Безумный Хогвартс, или Любовь зельевара (гет)

Сентябрь 2010 года. Утро. Хогвартс. Большой зал.

Зал, окутанный мягким сиянием тысяч свечей, напоминал безмолвные звездные острова, плавно колеблющиеся в воздухе над четырьмя длинными, пока еще пустыми столами. Легкие тени танцевали по стенам, словно далекие звезды сообщали о приближении чего-то важного. Ученики прибудут ближе к вечеру, их шаги — как мягкие белетристические аккорды, обрисовывающие атмосферу ожидания и волнения, витая в воздухе, словно невидимые нити судьбы. Искры любопытства и энтузиазма медленно заполняли пространство, предвосхищая вечерние беседы и смех. Каждый уголок зала хранил тайны, о которых ещё не догадывались, а ожидание словно укутывало всё в золотистую ауру. Столы, пустые и ревностно ожидающие, были готовы принять свои дары — плоды идей и смелых мечтаний. В этом невидимом переплетении завтрашнего волшебства, завтрак становился не просто приемом пищи, а началом захватывающего путешествия, где каждое слово могло стать ключом к новым мирам.

На противоположном конце зала, за таким же длинным столом, разместились преподаватели. Два мужчины, сидящие рядом, с увлечением обсуждали свежий номер «Пророка», их голоса звучали в унисон, будто мелодия, разбивающая тишину. Но вскоре их беседа была прервана появлением директора школы Хогвартс, Альбуса Дамблдора, который с легкой улыбкой шагнул в обрамленный светом зал.

Дамблдор был не просто директором; он являлся живым символом надежды и света, олицетворением могучей силы, способной торжествовать над любой тьмой. Его длинные серебристые волосы, словно водопад света, касались плеч, а глаза его, как сияющие звезды на безмятежном ночном небе, излучали тепло и глубокое понимание. Движения его были полны грации, а каждый шаг звучал как мелодия, пробуждающая воображение и окрыляющая сердца. Он являл собой мудрость веков, бережно хранящую в себе истории о борьбе, о любви и о жертве. Лицо его, обрамленное сиянием, не предвещало ничего, кроме мира, и каждый, кто встречал его взгляд, ощущал, как неведомая сила ведет их к свету. Его присутствие, как магический ветер, наполнило пространство ожиданием и благоговением. Каждый взгляд метнулся к нему, и в мгновение ока атмосфера наполнилась ощущением волшебства, готового расцвести под покровительством его мудрости.

— Северус, — обратился он к мужчине с бледной кожей, орлиным носом и длинными черными волосами, преподавателю зельеварения Северусу Снейпу, — буду благодарен, если ты подменишь Минерву сегодня на распределении первокурсников. Она сообщила, что задержится и придёт позже.

— Вы услужили, директор, — тихо произнес Северус Снейп, его голос звучал как шепот ветра сквозь листья. Эта просьба явно не входила в его замыслы, и тень недовольства мелькнула на его чертах.

— Ты слышал о сыворотке «Любовь слепа»? — внезапно спросил Люциус Малфой, преподаватель ЗОТИ, сидящий рядом с ним, его голос напоминал шёпот таинственного заклинания.

Длинные платиновые волосы, струившиеся как светлые нити, обрамляли его гладко выбритое лицо и ниспадали ниже плеч, придавая ему элегантность аристократа и чистокровного волшебника. Но сейчас это всё было не более чем тень его прошлого. Люциус, некогда Пожиратель смерти и преданный слуга Волан-де-Морта, отсидел в тюрьме почти десять лет, и его аристократическое происхождение уже не волновало ничуть, кроме, разве что, его самого.

Единственным ценным наследием, которое он унес с собой из этой тьмы, стала дружба с Северусом Снейпом. Именно тот предоставил ему убежище в Хогвартсе, когда Люциус, наконец, вышел на свободу из стен Азкабана. В этом новом мире, наполненном холодной осенней сыростью, вопросы о любви и доверии теряли свою остроту, уступая место необходимости и выживанию.

