Пока не иссякнет любовь (гет)

Маятник влево, маятник вправо. Тик-так, тик- так…

На чердаке сквозь небольшое окно с подтёками от непрошенных дождей и прилипшими по бокам ошмётками наглой грязи, пробивался свет. Пыль золотом искрилась в тёплых косых лучах и Изуми на секунду отвлеклась от маячивших перед глазами карманных часов, так напоминающих ей полную луну, протянула правую руку к струящемуся потоку света и попыталась захватить золотые пылинки. Разжав ладонь, она не увидела ничего, кроме линий на коже и розоватой царапинки. Мелкие частицы всё так же танцевали, купаясь в тёплом свете, правда, её движение немного привнесло хаос в их размеренный ритм.

— Не отвлекайся, Изуми, — тут же раздался голос над головой и она виновато вернула руку на колено, ссутулила плечи и, поболтав ногами сидя в пыльном, исполинских размеров кресле, вернула взгляд на старые часы. Серебряный диск на тонкой цепочке снова замаячил перед глазами, нос зачесался, и она громко чихнула.

— Ой, — мягко улыбнувшись, девочка утёрла сопли рукавом рубашки, — извини, — тихо проворковала она, когда услышала слегка разочарованный вздох, — тут немного пыльно, — почесав крылья носа, Изуми бросила взгляд на перетянутые скотчем коробки, покрытые серой пылью, затем на поцарапанный комод с резными ножками и оловянными ручками, и рядом с трюмо, с тусклым круглым зеркалом заметила чёрную холщовую сумку, из которой торчала плюшевая голова потрёпанного медведя. «Неужели это игрушка Итачи», — подумала она с неким восторгом. Сама мысль, что она обнаружила что-то настолько детское когда-то принадлежавшее её другу, который, по её мнению, с рождения был серьёзным, казалась невероятной. А ведь он был такой же, как она, толстым карапузом в подгузниках, ползающий по полу и засыпающий в обнимку с игрушкой. Ей так захотелось порыться в сумке и найти что-то ещё, но посмотрев на Итачи, девчушка пристыженно сглотнула, его тонкие брови немного подёргивались, а красивое лицо, обычно всегда невозмутимое, скривилось от досады. Ей совсем не хотелось его расстраивать или разочаровывать, поэтому, поелозив немного в неудобном кресле, расправила плечи и откашлявшись, сказала: — начнём сначала, — он кивнул.

Ей не очень нравилась затея друга, но она не смогла ему отказать, когда он попросил побыть подопытным кроликом. А всё потому, что была давно и бесповоротно влюблена в Итачи, в мальчишку из дома напротив. На каждой строчке в её дневнике в розовой мягкой обложке, красовалось его имя, выведенное аккуратно цветной ручкой. Стоило ей увидеть его за окном, как щёки покрывались румянцем, сердце стучало как ненормальное и на лице появлялась немного мечтательная, глуповатая улыбка. Изуми было всего семь, когда она осознала — Итачи любовь всей её жизни. Сейчас ей стукнуло восемь, и её любовь к соседскому мальчишке только крепла. Она боялась признаться в своих чувствах, потому что считала себя не ровней. Он ведь старше на два года, необыкновенно красив, умён и изо дня в день обнаруживает в шкафчике любовные письма, шоколад или печенье под партой. Однажды, думает она, она догонит его, станет идеальной спутницей и признается в своих чувствах. Однажды, когда станет достойной его, а пока запасётся терпением, будет следовать за ним и поддерживать в любых начинаниях, ведь именно так советовали в одном из маминых новомодных журналов, что приходили каждый месяц в их почтовый ящик.

— Ты погружаешься в сон, — голос его звучал нарочито монотонно, отчего Изуми захотелось засмеяться, но она сжала губы в тонкую полоску и продолжила следить за часами. В гипноз она не верила, но сказать, что её любимый занимается глупостью, язык не поворачивался. Серебро замельтешило перед глазами, девочка зевнула, пытаясь отогнать дрёму, — всё глубже и глубже. Твои глаза закрыты, тело в полном покое. С каждым моим словом ты засыпаешь всё крепче и крепче. Всё затихло, звуки исчезли, остался только мой голос, а ты дрейфуешь в океане, волна нежно подхватывает тебя. Ты слышишь мой голос?

— Да, — тихо и расслабленно произнесла Изуми, голова её безвольно наклонилась вбок.

Итачи улыбнулся, прикоснулся к её руке и приподняв, опустил. Она спала. Гордость, что ему удалось, переполняла его. Он ещё раз взглянул на подругу, её веки слегка подрагивали, робко дрожали тёмные ресницы, припухлые розоватые губы были слегка приоткрыты и в уголках блестела слюна. Он протянул пальцы к сетке зелёных вен на шее, которые никогда не замечал, и тут же отдёрнул руку, почувствовав слабый пульс. Она была так беззащитна, что сердце у него ёкнуло, от того, насколько она ему доверяла. Нет, он бы никогда не причинил бы ей вреда, но всё же не каждый на такое решится.

Как-то, родители сказав, что он достаточно взрослый, чтобы приготовить себе яичницу или заварить лапшу, уехали на два дня к родственникам, оставили его одного дома. Слоняясь без дела по комнатам, он поднялся на чердак и роясь в старых семейных вещах, нашёл потрёпанную книжку: «Как овладеть гипнозом». Пожелтевшие листы тут же приворожили его и, вдыхая запах сырости и пыли, он поглощал страницу за страницей. Когда закончил, стояла глубокая ночь. Зайдя в отцовский кабинет, он достал из выдвижного ящика часы, доставшиеся тому от прадеда и, положив их под подушку, уснул с мыслью, что непременно опробует завтра на кошке или собаке. Первым подопытным был золотистый ретривер по имени Динго — дружелюбный пёс с красным ошейником, его хозяином был старик, еле передвигающий ноги. Пёс частенько бродил по округе в одиночестве и обнюхивал прохожих. Они с Изуми иногда подкармливали его бутербродами, тот всегда съедал колбасу и сыр, оставляя хлеб на радость птицам. Завидев Итачи в конце улицы, собака, виляя хвостом, подбежала к нему, уткнувшись мокрым носом в ладонь. Почесав за ухом, мальчик завёл псину к себе во двор и приказав сесть, достал часы из кармана чёрных шорт. Высунув язык животное смотрело на человека и непонимающе водила носом, вскоре всё это наскучило Динго, и громко гавкнув, он убежал. Бродячая кошка по прозвищу Морковка, из-за ярко-рыжего окраса, была второй. Она несколько раз цапнула его за руку и поняв, что ей ничего сегодня больше не перепадёт, сорвалась с места и скрылась в кустах. Животные — это животные, сказал он себе и решил опробовать гипноз на человеке, только кто согласиться на такую авантюру, не подняв его на смех. И именно в этот момент, Изуми вышла из дома и окликнув, помахала рукой.

Изуми было шесть, когда она вместе с семьёй переехала в дом напротив с покатой серой крышей и гравийной дорожкой. Его мама тогда быстро испекла шарлотку и, захватив его с собой, наведалась к соседям. Пока взрослые разговаривали, они с новой девочкой играли в классики, точнее, играла она, а он смотрел, как та бросает камешек и прыгает по расчерченным квадратикам в белых туфельках. Он особо не дружил с девочками, не находя с ними общий язык, но с Изуми было всё как-то легко, по-другому. Она не надоедала и если он молчал большую часть времени, думая о своём, не обижалась, а продолжала находиться рядом с ним, мягко улыбаясь. В ней было что-то тёплое, чистое — бескорыстное.

Итачи хотел было уже её разбудить, но помедлил. Вспомнив, что в последнее время она ведёт себя довольно странно: мнётся, краснеет, иногда убегает ничего не говоря и решив, что это его шанс разузнать, что её беспокоит, подошёл чуть поближе.

— Тебя что-то тревожит, Изуми?

— Нет, — ответила она всё так же тихо, слегка разомкнув губы.

— Итачи тебя обидел чем-то?

— Нет, — в голос прокрались нотки возмущения, — он очень добрый, он бы никогда меня не обидел, — улыбка расползлась по его лицу.

— Тогда почему ты в последнее время его избегаешь?

— Я, — протянула она и зрачки под тонкой кожей век забегали, — люблю его, но боюсь признаться.

— Любишь? — чуть не обронив часы, шёпотом переспросил Итачи. Он не ожидал это услышать. «Лучше бы она злилась на что-то», — раздражённо подумал про себя мальчишка, сжав кулаки. Изуми была его единственной подругой, и ему совсем не хотелось, чтобы она уподоблялась всем тем влюблённым девчонкам, что оставляют письма в его шкафчике и поджидают где-то за углом, признаваясь в своих чувствах, перекладывая ответственность на его плечи. После каждого отказа он чувствовал себя паршиво, видя слёзы на красивых лицах и слыша тихий всхлип, прорезающий тишину. Ему не нравилось быть причиной чей-то боли. Изуми была ему дорога и он ни за что на свете не хотел бы ранить её, однако любовью бы это не назвал, по одной простой причине, считая, что влюблённость или любовь может возникнуть только у взрослых. — А за что ты его любишь, Изуми?

— Не знаю, — её голос был таким нежным и обволакивающем, что тут же прогнал непонятное смятение в нём, — когда он рядом, мне хорошо — когда его нет мне немного грустно.

— А почему ты думаешь, что это любовь?

— Я не знаю, — губы тронула мягкая улыбка, которая ему так нравилась. — Я чувствую.

— Ты не признаешься Итачи, пока он сам тебя не спросит. Когда я щёлкну пальцами, ты откроешь глаза и забудешь всё, что я говорил. Но твой глубинный разум сделает так, как я сказал, — проговорил он.

Щелчок.

Изуми открыв глаза, сморгнула пару раз, устало зевнула. Внезапный воющий звук газонокосилки, заставил вздрогнуть и, соскочив с кресла, она поправила свою юбку и заправила прядь каштановых волос за ухо.

— Ну как? Получилось?

— Нет, не получилось, — пробурчал он, быстро отвернувшись.

— Странно, мне показалось, что я уснула.

— Ничего подобного.

— Ты злишься? Мы можем попробовать ещё раз, я обещаю, что на этот раз буду сидеть смирно, — сказала Изуми, пытаясь поддержать друга.

— Глупость всё это. Зря потратил время.

— А где ты достал эти часы? — спросила подруга, пытаясь отвлечь его от удручённых мыслей.

— У отца в кабинете.

— Можно посмотреть?— он вложил их в её ладонь и она прошлась по гравировке Ad infinitum ⁽¹⁾, старой и поцарапанной. — Что это значит?

— Не знаю...надо спросить у отца, что-то на латыни.

— Эд инфинитум, — прочла она, как заклинание, и улыбнувшись вернула, — звучит красиво.

1) до бесконечности

Вернуться к тексту

Итачи порой задавался вопросом, имел ли он какое-либо право, запрещать Изуми говорить о своих чувствах к нему. Но несмотря на все сомнения, ни разу с тех пор не спросил её, любит ли она его, пока остро не стал нуждаться в подтверждении. Это произошло зимой, он учился тогда на втором курсе и приехал на рождественские каникулы домой. Когда такси остановилось, проскользив пару метров по гололёду, Итачи посмотрел на соседний коттедж через дорогу. Свет не горел и погасшие гирлянды сиротливо оплетали кусты и крыльцо. Его родители, услышав шум подъезжающей машины, тут же выбежали на улицу, и расцеловав, под руку затащили в дом. Как выяснилось, отцу Изуми дали путёвку с работы, и они всей семьёй уехали праздновать Рождество на горнолыжный курорт. Было странно, что подруга ему ничего не сообщила, ведь они поддерживали связь, и он знал абсолютно всё, что происходило в её жизни, или почти всё. Покопавшись в сообщениях, обнаружил, что последняя переписка была три месяца назад. Они пожелали друг другу удачи в учёбе и отправили пару забавных гифок. Ему предстоял трудный семестр, а она была в выпускном, видимо, каждый погрузившись в учёбу, напрочь забыл на время друг о друге.

