, был там все это время? В темной мантии он словно слился с мрачнотой подземелий, стал их частью. Гарри пугается своих мыслей. А еще больше ― того, что прямо сейчас на него направлена волшебная палочка.

Так бывает, когда на тебя хотят напасть. Обычно. В редких случаях маги выглядят подобным образом, когда хотят наколдовать букет и подарить его сразу, пока не завял. В целом, разумное решение. Только вряд ли Северус собрался дарить ему цветы. Или пироженки к чаю. Хорошенькое дело ― нарочно спрятаться, чтобы потом выскочить из темного угла и наколдовать каких-то там конфет, попутно напугав до смерти…

― Защищайтесь, Поттер, ― слышит Гарри, и тут же свистит заклинание, которое пролетает совсем рядом с ним, но, к счастью, мимо.

Защищаться? В смысле? Нет…

Гарри пятится, машинально вытащив палочку и выставив ее перед собой. Что ему делать? От одной мысли, что ему придется бросить какое-то заклинание в Северуса, становится дурно.

― Эй… перестань, это не смешно! ― Он вздрагивает, когда рядом с ухом снова что-то просвистывает.

― Выставляй щит. ― Северус неумолимо приближается. ― Ну, давай же!

Гарри снова вздрагивает, но теперь уже от окрика человека, которому вчера еще доверял, не ожидая подвоха, и уворачивается от очередного пущенного в него заклинания.

― Зачем… не надо! ― Голос плохо слушается, рука дрожит так, что вряд ли ею можно пустить заклинание и попасть в цель, даже если бы Гарри того захотел.

― Давай! Сейчас же! Щиты!

Резкий голос Северуса больно бьет по ушам и сердцу. В конце концов, инстинкт самозащиты побеждает: очередное заклинание, пущенное в Гарри, отражает щит. Пусть не такой крепкий и профессиональный, как хотелось бы, но все же…

Заклинания летят и летят. Гарри приходится выставлять щиты постоянно и без передышки. Он видит незапертую дверь и начинает понемногу двигаться к ней, а потом и вовсе бежит, но заботясь о том, что его тыл сейчас не прикрыт. Тут же у него на пути оказывается стул, в который Гарри чудом не врезается и ловко оббегает. У самой двери ― когда он почти у цели ― красиво выезжает один из столов, перекрывая дорогу.

Хотя можно было просто захлопнуть дверь перед его носом ― как тогда, на отработке. Чего уж там церемониться…

Как бы там ни было, выход забаррикадирован. Гарри медленно движется по стенке, держа палочку наготове. Северус неумолимо наступает с самым решительным видом, словно видит перед собой заклятого врага.

Наверное, все это ему снится.

― Прекрати! ― орет он, когда жалящее заклинание чуть не задевает его ногу. ― Я не хочу продолжать, это плохая игра, ясно?

― Защищайся, ― гнет свое Северус, и в тот же момент пол перед Гарри вспучивается от попавшего в него заклятия. Он даже не хочет представлять, что бы случилось, попади оно в него.

А еще на Гарри надвигаются… стулья. Целое нашествие стульев. Столы тоже ожили, как стадо неповоротливых буйволов, и загоняют его в угол. Гарри дико жалеет, что еще не освоил, как следует, заклинание левитации. И что вообще занимался всякой ерундой на уроках у Флитвика. Что ж, раз магия здесь не поможет, значит… Гарри, не долго думая, хватает ближний стул и бросает в сторону Северуса. Это ужасно, но он просто устал. Он хочет все прекратить, может это его остановит? Северус ловит стул в воздухе одним движением палочки и ставит на пол.

― Неплохо, но мало, ― констатирует он. В эту же секунду Гарри чувствует, что не может сдвинуться с места: его ботинки словно приклеились к полу.

― Остолбеней! ― в отчаянии бросает он в Северуса, и тот отбивается в последний момент ― наверное, не ожидал.

― А это уже лучше, ― говорит он и снова направляет на него палочку.

Гарри с размаху падает на колени, не удержав равновесие.

― Я так не могу. ― Он отбрасывает палочку в сторону. ― Я не буду с тобой драться… Делай, что хочешь.

Он закрывается руками и плачет. Ему обидно, страшно и непонятно. Почему Северус на него обозлился и ведет себя, как… последний Пожиратель? Ведь еще вчера все было хорошо, просто прекрасно. Что изменилось? В чем Гарри снова виноват?

Сидеть на полу и реветь ― не самый лучший способ защиты от врагов. Но он срабатывает: Северус больше в него не «стреляет». Он медленно подходит, усаживается рядом и осторожно приподнимает его голову за подбородок.

― Ты плохой, ― всхлипывает Гарри, как маленький, а именно таким он сейчас чувствует ― маленьким и беззащитным. ― Ты гадкий. ― Он пытается вырвать подбородок. Северус отпускает, но тут же берет снова и поворачивает его голову в себе, заставляя смотреть в глаза.

Гарри не хочет в них смотреть. Он крепко зажмуривается. А еще ― делает усилие, чтобы не прижаться щекой к его руке. Он скучал по нему ― весь этот день. В глубине души Гарри знает: Северус не причинит ему никакого вреда. Ведь он все заклинания нарочно швырял мимо…

Только вот ― зачем?

― Сейчас профессор Дамблдор с другими учителями усиливает защитные чары вокруг Хогвартса… ты понимаешь, что это значит?

Гарри приоткрывает один глаз.

― Мне это не интересно ― бурчит он, с шумом втягивая воздух.

― А то, что Пожиратели активизировались и пытаются найти слабое место, ― продолжает Северус, проигнорировав его слова. ― Они хотят всеми силами выманить тебя за пределы защитного колпака. Темный Лорд слишком на них давит… Что это значит, тебе лучше не знать, ― тихо добавляет он.

Гарри все еще злится. Он дергает плечом, чтобы убрать руку Северуса, хотя на самом деле хочет ее там оставить.

― И потому ты на меня напал… как один из них?

В лице Северуса что-то дергается, но тут же оно становится бесстрастным.

― Это была проверка на стрессоустойчивость, ― говорит он. ― К сожалению, ты ее не прошел.

― Это значит, что я трус? ― горько произносит Гарри.

― Это значит, что ты не можешь полностью полагаться на меня, других профессоров или Орден Феникса. Ты должен уметь сам защищаться в экстремальной ситуации.

Гарри слышал про этот Орден. Он вроде как подпольно готовится ко второй войне с Волди-когтем. И конечно, эти крутые личности, входящие в него, совсем не обязаны его защищать.

― Хорошенькая проверочка. ― Гарри пытается встать ― его ботинки уже отклеились, и он может нормально двигаться. ― Мог хотя бы заранее предупредить.

Северус усмехается. Ну вот, ему еще и смешно!

― Уж поверь, Пожиратели не станут предупреждать тебя о своих действиях, ― говорит он и… неожиданно притягивает его к себе, мягко прижимая к груди.

― И не станут обнимать после того, как бросят в тебя десяток заклинаний на поражение, ― продолжает он.

Гарри пожимает плечами, хотя в таком положении это делать сложно.

― И оружие не отдадут. ― Северус вкладывает в его руку волшебную палочку, которую Гарри в сердцах отбросил от себя подальше.

Гарри вздыхает. Эх, лучше бы они сейчас занимались зельями или чем угодно другим, что не напоминает ежесекундно о грядущей войне и о том, что он в ней ― главный трофей для врага.

― В школе есть предатели, ― тихо говорит Северус, прижавшись щекой к его макушке, отчего Гарри становится так хорошо и тепло, несмотря на то, что эти слова звучат совсем неутешительно. ― Я боюсь… мне страшно, что меня в какой-то момент может просто не оказаться рядом.

― Но ты же не предатель, ― бубнит Гарри куда-то ему в плечо. ― И… не нападай на меня больше, ладно?

― А ты не смей выбрасывать палочку и сдаваться раньше времени… слышишь меня? ― Северус заглядывает ему в лицо. ― И в особенности ― если я или кто-то похожий на меня, захочет с тобой драться. Вообще-то существует Оборотное зелье, не забыл?

― Э-э… ― Гарри немного отодвигается. ― Ты же ― настоящий Северус, верно?

― Кажется, да, ― говорит тот, поджимая губы, словно прячет улыбку. ― Но… кто знает, с кем ты будешь говорить завтра в этом кабинете? Подвоха нужно ждать теперь все время и от каждого.

― Но я не хочу ждать этот подвох от тебя, ― говорит Гарри, глядя в его черные глаза, смотрящие с нежной заботой, которую тот больше не пытается скрыть. ― Я хочу тебе доверять…

― Мне приходится платить эту цену, чтобы защитить тебя. ― На лицо Северуса набегает тень. ― Пусть я потеряю твое доверие, но ты, когда наступят темные времена, окажешься сильнее, чем сейчас. Гораздо сильнее. И выживешь.

Гарри становится жалко Северуса ― таким усталым и измученным он выглядит, словно эта битва, если ее можно так назвать, выпила из него все силы.

― А еще настоящий враг не станет бросать жалящие заклинания мимо и щадить меня, ― говорит он, стараясь отвлечь его от грустных мыслей. ― И ты… ты совсем не гадкий.

Как он вообще мог усомниться в человеке, который все это время только хотел ему помочь?

Северус долго смотрит на него.

― Неважно, что ты обо мне думаешь, ― наконец, говорит он, хотя по его плотно сжатым губам и горькой складке у рта можно сказать, что это не так. ― Мое дело ― оберегать тебя от опасностей, насколько это возможно, а еще ― научить всему, что необходимо, чтобы тебя нельзя было захватить врасплох. ― Он медленно поднимается с пола. ― Впредь наши отработки будут проходить только так.

― А как же зелья? ― Гарри не то, чтобы слишком по ним скучает, но ведь ему еще нужно побороть свой страх.

― Зелья подождут, ― твердо говорит Северус. ― Ими мы займемся в мирное время.

― Но я все забуду, ― слабо возражает Гарри. Он не хочет учиться защите, он не хочет думать, что когда-нибудь ему придется отбиваться от безумного убийцы и его прихлебателей. Ему хочется мирного времени уже сейчас.

Ему хочется невозможного. Как обычно.

Гарри растерянно сидит на полу, собираясь с мыслями, когда Северус методично приводит кабинет в порядок: расставляет стулья, столы по местам, восстанавливает разбитые колбы, поднимает подкатившийся к нему котел. На мгновение Гарри видит на его боку блеснувшую золотом надпись на латыни: «Ab igne veniet ignis…»

«Из огня произойдет огонь…»

Он невольно ежится и отводит взгляд.

Все, абсолютно все ― полуразрушенный класс, грядущие боевые отработки, напряженный вид Северуса, и даже этот котел с огненным текстом ― словно в один голос кричит ему, что главная битва еще впереди.

Та битва, к которой он совсем не готов.

* * *

― Думаю, на сегодня хватит.

Гарри слышит эти спасительные слова и облегченно вздыхает. Он ужасно устал и немудрено: они с Северусом занимались два часа кряду в выручай-комнате, и так ― целый месяц по несколько раз в неделю. Эта комната стала для Гарри открытием в буквальном смысле слова. А еще там как по волшебству оказались манекены, на которых можно отрабатывать заклинания, и еще разные приспособления и снаряды, типа как для бега с препятствиями.

Да, у него многое уже получается ― учитель у него что надо. Но ему катастрофически не хватает тех вечеров, когда Северус колдует над котлом, а Гарри что-то нарезает, и они говорят на отвлеченные темы.

Северус, словно услышав его мысли, зовет в кабинет. Оттуда они, пропетляв несколько закоулков, попадают в его комнаты. Гарри с облегчением опускается на ставший уже родным диван из гладкой темно-зеленой кожи. Тут же перед ним на столике появляется горячий чай с пирожными.

― Вообще на ночь не рекомендуется, ― потерев подбородок, высказывается Северус, ― но сегодня можно.

Гарри с ним согласен.

Ему нравится, что «сегодня можно» повторяется чуть ли не каждый вечер после отработки.

А еще ему нравится рубрика «расскажи о маме». Северус каждый раз за чаепитием вспоминает разные истории из ее детства ― забавные и не очень.

― Кажется, я тебе еще не рассказывал, что твоя мама как-то залезла на астрономическую башню, ― как не в чем ни бывало, говорит он, отхлебнув от чашки. ― И чуть не свалилась, представляешь? ― Гарри испуганно ахает. ― Ее спасло то, что она зацепилась мантией за декоративный выступ.

― А… зачем она это сделала?

Гарри не хочется думать, что мама чувствовала себя настолько одинокой, что рискнула таким образом привлечь к себе внимание.

― Кажется, кто-то взял ее на слабо, ну и, конечно, она не могла проиграть, ― говорит Северус, а в его глазах отсвечивает огонь камина. ― Она порой была слишком безрассудной. Слишком смелой. Действовала сгоряча. Ты очень на нее похож, ― тихо добавляет он.

Гарри пожимает плечами. Вряд ли его можно назвать смелым после того, как он, отбросив палочку, позорно сдался. Хотя это было месяц назад, но в памяти этот день запечатлелся довольно ярко.