— Да, я наткнулся на одну весьма любопытную статью, — подтвердил профессор зельеварения Северус Снейп.

— «Придира»?

— Нет.

— «Ведьмин досуг»?

— Нет!

— «Спелла»?

— Журнал «Практика зельеварения». Доволен? — с ноткой раздражения произнес Снейп.

— Всё, всё, не кипятись, Северус. — Люциус, вооружившись вилкой и ножом, приступил к завтраку. — Но с замужеством не затягивай, а то пузико заметным становится.

— Слушай, мне это надоело! — рявкнул зельевар. — Хватит лезть в мою личную жизнь.

— А она у тебя есть, Северус? — удивился Люциус, усмехнувшись. — Будь осторожен со своими зельями. Читал статью о том, что существует зелье, пагубно влияющее на мужскую силу.

Снейп, пережевывая яичницу с беконом, подавился и закашлял.

— Это как? — спросил он, откашлявшись. — Легкое онемение или тот ужас, когда я выпил Дурманящую настойку*?

*Дурманящая настойка (англ. Befuddlement Draught) — это магический эликсир, сотворенный из волшебных трав: любистока, чихотника и ложечницы. Этот замысловатый напиток способен погрузить душу в океан головокружения и невозмутимого смятения, вызывая легкомысленное безрассудство.

— Оказывается, оно ограничивает кровоток, вызывая уменьшение сперматозоидов и возможную импотенцию.

— Серьезно? — Снейп приподнял бровь, изучая коллегу. — Я об этом не слышал.

— Конечно, в «Практике зельеварения» ты не найдешь ничего подобного. Купи себе последний выпуск журнала «Какой колдун». Предлагаю после уроков наведаться в Лютный переулок и заглянуть в «Белая виверна», — продолжал он, наслаждаясь завтраком. — Возьмем виски, найдем отвязных девушек, которые, не прочь послужить слугам Темного Лорда, — усмехнулся Люциус. — Возможно, даже обслужить.

— Ты вообще слышишь, что ты говоришь? — холодно спросил Северус Снейп. — Ты после Азкабана вообще с головой не дружишь?

— Что я могу поделать, если вокруг столько очаровательных женщин? — ответил Люциус. — Как ты можешь поститься?

— Нет, сегодня не получится, — отрезал Северус Снейп.

— Ты шутишь? — удивился Люциус Малфой. — В пятницу вечером? Дружище, ты жалок!

— Я жалок? — усмехнулся Снейп. — Напомни, кто из нас живет с водяным чертом?

— Я живу с ним, потому что он стар и хрупок.

— Люциус, когда он оттяпает тебе половину руки, тогда запоёшь по-другому.

* * *

Очаровательная девушка по имени Эвер Сэлинджер, племянница Минервы Макгонагалл, упаковывала в этот момент свои чемоданы. Юная волшебница всего пару месяцев назад закончила институт, оставив за спиной строгие правила, которые сковывали её с раннего детства.

Девушка росла в семье пастора, где каждое правило стало неудержимым лимитом, который ей не терпелось нарушить. Малькольм Макгонагалл, пресвитерианский пастор, был человеком строгих убеждений и неуклонной веры. Он прикладывал неимоверные усилия — сдерживая, контролируя, повторяя, отказывая и наказывая свою единственную дочь. Однако чрезмерное давление и попытки заставить Эвер следовать навязанным путем лишь порождали в ней противоречивые чувства. Эти попытки привести ее к послушанию вызывали лишь стремление сопротивляться.

Это жгучее стремление к свободе лишь крепло, словно корни цветка, пробивающиеся сквозь каменные стены. На просторах живописного шотландского плоскогорья Эвер чувствовала себя пленницей нельзя: нельзя пачкать колготки, нельзя бегать и прыгать, нельзя есть сладости и играть с маглами. Её сдержанность доводила до глухоты, и вот, в стенах школы, она заявила о своём намерении изменить фамилию на фамилию матери — Сэлинджер. Это стало первой искрой конфликта с отцом, но в её сердце загорелась искра независимости, побуждающая её искать свой собственный путь в мире, полном ограничений.

