Пока не иссякнет любовь (гет)

Маятник влево, маятник вправо. Тик-так, тик- так…

На чердаке сквозь небольшое окно с подтёками от непрошенных дождей и прилипшими по бокам ошмётками наглой грязи, пробивался свет. Пыль золотом искрилась в тёплых косых лучах и Изуми на секунду отвлеклась от маячивших перед глазами карманных часов, так напоминающих ей полную луну, протянула правую руку к струящемуся потоку света и попыталась захватить золотые пылинки. Разжав ладонь, она не увидела ничего, кроме линий на коже и розоватой царапинки. Мелкие частицы всё так же танцевали, купаясь в тёплом свете, правда, её движение немного привнесло хаос в их размеренный ритм.

— Не отвлекайся, Изуми, — тут же раздался голос над головой и она виновато вернула руку на колено, ссутулила плечи и, поболтав ногами сидя в пыльном, исполинских размеров кресле, вернула взгляд на старые часы. Серебряный диск на тонкой цепочке снова замаячил перед глазами, нос зачесался, и она громко чихнула.

— Ой, — мягко улыбнувшись, девочка утёрла сопли рукавом рубашки, — извини, — тихо проворковала она, когда услышала слегка разочарованный вздох, — тут немного пыльно, — почесав крылья носа, Изуми бросила взгляд на перетянутые скотчем коробки, покрытые серой пылью, затем на поцарапанный комод с резными ножками и оловянными ручками, и рядом с трюмо, с тусклым круглым зеркалом заметила чёрную холщовую сумку, из которой торчала плюшевая голова потрёпанного медведя. «Неужели это игрушка Итачи», — подумала она с неким восторгом. Сама мысль, что она обнаружила что-то настолько детское когда-то принадлежавшее её другу, который, по её мнению, с рождения был серьёзным, казалась невероятной. А ведь он был такой же, как она, толстым карапузом в подгузниках, ползающий по полу и засыпающий в обнимку с игрушкой. Ей так захотелось порыться в сумке и найти что-то ещё, но посмотрев на Итачи, девчушка пристыженно сглотнула, его тонкие брови немного подёргивались, а красивое лицо, обычно всегда невозмутимое, скривилось от досады. Ей совсем не хотелось его расстраивать или разочаровывать, поэтому, поелозив немного в неудобном кресле, расправила плечи и откашлявшись, сказала: — начнём сначала, — он кивнул.

Ей не очень нравилась затея друга, но она не смогла ему отказать, когда он попросил побыть подопытным кроликом. А всё потому, что была давно и бесповоротно влюблена в Итачи, в мальчишку из дома напротив. На каждой строчке в её дневнике в розовой мягкой обложке, красовалось его имя, выведенное аккуратно цветной ручкой. Стоило ей увидеть его за окном, как щёки покрывались румянцем, сердце стучало как ненормальное и на лице появлялась немного мечтательная, глуповатая улыбка. Изуми было всего семь, когда она осознала — Итачи любовь всей её жизни. Сейчас ей стукнуло восемь, и её любовь к соседскому мальчишке только крепла. Она боялась признаться в своих чувствах, потому что считала себя не ровней. Он ведь старше на два года, необыкновенно красив, умён и изо дня в день обнаруживает в шкафчике любовные письма, шоколад или печенье под партой. Однажды, думает она, она догонит его, станет идеальной спутницей и признается в своих чувствах. Однажды, когда станет достойной его, а пока запасётся терпением, будет следовать за ним и поддерживать в любых начинаниях, ведь именно так советовали в одном из маминых новомодных журналов, что приходили каждый месяц в их почтовый ящик.

— Ты погружаешься в сон, — голос его звучал нарочито монотонно, отчего Изуми захотелось засмеяться, но она сжала губы в тонкую полоску и продолжила следить за часами. В гипноз она не верила, но сказать, что её любимый занимается глупостью, язык не поворачивался. Серебро замельтешило перед глазами, девочка зевнула, пытаясь отогнать дрёму, — всё глубже и глубже. Твои глаза закрыты, тело в полном покое. С каждым моим словом ты засыпаешь всё крепче и крепче. Всё затихло, звуки исчезли, остался только мой голос, а ты дрейфуешь в океане, волна нежно подхватывает тебя. Ты слышишь мой голос?

— Да, — тихо и расслабленно произнесла Изуми, голова её безвольно наклонилась вбок.

Итачи улыбнулся, прикоснулся к её руке и приподняв, опустил. Она спала. Гордость, что ему удалось, переполняла его. Он ещё раз взглянул на подругу, её веки слегка подрагивали, робко дрожали тёмные ресницы, припухлые розоватые губы были слегка приоткрыты и в уголках блестела слюна. Он протянул пальцы к сетке зелёных вен на шее, которые никогда не замечал, и тут же отдёрнул руку, почувствовав слабый пульс. Она была так беззащитна, что сердце у него ёкнуло, от того, насколько она ему доверяла. Нет, он бы никогда не причинил бы ей вреда, но всё же не каждый на такое решится.