Какое-то время они сидят в тишине. Гарри знает, что хочет сказать, но ему почему-то неимоверно сложно.

― А мой папа, он… ― у него перехватывает горло от охвативших чувств и подступающих слез. Он ощущает, как напрягся Северус при этих словах, хотя и не смотрит на него, разглядывая собственные колени.

― Он тоже смелый, ― продолжает Гарри через силу. ― Даже слишком… И я… я хочу быть похожим на него во всем. Я просто его очень люблю…

― Он тоже тебя любит, ― говорит Северус, спустя паузу, измененным голосом. ― Ты это знаешь.

Гарри подходит и обнимает его.

― Все, иди, тебе пора. ― Северус пытается высвободиться ― мягко, но настойчиво. Его голос неестественно хриплый, и Гарри не смотрит на него. Ему кажется, что так будет лучше.

― А можно… я останусь? ― В сердце закрадывается маленькая, но все же надежда.

― Нет. Это невозможно.

― Но я могу… убрать и помыть посуду. ― Гарри смотрит на чашки и тарелки с крошками от пирожных. ― А потом, здесь есть эта гостиная и диван. ― Он подходит и хлопает по нему рукой. ― Я не буду тебе мешать… обещаю! И лягу спать вовремя.

― Это исключено. ― Северус встает и подходит к камину, становясь к нему спиной.

― Но я не хочу уходить! ― восклицает Гарри, чувствуя подступающее отчаяние от того, что ничего нельзя поделать с тупой ― тупейшей ситуацией, которую, кажется, нельзя изменить, не уничтожив предварительно гадостного Волд-маньяка. ― Я… как ты не понимаешь!

― Я понимаю… что твое место ― в гриффиндорской спальне.

― Мое место здесь! ― Он даже топает ногой.

― Гарри! Не вынуждай меня... ― Северус подносит руку к переносице. ― Пожалуйста.

― Не вынуждай ― что? ― Гарри несет, и он не может остановиться, хотя подспудно чувствует, как все это глупо. ― Ты сам сказал, что я могу прийти к тебе, когда захочу. И вот сейчас я просто не хочу уходить! А это значит ― я могу остаться. Могу, могу, могу!

― Нет. Ты. Не. Можешь, ― отчеканивает тот.

― Тогда я заберу твою палочку. ― Гарри хватает ее со столика, за которым они чаевничали, и отбегает в сторону.

Он ожидает, что Северус погонится за ним, и это будет что-то похоже на игру, после чего спадет это ужасное напряжение… но тот не двигается с места и лишь протягивает руку. Гарри, видимо, слабо держал палочку, потому что она вырывается из его пальцев и тут же возвращается к хозяину.

― Ого! ― Гарри ошарашенно смотрит на него. ― Что это было?

― Беспалочковая магия, ― говорит Северус. ― Ничего особенного. Так сможет каждый, если будет усердно тренироваться.

― Знаешь что… ты самый крутой волшебник из всех, кого я знаю. ― Гарри подходит к нему, а Северус все так же смотрит в пол, вертя палочку в руках. ― Ты круче Мерлина!

У Северуса дрожат губы, словно он вот-вот улыбнется, но этого не происходит. Он будто перебарывает в себе все эмоции, замыкая их на ключ и надевая привычную холодную маску.

― Мерлин, в отличие от меня, давно нашел бы выход и победил это зло, ― сухо говорит он. ― Так что… нет, я так больше не могу.

Он берет Гарри за руку и выводит из гостиной, а точнее ― из своих апартаментов.

Гарри стоит несколько секунд перед дверью, которую Северус не запер. Он даже не закрыл ее плотно, а оставил полуприкрытой. Зачем-то. Значит ― туда можно вернуться.

Гарри может вернуться в любой момент, ведь эта дверь настроена на него. Строит только приложить руку и…

Но он не станет.

Просто Северус прав: если не напоминать друг другу слишком часто о том, что сейчас попросту невозможно осуществить, и старательно держаться на расстоянии ― так будет чуточку меньше боли.

Напоследок он смотрит сквозь оставленную щель в двери на Северуса, который стоит спиной к нему, а его плечи будто немного вздрагивают, словно он подхватил лихорадку.

― Все будет хорошо, ― говорит Гарри так, чтобы его было слышно. ― Мы победим.

И уходит.

* * *

― Там ничего нет, я все перерыл, ― делится Гарри с Гермионой, которая уже не сердится на него. Она, кажется, поверила, что Гарри хочет узнать об Испепеляющем заклинании в целях саморазвития.

Гарри прекрасно справился со своим на этот раз продуманным планом: под мантией-невидимкой он пробрался в запретную секцию после отбоя и полночи разглядывал устрашающего вида книги.

― Знаешь… это странно, ― морщит лоб Гермиона. ― Все темные заклинания внесены в реестр, даже экспериментальные.

― Я прошелся по всей литературе, что находится в отделе темной магии, ― поднимает глаза к потолку Гарри. ― Если у тебя есть другие идеи ― буду рад услышать. Только я надеюсь, ты не заставишь меня пересматривать ВСЕ книги, которые есть в запретной секции?

― Нет, это глупо, ― на удивление говорит Гермиона ― наверное, впервые в жизни она соглашается с тем, что чтение всех книг подряд не несет никакой практической пользы в решении конкретного вопроса. ― Мне кажется… ― она замолкает, словно подбирая слова. ― То, что никто не знает и что так тщательно скрывают, очень часто находится под самым носом. Знаешь, это самый лучший способ что-либо спрятать так, чтобы никто не нашел.

Гарри кивает. Он знает, о чем она говорит, не понаслышке.

Когда очевидное находится у тебя под носом.

Это значит одно: надо действовать нестандартно, чтобы у Волан-де-Морта и его слуг мозги ― а заодно и волшебные палочки ― полопались от изумления.

Гарри отдает себе отчет: цена защиты велика. Слишком. Но оно того стоит. Северус не жалеет себя, защищая его. Порой от души отрывает, с кровью. Вот как сегодня. Что ж, настало время защитить его самого.

Гарри снова в тронном зале, который отливает синевой ― оттенок холода и смерти. Он слышит голоса и идет на них. Его что-то влечет идти вперед, прислушиваться и вглядываться с белое марево тумана, хотя на самом деле ему хочется убежать и скрыться от пробирающей до костей жути, которой наполнен воздух.

Северус стоит напротив трона, инкрустированного черепами. На этот раз он не один на аудиенции с Темным Лордом: его окружают фигуры в капюшонах и устрашающих масках. Только Северус ― единственный из всех ― без капюшона и маски, такой, каким обычно Гарри его видит в Хогвартсе.

Болезненная бледность, темные круги под глазами и… кровь. Она везде ― на лице, на руках, на волосах… Быстрый взгляд его черных глаз в сторону ― и он смотрит прямо на Гарри. Конечно, видеть он его не может, но… в эту же секунду тронный зал исчезает, словно кто-то поставил заслонку на сознание. Черный непроницаемый барьер.

Гарри бьется в него, но без толку. Один удар, второй, третий…

С четвертым его выбрасывает вон с такой силой, словно он ― пробка, вылетающая из стеклянной бутылки с газировкой, которую перед этим хорошенько встряхнули.

Гарри садится на постели, тяжело дыша. Раздергивает полог. За окном светает.

Живот схватывает болезненными спазмами. Гарри притягивает ноги к себе, обхватывает колени и замирает. Ему так плохо, мучительно тошно, словно произошло что-то непоправимое, из-за чего он сейчас не может ни шелохнуться, ни вздохнуть.

Остатки видения рассеиваются. Страх постепенно разжимает свои крючковатые пальцы, благодаря чему Гарри находит силы встать, поеживаясь от холода. На цыпочках он выходит из общей спальни. Сквозняки, гуляющие по коридорам, пробуждает его окончательно: в крови начинает бурлить адреналин. Он бежит, поминутно оглядываясь: не следит ли за ним из-за угла кошка мистера Филча? Хотя… что ему до кошки и противного завхоза. Ему бы только добраться до подземелий и убедиться, что это сон ― самый обычный сон, порождение глубоких страхов, не более.

Гарри быстро минует коридоры подземелий. Закрученными лабиринтами он добирается до заветной двери и прикладывает ладонь. Дверь открывается. Он вбегает и сразу же, не останавливаясь, летит в спальню Северуса.

На стуле висит черный домашний халат, постель разобрана, скомканное одеяло небрежно свисает на пол. В комнате никого нет.

Гарри стоит посреди спальни, собираясь с мыслями. На ватных ногах он идет проверить уборную ― все же теплится малая надежда, что Северус просто отлучился на минутку, что он где-то здесь…

Гарри возвращается и забирается на диван с ногами, стараясь унять мелкую противную дрожь, которая провоцирует все новые и новые спазмы в области живота. Недаром вчера он не хотел отсюда уходить ― как чувствовал. Чуть ли не истерику тут закатил, хотя раньше такого не было. А теперь ― сплошные вопросы. Почему Северус закрыл от него видение? Как он вообще его обнаружил? Почему в тронном зале собралось так много приспешников Темного Лорда, и почему Северус был весь в крови? Почему на нем была только расхристанная черная рубашка без мантии, отчего он выглядел чуть ли ни обнаженным по сравнению с остальными?

Кто даст ему ответ?

Наверное, стоит подождать его здесь, пока он вернется. Не вечно же он будет торчать в том ледяном дворце, стараясь умилостивить гнев Темного Лорда.

А то, что этот бездушный маньяк был, мягко говоря, не в духе ― Гарри кожей чувствовал: в том зале даже воздух пропитался леденящей ненавистью.

Северус каждый раз возвращался, и все было хорошо. Что изменилось?

На этот вопрос Гарри знает ответ. И он ему не нравится. Слишком не нравится.

Чтобы не зарываться в гнетущие мысли, которые и рады затянуть его в свою пучину, он переводит взгляд на часы, висящие над камином. Прошел уже целый час, как он здесь. Гарри видит шахматную доску на столе, и горло начинает сжиматься. Нет, он так не может ― просто сидеть и ждать у моря погоды. Надо что-то делать… но что?

Весь продрогший он выходит из апартаментов Северуса, не забыв плотно прикрыть дверь и послушать, как та с характерным щелчком закроется. Гарри идет, почти не разбирая дороги, пока не натыкается на профессора МакГонагалл.

― Ой, простите, ― шепчет он, совершенно забыв, сколько было на часах, и можно ли ему сейчас разгуливать по коридору. ― Мне нужно к директору… пожалуйста! ― Он задирает голову повыше, чтобы посмотреть этой высокой строгой женщине в глаза. ― Это срочно…

Наверное, он так умоляюще смотрит, что ему тут же дают пароль: «Сахарные черви». Звучит неаппетитно, но Гарри готов петь оду этим червям ― только бы сработало. Дамблдор должен помочь, он не откажет. Он найдет выход. Ведь речь идет о его шпионе и о спасении волшебного мира. Это все очень серьезно. Разве нет?

― Гарри? ― Дамблдор выходит навстречу в светло-голубом халате, похожем на банный. Судя по всему, он только что принимал ванную и не слишком-то рад принимать гостей в такую рань. Но Гарри все равно.

― Профессор Снейп в беде… ― Он задыхается то ли от волнения, то ли того, что слишком быстро бежал вверх по винтовой лестнице. ― Он ранен, Волан-де-Морт заставил его снять маску перед всеми… там много других Пожирателей, я боюсь, как бы они…

― Нет причин для волнений, Гарри, ― перебивает его Дамблдор ровным голосом, и в его глазах нет привычной теплоты, с которой он обычно смотрит на студентов в Большом зале. А может эта доброта была наигранной? Гарри подумает об этом позже ― сейчас есть вопросы понасущнее.

― Профессор Снейп часто выполняет разные поручения для меня, ― продолжает он, плотнее запахивая халат и глядя свысока. ― Как ты уже знаешь, он доносит мне важные сведения, которые позволяют нам успешно строить стратегию для будущей войны. И если сейчас он на задании, это значит, что я осведомлен…

― Нет, вы не поняли. ― Гарри начинает трясти, и он не готов слушать бесконечно нудные доводы директора, который, кажется, нисколько не беспокоится о своем верном слуге. ― В этот раз все не так, как обычно! Я видел Северуса ― он был очень бледный, он стоял на коленях… у него руки и лицо в крови… его мучают… ― Гарри очень старается не заплакать, но у него плохо выходит. ― Пожалуйста, сделайте что-нибудь!

― Ты не должен называть профессора Снейпа по имени, Гарри, ― отрезает Дамблдор.

Как будто это сейчас так важно.

― Волан-де-Морт не доверяет ему больше, как шпиону, вы что, не понимаете? ― в сердцах восклицает он.

― Профессор Снейп всегда, сколько я его знаю, выходил сухим из воды. ― Дамблдор смотрит на него с таким видом, словно Гарри ― глупый младенец и ничего не понимает, даже простую человеческую речь.