Когда Эвер окончила школу, послушная доченька, она вняла совету отца и поступила в «Салемский институт ведьм». Завершив обучение, юная волшебница мечтала вырваться от родительского гнезда, однако ее отец, Малькольм, был категорически против. И вдруг, как светлое спасение, ей на помощь пришла тетушка Минерва, предложившая ей должность преподавателя Истории магии в школе «Хогвартс». Эвер не раздумывая приняла это приглашение, ощутив, что это — ее единственный шанс вырваться из-под присмотра отца. Неотступная мысли о недавнем заявлении родителя, что ей следует выйти замуж, глубоко смутила ее.

Когда Малькольм Макгонагал пришел к осознанию, что его замысел обречен на провал, он твердой уверенности решил, что его единственная дочь должна связать свою судьбу с чистокровным волшебником и, по завершении института, выйти за него замуж. Он полагал, что столь серьезный шаг укротит буйный нрав Эвер. Удивительно, но она оказалась способна впервые в жизни противоречить ему.

Смело отказав в руке и сердце, Эвер словами своими донесла до отца, что впредь намерена самой управлять своей судьбой.

Теперь ей открывались горизонты жизни, где она могла бы следовать зову сердца, а не подчиняться строгим правилам отца, которого, безусловно, любила, но которого также и опасалась. Эвер не могла принять и не поддерживала взгляды Мальколма на жизнь — за это он презирал ее мнения. Она не смирилась с этим, как это делала когда-то ее мать, и поэтому предложение тетушки стало для нее искренним лучиком надежды на ту жизнь, о которой она так долго мечтала.

Собирая свои вещи, молодая девушка тихо напевала под нос знакомую мелодию.

«All the single ladies (All the single ladies)

All the single ladies (All the single ladies)

Now put your hands up».

Словно оторвавшись от земли, Эвер подняла руки и начала с энтузиазмом жестикулировать. Она уже не шептала, а запела во весь голос:

« Cause if you liked it

Then you should have put a ring on it

If you liked it then you should've put a ring on it».

Резко повернувшись, она продолжила:

«Don't be mad once you see that he want it

If you liked it then you should've put a ring on it».

Схватив палочку с кровати, она обратила её в микрофон и разразилась громким хором:

«All the single ladies (All the single ladies)

All the single ladies (All the single ladies)

Now put your hands up».

Эвер резко обернулась и с удивлением осознала, что она не одна в комнате. За ее спиной стояла тетя Минерва Макгонагл. Эта высокая женщина, облаченная в строгость, обладала выражением, внушающим уважение. Ее темные, местами седые волосы были собраны в аккуратный пучок, а квадратные очки идеально сочетались с отметинами вокруг глаз — следами ее двойственной натуры, кошачьей и человеческой.

Легкий шепот последних слов " Now put your hands up " едва достигал ее ушей, словно какой-то забавный призрак, витавший в воздухе. Эвер, слегка смутившись, быстро пришла в себя и с силой захлопнула чемодан.

— Тетушка, — прошептала она, смешивая в голосе трепет и нежность.

— Ой, дорогая, прости, — с теплотой улыбалась Минерва Макгонагл. — Ты уже все собрала?

— Да, осталась пара книг, — ответила Эвер, указав на стопку фолиантов, аккуратно сложенных на столе. — И можем отправляться.

Хогвартс. Вечер.

Минерва Макгонагалл и Эвер стояли на берегу таинственного черного озера, отражающего свет звезд, усыпанного небесами. На противоположном берегу, величественно возвышаясь на вершине высокой скалы, стоял завораживающий замок с башенками и бойницами, чьи огромные окна впитывали ясный свет ночи.

— Тетушка, тебе не было нужды меня сопровождать, — произнесла Эвер с легким недовольством, когда они поднимались по винтовой лестнице в кабинет директора.

