Галатея открывает глаза (гет)

* * *

— Меня учили почтительно склоняться и говорить тебе только «милорд».

— Правильно учили, — он взял её подбородок двумя руками и поднял лицо кверху, словно желая рассмотреть получше. Что ж. Так ведь оно и было: ему действительно было любопытно, какой она стала за эти годы.

Чувственный рот и широко распахнутые янтарные глаза, тонкая сетка жёлтых нитей, разбегающихся от зрачка. Совершенно ведьминские глаза, в которых к тому же читался лёгкий вызов. Наверное, он действительно скучал. По её язвительным комментариям, по звонкому смеху, даже по детским наивным рассуждениям.

Без ее голоса в его голове было даже как-то пусто. Пустовало место и в его душе. С ее воскрешением из него самого будто бы вырвали кусок.

— В меня это вбивали режущими заклинаниями — о, мадам Лестрейндж не взлюбила меня с самого первого взгляда. Но я не знаю, стоит ли?

— Что стоит? — он не уследил за ее мыслью, рассматривая красиво завитые локоны и кружево, облегающее тонкие руки и прикрывающее достаточно целомудренное декольте.

— Мне бы хотелось продолжить называть тебя «Том», — со смешком пояснила Джиневра, подаваясь вперед и окутывая его облаком своих сладковатых духов. — «Милорд» — это слишком большая дистанция. А я устала от дистанций, Том.

* * *

— Немного жертвенности во имя любви. Это ведь так по-человечески понятно: отдать жизнь, чтобы любимый жил.

Он провел ладонью по округлой щеке, испытывая что-то вроде запоздалой нежности. Теперь, когда досадливых криков больше не было, это выходило легче.

Тайная Комната Салазара Слизерина — место его триумфа, место, связанное с его предками, вновь гостеприимно распахнуло для Тома свои объятия, полные едва слышимых шорохов, голосов и шума воды.

С каждым новым — уже почти настоящим — вздохом к нему возвращались жизнь, и сила, и... память. Магия вновь струилась по жилам, обжигающим бурлящим потоком, а память тяжелым бременем ложилась на плечи Тома, облекая его в броню из прожитых лет и разочарований, из полученных знаний и загубленных жизней, вновь делая его тем, кем он всегда хотел быть и стал — лордом Волдемортом.

Все еще шумели в его ушах волны Адриатического моря, на берегах которого он в одиночестве коротал десять лет и в котором красной воспаленной язвой тонуло албанское солнце, в моменте предвосхищения великого таинства — его полного и окончательного возрождения.

Волдеморт ступал нетерпеливо. Ждал. Но минуты утекали одна за другой, как жизнь из тела Джинни Уизли, труп начал коченеть, а Гарри Поттер так и не появился.

Жаль.

Волдеморту бы хотелось завершить это дело здесь и сейчас.

* * *

Руки Джиневры плавно коснулись его груди. От легких ее прикосновений что-то внутри больно сжалось, и Волдеморту захотелось непременно оттолкнуть ее, а лучше — вернуть назад в Лестрейндж-мэнор и не видеть ещё с десяток лет.

— Так ты думаешь, в моих планах вновь приблизить тебя? Как тогда, когда ты, как назойливый паразит, сидела в моей голове? Да с чего ты это взяла вообще?

— А разве нет? — Она изогнула тонкую бровь, давая понять, что ему её не одурачить. — Зачем тогда держал меня взаперти столько лет? Почему просто не отпустил? Родители были бы счастливы узнать, что я жива, ты обо мне бы больше и не услышал.

Такое предположение в устах Джиневры звучало, почти как кощунство, и резануло, словно по-живому. Странно, он думал, с годами его отпустит. Волшебная палочка в руке задрожала от едва сдерживаемого гнева.

— Это невозможно. Ты ведь понимаешь.

— Слишком хорошо и слишком много знаю о тебе, верно? Видела все твои гнилые внутренности своими глазами.

— Звучит не слишком аппетитно.

Волдеморт раздраженно отстранил Джинни от себя и вернулся к столу. Чтобы как-то занять руки, плеснул в бокал виски.

— Ты удалил меня от себя! — в голосе Джиневры зазвенела обида. Волдеморт усмехнулся.

— Разве я похож на няньку?

— Я сходила с ума от неизвестности! Ты мог бы хоть иногда давать о себе знать!

— Писать тебе, еще скажи, как влюбленный мальчишка. Что за глупость!

— Семь лет, Том! Ты бросил меня заботам Беллы на семь долгих лет! — она яростно всплеснула руками.

— Семь — красивая дата. — Волдеморт насмешливо изогнул бровь. — И посмотри, какой ты стала! — Он кивнул на большое потемневшее зеркало над каминной полкой, в котором отражалась цветущая женственная фигура.