Её семья вернулась за два дня до его отъезда. Лёжа в своей кровати Итачи услышал за окном хлопок дверью машины и знакомый смех, отдёрнув штору, заметил Изуми. Она стояла к нему спиной в зелёной вязаной шапке и короткой болоньевой курточке с меховым капюшоном, пыталась вытащить ёлку из багажника автомобиля. Когда подошёл её отец и похлопав по спине, что-то сказал, девушка обняла его и, чмокнув в щёчку, побежала в припрыжку по дорожке, догнав мать, выхватила дорожную сумку из её рук, покрутилась и запрыгнула на крыльцо пританцовывая. Её шапка слетела, и блестящие каштановые волосы рассыпались по плечам, отчего она громко и звонко засмеялась. Он и забыл, как ему нравилась её беззаботность, умение наслаждаться каждой секундой и находить радость в обычных вещах.

После обеда, когда зимнее солнце уже тускнело в серой дымке, Итачи оказался возле двери её дома с красным свёртком в руках. Осторожно позвонив, прочистив горло, он потёр нос и натянул на лицо лёгкую улыбку. Дверь открыла её мать, широко улыбнувшись, обняла его и, пропуская в дом, сказала, что он как раз к ужину и они всей семьёй ужасно расстроятся, если он не останется. Отец Изуми, рослый мужчина с редеющей бородой, крепко пожал ему руку и похлопав по плечу, позвал дочь. Спустя некоторое время послышался топот и сбежав по лестнице Изуми замерла, а затем воскликнула:

— Ааа, Итачи!

Подруга бросилась на шею так, что он еле удержался на ногах. Она прижалась так сильно, что он почувствовал её грудь, и краска тут же прилила к его лицу.

— Ты меня задушишь, — прохрипел он, проводя рукой по спине, задев застёжку от бюстгальтера.

— Ой, прости… я так рада тебя видеть, — отпрянула она, её глаза сияли и с лица не сползала неподдельная улыбка. Лямка майки в голубой цветочек съехала, соблазнительно обнажая бретельку лифчика. Откашлявшись, Изуми поправила волосы, которые теперь были по пояс, взгляд Итачи упал чуть ниже, на короткие клетчатые шорты, которые оголяли стройные красивые ноги. — Я быстро, — выпалила девушка, почувствовав себя не в своей тарелке от дикого взгляда, и развернувшись, быстро направилась наверх.

Чувства радости и восторга от долгожданной встречи переполняли её и, вернувшись в свою комнату, Изуми облокотилась о дверь и прижав руку к груди, попыталась унять бешено бьющееся сердце. Мари, новая подруга, узнав о её влюблённости в друга, который не видит в ней девушку, сказала ей, что интерес у мужчины можно вызвать безразличием к его личности, отстранённостью и полным пренебрежением. Запретила общаться с ним и посоветовала набраться терпения. Она тысячу раз пожалела, что поделилась с подругой секретом, потому что не писать Итачи, было настоящей пыткой. А сейчас, как она могла сдержать свои чувства, когда увидела там внизу его — свою мечту. «Плевать на Мари. Плевать на все эти глупые советы. Ну и пусть не любит. Друга терять я не намерена», — сказала она про себя, натянув спортивные штаны с толстовкой. Изуми описала несколько кругов по комнате, поправила на кровати постель, взбила подушку, убрала со стола тетрадки, бросила кожурки от мандаринок в мусорную корзинку и посмотрев в зеркало, слегка похлопала по розовеющим щекам, и выпорхнула, буквально слетев с лестницы.

Сидя на мягком диване Итачи размышлял над странным возбуждением, которое возникло при виде подруги. Он никогда не видел в ней девушку — только бесполого друга. Было ли это связано с тем, что совсем недавно, он вкусил сладостный порочный плод. Неужели теперь он будет смотреть на всех женщин, как на физический объект с которыми можно получить удовольствие. Перебирая в уме всех знакомых девушек с которыми он общался и, сравнивая ощущения, Итачи не заметил, как Изуми плюхалась на диван рядом с ним. От неё пахло мандаринами, и он подумал, когда она успела их съесть.

— Когда ты приехал? — спросила она, положив голову на его плечо.

— На Рождество, — ответил он, погладив по макушке. Изуми ухмыльнулась. Кончики его пальцев приятно закололо.

— Это тебе, — спохватившись, произнёс парень, протянув небольшой красный свёрток, — с Рождеством!

Она немного отодвинулась от него и закусила губу. Ей стало так стыдно, что захотелось плакать, поскольку, послушав Мари, она ему ничего не купила, и как же теперь смотреть ему в глаза. Изуми помедлив, разорвала обёрточную бумагу и с минуты таращилась на пушистые сиреневые варежки из ангоры, ничего не говоря, ведь это был её любимый цвет.

— Что-то не так? — обеспокоенно спросил Итачи, внимательно следивший за её реакцией. Не понимая её смятения, он прикоснулся к подарку, — Ты всегда их теряешь…ну раньше теряла. Я подумал…что… ты уже где-то обронила и ходишь сейчас с голыми руками…неважно, — совсем растерявшись, он схватил варежки, — мы пойдём в торговый центр, и я куплю то, что ты хочешь.

— Что… нет, — выхватила она рукавицы из его рук, потрогав на ощупь, надела и прислонив к своим щекам, мечтательно произнесла, — такие мягонькие, — а затем развернувшись, обхватила его лицо, — скажи же? — Итачи ошарашенно смотрел в её огромные тёмно-карие глаза и казалось, что он тонет в их тягучей неге, — Спасибо, — произнесла Изуми, её ресницы дрогнули и она отвела взгляд, ему захотелось взять её за подбородок, приподнять и продолжать смотреть в глаза — глубокие, пленительные. — Извини меня, пожалуйста, — соединив ладони словно в молитве, подруга опустила голову, — я думала, ты не приедешь и ничего не приготовила. Но если ты дашь мне немного времени, то я быстро съезжу в центр, или, — она подняла лицо и, сделав бровки домиком, жалостливо на него посмотрела, — могу испечь имбирное печенье, — на последней ноте добавила, — или приготовить шоколад.

Итачи не понимал, что почувствовал при её словах: обиду, разочарование или печаль. Определённо его это задело. Не то чтобы он мечтал о каком-то подарке с её стороны, просто Изуми никогда не обделяла его вниманием, присылала открытки по почте или небольшие коробочки со всякой всячиной: конфетами, сухофруктами, фотографиями родных мест. Как-то она отправила печенье с предсказаниями, где написала всякую нелепицу, он каждый день смеялся, разламывая их. Такое пренебрежительное отношение было не свойственно ей, и он задумался, не обидел ли её ненароком.

— Изуми? — донеслось из кухни.

— Да, мам.

— Расставишь тарелки.

Подруга поднялась и, спрятав варежки в кармане штанов, направилась к матери. Он последовал за ней и, взяв столовые приборы, помог накрыть стол. Из радиоприёмника доносилась заводная новогодняя песня и Изуми пританцовывая сворачивала салфетки. Её мать открыла духовку и, проткнув транжирной вилкой румяную индейку, достала противень. Запах печёного мяса и пряностей тут же разнёсся по комнате и у всех присутствующих, заурчали животы.

— Итачи, может, родителей позовёшь? Я столько наготовила.

— Вы уверены, что хотите. Вы же от них не избавитесь до утра.

— Тем лучше. Давненько мы вместе не сидели.

— Если что, я предупреждал, — сказал он, — Изуми пойдёшь со мной?

— Да, конечно, — кивнула подруга.

— Не холодно, — указал он на куртку, которая едва прикрывала поясницу, — в такой ходить?

— Ну…иногда… сейчас все так ходят, и мы с Мари решили купить, — ответила она застегнувшись.

— Мари? Кто такая Мари? — нахмурившись спросил он, пытаясь вспомнить всех её подруг.

— Эм, — замялась Изуми, — я не рассказывала? — сунув ноги в ботинки, открыла дверь. Холод тут же опалил лицо. Они поёжились.

— Нет, — ответил он, хватая её за локоть, останавливая. — Смотри по сторонам! — шикнул Итачи, провожая взглядом чёрное авто, выплывшее из-за угла.

— Ой, не заметила. Она перевилась к нам из Чори. Мы теперь с ней подруги.

— И цвет Мари выбирала?

— Да, — ответила Изуми, посмотрев на рукав куртки, — нравится?

— Тебе идёт, — пробурчал он, перейдя дорогу.

— Она тоже так сказала.

Теперь ему стало понятно, откуда ноги растут. Скорее всего, эта «Мари» вбила в её голову всякую всячину. Он громко шмыгнул носом и вошёл в дом.

Еда была безумно вкусной, что Итачи не заметил, как съел третий кусок индейки и пятый салат. Он изредка посматривал на подругу, что сидела напротив, и как-то вяло ковыряла вилкой, словно её что-то беспокоило. Родители рассказывали шутки и громко хохотали, отчего стол иногда пошатывался и белое вино, разлитое по бокалам, проливалось.

— Мы можем подняться, если ты наелась, — предложил он, отпив апельсиновый сок.

— Да, давай, — сказала Изуми, поблагодарив за ужин, она поцеловала родителей и ушла.

Её комната почти не изменилась разве что со стен ушли плакаты, а на столике возле зеркала появилась косметика. На стуле висело чёрное короткое платье, он слегка наклонил голову, чтобы рассмотреть.

— Ты куда-то собираешься?

— Да так, — отмахнулась она и начала грызть ноготь. От этой дурной привычки подруга так и не избавилась. Её явно что-то волновало, и она хотела это скрыть.

— Мы можем сходить куда-то, я возьму машину отца. Поедем в центр, сходим в кино или кафе, если ты свободна.

— Эм, — замялась девушка и сев на кровать, возвела глаза к потолку, — я, в общем, неважно, — нервно пробормотала Изуми и посмотрела на него. — Во сколько?

— Хоть сейчас.

— Мама расстроится, если мы не попробуем пирог, она так долго его готовила, — надула она губки, отдёрнув катышку со штанов.

— Тогда после пирога.

— Я, — Изуми потёрла лоб, закусила нижнюю губу, и стукнув ладошкой по покрывалу, выдохнула, — сегодня у Мари вечеринка. Я обещала, что приду. Я знаю, что ты не любишь такое, я только немного побуду, а потом мы поедем, куда захочешь. Ты даже можешь подождать меня в машине, я буквально на пятннадцать минут. Мне не хочется расстраивать Мари, и тебя обижать не хочу.

— Хорошо, — сказал он, скрестив руки, облокотившись о стол. Ему уже не терпелось увидеть загадочную подругу, которая перетягивала на себя всё внимание, — заедем к Мари.

— Правда? — просияла она, чуть не подпрыгнув.

— А почему бы и нет. Познакомлюсь с Мари, от которой ты в восторге.

— Она классная, тебе понравится.

— Не сомневаюсь, — процедил он сквозь зубы, повернув голову, взгляд упал на брошюрку, что лежала в сторонке, — Университеты Суги, — прочёл он, и чтобы убедиться, дотянулся, — Университеты Суги, ты это серьёзно?

— Эм, — тут же выхватила она из его рук и спрятала за спину, виновато отвела взгляд.

— Изуми? — повысил он голос.

— Да, — твёрдо сказала она и посмотрела на него влажным взглядом.

— Но почему? Ты же сама говорила, что будешь поступать в Ива. Разве ты не хотела учиться там же где и я? — Итачи задышал часто, злость подступала к горлу, и он больно сжал угол письменного стола, словно у него отбирали, то что всегда принадлежало ему.

— Хотела, но так будет лучше, — ответила Изуми. Это решение далось ей непросто, если Итачи видел в ней лишь друга, то она причинит себе много боли, переехав в Ива. Видеть каждый день его и изнывать от любви невыносимо. «Ведь у него может появиться девушка, — говорила Мари, — и ты будешь смотреть, улыбаться, давать советы или помогать ему выбирать обручальное кольцо. Ты уверена, что хочешь такой жизни? Всегда быть на втором плане. Незаменимой подругой. Ты либо признайся ему, либо рви эту связь». Изуми уже давно хотела признаться в своих чувствах, но как только собиралась с духом, слова словно разбегались от неё, тело сковывал страх, язык не поворачивался. Она смотрела на него растерянно, хлопая ресницами, и улыбалась, как дура. «Может, нам и вправду суждено быть лишь друзьями».