― А если на этот раз ― нет? ― Он сжимает кулаки.

― Если нет ― завтра я отправлю на его поиски Орден Феникса, ― произносит Дамблдор таким спокойным тоном, словно рассуждает, какую колбасу купить на бутерброды.

― То есть… вы даже не знаете, где он. ― Гарри готов рвать на себе волосы от досады. ― Или… просто притворяетесь, что не знаете?

― Мне кажется, ты забываешься, ― тон директора становится ледяным, и Гарри невольно вспоминает тронный зал из сна, от которого веяло чем-то подобным. ― Я не считаю, что профессор Снейп в опасности. Он проделывал это множество раз, и это ― его работа. Да, в ней есть побочные эффекты. ― Он произносит это так небрежно, словно говорит о чем-то незначительном, а не о Круциатусе и других пыточных заклинаниях. ― Но это все не смертельно, уверяю тебя.

― Это не то, на что нужно закрывать глаза! ― Гарри кажется, что он просто ненавидит директора: за его равнодушный тон и за то, что он реально может помочь ― послать Орден Феникса на подмогу прямо сейчас, но даже пальцем не шевелит в эту сторону.

― О, ты считаешь, что можешь мне указывать, что делать? ― во взгляде Дамблдора что-то сверкает и тут же потухает. ― Все, что от тебя требуется ― не вмешиваться не в свои дела. Твой Северус не тот, кому можно доверять. ― Он подходит ближе и понижает голос, словно доверяет ему чрезвычайно важную тайну. ― Я бы на твоем месте не стал делать из него героя или мученика. Это человек, который не держит своего слова, коварный и хитрый…

― Вы лжец, ― Гарри отступает. ― Это… это вы такой, а не он!

― Всего хорошего, Гарри, ― елейным голосом произносит Дамблдор. Дверь сама открывается, и его выносит воздушной волной наружу.

Гарри набрасывается на дверь, колотит по ней, но все без толку.

Еще одна дверь перед ним закрылась, не дав ему вмешаться или хотя бы узнать, что можно сделать.

Неужели все, что остается ― ждать? Вернуться в спальню и ждать?

Забиться, как кролик, в свою нору…

Или ― ходить на занятия и делать вид, что все в порядке, пока Северус там…

Нет, он так не может.

«Огненные драконы, Гарри, ― слышит он воображаемый голос Гермионы. ― Что ты опять затеял? Ну что тебе стоит просто подождать? Да, знаю, тяжело… но завтра, может, все решится, и окажется, что ты зря волновался».

Гарри решает прислушаться ― все же Гермиона плохого не посоветует, даже когда говорит в его голове.

Завтра. Завтра все решится.

* * *

Гарри просыпается. Он ненавидит себя за то, что заснул. Он должен был ждать не только день, но и всю ночь. Он уж точно не должен был спать. Ему нужно было… бежать. Куда? Неважно. Но он не мог… не мог просто вот так забраться в кровать Северуса, укрыться с головой его пуховым одеялом, вдыхать привычный, ставший таким родным аромат пряных трав с терпкой древесиной и делать вид, что хозяин комнаты сейчас не находится в плену у когтистого Лорда.

Это малодушно. Слабак. Просто слабак.

Он смотрит на тумбочку, заваленную кусками пергамента. На полу лежит перо, упавшая чернильница, рядом с которой ― расплывшееся черное пятно. «Он что, мемуары тут пишет?» ― грустно думает Гарри, осознавая, как хотел бы сейчас увидеть его здесь ― в обычной домашней одежде или в учительской мантии. Пусть он даже выставит его за дверь, как вчера ― неважно. Главное, чтобы он оказался жив и невредим.

Гарри снова идет к горгулье, охраняющей вход к директору. Теперь он не сдастся так легко.

На этот раз «сахарные черви» не срабатывают. Прекрасно, Дамблдор сменил пароль. Сколько раз на день он его меняет? И что на этот раз, может, карамельный василиск на палочке? Или ― шоколадный паук под соусом?

Гарри сжимает руки в кулаки ― в который раз ― но теперь так сильно, что ногти впиваются в кожу. Его не впускают ― ладно. Он найдет выход. Он что-нибудь придумает.

Просто Дамблдор даже не догадывается, на что он способен.

Может… У него рождается дикая мысль. Может, написать отцу? Вот прямо сейчас. И если тот не ответит, то…

Нет. Хватит играться. Сейчас надо спасать Северуса. Темному Лорду нужен Гарри ― верно? А значит, еще можно что-то сделать. Еще не поздно его остановить.

Наверное.

Все же… стоит проверить, что там под подушкой. Может отец оставил ему послание с подсказкой, что ему делать?

Сейчас все методы хороши, не стоит упускать ничего.

Гарри бежит в спальню. Сует руку под подушку и замирает, нащупав письмо.

Дрожащими пальцами он разворачивает его. Строки расплываются перед глазами, но он берет себя в руки и читает:

«Гарри! То, что вчера так получилось, ты в этом не виноват. Я просто не все твои желания могу исполнить. По крайней мере, сейчас. Все обострилось в разы, и ты не должен слишком привязываться ко мне. Я не знаю, что будет завтра. Но знаю одно: я сделаю все, чтобы избавить тебя от необходимости исполнять чужую волю ― то, чего от тебя многие ждут. Ты ― не избранный. Ты ― просто мой сын, который выжил и который слишком мне дорог, чтобы я позволил тебе умереть. Я тебя люблю и всегда любил, хотя в это сложно поверить, если учесть все обстоятельства. Я бы хотел все исправить, но не…».

На этом письмо обрывается, причем линия от последней буквы неровная и уходит вниз. Значит ли это, что в момент написания письма отца вызвал к себе Волан-де-Морт? Вполне возможно. Да и сам почерк такой, словно отец очень торопился, когда писал, боясь, что не успеет…

Как бы там ни было, Гарри отступать не намерен. Он настроен решительно, как никогда. Пусть он так и не узнал, как звучит Испепеляющее заклинание ― неважно. Он знает другие непростительные и готов наградить им когтистую тварь и всех остальных, кто посмеет обидеть Северуса. К тому же так званый Лорд просто тонет в своем троне: слишком маленький и наверняка слабый ― когти не в счет. С ним несложно будет справиться. Странно только, что Северус сам его не прикончил. Наверное все дело в черной метке, которая не дает ему это сделать. Или в том, что душа этого маньяка бессмертна. Но ее можно посадить в бутылку, как джина. Или запереть в чем-то еще. Найдется на нее управа.

Есть только один крошечный нюанс: Гарри не знает, где находится логово врага. Где его искать? Спросить Драко напрямую или подслушать, о чем он будет говорить со своими дружками?

Слишком долго и слишком ненадежно.

«Если вы не будете делать глупостей, Поттер, то никто вас не похитит: в Хогвартсе это невозможно, ― слышит он в голове снова знакомый голос, но на этот раз ― Северуса. ― Пожиратели смерти шныряют за его пределами, поэтому вам категорически запрещено выходить за ворота. Это ясно?»

― Ясно, ― отвечает вслух Гарри. ― Что тут не ясного?

* * *

Гарри бежит. На этот раз ― по тайному ходу внутри Хогвартса. Близнецы просветили. Здесь сыро, темно и воняет мышами. Гарри натягивает мантию-невидимку и включает Люмос. Очень «хорошая» конспирация, но если он сделает еще один шаг без света, то упадет и что-то себе сломает. А это совсем не входит в его планы.

Гарри в Хогсмиде. Промозглое утро. Мало людей, слишком мало. Что делать дальше?

Просто снять мантию, выставить свой шрам на обозрение и… будь что будет?

Впереди мелькает подозрительная личность в плаще с наброшенным на лицо капюшоном. Гарри, недолго думая, бросается за ней.

Он скользит неслышно, прижимаясь к стенам домов, старается бесшумно ступать и почти не дышит. Мужчина в плаще двигается небыстро, но рывками ― словно хочет запутать следы.

В какой-то момент мужчина, воровато оглянувшись, ныряет в грязную подворотню с огромной свалкой. Гарри зажимает нос: от ядных запахов у него тут же запершило в горле, а ему нельзя себя выдать. Словно из стены выходит еще один ― такой же темный мутный тип. Они переговариваются едва слышно, причем на каком-то тарабарском языке. Потом один из них подходит к опрокинутому мусорному баку и… исчезает.

Гарри изо всех сил напрягает зрение, которое у него, мягко говоря, не очень. Что он сделал? Почему исчез? Он подходит ближе ― так близко, насколько может. Подозрительный тип ― один из тех, что остался, ― несколько раз оборачивается. Гарри весь замирает и сливается со стеной, вытягиваясь в струнку. Мужчина, будучи уверен, что за ним никто не следит, протягивает руку в черной перчатке и прикасается к ржавой консервной банке.

Миг ― и он исчезает.

Гарри на цыпочках подходит к тому место. Прямо сейчас ― если не струсит, конечно, ― он встретится с Тем-О-Ком-Боятся-Говорить. Ага, даже говорить, а он столкнется с ним лицом к лицу. И он идет на это добровольно. Что делать потом? Отдать ему свою кровь, чтобы тот возродился? Или попробовать убить его ― хотя бы тело? А что делать с Пожирателями ― раздавать проклятия направо и налево и очень сильно постараться выжить самому?

Гарри судорожно вздыхает. Самое разумное ― вернуться в Хогвартс и продолжить томительное ожидание. Ожидание ― ради того, чтобы в один прекрасный момент узнать, что все закончилось…

Гарри вздрагивает. Он совсем забыл, что серьезно вооружен. Его карманы полны навозных бомбочек и прочей пиротехники, которой его снабдили щедрые близнецы ― он просто им сказал, что хочет подразнить Филча, а те горячо поддержали. Ну и дали кое-чем попользоваться ― ради веселья. Все ради веселья.

Сейчас Гарри перейдет барьер. И это ― его последний день. Надо быть честным с самим собой. Хотя бы сегодня.

Но Северус выживет. Гарри наизнанку вывернется, а спасет его. О, он будет хитрее самого продуманного в мире шпиона. Намного хитрее.

Перед глазами проносятся последние дни, а точнее ― месяц, который пролетел мгновенно. Вот Северус обнимает его, утешая после неудачной встречи с отцом. Вот он забавно проигрывает в шахматы. Вот учит защите ― и одобрительно улыбается, когда у Гарри получается «победить» манекен…

Рука медленно тянется к консервной банке.

Вот они снова ― соперники учебной дуэли, и когда Гарри делает особо удачные выпады и выставляет щиты вовремя, его «противник» просто светится от счастья и гордости…

Осталось несколько миллиметров.

«Как мне сказать, что ему не нужно… не нужно все это делать… Что это опасно… Я люблю его просто потому, что он есть…»

Пальцы касаются холодного ржавого железа, и тут же Гарри затягивает, словно в трубу ― быстро и неумолимо.

Кажется, на этот раз он смог пройти сквозь барьер. Назад дороги нет.

Гарри на мгновение перестает дышать. Голубой свод дворца, мраморный пол, леденящий холод… Только на этот раз он не спит. Все происходит с ним наяву.

Неудачно приземлившись, Гарри тут же вскакивает и вынимает из кармана палочку, которая, к счастью, не выпала и не потерялась, пока он летел внутри узкого портала, похожего на водосточную трубу. Что бы его ни ожидало здесь ― он готов.

Тронный зал пуст. Где же сам трон? Кажется, это не тот зал. Он другой, поменьше, но такой же холодный, с синеватой дымкой и зловещей атмосферой. Странно, что здесь никого нет, только тени бегают по стенам.

Каждый шаг отдает эхом, как ни старается Гарри тихо ступать. Каждый шаг отдает болью, отбивая в голове, словно маленькими молоточками, одно и то же слово. Северус. Где он? Надо его найти. Найти ― и поскорее выбираться отсюда.

Гарри идет, поминутно оглядываясь. Воздух будто пропитан ненавистью, которая проникает в каждую клеточку его тела, вызывая панику и дрожь. Мысль о том, что Северус где-то здесь, придает ему сил. Она, как маленький огонек внутри, согревает и не дает сорваться с места и бежать, не разбирая дороги ― подальше от этих мраморных, словно ледяных, стен. Ведь на него даже не нападают. Пока еще.

Еще одна тень отражается в мраморной голубой стене. И еще одна. Что это ― иллюзии? Или выползшие наружу страхи?

Заклинание разбивается вдребезги о колонну рядом с ним, оставив на идеальной поверхности некрасивую щербатину.

Гарри сам не понимает, как оказывается за ней. Срабатывают то ли навыки, то ли природные инстинкты ― что ж, для начала неплохо. Только вот сердце так не считает: оно готово разорвать грудную клетку. Медленно и спокойно дышать… Вдох, выдох… Шаг, еще один... Палочка наготове… Ну же, самое время вспомнить, чему его учили.

― Инкарцеро!