* * *

Поттера завалило камнями в обрушившемся холле по пути в Тайную Комнату. Сказать, что Волдеморт был разочарован — ничего не сказать. Он столько месяцев предвкушал свой триумф. Жаждал, как расквитается с мальчишкой за годы унижений, как лично увидит, что огонь меркнет в его глазах.

Ему было даже немного жаль, что и Джинни пришлось умереть. Когда Поттер нашел выброшенный Уизли дневник — это была невероятная удача, счастливое стечение обстоятельств. Смерть врага, положенная в основу его воскрешения — что могло быть лучше и символичнее? Но глупая девчонка порушила его планы, отыграв всё назад. И закономерно поплатилась за это.

«В чёрном-чёрном городе стоит чёрный-чёрный дом, а в этом чёрном-чёрном доме живет чёрный-чёрный человек. Как тебя угораздило, Том, ты ведь был такой славный?»

— Кто здесь?

* * *

— Так почему бы тебе просто не убить меня, если ты так боишься, что я растреплю всем твои секреты и слабые места? Я больше не могу так, Том!

Без тени страха Джиневра вновь оказалась перед ним. Ее движения были плавными и уверенными, а походка — завораживающе-волнующей. Несколько даже хищной. Невольно Волдеморт почувствовал прилив желания.

— Зачем мне убивать тебя? Я ведь тебя воскресил, — он поднял руку и зарылся в огненные упругие локоны. Намотал один на палец и снова отпустил. Высокие скулы, покрытые светлой, даже какой-то прозрачной кожей и светлым пушком. Она не сводила с него ярко подведенных глаз, на мгновение потянувшись за его рукой, словно кошка, жаждущая ласки.

— Так что же мне теперь величать тебя «Богом»? Но Бог мертв, ты разве не слышал? Так, может, стоит убить и тебя?

Неуловимым движением она выудила откуда-то кинжал и попыталась пронзить им живот Волдеморта. Но он успел схватить ее руки, сжимающие рукоятку. В янтарных глазах плескалась ярость и незамутненная ненависть. Волдеморт не сомневался, что, разожми он сейчас ладони, Джинни убьет его.

Черные наряды с декольте, кинжалы и бешенство — вероятно, Джиневра усвоила от Беллатрикс даже больше, чем сама того хотела. Да и такое долгое соседство с ним явно не прошло для неё впустую.

Волдеморт улыбнулся — именно такой он и хотел видеть Джиневру. Тигрицей, послушной его воле, а для других — яростной и недоступной. Опасной и прекрасной.

Возбуждение стало почти неконтролируемым.

* * *

«На что ты надеялся, Том? На то, что они будут плакать и страдать по тебе, мечтая о твоем воскрешении?»

Голос Джинни жужжал в ушах монотонным гулом. Он мечтал от неё избавиться, но ни один ритуал экзорцизма не помогал низвергнуть её назад в тот ад, из которого Джинни, безусловно, явилась по его душу. Волдеморт ходил от одной семейной библиотеки к другой и нигде не мог отыскать ответов на свои вопросы. Пальцы пачкало мелом от изгоняющих пентаграмм, а душу — чужими унынием, гневом и болью.

Ее страдания теперь были и его страданиями тоже. И это было невыносимо.

Он не ответил. Волдеморту было неприятно это признавать, но Джинни была права — ему и правда виделось всё именно так. Он надеялся, нет, даже был уверен, что значил для Пожирателей смерти чуть больше, чем пустой звук. Но то, что всем было плевать, что все открестились от него всеми правдами и неправдами, било по его самолюбию, как молоток по стеклу.

— Круцио!

Эйвери упал и задергался в конвульсиях. Стало легче, но ненамного.

«Ты правда думал, что они заменят тебе семью? Что будут твоими потом и кровью? Что вы будете единым целым? Организмом, нацеленным на твои цели? Ты ошибался».

Он с трудом сдержался, чтобы не начать палить пыточным проклятием направо и налево. Это всё равно не избавило бы его от разочарования и зудящего голоса в голове.

* * *

— Ненавижу тебя! — прошептала Джиневра, пытаясь сдуть со лба упавший локон. Глаза её полыхали гневом.

— Я тебя тоже! — с чувством ответил Волдеморт, вкладывая в эти слова всё то отчаяние, что поселилось у него в мыслях и, что самое страшное, в сердце, когда он понял, что от Джинни ему не избавиться.

Он подался вперёд, не отпуская рук. Кончик кинжала прорвал ткань мантии и вспорол кожу живота, входя в мягкую плоть. Волдеморт поморщился. Поняв, что причиняет ему боль, Джиневра тут же разжала руки. Кинжал выпал из раны и, стукнувшись о крышку стола, на который Волдеморт опирался, упал на пол кабинета. Схватив девушку за узкие плечи, он поменял их местами, стеной возвышаясь над ней. Теперь Джиневра была зажата между ним и отполированной крышкой стола. Такая изящная, такая разгоряченная.