— Я тебя не понимаю. Для кого лучше?

— Для меня, в Суги хорошие университеты и недалеко от дома.

— Почему ты мне не сказала? — продолжал он злиться, но уже успокаивался.

— Подумала, что это тебя расстроит.

— Не скрывай такие вещи, мы же друзья, — сказал он, она горько улыбнулась, сжав кулачки.

— Кажется, они приступили к пирогу.

Платье было слишком короткое, по его мнению, на десять сантиметров выше колен, если не больше, с разрезом, которое ещё сильно оголяло бедро, с квадратным вырезом, подчёркивающим ключицы и тонкую шею. На его взгляд, оно было слишком откровенное и вызывающее для её возраста, но её родители ничего не сказали, и он решил ничего не говорить, чтобы не портить настроение. Когда они сели в машину, он еле удержался, чтобы не ляпнуть про капронки в такой холод. Она достала зеркальце и посмотрев, облизала губы, размазывая блеск и повернувшись то одной стороной, то другой, слегка коснулась век. Тёмные тени делали взгляд томным и загадочным, добавляя чертовщинку.

— Я быстро, только поздороваюсь, — сказала подруга, открывая дверцу, когда они подъехали к дому, где в каждом окне горел свет и доносилась громкая музыка.

— Я пойду с тобой, — заглушив мотор, сказал Итачи, с подозрением смотря на дом.

Интуиция, что там будет полно пьяных и выкуривающих косяк подростков — не подвела. Он снял своё пальто и кое-как найдя свободный крючок, повесил, поправив чёрную водолазку. Какой-то парень с бутылкой пива толкнул его и похлопав по плечу пьяно проговорил:

— Прости, чувак…я случайно.

Изуми куда-то исчезла и он рассеянным взглядом, попытался найти её среди толпы разукрашенных лиц. Неприятная музыка била по ушам, и парень морщился, нервно почёсывая переносицу. Шумные тусовки и пьяную толпу, он не выносил. Ему хотелось побыстрее забрать отсюда Изуми и уехать куда-то в более уединённое место.

— Ах, вот ты где, — дотронувшись до его руки, сказала Изуми, — знакомься — это Мари. Мари — это Итачи.

— Вот, значит, ты какой, Итачи, — хитро прищурилась девушка, на голову выше подруги.

Мари была недурна собой, но её слишком броский макияж и алые губы, отталкивали. Он протянул руку, она вложила бокал со спиртным, хихикнув, развернулась и, взяв под руку Изуми, потащила в толпу. Свет погас, все закричали, заиграл знакомый трек и все загудело в оре и визге, он прикрыл уши. Кто-то включал и выключал свет, всё мельтешило перед глазами, действуя на нервы. Когда всё стихло, и свет снова озарил комнату, Итачи заметил как какой-то парень, прижавшись к Изуми, лапал её ягодицы. Он не понял, как преодолел расстояние, перепрыгнул через диван, ударил в нос парнишку и схватив ошарашенную Изуми за локоть, потащил на улицу, с силой впихнул в машину, и со всей дури газанул, под крики толпы.

— Ты что наделал, — немного отходя от шока, проговорила Изуми, непонимающе смотря на друга, которого совсем не узнавала.

— Пристегнись, — рявкнул он, сжимая руль.

— Ты ударил его!

— Пристегнись, потом поговорим.

— За что ты его ударил?

— Ты что пила? — резко остановившись, спросил Итачи, учуяв алкоголь.

— Совсем немножко.

— Какого чёрта, Изуми! — воскликнул он, — Я тебя не узнаю. Это платье, макияж, эти друзья, алкоголь! Секреты! Где Изуми которую я знал!

— А где Итачи, которого знала я! — всхлипнув сказала она, — где Итачи, который никогда не орал, не осуждал и не бил никого!

— Он тебя лапал, как какой-то извращенец, — прыснул он, зло сверкнув глазами.

— Мы танцевали, это танец.

— Дотанцевались бы так, что он залез бы тебе в трусы. А ты бы рада…— сильная пощёчина пришлась на левую щёку, он болезненно потёр её.

— Как открывается чёртова дверь, — шипела она, нервно нажимая на кнопки.

— Ты любишь меня? — произнёс он, замерев. Сердце пропустило удар, он сглотнул.

— Люблю. Люблю тебя Итачи, — слова так легко выпорхнули с её губ, что она сама не поняла, как сказала. Глаза увлажнились внезапными слезами и повернувшись к нему, она попыталась сфокусироваться на его лице, но из-за слёз было лишь мутное пятно, — люблю…так давно люблю, — груз, что так сильно давил на грудь наконец-то исчез, и она почувствовала свободу.

Он коснулся рукой и стерев дорожки слёз, поцеловал. Изуми не сразу поняла, что происходит, только когда его язык коснулся нёба, защекотав, она осознала, что целуется. Было странно и влажно, и там внизу скручивало приятно живот. Его руки скользнули по колготкам, задирая платье, когда холодные пальцы коснулись кожи, она вздрогнула. Когда он отстранился от губ и прикоснулся к шее, лизнув языком, Изуми ахнула, не понимая, почему не чувствует ног. Подумав об оставленной куртке у Мари, и о том, как будет объясняться перед мамой, она и не заметила, как замок на её спине стал съезжать. Он поцеловал плечо, слегка оцарапав зубами, отчего сердце забилось и у неё перехватило дыхание.

— Итачи, — почти задыхаясь прошептала она, — подожди.

— Зачем ждать, Изуми, — не отрываясь от ласк, бормотал, он словно был пьян. Головой он понимал, что нужно остановиться, но странное желание обладать ею, сделать сейчас своей, туманило мозг. Кожа у неё была такой нежной и тёплой, что хотелось касаться, ласкать. Он быстро нашёл застёжку лифчика и с лёгкостью отстегнул.

— Итачи, — донёсся голос полный страха, и он отпрянул, поняв, насколько испугал её. Изуми дрожала, придерживая платье.

— Изуми… Изуми, — в ужасе прошептал он, обхватив лицо руками, заставил смотреть в глаза. Её взгляд бегал с минуту, затем остановился, — успокойся. Прости, я не знаю, что на меня нашло. Если ты не хочешь, ничего не будет.

— Отвези меня домой, — прошептала она дрожащими губами с мольбой смотря на него.

— Прости меня. Я…ты же знаешь, я бы никогда не причинил бы тебе вреда, — она кивнула.

— Пожалуйста, отвези меня домой.

— Да, конечно, сейчас поедем. Только заедем ко мне, ты приведёшь себя в порядок, а я поеду за твоими вещами к Мари и извинюсь, — говорил он медленно и спокойно, убаюкивающе.

— Хорошо, — успокоившись прошептала Изуми.

Внезапная близость и переполняющие её противоречивые чувства так напугали её, что всю дорогу, она прислонившись к стеклу, пыталась собрать себя. Оставшись в его комнате, она легла на его кровать, и поджав ноги к груди, думала о том, что случилось. Ей хотелось отдаться ему, там в машине, ей нравились его поцелуи, но что-то противилось внутри, что-то её пугало в нём, но так и не поняв — что, Изуми заснула.

Итачи сидя у изголовья, наматывал серебряную цепочку от часов на палец. Он думал о том, что между ними произошло, думал о её страхе, о Мари, что портила Изуми, о странном решении поступать в Суги, о своей внезапно вспыхнувшей ярости и, нежно коснувшись её плеча разбудил.

Маятник влево, маятник вправо. Тик-так, тик- так…

Примечания:

И тут я поняла, что для полноты картины мне нужна ещё одна глава.)

Когда Изуми с семьёй отмечала получение диплома в небольшом, но уютном ресторане, она нервно посматривала на часы и теребила браслет с нанизанными нефритовыми розовыми бусинами. Стоило кому-то войти, как она вздрагивала в надежде, что это Итачи и тут же опускала плечи, завидев другого мужчину. Мать, подметив смятение дочери, приободряюще похлопала по коленке и мазнув по щеке, шепнула что он обязательно придёт, просто опаздывает. Изуми бы не разозлилась, если бы Итачи не пришёл — у него много работы, ответственная должность с которой уйти посреди дня не так-то легко, просто, она очень хотела, чтобы в этом радостном и счастливом дне присутствовал он. Когда официант ушёл с заказом, девушка разочарованно вздохнула, но всё же, остановив на полпути парня, добавила в список его любимый гюдон. Итачи вошёл в ресторан с охапкой красных роз, пройдя к столику в правом углу, встал на колени и раскрыв бархатную коробочку, сделал предложение. Изуми разревелась, и прижав ладонь ко рту, закивала головой, произнеся дрожащим голосом заветное «да». Надев кольцо на её тонкий пальчик, он утёр дорожки слёз с её щёк и целомудренно поцеловал в губы, чтобы не смущать родителей и зевак, которые, разинув рты, наблюдали за ними. Сев рядом и сжав её руку под столом, он извинился, что опоздал и не явился на церемонию. Чувства переполняли девушку и не в силах что-либо сказать, она лишь улыбалась, не веря своим глазам посматривала то на Итачи, то на золотое кольцо.

Они жили вместе с тех пор, как она переехала в Ива. Изуми не до конца понимала, почему тогда, после рождественских каникул, так резко передумала поступать в Суги; из-за какой-то чепухи разругалась с Мари и вскоре вовсе перестала с ней разговаривать, когда та сказала, что ей нужно держаться от Итачи подальше. Впрочем, те несколько месяцев она плохо помнила, вся жизнь её крутилась вокруг учёбы и редких переписок с другом. Когда пришло долгожданное письмо из университета, девушка быстро собрала вещи в один большой чёрный чемодан и сообщив родителям, что её встретит Итачи и поможет с обустройством, покинула дом. Друг ждал её на перроне, засунув руки в карманы лёгкой куртки, и смотрел на медленно останавливающийся поезд. Изуми не в силах скрыть своё возбуждение от долгожданной встречи и предстоящей новой жизни, которая должна была вот-вот начаться, радостно замахала рукой. Итачи хихикнул, завидев активно жестикулирующую подругу, которую захлестнули эмоции. В этом была вся Изуми.

Ему самому было сложно выразить свои чувства, словно в нём присутствовал некий механизм, который его сдерживал. С детства спокойный и молчаливый он пережёвывал внутри себя радость или грусть, не выпуская наружу. Только тогда на Рождество, когда увидел подругу вместе с другим парнем, внутренний предохранитель слетел, обрушив лавину необузданных чувств. Итачи не только испугал Изуми, но и испугался сам. Однажды зарёкшись, что больше не применит гипноз, он всё же достал из папиного ящика карманные часы и заставил забыть подругу случай в машине, также изменил некоторые детали произошедшие в доме Мари. Ведь если бы он этого не сделал, то Изуми стала бы побаиваться его и былые отношения никогда не вернулись в прежнее русло. Итачи, правда, хотел остановиться только на этом, сгладить острые углы, выставить себя в лучшем свете, но с минуту подумав, решил, что если подруга продолжит общаться с Мари и уедет в Суги, он её потеряет. В ту минуту, он чётко и ясно осознал, что Изуми была не просто подругой, соседкой через дорогу, близким человеком, а значила намного больше, словно она была недостающей частью души. Может, именно это и называли любовью, подумал он тогда, покачивая часы на длинной цепочке.