Веревки выстреливают из палочки и обвиваются вокруг темной фигуры в маске. Противник падает, извивается, как червяк, но не может освободиться. Гарри с восторгом наблюдает за ним из-за колонны: так вот, как оно работает! С манекенами в Выручай-комнате было не так весело…

Он спохватывается и бежит прочь из зала, увидев выход ― пока не подоспели другие Пожиратели. Интересно, сколько их тут?

Не успевает Гарри добежать до дверей, как она открывается, и навстречу ему выходят еще две фигуры.

― Остолбеней! ― Один из врагов падает ничком.

― Протего! ― Гарри тут же отбивает нечто сверкающее, летящее в него быстрым выставлением щита.

Нет, он не хочет даже думать, что с ним было бы сейчас, если бы Северус не настоял, что ему нужны уроки по защите.

Да и некогда думать. Нужно драться. Сколько он уже вырубил Пожирателей? Надо бы вести счет… Рон упадет от зависти.

― Петрификус тоталус! ― Гарри умудряется уложить еще двоих одним броском. Тут его хватают за руку, он вырывается ― чудом ― и бежит… только куда ему бежать?

Найти Северуса. Вот его цель. Но Пожирателей много. Слишком много. Они множатся и наступают. И эти колонны в другом уже зале ― да тут сто колонн, не меньше ― не смогут его бесконечно защищать от летящих со всех сторон заклинаний.

― Экспульсо! ― бросает Гарри за спину и слышит взрыв. Должно быть, пару колонн сейчас упадет вместе с куском крыши ― это неплохо и… главное выбраться поскорее из этого зала. Он делает шаг, но тут же в ногу что-то болезненно впивается. Он падает, выронив палочку. Вокруг него собирается красноватый смрадный дым. Гарри закашливается и… отключается.

* * *

― Надо же, кто к нам пожаловал… Какая удача!

Этот голос… Леденящий кровь в жилах. Он слышал его раньше, во сне, а теперь… нет, не может быть!

Гарри с трудом разлепляет веки. В голове туман и боль, словно по ней стукнули чем-то тяжелым. Во рту солоноватый привкус. Кровь? Он сплевывает сгусток прямо на мраморный пол и пытается встать, но веревки, стягивающие руки позади, только туже затягиваются.

Прямо перед собой он видит трон. Тот самый, что снился ему неоднократно, только теперь ― с другой стороны. Спереди.

На троне сидит существо, которому сложно дать название. Это нечто похожее на усохшего эльфа с костлявыми, почти без мяса, руками и длинными когтями ― ну кто бы сомневался! Выпученные водянисто голубые глаза, морщинистое мертвенно бледное лицо, вытянутая голова без единого волоска ― все это вызывает тошноту. Тем не менее, Гарри не может отвести глаз: эта личность словно его гипнотизирует.

― Ты не представляешь, сколько потребовалось времени, хитрости и труда от моих верных слуг, ― шипит этот уродец, ― чтобы привести тебя ко мне… Но зачем тратить силы? Мои лучшие люди потерпели поражение, а ты сам явился, словно десерт на блюдечке. ― Он запрокидывает голову смеется, оглашая зал мерзкими повизгивающими звуками. ― Потому что надо было только одно… Да-а, ― протягивает он, отсмеявшись и поигрывая волшебной палочкой в когтистой руке. ― Я даже готов признать себя лузером ― как это я раньше не догадался? Но хватит бесед, ― прерывает он себя холодным тоном. ― Пора приступать к делу. Хвост?

― Все готово, мой господин. ― Низенький человечек, поминутно кланяясь, подбегает к трону. Он держит в руках черный поднос, на котором… Гарри хочет отвернуться или закрыть глаза, но не может. Там лежит длинный острый кинжал.

― Для ритуала я бы выбрал более знаменательную дату, ― продолжает разглагольствовать усохший эльф ― Гарри старательно думает о нем именно так, чтобы не бояться. ― Но… риски того не стоят. Сегодня нам улыбнулась удача, а значит ― это мой день.

Пожиратели смерти одобряюще галдят и апплодируют. Гарри только сейчас видит сквозь пелену в глазах, как их много ― штук пятьдесят, не меньше. И среди них ― Северус. Правда?

Кажется, нет. Потому что он был без маски, а на его лице была кровь. Но это было тогда… а сейчас? Если он здесь, среди них, то пусть хотя бы даст намек, что ли… Намек ― что все будет хорошо.

На самом деле это Гарри ― полный лузер. Добровольно сдаться Волан-де-Морту и его приспешникам ― до этого надо еще додуматься.

Маленький человечек ― Хвост ― подходит к нему, держа наготове кинжал. Гарри хочет зажмуриться и не может. На него наложено заклятие, заставляющее смотреть мерзкой твари на троне в глаза ― в эти пустые круглые шары, которые ничего не выражают, разве что холодное безразличие к его судьбе и злобное торжество победы. Кинжал вот-вот вонзится в его сердце. Но… что это? Хвост обходит его, и в тот же миг руку пронзает острая боль.

Кажется, от такого не умирают, верно? Гарри стискивает зубы, чтобы не закричать ― от боли и страха. И тут же слышит сиплый змееподобный голос:

― Залечи его рану, Хвост. Мне он нужен живым. Он должен видеть мой триумф и… еще кое-что.

Гарри не нравится его тон, особенно то, как прозвучали последние слова ― с нотками садистского удовольствия. Ну, маньяк маньяком, что с него взять. И кажется, Гарри все еще живой. Стоит ли радоваться?

Двое Пожирателей грубо хватают его за руки и перетаскивают в центр зала. Там на волшебном синеватом огне бурлит огромный котел. Гарри на миг становится дурно от его вида и запахов, идущих оттуда. Он едва не вскрикивает, когда в дымящуюся жидкость погружают… самого Волан-де-Морта, точнее то существо, которым он является. Его слуги невозмутимо стоят и смотрят, будто все это в порядке вещей, после чего Хвост подходит к котлу и выливает из колбы красную жидкость. Кровь Гарри.

Кровь, ради которой за ним охотились. И вот ― он сам пришел и дал то, что необходимо.

Но его не убили. Почему? Что будет дальше?

Живот скручивает от напряжения, страха неизвестности и мыслей, которые Гарри все отбрасывает и отбрасывает назад, но они упорно возвращаются. Если Северус не здесь ― не среди этих почитателей зла ― то… где он сейчас? Что с ним? Он… жив?

Эта мысль, из-за которой он на грани того, чтобы сдаться. Он готов умолять эту мерзкую тварь, упасть перед ней на колени... готов сделать что угодно, только чтобы увидеть Северуса живым.

Если это еще возможно.

И если вообще будет, перед кем падать. Где же этот хваленый злодей, которого все боятся называть? Сварился в котле, что ли?

Словно услышав его крамольные мысли, из котла поднимается нечто ― феерично, в клубах зеленовато-синеватого дыма. Нечто ― в полный человеческий рост. И вот, оно ― точнее, он ― опускается на мраморный пол под восторженные крики и аплодисменты. Гарри видит перед собой мужчину в длинной черной мантии ― без волос и носа, но зато с длинными, темными, словно прибитыми ногтями. Брр… жуть какая.

Волан-де-Морт видимо так не считает. Он вполне доволен собой, даже когда рассматривает свои бледные костлявые руки.

― Свершилось! ― провозглашает он холодным свистящим голосом, как у змеи ― собственно, голос-то и не изменился. Волан-де-Морт взмахивает палочкой ― и все присутствующие падают перед ним, как один, на колени.

― Вот… это уже другое дело. ― Он изображает карикатурное подобие улыбки. ― Это мне нравится.

Гарри давно уже на коленях ― точнее сидит, плотно прижатый в полу. Он не может пошевелиться, поэтому не упал вместе со всеми. И когда Волан-де-Морт величественно разворачивается к нему, перед этим насладившись картиной лежащих ниц Пожирателей, Гарри не может ни встать, ни пошевелиться, ни отвести взгляд.

Он порабощен. Он в ловушке. Он только что позволил злодею века возродиться и обрести человеческое тело. Он сделал его сильнее в разы, дав свою кровь ― пусть и не добровольно, но… какое это имеет значение?

― Мой Лорд… ― Женщина с черными всклокоченными волосами подбегает и падает в ноги Волан-де-Морту. ― Позволь… я убью его. ― Она указывает палочкой на Гарри, а в ее темных глубоких глазах горит маниакальный огонь. ― Я буду мучить его, а ты ― наслаждаться…

― Оставь, Беллатриса, я с ним еще не закончил, ― раздраженно бросает Волан-де-Морт, и та уничтожено отползает прочь. Гарри выдыхает. Это что, отсрочка или… его ждет что-то похуже, чем смерть?

― Гарри… ― гадко шипит Волан-де-Морт и подходит ближе, снова изображая тошнотворную улыбку. ― Ты ― мой спаситель. Ты ― герой, который не побоялся прийти ко мне… И вот, я снова жив, а ты скоро умрешь… ― Пожиратели одобрительно гудят, слыша это. ― Хотя… ― Лорд одним щелчком пальцев заставляет всех умолкнуть. ― Может, и нет. Все зависит только от тебя. Я ведь не хочу быть неблагодарным и считаю, что ты заслуживаешь награду… Идем со мной.

Еще один щелчок ― и Гарри «отклеивается» от пола. Он снова может двигаться, вертеть головой и делать, что хочет. Ну почти ― что хочет. Он обезоружен, и его окружает стадо существ в масках ― язык не поворачивается назвать их людьми, ― жаждущее поиздеваться над ним.

Вслед за Волан-де-Мортом бросается и Беллатриса, но он выпускает из своей черной, инкрустированной маленькими черепушками волшебной палочки Круциатус ― и та с визгом валится на бок.

― Хватит! ― Его голос свистит, как плеть. Остальные Пожиратели делают шаг назад: вид корчившейся на полу Беллатрисы их явно не вдохновляет. ― Гарри идет со мной. Один. Это наш с ним разговор с глазу на глаз, ясно? Я никого больше не хочу видеть, и если кто-то осмелится мне перечить…

Пожиратели отступают еще, почтительно кланяясь. Волан-де-Морт смотрит на них несколько секунд ― свысока, как на ничего не стоящих червяков ― после чего жестом призывает Гарри идти за ним.

Он, конечно, идет. Разве у него есть выбор? Идет и старается ни о чем не думать, глядя в спину высокой тощей фигурой, которая передвигается неслышно, словно плывет по воздуху. Волан-де-Морт выводит его в коридор и с помощью магии отпирает дверь. Они входят в маленькое темное помещение со спертым воздухом. Миг ― оно озаряется светом, и Гарри видит в углу…

Нет.

Он бросается туда, но тут же натыкается на невидимую преграду и чуть не падает.

Там Северус. Он лежит на боку, неестественно изогнувшись. Его одежда изорвана в клочья, длинные черные волосы закрывают лицо. На полу рядом с ним… пятна крови. Они же на одежде. На руке, которая кажется неестественно белой.

Он не шевелится. И будто не дышит.

― Не надо… отпусти его. ― Язык плохо слушается, ноги становятся ватными и заплетаются. ― Это он… он меня привел к тебе. ― Гарри плохо понимает, что говорит, пока в голове зудит одно: его надо спасти, любой ценой, любой ложью. ― Это он подсказал, как мне сюда попасть… ― продолжает он, стараясь звучать убедительно, но голос предательски дрожит и теряет силы. ― Он все подстроил… я даже не знал… Пожалуйста, отпусти... Все это время он служил только тебе…

― Северус мне не служит, ― холодно перебивает Волан-де-Морт. ― Он ― предатель и получил свое. Но предал он не только меня… Все, чего он хотел ― жить в свое удовольствие, не быть обремененным заботами и уж тем более ребенком. А ты ведь так доверял ему, думал, что он тебя… любит.

Он выплевывает это слово с брезгливым выражением, будто сказал о какой-то гадости.

― Все, что он испытывал к тебе ― только жалость. Еще одно бесполезное чувство, но... ― он задумывается, ― Я не нашел в его сознании ничего похожего на любовь. ― Он кривится, будто проглотил лимон. ― Так что Северус обманул всех. Так некрасиво... ты не находишь?

― Я не верю, ― мотает головой Гарри, хотя разумнее всего было бы согласиться, но…

― Просто отпусти его, ― твердо говорит он. ― Дай ему уйти. А я останусь и… делай со мной, что хочешь.

― Ты и так останешься ― куда ты денешься, ― мерзко хихикает Лорд. ― А вот с ним, ― он небрежно кивает в сторону, ― вышла, так сказать, небольшая ошибочка…

― Какая еще… ― Гарри прерывает себя на полуслове, пристально глядя на груду скомканной черной одежды, которая почти не напоминает человека. Он хочет увидеть хоть малейший признак того, что…

― Северус мертв, ― без обиняков сообщает Волан-де-Морт.

Гарри отступает.

― Нет. Ты врешь, ― повторяет он снова. Хотя, что изменят эти слова?

― Жаль, ты хотел с ним попрощаться. ― Волан-де-Морт кривит бесцветные губы. ― Слишком поздно… Какая изумительная сцена! ― вдруг хлопает он в ладоши. ― Да ради нее одной стоило возродиться!