— Я полагала, тебе будет нужна поддержка, — ответила Минерва Макгонагалл, открывая дверь в кабинет. — Вот я и рядом с тобой.

— Я не дитя, — фыркнула Эвер, проходя в комнату.

Это была просторная круглая комната, утопающая в свете множества окон. По стенам располагались многочисленные портреты прежних директоров и директрис школы, словно хранители историй и тайн. Кабинет был завален разнообразными столиками с изящно закрученными ножками, на которых размещались хрупкие серебряные приборы. Одни из них постоянно трещали и звякали, другие пыхтели, выпуская завитки дыма, наполняя пространство легким призраком таинственности.

За деревянным письменным столом, украшенным временем, сидел высокий, худой и очень старый человек с волосами и бородой, отливающими серебром. Его голубые глаза светились живым светом из-за очков в форме полумесяца, которые, казалось, соскальзывали с его длинного носа, искривленного, словно его ломали не раз.

Недалеко от окна стоял мужчина в черном — высоким и худощавым, словно сам вечер, укутывающий мир в свою тайну. Его бледное лицо, словно вырезанное из слоновой кости, обрамляли волосы черные, как смоль, сверкающие в полумраке. Когда он медленно обернулся к двери, его глаза стали явными — черные, как бездонные туннели, где скрывались необъятные глубины. Эти бездны интриговали своей загадочностью, вызывая одновременно любопытство и тревогу, словно в них затаилась непередаваемая история, готовая вырваться на свет. В этом мгновении, когда тишина наполнила пространство, он казался связующим звеном между двумя мирами — миром живых и миром теней, которые тихо шептали за пределами сознания. Каждая деталь в его облике, от угловатых черт лица до жестов, несла в себе богатство смыслов, приглашающих в танец всеобъемлющей мистики и неразгаданной протяженности.

— Директор, — начал было мужчина у окна, но Дамблдор прервал его.

— О, мисс Сэлинджер! — вскочил Дамблдор, увидев, как в кабинет входит молодая девушка. — Вы благополучно добрались?

— Да, — ответила за нее Минерва Макгонагалл. — Хотя путь был неблизким.

— Благодарю вас, директор, — наконец произнесла Эвер. — Я признательна за ваше приглашение.

— Как вы можете так говорить, моя дорогая? — улыбнулся Дамблдор. — Когда Минерва упомянула, что её племянница окончила «Салемский институт ведьм» с великолепными оценками, у меня не возникло и мысли о другой кандидатуре на должность преподавателя Истории магии.

— Прошу прощения, — раздался мужской голос из дверей, и все обернулись. Это был Люциус Малфой, преподаватель ЗОТИ.

— Как ты здесь оказался? — спросил Северус Снейп, прежде молчавший.

— Пришел за тобой, — ответил Люциус. — Мы собирались в Лютный переулок, не забыл?

— Да, надо зайти в лавку «Дистальная фаланга», у меня закончились рога двурога,— вспомнил зельевар.

— А что еще могут делать двое одиноких мужчин? — усмехнулся Люциус.

— Ах, я забыл вас представить! — внезапно воскликнул директор. — Это мисс Сэлинджер, наш новый учитель Истории магии.

Мужчина склонился перед ней и поцеловал руку.

— Люциус Малфой, преподаватель Защиты от темного Искусства. А это наша «Летучая мышь», «Ужас подземелья», — указав на Снейпа, сказал Люциус. — Северус Снейп, преподаватель зельеварений.

— Очень приятно, — кивнул Снейп, гневно глядя на Люциуса.

Как только дверь в кабинет директора распахнулась, зельевар, завороженный, не мог отвести взора от юной волшебницы. Она была одета с изысканным вкусом: аккуратно уложенные рыжие локоны, едва заметный макияж и улыбка, которая словно стала неотъемлемой частью её облика. Девушка выглядела моложе своих лет, больше напоминая ученицу, и в её движениях таилась лёгкая неуверенность; глаза её, ускользающие от взгляда, старательно избегали встречи. Возможно, это могло показаться простым, но за этой игривой натурой таилась женская хитрость, которой Эвер умело пользовалась по мере необходимости.