Сейчас, забирая у неё чемодан, видя лицо, сияющее счастьем, Итачи ни о чём не жалел. По-дружески приобняв за плечи, он повёл подругу к выходу, внутренне ликуя, ведь так и должно было быть с самого начала. Прежде чем вернуться домой, завёл её в своё любимое кафе, где заказал два карамельных пудинга и ароматный кофе. Изуми хлопала глазами разглядывая всё вокруг и, глядя на неё, он как бы переживал те самые эмоции, когда сам оказался впервые в Ива. Наблюдать за подругой было забавно и трогательно, она напоминала маленького ребёнка, который смотрит на мир огромными восторженными глазами, и от этого в его душе разливалось тепло и голова приятно кружилась. Девушка медленно ела и прищурившись, бормотала, что здесь вкус иной, не такой, как дома, что люди одеты по-другому и воздух намного сухой. Он неторопливо поедая пудинг, начинал ощущать разницу, о которой она говорила. Итачи задумавшись над её, казалось бы, несвязанными словами, понял, что Изуми была волшебной кисточкой, которая раскрашивала его привычный мир разноцветными красками.

Было решено, что она остановится у Итачи на время, пока оформят все документы и выделят комнату в общежитии. Несмотря на то что Изуми знала его с детства, и они частенько оставались друг у друга с ночёвкой, его предложение смутило её. Не то чтобы она не доверяла или боялась Итачи, просто, было странно остаться с ним совсем наедине без присмотра родителей. Он жил в съёмной однокомнатной квартире, в двух шагах от университета с видом во внутренний двор. Друг выделил ей свою комнату, а сам переехал в гостиную, совмещённую с кухней. Изуми воспротивилась такому раскладу, чувствуя, что ущемляет его и привносит неудобства в его размеренную жизнь, но парень наотрез отказался переезжать обратно, аргументируя тем, что она девушка и закрытое пространство ей нужно намного больше, чем ему. С этим она не могла не согласиться, поэтому быстро сдалась. Квартира была маленькая, не разгуляться, стены из гипсокартона, поэтому любой чих и шорох тут же доносился до ушей. Первые несколько дней она стеснялась ходить в туалет, когда он был дома, боялась лишний раз высунуться из комнаты, чтобы не наткнуться на него спящего или переодевающегося. Однажды ранним утром, она как-то наскочила на него в семейных трусах и краснея извинялась, пятясь к себе, после полдня не могла смотреть ему в глаза. Приняв душ, генералила в ванной, чтобы Итачи не наткнулся на её упавший волос. Ей постоянно приходилось следить за собой, ведь рядом с ним она не могла позволить себе говорить с набитым ртом, пролить случайно чай на себя, поперхнуться, выкинуть фантик из-за стола, целясь в мусорное ведро, разбросать вещи где попало, а потом два дня искать свой любимый носок, иногда не заправлять постель и ходить в пижамке, когда переодеваться совсем не хочется, и в конце концов сесть на кухне, поджав под себя ногу. Когда-то жить вот так с ним было её мечтой, но на деле оказалось сущим адом, придерживаться образа хорошей девочки было неимоверно трудно, поэтому когда ей наконец-то выделили комнату в общежитии, она тут же стала собираться.

Итачи вернулся с подработки (занимался репетиторством со школьниками), держа в руках пакет с продуктами, заметив её чемодан в коридоре, нахмурился и, постучав в её дверь, вошёл.

— Комнату выделили? — спросил он, опираясь спиной о стену, прожигая подругу тяжёлым испытывающим взглядом. Ему не хотелось, чтобы Изуми съезжала. Найдётся новая «Мари», которая вобьёт в её голову всякую всячину. Они будут видеться только по выходным и это ещё не точно, в общежитие у каждого второго дни рождения или какие-то посиделки. Она обзаведётся новыми знакомствами и снова отдалиться от него.

— Да, — радостно подскочила подруга и он не понимал, чему она так улыбается. Разве она не любила его? Разве она не хотела жить с ним вместе?

— Изуми, ты можешь остаться. Места достаточно, а общежитие — непонятно с кем тебя заселят.

— Спасибо, Итачи, — заведя руки за спину, проговорила девушка, — я и так напрягла тебя.

— Если ты думаешь, что доставляешь мне неудобства, то ошибаешься.

— Спасибо, — мягко улыбнулась Изуми, не зная, что сказать, — но каждому нужен свой угол.

— Тебе не нравится жить со мной? — приблизился он, она сделала два шага назад, пока не упёрлась в письменный стол.

— Что? Нет…совсем нет.

— Тогда почему ты не хочешь остаться? — задал он вопрос, внимательно наблюдая за её бегающим взглядом.

— Ну…это как-то неприлично.

— Что неприлично? — напирал он, пытаясь докопаться до сути.

— Что подумают люди?

— А что они подумают?

— Ну, что…мы живём вместе.

— Но ведь так и есть.

— Не в том плане Итачи, они решат, что мы ну…встречаемся, что мы парочка, — покраснела она, кусая губы.

— А ты не хочешь, чтобы о нас так думали? — наклонив голову, спросил парень. Её красивые брови взлетели вверх, глаза округлились.

— Что… — растерявшись проговорила девушка, не понимая, что происходит, на что он намекает. Сердце её ухнуло вниз, ладошки вспотели, она смотрела прямо в его чёрные глазища, но не могла понять, смотрит ли он на неё или сквозь неё.

— Разве ты не любишь меня Изуми? — спросил он в лоб.

— Люблю, — заветное слово слетело с её губ неожиданно легко, — Я люблю тебя Итачи, — чуть тише пробормотала девушка, не понимая, как она решилась озвучить свои чувства, в то время как хранила свою тайну много лет. Ей стало так легко, словно птицу запертую в грудной клетке, наконец-то освободили. Девушка громко выдохнула, прижав руку к горлу, и проглотила слюну.

— Тогда почему бежишь? — она быстро захлопала глазами, он провёл большим пальцем по нижней губе. «В прошлый раз её губы отдавали вином, а сейчас, — подумал он, притянув лицо за подбородок, и утянул в поцелуй — вкус фруктового леденца». Итачи сминал губы, прижимая её к себе сильнее, проведя рукой по спине, игриво коснулся её языка, отчего почувствовал её сильное сердцебиение и отстранился, слегка прикусив её нижнюю губу. Ему хотелось продолжения, ведь все эти месяцы, он возвращался в тот вечер в машину и представлял, как заходит дальше, ласкает её, как она отдаётся ему произнося, словно в бреду, его имя. Тем не менее он нашёл в себе силы остановиться, больший напор испугал бы, и ему пришлось бы начинать всё сначала. — Ведь я тоже люблю тебя, Изуми.

— Любишь? — не веря своим ушам, прошептала она, смотря ему в глаза. Всё это походило на сладкий сон, чем на правду. Итачи тихо рассмеялся, когда подруга похлопала себя по щекам.

— Разве ты не видишь, — прошептал он в губы, заправив выбившую прядь за ухо, — глупышка.

— А если я совсем не такая, какой кажусь, — Изуми виновато отвела взгляд.

— Может, и я не такой…

Изуми тут же примерила на себя роль хозяйки в доме, прежде чем уйти на занятия готовила завтрак, прибежав с пар тут же бралась за ужин, а в свободное от учёбы время, наводила порядок в квартире, стирала, гладила, закупалась в магазине и на выделяемые родителями деньги, приобретала всякую всячину в дом. Так Итачи однажды обнаружил резиновый коврик в ванной, новую футболку в шкафу, милые парные тапочки у порога, жёлтые кружки на кухне, подушки валики на диване и аромапалочки на подоконнике, от которых не было толку. Он иногда приходя домой и гадал, что ещё нового найдёт, и каждый раз проигрывал, удивляясь её выбору.

Жить с Изуми было легко, она правда оказалось немного неряшливой и частенько забывала, куда положила ту или иную вещь, но такая непоседливость её только красила. Порой у неё подгорала каша, отчего вся квартира пахла гарью, убегало молоко и разваривались макароны, она жутко расстраивалась, но он всегда приободрял её, говоря, что в следующий раз у неё всё получиться. Единственное, чего Итачи не ожидал, так это то, что Изуми может обидеться из-за пустяка и дуться по несколько часов, закрывшись в своей комнате. Когда она злилась, то могла в порыве хлопнуть дверью так, что картина с сельским пейзажем купленная ею, падала со стены. Первая их ссора произошла на пятый месяц, когда Изуми вечером за ужином, сказала, что нашла подработку, он тогда чуть не подавился.

— Я надеюсь, ты это не серьёзно?

Подработка, о которой она говорила, была в трёх улицах от дома. Это был популярный среди студентов бар, где молоденькие официантки первокурсницы в баварском костюме разливали пиво. К ним часто подкатывали третьекурсники в надежде перепихнуться.

— Почему это не серьёзно, — словно не понимая, что в этом такого, ответила Изуми и наложила в чашку рис, полив соевым соусом, — я уже и собеседование прошла.

— Ты с ума сошла, — поперхнулся он, и схватив стакан с водой, залпом выпил.

— Работа в вечернее время и на пару часов, учёбе не помешает. Девочки говорят, что чаевые хорошие.

— Твои девочки, — закатил он глаза, коря себя за то, что до сих пор с ними не познакомился. Нужно было пресечь их дружбу с самого начала, — не сказали, за что получают хорошие чаевые.

— За хорошую работу.

Он устало вздохнул, отложив в сторону палочки и потерев лоб рукой, попытался унять бушующую злость.

— Изуми, ты не пойдёшь туда работать и думаю, на этом нужно прекратить разговор. Сконцентрируйся лучше на учёбе.

— Итачи, если ты беспокоишься по поводу моей успеваемости, то не стоит, я правда всё буду успевать.

— Изуми, ты хоть знаешь, что это за место?

— Я знаю, что такое бар, — серьёзно сказала она, протерев рот салфеткой, — и знаю, что ты имеешь в виду. Но любое место, куда я хочу устроиться, ты бракуешь. Ладно, работа в магазине была с неудобным графиком, насчёт библиотеки я бы поспорила, но на тот момент твои аргументы показались убедительными и я отказалась. В баре идеальный график, неплохие деньги и если ты думаешь, что ко мне будут приставать, то ошибаешься. Если с ними не флиртовать, то никто…

— Тебе нужны деньги? Я дам, сколько тебе нужно, — перебил он её, жалея, что не согласился на библиотеку.

— Итачи, почему ты не понимаешь, — разозлилась она, вставая из-за стола, — мне не нужны не твои деньги, не деньги родителей. Я хочу собственные, — шмыгнув носом, она ушла, громко хлопнув дверью.

Впрочем, походив несколько дней с надутыми щеками, в бар она не устроилась, чему он был несказанно рад.

Только спустя полгода, Изуми набралась смелости и призналась родителям, что живёт с Итачи, а не в общежитии. К её удивлению, новость их не особо удивила и они были совсем не против их совместного проживания. Под конец разговора мама шёпотом посоветовала предохраняться, отчего девушка выронила телефон и покраснела как рак. Между ней и Итачи, кроме поцелуев и объятий ничего не было. Если он иногда позволял себе немного больше, то сразу отдёргивал руку, заметив её нервное волнение. За это она была ему благодарна. Близость немного страшила её.

Их первый раз случился на День святого Валентина и хоть Итачи не был ни разу романтиком, на этот раз он превзошёл себя и решил устроить сюрприз. Поймав её на лестничной клетке, завязал глаза и, держа за руку, повёл в дом. В нос ударил аромат роз, когда чёрная пелена спала, перед ней предстала комната, пол был устлан лепестками, на столе были зажжены свечи, стояла бутылка вина и расставлены тарелки. Она была немного пьяна, когда они закончили есть мидии в сливочном соусе, и он, пригласив на танец, включил медленную музыку. Изуми мяла розы ногами, обвив руками шею, его же руки скользили по спине, пальцы нежно касались плеча, вызывая мурашки на коже. Они плавно перетекли из вертикального положения в горизонтальное, и её мозг окончательно затуманился, когда он сняв с неё платье, слегка прикусил мочку уха и прошёлся языком по ушной раковине. Его касания были такими нежными, почти неощутимыми, но от них она таяла, кусая губы. Ей хотелось большего и, притянув его к себе, она жадно поцеловала, тем самым разбудив в нём наглого мальчишку, который с лёгкостью избавился от бюстгальтера и припал к её груди. От этого у неё перехватило дыхание и она, выгнувшись дугой, простонала, ловя воздух. Он был опытен — она нет, и это по началу её задело. Ей стало интересно, сколько девушек у него было до неё, и Изуми хотела было спросить, но он начал вырисовывать влажные узоры на её животе и спускаться ниже, поддевая рукой нижнее бельё. Все вопросы тут же улетучились, уступая место странному ноющему и в тоже время приятному ощущению между ног. Когда Итачи стянул трусики и развёл её ноги, она словно пришла в себя от одурманивающего сна, попыталась вырваться.