Гарри сдавливает ладонями виски, отказываясь принять правду. Это не может быть правдой. Так не должно все закончиться.

Но если бы Северус был жив, он бы тут же вскочил и что-то сделал. Он бы дал знак… Он бы…

Он бы не лежал безвольной черной грудой в луже крови

Гарри даже не вздрагивает, когда в него что-то бросают.

Что-то ударяется о его плечо и отскакивает. Что это ― проклятие? Авада Кедавра? Гарри переводит взгляд на пол. Перед ним лежит палочка. Его палочка.

― Возьми, ― приказывает Волан-де-Морт. ― Это принадлежит тебе.

Гарри словно в полусне поднимает палочку. Она такая же, как и была ― гладкая, теплая, такая родная. Он берет ее в руки, привычно сжимает… и у него при этом не отваливаются пальцы, и голова остается на месте. Палочка даже не сломана. Он переводит взгляд на маньяка, который уничтожил все, что было ему дорого. Маму, счастливое детство, Северуса… отца.

Он забрал все, до чего смог дотянутся. Забрал ― а теперь наслаждается его страданиями.

Зачем же он отдал ему палочку? Что это за игра, и какие у нее правила?

― Слезы долой, Гарри, ― бодро произносит Волан-де-Морт, а Гарри с удивлением замечает, что плачет ― он словно перестал себя ощущать после того, что узнал. ― Ты так расстроен из-за… этого? ― Он небрежным жестом указывает туда, куда Гарри больше не в силах смотреть. ― Очень напрасно. Тебе повезло ― твой отец жив.

― Что? ― Гарри даже дышать забывает. Так кто же на самом деле его отец? Выходит, это кто-то… другой?

И он жив?

Он был среди Пожирателей в масках… верно?

Нет. Северус не стал бы ему врать. Он не стал бы вести себя, как…

Гарри мотает головой, чтобы прогнать назойливые мысли. Он вообще рад бы отключиться, ничего не видеть и не слышать, но, увы ― его сознание слишком ясно.

― Так кто же он? ― бесцветным голосом спрашивает он, хотя не уверен, что хочет знать ответ.

― Это я, ― выдержав эффектную паузу, отвечает Волан-де-Морт. ― Добро пожаловать домой, мой сын.

У Гарри подкашиваются ноги. Он падает на колени, закрывая руками голову.

У него нет ни одного аргумента против. Тьма вокруг него, и весь он состоит из тьмы. Есть ли смысл врать, что это не так?

Мама умерла, защищая его. А теперь из-за него погиб Северус. В нем нет ничего доброго. От него сплошные неприятности. Что ж, теперь понятно, почему.

― Ты отправлял мне письма? ― слышит он свой жалкий, будто придавленный голос. ― Отец писал, что любит меня… ты не можешь любить.

― Бедный наивный ребенок. ― Волан-де-Морт неспешно прохаживается перед ним, и Гарри видит его грязные растрескавшиеся ступни с черными ногтями и края блекло-серой мантии. ― Я всего лишь готовил тебя к тому, чего не миновать.

Гарри невольно поднимает голову.

― Мне нужна была твоя кровь, чтобы возродиться, ― говорит Волан-де-Морт таким тоном, словно это и так понятно. ― Я знал, что ты рано или поздно сам придешь ― ведь ты так хотел встречи со мной, искал меня повсюду. И вот ― нашел. Разве это не знаменательный день для тебя?

С каждым его словом Гарри теряет силы. Он не может даже встать, не говоря о том, чтобы поднять палочку и пустить самое простое заклинание. Да и хочет ли он этого? Если перед ним ― отец, то… стоит ли противиться судьбе?

― Я не убью тебя, Гарри, ― продолжает тот. ― Мне нужны такие смелые слуги.

― Слуги? ― Червячок сомнений пробирается в сердце. ― Ты же сказал, что я…

― Ты же понимаешь, что я не сентиментален, ― раздраженно бросает Волан-де-Морт. ― Для меня важно обучить тебя всему ― как своего сына, разумеется. Но вместе с тем ты ― мой слуга, как и все остальные.

Запахи… пряных трав, терпкой древесины, горячий пар над котлом и через него то и дело просвечивает родное лицо…

Гарри дергается, как будто его ударили током.

― Я на это не соглашался! ― Голос дрожит, сам он трясется, но с этими его словами в него будто вливается эликсир жизни ― пусть по капле, но ощутимо. На шатающихся ногах он поднимается. И вот, он стоит, хоть нетвердо, но все же…

― Ну-ну, ты опять за свое? Какой упрямый. ― Волан-де-Морт качает своей яйцеподобной головой. ― Не думал, что мне придется тебя упрашивать. Ты что, все еще надеешься на эту свою… как ее… ― он морщится, ― любовь? Да не смеши, ты же эгоист, каких еще поискать! ― Он смеется, издавая хрипло-шипящие звуки, которые зловеще отскакивают от стен маленькой комнаты и бьют по ушам. ― Ты такой же, как я. Вспомни…

Последнее слово с шипением, словно ядовитой змеей, проникает в его разум ― слишком глубоко. Гарри пошатывается, хватаясь за лоб. Картинки прошлого, эмоции, события, люди… все мелькает, словно кто-то просматривает фильм о его жизни, причем очень неумело и грубо, причиняя ему боль.

Злость. Огненная, бессмысленная злость, готовая испепелить того, кто ему просто не нравится. Вот профессор Снейп проходит по коридору и смотрит на него пристальным внимательным взглядом. Он будто хочет что-то сказать… но проходит мимо. Гарри видит в нем врага, покушающегося на его жизнь. Вот Снейп делает ему замечание на уроке. Чем не повод его люто ненавидеть? Вот Гарри перед всем классом раскрывает тайну его шпионской личности. Внутри ― всепожирающий гнев. Уничтожить… причинить ему боль!.. Волна ― ярко-оранжевая ― поднимается на два метра в высоту и с силой обрушивается. Гарри добился своего ― враг повержен. Тот самый, который чуть не лишился жизни, спасая его…

Он настоящий эгоист. Он никого не любит, кроме… да он и себя-то толком не любит. Ему на всех наплевать.

«Не противься тому, кто ты есть, ― слышит он в голове свистящий голос. Гарри пытается его вытолкнуть или заглушить ― ничего не выходит. ― Ты ― исчадие ада, порождение тьмы. Ты ― мой сын, идеальный преемник своего отца… Ты полон зла и холода, от тебя сплошные неприятности… Вспомни!»

Снова яркая волна ― та самая ненависть, которая поглощает душу. Она захлестывает его и выносит на поверхность из глубин подсознания все, что было, что есть, и даже ― что будет.

«Папа, простой знай… я готов на многое ради встречи с тобой».

Вот он и добился своего.

Сколько еще людей должно умереть за то, чтобы все его прихоти исполнились?

«Просто скажи ― «да», и у тебя будет все, что захочешь, ― шипит голос в голове. ― Ты не можешь противиться тому, кто ты есть».

Ледяной ветер, обдувающий со всех сторон. Смерть, которая дышит в лицо, отрывает своими когтистыми пальцами его руку от перекладины лестницы на пике самой высокой башни Хогвартса.

«Ты ведь этого хотел, правда? Хотел, чтобы все пришли и плакали над твоим трупом. Хотел причинить им боль… Твоя подруга, эта Грейнджер… ты хотел, чтобы она осознала, наконец, что ты не просто глупый Гарри, а чего-то стоишь. Чтобы этот противный завистник Уизли обзавидовался твоей славе ― ведь об «умершем-мальчике-который-не-выжил» еще долго будут слагать легенды…»

Нет, он не хотел этого. Не славы. Он хотел… ну, наверное, любви? Да, чтобы отец пришел, отругал его и показал этим, что ему не все равно. Но отец сам ― зло во плоти, значит… все было бессмысленно?

Тьма. Холод. Снова тьма. Гарри хорошо в этой тьме. Он не хочет выходить, потому что там ― в этом мире ― не осталось больше ничего, за что хотелось бы зацепиться. Мрак поглощает, он тонет в нем, словно в болоте. Но что это? Что-то мерцает вдали. Как огонек от свечи ― мелькнул и погас. Снова мелькнул. Теперь он ближе. Он разгорается.

Становится тепло, будто его сознание закутывают в пуховое одеяло. И снова пахнет травами и пряностями, как комнате у Северуса.

Гарри гонит воспоминания прочь. Они больше ему не принадлежат. Но он не может противиться обволакивающему теплу, которое словно обнимает его внутри.

Может, он умирает? Или уже умер?

«Эй… ― слышит он голос ― так близко, словно он звучит в голове. ― Вставай сейчас же! Бери палочку! Помнишь, чему я тебя учил?»

― Северус? ― Гарри смотрит в темный угол, где ничего не изменилось.

«Не говори со мной вслух. Я и так слышу тебя. Не привлекай внимания. Делай вид, что меня нет».

«Северус, ты живой?» ― мысленно спрашивает Гарри, усилием воли отведя взгляд от того, что от него осталось. Он старается не плакать, стойко держится, вспоминая, как выглядел Северус, когда надевал непроницаемую маску шпиона. Кажется, у Гарри теперь тоже есть такая маска.

«Кажется, да, ― слышит он. ― Я все пытался пробиться к тебе, но ты все время меня выталкивал».

«Я ничего не делал! ― пугается Гарри. ― Я… я не хотел…»

Сердце сжимается. Знает ли Северус правду? Знает ли он, кто Гарри такой?

«Это неважно, ― перебивает его тот. ― Сейчас слушай меня. Ты должен победить в этой схватке».

«Но я пока еще ни с кем не дерусь», ― возражает Гарри и… постепенно уплывает в свое болото. Он не хочет слышать Северуса. Он не может быть рядом с ним. Они теперь по разные стороны баррикад.

«Ты не можешь бороться с тьмой, ведь она внутри тебя», ― слышит он змееподобный голос внутри себя и кивает, подтверждая эту истину.

«Почему ты так быстро соглашается на то, что тебе не принадлежит?»

«Уйди, Северус, тебя больше нет, ― мысленно произносит Гарри и всхлипывает ― теперь уже наяву. ― Ты все это говоришь, чтобы меня успокоить… ты врешь. Я знаю… ты больше не встанешь… так зачем дарить надежду?»

Он поднимает голову: прямо на него нацелена палочка Волан-де-Морта, злые холодные глаза которого готовы заморозить до треска в костях, до остановки сердца.

― Да или нет? ― шипит он, но уже вслух. ― Отвечай сейчас же, мальчишка, мне надоело с тобой возиться!

― Экспеллиармус!

Гарри инстинктивно защищается, желая обезоружить противника. И у него почти получается, если бы… не одно «но». Волан-де-Морт в последний момент отражает заклинание, а в его глазах можно прочесть растерянность ― он явно не ожидал. Гарри чувствует внутри себя торжество победы, хотя еще рано праздновать. И, кажется, что это кто-то другой радуется за него, а не он сам.

«Северус… ты еще здесь?»

Две палочки, словно псы, сцепляются друг с другом зубами, а точнее ― огненными молниями.

«Не надо уходить… Вернись. Пожалуйста…»

Чего-чего, но такого Гарри от себя не ожидал. Точнее ― от своей палочки.

«Ты мне нужен. Я глупость сказал. Снова».

Напряжение охватывает все тело, каждую его клеточку.

«Я здесь, сынок. Я тебя не брошу. Я с тобой до конца».

Гарри дергается. Рука с палочкой напрягается еще больше. Огонек между двух оглушительно трещащих молний выравнивается примерно в центре и замирает.

«Не называй меня так. Я… я не твой…»

«А чей же?»

«Я… во мне так много плохого… Я не могу быть твоим… я не хочу думать, что потерял… Я не вынесу, просто не вынесу…».

Палочка в руке вздрагивает, огонек молнии начинает двигаться в его сторону. Гарри чувствует нарастающую слабость все больше и больше.

«Правильно, Гарри, сдавайся ты меня не победишь... да и зачем тебе бороться с себе подобным?»

«Не слушай его… ты ― мой свет. Ты ведь не знаешь… Когда я увидел тебя, еще маленьким, то снова захотел жить, после всего… после всех ужасов, в которых я сам был виноват. Я и сейчас живу ради тебя… и вообще-то я еще не умер, прекрати об этом думать!»

«О да, свет и прочий бред. Я уж точно не бросаю слов на ветер, в отличие от некоторых! Ты станешь самым юным Пожирателем смерти, я наделю тебя своей силой, что по мощи тебе не будет равных... ты мой преемник, ты часть меня... Соглашайся ― и обретешь все, о чем мечтал. У тебя будет настоящая семья…»

Гарри весь дрожит и едва держится на ногах. Палочка нагревается так, что еще чуть-чуть ― и расплавится, а заодно и его пальцы. Огонек совсем уже близко… он постепенно сжирает его молнию, двигаясь к нему.

«Я знаю, Гарри, ты всегда хотел иметь семью... быть нужным… но тебя ее лишили. Тебя предали».