Как-то, родители сказав, что он достаточно взрослый, чтобы приготовить себе яичницу или заварить лапшу, уехали на два дня к родственникам, оставили его одного дома. Слоняясь без дела по комнатам, он поднялся на чердак и роясь в старых семейных вещах, нашёл потрёпанную книжку: «Как овладеть гипнозом». Пожелтевшие листы тут же приворожили его и, вдыхая запах сырости и пыли, он поглощал страницу за страницей. Когда закончил, стояла глубокая ночь. Зайдя в отцовский кабинет, он достал из выдвижного ящика часы, доставшиеся тому от прадеда и, положив их под подушку, уснул с мыслью, что непременно опробует завтра на кошке или собаке. Первым подопытным был золотистый ретривер по имени Динго — дружелюбный пёс с красным ошейником, его хозяином был старик, еле передвигающий ноги. Пёс частенько бродил по округе в одиночестве и обнюхивал прохожих. Они с Изуми иногда подкармливали его бутербродами, тот всегда съедал колбасу и сыр, оставляя хлеб на радость птицам. Завидев Итачи в конце улицы, собака, виляя хвостом, подбежала к нему, уткнувшись мокрым носом в ладонь. Почесав за ухом, мальчик завёл псину к себе во двор и приказав сесть, достал часы из кармана чёрных шорт. Высунув язык животное смотрело на человека и непонимающе водила носом, вскоре всё это наскучило Динго, и громко гавкнув, он убежал. Бродячая кошка по прозвищу Морковка, из-за ярко-рыжего окраса, была второй. Она несколько раз цапнула его за руку и поняв, что ей ничего сегодня больше не перепадёт, сорвалась с места и скрылась в кустах. Животные — это животные, сказал он себе и решил опробовать гипноз на человеке, только кто согласиться на такую авантюру, не подняв его на смех. И именно в этот момент, Изуми вышла из дома и окликнув, помахала рукой.

Изуми было шесть, когда она вместе с семьёй переехала в дом напротив с покатой серой крышей и гравийной дорожкой. Его мама тогда быстро испекла шарлотку и, захватив его с собой, наведалась к соседям. Пока взрослые разговаривали, они с новой девочкой играли в классики, точнее, играла она, а он смотрел, как та бросает камешек и прыгает по расчерченным квадратикам в белых туфельках. Он особо не дружил с девочками, не находя с ними общий язык, но с Изуми было всё как-то легко, по-другому. Она не надоедала и если он молчал большую часть времени, думая о своём, не обижалась, а продолжала находиться рядом с ним, мягко улыбаясь. В ней было что-то тёплое, чистое — бескорыстное.

Итачи хотел было уже её разбудить, но помедлил. Вспомнив, что в последнее время она ведёт себя довольно странно: мнётся, краснеет, иногда убегает ничего не говоря и решив, что это его шанс разузнать, что её беспокоит, подошёл чуть поближе.

— Тебя что-то тревожит, Изуми?

— Нет, — ответила она всё так же тихо, слегка разомкнув губы.

— Итачи тебя обидел чем-то?

— Нет, — в голос прокрались нотки возмущения, — он очень добрый, он бы никогда меня не обидел, — улыбка расползлась по его лицу.

— Тогда почему ты в последнее время его избегаешь?

— Я, — протянула она и зрачки под тонкой кожей век забегали, — люблю его, но боюсь признаться.

— Любишь? — чуть не обронив часы, шёпотом переспросил Итачи. Он не ожидал это услышать. «Лучше бы она злилась на что-то», — раздражённо подумал про себя мальчишка, сжав кулаки. Изуми была его единственной подругой, и ему совсем не хотелось, чтобы она уподоблялась всем тем влюблённым девчонкам, что оставляют письма в его шкафчике и поджидают где-то за углом, признаваясь в своих чувствах, перекладывая ответственность на его плечи. После каждого отказа он чувствовал себя паршиво, видя слёзы на красивых лицах и слыша тихий всхлип, прорезающий тишину. Ему не нравилось быть причиной чей-то боли. Изуми была ему дорога и он ни за что на свете не хотел бы ранить её, однако любовью бы это не назвал, по одной простой причине, считая, что влюблённость или любовь может возникнуть только у взрослых. — А за что ты его любишь, Изуми?

— Не знаю, — её голос был таким нежным и обволакивающем, что тут же прогнал непонятное смятение в нём, — когда он рядом, мне хорошо — когда его нет мне немного грустно.

— А почему ты думаешь, что это любовь?

— Я не знаю, — губы тронула мягкая улыбка, которая ему так нравилась. — Я чувствую.

— Ты не признаешься Итачи, пока он сам тебя не спросит. Когда я щёлкну пальцами, ты откроешь глаза и забудешь всё, что я говорил. Но твой глубинный разум сделает так, как я сказал, — проговорил он.

Щелчок.

Изуми открыв глаза, сморгнула пару раз, устало зевнула. Внезапный воющий звук газонокосилки, заставил вздрогнуть и, соскочив с кресла, она поправила свою юбку и заправила прядь каштановых волос за ухо.

— Ну как? Получилось?

— Нет, не получилось, — пробурчал он, быстро отвернувшись.

— Странно, мне показалось, что я уснула.

— Ничего подобного.

— Ты злишься? Мы можем попробовать ещё раз, я обещаю, что на этот раз буду сидеть смирно, — сказала Изуми, пытаясь поддержать друга.

— Глупость всё это. Зря потратил время.

— А где ты достал эти часы? — спросила подруга, пытаясь отвлечь его от удручённых мыслей.

— У отца в кабинете.

— Можно посмотреть?— он вложил их в её ладонь и она прошлась по гравировке Ad infinitum ⁽¹⁾, старой и поцарапанной. — Что это значит?

— Не знаю...надо спросить у отца, что-то на латыни.

— Эд инфинитум, — прочла она, как заклинание, и улыбнувшись вернула, — звучит красиво.

1) до бесконечности

Вернуться к тексту