Шесть сцен из жизни пани Стефании Бурштын-Лукашевич (гет)

Третий раздел Речи Посполитой

На лице Михала застыла бледность. Стефания крепко держала его за руку.

Она стояла чуть впереди, то и дело сталкиваясь с больным взглядом Ториса, и ненавидела. Ненавидела насмешливых Байльшмидта и Шпрее, довольных Московского и Вин, как будто непричастного Эдельштайна, мнимо дружелюбного Брагинского.

Речь Посполитую растащили на клочки. И все они, бесчисленные города и земли, расставались на века, потому что знали наверняка — им не позволят видеться даже мельком.

Стефания стояла, выпрямив спину. Старый Лех, воплощение Гнезно, научил ее скакать на коне, драться на саблях, всегда держать слово, всегда помнить о чести и долге. Но главное — в любом горе не сметь показывать своей слабости.

Пан Войцех, душа Кракова, учил ее танцевать, а дамы при королевском дворе — кокетничать. Но главное — чем большую боль ты испытываешь, тем прямей должна быть твоя спина, тем равнодушней должно быть твое лицо.

Заветы своих наставников Стефания блюла свято. Вот и сейчас, когда ничего не осталось от ее родины, когда так слаб Михал, когда ей хочется одновременно зарыдать горько-горько и кинуться с саблей на тех, кто погубил ее страну, спина ее пряма, а на лице — равнодушие, смешанное с презрением.

Шпрее приблизился к ней. Стефания вскинула голову еще выше.

— Что вам угодно?

— Я бы хотел сообщить вам, что воплощению бывшей Польши и вам, мадам, дается три дня, чтобы проститься, с кем захотите, собрать вещи, взять слуг и выехать в Берлин. Герр Лукашевич. Вы можете отправиться в Вену.

"Лишить и этой малости..," — с болью подумала Стефания и заставила себя выпрямиться еще сильнее.

— Южная Пруссия, — издевательски поклонился ей Шпрее.

— Нет, — возразила Стефания. — Корона Польская!

Вот только... Шпрее хмыкнул ей в лицо.

Михал, опершийся о руку своей бывшей столицы, и Стефания, удерживающая от падения свою бывшую страну, вышли на улицу.

— Пойдем, Михал, — тихо сказала Стефания. — Тебе нужно проветриться. А потом — спать.

— Да, — сумрачно ответствовал он. — И не просыпаться.

— Что ты говоришь, Михалек? — прошептала она.

— Молчи, Стефка. Я отлично понимаю, что недолго мне осталось. Земель моих нет больше. Я... я... меня больше не существует, Стефка! Я — призрак!

И Михал расхохотался. Стефания испугалась его горького, полубезумного смеха.

— Ты существуешь. Ты существуешь, Михал! Пока твой народ знает о тебе и верит в твое возрождение. Пока мы все верим, что это ненадолго. Я, пан Войцех, старый Лех, Марыся. Все мы, Михал. Ты жив, пока мы верим. Пока знаем, что ты — страна.

Глаза Михала загорелись. Он крепко обнял Стефанию и наконец, впервые за эти годы, по-настоящему улыбнулся.

— Стефка. Я знаю, что сейчас не время и не место, да и надо бы, конечно, спросить старого Леха, но я прошу тебя стать моей... стать моей супругой. Перед Богом и людьми. Потому, что ты — моя столица. Середина моих земель. И пусть нет их сейчас у меня, но мы оба знаем, что они вернутся.

Стефания улыбнулась.

— Старому Леху скажем после. Я же... я согласна стать твоей женой. Но теперь нам нужно найти ксендза, согласного обвенчать тайно и не откладывая.

Михал ухмыльнулся.

— Ксендз найдется.

Ксендз действительно нашелся, так что в Берлин Стефания отправлялась не панной Бурштынувной, но пани Бурштын-Лукашевич. Михал ехал вместе с ней, настояв-таки на том, что не должен оставлять жену.

Старый Лех, когда Михал и Стефания пришли к нему и рассказали обо всем, лишь слегка пожурил их, но в целом был доволен. Что же касается Байльшмидта, то и он вскоре узнал об этом браке и долго бушевал, но Михалу и Стефании было уже глубоко все равно.

11 мая 1810 года

Стефания сидела в своей комнате, держа в руках книгу, в которой не могла заставить себя прочесть хотя бы полстрочки. Смутное чувство поселилось в ее душе три дня тому назад.

"Скорей бы уже вернулся Михал," — подумала Стефания устало.

В дверь постучали. Стефания глубоко вздохнула, выпрямила спину и приняла величественно-невозмутимый вид. Никто не должен знать, что она чувствует. Даже слуги. Особенно слуги.

— Прошу.

В комнату проскользнула ее новая служанка Берта. Мысленно Стефания называла ее только так. Светловолосая Берта была понятлива и услужлива, но разве могла она сравниться вот уже пятнадцать лет как покойной пани Эльжбетой, такой доброй и смешливой? Возможно, дело было лишь в том, что Берта была австрийкой.

— Говори. Я слушаю, — сказала Стефания.

Берта торопливо сделала реверанс. Она побаивалась эту польку, которой на вид было не более двадцати. Эта полька держала себя с достоинством вдовствующей королевы, не подпускала Берту дальше порога, а в глазах ее светилось что-то, обычно замечаемое у древних старух.

— Я слушаю тебя, Берта, — повторила Стефания.

— Госпожа Тереза просили узнать, будете вы сегодня в гостиной или же нет? — протараторила на одном дыхании Берта. Стефания растянула губы в улыбке.

— Передай... передай госпоже Терезе, что я буду.

Берта снова сделала реверанс и поспешила выйти из комнаты. Стефания же принялась одеваться.

Терезу она ненавидела за то, что платой за спасение от турок стали разделы.

Но не явиться значило показать слабость. Поэтому Стефания облачилась в свой уже привычный наряд и спустилась вниз.

— Фроляйн Бурштын⁽¹⁾, — поприветствовала Стефанию Тереза.

— Фрау Шпрее.

— Вы составите нам компанию? — спросила Тереза, указав рукой на карточный стол.

— Разумеется, — согласилась Стефания.

Она проиграла три раза подряд. В голубых глазах воплощения Вены светилась насмешка.

— Как же так, Штеффи? — спросила она. — Еще немного, и я подумаю, что вы поддаетесь.

— Дорогая Тереза! — заговорила Стефания. Другие дамы за столом примолкли. — Вероятно, вы не замечаете некоторых вещей. Primo: не существует никакой Штеффи, есть лишь пани Бурштын-Лукашевич. Secundo: я никому в своей жизни не поддавалась. Я никогда и никому не поддамся, ибо поддаться значит для меня лишь одно — бесчестье.

Она поднялась, готовая сказать еще много злых, несдержанных слов, но в эту минуту в гостиную вошел Михал.

— Дамы, — произнес он. — Стефания, если позволите, мне нужно сказать вам несколько слов.

Они отошли к окну.

— Как хорошо, что ты здесь, — тихо сказала Стефания. — Самообладание изменило мне сегодня.

Михал ободряюще пожал ее руку.

— Рассказывай. Какие новости?

— Это мальчик. Он родился неделю назад. Несколько дней назад его окрестили и дали три имени: Флориан, Александр и Юзеф.⁽²⁾

Стефания лишь молча наклонила голову.

1) Вена, как и остальные города, в курсе, что Варшава вышла замуж, но делает вид, что не помнит об этом

Вернуться к тексту

2) Александр Колонна-Валевский родился 4 мая 1810 года.

Вернуться к тексту