Голос Северуса молчит. Он больше не спорит с этим, змееподобным. Неужели смирился, сдался? А может… согласился? Тут же Гарри чувствует: в его разуме что-то происходит, словно там ведутся раскопки, чтобы вынуть на поверхность нечто важное.

И он видит. Видит как наяву: темная фигура врывается к Дурслям, защищая его. Эта же фигура склоняется над ним, проводит рукой по волосам и целует в лоб. Гарри чувствует нежность ― не свою, а чужую. Нежность, тепло, грусть… боль. Боль от расставания. Темная фигура медленно встает, не переставая смотреть на него, и с каким-то отчаянием поворачивается на месте, исчезая с легким щелчком.

А потом… что-то происходит. Гарри уже не участник событий, а видит все, как фильм ― со стороны.

Вот Северус смотрит ему в глаза своим пристальным взглядом, идя по коридору. А потом ― чего Гарри не мог видеть наяву, ― оборачивается и с тоской глядит вслед маленькой удаляющейся фигуре. В этот момент он совсем не похож на грозного профессора Снейпа, каким Гарри его тогда воспринимал. Он совсем на себя не похож, точнее, в эту секунду он забылся и стал… настоящим.

Вот Северус бросается к нему на отработке ― Гарри запутался в мантии и упал. Он поднимает его так бережно и прижимает к груди. Его взгляд полон сочувствия, когда он берет его за руку, чтобы вылечить. Его голос слегка дрожит, когда он сидит рядом и рассказывает тему, а сам он то и дело поглядывает на Гарри так нежно, как смотрят на своего ребенка, а не на какого-то очередного студента.

«Я был так счастлив, ― слышит он в голове, не отрывая взгляда от картин, которые разворачиваются перед ним. ― Эти отработки были для меня отдушиной. Я не хотел с тобой расставаться, хотел продлить это время, насколько возможно…»

Гарри слышит, как наяву, смех Северуса, когда они играют в шахматы, а потом дурачатся в его гостиной. Видит его улыбку ― которая так необычно смотрится на его всегда застылом лице, ― когда он его обнимает, говорит о разных пустяках, и словно нет никакого непреложного обета, необходимости шпионить, черной метки и самого Темного Лорда. Тут же хаотично врываются другие воспоминания: Гарри сидит в «могильнике» на полу возле кровати и гладит его по руке. Северус несколько мгновений смотрит на него с нескрываемой нежностью, несмотря на плохое самочувствие. И тут же, словно спохватываясь, надевает маску ― которая на этот раз вышла слишком уж нарочитой, ― после чего звучит: «И что это такое?»

И снова тихий смех. Это Северус в голове. Он счастлив и веселится, хотя, кажется, сейчас не самый удачный момент для веселья, разве нет?

«Ты помнишь это? Ты приходил каждый день, а я не мог тебя прогнать всерьез. Ведь я так боялся, что ты обидишься и действительно больше не придешь. Я был не слишком убедительным, правда?»

Вот Гарри прижимает к себе фотографию ― чтобы не позволить Северусу стереть с карточки маленького черноволосого мальчика, сидящего рядом с его мамой.

Вот Гарри ― смелый, как гриффиндорский лев ― заставляет директора отправиться на поиски Северуса сейчас же, не думая, что это грозит ему плохими оценками по всем предметам или вообще отчислением.

Вот Гарри пробирается по закоулкам Хогсмида. Ему страшно, но он двигается вперед. Что двигает им? Какая-такая неведомая сила?

Огонек вздрагивает и начинает двигаться в сторону от Гарри ― слишком медленно и почти незаметно. Нет, он не сможет… не сможет победить. Он не может бороться с себе подобным…

«Любовь в тебе ― огромная сила. Помнишь, я говорил, да? Ты ему не принадлежишь, потому что внутри него нет ничего человеческого. Твоя любовь сводит его с ума, поэтому он хочет ее погасить. Включи ее на полную мощь, давай же! Вспомни…»

Северус обнимает Гарри после того, как чуть не потерял. Его сердце бьется с его собственным в унисон, звучит в голове, как набат. Эти удары заполоняют все его естество и будто проговаривают с каждым стуком: «Я люблю тебя». Он не хочет его отпускать, он держит его у себя до тех пор, пока Гарри не начинает вырываться. Но на самом деле в глубине души он хочет продлить этот миг.

Он закутан в пахучую мантию, такую теплую и родную, которая почему-то превращается в постель с пуховым одеялом. А рядом ― тумбочка, заваленная пергаментом. На полу ― разлитая чернильница. В руках у Гарри ― последнее письмо отца, написанное размашистым свободным почерком Северуса, который просто не успел его заколдовать перед вызовом к Волан-де-Морту.

«Как оно к тебе попало? Я не отправлял… Ой, я забыл заколдовать почерк… В общем, это неважно, правильно мыслишь, думай об этом письме, думай!»

Что это значит? Выходит, что бумажного папы и не существовало вовсе. Всегда был настоящий. Живой. Который чувствует и страдает. Который приходит по ночам и гладит по голове, целует в лоб ― это ведь было взаправду, верно? Который готов все отдать, готов рискнуть репутацией, должностью, уважением директора, да и самой жизнью ― ради него. Который не дрожит, глядя в лицо опасности, но вместе с тем ― ужасно боится его потерять.

Северус продолжает перебирать воспоминания в его голове. Он листает их, как слайды, бережно прикасаясь к каждому. Вот Гарри с нетерпением ждет очередной отработки, потому что соскучился. А вот он со смехом пытается вырваться, когда они в шутку борются. Вот он всерьез задумывается применить Испепеляющее… Здесь слайды приостанавливаются, будто тот, кто их смотрит, особо заинтересовался и хочет разглядеть это получше. Гарри нервничает и пытается скрыть воспоминание ― ох… что ему за это будет! Удивительно, но Северус не против. Он не задает вопросов и листает дальше, вынимая на поверхность все самое светлое и теплое, что зажигает душу радостью и придает сил.

Гарри выпрямляет ослабевшую спину. Он чувствует и видит, как перевес сторон выравнивается. Он концентрируется на любви, которая есть в его душе. И эта сила помогает ему не сдаваться.

«Сынок, держись, ты справишься! Ты победишь».

Краем глаза Гарри видит движение. Но просьба не смотреть туда зудит в мозгу, хотя очень хочется. Он так все испортит, ему нельзя отвлекаться. Палочка в руке нагревается, он ее вот-вот уронит… Слишком горячо… Она уже плавится в его руке…

В самый критический момент давление спадает. Молния исчезает ― словно оборвали провод и выключили источник энергии. Волан-де-Морт застывает со странным выражением лица, палочка выпадает у него из рук.

Гарри все же смотрит… туда.

Северус жив. Он не врал. Он уже стоит на дрожащих ногах, медленно, будто с большим трудом, выпрямляясь. Его правая рука направлена на Волан-де-Морта. Он что-то монотонно бормочет про себя нараспев, а из его ладони вырывается плотный луч света. И сам он начинает светиться ― все ярче и ярче. Гарри различает слова, которые звучат все увереннее и громче:

― Ab igne veniet ignis. Ego te in cinerem redigam. Perdam te… Ab igne veniet ignis…

Из огня произойдет огонь… Это фраза, которая написана на поверхности каждого котла, которые покупают студенты перед учебным годом.

Но никто даже не догадывался, что это не просто красивые латинские слова, а смертельное Испепеляющее заклятие. Даже Гермиона.

Смертельное?..

«Нет, остановись!» ― хочет закричать Гарри, но из горла вырываются лишь хрипы. Он пораженно замолкает, когда луч крепнет, становится толще и охватывает Волан-де-Морта полностью. Он его держит в оковах ― этот безумец ничего уже не может сделать. А второй безумец прямо сейчас добровольно расстается с жизнью, чтобы избавить весь волшебный мир от бессмертного убийцы.

Из-за набежавших слез яркий луч двоится в глазах и рассыпается на искры. Гарри ненавидит себя. Почему… почему он разрешил Северусу пробраться в свой мозг? Почему он ― не нарочно, но все же ― рассказал ему об Испепеляющем? Зачем Гарри подал ему эту идею? Зачем…

Он срывается и бежит. Остановить... спасти… Но вокруг Северуса все еще выстроен магический барьер, который отбрасывает Гарри в сторону, когда он делает всего несколько шагов. Он падает, проезжая немного по гладкому мраморному полу, и видит, как двери комнаты распахиваются, и в них вбегают… нет, не Пожиратели. Свои. Они вооружены, но без масок. У них живые глаза и добрые лица. Они тут же останавливаются, замерев. Они глядят на свет, который настолько мощный, что на него больно смотреть. Его невозможно ни загасить, ни прервать.

А потом они все ― Гарри и члены ордена Феникса ― видят, как Волан-де-Морт, не успев отпраздновать первый день своего возрождения, рассыпается в прах. В буквальном смысле: на полу остается лишь серая горстка пепла.

Луч света тут же исчезает ― как будто его вобрал в себя носитель. Северус перестает светиться. Он становится таким же, как обычно. И странно: на его лице и руках нет ран и крови, словно этот луч очистил его или ― во что сложно поверить ― исцелил.

Но так ли это? Его лицо слишком бледное ― почти белое, потерявшее все краски. Он смотрит перед собой невидящим взглядом. Его ноги подкашиваются, и он падает лицом вниз, как будто единственное, что держало его в вертикальном положении ― тот плотный луч света, который иссяк, и его жизненные силы вместе с ним. Гарри поднимается с пола и бежит к нему. На этот раз его не отталкивает магический барьер, а оттесняют в сторону взрослые. Они ведут себя так, будто знают, что делать, хотя Гарри не уверен, что они хоть что-то знают… Поняли ли они, что сейчас произошло? Гарри был бы рад никогда не читать тех газет и не знать неутешительного факта, что ни один человек, пославший Испепеляющее заклинание в своего врага, еще не выжил.

― Эй, эй, проснись!

Как сквозь подушки Гарри слышит голоса, которые становятся все громче, а свет яркой лампы настойчиво пробивается под закрытые веки. Против своей воли он вспоминает, как куда-то рвался, боролся, пытался что-то изменить, исправить… а потом вдруг перестал. Просто понял, что все бессмысленно ― отец не оживет, сколько ни кричи и ни плачь. Осознав это, Гарри поддался желанию лечь на мраморный холодный пол и уснуть. А может ― упал в обморок после изнурительной схватки с маньяком. Да какая, впрочем, разница.

Вот и сейчас он не хочет просыпаться. Зачем ему это, чтобы услышать, что его отец ― теперь герой магической Британии? Чтобы его самого, как сына героя, величали и носили на руках?

Зачем, когда отца больше нет, и все эти почести ― лишнее напоминание, что в этом виноват только Гарри.

― Просыпайся, Гарри, хватит спать!

Его ласково тормошат. Он снова слышит незнакомый женский голос и нехотя приоткрывает глаза, понимая, что не получится всю жизнь пролежать в кровати. Он видит склонившуюся над ним девушку с фиолетовыми волосами. У окна, сложив руки на груди, стоит незнакомый мужчина со шрамами на лице. Он смотрит на него с тревогой и по-доброму.

― Где я? ― с трудом ворочая языком, спрашивает Гарри.

― В больнице Святого Мунго, ― говорит девушка. ― Я Тонкс. ― Она протягивает руку. ― А это Ремус, мой муж. ― Она указывает на мужчину, стоящего поодаль, и тот сразу подходит ближе.

― Как ты, Гарри?

Он не считает нужным отвечать. Память подкидывает еще картинки, и он вспоминает, что эти новые знакомцы ― члены Ордена Феникса. Они были там с ним в той комнате, где все и произошло…

К горлу подкатывает злость. Разве они не понимают, КАК ОН, что задают эти глупые вопросы?

Зачем они разбудили его, в конце концов?

― Сейчас придет целитель и даст тебе укрепляющее зелье. ― С этими словами Тонкс вызывает патронуса в виде серебристого волка, тихо говорит ему что-то, и тот убегает, легко пройдя сквозь стену. После этого она ласково смотрит на Гарри и проводит по его волосам, наверное, пытаясь поддержать или ободрить.

В ответ он резко мотает головой. Невежливо ― ну и пусть. Ему понравился светящийся волк, но сейчас он хочет стать колючим ежиком, чтобы к нему боялись подойти. Не нужно ему столько внимания, а уж тем более ― жалости. От этого только хуже.

― Ох, Гарри, как я рада, что все закончилось! ― в дверь врывается миссис Уизли. ― И что ты, наконец, проснулся! Ты спал слишком долго, мы так волновались…

Она осекается. Наверное, Гарри смотрит на нее не слишком дружелюбно. Он помнит эту женщину ― они познакомились на вокзале перед самым отъездом в Хогсвард. Лично к ней он не питает ничего плохого, только… почему бы им всем не оставить его в покое?

Раз и навсегда.

Миссис Уизли лезет обниматься. Гарри весь напрягается, а потом выдает:

― Мне надо в туалет. Прямо сейчас.