Желанная.

* * *

Они покорились ему, у них не было другого выбора. Избранный был мёртв, и больше ничего не удерживало магическую Британию от падения прямо в его руки. Конечно, оставался ещё Альбус Дамблдор, затаившийся и незримый, словно паук, плетущий свою новую паутину. Но лёгкая победа пьянила Волдеморта, и о бывшем учителе думать не хотелось… Мысли о Дамблдоре получалось откинуть, в отличие от маленькой призрачной проблемы, о которой он не хотел, а все-таки думал и днем, и ночью.

Оставшись один, Волдеморт проводил холодными длинными пальцами по поверхности зеркал, пытаясь найти в привычных своих синих глазах, время от времени заволакивающихся красной пеленой, тень чужого присутствия. Одержимости. Но ничего не находил.

«В тебе нуждалась только я, Том, но и это теперь в прошлом. Ты предпочел убить меня».

Волдеморт не стал говорить Джинни, что у него не было другого выхода. Она ведь и сама это знала. Но едва ли это оправдывало его в глазах призрачной мучительницы.

— Как это возможно?

«Я — это ты, Том, а ты — это я. Такой вот симбиоз. Я отдала тебе свою жизнь, и силу, и даже душу. Моя любовь оживила тебя. И ты поглотил меня всю без остатка. Так бывает, когда сильно любишь кого-то. Я внутри тебя, как цикада, угодившая в смолу на заре времён, как пальцы, сжавшиеся на бьющемся горячем сердце. И тебе от меня не избавиться. Никогда».

* * *

— Никогда... — Он провел языком по её губам, вопросительно приоткрытым, выписывая знак бесконечности.

— Что никогда, Том? — спросила Джинни едва слышимым полушепотом, отдающимся нарастающим гулом внутри живота. Медовое её дыхание жгло его кожу, как раскаленное железо.

— Никогда я тебя не отпущу. Ты моя.

Она жадно подалась вперёд. Припадая к его губам, словно к источнику. Громко и протяжно вздохнула так, что кровь разгорячено заструилась у него по жилам. Забурлила и устремилась к паху. Но Волдеморт оставался неподвижным. Позволял ей целовать себя — неумело, но жадно, прося ответа. И только когда Джиневра в недоумении отстранилась от него, он схватил её лицо обеими ладонями, протягивая к себе и с силой впиваясь в губы. Такая ощутимая дрожь прошла по её телу. Член дёрнулся вперёд, набухая, и больно уперся в ткань брюк. Бездумно, не рассчитывая сил, до боли Волдеморт вдавливал Джиневру вперёд, в крышку стола, а затем мгновенным рывком усадил её сверху, оказываясь между двух бесстыдно разведенных ног, словно зовущих приникнуть ещё ближе.

Такая податливая.

Краснота застилала его взор, когда руки лихорадочно бродили по её телу, по мягким полукружиям пышной груди, поднятой чашечками лифчика, по рельефу ткани платья, нащупывая резинку от трусиков.

Он на секунду отстранился от Джинни и нетерпеливо стал тянуть подол длинного мешающего платья. Послышался тихий треск.

— Осторожно, это ведь Твилфитт и Таттинг. Мне второго такого никто не купит.

— Может, и купит, если не будешь говорить глупостей, — ответил Волдеморт, припадая к изогнутой женской шее.

* * *

«Помоги мне, помоги… помо…ги…»

Шёпот, хрип, плач. Волдеморт чувствовал, как горячая птица билась у него в груди. Трепетала нежными сневоленными крыльями и жаждала свободы. Птицу можно было выпустить, только разрезав грудь очень острым ножом.

Волдеморт разделил свою душу на шесть частей. И никак не мог решиться создать последний, сакральный седьмой крестраж. Однако ему всё равно пришлось сделать это снова — разбить душу, отделить себя, разорвать болезненный симбиоз. Отрезать от своей души — её, Джинни Уизли.

В Тайной Комнате ничего не изменилось с момента его возрождения. Все также была она полна таинственных шорохов, словно тысячью голосов. Пустовало обиталище василиска, который теперь обживал подвалы его мэнора. Были ли местные шорохи голосами его предков, призраками, или галлюцинации — Волдеморт не задумывался. Эхо разносило скрипящий звук его шагов, когда он приближался к месту последнего пристанища Джинни Уизли — красивому саркофагу из чёрного мрамора.

— Если кто-то и способен на это, то лишь я, — сказал он, и слова разнеслись высокими сводами Тайной Комнаты.

Голос в голове поражено затих, боясь верить в свою удачу. Или неудачу — как посмотреть.