— Тише, — шепнул он на ухо, навалившись и подхватив за спину и ягодицы, перекатился. Теперь она лежала на нём и не понимающе смотрела в подёрнутые дымкой глаза, — теперь ты главная, — прохрипел он, пройдясь по скулам и перекинув длинные волосы за спину, дотронулся до её руки, — раздень меня, — она захлопала глазами и, расстегнув дрожащими пальцами одну пуговицу, приступила ко второй, а затем к третьей, оголяя его грудь. Девушка чувствовала себя деревянной, скованной сидя на нём верхом, он взяв её руку начал водить по своему телу, а затем притянув, прошептал, — целуй меня там же, где я тебя целовал, — она замерла, спустившись к бляшке ремня, и хотела было отшатнуться, как он схватил её за руку и прижал ладонь к своей возбуждённой плоти, которую она ощущала через плотную ткань брюк, — не бойся. — Потянувшись к ней, он влажно поцеловал её и, вновь уложив на спину, прошёлся по ключице, сжал ягодицы, его касания становились настойчивее, грубее, поцелуи болезненно-томными, между ног стало так невыносимо, что она сама направила его руку туда, чтобы хоть как-то облегчить сладостные страдания, — скажи, что хочешь меня, — шептал он, покусывая шею, скользя пальцем внутри неё.

— Х…хочу т…тебя, — бормотала она, закусывая губу и сжимая лепестки роз в руке.

— Ты любишь меня, Изуми? — продолжал он, терзая её тело.

— Люблю. Я люблю тебя, Итачи, — срывалась она на хриплый крик, когда он, что-то задевал внутри неё, отчего всё тело дрожало и покрывалось испариной.

Когда он отстранился, чтобы снять штаны, она посмотрела в сторону, на догорающие свечи на столе и вскрикнула от внезапной боли. Итачи припал к её губам, поцеловав нежно и заботливо, смахнул слёзы с уголков глаз и толкнулся ещё раз, заглушая болезненный стон страстным поцелуем. Её распирало изнутри и его движения приносили только боль, она впилась ногтями в его плечо и откинув голову, ждала, когда всё закончится. Только через несколько месяцев, Изуми начала получать удовольствие от секса и больше не притворялась, что ей приятно.

Тянулись месяцы, превращаясь в года. Они сменили квартиру на более просторную, как только он окончил университет и устроился в крупную организацию. Теперь она гладила строгие рубашки и пиджаки, просыпалась немного раньше, чтобы успеть приготовить ему завтрак и проводить на работу. И скрывая от него, подрабатывала на кафедре, проверяя тесты студентов, чтобы не томиться в ожидании его позднего прихода. Они жили как супруги, но супругами не были, и этот вопрос стал волновать её с каждым днём всё сильнее, но она не решалась спросить, собирается ли он на ней жениться. Изуми боялась спугнуть его и в то же время предполагала, что он только встаёт на ноги и, возможно, сделает предложение, как только будет уверен в своей финансовой стабильности. Она довольствовалась малым и мечтала поскорее закончить учёбу, устроиться на работу, чтобы одиноко не куковать в квартире.

Итачи медлил с предложением по одной простой причине, он ждал, когда Изуми окончит университет и они переедут загород, где его любимая могла быть свободна от городской суеты, забот и вечных проблем. Он представлял светлый коттедж с зелёной лужайкой, её счастливую у окна, их детей, играющих в мяч, собаку, бегущую ему навстречу. И каково было его удивление, когда он понял, что такая жизнь совсем не входила в планы Изуми.

— Ты что? — охнула она, стоя посреди пустого загородного дома.

— Но тебе же понравился, — нахмурился он, облокотившись рукой о дверной косяк.

— Да, любому понравился бы такой дом. Но, Итачи, пойми, такие решения, как переезд, покупка дома — мы должны обсуждать вместе. Неправильно решать за меня, у меня тоже могут быть планы на жизнь. Когда ты два месяца назад его показал, я согласилась с тобой, что было бы хорошо здесь жить. Чистый воздух, безопасность, простор для детей, но я думала, ты говоришь о будущем. Я не предполагала, что ты влезешь в кредит и купишь дом, — возмущалась девушка, шокированная выходкой мужа, — Как мне добираться до работы, если тебе тоже нужна будет машина. Покупку второй мы теперь не потянем.

— Ты не будешь работать Изуми. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чём не нуждалась, — спокойно сказал он, и подойдя к ней, обнял, — разве не здорово будет здесь жить. Ты можешь выкрасить стены в любой понравившийся тебе цвет, обустроить всё как душе угодно.

— Но я хочу, — запротестовала жена, упрямо смотря в глаза, — я хочу реализоваться в жизни, применить знания, которые получила. Это не значит, что я не люблю тебя или не хочу детей, совсем наоборот, я мечтаю о большой семье, но в будущем. Понимаешь? — выжидающе смотря на него, говорила она, трогая воротник его чёрной рубашки. Он её не понимал в глупом намерении построить карьеру. — Тем более, сейчас…— она закусила губу, резко замолчав.

— Что сейчас? — настороженно спросил Итачи, почувствовав что-то неладное.

— Я…хотела сообщить тебе сегодня вечером, но, видимо, суждено сейчас. Я подала заявку на стажировку в Хаку и только сегодня утром пришёл ответ, что меня выбрали из двадцати претендентов.

— То есть мою покупку дома без твоего участия ты осуждаешь, а сама подаёшь заявку в страну, до которой на самолёте добираться тридцать шесть часов! По-твоему — нормально! — повысил голос он, зло сверкнув глазами.

— Но, я не думала, что меня выберут, — пытаясь успокоить его, тихо произнесла она, — но отказываться сейчас от такой возможности — глупо. Это всего на год. Ты даже не заметишь, как время пролетит.

— Нет. Ты никуда не поедешь, — твёрдо сказал он, направившись к двери.

— Итачи! Почему ты меня не слышишь, — почти плача, произнесла она, догоняя его.

Маятник влево, маятник вправо. Тик-так, тик- так…

Итачи решил не тянуть с переездом и, как только рабочие выкрасили стены и покрыли полы ламинатом, он заказал всё необходимое на первое время, и они перебрались за город. Это был большой коттедж для двоих, обшитый бежевым сайдингом с бледно-коричневыми вставками. Помимо кухни, просторного зала и санузла, на первом этаже располагались две небольшие комнаты, одну из которых они решили переделать под кабинет, а вторую оставить для случайно нагрянувших гостей. На втором — уютная спальня и детская. Украшением дома была красивая терраса из красного дерева выходящая во внутренний сад, который, к сожалению, пока находился в запустении.

— Ох, уже вечер! — удивлённо воскликнула Изуми, прислонив запястье к взмокшему лбу. Почти как две недели она наводила в доме частоту: оттирала брызги краски, протирала все углы, мыла окна. Казалось работе не было конца, стоило зайти в одну из комнат, как день пролетал со скоростью света. Ей не терпелось побыстрее обустроиться, распаковать все коробки и наконец-то разложить вещи, поэтому, забывая про отдых, целыми днями бегала по дому.

— Ты бы дверь открыла, дышишь химией, — откашлялся Итачи, застав жену на карачках за оттиранием кафеля. Её волосы были собраны в кубышку, спортивные лосины и рубашка покрыты мокрыми пятнами. Она устало потёрла висок жёлтыми резиновыми перчатками, и отложив в сторону щётку, поднялась. В этот момент он почувствовал укол совести, весь фронт работ лёг ей на плечи, в компании, как назло, намечалась крупная сделка и ему приходилось задерживаться допоздна и работать в выходные.

— Итачи! Ты что делаешь? Я же вся грязная и пыльная, — протестовала жена, когда муж, взяв её на руки, начал подниматься по лестнице. — Не…нет, Итачи. Только не на кровать, — зароптала Изуми, обвив его шею. Мокрые перчатки задели кожу, и он скривил лицо, — я только сегодня сменила бельё, — ухмыльнувшись, муж вернул её на пол и поцеловал в лоб.

— Ты собрала шкаф? — удивлённо вскинув брови, подошёл он к мебели и открыв дверцу, заглянул внутрь, проверяя полки на прочность.

— Да, — не без гордости ответила Изуми, стягивая перчатки, — потратила полдня.

— Я же сказал, что соберу в воскресенье.

— Я подумала, что справлюсь. По инструкции было не так уж и трудно. Правда, я немного психовала, когда не понимала, какой болтик с чем крепить. Но… было увлекательно. Под конец мне даже понравилось. Такое своеобразное лего для взрослых, — муж обошёл её и, обняв со спины, поцеловал в шею, — ну-у-у Итачи, я вся потная, — заелозила Изуми, приподнимая плечо, его руки залезли под рубашку, — я слишком устала… Итачи, — накрыв его ладонь своей рукой, девушка попыталась отстраниться. — О, не-е-ет!

— Что такое! — испугался он, выпустив её из цепких объятий.

— Я же ничего не приготовила. Ты же голодный. Подожди немного, я быстро что-нибудь придумаю.

— Иди прими душ, а я приготовлю ужин. Это самое малое, что я могу для тебя сделать, — схватив её за локоть, сказал он, останавливая жену.

Открыв холодильник Итачи барабанил по дверце пальцами и раздувал щёки, выискивая что-то интересное. Выцепив коробку со сливками, бекон с яйцом и сыр, быстро закрыл. Порывшись немного в шкафу и не найдя спагетти, взял пачку рожков, разочарованно вздохнув. Когда вода закипела, бросил макаронные изделия и начал помешивать пузырящийся белый соус. Изуми вошла, когда он сливал воду в раковину, аккуратно придерживая крышку кастрюли. Жена взъерошила всё ещё влажные волосы, слегка тряхнула головой и поправила серые пижамные штаны.

— Чем-нибудь помочь?

— Нет, всё почти готово. Садись за стол. Сегодня у нас своеобразная карбонара, так как я не нашёл чеснок и спагетти.

— Да, нужно дойти до магазина, — устало улыбнулась она и пройдя мимо него невесомо поцеловала, — после душа чувствую себя человеком. Вода и впрямь творит чудеса, — взяв ложку, девушка потянулась к кастрюле.

— Ты присядь. Дай мне хоть немного за тобой поухаживать, — ласково прошептал Итачи приобняв и вырвав ложку, вернул.

— Уговорил, — тихо хихикнула Изуми.

Поставив перед ней тарелку, и столовые приборы, спохватившись, прошёл в зал, там в одной из коробок с пометкой «хрупкое» покоились три бутылки вина и он надеялся, что коллеги подарили что-то стоящее.

— Как раз для таких случаев, — сказал он, поставив вино на стол.

— Полусладкое, — прочла Изуми, покрутив бутылку в руке, пока он искал штопор. Итачи редко пил, и она могла пересчитать по пальцам те дни. Алкоголь он не любил, как и длинные скучные посиделки с коллегами. Ей же самой нравилось пропустить бокальчик в компании знакомых и поговорить по душам. Спиртное часто развязывало язык, разряжало обстановку. Однако Итачи учуяв малейший запах алкоголя сразу же выказывал недовольство, говоря ей, что кто-то может воспользоваться её состоянием в своих корыстных целях. Доля правды в его словах была, поэтому она не перечила ему. Её немного обижало его недоверие к ней, ведь ни разу не приходила домой пьяной, но чтобы не расстраивать любимого, Изуми старалась не притрагиваться к спиртному во время посиделок с одногруппниками, ссылаясь на выдуманный курс лечения или внезапно возникшую аллергию. — Откуда ты достал?

— Подарок на свадьбу от коллег, помнишь?