Невидимая нить притяжения связывала Северуса с этой особой. В её глазах он вдруг почувствовал желание утонуть, потерять себя в их глубине. Эта волшебница притягивала его, и, достигнув пятидесяти лет, он осознал, что порой влечение вспыхивает с первого взгляда. Когда Люциус вдруг обратился к нему, Северус на мгновение не осознал, что происходит — его мысли унесли его далеко за пределы реальности.

— Он у нас не очень разговорчив, мисс Сэлинджер, — предупредил Люциус. — Уже запугал всех до смерти.

Северус, наконец, вышел из глубин своих размышлений, стараясь отогнать внезапно нахлынувшие эмоции, о которых, казалось, уже забыл. Он прислушался к беседе Люциуса.

— Эвер, — ответила девушка с улыбкой.

— Тогда для вас я просто Люциус, — произнес преподаватель ЗОТИ с притягательной интонацией.

— О, Люциус! — возмутилась Минерва, отстраняя волшебницу от него. — Пойдем, дорогая моя, мне нужно показать тебе твой кабинет, — произнесла она, увлекая племянницу с собой.

— Доброй ночи, — крикнул директор в след уходящим.

— И кто мне объяснит, — удивился Люциус, глядя на Снейпа, покидая кабинет директора, — почему ты такой чурбан?

— Я не хотел показаться грубым, — ответил зельевар.

— Но ты это и сделал, — подтвердил Люциус. — Наконец, в наш забытый замок завезли такое сокровище, а ты даже не взглянул.

— Зато ты уже оценил нашу новую преподавательницу, — саркастично заметил Северус. — Как напыщенный павлин, расправивший свой обглоданный хвост.

— Если бы ты хотя бы попытался быть обольстительным, то мог бы и претендовать на это юное очарование.

— Нет, — отрезал зельевар. — Я жалкий и одинокий. Разницу чувствуешь?

Северус сделал плавные два шага и исчез за углом.

— Интересно, какую? — крикнул ему вслед Люциус.

— Все заткнись, Люциус, — гневно произнес профессор Снейп. — Ты вообще с водяным чертом живешь.

Зельевар, надеясь на долгожданный покой после войны, вновь столкнулся с одиночеством, что казалось ему более тяжким бременем, нежели вечная борьба за выживание. Эта идеальная ценность, превратившаяся со временем в тягость, обволакивала его, как туман. Слова Люциуса вызвали в нем глубокие размышления, и он, сам того не осознавая, пришел к горькому осознанию: вся его жизнь уходила в подземелье, где он склонился над очередным зельем.

В его мыслях заискрилась идея сменить бесцветные стеклянные сосуды на нечто более ценное и прекрасное, но его внутренние убеждения ставили стену между желанием и действительностью. С детства Северус ощущал себя непривлекательным, а с годами этот комплекс лишь окреп. Несмотря на все разговоры о нем после войны, страх девушек не оставлял. Единственным вестником любви остались письма поклонниц, заваливших его подарками, пропитанными любовным зельем.

Среди всей своей жизни он хранит лишь одну любовь, которая с годами трансформировалась в чувство вины. Любовь к Лили Эванс, ставшей женой Джеймса Поттера, оставила лишь горечь и призрачное послевкусие. В первый раз он, обладая холодной выдержкой, жаждал эмоций, наполненных смыслом, стремясь к тому, чтобы быть любимым, нужным и единственным.

И теперь, когда он оказался в тишине своей лаборатории, хрустальные стенки пузырьков, разрывающихся под его руками, напоминали о том, что параллельно с его зельями распускаются и сны. Сны о том, как однажды он может стать кем-то другим — не зельеваром, а человеком, которому доверяют, который может любить и быть любимым. Но тень Лили всегда была с ним, окрашивая каждое новое сочетание трав в оттенок утраты. Она была его солнечным светом, а он — лишь тёмной тенью.