На самом деле ему никуда не надо. Ему хочется вырваться от удушающего внимания вроде бы неплохих людей, просто… это все не то. Почему они говорят о всякой ерунде и не могут сказать самого главного?

Гарри и так знает правду. Но он хочет ее услышать. Просто услышать и больше ни на что не надеяться.

Ему показывают дорогу, чтобы не заблудился в многочисленных коридорах: Гарри наотрез отмел предложение его проводить. И когда он остается один, то идет в противоположную сторону от уборной. Он вообще не знает, куда идет. Может, на улицу? Глотнуть свежего воздуха и новой жизни. Там, кажется, дождь ― вон как барабанит по стеклам. Может, он смоет с него этот шлейф пряных трав и прочих ароматов зелий, которыми пропитана больница. Это слишком знакомый запах. Гарри больше его не хочет. Он хочет все забыть.

Вот зачем надо было прийти в себя ― почти воскреснуть, ― собрать себя по частям, подняться на ноги, чтобы потом умереть? Зачем такая жертва, кому от этого легче?

Гарри хочется кричать. Кричать до тех пор, пока сам не оглохнет и не потеряет голос. Он знает: ничто, никакие слезы теперь уже не потушат этот огонь внутри него. Он просто не знает, как с этим жить. Как жить с осознанием, что ты сам дал близкому человеку в руки оружие, из-за которого он погиб?

Те самые слайды в голове, которые Гарри не смог спрятать или остановить их прокрутку.

― Ненавижу… ― бормочет он, прислонившись лбом к холодному стеклу и наблюдая за ручьями дождя, бегущими по асфальту. Он сам даже не знает ― кого. Отца? Себя? Волан-де-Морта, будь он неладен? Или эту жизнь, в которой так много несправедливости?

― …такой поток можно выбросить единожды, и то, если знаешь как, ― слышит Гарри и навостряет уши. Хотя… зачем ему это?

― Да, очень жесткое потрясение для организма, магия могла вообще исчезнуть, ― бойко рассуждает молодой парень ярко-лимонном халате с гербом, наверное, стажер. Рядом с ним ― целитель с седой бородкой и белыми волосами. Они так увлечены разговором, что проходят мимо Гарри, даже не заметив его.

― Как вы считаете, его жизни грозит опасность?

― Магическое ядро треснуло в одном месте ― просто чудом не раскололось, ― говорит пожилой целитель. ― Этот случай уникальный, никто не знает, чем все закончится.

Гарри замирает. В следующую секунду он срывается с места и бежит за целителями, которые уже завернули за угол. Догнав, он держится поодаль, прижимается к стенам, чтобы его не заметили.

Почему, ну почему он так отчаянно хватается за любое слово, любой знак, только чтобы не соглашаться с горькой правдой? Почему он все еще ищет компромисс со смертью? Разве это возможно?

Те заходят в палату, на которой почему-то нет таблички с номером, и плотно прикрывают за собой дверь. Гарри прячется за углом и ждет, пока те выйдут. Он не хочет себя выдавать, иначе его тут же отведут в его палату и прикажут лечь в постель. Он простоит, сколько нужно. Он должен проверить палату без номера, просто увидеть, что там, точнее ― кто. И когда увидит ― то вернется обратно, без вопросов.

Целители, наконец, выходят. По ощущениям ― они провели там целую вечность: Гарри весь промерз, и ноги у него занемели. Он облегченно вздыхает, когда те исчезают из поля зрения, после чего, воровато оглядываясь по сторонам, идет в двери, которая, к счастью, не заперта.

В первые секунды он ничего не видит. Точнее ― видит, но мутно и расплывчато. Только сейчас он осознает, что на нем нет очков.

Гарри подходит все ближе и ближе. Он двигается, словно робот, и пытается понять: неужели со зрением все настолько плохо, что он уже вовсю пользуется воображением и видит то, что хочет увидеть, а не то, что есть на самом деле?

Чтобы отбросить сомнения, а может ― принять правду, которую он всеми силами пытается опровергнуть, он подходит к постели настолько близко, насколько это возможно. Как в тумане, он протягивает руку и проводит по бледной щеке лежащего. Теплая.

Осторожно прислоняет руку к его груди. Не сразу, но все же ощущаются удары ― тихие, едва заметные…

― Живой.

Голос отказывается слушаться. Он сиплый, с дребезжащими нотками как у дряхлого старика.

― Папа… ты справился… все закончилось… ― глотая слезы, шепчет он и осторожно гладит его лицо, целует щеки, закрытые глаза, с трепетом прислушивается к едва слышному дыханию. А потом обнимает, зарываясь носом в больничную рубашку, и старается при этом не давить: все-таки треснувшее магическое ядро ― это не шутка.

Может быть, Гарри снова спит. Если да, то не нужно его будить, пожалуйста.

* * *

Гарри с трудом разлепляет глаза. Кажется, его накачали успокоительным и еще какими-то дурацкими зельями, которые якобы должны помочь, а на деле только мешают ― спутывают сознание и заставляют спать днями напролет. Только «дурацкие зелья» ― так нельзя говорить при папе, иначе он очень разозлится. Если в коме это, конечно, возможно.

Теперь он знает, что кома ― это нечто балансирующее на грани жизни и смерти, тот самый компромисс. И еще знает, что в палаты с заколдованными скрытыми номерами входить строго запрещено. Он помнит, как его пытались вывести и как он кричал и отбивался, как он доказывал всем, что это ― его отец. Как пришли те люди из Ордена и смотрели на него, как на сумасшедшего. Тогда Гарри искренне пожалел, что с ними нет Дамблдора ― вот уж кто точно знает правду: он ведь сам заставил Северуса принести ему непреложный обет. Обет молчания.

Конечно, ему поверили, пусть и не сразу. Гарри предложил сделать анализ ДНК (о нем он узнал от Гермионы), и чтобы решить разногласия, его и сделали прямо на месте ― спасибо целителям, которые, осознав всю серьезность ситуации, оперативненько провели этот тест при помощи магии. Сказать, что все были шокированы ― ничего не сказать. Особенно сильно огорчился тот самый мужчина со шрамами на лице ― муж ярковолосой Тонкс. Он до последнего отказывался принимать факт, что Гарри ― не сын Джеймса Поттера, как будто это касалось лично его.

Гарри из всей этой котовасии четко уяснил одно: нужно ждать. Время покажет. Только вот время ― друг или враг, не могут сказать даже самые опытные целители. Они лишь говорят, что если Северус выживет ― это будет сенсацией века, несмотря даже на то, что природа экспериментального Испепеляющего заклинания почти не исследована, ведь использовали его до смешного редко.

Конечно, кому захочется расколоть свое магическое ядро или, в худшем случае, превратиться в пепел вместе с врагом? Для этого нужно так сильно ненавидеть, чтобы пойти на крайние меры.

А может ― любить?

Гарри разрешили приходить к отцу и сидеть возле него, сколько он захочет. Только надо вести себя тихо и говорить что-то приятное, легкое, вдохновляющее, ни в коем разе не расстраивать его. Потому что даже целители точно не знают, слышит ли Северус то, что происходит в палате. Больше вероятности, что слышит и все понимает: ведь после того, как Гарри чуть ли ни силком выволокли из палаты, у больного поднялось давление.

А потом Гарри напичкали этими дур… просто зельями, из-за которых он только и делает, что спит, как бревно, и не может проводить время с отцом.

Конечно, ему не хотели этим навредить, но все равно ― так раздражает это полусонное состояние.

Пошатываясь, он выходит из своей палаты и идет в ту самую, без номера. Только пусть попробуют отвести его обратно! Он ни за что не согласится и не пойдет, будет брыкаться и... К счастью, до этого не доходит: целительница-сиделка сразу его впускает. Он осторожно присаживается на кровать к отцу, стараясь не плакать, берет его за руку, перебирает тонкие холодные пальцы. При этом он вполуха слушает, как переговариваются целители. Сейчас они тихонько спорят, обсуждая, что при использовании Испепеляющего заклинания, волшебник должен излучать ярко-красное ядовитое свечение. А Северус светился желтым, почти белым, ослепляющим светом, который сродни солнечному.

Было ли это Испепеляющее? Судя по тому, что осталось от Волан-де-Морта ― факт.

Только он не использовал ненависть, вот ни капельки. Это была другая сильная эмоция, которая окутала его магическое ядро и не дала ему расколоться. А трещина пошла из-за сильного перенапряжения, что не удивительно.

Гарри знает, что спасло его отца. И что спасло его самого, когда он чуть не сдался во власть безумного маньяка.

Знает, но не говорит. Пусть целители еще немного поспорят ― может расскажут что-то интересное. Впрочем, тему они вскоре меняют, и Гарри узнает, что Северус теперь часто мерзнет. Из-за того, что он истратил почти всю жизненную и магическую энергию, даже самое теплое одеяло с грелкой почти не помогает ― нужны согревающие зелья, которые магическим способом будут вливать ему прямо ему в кровь.

Гарри, слушая это, потихоньку ложится рядом и обнимает его. Пока еще зелья не заработали, он отдаст отцу столько своего тепла и любви, сколько нужно, чтобы он поскорее проснулся.

* * *

― Вот так все и было, и скажу тебе, профессор МакГонагалл очень несправедливо занизила мне и Невиллу оценку, хотя у меня получилось трансфигурировать мышь в шкатулку не хуже Гермионы ― ну и что, что она потом убежала под стол? А вот профессор Люпин меня очень даже хвалит… о, кажется, я тебе не говорил, что он теперь ведет у нас защиту от темных сил? Он такой, ничего себе учитель, мне он нравится. А ты хорошо меня поднатаскал, поэтому я теперь лучший по дуэлям. И… знаешь пап, если ты думаешь, что я все выдумываю, не хожу на уроки, то это не так. ― Гарри поправляет одеяло, всматриваясь в неподвижное лицо отца. ― Я и правда тут часто с тобой сижу, но я успеваю учить все уроки ― Гермиона не даст соврать. И если честно, ― он вздыхает, ― я бы хотел вообще отсюда не уходить, чтобы не пропустить тот день, когда ты откроешь глаза. Врачи говорят, что три недели ― это ерунда. ― Гарри врет напропалую, но он не может иначе. ― А еще они говорят, что ты очень сильный и крепкий… и что сможешь даже колдовать, когда проснешься, представляешь? Если ты еще не устал, у меня есть для тебя еще несколько классных новостей…

Гарри говорит без умолку ― тишина палаты на него давит. Это похоже на отправку писем в одну сторону без возможности получить ответ, но он не отчаивается. Он все еще верит в лучшее, хотя иногда это очень сложно.

* * *

― Пришел в себя?

Гарри кажется, что он спит. Снова. Эти слова он ожидал услышать каждый день. Но шли недели, и ничего не менялось. И вот, он их слышит и с трудом пытается поверить, что это все ― наяву.

― Гарри, ну ты что… ― Тонкс мягко похлопывает его по щекам. Она и другие члены Ордена теперь постоянно здесь. Ведь Северус ― один из них. Только его роль была куда сложнее и намного круче. Наверное, они так выражают свое почтение. А может, попросту охраняют от назойливых репортеров, норовящих сделать кучу фотографий и написать сенсационную статью в «Листья на ветру» для первой страницы ― с яркими картинками с кричащими заголовками.

Новость настигла его в коридоре. Гарри осознает, что сидит на стуле, но сидеть больше нет мочи. Он врывается в палату. Вопреки обещаниям не тормошить отца и быть с ним предельно осторожным, он бежит и почти падает в его объятия. Хотя объятиями это сложно назвать ― отец полулежит на подушках и настолько слаб, что не может поднять рук. Гарри отклоняется, жадно всматривается в его лицо, глядит в родные, подернутые легкой пеленой темные глаза.

Отец смотрит на него так, словно не узнает. У Гарри сжимается сердце: что если это правда?

― Я… бя… жу… ― слышит он его хриплый неестественный голос. Сердце в груди радостно подпрыгивает: папа не только пришел в себя, но и пытается говорить! Пусть не совсем понятно, но это неважно…

― Я тебя накажу, ― отчетливо произносит тот, попив воды, которую ему подносит сиделка. Гарри фыркает, не удерживается и смеется, хотя у него получается смех сквозь слезы.

― Это все, что ты хочешь мне сказать? ― спрашивает он, ласково убирая волосы у него с лица. ― И за что же?

― За то, что ушел без спросу из Хогвартса и за то, что дрался с Волан-де-Мортом, ― медленно и хрипло, но вполне связно говорит тот, отчего Гарри внутренне ликует: отец полностью вернулся. Он все помнит!

― Так ты же сам меня подначивал, чтобы я дрался, ― мягко напоминает он, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не улыбаться во весь рот и не обидеть этим слишком серьезно настроенного отца.

― А что мне оставалось делать ― смотреть, как он тебя прикончит? ― резонно замечает тот, ища удобное место на постели. ― Его надо было отвлечь, пока я собирался с силами.

― Ты не умеешь наказывать. ― Гарри поправляет его подушку, помогая ему устроиться.