— А…я и забыла. Кстати, звонила мама.

— Какая из? Теперь у нас их две.

— Твоя мама, — взяв вилку, девушка поковырялась в тарелке, — она с моей мамой собрала коробку каких-то заготовок, я думаю это соленья, и отправила по почте. Нам бы их пригласить как-нибудь.

— Пригласим, как только всё обустроим. А то они нам выскажут всё и придётся переделывать.

— Ты прав, но я не думаю, что они будут придираться к нашему ремонту. Разве только к саду, нужно им срочно заняться. А получилось довольно неплохо, — прожевав пищу, произнесла Изуми, — правда, соли маловато, не мог бы ты подать солонку.

— Её не маловато, её просто нет, — улыбнулся он, — я совсем забыл про неё, — муж стукнул себя по лбу и разлив вино, протянул бокал.

— Если я сегодня опьянею с бокала вина, ты будешь обязан меня дотащить до кровати.

— Я и непьяную тебя отнесу, — шепнул он, потянувшись за поцелуем.

Сегодня возвращаясь с работы, он думал о сегодняшней ночи, ему нестерпимо хотелось близости с ней. Изуми всегда была податливой, и стоило пару раз поласкать мочку уха и грудь, как она становилась влажной, готовой на всё, а её тяжёлое дыхание опаляло кожу, раззадоривало. С переездом и сделкой, у них почти полтора месяца не было секса, они устало заваливались в постель и спали без задних ног. Видя, её разбитое состояние, он понял, что о планах на вечер стоит забыть.

— Как на работе? — спросила жена, пригубив вино, её футболка съехала, соблазнительно оголяя плечо.

— Завтра наконец-то подпишем договор.

— Поздравляю. Ты усердно работал этот месяц, надеюсь, тебе дадут небольшой отдых, — прищурившись сказала Изуми.

— Спасибо. Но, это не только моя заслуга, мы всей командой трудились. Насчёт отдыха не уверен, но думаю, можно намекнуть, — улыбнулся он, доливая в её бокал красное.— По крайней мере, теперь я смогу приезжать пораньше и помогать тебе, а на выходные можно куда-то выехать, я слышал тут неподалёку есть туристическая база.

— Правда?

— Там вроде бы бунгало или палатки в лесу, есть озеро, где можно порыбачить.

— Ты умеешь рыбачить? — с интересом спросила она. Её зрачки были расширены, отчего карие глаза казались чёрными, загадочными.

— Умею. Почему ты так на меня смотришь?

— Просто я не думала, что тебе такое нравится. Ты не любишь впустую тратить время.

— Мы с отцом ездили на рыбалку, вначале я не понимал как можно целый день пялиться на поплавок, но потом понял, что можно о многом подумать…

— Пялясь на поплавок, — хихикнула она. — В детстве я очень хотела поехать на рыбалку с отцом, но он говорил, что это чисто мужское занятие, хотя, я думаю, он просто хотел отдохнуть ото всех, а я бы мешалась под ногами. Правда, когда он доставал ведёрко опарышей… — скривила она лицо, — извини. Моё желание сразу же улетучивалось, стоило мне представить, что мне придётся достать одного и насадить на крючок.

— Сказала бы, мы бы взяли тебя на рыбалку.

— Я же не знала, что ты на рыбалку ездишь, ведь ты никогда не говорил об этом. Да я не столько хотела рыбачить, сколько просто побыть с отцом. Он всё время работал и мне не хватало тех коротких часов вместе. Ух, мне кажется, в голову ударило, — потерев лицо рукой, она посмотрела на мужа. Глаза слипались, и она с трудом сдержала зевоту. Жутко хотелось спать. — Видимо, я сильно устала. Пойду наверх, пока не шмякнулась со стула или не перевернула тарелку.

— Как и обещал, — поднял он её, и быстро взобравшись на второй этаж, уложил в постель.— Я вымою посуду и сразу приду, — шепнул он в губы поцеловав.

— Не забудь выключить свет.

Изуми крепко спала, что даже не вздрогнула, когда он приобнял её и, уткнувшись в шею, поцеловал. Она пленительно пахла шоколадом. Итачи усмехнулся, поняв, что она снова сменила гель для душа.

— Люблю, — прошептал он, прижавшись сильнее.

Чем больше он находился с ней, тем глубже врастал в неё, и мысль, что однажды может оказаться без Изуми, пусть даже на несколько месяцев, страшила. Она стала частью его жизни, половинкой, недостающим элементом в его картине мира, и стоило ей исчезнуть, как образовалась бы огромная зияющая дыра, которую он не смог бы ничем перекрыть. Изуми была неким мостиком, которая переправляла его на другой берег, где всегда было спокойно, уютно и светло. Порой он задумывался над тем, что могло бы произойти, не вернись тогда домой на Рождество. Новость, что она может уехать в Суги, была сродни ушату холодной воды и дала толчок к осознанию своих чувств к ней. Ведь он никогда не задумывался над тем, что Изуми может построить жизнь без него. Узнав в детстве о её влюблённости, Итачи почему-то решил, что так будет всегда, словно это само собой разумеющееся. Тогда не до конца осознавая природу своих чувств к ней, но инстинктивно понимая, что у него отнимают, то, что принадлежит ему, он попытался удержать это всеми силами.

Если применив на ней гипноз во второй раз, Итачи ощущал время от времени укол совести, считая, что поступил неправильно и ему стоило быть честным и поговорить о своих чувствах к ней, сказать о том, как она важна для него, возможно, тогда Изуми и сама бросила затею с Суги и последовала бы за ним. То в третий раз он не почувствовал ничего, так как считал своё решение правильным. Изуми была наивной и чистой, именно её бесхитростность и немного детская непосредственность так нравились ему. В этом была её сила — она располагала к себе людей, и слабость, так как была уязвима перед ними. Мир, в который жена так стремилась попасть, перемолол бы всё хорошее и выплюнул. Он видел этих несчастных женщин, которые каждый день вставали ни свет ни заря, толпились в душном метро, работали в компании, выполняя мелкие поручения начальства, и каждый раз смиренно выслушивали, порой, несправедливые замечания, кусали губы от безысходности, когда по должности продвигался мужчина (не слишком смышлёный малый). Видел, как молоденькие девушки вынуждены были пить наравне с мужчинами, чтобы хоть как-то вписаться в мужское общество и выслужиться перед начальством, а потом ловить двусмысленные намёки и терпеть, когда чья-то рука случайно коснётся её колена. Итачи знал, будь у этих женщин возможность, они бы променяли бы на тихую, уютную жизнь в заботах о семье. Просто Изуми была глупенькой и не совсем понимала, что её ждёт. Она не имела какие-либо выдающиеся способности, чтобы достичь высот в сфере аналитики, правда прежде чем удалить её объёмное письмо с компьютера, он его прочёл, на удивление оно было довольно неплохим, там были интересные и в какой-то мере инновационные идеи, стратегии развития, но сути это не меняло. Компания выжала бы из неё все соки, присвоила себе все результаты, а её выбросили бы за ненадобностью. Он прекрасно знал, как обстоят дела в больших корпорациях, пусть даже это была зарубежная фирма, суть всегда оставалась одна. Жена бы вернулась через год разбитой и разочарованной, и признала бы свою ошибку. Но разве стоило её отпускать, чтобы доказать свою правоту. Нет. Он хотел ей счастья, а счастье подарить мог только он, уберегая от лживого и коварного общества.

Когда зазвенел будильник на её телефоне, Итачи поспешно потянулся к единственной тумбочке у её изголовья и отключил. Она всегда просыпалась раньше него, чтобы приготовить завтрак.

— Спи, — сказал он, когда она заворочалась в постели, и убрав волосы с её лица, поцеловал в висок. Жена что-то невнятно пробурчала и уткнулась в подушку. Поправив съехавшее одеяло, выскользнул из комнаты.

Почистив зубы и приняв душ, он хлопнул себя по лбу, смеясь. С этой сделкой он вообще перестал нормально соображать, ведь мог же вызвать клининговую службу и нанять садовника, которые в два счета привели бы всё в порядок. Найдя в интернете все контакты и договорившись, он оставил записку для Изуми на столе, и уехал.

Она протёрла глаза и сглотнула слюну. На тумбе стоял стакан с водой и таблетка, выпив всё залпом, девушка взглянула на часы, было десять. Опрокинувшись обратно на постель, Изуми бездумно смотрела в потолок, ожидая когда пульсирующая боль в висках пройдёт. Нащупав рукой подушку мужа, схватила её и, прислонив к лицу, вдохнула знакомый запах — бергамонт с древесными нотами. Он всегда пах одинаково, за всё время ни разу не сменил одеколон или марку шампуня. Она не переставала удивляться его постоянству, ведь как только флакон с духами или бутылка с гелем для душа пустели, бежала покупать что-то новое.

— Ты снова поменяла, — говорил Итачи, щекоча носом кожу.

— Ты заметил.

— Я всегда замечаю, — рассмеялся он, — теперь ты пахнешь персиками.

— Нравится?

— Приятный аромат и предыдущий с дикими сливами, как ты их назвала, тоже был приятный. И почему дикие сливы. Такие вообще бывают? Надеюсь, ты остановишься.

— Нет, у них в линейке ещё пять ароматов.

— Пять разных Изуми, переживу ли я такое количество, — протянул он, задирая майку.

— Почему пять разных? — удивлённо спросила она, запустив пальцы в его волосы.

— Ты немного меняешься, словно они влияют на тебя. С дикой сливой ты была дерзкой, с морским бризом ты была лёгкой и сговорчивой, что же мне ждать от персика?

— Скажешь тоже, — хихикнула она, — я всегда думала, что вот ты- то никогда не городишь чепухи. А оказывается и тебя не обходит дурость.

— Ты просто сама не понимаешь, о чём я говорю, — протянул Итачи, приподняв её ногу.

— Куда мне с твоим-то Энтёрналом.

— Тебе не нравится мой Энтёрнал?

— Ах…нравится, — простонала девушка, когда он неожиданно резко вошёл, она обняла его за плечи, — просто, — замолчав и задышав громче, когда он толкнулся пару раз, проникая глубже, продолжила, — разве тебе не хочется попробовать что-то другое?

— Зачем, если я нашёл свой аромат, — проурчал он, уткнувшись в ложбинку между грудей.

Она только успела перекусить, когда в дом вошли люди в униформе и оценив масштаб работ, тут же принялись за дело, распределив обязанности. Изуми чувствовала себя неуютно, слонялась по комнатам, не находя себе место. «Хозяйка, тут можно сдвинуть?» — спрашивали они каждый раз, завидев её. От слова «хозяйка», её бросало в неприятную дрожь. Решив, что помощь им не нужна, она вышла во двор. Садовник, обчекрыжив кусты, складывал ветки в кучу и почувствовав, что за ним наблюдают, повернулся:

— Я заметил, что с внешней стороны у вас ничего не посажено. Такой дом, а смотрится голым.

— Мы только переехали, может розы посадить.

— Нет, — махнул он рукой, бросив секатор под ноги, — розы — гиблое дело. Удобряй не удобряй — чахнут, то тля нападает. Замучаетесь с ними возиться.

— А, — протянула она, присев на стул, на террасе, — может, посоветуете что лучше?

— Шиповник. Неприхотлив и разрастается в пышный куст. Могу завтра привезти и высадить.

— О, было бы замечательно.

— А тут вам не помешает сделать небольшой пруд, посадить тую, ирисы. Поставить пару фонариков и будет прекрасно.

— Мы с мужем обговорим это.

— Можно вопрос. Только не обижайтесь?

— Да, конечно, — сказала она, разглядывая седую бороду садовника.

— Сколько вам лет?

— Двадцать четыре, — улыбнулась Изуми, заправив волос за ухо. Воробей присев на поручень поклевал что-то и спорхнул.

— Я бы дал вам семнадцать — восемнадцать. Думал, родители вас оставили дома за главную.

— Что вы, — захохотала девушка отмахнувшись.