Вопреки своим хотелкам, он продолжал находить утешение в уединении. Философия о том, что "всё будет хорошо", теряла свою силу, и каждый новый эксперимент превращался в эхо воспоминаний о её смехе, её взгляде, её теплоте. Он понимал, что слишком поздно вернуться к тем светлым дням, когда она ещё была рядом, но сожаление не оставляло его.

Он осознал, что его любовь к ней стала источником его силы и слабости. Жгучее желание искупления пронзало его существование и требовало действия. Время от времени он задумывался: возможно, стоит оставить зелья и посвятить себя другому пути, чтобы наконец поймать тот ускользающий момент счастья, который обгонял его на каждом шагу. Но снова возникал страх — быть отвергнутым, снова остаться в одиночестве.

* * *

Наследующий день, когда Северус и Люциус направлялись в сторону Большого зала, Северус, преисполненный изученной смелостью, осведомился у своего друга: Как насчет того, чтобы пригласить мисс Сэлинджер в трактир «Кабанья голова»?

— В «Кабанью голову»? — переспросил Люциус с легким удивлением.

— Именно так, — подтвердил зельевар, уверенный в своем предложении.

— На первое свидание, — продолжил с недоумением Люциус. — Позволь спросить, у тебя вообще были свидания?

Вопрос его прозвучал почти с искренним беспокойством, ведь в музыке их дружбы нота романтики звучала весьма редко. Слова лились в воздухе, как легкий ветерок, внося свежесть в разговор, пока два друга размышляли о неизведанных дорогах человеческих чувств и неведомых наклонностях, что могут ожидать их в будущем. Каждый из них понимал, что чувства — это тернистый путь, но не менее интересный.

Не успел Северус ответить, как прозвенел звонок, и дверь неподалеку распахнулась, выпуская учеников Слизерина. Однако, заметив своего декана, они неожиданно замерли в молчании. В это время Эвер, завершив свой первый день, собрала фолианты и вышла из кабинета. В ее руках были книги, и она чуть не наткнулась на окаменевших учеников. Попытавшись удержать тяжёлые тома, она почувствовала, как они одна за другой срываются и падают на каменный пол.

Преподаватель зелья мгновенно подоспел к ней на помощь, ловко собирая разбросанные книги.

— А ну-ка, все разошлись! — скомандовал Люциус, вытягивая студентов из их оцепенения и ведя их вглубь коридора, прочь от молодого преподавателя, склонившегося над книгами.

— Мне понравились ваши детки, вы декан Слизерина? — прокомментировала Эвер, благодарно глядя на Северуса.

— Да, они милые, особенно, когда мелят языком постоянно, — ответил он, склоняясь над книгами.

— Спасибо за помощь, — улыбнулась она, и, легко схватив книги, поспешила к библиотеке. И только стоило ей свернуть за угол, как зельевар решился произнести: Может, сходим куда…

Но в тот же миг девушка исчезла из виду. За ней появился Люциус: О, это было жалкое зрелище!

— Да что ты? — с сарказмом произнес Северус, пролетев мимо Люциуса и исчезнув в темных коридорах.

Люциус недоуменно посмотрел в сторону, куда исчез его друг. "Он действительно собирается пригласить ее на свидание?" — мелькнула мысль в его голове, и с этим вопросом он направился на свой урок.

Тем временем Северус, оказавшись в уединении, пытался разгадать собственные чувства к Эвер. Её улыбка, прелесть и неожиданная благодарность заставили его сердце биться быстрее, а мысли заплетаться в клубки. "Пригласить её…" — снова пронеслось в его голове. Это желание увеличивалось с каждой секундой, но стеснение и страх неудачи сковывали его.

Смеркалось.

Одинокий зельевар, укрывшись в тенях своего кабинета, размеренно потягивал огневиски.