― Значит, придется научиться. ― Отец то ли шутит, то ли говорит всерьез.

― В таком случае… ― Гарри делает вид, что задумывается. ― Я буду не против пожизненных отработок с тобой.

― Пожизненно драить котлы и шинковать улиток? ― забавно скашивает глаза отец. Гарри в ответ обнимает его за шею.

― Папа, ты понимаешь вообще, что сделал? ― шепчет он. ― Ты выжил! Ты сделал невозможное…

― Ну-ну, прекрати, ты меня сейчас задушишь! ― Отец делает вид, что хочет вырваться, но не слишком-то и старается. ― Я тебе вот что скажу. Если бы Волан-де-Морт включил остаток мозгов и разобрался в том, что действительно сильнее смерти, он никогда бы не умер. Мы бы не смогли его победить…

― А зачем его побеждать? Он бы тогда превратился из маньяка в добрейшее существо на земле, ― говорит Гарри, отклонившись.

― Возможно, ― краем губ улыбается отец.

Дверь палаты открывается. В нее входит почти весь Орден Феникса, профессор МакГонагалл, миссис Уизли с Роном и близнецами, Невилл и еще несколько гриффиндорцев. Гермиона, вырвавшись вперед, обнимает Гарри. Он рад, что она очень хорошо восприняла тот факт, что профессор Снейп оказался его отцом. А еще он рад, что среди всей этой толпы нет Дамблдора: Гарри не готов его сейчас видеть и не считает, что он каким-то образом причастен к их победе.

Он не отходит от отца, пока посетители по очереди подходят к нему, благодарят, говорят приятные слова. Миссис Уизли так вообще не удерживается от слез.

― А вы не верили, что мой папа ― самый крутой маг на свете, ― говорит Гарри, когда общий гомон поутих.

― Вообще-то этими словами ты пытался напугать меня, ― напоминает отец, притянув его к себе. Гарри кажется, что он немного напряжен ― наверное, его смущает эта восторженная толпа.

― Ну… теперь ты тоже в этом удостоверился, ― смущенно говорит Гарри.

Когда их, наконец, снова оставляют наедине, отец внимательно смотрит на него, будто хочет сказать что-то важное.

― Знаешь, чего я хочу прямо сейчас? ― говорит он. ― Оказаться за много миль отсюда.

Гарри какое-то время молчит, понимая, что он бы тоже этого хотел.

― Как только целители Мунго тебя хорошенько подлечат, начнем паковать чемоданы, ― говорит он. Это и правильно: отцу нужно развеяться, побывать в каком-то красивом месте и забыть все ужасы, что ему пришлось пережить.

― А что насчет переезда в Австралию?

― Куда?

Отец берет его за руку и поворачивает к себе.

― Нам нужно сделать выбор, ― серьезно говорит он. ― Остаться здесь, на насиженном месте, терпеть каждодневные толпы репортеров и не иметь ни капли покоя, если захотим, к примеру, выбраться в люди… твой отец теперь большая знаменитость, помнишь? ― Он невесело усмехается. ― Или оставить все и обрести спокойную жизнь обычных людей.

― А там есть школа для волшебников? ― Гарри прикусывает язык. Наверное, не стоило спрашивать. Он все еще не знает, что случилось с магией отца, да и не хочет пока поднимать эту тему. Все слишком прекрасно: отец пришел в себя после заклинания, от которого не выживают. Стоит ли сейчас говорить о том, что, возможно, его немало беспокоит?

― Конечно, малыш, в каждой стране они есть, ― так тепло отвечает отец, что у Гарри отлегает от души. По крайней мере, тот не против, чтобы Гарри продолжал учебу и был магом. Хотя он уже был готов оставить магический мир и стать маглом, только чтобы с отцом никогда больше не расставаться…

― Знаешь, пап, ― Гарри поглядывает на дверь, которую, судя по шуму, осаждают репортеры, но их не пускают ― только надолго ли? ― Кажется, переезд нам нужен прямо сейчас…

― …а потом, когда инспектор уперся и начал доказывать, что мы не сбавили скорость после того, как проехали знак, папа на полном серьезе достал волшебную палочку, представляешь? ― взахлеб рассказывает Гарри открывшему рот Рону и остальным, на лицах которых мелькают отблески костра.

― И что, он послал в него Обливэйт? ― всплескивает руками Гермиона.

Гарри только закатывает глаза ― у папы научился.

― Конечно, нет. Мне пришлось целых пятнадцать минут убеждать инспектора, что это новый дизайн плеера, и что папа не собирался отлупить его палкой ― как тот подумал ― а всего лишь хотел найти права, просто занервничал и полез не в тот карман.

― Эй, кажется, я все еще здесь. ― Отец наклоняется и шутливо тыкает его пальцем в бок. Тихий вечер оглашается добродушным смехом.

― Ну пап, ты же сам сказал, что эту историю можно рассказывать друзьям, ― напоминает Гарри, облокотившись о его колени. Отец сидит на одном из бревен, сложенных вокруг костра, а Гарри расположился прямо на песке. Возле него сидит Гермиона, которая сегодня весь день после приезда не могла от него отлипнуть, и немудрено: они не виделись целых два года. А еще здесь все семейство Уизли, с которым Гарри после фееричной победы отца над Волан-де-Мортом крепко сдружился.

― И как вам полумагловская жизнь? ― с нескрываемым любопытством спрашивает мистер Уизли, нанизывая маршмеллоу на шампуры.

― Вполне спокойная, если не считать некоторых недоразумений на дороге, ― отвечает отец.

Гарри с наслаждением вдыхает аромат печеной картошки и жареных на костре сосисок. Миссис Уизли хлопочет больше всех и уже несет готовое угощение. Неподалеку тихо плещутся волны. Гарри невольно вспоминает, как они приехали сюда впервые, свой восторг, когда он увидел море. Они поселились в самой теплой местности Австралии ― как порекомендовали целители, ― потому что папа теперь все время мерзнет, даже несмотря на то, что здесь лето круглый год.

Гарри, слушая мирный разговор отца с мистером Уизли, который слишком заинтересовался устройством его машины и выразил огромное желание завтра же на ней прокатиться, чувствует, что отцу как-то не очень комфортно, несмотря на доброжелательное к нему отношение. Наверное, потому, что он не знает, куда пойдет этот разговор. Говорить о магловских штучках ― одно дело, а вот что касается магии…

Вряд ли ему захочется вдаваться в подробности, что он теперь утомляется быстрее, чем обычно, и что ему категорически запретили большие магические нагрузки, в том числе дуэли и трансфигурацию предметов. А еще ему нельзя «поднимать» тяжести с помощью левитации ― разве что какие-то легкие мелочи. Думая о его поврежденном магическом ядре, Гарри до сих пор удивляется, как отцу удалось пустить трещину именно в том месте, которое отвечает за непреложные обеты? Конечно, тот утверждает, что оно само так получилось, но Гарри почему-то сомневается.

Конечно, все старые обеты аннулировались, и давать новые больше не получится ― это единственное, что восстановить невозможно. Отец не особо из-за этого переживает.

Зато заниматься окклюменцией оказалось очень даже полезно для магического здоровья ― отец настоял, чтобы Гарри практиковался с ним каждый день, потому что у него сильнейший природный дар. А для Гарри стало открытием, что отец владеет этим искусством в совершенстве. Только он не может понять: почему тому так сложно ставить защитные блоки от него самого? Он и сам этого не знает. Может, когда-нибудь они разберутся, а пока Гарри борется с тем, чтобы не подсматривать его мысли, особенно когда очень хочется.

Это, наверное, единственный момент, из-за которого они иногда ссорятся. Но не всерьез и не надолго. В общем, они еще работают над этим.

Отец оставил преподавание ― чтобы поменьше нервничать ― и полностью погрузился в изготовление зелий. В Австралии оказалось совсем плохо с зельеварами, так что он нарасхват ― заказов у него на несколько лет вперед.

Гарри часто помогает ему в лаборатории и уже не боится соприкасаться с зельями. Он очень осторожен и не делает глупостей, помня, что одна из них чуть не стоила жизни отцу. Наверное, из-за этого он так и не смог искренне полюбить все эти котлы, колбы, стеклянные палочки для помешивания, ну и сами зелья тоже. Но отец вовсе не против, чтобы он не пропадал с ним днями и ночами в лаборатории, а выбрал себе занятие по душе. Оказалось, что по душе ему квиддич и защита от темных искусств.

Все это ― ну почти все ― Гарри уже успел рассказать Гермионе. Но одно он не станет ей говорить, что здешняя магическая школа ему нравится куда больше, чем Хогвартс. Каждый день после уроков можно возвращаться домой ― он бы не выдержал целых девять месяцев без отца, он и так слишком долго жил без него. А еще он добирается туда под чарами невидимости на метле: это его особенно радует. И он не скажет, что у него здесь появились новые друзья, с которыми он проводит много времени даже вне учебы.

И что он не собирается возвращаться.

* * *

Отец еще не спит. Он стоит у окна и смотрит на звездное небо. Гарри знает ― ему это очень нравится. Это успокаивает.

― Папа?

Отец оборачивается и зажигает Люмос. Он не выпускает палочку из рук и на самом деле с трудом привыкает к жизни, в которой магия ― не главное. Целители обещают полное восстановление магического ядра буквально через несколько лет, но эти годы нужно еще как-то пережить…

И автомобиль он водит только потому, что трангрессировать ему нельзя. А летать на метле он просто не любит.

― Как ты?

― Нормально. ― Легкая дрожь в голосе выдает, что на самом деле это не так. Вообще отец хочет казаться сильным и заботиться о Гарри, но часто Гарри заботится о нем, и отца это как будто смущает. Но ему это совсем не сложно, даже в радость.

Гарри легкими шагами пересекает комнату и обнимает его. Отец тут же кладет руку ему на плечи и прижимает к себе. Ну и что, что ему уже тринадцать, и он почти совсем уже взрослый ― в такие минуты он старается об этом не думать.

― Просто не привык к таким большим компаниям, ― как бы оправдываясь за свою маленькую ложь, говорит отец.

Гарри кивает. Слова не нужны. Он просто хочет побыть рядом с ним. Поддержать. Поговорить о незначительном. Он знает: это придает отцу сил, даже когда он полностью вымотан и хочет спать. Папа сам не раз об этом говорил.

Сейчас Гарри как-то особенно ярко видит перед собой прошлое ― то, что произошло два года назад и полностью перевернуло их жизни.

― Скажи, ― тихо говорит он, прижимаясь щекой к его плечу, ― тебе было обидно, когда я считал тебя плохим?

― Ну, я же не маленький мальчик, чтобы обижаться, ― небрежно отвечает тот.

― Разве что ― чуть-чуть, ― через секунду добавляет он.

― Да, было очень обидно, просто ужасно, ― говорит он снова. ― Но я не привык показывать свои чувства, так что…

― …так что официально признаю, что ты отличный шпион, а еще ― самый лучший в мире папа. Ты вообще знаешь об этом? ― Гарри отстраняется, чтобы посмотреть на него.

― Серьезно? ― Отец забавно приподнимает бровь.

― Ну ты же разрешил приехать такой ораве гостей, чтобы меня порадовать, хотя ты уже от них устал.

― У меня есть план-минимум ― выжить, ― делая нарочито серьезное лицо, говорит отец. ― Например, завтра же взять палатку, фонарь и отправиться в джунгли дней так на четырнадцать…

― Папа, ты обещал, что поедешь с нами в аквапарк и как следует повеселишься, ― с легким укором произносит Гарри. ― А еще мы собирались покататься на яхте, помнишь? Уизли в жизни не видели яхт и моря, а одного меня ты с ними не отпустишь.

― Конечно, не отпущу, ― вздыхает отец. ― А это значит ― прощай палатка и привет звон в ушах от твоих дико орущих Уизли. Хотя… ― он задумывается, ― прогулка на яхте звучит заманчиво.

― Всего лишь две недели, ― мягко напоминает Гарри. ― А потом будет все по-старому.

― Ты скучаешь по Хогвартсу? ― зачем-то спрашивает отец.

― Не особо, ― честно говорит он, думая о Дамблдоре, доверие к которому после всех перипетий с Волан-де-Мортом резко упало ниже нуля и так и не вернулось. ― Я ведь проучился всего ничего… пару месяцев. Но я бы хотел вот так, хотя бы иногда, видеться с Гермионой и Роном, да и все Уизли мне нравятся, они дружные, хотя и немного шумные. ― Гарри усмехается, глядя, как отец привычно поднимает глаза к потолку.

Попрощавшись с ним, он идет в свою комнату, и его в который раз накрывает волна радости от осознания, что к нему приехали друзья, что война закончилась, и впереди у него ― счастливая жизнь. Что отец живой, что он рядом и больше не нужно задаваться вопросами, а нужен ли ему Гарри.

Они сохранили старую добрую традицию писем. Как обычно, перед сном, Гарри пишет: «Спокойной ночи, папа, я тебя люблю». И тут же в ответ получает: «И я тебя, сынок». И неважно, что они говорили друг другу эти же слова несколько минут назад.