— А оказывается вы уже чья-то жена. Немного странно, что молодая пара сюда переехала. Обычно в этом районе живут люди на пенсии, а молодёжь уезжает в центр и строит карьеру. Не скучно ли будет жить вдали от всего? В вашем возрасте хочется более активной жизни: клубы, кино или что у вас там сейчас в моде.

— Ах, что вы, что вы? Я всегда хотела жить вот так. Всегда тянуло к размеренной жизни вдали от всего. Все эти развлечения не для меня. Вот муж и исполнил мою мечту, купив этот дом, — произнесла она, речь показалась ей странной. Словно кто-то говорил её голосом, кто-то внутри неё и от этого ощущения, она зябко передёрнула плечами и встала. Внезапно ей стало не по себе от самой себя.

— Видно, что муж ваш очень вас любит. Купил такой огромный дом, исполнив вашу мечту. Не каждый на такое способен в наше время. Берегите его, — почесал он за ухом, и поднял секатор с земли. — Что-то я заболтался, пора к работе приступить.

— Моя мечта, — проговорила Изуми, потирая свои плечи, её зубы задрожали, словно снаружи была лютая зима. Забежав в дом, порывшись в коробках достала вязаную кофту и выбежала на улицу. Светило солнце, дул тёплый ветер, а она дрожала как осиновый лист. Неужели такая жизнь была её мечтой? Если это действительно так, то почему её не отпускает чувство, что она должна быть не здесь. А где? Она посмотрела по сторонам и перешла дорогу. Здесь было тихо, как на кладбище. Кроме мелких птиц и дворовых кошек — никого.

Помниться в детстве она мечтала стать гимнасткой, но повредив голеностоп и вывихнув руку, мать тут же забрала её из секции, сказав, что великой гимнастки из неё не получиться, а быть инвалидом в раннем возрасте, так себе перспектива. Изуми тогда долго плакала, и не разговаривала с мамой, объявив бойкот. Позже, познакомившись с Итачи, ей хотелось стать ему ровней, стать интересней. Он знал столько всего на свете, что рядом с ним она казалась себе непроходимой дурёхой. Тогда-то и стала поглощать книгу за книгой, чтобы поддержать с ним беседу или рассказать что-то интересное. Затем поступив в университет, участвовала в общественной жизни, несколько раз вела концерты и организовывала мероприятия, она помнила, как ей нравилась эта кипящая, бурлящая жизнь. Помнила, в какой восторг приходила, когда анализировала продукт, рынок и думала, как улучшить его, сделать привлекательнее для покупателя. Единственное, чего Изуми не помнила — как её стало тянуть к тихой размеренной жизни загородом. Будто она попала в какую-то аварию и получила лёгкую форму амнезии из-за которой потерялся целый пласт воспоминаний. Достав телефон, девушка судорожно пролистывала контакты, пытаясь найти немногочисленных друзей с университета, что у неё были, но натыкалась только на Итачи, и родителей. Она совсем забыла, что потеряла телефон перед отъездом, и вся жизнь исчезла вместе с ним. Её ноутбук тоже постигло несчастье, пролила на него случайно чай. Итачи тогда быстро отвёз его в мастерскую, но данные не удалось спасти. Её друзья, в отличие от неё, вели соцсети и, попытавшись вбить их имена в поисковик, она постоянно стирала буквы, нервно потирая лоб, пытаясь вспомнить как их зовут.

— Тебя что-то беспокоит? — озадаченно спросил Итачи, наблюдая, как жена уже двадцать минут намазывает джем на хлеб.

— Что? — словно проснувшись ото сна, спросила она с удивлением, посмотрев на нож и ломтик хлеба в своей руке.

— Ты сегодня странная. Что-то случилось? Недовольна уборкой?

— Нет, что ты! Наоборот, — попыталась улыбнуться и, положив тост на тарелку, закрыла лицо рукой. Испарина проступила на лбу, — не знаю, как объяснить…я не знаю, что со мной происходит. Сегодня…я, — она замолчала, посмотрев на плиту и встав, выключила чайник, — Я сейчас скажу какую-то чепуху, но у тебя никогда не было такого ощущения, что ты — это не ты вовсе, словно в твоём теле кто-то другой поселился, и ты не можешь отделить свои мысли от мыслей чужака. Мне кажется, — нервно потерев рукой грудь и шею, посмотрев на пол, она закрыла рот рукой и прошептала, — я схожу с ума.

— Я думаю это связано с переездом, — напрягшись сказал он, и подойдя к ней, обняв, погладил по голове, поцеловав в макушку. «Неужели во время гипноза допустил ошибку и дал неправильную установку. Может, стоит ещё раз попробовать», — подумал он. — Было неправильно с моей стороны оставлять тебя здесь одну. Это всё нервы. Я завтра переговорю с начальством и возьму отпуск за свой счёт на неделю, съездим к озеру, ты развеешься.

— Ты правда думаешь, что это из-за переезда?

— Да.

— Но есть ещё кое-что странное?

— Что, Изуми? Говори, не бойся.

— Я не помню, — всхлипнула она, — имена друзей, но помню, что они были. Не помню, как мне захотелось жить здесь, ведь мне нравилось в городе.

Итачи возвёл глаза к потолку, поняв, где промахнулся. Он оставил ей приятные воспоминания.

— Изуми, ты устала и тебе надо поспать. Я приготовлю успокоительное.

Маятник влево, маятник вправо. Тик-так, тик-так…

Дни тянулись бесконечной вереницей. Сон, работа по дому, готовка, снова сон. Порой просыпаясь по утрам и смотря на окружающие её стены, выкрашенные в нежно-голубой цвет, она задыхалась, чувствуя себя заложницей этого дома. Ей хотелось поделиться своим страхом с Итачи, но муж так усердно работал, выплачивая кредит за её мечту, что было стыдно признаться, ведь именно она настояла на покупке и переезде. Поэтому жена выдавливала из себя улыбку, просыпалась по утрам, готовила завтрак и смотрела с некой завистью, когда Итачи заводил машину. Ей иногда хотелось тоже сесть и уехать, куда-то. Куда, она не знала. Иногда включив кран на полную мощность, рыдала, не понимая причину своих слёз, но списывала на шалящие в последнее время гормоны. Итачи продвигался по карьерной лестнице, и чем больше и значимее он становился, тем сильнее мельчала она. Иногда Изуми чувствовала себя ничтожной и думала, что в один момент он её бросит или заведёт любовницу, пока она будет стоять на кухне и выпекать печенье, которое временами подгорало. Он хотел ребёнка и каждый раз, смотря на одну полоску, она расстраивалась, из-за того, что не в силах была осуществить его желание. Но всё изменилось, когда подул северный ветер, и к дому напротив подъехал белый фургон. Она тогда подстригала шиповник у дома и укололась о шипастые ветки. Синяя кепка, слетевшая у вышедшего из машины мужчины, прилетела прямо к её ногам, девушка подняла её с удивлением рассматривая.

— Это моя! — улыбаясь крикнул незнакомец, и опустив тяжёлые коробки на асфальт, подбежал к ней.

Его взмокшие у корней крупные кудри, трепал озорной ветер и он то и дело убирал их с лица, широко улыбаясь. Что-то тёплое было в несовершенных чертах, в широком носе, лопоухих ушах. Его глаза, чёрные как у Итачи, светились добротой, возможно, такое впечатление складывалось из-за удивительно густых бархатных ресниц. Изуми робко протянула ему кепку, продолжая разглядывать. Что-то было в нём притягательное, хоть красивым она бы его не назвала.

— Простите. Она просто прилетела, и я её подняла.

— А вы знаете, я вас прощаю, — хохотнул он, и обтерев ладони о футболку, протянул руку, — Шисуи… Шисуи Учиха, ваш новый сосед. И думаю, можно перейти на ты.

— Удивительно, что мы ещё и однофамильцы, — с неким восторгом произнесла она, пожимая руку. Ладонь была мозолистая, но тёплая.

— И вправду удивительно. Наверное, будет невежливо с моей стороны, но мне нужно разгрузить вещи, пока не грянул гром, — сказал он, посмотрев на серые тучи.

— Я могу помочь, мне всё равно заняться нечем.

— В другое время я бы отказался, но сегодня не могу пренебречь таким заманчивым предложением. Если не обременю, то буду только рад любой помощи.

Они перетаскивали коробки и впервые за долгое время Изуми смеялась от чистого сердца, не натужно. Как оказалось, Шисуи был ювелиром и переехал в более спокойное место, чтобы сконцентрироваться на проекте. Дом принадлежал его другу, который сейчас находился за границей. Теперь ей стало понятно, почему его ладони были шершавыми, откуда взялись тёмные ободки на ногтевой пластине. Он был весёлым и забавным, его нелепые рассказы смешили её до колик в животе. Шисуи отказался от предложения зайти к ней в дом и перекусить, поэтому недолго думая, она собрала контейнер с едой и постучалась. Сосед, не противясь, с радостью принял угощение и сердечно поблагодарил.

— Так я приглашу, — забравшись на постель, с надеждой спросила Изуми, смотря на мужа, который не отрываясь что-то печатал на своём ноутбуке. Дождь ритмично барабанил по стёклам, заглушая все звуки вокруг.

— Кого? — спросил он, устало сняв очки, и положил ноутбук на прикроватную тумбу. Итачи пытался вспомнить, о ком она говорит, и потёр переносицу. В голове крутилась завтрашняя конференция, доклад, встреча директоров.

— Соседа. Я же сегодня про него говорила.

— А, да, конечно, — устало пробормотал он, припоминая сегодняшний разговор. Какой-то там ювелир, он почему-то представил располневшего старика с грязными руками. — Только не в пятницу, у меня ужин с начальством.

— Хорошо, в субботу?

— Мы едем к родителям, — сказал он, мягко коснувшись её волос, пропустил через пальцы, — забыла? — щёлкнул по носу.

— Ну не делай так, ты же знаешь, что мне не нравится, — недовольно пробурчала она, потерев кончик носа. — Как насчёт среды?

— Да, можно в среду, — ответил Итачи, жена нырнула под одеяло и игриво поцеловала в щёку, — неужели он тебе так понравился?

— Он тебе тоже понравится, — прошептала Изуми, положив голову на его грудь.

— Может устроем в среду другой вечер, — протянул он, увлекая в поцелуй и запуская руки под шелковые трусики.

— Для этого не обязательно ждать среды, — улыбнулась она, смотря в его глаза.

Знакомство с новым соседом воодушевило Изуми, наполнило энергией. Наконец-то в её окружении появился кто-то интересный, молодой. В их районе жили в основном пожилые пары. Мужья разменявшие седьмой десяток уезжали рано утром на дорогих иномарках на работу, оставляя жён дома. Прознав, что неподалёку поселилась молодая семья, скучающие от новостей женщины тут же навестили их, взяв с собой коробку пирожных. Вначале они показались Изуми довольно милыми, но познакомившись поближе, девушка поняла, насколько они двуличные: улыбались друг другу, но стоило кому-то отойти, как начинали перемывать косточки. Всё же, самым любимым занятием было поучать её — молодую и неопытную, как правильно вести хозяйство, встречать мужа, одеваться. Она, скрипя зубами, выслушивала замечания, проявляя уважение к возрасту, тихо кивала, постепенно стираясь. Только однажды взорвалась, тотчас прослыв в округе взбалмошной городской истеричкой. Теперь все её обходили стороной, смотрели косо и жалели мужа. Девушка и сама не знала, что на неё нашло, в неё словно вселился демон, который хотел всё крушить. После она не почувствовала ни грамма стыда за своё поведение, только странное чувство свободы.