Прошло двенадцать лет с окончанием войны — времени, когда память о страхе и предательстве начала тускнеть. Но, возможно, именно эта тишина и была недостающим элементом для двойного агента. Северус привык к тому, что опасность поджидала его за каждым углом. Вечно рассчитывая на два шага вперед, он оставался неизменно скрытным и осторожным. Изменилось многое вокруг, но не он.

Люциус, арестованный и заключённый в Азкабан, вновь обрел свободу и занял пост в Хогвартсе. Первоначальное осуждение решимости многих теперь смягчилось: спустя почти три года, Люциус смог смыть позор со своего имени.

Северус, оказавшийся в нужный момент рядом с Поттером, сыграл ключевую роль в его победе над Темным Лордом, спася множество жизней. Благодаря своему выдающемуся уму он сумел спасти Альбуса Дамблдора, оказавшись в нужном месте в самый критический час. Сам он, словно призрак, ушел от смерти, что неотступно следовала за ним по пятам. Зельевар много повидал и пережил; жизни его после войны не хватало лишь тишины и мирного течения.

Но одно его терзало: как, дожив до зрелых лет, он не смог обрести спутницу жизни и потомство. Его жилье, унаследованное от отца, едва ли можно было назвать уютным, а единственным его достоянием была награда — Орден Мерлина второй степени за участие в Битве за Хогвартс. Хотя гордость за нее давно угасла, и Северус едва помнил, где она пылилась.

Гарри Поттер, сын Лили, уже обрел счастье с Джинни Уизли, родившей ему троих наследников, одного из которых назвали в честь самого зельевара. Северус жил в своем коконе, не впуская никого: не потому, что не хотел, а потому что утратил веру в те светлые чувства, которые когда-то наполняли его сердце. Его прославленная непоколебимость день за днем молила о пощаде. И хотя он мог бы поддаться этому призыву, рядом не было той, кто смог бы поразить его сердце.

С погружением в собственный мир зельевара, Северус наконец осознал, что ему недостает этих женских прелестей. Дружба с Люциусом неизменно отражалась на нем. С каждым днем он все больше убеждался в правоте мужских суждений своего друга. Его мужское нутро хваталось в изнеможении: раньше он мог обойтись без этого чувства или найти кратковременное утешение, но сейчас он жаждал любви и отвечающей привязанности.

Появление в Хогвартсе юной преподавательницы Эвер Сэлинджер произвело глубокое воздействие на Северуса. Он стал замечать, как страстно ищет возможности столкнуться с ней в коридорах или в Большом зале. Часто его взор задерживался на девушке, и мысль о ней не отпускала его, наоборот, становилась все более навязчивой. Эта юная волшебница пробудила в нем чувства, которых он так упрямо боялся, но и искал всю свою жизнь.

Северус вдруг осознал, что её притяжение начинает окутывать его. Ему нравилось быть рядом с ней. Он был поражён её изяществом и воспитанностью. Она пленяла его, и не только его. Люциус, которого освободили после заключения, находился в постоянном поиске новых увлечений, охотясь на всех женщин Хогвартса. Его жена Нарцисса не вынесла унижения и развелась с ним, пока он находился в Азкабане. Его верный друг, жаждущий новых страстей, не оставлял без внимания ни одну юбку. Однако, неуверенность одолела Северуса, и он попытался утопить эти чувства в крепком спиртном.

— И куда катится этот мир? — возмущённо воскликнул Люциус, хлопнув дверью. — Три галеона за то, чтобы свести помаду с замшевых штанов.

Зельевар безмолвно налил себе порцию виски и, не обращая внимания на друга, одним духом опустошил стакан.

— Эй, ты что творишь, Северус? — забрал у него стакан, спросил Люциус.

— Ужинаю я, — прохрипел профессор Снейп, преждевременно видя смысл своих действий.

— Это не ужин, — заметил Люциус, схватив полупустую бутылку огневиски. — Это скорее самоубийство через зловещую уединенность.