Ровна такая же, как и в день своей не-смерти, застывшая во времени, словно камень, Джинни лежала под крышкой, сохраненная от тления магией Волдеморта. Под Чёрным озером и древним замком. Никто до сих пор не удостаивался чести быть похороненным в убежище, созданном самим Салазаром Слизерином.

Но Волдеморт был благодарен ей за всё.

И не думал, что так скоро возненавидит. Ведь, как выяснилось, в саркофаге покоилось только лишь тело. А душа — неотступно терзала его.

Волдеморт поднял палочку, уже предчувствуя ту невыносимую боль, которая всегда сопровождала различение души.

Многократно усиленный, разнесся по Тайной Комнате крик боли, как от тысячи раскаленных иголок, будто пронзивших его тело. Магическая волна прокатилась от стены до стены, минуя десятки метров, а потом вернулась обратно, сосредотачиваясь в одной маленькой девочке.

Лорд Волдеморт всегда мечтал повелевать жизнью и смертью, быть выше мирских законов. Быть всемогущим.

Джинни Уизли вновь открыла глаза, возрожденная его магией, ознаменовав тем вершину его магической мощи. Грудь сдавило от восторга. Именно он стал тем, кто окончательно победил смерть — её истинным повелителем.

— Пора вставать, Джиневра.

Лорд Волдеморт подал ей руку, помогая подняться после многолетнего сна.

* * *

Влажное дыхание Джинни мазало Волдеморта где-то в области шеи, когда, забывшись в бешеном ритме, они притянули друг друга так близко, что затрещали кости. Из его груди вырывалось что-то наподобие рыка. Ему было как будто бы мало того, что в этот момент они практически растворились друг в друге. Мало её обнаженной кожи, усыпанной крапинками рассыпавшейся золотой пыли. Ему хотелось ещё больше контакта, ещё больше близости и родства. Как раньше. Душа к душе.

— Я… люблю тебя… — то ли выдохнула, то ли прохныкала Джинни ему на ухо задыхающимся голосом.

— Прекрати! — он отпрянул, на миг выныривая в реальность.

— Прости, прости меня, больше не буду… — она притянула его обратно, плотно обвиваясь вокруг мокрыми руками, как змея.

Волдеморт вновь ощутил это невероятно болезненное чувство. Уязвимость. Джиневра и в самом деле будто видела его насквозь, до костей и его пропитанных чернотой внутренностей. Самая большая уязвимость Волдеморта, отколовшийся кусок его возродившейся души, его Галатея, в которую его магия вдохнула жизнь. Его лучшее творение.

Он прижался лбом к её лбу, чувствуя, как соленые капли пота срываются с его лица вниз.

Такая узкая, девственная, мокрая. Только его.

С протяжным, сорвавшимся с губ стоном он вышел из неё, изливаясь на бедро. Натянутые до предела струны внутри зазвенели разом и ослабли. Стало легче.

Неловко Джинни спрыгнула со стола. Её молочно-белая кожа была вся покрыта красными пятнами от хаотичных прикосновений. Не смотря на Волдеморта, натянула платье.

— Было приятно… — слабо протянула она, очевидно, не зная, что ещё сказать. — Не так, как я представляла, но…

Он запахнул на себе полы мантии, сев на небольшой кабинетный диван, хлопнул по месту рядом с собой и небрежно кинул:

— А как ты представляла, Джиневра?

— Ну… я… — она села на край. И слегка покраснела, заправляя за ухо одну из растрепавшихся прядей волос. — Я думала, это будет где-то в большой красивой спальне, на шёлковых простынях…

Волдеморт хмыкнул, откидываясь на спинку дивана. Лениво следил за девушкой из-под опущенных век.

— А с кем?..

— Что, с кем? — она ещё больше покраснела, разворачиваясь к нему корпусом.

— Представляла свой первый раз?.. — насмешливо поправил он.

— С… ни с кем конкретным. Это должен был быть кто-то, кто добр ко мне…

— Вот как?.. — он проговорил это больше из формальной вежливости. Он знал, что она врёт. Видел все её мысли, как на ладони. Просто не захотела демонстрировать, насколько глубоко он забрался к ней под кожу. Что ж, он её понимал. Чертова уязвимость.

— Хорошо, уговорила, — равнодушно кинул он, вставая с дивана. — Твоим дальнейшим обучением займусь я лично. Твои вещи доставят сюда сегодня же вечером. Можешь выбрать понравившуюся спальню, — с этими словами Волдеморт махнул волшебной палочкой, распахивая дверь кабинета, показывая, что аудиенция окончена.

Хмыкнув, Джинни легко поднялась и, безуспешно скрывая улыбку, кивнула. А затем, легко ступая, вышла из кабинета, притворив дверь, вновь обосновываясь в жизни Волдеморта.