В тот день стояла жуткая духота. Кондёр, как назло, сломался, а от открытого окна не было толку. В духовке запекалась утка, прибавляя жару. Её футболка прилипла к телу, а по шее градом стекал пот. Как некстати пришли критические дни, отчего ломило спину и болезненно тянуло низ живота. Хотелось всё бросить, лечь в кровать и спать, свернувшись калачиком. Но Итачи говорил, что ей нужно поддерживать связь с соседями и временами приглашать их на ужин, так как все они были непростыми людьми и благодаря парочке таких посиделок у них дома, мужу удалось заключить несколько выгодных сделок для компании. Поэтому отодвинув всё своё недовольство, приняв таблетки, она продолжила шинковать овощи. Когда вернулся Итачи, всё было накрыто, и в холодильнике стыл десерт. Чета Камадзуки явилась без опозданий и подарив скромный подарок, прошла в зал. Госпожа Камадзуки, не особо приятная женщина с маленькими глазами и ехидным прищуром, похлопав мужа по руке, направилась на кухню, помогать Изуми. Воровато взяв мясо тонко нарезанной утки, скривилась, сказав, что надо было запекать с розмарином, чтобы придать аромат. Добавила про сухость, и, посмотрев на нарезанный тончайшей соломкой дайкон, не упустила возможности и тут вставить три копейки, сообщила, что он недостаточно тонкий. Ничего не говоря, Изуми взяла поднос с едой и, подойдя к мусорному ведру, выбросила. Женщина раскрыв рот хлопала глазами, не понимая, что происходит. Затем девушка молча вышла из кухни и поднявшись по лестнице громко хлопнула дверью.

Изуми слышала, как муж извиняется за её поведение. Она понимала, что поступила неправильно, но внутри неё разгоралось пламя, что утёрла нос этой неприятной женщине. Впервые за долгое время она была довольна собой. Входная дверь закрылась и, сидя на кровати, жена, кусая губы, ожидала прихода Итачи, однако он не спешил подниматься. Спустя два часа, муж вошёл в комнату и, устало развязав галстук, сказал, что она поступила некрасиво и что ей не десять лет. Она попыталась хоть как-то оправдать себя, но он прикрыв глаза и потерев лицо, произнёс странную речь, смысл которой Изуми не понимала по сей день: « Как и думал, ты бы не выжила в реальном мире».

К удивлению Итачи, сосед оказался приятным молодым человеком, который умел располагать собеседника к себе с первой минуты. Он быстро и оценивающе пробежался по нему, подметив на первый взгляд обычную футболку и штаны, но небольшой металлический значок на вороте, выдавали стоимость. Обычному человеку такая вещь была не по карману. Лицо его показалось знакомым и задумавшись, он попытался вспомнить, где его встречал. Перебрав в памяти парочку воспоминаний, он в удивлении усмехнулся. На день рождения Изуми, купил в одном из его ювелирных магазинов серёжки. Коллеги посоветовали приобрести ювелирку именно там, так как все девушки мечтают иметь что-то из его коллекции и буквально охотятся за новинками. Шисуи тогда облачённый в костюм продавца-консультанта, выслушав пожелания, предложил купить пусеты с аквамарином.

— Да, я так иногда делаю, — засмеявшись в кулак, сказал мужчина, — мне нужно знать, что хотят покупатели. Изуми удивлённо захлопала ресницами, потрогав мочку уха, — я заметил серёжки при первой встрече, но не стал говорить. Не люблю хвастаться. Удивительно, что мы встретились. Я, по правде говоря, переезжая сюда не думал, что моими соседями будут молодая пара. Друг говорил, что здесь в основном старики.

— Разочарован? — спросил Итачи, приобняв жену, которая поставила на стол рыбную нарезку.

— Что ты. Я безумно рад. Можно устраивать на выходных посиделки. Приглашаю в субботу ко мне, — он широко улыбнулся, потянувшись к тонкому ломтику, — надеюсь, вы любите якинику.

— Конечно, любим, — улыбнулась Изуми, подперев подбородок рукой, — я бы приготовила соус… Только вот в эту субботу мы едем навестить родителей, они проживают в Конохе и всё никак до нас не доберутся, — Итачи поставил руку на её колено, словно пытался заставить замолчать, она непонимающе нахмурившись посмотрела на него, он тепло улыбнулся, и дотронувшись до её щеки, убрал волос.

— Ничего страшного. Можно в следующую субботу. И почему вы такие милые до невозможности, — сказал сосед, смотря на них, — и как вы друг с другом познакомились?

— Она жила напротив, мы дружили с детства, а потом как-то само собой…

— Ну я была влюблена в него с самого детства, а он меня не замечал, — хихикнула девушка, — а потом поступив в Ива, остановилась у него, после он признался, что любит меня.

— На кого училась? — с интересом спросил Шисуи, отложив вилку.

— Бизнес-аналитика и прогнозирование.

— Ого, здорово. Мне как раз нужен совет.

— Не думаю, что Изуми сможет помочь, — вставил Итачи, отпив сок.

— Почему?

— Она не…

— Я слишком поздно поняла, что это не моё. Решила в этой сфере не развиваться, и мы с Итачи поженились как раз после выпуска. Я захотела посвятить своё время семье, — проговорила Изуми, ладонь её отчего-то вспотела, и муж заметив, как она нервно потирает её, накрыл рукой.

— А у тебя как, есть кто на примете или решил остаться холостяком? — Итачи быстро сменил тему, застав соседа врасплох.

— Эм, — протянул он, посмотрев на Изуми, — я помолвлен, но моя невеста пока за границей, работает над важным для неё проектом. Так что я жду её, как верный рыцарь, — засмеялся он, откашлявшись.

— Не страшно, что не вернётся? — спросил в шутку Итачи.

— Нет, мы доверяем друг другу, — просто ответил Шисуи, — я не могу ограничивать её в выборе, хоть мне и хотелось, чтобы она была рядом.

— Это правильно, — прошептала Изуми, — отношения должны строятся на доверии и уважении интересов друг друга. Я уверена, что она вскоре вернётся и вы поженитесь.

Поездка к родителям прошла хорошо, они почти не вылезали из-за стола, и Изуми казалось, что она вот-вот лопнет. Мать успокоила её, когда она поделилась с ней тревогой, сказав, что всему своё время. И что ей не стоит зацикливаться на беременности и отпустить ситуацию; перестать думать о всяких глупостях, ведь Итачи её безмерно любит и ни за что не заведёт кого-то на стороне, так как однолюб. В понедельник Итачи уехал на работу, а она, изредка посматривая на дом, что был напротив, наводила чистоту. Пылесос задребезжал, перегревшись, и заглох, Изуми решив выключить с розетки, зацепившись за провод, упала, распластавшись на полу. Отчего-то она почувствовала страшное отвращение к самой себе в этой домашней одежде и заплакала. Она плакала, не понимая, почему слёзы льются ручьём и ей так плохо на душе словно её положили в гроб и заперли в склепе. Всё в доме в этот момент показалось чужим и ненавистным. Выпив успокоительное, она легла на диван, но тут же встала, заслышав звонок.

— Привет, — улыбнулся Шисуи, спрятав руки за спиной, — надеюсь, не помешал.

— Нет, я только закончила уборку, — медленно протянула она, — проходи в дом, не стой на пороге.

— Ты плакала? — приблизившись спросил он, прямо смотря в глаза.

— Да, пустяки. Упала и разревелась, как дитя.

— Всё в порядке? Ничего не повредила? — с волнением спросил он, смотря на неё, положив руку на плечо.

— Да, всё хорошо, — мягко улыбнулась она, и тут же отвела взгляд. Хорошо ей не было. — На самом деле, — ей хотелось поделиться своим странным смятением с кем-то, — я не из-за этого плакала.

— А из-за чего?

— Я не знаю, — слёзы вновь потекли по щекам, и девушка стыдливо утёрла их ладонью.

— Эй ты чего, — приобнял он её, и, почувствовав чужое тепло, она размякла.

— Я упала и мне вдруг всё это… весь этот дом показался таким чужим и зловещим. И сама я себе была противна. Словно всё это не моё…не моя жизнь.

— А может, действительно не твоё? В тот вечер, когда ты сказала про свою специальность, я видел, в твоих глазах зажёгся огонёк, а потом ты резко изменилась в лице. Я почувствовал странную перемену, даже голос стал нарочито спокойным.

— Нет, что ты? Такого не может быть, — замотала она головой. — Я всегда хотела такую жизнь — тихую. Я даже иногда виню себя в эгоистичном желании уехать из города. Итачи из-за меня приходится преодолевать такое расстояние.

— Может, тебе нужно развеяться? Куда-то сходить или заняться чем-то? Я в четверг еду в город, могу взять тебя с собой, посмотришь на мою мастерскую, — предложил он, — мне ты кажешься потерянной во всём этом с первого дня нашей встречи. Ах, чуть не забыл, — протянул он, вложив в её руку небольшую коробочку. — Ты мне помогла в тот день, а я даже не отблагодарил. Не знаю понравиться или нет такое…откроешь, когда уйду. Не хочу видеть разочарование в глазах, — хмыкнул он, — и насчёт четверга, подумай.

— Спасибо, — поглаживая коробок, ответила Изуми успокоившись, — но не стоило так заморачиваться.

— Не люблю ходить в должниках.

Это был крошечный, удивительной красоты, кулон бабочки. Резные крылья из золота и прожилками с вкраплениями лазурных камней. Она поместила на ладошку с восхищением рассматривала, проводила пальцем. Само то, что человек мог создать такое, удивляло её. Изуми вдруг задумалась над словами Шисуи, точнее, они как-то странно откликнулись внутри неё: была ли такая жизнь действительно её мечтой? Хотела ли она так жить? Вопросы один за другим возникали в её голове и копаясь внутри себя, она не находила никаких ответов. Как будто была пустой банкой и, запустив туда пальцы, щупала воздух. У Итачи была работа, в которой он реализовывал себя, утверждался, чем жил помимо неё. А она? Что делала она? Чем жила помимо Итачи? Ничем. Вся её жизнь выстраивалась вокруг потребностей Итачи: накормить, выгладить, прибраться. И в этой жизни не было её! Чего она хотела для себя, а не для кого-то? Ведь даже ребёнка желала, чтобы муж был счастлив. Ведь это он впервые с ней об этом заговорил, не она. Изуми окинула взглядом комнату и прислонив пальцы к губам, задрожала. Ноги понесли её в кабинет Итачи, словно там был ответ на мучивший её вопрос и пробегаясь по ряду книг на книжной полке, по вороху бумаг на столе, сметая всё на пол, она судорожно искала что-то. Хоть она понятия не имела — что именно, но ей казалось, если увидит, то всё станет ясно, как белый день. Нижний ящик от письменного стола не открывался. Сердце её заколотилось быстрее и, резво побежав за молотком, она разъярённо стала бить по замку. Вскоре он поддался и, выдвинув его, девушка увидела серебряные карманные часы на цепочке с надписью на латыни Ad infinitum, пройдя по гравировке, улыбнулась, вспомнив, когда первый раз их увидела и тут же в ужасе оцепенела. Она выронила их из рук, и дрожа отшатнулась, глубоко дыша. Воспоминания, один за другим возвращались к ней с бешеной скоростью, голова кружилась как на детской карусели и слова Итачи сказанные как-то невзначай: «Как и думал, ты бы не выжила в реальном мире», врезались в сознание словно иглы. Сделав шаг, затем второй, Изуми пошатнулась и с грохотом упала, не справившись с внезапно нахлынувшими чувствами.

Итачи почувствовав странное недомогание в теле, вернулся с работы раньше обычного. Изуми не встретила его на пороге, и это показалось ему странным. Пылесос стоял посреди комнаты, в углу — ведро с водой и шваброй. Окликнув жену и не получив ответа, настороженно поднялся. Волнение охватило его и, сбежав с лестницы, приоткрыл кабинет и замер. Всё было разбросано и Изуми лежала на полу раскинув руки, неподалёку находились часы. Ему не стоило труда сложить картину воедино и устало вздохнув, мужчина взял её на руки и заботливо положил на диван. Он убрал волосы с её лица, и смотря на неё спящую, такую красивую и беззащитную, поцеловал. Его Изуми, наивная малышка, снова захотела в мир, который её погубит.

— Итачи, — едва раскрыв глаза, прошептала Изуми.

— Ты погружаешься в сон, — веки её опустились.

Маятник влево, маятник вправо. Тик-так, тик-так…

Примечания:

С наступающим Новым Годом. Спасибо, что дошли до конца...