— Верни немедленно, Люциус! — воскликнул уже немного опьяневший зельевар, пытаясь вернуть бутылку.

— Я не позволю тебе сорваться, — предостерег Люциус.

— Подумаешь, пару стаканов, — фыркнул Северус.

— Что ж, ты собираешься пригласить Эвер? — спросил, будто мимоходом, Люциус.

— Нет, — отрезал профессор Снейп.

— Ни одна женщина в этом мире, увидев твое лицо, не отважится обнажиться перед таким чудилой, как ты.

— Да пошел ты, — произнес Северус, сдернув бутылку огневиски из рук Люциуса.

— Иди проспись, — холодно ответил тот, шагнув к выходу, с бутылкой в объятиях.

* * *

Молодая преподавательница по Истории магии с лёгкостью обрела своё место в Хогвартсе. Её не смущали ни неугомонные дети с бесконечными расспросами, ни собрания в учительской, ни обязанности дежурства. Эвер сразу же подружилась с Невиллом Долгопупсом, преподавателем травологии, и Гермионой Грейнджер, преподавательницей древних рун.

Несмотря на шестилетнюю разницу в возрасте, они обнаружили общие интересы и часто до поздней ночи засиживались в учительской или в библиотеке, окружённые множеством книг. Атмосфера в школе была новой и вдохновляющей для Эвер, ведь её окружение изменилось, и все преподаватели Хогвартса радостно приняли её в свои ряды.

Мисс Сэлинджер не смущала настойчивость Люциуса, который пытался её обольстить; напротив, это лишь раззадоривало её, и она играла с ним, как кошка с мышкой. Северус Снейп, напротив, вызывал у неё симпатию. Иногда они обсуждали предметы, и, хотя он оставался сдержанным, Эвер находила успокоение рядом с этим холодным мужчиной, считая его крайне привлекательным, несмотря на разницу в возрасте. Их связь была чем-то большим, чем простая коллегиальность, но и не дружбой.

Прогуливаясь по оживленным коридорам школы, Эвер внезапно натолкнулась на декана Слизерина. В этот миг время словно остановилось, а каждая деталь вокруг приобрела особую значимость: тихий шёпот студентов, отголоски шагов, окрашенные светом высоких окон. Взгляд декана, пронизанный мудростью и загадочностью, встретил её сдержанную уверенность. В его мыслях пронеслись тайны магии и истории, хранящиеся в стенах этой древней школы. Девушка, внезапно охваченная волнением, осознала, насколько важно это мгновение. Их встреча обещала открыть новые горизонты, вплетая в ткань её судьбы нити, которыми была пронизана сама суть Слизерина. Она почувствовала, как энергия вокруг них закипает, подталкивая к диалогу, который мог изменить всё. В этот момент мир вокруг растворился, оставив лишь их двоих — искусного декана и решительную преподавательницу, готовую окунуться в бескрайние глубины знаний и тайн, которые она только начинала понимать.

— О, простите, я вас не заметила, — виновато произнесла она.

— Я становлюсь невидимым, — саркастично отозвался Северус Снейп.

— У вас все хорошо? — поинтересовалась девушка.

— Да, — кратко ответил он. — Вы не откажетесь встретиться со мной на днях?

— Что? — удивилась Эвер его неожиданному предложению. — Вы меня на свидание приглашаете?

— Совершенно верно, мисс, — подтвердил зельевар с легким намеком на смех.

— Другого подходящего момента вы, видать, не нашли, — уточнила она.— Вы предпочли мне это сказать, только когда я врезалась в вас.

— Я понимаю, что это не самый подходящий момент. Я бы хотел, чтобы прозвучали слова о том, что вы — удивительная девушка с множеством великолепных качеств, которые я признаю привлекательными.

— Что ж, — слегка ошарашенно произнесла преподавательница Истории магии. — Очень мило.

— Так да? Или нет? — переспросил профессор зельеварения.

— Я с удовольствием встречусь с вами, мистер Снейп, — ответила Эвер.